Текст книги "Остров, поделенный насилием"
Автор книги: Gina Wolzogen
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)
– И ты хочешь чтобы он перестал? Джина, он ведь тебя больше не тронет! Я не дам тебя ему обиду. Зачем спасать остальных?
Зачем спасать остальных? Он, что, шутит? Неужели этому парню безразличны чужие жизни? И то, что творит сам этот безумец, разве это не надо останавливать? Видимо, круг интересов Виктора начинался с меня и заканчивался мной.
– Просто… Мне плохо от тех воспоминаний… Он ведь убивал детей! Разве ты не тронут?
На его лице не дергнул ни один мускул. Я читала в этих зеленых глазах лишь равнодушие. Он был совсем безразличен к чужим жизням. Вот и минус этого человека в целом.
– Ох, Джина, я видел очень много за свою жизнь. И даже то, что детей убивали с большой охотой и одобрением родителей. В древние времена в Карфагене существовал культ. Великому бронзовому богу Ваалу население приносило в жертву своих маленьких детей. Несчастных крошек клали на простертые руки статуи, которые затем поднимались при помощи скрытой внутри пружины, и дети падали в раскаленное чрево бога. И что ты на это теперь скажешь?
Часть
Банально и просто.
Смешно, несуразно.
Фальшивая маска
Скрывает меня.
Она улыбается,
Пластиком плача.
Стекает по капле,
Душу ядом травя.
Набор диких фраз,
Без рифмы, без темы.
Банально и просто,
Вскрывая себя,
Я Вам улыбаюсь,
Бездушно и дерзко,
Кривляясь и плача
Под маской греха.
(Плюшевый слон)
Эти джунгли мне напоминали душу. Мою душу, которую иногда я сама не в состоянии понять, не в состоянии спастись от самой себя. Она такая же заросшая всякими сомнениями, мыслями, пустыми и обреченными, и нет выхода из этого омута, невозможно даже найти собственное «я». Мои мысли словно эти деревья – среди них можно заблудиться, пропасть в неизведанной мрачной бездне. Я часто противоречу сама себе, противоречат мой разум и мое сердце. Часто спотыкаюсь о собственные странные выводы. И иногда кажется, что я сама себя не знаю, что мне неизвестна своя же душа, неизвестны свои же чувства и желания. Я для себя посторонний человек! Боже…что я несу? Сижу здесь, на лавочке, напротив джунглей и рассуждаю о себе, о своей никчемной запутанной судьбе. Мне иногда кажется, что во мне живет что-то еще… Что-то чужое, злое, жадное, ненасытное, что медленно превращает меня в одинокого волка, убивает все хорошие качества. Что-то сильное, настойчивое, с чем я сама не могу справиться. Оно смотрит на этот мир, но видит в нем лишь черно-белые краски, лишь глупых людей и боль, которую они могут причинить. И эти люди для него составляют лишь врагов, которых нужно убить, растерзать, как волк свою жертву. Он не признает никого. Он признает лишь себя и… Виктора? Мне нравится быть с ним, он вызывает самые приятные чувства и ощущения, и с ним мне очень легко общаться. Но это нечто внутри. Оно не дает мне покоя, оно постоянно дает о себе знать. Думаю, я бежала не от цивилизации, а от себя, от своей же жизни. А если говорить точнее, от этого нечто. Но вот беда! Куда бы я не шла, я беру с собой себя. Наверное, смешно, если не было бы так печально. Да, я боюсь себя, я не могу совладать с собой. Вне всякого сомнения, я умею одними безрадостными мыслями довести себя до самоубийства. Виктор сейчас занят, ушел, оставив меня гулять по этому месту, напоминающему мне участки души Хотя тут нет опасностей или их пока что не было, но это нечто внутри видит лишь враждебно настроенный мир, жестокость, страдания.
Я…я... Хватит обо мне, и моих ни к чему не приводящих размышлениях. Тут между прочим прекрасные милые домики, правда странные на вид. Целая деревня палаток из бамбука и чего-то ещё. Только вот людей не видно. Хотя... нужны ли они мне, люди?
– И что ты тут делаешь? Наслаждаешься видом? А вида здесь и нет. Одни джунгли. Посмотри, посмотри в какой убогой части острова мы живем! Просто жуть какая-то. Море досталось отвратительным людям! Как так можно жить? – Эйра неожиданно появилась в моем поле зрения. Её лицо было омрачено собственными мыслями и словами, и похожа она была в этот момент на меня, изводящую себя этими самыми мыслями. Но она не теряла от этого ни капли красоты. Её украшают любые эмоции или чувства, и я поражалась этому. А меня никогда ничто не украшает, с моим то живущим внутри зверем.
