Текст книги "Игрушка Белоглазого Чу"
Автор книги: Глеб Васильев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)
– Это все бабочка… – потерянно озираясь, бормотал Илья, закрывая срам руками. Зверь, не надолго поселившийся в нем, выплеснулся вместе с липкой струей, и теперь казалось, что Пузднецов не вполне понимает, кто он такой и где находится.
– Бьедный мальиш, – отдышавшись, улыбнулась Жене и ласково потрепала одинокую жировую складку на животе Пузднецова. – Мы тебья поставьим на ногьи.
Поборов вялое сопротивление, девушка скинула руки Ильи с его паха. Почувствовав, как черный шелк волос щекочет впалую грудь и дряблый живот Пузднецова, а горячее дыхание росой оседает на тестикулах, зверь снова встал в стойку. Даже не встал, а, скорее, вскочил – так резко и неожиданно, что Женевьева сперва чуть не подавилась, а спустя тридцать секунд – чуть не захлебнулась. Ее вынырнувшее между коленей Ильи лицо со спутанными волосами и перемазанными семенной жидкостью щеками выглядело абсолютно счастливым.
– Ты льюбишь козочьек? – не давая Илье опомниться и снова остекленеть, сверкая озорными угольками черных глаз, Женевьева встала на четвереньки и повернулась к нему попкой. Расстояние от носа Пузднецова до уютных депиллированных складочек, притаившихся между гладких упругих ягодиц, составляло сантиметров десять, не больше. Женюсь, успел подумать Илья, прежде чем зверь снова полностью затмил его сознание.
16. Муки совместного творчества ч.4
Jedem das eine (нем. Каждому свое)
Надпись над воротами Бухенвальда
– Стоп! Стоп! Стоп! – Геша яростно и неуклюже замахал руками, сбив на пол пивную бутылку (к счастью, пустую). – Я протестую. С какой такой радости ты под Пузднецова сексапильную француженку подложил?!
– Чего это я? – Лёня устало рыгнул и потянулся за следующей бутылочкой пивка. – Ты сам придумал, что Шайморданов, ик, выполнит любое это… желание нашего много-ик-уважаемого опёздола.
– Да! – Друзилкин с неудовольствием отметил, что от ящика не осталось почти ничего, а Пузырьков пьянее, чем он сам. – Но что он пожелает отжарить француженку – это ты придумал. Я помню, как ты на первом курсе рассказывал мне историю про зажеванную пленку с французской порнушкой. Чей там папа помешал тебе до конца насладиться зрелищем, а?
– Римский, – почти не отрываясь от бутылочного горлышка пробулькал Пузырьков. – И ваще, хорош уже гнать. Я, ик, предложил, ты согласился. Сам, между прочим, имя ей придумал – Жене Беструссо, тьфу тебя, Лука Мудищев.
– Сам ты Мудищев, Баян Ширянов, – огрызнулся Друзилкин, вырывая пиво из рук друга. – Нормальное имя придумал, ты бы сам ни в жисть не допер. Но ты мне не говорил, что эта Жене такая секси будет – с пирсингом, педикюром и без трусиков. За каким хреном она Пуздятине кочерыжку мусолить начала?
– Ой, знаешь что? – Лёня, поморщившись, подавил отрыжку. – Если у тебя самого на Жене кочерыжка вздыбилась, это твои, ик, проблемы.
– Ну конечно, – Геша злобно тряхнул бутылкой и еле успел поймать ртом вытекающую пену. – Это все твой спермотоксикоз сраный! Это ты у нас маркиз Де Сад недоношенный. Нехуя из шедевра порнокомиксы лепить!
– Ни, серость, – Пузырьков пьяно улыбнулся и погрозил Друзилкину пальчиком, – это не порнография, а эротика. Там же нет всяких «он вытащил свой громадный, опутанный вздувшимися венами Х и вонзил в ее истекающую терпким нектаром П».
– Даже удивительно, что ты этого не вставил, – Геша поймал себя на мысли, что очень сложно вести разговор на повышенных тонах и при этом не забывать приложиться к бутылочке – вот почему Лёня уже нарезался, а он ни то ни се.
– Гешенька, зайч-ик-ик, – Лёня потряс бутылкой, проверяя, осталось ли в ней что-нибудь, – да не завидуй ты Пуздятине. Ему ж все равно не в кайф было.
