Текст книги "Игрушка Белоглазого Чу"
Автор книги: Глеб Васильев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 13 страниц)
– Это тут причем? – Шайморданов скрипнул зубами – в носоглотке и гортани появилось знакомое жжение, будто он только что принял дозу порошка. Хотелось курить, но не было даже безникотиновых вонючек.
– Абсолютно не причем, – Лёня ущипнул Женевьву за попу, и девушка игриво укусила его за нос. – Так же как поведанная Гешей история про индейцев. Мало ли чего может явить свету воспаленная фантазия писателя, только вот действительности от этого ни жарко, ни холодно.
– Ошибаешься, – Георгий говорил спокойно и веско. – Действительность куда как разнообразнее, удивительнее и невероятнее любого самого смелого вымысла. К тому же, существование племени Мохаве и людей с двумя душами – невымышленный факт.
– Ну и?! – Руслан ощутил резкий приступ водобоязни – первый признак того, что кокаин начал действовать.
– Индейские шаманы нам не нужны. Достаточно песни, которая введет тебя в транс, а дальше инстинкт TS сам запустит механизм отдачи, – Геша говорил так, будто через день наблюдал подобные опыты.
– Я знаю одну песню, – удивленные взгляды обратились на Пузднецова – никто не ожидал, что он заговорит – даже те, кто знал, что Илья умеет разговаривать. В воцарившемся молчании Пузнецов запел, старательно не попадая ни в одну ноту, – Не-е-е сма-а-атри, не смотри ты по сторонам, оставайся такой как е-е-есть! Целый мир освещают твои глаза, если в сердце живет любо-о-овь!
– С такой песней только тампаксы из четырнадцатилетних девочек повылетают, а не души из…
– На самом деле, текст абсолютно не важен, – Геша не дал Лёне договорить. – Тут все дело в исполнении. Можно спеть хоть «Эй-би-си-ди-и-эф-джи нау ай ноу май Эйбиси», главное сделать это так, чтобы при звуке живого человеческого голоса TS погрузился в транс.
– Кто-нибудь из присутствующих людей, мыслящих слизней и безглазых чудовищ, что прячутся в слезных каналах игольчатых губок, петь умеет? – Руслан еле успел пригнуться, чтобы избежать удара шипастым хоботом, в который превратился нос Пузднецова. «Ну, началось», вздохнул Руслан про себя.
– Я ньемножко балуюсь, – Женевьева откашлялась, набрала побольше возуха в легкие, открыла рот и комната наполнилась нежными переливами волшебных звуков. Голос был настолько чист, мелодия – берущей за душу, а пенье ангельским, что Руслан решил, что это слуховая галлюцинация, вызванная действием наркотика.
– Ты – Женевьева?! – когда песня закончилась, Леонид уставился на Жене так, будто только сейчас заметил ее присутствие.
– Коньечно, – Жене как будто бы даже смутилась.
– Я же вас знакомил, – укоризненно проговорил Геша.
– Она голая была. Тут разве до имени? – отмахнулся Леня и снова перевел восторженный взгляд на Жене. – Так ты правда та самая Женеьвева Беструссо?
– Я, – кротко кивнула француженка.
– Обалдеть! – Леонид просиял. – Дашь автограф?
– Да что, черт возьми, происходит?! – взорвался Георгий. – Объяснит мне кто-нибудь или нет!
– Ты что, не знаешь кто такая Женевьева Беструссо, лапоть? – Лёня искренне удивился серости друга. – Это же голос Неотразимого Мастурбанта!
– Что? – хором переспросили Геша, Валя, Руслан и Жене.
– Ну как же! «JERK the IRRESISTABLE»!
– Я и нье знала, что мою группу слушают в такой… – Жене была явно польщена.
– Жопе, – довольно грубо перебил ее Геша. – Руслан, есть эффект от сакрального пенья?
– Есть эффект, – Шайморданов отмахнулся от стайки зеленых ангелочков, показывающих ему непристойные жесты. – У меня член встал.
– Кажется, я знаю, кто нам поможет! – Георгий улыбнулся счастливой мысли. – Собирайтесь, мы идем в гости.
– Идите, идите, а мы с Женевьевой об искусстве пообщаемся, – не отрывая влюбленных глаз от француженки, пропел Лёня.
– Я тоже останусь – голова раскалывается… – соврала Валя – девушка в душе надеялась, что когда Руслан уйдет, то она сможет еще разок полакомиться сладким нектаром любви Жене. Леонида Петухова не замечала.