– Море? Зачем тебе море, Эйра? И так всё хорошо, разве нет?
Она посмотрела на меня с осуждением, будто я что-то не то сказала. Но, если честно, мне было как-то всё равно.
Море… Оно же опасно, и больше ничего другого я не видела в нём. Здесь нельзя купаться, это смертельно. Я видела то, что владеет морем, и от этого на коже появляются мурашки, а глаза не скрывают страха. Это хищники, самые опасные безжалостные хищники с тысячью острых зубов. Зачем море, если им можно лишь наслаждаться издалека? Оно теряет смысл, так зачем иметь то, отчего нет пользы? Лучше бы купила картину и глядела в неё часами, проку больше бы стало. Ах, да… Тут нет магазинов.
– Там вода, Джина! Вода! А нам, чтобы получить воду, приходится далеко ходить или просить её у любимого. Разве ты не знаешь? Вода – жизнь! Что-то полить, что-то помыть… Нам этого не хватает. Тем более в море есть рыба и она вполне съедобная. Если бы не любимый, то бы мы питались лишь рыбами и этими испорченными фруктами! Понимаешь, Джина?
У любимого? Не Виктор ли это часом? Броню моего сердца проколола слабая игла, но особого внимания я на это не обратила. Он её своей любимой не считает. Рыба и фрукты – разве это плохо?А между прочим, это очень полезно, и к тому же достаточно вкусно. Лучше есть это, чем питаться каждый день всякой непонятной вредной и напичканой всякой дрянью пищей из магазина, которой можно отравиться. Тут хотя бы улетучивается возможность пострадать от этой еды. Интересно, а Эйра всегда жила на этом острове? Или же она сюда прилетела? Выглядит она вполне цивилизованно. Но вряд-ли суждение по внешности окажется правильным.
Я тихо вздохнула. Может, всему виной Люк? Его ребята могут перекрыть путь к морю, хотя бы где-нибудь. Если бы не он, вряд ли бы эта девушка жаловалась.
– Но твоя любовь безответна, Эйра. Зачем тешить себя какими-то надеждами? Зачем верить в то, чего не существует? Виктор совсем тебя не любит, – я понимала, что рушу её иллюзорный мир, где она вместе с Виктором, но другого выхода у меня не было. Надо рушить иллюзии, нужно пытаться вбить в голову реальность или человек сойдет с ума. Сойдёт с ума позже, когда от этого видения разрушится целая жизнь.
Я ожидала, что она начнет орать и что-то доказывать, противоречить всему. Но Эйра молчала. Она будто смирилась с тем, что её не любит мужчина. Это молчание говорило о многом. Но было неясно что творится у неё на душе. Скорее всего, борьба. Борьба между здравым смыслом и иллюзиями. Ей было совершенно все равно, либо она хорошо скрыла свою боль.
– Виктор помешан на гене и прочей чепухе. Лишь поэтому я не его, лишь поэтому сопротивляюсь. Я не верю, что в тебе он что-то увидел или нашел, он не способен на это. Ты слишком глупая, забитая, и кажешься беспомощной. Ты – жертва, которой нужно немедленно спасаться. А он не любит жертв, Джина. Он убьет тебя рано или поздно, и у тебя нет выхода. – она смотрела на меня и заявляла все решительно, словно знала наперед. Уверенно. Это то, чего не хватает мне. Я не могу в чем-то быть уверенной из-за своих сомнений и мыслей. Эти сомнения словно мухи… Их жужжание меня раздражаеn, приводит в бешенство.
Я совсем не понимала, про что говорила Эйра. Я – жертва? Но жертва чего? Я сражаюсь, если могу. Жертвы не сражаются, они падают во власть судьбы. А я сильная, хоть и неуверенная. Внутри меня живет зверь, способный разорвать противника. Так что бояться нечего.
Виктор единственный с кем мне хорошо, безопасно, легко. И уходить, убегать и спасаться от него я не хочу. Может я люблю его. Люблю. Странное и незнакомое мне слово. Не знаю. Черт… Уверенности нет ни в чем. Я потеряна, мне кажется, я задохнусь от безысходности.
– А ты тогда кто, хищник? И почему тогда ты рассталась с Люком? Не думаю, что он жертва.