– То есть как, не в кайф? – у Геши чуть пиво носом не пошло. – Ему и то, и это, и попкой, понимаешь – искончался весь, и не в кайф? Ты чего несешь?!
– Конечно, не в кайф, – невозмутимо подтвердил Лёня. – Чтобы от секса кайф получать, нужна эта… как ее? Ду-ша! А так просто инстинкт подзалупный выковырнулся и все. Илье все похер, души-то ты его лишил. Вот он на голом энтузиазме… тьфу, инстинкте зверском и откочевряжился. Ни тебе радости от соития, ни фило-ик-софских переживаний по поводу маленькой смерти – оргазма – ничего.
– Правда? – Геша немного успокоился, уровень адреналина понизился, алкоголь благополучно всосался в кровь и теперь шаловливо надувал сосуды. – Ну, я, это, так сразу и подумал. Я, между прочим, на самом деле, поэтому и придумал, что он без пиз… без души родился. Только давай из окончательной версии уберем это… ну, что у него член такой… уф, ну прям в подбородок шляпкой тыкается. А?
– Валяй, – добродушно согласился Пузырьков. – Напиши, что его эрегированный член проворным мизинчиком натягивал полотно трусов. А Жене представила, как этот мизинчик пощекочет ее…
– Нет! – Друзилкин попытался демонстративно заткнуть уши, но, забыв, что в руке до сих пор сжимает бутыль, пребольно стукнул себя по скуле. – Потом разберемся. Когда, ик, это… редак-ик-тировать будем.
– Ты мне знаешь что скажи? – с нетрезвой серьезностью вдруг заговорил Пузырьков. – Ты мне скажи, что дальше с этой пиздабратией делать будем. Как Хуйморданова, Пизднецова и Женю Безтрусов теперь, после «исполнения» же-желания, разрулить?
– Бабу – назад в Алжир отправим, – не задумываясь, ответил Друзилкин, – а с остальными чего-ик-нибудь запузырим.
– Какой, в жопу, Алжир! – возмутился Пузырьков. – У тебя в школе сколько было за у-устный счет? Читай по слогам – Илья на ней жениться собрался.
– Ё-мое, – Геша помрачнел. – А на фиг ему на ней жопи… жениться? Без души-то. Ты ж сам говоришь – ему даже от жарки не полегчало.
– Есть мыслишка, – Лёня попытался подмигнуть Геше, но забыл, каким именно глазом. Поэтому моргнул сразу двумя и друг подмигивания не заметил. – Только я, пожалуй, это… Сли-и-ишкам трезв, чтобы продолжать, ну, в том же духе.
– Нема базара, – кивнул Геша, чуть не свалившись на пол. – Тогда идем за, ик, пивом и прадлжаем концерт по заявкам дорогих ра-а-адиослуштелей.
– Са-а-агласен! – Пузырьков, пошатываясь и покачиваясь, словно стоял не на твердом полу, а в утлой лодчонке или гамаке, направился к двери. – Бери мани-мани и, ик, вперед, на встрчу прключениям.
– А у тебя денег что, совсем не осталось? – Друзилкин побледнел.
– Ящики с пивом на деревьях не растут. Почему то, – назидательно изрек Лёня. – Я последние гроши на предыдущий ис-ик-тратил.
– Блядь, – голова Геши безвольно упала на колени. – У меня тоже, ик, в крмане вша на аркане.
– Действительно, блядь, – согласился ошарашенный Пузырьков.
– Но ведь талант-то в пр-проголодь држать нужно, – Геша попытался убедить в первую очередь самого себя. – Гений сытым-пьяным быть не может.
– Это ты у нас талант и гений, вот и ходи трезвым и голодным, – проворчал Лёня. – А я пойду у этого… вьетконговца недобитого с первого, ик, этажа займу до сти-ик-пендии. Он со мной и так за подшивку «Невской клубнички» не рассчи-ик-тался. Сучок лимонный. Главное удержаться, и за селедку жареную ему харю не покрошить.
– Я с тобой! – пискнул Геша. – Помогу ящи-ик-чек нести и вьетнамца, если что, крош-ик-ить. А потом прдолжим, это… творить.
17. Страх и ненависть вдали от Лас-Вегаса
Я употреблял мусор во многих формах: морфий, героин, делаудид, эвкодал, пантопон, диокодид, диосан, опий, демерол, долофин, пальфиум… Все галлюциногенные наркотики почитаются священными теми кто ими пользуется – существуют Пейотовые Культы и Культы Баннистерии, Гашишные Культы и Грибные – «Священные Грибы Мексики позволяют человеку увидеть Господа» – но никто никогда не предлагал считать священным мусор.
