Текст книги "КАРАТЭ-ДО: МОЙ ЖИЗНЕННЫЙ ПУТЬ"

Автор книги: Гитин Фунакоси

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

Мои учителя

В те годы, когда я начинал свою учительскую карьеру, в начальных школах существовало четыре категории служащих: учителя младших классов, учителя старших классов, преподаватели специальных курсов и помощники учителей. Первые четыре года обучения в начальной школе были для всех учеников обязательными.

Учителя первой категории преподавали в первом и втором классах, учителя второй категории – в третьем, четвёртом и более старших классах (с пятого по восьмой), которые не были обязательными.

Поначалу я был принят на должность помощника, но довольно скоро сдал квалификационные экзамены и получил должность учителя младших классов. После этого меня перевели на работу в город Наха, административный центр префектуры Окинава. Этот перевод, который одновременно был моим продвижением вверх по служебной лестнице, очень обрадовал меня: появилось больше времени и возможностей для занятий каратэ.

Позже я сдал экзамены, на должность учителя старших классов, но в связи с тем, что я не был выпускником педагогического училища, а в школы Окинавы приходило всё больше квалифицированных учителей, мне стало ясно, что моя служебная карьера будет делом трудным и очень медленным.

Тем не менее, когда директор школы, в которой я работал, рекомендовал меня на более высокую должность, я от этой возможности продвижения отказался, потому что мне предстояло отправиться преподавать в отдалённом районе на островах архипелага, а это означало длительную разлуку с моими учителями каратэ. Решиться на такое я не смог.

Была ещё одна причина для моего отказа покинуть Наха. Упоминание о ней нас вновь вернёт к конфликтам, вызванным запретом самурайской причёски. Дело в том, что семьи многих моих учеников были убеждёнными сторонниками «упрямых», и поэтому, хотя шёл уже двадцать четвёртый или двадцать пятый год правления Мэйдзи, до полного и беспрекословного подчинения запрету тёммагэ на Окинаве было ещё далеко. Моя семья тоже поддерживала «упрямых», поэтому я хорошо понимал чувства, которые возбуждало такое неповиновение решениям правительства. В то же время я знал о больших изменениях, происходивших практически во всех сферах жизни японцев, и уже не мог относиться к проблеме причёски как к чему-то действительно серьёзному.

Министерство просвещения видело эту проблему в ином свете. Раздражённое и напуганное неповиновением жителей Окинавы, оно издало указ, по которому каждый ученик острова должен был отказаться от самурайской причёски немедленно. Однако выполнить указ было гораздо сложнее, чем издать его, потому что дети отказывались расставаться с этой причёской, не хотели ходить в школу и оттягивали начало обучения на возможно более длительный срок.

В результате этого указа в начальную школу приходили ученики-переростки, и учителям с ножницами было не под силу справиться с ними. Кроме того, многие из учеников занимались каратэ, которое к тому времени стало распространяться на Окинаве более открыто. Учителя начальной школы, которые пытались насильно подстричь своих учеников, часто убеждались в собственном бессилии.

По этой причине учителям, знакомым с приёмами каратэ, начальством было поручено немедленно поймать и подстричь тех учеников, которые тоже занимались каратэ. До сих пор я часто вспоминаю этих детей, «пленённых» после короткой и ожесточённой схватки и принуждённых подчиниться неумолимым ножницам. Они стояли со слезами на глазах, но крепко сжимали кулаки и были полны решимости расправиться с обидчиками, лишившими их символа мужественности. Как бы то ни было, за короткий срок головы всех наших мальчиков были чисто выбриты, и ненужные страсти вокруг самурайской причёски прекратились навсегда.

Тем временем я продолжал очень старательно заниматься каратэ и брал уроки у нескольких известных на Окинаве каратэка. Моими учителями были: замечательный мастер Киюна, который мог голыми руками мгновенно содрать кору с растущего дерева; мастер Тёонно из Наха, один из лучших знатоков Конфуция на Окинаве; мастер Ниигаки, который всех удивлял своим здравомыслием; и мастер Мацумура Сокон, один из величайших каратэка, о котором я подробно расскажу чуть позже. Но сказанное ни в коей мере не означает, что я пренебрегал моими первыми учителями. Напротив, я проводил с ними столько времени, сколько было возможно и учился у них не только каратэ, но и многому другому.