– Я бы тоже… – Пузднецов был уверен, что его снова будут убивать, поэтому сделал слабую попытку отмазаться. Но одного сурового взгляда Шайморданова хватило, чтобы Илья заткнулся и поплелся в прихожую искать свою обувь.
– Не хотите познакомиться с величайшим гением современности, надеждой России, взошедшей супер звездой, миссией и пророком? – Геша хмыкнул. – Ну, воля ваша, придурки.
– Я уже познакомился с величайшим гением, – Лёня поцеловал Жене в изгиб нежной шеи. Валя сделала тоже самое, только мысленно.
– Хватит трепаться! Еще несколько отравленных стрел, и у меня отнимутся ноги, – Руслан вытолкал копошащегося в прихожей Илью на лестничную клетку – одна кеда на ноге, вторая в руках. Геша не разувался, поэтому проследовал за ними без задержек.
– Далеко? – обреченно спросил Илья, потешно прыгая на одной ножке.
– Не близко, – кивнул Геша. – Но гений того стоит.
– Надеюсь, – Шайморданов зловеще улыбнулся. – Иначе ваши рога и копыта пойдет на варку клея, в котором я с удовольствием вас утоплю, взяв в заложники свою прелестную селезенку. Правда, крошка? Ведь мы им покажем? Никто не выйдет отсюда живым!
Георгий попытался переглянуться с Пузднецовым, но номер не удался – в лице Ильи было ровно столько же понимания, как в картофельном клубне. Геша пожал плечами и пошел дальше.
30. Возвращение
И вот шоу начинается! Под рев обезумевших фанатов Слэйд объявляет себя Антихристом и исполняет Гимн земного зла. Когда, спустя некоторое время, Крэйвен выходит на сцену с окровавленными руками, никто из зрителей не догадывается, что кровь – настоящая.
Из описания х/ф «Турбулентность-3. Тяжелый металл»
– Стоп, – Шайморданов внезапно остановился как вкопанный, и Илья на полном ходу впечатался в его спину. – Сейчас вызову транспорт.
Телефон Сяпли не отвечал. Руслан, подумав, сообразил, что часы уже пробили полночь, и Бэха превратилась в тыкву, а мобильник Владика – в вибромассажор. «Ничего не поделаешь», вздохнул Шайморданов, поднял руку и загрузился вместе с Гешей и Ильей, прикинувшимся толковым словарем, в желтый танк с черными шашечками на борту. Геша нашептал в шлем танкиста адрес, и танк, расшвыривая из-под гусениц ошметки асфальта, рванулся с места.
– Будь проще, мой тебе совет, – Руслан дружески положил руку на кожаный корешок Ильи, украшенный золотым тиснением. – Книжка-раскраска, ежедневник, альбом для марок – все бы куда ни шло. Но толковый словарь – это нонсенс. Пузднецов послушно перекинулся в дамский роман – потрепанную книжицу в мягкой обложке.
– Приехали? – крикнул танкист.
– Еще немного. Вот здесь во двор и налево, – вглядываясь в смотровую щель, гаркнул Геша, перекрикивая шум двигателя. Возле нужного подъезда танк замер, гул тысячелошадного дизеля стих.
– Приехали, – танкист ладонью отер пот со лба, залихвацки сдвинув шлем на затылок. На черном от мазута и гари лице сверкнула белозубая улыбка. – Так и до Берлина докатим! В подтверждение слов танкиста, танк гордо задрал башню, поднял ствол и победно вострубил. Руслан зачерпнул из кармана мятых пятисоток сколько влезало в руку, отдал улыбчивому воину и со словами благодарности покинул желудок бронированного чудовища. Через секунду снова сунулся в люк, обмолвившись, что забыл свою книжку, и опять вышел – теперь уже окончательно.
Георгий наблюдал, как Шайморданов покидает такси через окно, пытаясь при этом удержать под мышкой вялого Илью. Из рук и карманов Руслана сыпались деньги. Стоит ли таких людей приводить к гению современности? Не подставит ли такая выходка под удар дружеские отношения между писателем и артистом? Но время для сомнений прошло, жребий брошен. Скрепя сердце, Геша махнул рукой Руслану и Илье, как отважный командир, ведущий бойцов в атаку.
– Какой сюрприз! Георгий! – молодой атлет, оказавшийся по ту сторону огромной стальной двери, обшитой дубовыми панелями, прямо с порога сгреб Гешу в крепкие объятья.
– Алексей. Дружище. Не. Помешал. Надеюсь, – легкие Геши стиснулись настолько, что воздуха больше чем на одно слово не хватало.