Уильям С. Берроуз «Нагой обед»
Когда ближе к вечеру Руслан Шайморданов позвонил в дверь Пузднецовской квартиры, ему открыла благоухающая хозяйственным мылом Жене. Из одежды на ней были только рубашка Ильи, еле прикрывающая светловолосый иксик на лобке, и вафельное полотенце, закрученное тюрбаном вокруг головы.
– Как отдыхает молодежь? – нарочито бодрым тоном поинтересовался Руслан, искренне желая скрыть свое обдолбанное состояние. После встречи со слепым стариком он мучительно пытался противиться наркотикам, но обойти без них не получалось ни дня. Всякий раз, оставшись наедине с самим собой, Шайморданов с удивлением замечал то воткнутую возле локтевого сгиба иглу шприца, то марку под языком, то характерное жжение в носоглотке. Вспомнить, как в его руки попадали наркотики, и сам процесс употребления у Руслана не получалось. Соответственно, контролировать дозу он не мог никак. Прав был старик, трясся в измененном состоянии Шайморданов, так я действительно долго не протяну, время поджимает.
– Сьюпер, – Женевьева поднялась на цыпочки и чмокнула Руслана в щеку. Шайморданов услышал негромкий мелодичный звон, исходящий от груди девушки, но отнес это на счет причудливого действия белого порошка, следы которого полчаса назад смахивал со своей верхней губы.
– А где наш друг Илюша? – Руслан еле удержался от того, чтобы не броситься наутек – ему показалось, что нос Женевьевы во время поцелуя превратился в длинный слоновий хобот, оканчивающийся острым зазубренным жалом, и норовит ткнуть его в глаз. Это глюки, это глюки, это глюки – твердил про себя Шайморданов. Спасительная мантра подействовала, и хобот втянулся обратно, став довольно большим для девушки, но все же человеческим, носом.
– Он в душе, – вполне прилично владеющая русским языком, парижанка допустила небольшую ошибку, сделав в последнем слове ударение на последний же слог. Шайморданов, для которого душа Пузднецова была больным местом, физически ощутил, как мозг в голове начинает плавиться.
– Моется, – небольшим пояснением спасла Шайморданова от разрушения мозга Жене. – Он такой… необьичный.
– Ага, – только и смог сказать Руслан, снимая ботинки с осторожностью сапера, силящегося обезвредить незнакомый тип бомбы. Справившись с ботинками, Шайморданов по стеночке прополз в ванную комнату – стены вокруг него то закручивались спиралью, то оборачивались бесконечным зеркальным коридором, то просто исчезали. Дурь, какая же все-таки дурь! – мучался Руслан, ощущая, как каждая минута промедления атомным топливом сгорает в топке локомотива, на котором к нему несется смерть.
– Ну как, мечты сбываются? – учтиво поинтересовался Шайморданов, поняв, что сидящий в ванне мутант, сплошь покрытый зеленой слизью и сочащимися ядом клыками, во все стороны торчащими из головы, шеи и плеч, и есть Пузднецов.
– Не знаю. Вроде, что-то было. Точно не помню. То есть, помню, но не про себя. Как будто с кем-то другим было, и этот другой мне рассказал. А я себе представил, как это могло быть, – Пузднецов горько заплакал, с подвыванием, даже не заметив посетившего его приступа редкого красноречия и образности. Шайморданов, выслушав отчет Ильи и увернувшись от десятка выпущенных в его сторону ядовитых клыков-стрел, почувствовал себя между молотом и наковальней. С одной стороны ему невыносимо хотелось смеяться, заливаться хохотом, гиеной ржать до слез и кишечных колик, с другой стороны было очевидно, что смеяться не над чем, и это ничто иное, как действие белой пыльцы. Сев на унитазное очко, Руслан обхватил голову и заревел в голос, извергая из глаз потоки горючих слез.
– Мальтчьики, вы поссорильись? – на шум рыдания прибежала Женевьева. Она успела одеть свои брючки, снять с головы полотенце и собрать волосы в хвостик, чего ни Пузднецов, ни Шайморданов не заметили.
– Кто-то умьер? – продолжала допытываться девушка, чья гипертрофированная отзывчивость и чувствительность к людским горестям не позволяла ей оставаться в стороне.