Мастер Адзато, например, очень хорошо разбирался в политике. Я помню один разговор с ним. «Фунакоси,– говорил он,– после завершения строительства Китайско-Восточной железной дороги война между Россией и Японией станет неизбежной.» Он говорил это за много лет до начала военных действий между двумя странами в 1904 году. То, что казалось мне фантазией образованного человека, внезапно стало жестокой реальностью. Когда эта война началась, я был глубоко поражён политической дальновидностью мастера Адзато. Именно Адзато Ясуцунэ в период реставрации Мэйдзи посоветовал наместнику Окинавы теснее сотрудничать с новым правительством, а после появления эдикта о запрете тёммагэ он одним из первых подчинился ему.

Мастер Адзато был также одним из лучших мастеров кэндзюцу в стиле Дзигэн. Ему органически было чуждо хвастовство, но он был так уверен в своих силах, что однажды мне сказал: «Я очень сомневаюсь, что во всей Японии найдётся человек, который сможет победить меня в смертельном поединке.»

Ярким подтверждением этой уверенности был поединок мастера Адзато с Канна Ёрин, одним из известнейших мастеров кэндзюцу на Окинаве того времени.

Канна Ёрин был рослым мускулистым силачом с огромными руками и плечами, покрытыми буграми мощных мышц. Про его бицепсы говорили, что они были «высотой в два этажа»! Мастер Канна не ведал чувства страха и был известным знатоком различных боевых искусств. Кроме того, это был человек высокообразованный, который прекрасно знал японских и китайских классиков. Понятно, что он был абсолютно уверен в своей лёгкой победе над моим учителем Адзато.

Однако, когда в этом легендарном поединке Канна Ёрин нанёс мастеру Адзато удар мечом, для него было полной неожиданностью отражение этого удара безоружным противником. Сэнсэй Адзато одним искусным движением руки не только отвёл сильный удар, но и поставил мастера Канна на колени. Когда я попросил учителя Адзато рассказать, что же там произошло на самом деле, он охарактеризовал Канна Ёрин, как очень искусного мастера кэндзюцу, который, благодаря своей репутации непобедимого и бесстрашного человека, мог так запугать любого противника ещё до начала поединка, что победа не требовала от него больших усилий.

«Если же,– наставительно говорил мастер Адзато,– противник его не пугался, если он оставался хладнокровным и искал неизбежную брешь в защите самоуверенного мастера Канна, то победа над ним ему была обеспечена.» Эта беседа, как и многие другие подобные советы учителя Адзато, имела для меня очень большое значение и запомнилась надолго.

Другим важным наставлением Адзато было следующее: «Занимаясь каратэ, всегда думай о своих руках и ногах, как о мечах.» Демонстрация искусства каратэ самим Адзато была живым примером следования этому принципу.

Однажды кто-то попросил его рассказать о назначении и практическом применении техники «иппонкэн». «Попытайся-ка ударить меня,» – спокойно обратился к этому человеку мастер Адзато. Человек попытался нанести удар, но этот удар был мгновенно отбит, а иппонкэн мастера застыл у живота нападающего на расстоянии меньшем толщины листка бумаги. Движение мастера Адзато было невероятно стремительным. Человек, который задал вопрос не успел даже глазом моргнуть! Конечно, он понял, что настоящий удар в солнечное сплетение мог лишить его жизни.

Сэнсэй Адзато имел подробные сведения обо всех мастерах каратэ, живших на Окинаве в то время. При этом он знал не только их имена и адреса, но также имел данные об уровне технической подготовки этих мастеров, их слабых и сильных сторонах. Он часто повторял, что знание возможностей и техники противника обеспечивает половину успеха в схватке и часто цитировал при этом древнее китайское изречение: «Секрет успеха заключается в знании себя и своего противника.»

Мастеру Адзато и его близкому другу Итосу, была присуща по крайней мере одна черта, свойственная истинно великим людям – они никогда не завидовали другим мастерам. Мои учителя всегда знакомили меня с известными им мастерами каратэ и заставляли от каждого взять то лучшее, в чём он превосходил всех других. Из личного опыта знаю, что многие учителя каратэ отказываются передавать своих учеников для обучения мастерам других школ, но это ни в коей мере не относилось к мастерам Адзато и Итосу.