– Георгий! Моя дверь для тебя открыта всегда!
– Я с друзьями. Знакомься – Руслан, Илья, – Алексей выпустил Гешу и крепко пожал руки Шайморданову и Пузднецову. – Друзья Георгия – мои друзья.
Все расположились на огромном кожаном диване в просторной гостиной Алексея, и Геша вкратце рассказал, за чем они пожаловали: – Леха, нужен твой талант. Когда я слышу твое пенье… нет, не пенье – голос, ритм, интонации – я чувствую, что душа уже где-то далеко. И когда ты умолкаешь, требуется время, чтобы душа вернулась.
– Скажешь тоже, – отмахнулся Алексей. – Это все твои магические тексты. Знаете, мужики, какие Георгий хиты рубит? Для меня лучше никто и никогда не сочинял. Кстати, Георгий, не хочешь стать моим штатным администратором? А то я тут свой продюсерский центр замутил – верные люди как воздух нужны. Делать особенно ничего не надо, только текстики подкидывай. Когда вдохновение будет, разумеется. Ну, что скажешь?
– Растешь, брат! – Геша обвел взглядом гостиную – стильность интерьера и богатство убранство поражало. Когда он был здесь в последний раз, квартира походила на большую, но все же коробку, захламленную безвкусным старьем. – Свой продюсерский центр – это круто. Согласен следовать за тобой, хоть на Голгофу, мой миссия.
– Не твори себе кумира, брат, – Алексей посерьезнел. – Ты знаешь, чем больше я варюсь в этом говне, тем меньше меня во мне остается. Вся эта показуха, тусовки бесконечные, лизание жопы папика… Ради живых выступлений только и держусь бусиной на этой нитке.
– Может, не стоило тогда с продюсерством заморачиваться?
– Не стоило, Георгий. Сам знаю, что не стоило. Но это вопрос свободы. Мой прежний продюсер, Иван Миттельшниц, от дел отошел – с поезда спрыгнул или его спрыгнули – не суть. Я, конечно, мог просто плюнуть на все и домой уехать, но… для меня сцена как наркотик стала. Неделя без выступлений и все, ломка страшная начинается, жить дальше не хочется, потому что смысл всякий теряется. Был еще вариант – продолжать пахать, но в упряжке другого продюсера. В Москве этих друзей хватает – за мной, как Миттельшниц сдулся, очередь выстроилась, делили уже между собой, компрометировали друг друга, должки припоминали. И у каждого на меня уже слюна вожжой течет, глазки блядские горят, да лопатник колом стоит. Идей для моего имиджа – вагон и нехилая телега: сменить стиль (записать альбом рок-баллад, выступить с Лондонским Симфоническим Оркестром), сексуальную ориентацию (так, понарошку, для создания скандального образа), занять второе место на типа престижном международном конкурсе Евровидение, участвовать в церемониях вручения каких-то там говнонаград и так далее. Посмотрел я не эту пиздобратию и подумал, нет, ребята, я уж сам как-нибудь. С папиком перетер, за преемственность вписался и стал наследником покойного Миттельшница – думал ему альбом посвятить. Потом вспомнил, что эта сука с людьми творила, как судьбы калечила, и решил – светлая ему память, конечно, но альбом – хуй. Так что теперь сражаюсь один – сам за себя, за искусство, за свободу и за таких простых парней и девчонок, талантов от Бога, каким я сам был и остаюсь. У меня на примете уже есть парочка самородков, с которыми я собираюсь контрактировать. Паренек из Новосибирска – руками поет – такие колебания воздуха создает, что от человеческого голоса не отличишь, только диапазон в шесть октав. И еще одна группка московская, «Свин на Луне» называется – слушаешь, и крыша реально слазит, наяву начинаешь за подкладку Вселенной проваливаться. С моего лэйбла все прокакаются! Георгий, тебе обязательно надо это послушать.
– Алесей, брат, обязательно послушаю, только давай сначала друзьям моим поможем, – Геша с грустью вспомнил о судьбах тех, кому удавалось убить дракона. Жажда свободы, бунт против системы, желание изменить мир – то, что делает победителя новым драконом, еще более голодным, свирепым и беспощадным, чем был до него. Чем выше цель, тем из большего числа жертв складывается лесенка, ведущая к ней.