Если жертва своих бредовых идей, своего собственного безумия, которое укрывает его с головой. Я помню эти безумные глаза, эти идеи, исполнения которых я и боялась. Мне было страшно. А страх может погубить любого.
Эйра заметно потемнела, и вроде погрустнела. Её лицо стало очень серьезным, а взгляд метался туда-сюда в беспокойстве и тревоге. Она была поймана, как жертва. Такие мысли меня даже повеселили. Та, которая заявляет о том, что мне пора убегать от своей гибели, сама становится добычей. Добычей чувств, которые трудно затушить. Хотя я не хотела ей зла. Она тоже забитая судьбой, но её не терзают сомнения, как меня.
– Знаешь что… Лучше тебе не лезть со своими тупыми вопросами, а то лишишься того аппарата, с помощью которого ты их задаешь. Меня не следует испытывать, запомни, Джина.– она оскалилась и ни один мускул не дрогнул в знак шутки.
Она серьезна. Но не думаю, что она действительно будет мне делать больно. На её пути серьезные преграды и вряд ли она сможет преодолеть их. И нужно ли?
Ответа у меня не нашлось. А Эйра продолжала задумчиво на меня смотреть. Ей я не нравлюсь, это было очевидно. Хотя я ей ничего не сделала. Людская ненависть, больше ничего... Мой взгляд снова устремился в джунгли. Эти деревья… Вместе и одновременно далеки друг от друга, далеки от понимания. Они вместе создают иллюзию общества…Неразрывной связи. Но на самом деле каждое дерево борется за место под солнцем, борется без устали, ведь каждое живое существо знает, что жизнь – борьба, в которой кто-то непременно умрёт. Они сражаются, пытаются выстоять, не пасть. Их корни сплетаются в немой борьбе. И эта иллюзия… Она ведь не только у растений. Она у всего мира. Не каждый примется демонстрировать свои намерения и желания. Не каждый покажет свои цели, свои мечты. Все прячутся под маски, будь то равнодушие, понимание, или же радость. Ложь. Вот что это. Все что-то скрывают, чего-то хотят и воюют с друг другом.
Но Виктор не один из них. Он заявляет о том, что ему нужно. Прямо и понятно. Он не боится никого и ничего, внутри у него есть стержень. У него нет никаких страхов и я ему завидую.
– Я люблю месть, Джина. Знаешь, это единственное, что спасает нас от обид. Если тебе больно – сделай больнее тому, кто причинил тебе эту боль. Это истинное наслаждение делать боль в ответ. Ты получаешь удовольствие от мук другого. И я обязательно отомщу Люку. Я сделаю ему больно, он будет страдать. – в ее голосе было что-то дьявольское, он звучал, как скрежет стекла, по которому провели ножом, и мне оставалось только отвернуться от нее. Эйра будто превратилась в демона.
У людей есть увлекательное хобби – ходить босиком по битому стеклу в закоулках памяти.
Я встала и пошла прочь. Не хочу больше слушать Эйру. Она хочет отомстить мужу. Бывшему мужу. Убить его? Сжечь? Что она хочет? В любом случае отомстить. А мне не хочется слушать её кровавые планы. Что-то мне не хочется знать, но она дала ясно понять, что все-таки ей надо убить. А убийствами многого не добьешься. Лишний грех. Упоение смертью пройдёт, и наступит время паники и осознанием случившегося. Кто часто убивал, не станет убивать из-за любви. Иначе смерть становится чем-то смешным и незначительным. Но смерть никогда не смешна. Она всегда значительна. Она всегда приносит боль, муку, страдания. И это не смешит. Напротив.
Я пошла обратно в храм. Не хочу больше рассуждать обо всем этом. Не хочу видеть эти деревья с их иллюзорным спокойствием. Не хочу слушать речи Эйры. Мне нужен Виктор. Он действует на меня иначе, чем другие люди. Он для меня успокоительное и убежище одновременно. С ним я за каменной стеной. Я поспешно вошла в тронный зал. Мужчина сидел на коврике на полу и разглядывал в руке какой-то цветок розового цвета. И где эти его серьезные дела о которых он мне говорил? Он же не станет мне врать. Мог ли он все быстро сделать?
При одном его виде на меня опять нахлынули чувства безопасности и спокойствия, ощущения умиротворения.