Даже если бы они не научили меня ничему другому, только этот пример скромности и благородства поведения был бы величайшим даром. Характерно, например, что оба мастера не любили говорить о своих «героических подвигах на ниве каратэ», совершённых в годы их юности, которые приписывались им в большом количестве. Они называли эти юношеские похождения «дикостями», которые можно оправдать только бесшабашной молодостью.

Этих двух человек объединяли и другие общие черты, включая даже первое имя обоих – Ясуцунэ. Однако, что касается каратэ и физических качеств, то они различались очень сильно. Если мастер Адзато был широкоплечим мужчиной высокого роста, имел пронизывающий взгляд и всем своим видом напоминал средневекового самурая; то мастер Итосу был среднего роста, его грудь напоминала пивную бочку и, хотя у него были длинные усы, он был похож на большого беззащитного ребёнка.

Впечатление от внешности мастера Итосу было обманчивым, потому что руки его обладали силой невероятной. Много раз сэнсэй Адзато вызывал своего друга Итосу на соревнование по окинавской борьбе на руках и всегда терпел поражение. В этом виде борьбы противники, сжав кулаки, скрещивают запястья и пытаются силой прижать к столу руку противника. Соревнующиеся не захватывают руку друг друга, как это принято делать в подобной борьбе на руках в Токио.

После очередного и неминуемого поражения мастер Адзато всегда ворчал, что ему никогда не справиться с Итосу, даже если он будет помогать себе второй рукой.

Действительно, сэнсэй Итосу был настолько хорошо подготовлен, что всё его тело казалось неуязвимым. Однажды, когда он входил в одну из чайных в Наха, какой-то пьяница напал на него сзади и нанёс ему сильный удар в бок. Мастер Итосу даже не обернулся. Он мгновенно напряг мышцы живота так, что кулак нападавшего отскочил в сторону. Одновременно своей правой рукой мастер Итосу захватил запястье правой руки этого человека. Не глядя на своего противника и не останавливаясь, он вошёл в чайную и втащил его за собой. Сев за стол, он заказал у перепуганной прислуги еды и вина. Потом, продолжая удерживать нападавшего за руку, он выпил вина из чашки в левой руке, усадил этого человека перед собой, дружелюбно посмотрел на него, улыбнулся и сказал ему: «Не знаю, что ты имеешь против меня, но давай лучше выпьем вместе!» Легко можно представить, как был удивлён его противник таким поведением.

Очень известен и другой случай с мастером Итосу, когда на него напал молодой учитель каратэ одной из школ Окинавы. Этот юнец, злобный по натуре и возомнивший о себе невесть что, взял в привычку, спрятавшись на тёмной дорожке, подстерегать одиноких путников и нападать на них, испытывая на беззащитных свою силу.

В конце концов он до того обнаглел, что решился напасть даже на мастера Итосу, видимо считая, что, независимо от силы и мастерства, тот не сможет оказать ему сопротивления при внезапном нападении. Однажды ночью он выследил мастера Итосу и, тихо подкравшись сзади, нанёс ему сильнейший удар в спину. Поражённый тем, что его удар не имел ни малейшего результата, этот мерзавец потерял равновесие и в тот же миг почувствовал, что его правое запястье сдавили, словно тисками. Он попытался освободиться с помощью другой руки, но это ему не удалось, ведь о силе хвата мастера Итосу на Окинаве ходили легенды. Он мог, как я уже говорил, раздавить одной рукой толстую бамбуковую палку. Учитель, не оборачиваясь, спокойно продолжал свой путь и тащил нападавшего за собой. Когда этот подлый негодяй понял, что его нападение провалилось, он жалобно стал молить мастера Итосу о пощаде.

– Кто же ты такой? – спросил Итосу.

– Меня зовут Горо, – еле слышно прозвучало ему в ответ. Мастер Итосу только после этого впервые посмотрел на нападавшего юнца.

– Запомни,– сказал он этому юному негодяю, – нельзя так шутить с такими стариками, как я.

С этими словами он отпустил руку Горо и спокойно удалился.

Яркие картины прошлого встают сегодня предо мною, когда я вспоминаю двух своих учителей и их различный подход к философии каратэ. «Ты всегда должен думать о своих руках и ногах, как о мечах»,– часто говорил мне мастер Адзато, а мастер Итосу советовал мне закалять всё своё тело так, чтобы оно могло выдержать любой удар. Я должен был сделать своё тело сильным и крепким, как сталь. По их советам я каждый день совершенствовал технику каратэ.