– Прости, друг, давно тебя не видел, а больше по душам и поговорить не с кем, вот и заболтался, как бабка на завалинке. Ну что, парни, начнем? – Алексей обратился к Пузднецову и Шайморданову, но они этого не заметили. Илья, запрокинув голову и еле слышно булькая, спал сидя на диване, а Руслан самозабвенно разглядывал собственные ладони, сгибая поочередно пальцы и щелчками отгоняя невидимых монстров.
– Начнем, – принял решение Геша. – Давай, Леха, дай жару!
– Какие предпочтения? Чего задвинуть, дружище?
– Алексей, дружище, давай про ушаночку – пусть уж проберет так проберет.
– Окэ, хотя я бы лучше что-нибудь твое исполнил, – Алексей прикрыл глаза, несколько мгновений сосредоточенно молчал. Георгий ощутил, как воздух в гостиной наэлектризовался – волосы на голове встали дыбом, по одежде запрыгали вспышки крошечных синих молний, пробивающийся в окно луч солнечного света увяз в студне повисших пространстве пылинок. Алексей заговорил в своей неподражаемой манере. Геша впал в привычное оцепенение и не мог видеть перемен, которые творились с Ильей и Русланом – все его сознание писателя заполнилось голосом мастера новой волны хип-хопа. Шайморданов рывком выпрямился на диване, позабыв про свои руки. Глаза вспыхнули, медленно угасли и закатились. Тело содрогнулось в спазме, но тут же расслабилось, и каждый мускул обмяк, голова упала на плечо, а нижняя челюсть безвольно отвисла. С каждым выдохом Руслан усыхал, уменьшался в размерах, таял на глазах. Илья продолжал спать, но бульканье в его горле стихло. Лицо пошло розовыми пятнами, как от хлестких пощечин. Дыхание участилось, узкие плечи расправились, а грудь и живот стали раздуваться, округляться воздушными шарами. Казалось, что Шайморданова и Пузднецова соединили невидимым шлангом, по которому энергия, выходящая из одного, наполняла второго. Руслан стравливал воздух, как пробитое колесо, Илья же наоборот поднимался тестом в кадушке. Когда от Шайморданова остался лишь обтянутый серой кожей скелет, высохшая обескровленная мумия, а побагровевший Пузнецов распух настолько, что казалось, вот-вот лопнет, Алексей дочитал последнюю строчку и замолчал. Пока Геша стряхивал с себя остатки гипноза, Руслан и Илья приняли свои обычные формы. Оглядывая Шайморданова и Пузднецова, пытаясь найти в них признаки изменений, Геша увидел лишь, что один чуть бледнее обычного, а лицо второго розово и блестит от капелек пота, как после парной.
– Спасибо, Алексей. Это было супер. Честно. А что попытка не удалась, так тут… – Георгий замялся, подбирая, на какой из множества факторов можно свалить провал. Он начал говорить что-то про тонкость материи, в которую они попытались влезть своими ментально недоразвитыми руками, про отсутствие аналогов в мировой практике, про недостаточную изученность феномена, но его слова утонули в шквале диких звуков. Шайморданова и Пузднецова, до того сидящих тихо и не проронивших ни звука, прорвало – они плакали и хохотали одновременно, кричали и размахивали руками.
– Жомапелюшка! Радость моя, солнышко, ласточка, рыбонька моя! Люблю я тебя! Понимаете?! Я ее люблю! Как же я без тебя?! Убью всех! Себя убью! Нежная, сладкая моя, единственная. Где ты?! Жомапель! Люблю! Слышите?! ЛЮБЛЮ!!! Пустите меня к ней! Пу-сти-те!!!
– Я не под кайфом! Я не боюсь! Желтая майка лидера – Жене подарила. Помню! Никто не Шай – только я! Илья! Илюшенька! Зелибоба! Я отымел Зелибобу! Вот так я его! Вот так! Я не сторчусь! Я, Шай, единственный и неповторимый! Только я! Ха-ха! Отсосите все!!!
– Георгий, друг, так что ты говорил про попытку? – Алексей довольно улыбался.
– Брат, ты круче Иисуса, – ошарашенный Геша не верил своим глазам.
– Но-но, не богохульствуй. А то в администраторы не возьму.
31. Эпилог
Что день грядущий мне готовит?
Его мой взор напрасно ловит,
В глубокой мгле таится он.
Нет нужды; прав судьбы закон.