– Ты говорила с Эйрой? Я слышал вас. Она все никак не успокоится со своей местью. Меня больше удивило то, что ты знаешь об их расставании. Кто тебе сказал? – он посмотрел в мою сторону, заставив застыть на месте. Его взгляд был лишь заинтересованным, ничего более. Опять слабый укол. Но чего?
– Сказал? Но Виктор, это сделал ты и совсем недавно. А почему ты не заинтересован в мести? – я прошла к нему и села напротив. Так мне видно его лицо, его идеальная внешность и глаза… Он завораживает меня. Мужчина безмолвно посмотрел мне в глаза, не скрывая удивления. Он медленно вложил мне цветок в ладонь и чувства, нахлынувшие на меня при его прикосновении, захватили разум в плен. Я готова была отдаться ему… нет, не только телом, но и душой. Я готова отдать ему своё сердце. Хотя это очень трудно мне дается – открывать тайны другим, открывать свою душу, свои потайные уголки разума. Почему? Не знаю. Может, во всем виновен зверь. – Нет, родная, я тебе этого не говорил. А месть… Знаешь ли, Люк мне конкретно ничего не сделал и мстить ему или участвовать в мести – глупо. Пусть сама что хочет то и делает. Меня не волнует то, что она хочет. Это её война. Не говорил?! Но я точно помню, что он сказал. Это было совсем недавно. Видимо, у него есть недостатки. Может просто забыл? Главное, чтобы он не забыл, что любит меня. – Память не идеальна, но я правда знаю, что ты мне это говорил, – спорить не самый лучший вариант. Я должна помочь ему вспомнить. – Память превращает людей в глупцов. Послушай стариков, у которых не осталось ничего, кроме детских воспоминаний. Они принимают всех окружающих за давно умерших друзей, а их болтовня никому не интересна. Но ты, Джина…ты обладаешь хорошей памятью, я уверен. А все равно не помнишь источник информации. Но сейчас это неважно. Что насчет угроз Эйры… Не принимай её угрозы всерьез. Она очень хорошо знает что за это будет. А теперь пойди и осмотрись здесь получше. Ты должна знать это место, любимая. Это теперь твой дом, – говорил он медленно, давая мне насладиться его голосом. Виктор убежден, что это у меня провал в памяти, а я убеждена в обратном. Кто прав? Я или он? Если честно, этот «дом» меня нагнетал. Этот остров… Он словно тюрьма, замкнутая, без шанса на спасение. Прибежав сюда, я попала в ловушку. И теперь я не смогу сбежать, если захочу. Но в этой тюрьме есть ангел, который пытается создать иллюзию моего дома. А был ли у меня дом? Я не помню. Что с моей памятью? меня есть дом, там, в Германии. Но тогда почему я не помню деталей? Ах…что со мной? Что происходит? Господи... я не могу ничего понять. Может рассказать все этому любимому мужчине? Нет, так нельзя. Мои мысли лишь мои мысли, и я не собираюсь их раскрывать. И дальше меня они не выйдут. Я должна научиться сама справляться с собственной болью и страхом. Или я жертва. Да-да, та самая жертва, о которой так упорно твердила Эйра. Та, которую настигнет хищник. Часть Если любишь жить – живи, Не беги прочь от своей судьбы. Хочешь её поймать – лови, Но не целуй её нежные губы. Знай – ты нужна всем, И никто тебя не покинет. Но не надевай на себя шлем, И никто тебя от себя не откинет. И я верю, что выживешь ты, Будешь снова громко смеяться… И всё это сможешь ты, Если не будешь с судьбою играться. Ты будешь жить, просто поверь мне. Я о тебе напишу мать-природе! Знай, я сделаю это, верь мне, Чтобы всем было всё в угоду… (Кохэйри-неко) Первая моя веселая радость и сильная восторженность от места, где нет цивилизации и где лишь дикая природа со временем прошли. Вокруг только колючие кусты, высокие пальмы, неизвестные мне, но достаточно красивые цветы и прочая растительность, на которую я уже насмотрелась вдоволь. Здесь мне стало очень-очень скучно, и я завядала от безделья. К сожалению, и Эйра отказалась снова со мной говорить. Это не было для меня большой проблемой, но все же слабый укол одиночества и обиды я ощутила. А поговорить с людьми из её племени я не решилась, да и вряд ли нам есть о чем поговорить… Я фланировала, пытаясь разобраться в своих мыслях. Может Эйра считает меня шантрапой, некой жалкой никчемной девицей, которая влюбилась и потеряла от этого голову? Вполне возможно, а чего ещё можно было ожидать? Крепких