Мне хорошо запомнился случай нападения на мастера Итосу нескольких молодых хулиганов, которые вскоре все лежали на земле без сознания. Один из случайных свидетелей этой схватки, увидев, что сэнсэй Итосу вне опасности, поспешил к дому Адзато, чтобы рассказать мастеру об этом нападении. Мастер Адзато прервал рассказчика и спросил: «Все эти негодяи сейчас лежат без сознания и лицом вниз, верно?» Очень удивлённый свидетель происшествия подтвердил это, но недоумевал, откуда мог мастер Адзато узнать такие детали. «Очень просто,– ответил тот,– ни один настоящий каратэка не унизится до нападения сзади. Если же кто-то, незнакомый с каратэ, нападает спереди, то, получив удар, падает на спину. Но я знаю силу Итосу. Удар его настолько силён, что от него нападающие падают на месте и лицом вниз. Я буду удивлён, если кто-то из нападавших останется жив.»

Однажды мастер Итосу проснулся среди ночи, разбуженный подозрительным шорохом у ворот его дома. Тихо подкравшись к воротам, он понял, что кто-то пытается их открыть. Ни мгновения не раздумывая, он одним ударом кулака пробил в деревянных воротах дыру и схватил воришку. Если бы тонкую доску пробил обычный каратэка, то дыра была бы неровной, со сколами и отщепами. В этом случае края дыры были совершенно ровными и я верю, что это правда, потому что об этом рассказывал мне мастер Адзато.

Я всегда чувствовал тёплое ко мне отношение со стороны двух моих учителей, и сам всегда исполнял обряд поклонения не только в их честь, но и в честь всех других мастеров, которые учили меня. И сегодня я рекомендую делать это тем, кто изучает каратэ. Я возжигал благовония в буддистском храме перед алтарём в честь каждого своего учителя и дал клятву, что никогда не буду использовать своё мастерство в дурных целях.

Я думаю, что именно благодаря этому, мастера Адзато и Итосу относились ко мне, как к родному сыну, до самой их смерти. Посещая учителей, я часто брал с собой своих детей. В этих случаях оба мастера показывали детям ката, а потом просили их повторить упражнения. В награду дети получали конфеты, которые я сам из-за бедности не мог им купить. Самое большее, что я мог позволить себе тогда, это – купить детям сладкий картофель. Мастера любили моих детей и относились к ним, как к собственным внукам. Вскоре мои дети стали посещать мастеров Адзато и Итосу самостоятельно, как это делал я, когда был ребёнком. Они тоже полюбили искусство каратэ.

Теперь, оглядываясь назад, я понимаю, сколь многому научили меня и моих детей эти замечательные люди. Где мне найти подходящие слова, чтобы выразить им свою благодарность?

КАРАТЭ-ДО

Урок мастера Мацумура

Среди окинавских мастеров каратэ, под руководством которых я тренировался, был мастер Мацумура Сокон, о котором рассказывали удивительную историю: он победил в поединке другого мастера каратэ, не нанося ему ни одного удара. Эта история широко известна и превратилась в легенду, которую рассказывают всюду. И всё же я повторю её вновь, потому что она очень хорошо раскрывает содержание подлинного духа каратэ.

Итак, в маленькой и довольно скромной мастерской в городе Наха один из местных жителей зарабатывал себе на жизнь гравировкой рисунков на различных предметах домашнего обихода. Хотя гравёру было уже за сорок, он был в самом расцвете сил: шея его напоминала шею быка, под короткими рукавами кимоно перекатывались бугры мышц, а круглые щёки были цвета бронзы или меди. Он был простым ремесленником, но мог любого силой заставить считаться со своим мнением.

Однажды в его мастерскую вошёл посетитель, который заметно отличался от хозяина по внешнему виду, но без сомнения обладал физической силой и сильным боевым духом. Он был явно моложе хозяина: никак не старше тридцати лет. Его мышцы, не были столь массивны, как у гравёра, но производили сильное впечатление. Этот незнакомец был очень высох, ростом не менее шести чи. Более всего поражали его глаза: их острый и пронизывающий взгляд напоминал взгляд могучего орла. Когда этот человек вошёл в мастерскую, лицо его было бледным, и он казался грустным. Голос его звучал чуть слышно. Он попросил гравёра сделать красивый рисунок на медном мундштуке его длинной курительной трубки.