А. Пушкин «Евгений Онегин»
После удачного перемещения душ время перемирия истекло. Шайморданов, справедливо считая, что условия договора с Пузднецовым выполнил, распрощался с обретшим душу Ильей сухо, не подав руки. Так же Руслан намекнул Илье, чтобы тот по возможности на глаза ему не попадался, а уж если и попадался, то не дай Бог не вздумал здороваться или иным образом показывать, что между ними что-то было. Отношения Шайморданова с писателем Гешей и его другом Леонидом никак не изменились. Руслан вернулся к своим делам, благо, его империя нескольких дней безвластия не заметила. И только Владик Сяпунов, осмелившийся вернуть сим-карту в свой мобильник, услышал голос патрона, расстроился, напился до невменяемости и в таком виде, на скорости 210 километров в час расшиб себя и шаймордановскую Бэху об столб. Он умер в полной уверенности, что ни Бога, ни справедливости не существует. Попал ли Сяпля в рай, ад или почил в забвении – не известно.
Женевьева Беструссо, как и собиралась, провела несколько незабываемых бессонных ночей в компании Георгия и Леонида, после чего, не сказав никому ни слова, покинула Россию. Своим неожиданным отъездом она разбила сразу три сердца – Лёни, Ильи и Вали, которая до последнего момента продолжала верить в чудо. С собой Жене прихватила приглянувшийся ей меч с рукоятью из моржового пениса. Возникли ли у нее проблемы с его перевозом через границу – не известно
Валя Петухова долго горевала по безвременно ее покинувшей сладкой парижанке, но при Руслане старалась вести себя как обычно. Только подарки стала требовать в два раза чаще и во столько же дороже – чтобы хоть чем-то компенсировать сердечную боль и душевные страдания. Со временем тоска прошла, но аппетита по части подарков Валя так и не уняла. Узнал ли Руслан о скоротечной связи своей избранницы с французской нимфоманкой – не известно.
Леонид нашел в Интернете адрес электронной почты Женевьевы и стал с ней активно переписываться. По просьбе Лёни, Жене переслала ему все альбомы «JERK the IRRESISTABLE», поставив свой автограф на обложке каждого. Лёня, полюбивший эту группу еще больше, организовал ее российский клон, который обозвал «ДжейБи» – в честь Жене. В скором времени «ДжейБи» записал на студии гениального альтернативщика Алексея, с которым его познакомил Геша, альбом «Клочья стонов». Альбом взорвал все хит-парады и сформировал целую армию почитателей, а «ДжейБи» и Леня, выколачивающий в ее составе пластины вибрафона, получили культовый статус. Объяснила ли Женевьева Лёне, почему ее группа называется «Неотразимый Мастурбант» – не известно.
Георгий принял предложение Алексея и стал его помощником и верным соратником в борьбе за живое искусство. Дело артиста/продюсера Алексея росло и процветало день ото дня. Деньги, которые Геша зарабатывал в качестве администратора, плюс гонорары за тексты обеспечили ему вожделенную независимость. Геша издал во Всемирной Паутине множество бесплатных книг, из которых особенно читателям полюбился цикл рассказов про двух незамысловатых пареньков – Пузеглазика и Пачкуна. Респектабельные издания окрестили этих персонажей Дживсом и Вустером нашего времени. Хоть общего в произведениях Георгия и Вудхауза не было вовсе, бесплатные издания скачивались на ура, распечатывались на принтерах и ходили по рукам. В списке самых ожидаемых литературных новинок произведения Георгия прочно застряли в первой пятерке. Издатели буквально ползали перед Гешей на коленях, умоляя согласиться на издание книг в бумажном формате и предлагая авторские гонорары с немыслимым числом нулей. Геша соглашался, но ставил одно условие – книги должны распространяться бесплатно. Сокрушенные издатели крутили пальцем у виска и уходили ни с чем. Действительно ли Геша сошел с ума, или просто был альтруистом, верящим в человечество и искусство вне коммерции – не известно.
Илья Пузднецов, обретя душу и потеряв Женевьеву (которую он упорно называл Жомапель), впервые ощутил на собственной шкуре, что такое душевные страдания. Никто бы не подумал, что душа у Ильи окажется такой чувствительной и ранимой – он в горе попытался покончить с собой и вскрыл вены. Только неосведомленность Илья в вопросе, а именно о том, что вены режут вдоль а не поперек, спасла его от бесславной погибели. Может быть, он предпринял бы вторую попытку – наглотался бы снотворного под завязочку, выпрыгнул из окна или банально удавился, но верные друзья, Леша Огузкин и Петя Бодыльев, не позволили Илье поставить преждевременную точку. Они окружили Пузднецова заботой и вниманием, рассказали, как им самим было тяжело, после того случая, когда Шайморданов объявил их неприкасаемыми. Леша тоже пытался свести счеты с жизнью. Только любовь Пети спасла его, признался Огузкин. Узнав, что его лучшие и единственные друзья гомосексуалисты, Илья не удивился и не испытал душевного отвращения. Прислушавшись к себе, он понял, что тоже всю свою сознательную жизнь любил их обоих, только не понимал этого. Так Леша, Петя и Илья из друзей стали любовниками. Искренними и страстными, уважающими себя и своих партнеров, вместе стойко переносящими все невзгоды, что щедро преподносила судьба. Они поддерживали друг друга и стояли один за всех и все за одного и были по-настоящему счастливы. Стал ли новоиспеченный гей Пузднецов, обогатившись Зелибобой, умней и сообразительней, или так и остался тихим недалеким идиотом – не известно.