– Нет, все нормально, – между всхлипываниями и воем выдавил Руслан.
– Загадочный русский душа, – пожала плечами француженка, собираясь оставить плачущих мужчин наедине. Но, заметив, что после ее слов рыдания обоих усилились троекратно, Жене решила пойти на принцип и выяснить в чем дело.
– Я ведь сначала не хотел на тебе жениться, Жомапелюшка, – рыдал Илья. – А потом захотел, а потом понял, что это не я. И тогда снова расхотел. А потом…
– Заткнись, бревно бездушное! И хватит в меня иглами своими ядовитыми стрелять! – бешено вращая глазами и выдувая носом пузыри, взревел Шайморданов. Разреветься, устроить истерику перед девчонкой (французской подданной) и самым ничтожным из ничтожеств (Пузднецовым) – такого унижения Руслан простить себе не мог. А куда деваться? Обещанная короткая жизнь закончилась, началась долгая и мучительная смерть, с ужасом осознал Шайморданов. Только надежда, что смерть не есть конец (хотя бы до наступления физического омертвения), не дала ему покорно подставить яремную вену под ядовитый клык Ильи и умереть окончательно и бесповоротно. – Это все Зелибоба ебучий виноват, погибели моей, сука, хочет! У, пиздоглотина хуерожая!
– Зельиебоба? – очаровательно удивилась Жене, и Шайморданов, шмыгая носом, поведал ей свою историю. Пожаловался, что если Зелибоба в ближайшее время не переберется в Пузднецова, то часы сочтены – и его, Руслана, и Ильи, потому что он его с собой на тот свет прихватит. А Валя Петухова, его любимая Валюша, сладким мускусным цветком чьих гениталий он не налюбовался всласть, овдовеет. Руслан и Валя, конечно, женаты не были, но Шайморданов уверенно полагал себя единственным, кому Петухова будет принадлежать всегда. А если он умрет, и какая-нибудь скотина посмеет положить на Валечку глаз или какой-нибудь другой свой поганый орган, он (Руслан) из-под земли вылезет и мерзавца мигом урезонит. О том, что Жене играет роль оплаты за добровольную помощь Ильи, Шайморданов умолчал. Не потому что хотел избежать скандала, а попросту забыл.
– Ильюшенька, бедньяжка! – всплеснула руками Жене и сочувственно погладила Пузднецова по голове. Руслан мельком удивился, что десяток шипастых рогов, венчавших лоб Ильи, не причинили девушке никакого вреда. – Не пьереживай, мы обьязательно вьернем тьебе Зельиебобу.
– Он и не переживает, нечем ему, кроме рогов, переживать. А вот я в два микрофона переживаю, – Шайморданов задумался, действительно ли девушка поверила всему бреду, что он сказал. И это при очевидной-то его наркотической невменяемости!
– Руслан, мы обьязательно что-ньибудь прьидумаем, – Жене нежно коснулась щеки Шайморданова длинным, испещренным бурыми присосками, щупальцем, выросшем прямо из ее рта. – Вера и наука – вот что спасает чьеловечьескую душу.
– Я купил вам билеты на «Евгения Онегина» и заказал столик в «Пекине», – подпрыгивая на закрытой унитазной крышке (кто-то, обитающий в канализации, сильными толчками пытался сбросить Руслана с очка и выбраться на свежий воздух), Шайморданов достал из кармана кредитную карточку и протянул Женевьеве. – расплатитесь этим.
– А ты с намьи нье пойдешь? – Жене с беспокойством выпустила из ушей по пучку склизких шевелящихся отростков, похожих на черно-зеленые водоросли.
– Внизу вас уже ждет Сяпля. Черная бэха, номер три шестерки ШАЙ – не пропустите. Встретимся сегодня в двенадцать у меня, Сяпля отвезет. Идите же, черт вас побери! Я прикрою!– с каждой секундой Руслану становилось все сложнее удерживать неведомую тварь, рвущуюся из унитаза. – Уебывайте нахуй блядь в пиздотищу!!!