Взяв трубку в руки, гравёр, которому сразу же стало совершенно ясно, что его посетитель занимает заметно более высокое положение в обществе, очень вежливо спросил:

– Извините меня, пожалуйста. Мне кажется… Вы, случаем, не Мацумура Сокон – знаменитый мастер каратэ?

– Да, это я, – последовал лаконичный ответ. – Ну, и что же?

– Ах, ну конечно, я не мог ошибиться! Я много лет мечтал стать вашим учеником! Но ответ молодого мастера каратэ на эту восторженную речь был довольно холодным.

– Извините,– сказал он.– Я больше не беру себе учеников.

Гравёр продолжал настаивать:

– Вы обучаете хансу, не так ли? Все вокруг твердят, что Вы – самый лучший учитель каратэ в Японии.

– Я, действительно, обучал хансу,– горько вздохнул молодой посетитель,– но не в моих правилах заниматься обучением кого бы то ни было. Кроме того, я уже не обучаю хансу. Если сказать Вам правду, то я сыт каратэ по горло!

– Что за странные вещи Вы говорите? – удивлённо воскликнул гравёр. – Как это могло случиться? Не будете ли Вы любезны объяснить мне, почему?

– Когда я занимался обучением каратэ, то не делал различий между хансу и обычным человеком. Вероятно, именно поэтому, пытаясь добросовестно научить моего господина приёмам каратэ, я потерял работу.

– Я не понимаю,– сказал гравёр. – Всем известно, что Вы – лучший, из живущих ныне учителей каратэ. Если не Вы теперь обучаете хансу, то кто же? Для всех должно быть очевидным, что заменить Вас не сумеет никто другой во всей стране.

– Действительно,– продолжал Мацумура,– я был назначен на должность учителя хансу, только благодаря своей репутации. Однако, мой ученик оказался неблагодарным. Он слишком часто пренебрегал отработкой техники, которая у него, несмотря на все мои усилия, оставалась очень несовершенной. Если бы я захотел, то мог бы поддаться и проиграть ему схватку, но от этого его мастерство в каратэ не улучшилось бы. Поэтому я указал хансу на его ошибки, а затем попросил атаковать меня в полную силу. Он бросился в атаку, пытаясь нанести мне удар нидангэри. Он провёл свою атаку довольно хорошо, но излишне говорить, что только самоуверенный новичок решится на такой удар в бою с противником, который во много раз опытнее его. Я решил использовать его ошибку, чтобы преподнести столь необходимый ученику урок. Я думаю, Вы хорошо знаете, что, поединок в каратэ – это смертельная схватка. Если один из противников допускает в ней ошибку, то он обречён, и исправить это невозможно. Вы всё это прекрасно знаете, а хансу не хотел этого знать. Пытаясь раскрыть ему глаза на истинное положение дел в его обучении, я мгновенно отбил его атаку ребром ладони и сбил его с ног. Ошеломлённый, он отлетел в сторону на несколько шагов.

– Хансу получил очень серьёзные травмы? – осторожно спросил гравёр.

– Плечо, рука и нога в том месте, где я ударил по ней ребром ладони, стали фиолетовыми,– молодой человек помолчал немного, а затем продолжил.– Довольно долго хансу не мог подняться с пола.

– Какой ужас! – воскликнул поражённый, гравёр. – После этого Вас тотчас же прогнали?

– Конечно. Мне было приказано немедленно удалиться и не появляться до тех пор, пока хансу не позовёт меня снова.

– Понимаю,– задумчиво сказал гравёр,– но я уверен, что хансу несомненно простит Вас.

– Я думаю, что нет. Прошло уже более ста дней после этого случая, но никаких известий от него не поступало. Я слышал, что он всё ещё очень сердит на меня и считает, что я слишком дерзок. Поэтому я очень сомневаюсь, что получу, прощение. Сейчас я думаю, что было бы лучше, если бы я никогда не пытался обучать хансу. А ещё лучше было бы, если бы я вообще никогда не занимался каратэ.

– Успокойтесь,– сказал гравёр,– в жизни каждого человека есть взлёты и падения. Кстати, если Вы теперь не обучаете хансу, то почему бы Вам не позаниматься со мной?