∞+1. Игрушки Белоглазого Чу
Уф, ну вот и все. Справились. На мой взгляд, совсем неплохо получилось – стопроцентная посредственность. Шедевром гения и не пахнет. Молодцы ребятки. Теперь можно и отдохнуть немного. Или чуть побольше. Ведь мое время, как вода из крана – то бьет струей, то сочится по капельке, а иногда и вовсе не течет. Наливай стакан, пей до дна. Давайте, ребятки, на боковую. Я аккуратно стаскиваю куклы-варежки по очереди с левой и правой руки, пальцем глажу их круглые головки-мячики – светленькую и темненькую. Тяну за ручку и выдвигаю из внутренней стороны письменного стола необъятный ящик, набитый всевозможными куклами и марионетками – людей, животных, насекомых и непонятных тварей, которых на Земле никто и никогда не видел. Такого количества игрушек нет ни у одного ребенка в мире. Да что там, у ребенка – во всех магазинах игрушек вместе взятых и малой части моего богатства не наберется. Бережно кладу пару кукол-варежек в ящик и медленно задвигаю его обратно в темные недра стола. Там внутри ночь, время для сна и сновидений. Тут снаружи, над столом, за которым я сижу – вечный день. Незаходящие солнца миллионов галактик служат мне настольной лампой. Может быть, каким-нибудь из моих игрушек удастся еще разок-другой погреться в свете этих солнц, очнуться ото сна непроглядной ночи внутри стола, оказаться здесь, на моих руках. Тяжеловато писать двумя руками одновременно – все равно как кататься на велосипеде, давя на одну педаль правой ступней, а на другую – левой ладонью. Это возможно, но следить за тем, куда этот велосипед едет – вот настоящее искусство. Суставы моих пальцев громко хрустят – кому-то этот звук неприятен. Мне же выбирать не из чего, не с чем сравнить. Разве что с шелестом бумаги, с поскрипыванием пера. Передо мной лежит ворох исписанной бумаги. Я могу протянуть к нему руку, дотронуться до рукописи, взять ее, почувствовать шероховатость бумажных волокон, вдохнуть запах подсыхающих чернил. Но это пустое самолюбование – птенец вырос, оперился и покинул гнездо. К чему его неволить? Держать перед глазами лишь с той целью, чтобы вспомнить себя высиживающим то яйцо, из которого птенец вылупился? Его и так ждет вечная ночь – для рукописей в моем столе предусмотрен отдельный ящик. Опустив локти на стол, я улыбаюсь своему темному отражению в лакированной дубовой столешнице – седые волосы кажутся золотыми. В свете галактик, выстроившихся бесконечной матрицей над моей головой, молочно-белые глаза и бескровные десны отражения влажно блестят. Письменный стол широк – он простирается во все стороны, насколько хватает воображения. Я представляю его такой бесконечной плоскостью, делящей вселенную на две части – та, что сверху (там, где моя голова) – уже придумана, другую же, подстольную часть, мне еще предстоит сформулировать. В таком случае, плоскость оказывается хирургическим столом, акушерским креслом, порталом между существованием и небытием. Ведь именно здесь нечто рождается из ничего. Хотя, за мной, там, где кончается спинка стула, тоже ничего нет. Я никогда не оборачивался, даже не подглядывал через плечо. Я ничего там не видел. Так может ли там быть хоть что-то кроме ничего? Пустота тихонько обтекает меня сзади и вот она уже лижет своим бесплотным язычком верхнюю часть вселенной. Получается, что я со своим старым столом и стулом без подлокотников, нахожусь в пустоте. Что ж, пусть так. Но куда же попадают создания, родившиеся на этой тонкой мембране между двумя слоями пустоты? Ответ один – в ящик.