Что-то в тоне Шайморданова заставило Женевьеву без дальнейших препирательств вытащить Илью за чешуйчатый хвост из ванной и поспешно покинуть санузел. Когда за парочкой захлопнулась дверь, Шайморданов медленно сосчитал до ста и рывком убрал свой зад с крышки унитаза, одновременно выхватив из-за пояса пистолет, блеснувший вороненой сталью в мандариновом свете тусклой лампочки. Ничего не произошло. Неужели показалось, давясь вязкой тишиной, недоумевал Руслна. Нет уж, я ловушки жопой чую. Руслан, оставаясь на месте с пистолетом на изготовке, сделал несколько нарочито громких шагов, потом парочку потише, еще три-четыре еле слышных и замер. В ту же секунду пластиковая крышка очка откинулась, как люк на башне танка. Шесть пуль ментовского ПэЭма раскаленными пчелами впились в огромную шестипалую когтистую лапу, разнесшую унитаз в кучу фарфоровых осколков. Канализационный зверь взревел от боли и ярости, но оглушенный выстрелами Руслан этого почти не заметил. Когда пороховой дым и пыль от расколотого унитаза рассеялись, Шайморданов с мрачным удовлетворением пнул ногой отстреленную волосатую фалангу пальца, все еще сокращающуюся в лужице грязно-коричневой густой крови.
– Иди, уползай, тварь! – Руслан плюнул в развороченную трубу, пистолет бросил туда же. – И скажи спасибо. Шесть пальцев – это уродство. Зато теперь все как у людей.
Умывшись водой, вытекающей из пробитого сливного бачка, Шайморданов почувствовал, что его лоб, нос и щеки покрывает густая и жесткая, как проволока, шерсть. Это глюки, это глюки, это глюки – бормоча под нос магическую формулу и стараясь не смотреть в сторону зеркал (благо, в квартире Пузднецова их было не много), Шайморданов выскользнул на лестничную клетку. Там он превратился в каучуковый мячик диаметром восемьдесят сантиметров, упруго проскакал по ступенькам и, развив сверхзвуковую скорость, покатился в направлении собственного дома. Деревья и ограды на пути Руслана ломались как спички, люди кеглями сыпались в разные стороны, визжа и дрыгая ногами в воздухе, протараненный автобус-гармошка распался на две половинки, растерянно крутя колесами – Шайморданов не замечал ничего. В его ушах оглушительно завывал ветер, а в глазах мелькал такой калейдоскоп, что выделить из него хоть какую-то деталь было совершенно невозможно. Промчавшись сквозь весь квартал за несколько секунд, Руслан остановился возле своего подъезда, оставив на асфальте жирную черную полосу тормозного пути и едкий запах паленой резины в воздухе. Поборов головокружение, Шайморданов выпустил шесть пар членистых ножек и скорпионье жало (так, на всякий случай), прозондировал обстановку усиками-локаторами. Опасности не учуял, удовлетворенно щелкнул жвалами. Петляя зигзагами, черной молнией взлетел по отвесной стене и исчез в распахнутой форточке своей квартиры.
– Боже мой! На кого ты похож! – ахнула Валя. Она битый час дожидалась Руслана в его «юрте» и уже была готова оторвать ему голову за такое беспардонное поведение – записки не оставил, к мобильнику не подходит, где шляется – не известно. Валя уже и ванну приняла, и лобок фигурно выбрила, и кремом ароматным с ног до головы намазалась, и халатик, едва доходящий до попки, надела, а его, гада такого, все нет и нет! Но вид, в котором Руслан ввалился в квартиру, заставил Валю мигом позабыть обо всех претензиях. Куртка порвана, брюки в пыли и грязи, ботинок нет, глаза вылезают из орбит, частое дыхание с жарким свистом вырывается из рззявленного рта. – За тобой как будто черти гнались.
– Пустяки, – переведя дух и минут на десять присосавшись к водопроводному крану, словно решившись выпить из него всю воду, отмахнулся Шайморданов. После приключений, пережитых в квартире Пузднецова, он остро ощущал потребность в физической и эмоциональной разрядке. Руслан стащил с себя всю одежду, бросив ее кучей в прихожей, и не дав ошарашенной Вале сказать ни слова более (пока он хлебал воду, Петухова беспрестанно охала и ахала), достойным гепарда прыжком повалил ее на распластанную по полу медвежью шкуру. Обнаженные стройные ноги Вали обвили бедра Шайморданова, заставив Руслана издать сладострастный стон, когда его восставший посох Приапа вонзился в мягкую плоть. Легкий халатик разошелся на пышной Валиной груди. Не переставая ускорять возвратно-поступательные движенья, Руслан заметил, что каждый розовый сосок смотрит на него крошечным пронзительно-голубым глазком, обрамленным золотистыми ресничками. Руслан зажмурился и тут же достиг вершины наслаждения, совершив такой мощный финальный толчок, что орущая дикой кошкой Валя отлетала в угол комнаты, больно ударившись головой о стену.