– Нет! Никогда! – резко ответил ему Мацумура.– Я отказался от всякого обучения. Кроме того, почему Вы, человек с репутацией знатока каратэ, хотите брать уроки именно у меня? Мацумура при этом говорил правду: гравёр считался известным знатоком каратэ в окрестностях Наха и Сюри.

– Может быть, это не покажется Вам серьёзной причиной,– ответил ему гравёр,– но, мне, откровенно говоря, хотелось бы посмотреть на ваши знаменитые уроки и узнать, как Вы обучаете каратэ.

Возможно, в голосе гравёра прозвучали нотки иронии, задевшие молодого мастера? А может быть, он посчитал, что после обучения хансу ему не к лицу давать уроки каратэ простому ремесленнику? Как бы то ни было, Мацумура, вспыльчивый, как многие юноши, раздражённо воскликнул:

– Как Вы навязчивы! Сколько раз я должен Вам повторить – я не хочу обучать вас каратэ!

– В таком случае,– сказал гравёр голосом значительно менее любезным, чем в начале их беседы,– если Вы отказываетесь давать мне уроки, то, может быть, Вы не откажетесь сразиться со мной в поединке?

– Что Вы сказали? – изумлённо спросил мастер Мацумура.– Вы хотите сразиться в поединке со мной? Со мной?!

– Совершенно верно! А почему бы нет? В схватке сословные различия не имеют значения. Вы уже не обучаете хансу, поэтому его разрешения на поединок со мной вам не потребуется. И будьте уверены, я позабочусь о своих руках и ногах гораздо лучше, чем хансу,– грубо сказал гравёр, и это уже можно было считать оскорблением.

– О вас говорят, как о мастере каратэ, – ответил мастер Мацумура.– Я не знаю насколько Вы сильны, но не считаете ли Вы, что зашли слишком далеко? В нашем поединке будут не ушибы. Речь идёт о жизни или смерти. Неужели Вы сейчас так хотите умереть?

– Я этого просто жажду,– вызывающе ответил гравёр.

– Тогда я буду просто счастлив помочь вам,– воскликнул мастер Мацумура.– Никто не знает своего будущего, но старая пословица говорит, что если два тигра дерутся, то один из них обязательно будет ранен, а второй – убит. Победите Вы завтра или проиграете, но вернуться домой без травм Вы не сможете. Место и время нашего поединка предлагаю назначить вам. Гравёр предложил начать схватку в пять часов следующего утра, и мастер Мацумура согласился. Местом поединка было выбрано кладбище дворца Кинбу, которое, находится позади дворца Тама.

Ровно в пять часов утра противники находились друг против друга. Между ними было не более четырёх шагов. Первым атаковал гравер, который двинулся вперёд и сократил дистанцию между противниками примерно наполовину. Свой левый кулак он держал в позиции гэдан, а правый кулак оставил у бедра. Мастер Мацумура спокойно поднялся с камня, на котором он сидел, встал лицом к противнику в позицию сидзэнтай и опустил подбородок к своему левому плечу. Гравёр был сбит с толку поведением противника и недоумевал: не забыл ли знаменитый мастер Мацумура, где он находится и зачем. Казалось, что в его позиции защищаться просто невозможно! Гравёр приготовился нанести свой удар. Именно в этот момент его противник широко раскрыл глаза и своим взглядом словно проник в душу гравёра. Поражённый силой этого взгляда, как вспышкой молнии, гравёр отпрянул назад, а Мацумура Сокон даже не шелохнулся. Он неподвижно стоял на месте и по-прежнему казался совершенно беззащитным.

Холодный пот заструился по лбу и по спине гравёра, а его сердце забилось непривычно часто. Ноги его ослабели, и он присел на могильную плиту. Мастер Мацумура сделал то же самое.

– Что случилось со мной? – спрашивал себя гравёр.– Почему я весь вспотел? Почему моё сердце бьется так часто? Мы же ещё не обменялись ни одним ударом!

Затем он услышал голос мастера:

– Эй! Что с Вами? Солнце поднимается. Давайте продолжать поединок!

Оба противника встали, и мастер Мацумура вновь принял позицию сидзэнтай. Теперь гравёр решил любой ценой довести атаку до конца и двинулся вперед. Расстояние между бойцами быстро сокращалось: четыре шага… три… два… Тут гравёр остановился н был не в силах двинуться дальше, словно прикованный к месту неодолимой силой взгляда мастера Мацумура. Взгляд гравёра потускнел, и он стоял словно парализованный невероятной силой, которую излучали глаза противника. В то же время гравёр не мог отвести свои глаза в сторону. В глубине души он чувствовал, если он сделает это, случится что-то ужасное.

Как ему найти выход из этого положения? Неожиданно для самого себя он издал «киай», прозвучавший, как «Кийя!» Его слабый крик пронёсся над кладбищем и отразился от окружающих холмов. Мастер Мацумура по-прежнему спокойно стоял на месте. Под действием его взгляда гравёр вновь отступил растерянный и совершенно отчаявшийся.

– Что случилось с вами? – улыбнулся Мацумура Сокон.– Почему вы не атакуете? Нельзя же только кричать!

– Я не понимаю, что со мной,– ответил гравёр.– Никогда и никому я не проигрывал поединков. А сегодня…

Помолчав немного, он поднял голову и безнадёжно сказал:

– Да, продолжим! Результат поединка мне уже ясен, но давайте закончим, иначе я совершенно «потеряю лицо», а подобный позор хуже смерти. Я предупреждаю, что сейчас буду атаковать Вас «сутэми».

– Хорошо,– откликнулся мастер Мацумура,– продолжим наш поединок.

– В таком случае, прошу извинить меня за всё,– сказал гравёр.

Он бросился на противника, но в этот самый момент из горла Мацумура Сокон раздался крик такой силы, что он показался гравёру раскатом грома. Если прежде его парализовал пронизывающий взгляд мастера, то теперь это сделай его голос. Гравёр почувствовал, что не может пошевелиться, он сделал последнюю слабую попытку атаковать противника, а затем без сил мешком свалился на землю. Над ним, в ярких, лучах восходящего солнца, стоял победитель Мацумура. Лежащему на земле гравёру он казался древним божеством, поражающим демонов и драконов.

– Я сдаюсь,– прохрипел чуть слышно несчастный гравёр. – Я сдаюсь!

– Что?! – вскричал Мацумура Сокон.– Мастер не должен говорить подобные слова!

– Я был глупцом, когда вызвал Вас на поединок, – продолжал гравёр. – Теперь я вижу, что результат был предрешён с самого начала. Мне очень стыдно. Между нами не может быть никакого сравнения.

– Я не согласен,– вежливо возразил ему мастер Мацумура.– Ваш боевой дух изумителен. Вы подготовлены очень хорошо. Если бы наш поединок действительно состоялся, я мог бы и проиграть.

– Вы утешаете меня,– грустно ответил гравёр.– Я чувствовал себя совершенно беспомощным, глядя на Вас. Я был так напуган вашим взглядом, что потерял весь боевой дух.

– Возможно,– ответил Мацумура, – но я то знаю причину этого: вы всего лишь хотели выиграть поединок у случайно встреченной знаменитости, а я был готов умереть в случае поражения. Вот в чём было различие между нами. Вчера, когда я зашёл в вашу мастерскую, я был очень расстроен от того, что хансу прогнал меня. Ваш неожиданный вызов ошеломил и обеспокоил меня, но, как только мы условились о месте поединка, все мои сомнения исчезли. Я понял, что переживал о проходящем и мелочном: о том, как лучше угодить нашему хансу; как вернуть его расположение и прежнюю должность учителя каратэ… Сегодня я стал мудрее, чем был вчера. Я понял, что живой человек не может быть совершенным. После смерти мы все вновь превращаемся в исходные первоэлементы – землю, воду, огонь, ветер, воздух. Материальное – суть пустота. Всё в этом мире есть суета сует. Мы все подобны траве на лугу или деревьям в лесу. Создания Вселенной, они воплощают в себе дух Вселенной, а дух Вселенной не имеет ни жизни, ни смерти. Наше тщеславие – вот наш главный порок.

Мацумура Сокон умолк. Гравёр также молчал, размышляя над бесценным уроком, который он получил от знаменитого мастера.

В последующие годы, рассказывая об этом случае друзьям, гравёр всегда рассказывал о своём противнике, как о человеке истинно благородном. Мастер Мацумура вскоре после этого случая вновь стал учителем хансу.