– Что-то случилось, котик? – потирая свежую шишку, спросила Валя – озабоченность снова вернулась к ней. Руслану очень хотелось сказать, что случилось до хуя чего, и как это все расхлебывать, опять же, хуй знает, но вместо этого кротко попросил Петухову запахнуть халат.
– Тебе что, грудь моя разонравилась?! – выражение озабоченности и волнения в мановение ока испарились с лица Вали, сменившись ледяной маской, скрывающей за собой огненный шторм.
– Да. То есть, нет. Устал я что-то. Отдохнуть надо бы, – Шайморданов, стараясь не смотреть на скрипящую зубами Валю, прошел в спальню, пол которой скрывал полутораметровый слой подушек и подушечек – заменитель кровати. Спать Руслан не хотел совершенно, дурная химическая энергия переполняла его крепкие вяленые мышцы, но в голове царил полный хаос. Поэтому, до появления Женевьевы и Пузднецова, Шайморданов решил зарыться в подушки поглубже и, что называется, подумать о душе, надеясь, что до двенадцати рассудок хоть немного прояснится. Как там сказала Жене? Кажется, наука и вера спасают душу. Когда стоишь одной (одной ли?) ногой в могиле, поверить во что угодно – не проблема. Да и науку любую усвоишь в лучшем виде.
18. Муки совместного творчества ч.5
…если азиат скажет вам, что давно ждет вас к себе в гости, что он будет вам рад, мол, заходите – ни в коем случае не приходите, если вам для визита на самом деле не назначено точное время…
Ю. Звездова, статья «Секреты азиатского менталитета»
– Тебе обязательно в каждую главу втыкать секс извращенный? – Геша раздраженно дотронулся до заплывшего пухлым кровоподтеком глаза, но тут же, болезненно поморщившись, одернул пальцы. – Я вот пошел на встречу твоим замечаниям, по максимуму исключил матершину из Шаймордановских реплик.
– У тебя что, уже и на выдуманную тобою же Валю Петухову стояк с посвистом образуется? – из-за разбитого носа голос у Пузырькова стал комично гнусавым.
– Ничего у меня не образуется, – чересчур яростно соврал Друзилкин. Избавляясь в туалете от переработанного организмом пива, он не далее как час назад позволил себе весьма смело пофантазировать на тему «Жене, Валя и длинный парниковый огурец». – Просто это становится э… навязчивым. Чуть что, сразу трах-трах-трах. Если у тебя в гульфике телепередача «Играй, гормон», загляни в кабинку и сбрось лишний вес.
– По тому же рецепту, что и ты около часа назад? – Лёня невозмутимо смотрел на стремительно краснеющего Гешу своими налитыми кровью от полученного удара в нос глазами.
– Знаешь что? – зрачки Друзилкина сузились до черных точечек, размером не больше макового зернышка, а руки то сжимались в кулаки, то снова разжимались. – Нравится тебе писать про всякие извращения – пиши. Только мне мозги не засирай!
– Договорились, – согласился Лёня, не до конца поняв, каким образом он засирает Гешины мозги. Новой ссоры не хотелось. Особенно после неудачной попытки «покрошить» вьетнамских студентов с первого этажа. Студентами эти экзотические люди могли считаться лишь с большой натяжкой – многим было уже хорошо за тридцать. Годами они продолжали жить в студенческом общежитии, числясь за подношения на первом или втором курсе, занимаясь де-факто торговлей на вещевых рынках и жаря по вечерам селедку. Когда Геша с Лёней, зажимая носы в попытке спастись от мерзостной вони, постучались в дверцу, им навстречу вышел почтенный Ву Ань Туан, которого аборигены для простоты называли просто Вань. «Слышь, Вадь», – пошатываясь и сжимая нос до посинения, сказал Пузырьков, – «ты бде за «Девскую клубдичку» еще полторы сотди де отдал». «Засем клубниська?» – вроде бы удивился вьетнамец, снизу вверх глядя на друзей сквозь узкие щелочки своих глазок. «Дедьги давай», – Лёня пошел в наступление. «Засем деньги?» – продолжал любопытствовать Ву Ань. «Де твое свидячье дело», – Геша подпер дверной косяк плечом. «Засем так гавались?» – Ву Ань укоризненно цокнул языком и покачал головой. «Од что, издевается?» – Геша покосился на Лёню. «Ага», – подтвердил Пузырьков, – «дуракоб прикидывается». «Божет, по тыкве его узкоглазой стукдуть, чтоб пабять вердулась?», – предложил Геша. «Божно и стукдуть, до я по природе своей дипломат», – замялся Лёня. «Засем присла?» – напомнил о себе Ву Ань – Гешино плечо мешало ему закрыть дверь и вернуться к прерванному ужину. «Ты чё, бакака, рабсы попутал?!» – нашелся Друзилкин и поднес свободную от зажимания носа руку к самому носу вьетнамца, предварительно сжав ее кулак. Вся следующая секунда выдалась настолько богатой событиями, что даже удивительно, как она не лопнула по швам. Имеющий пятнадцатилетний стаж общения с борзыми одиночками, втирающими за крышу, Ву Ань короткой подсечкой уронил обоих друзей на пол, заставив отпустить затекшие носы. Приподнял за волосы их головы и столкнул удивленными лицами. Лёнин нос с неприятным хрустом врезался под левый Гешин глаз. Затем Ву Ань кротко кивнул, пропищал «досьвиданя» и исчез в своей комнате, захлопнув дверь перед поверженными агрессорами. На этом секунда закончилась, а Друзилкин с Пузырьков остались валяться под дверью, жалобно скуля, держась за ушибленные места, с отвращением вдыхая тошнотворный запах. «Убью суку! Дверь вышибу и убью!» – Геша с трудом встал на ноги. «Не надо», – слабо простонал Лёня, – «я вспомнил – «Невскую клубничку» у меня не Вань взял, а Бань». «Драть тебя в сраку, склеротик долбаный», – справедливо возмутился Геша. – «Пошли твоего Баня тискать». «А хрен их тут не перепутаешь, когда все будто из одного яйца вылупились», – ворчливо защищался Лёня по дороге к комнатушке, которую занимал Чан Нгок Бинь, он же Бань. В отличии от Ваня, Бань и вовсе дверь не открыл, попискивая «нету дёма» в ответ на все угрозы друзей. В результате Геша и Лёня вернулись восвояси побитыми, злыми, без денег и пива. «Ничего», – успокаивал Лёня сам себя и Гешу в придачу, – «я знаю точку на рынке, где эта тварь джинсами торгует. Мы с ним еще потолкуем, у кого есть кто дома, а у кого нет». «Если совсем в плинтус упрется, хоть джинсов у него возьми», – посоветовал Геша, вспоминая, сколько раз он латал брюки, надетые на нем сейчас.
– Ладно, – повторил Лёня, – может быть ты и прав, насчет секса. Чтобы не получилось однообразно, придумаю какую-нибудь фишечку.
– Да-да, придумай, – Геша обрадовался, что тема с облегчением в кабинке замялась, но вида не подал.
– Только и ты со своими наркотическими заворотами поосторожней. Очень уж я сомневаюсь, что от порошка именно такой эффект. Не хочется откровенную халтуру толкать.
– Ну почему, халтуру? – краснея, делано возмутился Геша. – Я книжки читал, фильмы смотрел…
– Тогда поехали дальше. Служенье муз не терпит… сам знаешь, ни хрена-то оно не терпит.
19. Черт с тобой
– Ну, я… Дьявол замялся. -Ну, я просто сделал это – и все. Я сказал, чтобы это произошло, -и оно произошло. Я многое делаю так. Видите ли, таким вы меня представляли, и вы сами вложили в меня эти способности.
К. Сймак «Вы сотворили нас»
«Желание, жгучее и страстное, такое, что усидеть от зуда нетерпеливого во всем существе своем никак не возможно, а промедление подобно не смерти, а само по себе именно смертью и является – разве может тут помочь вера или наука? Не есть ли это желание заветным змеем-искусителем, прогрызшим нежный родничок на голове новорожденного предка человека, забравшимся в позвоночный столб, да так и поселившимся в нем, умело прикинувшись спинным мозгом? Не оно ли заставляет человека, Божью копию, в миг проклясть и себя и космос, даже не имея смутного понимая истинных глубин ни того, ни другого? Не под действием ли страсти человек человеком быть перестает? Есть ли в человеке, лишенном желаний, хоть что-то человеческое? А что вера, что наука? И в том и в другом случае напичкают тебя транквилизатором под завязочку, и лежи себе, балдей, счастливо пялясь в низкий потолок кельи или больничной палаты. Разумом можно победить соблазн, растоптать помысел греховный, ибо вина его и суть греховности ложится на тебя. Чушь! Формулой, физикой ли, химией или математикой приправить разум и устрашиться бездне, бездушному вакууму, в который ведет эта дорожка, мощенная кирпичом, желтым от излияний ослабших мочевых пузырей многочисленных путешественников, выбравших этот путь и ужаснувшихся. Нет уж, снятием симптомов подменять исцеление подло и бесчестно. Куда честнее завопить во всю глотку, полоща рот рвущимися с языка словами, «Я ХОЧУ!», пообещать не убояться платы, какой бы она ни оказалась. За все приходится платить, и жадничать тут не гоже. У малодушного и мечты не парят, а ползают слепыми серыми мышатами. А крикнешь во всю мощь, чуть не извергая легкие, кто явится на зов? Уж, наверное, не архангел, не серафим в сияющей броне поверх пуха и пера многочисленных крыл. Легче представить себе, как, отбивая чечетку точеным копытцем и подчеркивая сильные доли взмахом бычьего хвоста, проступит из облака желтого дыма вечный рогоносец. Он будет вежлив и улыбчив, изыскан и учтив, всем своим видом опровергая гадкие высказывания в свой адрес. Правда, что вам до того, чем кишит народная молва? При себе непременно отыщет два экземпляра договора, каждый пункт которого отшлифован тысячами людских судеб и требованиями деловой этики. Опуская гарантийные обязательства и порядок действий в случае форс-мажора, из договора каждый с легкостью необыкновенной сумеет почерпнуть знание, что надежда его не пуста. Вот оно, протяни руку, расчеркни завитушку подписи на высококачественной бумаге, и твое желание сбудется – обязательства сторон указывают на этот факт отнюдь не двусмысленно. Все будет в лучшем виде, если цена тебе не покажется уж больно кусачей. А коли слабость приключится, дрожь в коленках, да черная дыра в желудке подсасывать начнет, то торопить никто не будет. Контрагент понимающе улыбнется, протянет свою визитную карточку, сообщит, что в любой момент готов возобновить переговоры. Многим ли цена мечты кажется завышенной? Бог весть. Но мне то чего бояться? Я и порисоваться могу, небрежно моргнув «шеф, два счетчика – гулять, так гулять». Нет, это я конечно, лишнего хватил. Типа, у меня рак одного яичка, вот я с дурной лихостью и заявляю «хули, режьте оба!». Но сто процентов оплаты осилю играючи. Вальяжно протяну, не заглядывая в предложенный контракт, «так, по чем, вы говорите? Одна душа? Хм… Беру!». Но пойдет ли черт на сделку, догадавшись, что слить лишнюю душу и есть мое главное желание? Не поймает ли меня в ловушку, отняв мою собственную душу и оставив Зелибобу? Вздор. Закон о защите прав потребителя еще действует, значит, какой душой захочу, той и расплачусь. Ведь души человечьи для беса, должно быть, все равно, что купюры – одного номинала, но с разными серийными номерами. Не уж то в аду только меня для коллекции и не хватает? Глупости. До меня и дела-то никому нет, ни в небесах, ни под землей» – Шайморданову показалось возмутительным, что кто-то рассуждает в его голове по-хозяйски от первого лица. Более того, именно эти чужие думы Руслана и разбудили, вернув из счастливого забвенья в тело, погребенное под десятками подушек легчайшего пуха. Но с логикой постороннего мыслителя не согласиться Шайморданов не мог. Действительно, что может быть проще и логичнее – продать ненужное, да еще и с выгодой, когда заинтересованный покупатель имеется. «И как же мне выйти на этого покупателя?» – подал мысленный голос Руслан. Вопрос эхом прокатился по пустотам внутричерепного пространства и затих, давая понять, что ответа не последует. «Ладно, хрен с тобой, золотая рыбка, сам найду» – обозлился Руслан. Не мудрствуя лукаво, он нацарапал на пачке сигаретозаменителя проект лаконичного объявления «продам душу». Затем Руслан позвонил своему верному сподвижнику Сяпле.