дружеских объятий? Она точно не будет моей лучшей подругой, у нас слишком далекие от этого отношения, но в заклятые враги тоже не запишется. Хотя… Жизнь имеет особенность не оправдывать ожиданий, что часто случается со мной. Интересно, а Люк меня искал, да и думал вообще обо мне? Он знает, что со мной? Подозревает, что я попала именно сюда? Но парень наверняка индифферентный по этому делу, и ему безразлично. Так до вечера я тут ничего и не делала, копалась в своих размышлениях, пыталась найти ответы на вопросы, которые сама же себе и задала. Просто хотелось, чтобы мозг был чем-то занят, а найти такое занятие не было никакой возможности. Потом просто наблюдала за людьми из племени, и казались они мне всегда какими-то дикими, словно заросли сорняков. Аборигены насторожились при виде меня, осматривая очень внимательно, и следили за каждым движением, за любым моим взглядом. Думаю, им я совершенно не понравилась, но идти против меня в открытую они не смели. Впрочем, и во мне тоже не горело желание их злить и пугать, а тем более драться, если это вероятно, поэтому отводила глаза от пристальных взоров. Животных я тут не видела абсолютно никаких, кроме интересных пестрых птиц, постоянно поющих свою песню и летающих в голубой дали небес. А где же быстрые пантеры, дикие леопарды и другие тропические хищники, готовые разорвать тебя на куски? Я воображала себе, что они берут в помощь зверей, хоть и мало дрессированных. Но каких-либо существ тут совсем не было, или я просто не заметила никого! Даже обычных домашних зверушек не примечалось. Зато мне удалось впервые увидеть огромных разноцветных попугаев. Это потрясающие птицы разных размеров и чудеснейшей, словно волшебной, окраски. Некоторых сумела приласкать, проводя по мягкому гладкому пуху. Честно говоря, мне не очень нравятся пернатые любых видов, но я никогда не отрицала хорошо развитого интеллекта у попугаев и врановых. Многие птицы умны, но эти особенно выделяются. Вся эта картина только усугубляла моё чувство «ненужности», поэтому и дни проходили мрачно, одиноко. Никто не хотел со мной ни разговаривать, ни взаимодействовать, никому не было интересно моё времяпровождение. Здесь не было нужды во мне, видимо, потому меня не замечали. Я чувствовала себя ромашкой среди роз, когда люди проходят мимо и берут более ценные растения, презренно бросая взгляд на белый цветок. Даже так: я была никому тут не нужна, никому и ничему. Постепенно этот маленький злобный мир терял для меня свои яркие краски, приобретая оттенок гиблого серого места. А люди, жившие здесь, меня отвергли, не замечали, мое имя было забыто. И все, кто отверг – достоин моей ненависти. Достоин моей неприязни во взгляде и жестах. Эти люди… Чем же я им не угодила? Что же сделала не так? Чем заслужила такое отношение к себе? И даже птицы смотрят на меня иначе – в бездне этих мудрых глаз нет добра. Что же не так? Почему, почему у этого мира, у островка, на котором я надеялась найти спасение наполнены враждебностью глаза? И они так пристально смотрят прямо на меня… Что-то внутри шевелится… Такое же злобное и недовольное, такое же коварное и хитрое. Оно может встретить этот лукавый взгляд мира сего, а я? Нет. После того, как вечернее небо покрылось темным покрывалом ночи, и последние остатки пурпура и алые облака с горизонта исчезли, я стала возвращаться обратно в храм. Здесь делать нечего, было ужасно скучно и плохо, пустота заполнила все внутри. Я вижу повсюду лишь враждебность, нежелание в чем-либо помогать, злобу и очерствевшие души людей, куда опустилась тьма и где там просвета. Этот мирок принадлежит насилию и всему ему подобному, тут нет ничего человеческого, здесь чужды забота, любовь и понимание. Дико, страшно, мрачно. В храме меня ждет покой, хотя я не видела там постель.Но самое главное то, что там можно скрыться от испепеляющих, ненавистных взглядов. Не думаю, что буду спать в сыром подвале, несмотря на то, что в храме больше ничего нет, кроме небольшой столовой, ванной и тронного зала. Я вошла в здание, надеясь застать моего любимого мужчину, единственного, глядевшего на меня другими глазами, от взора которых становилось спокойно и хорошо. Ожидания оправдались. Виктор снова сидел на троне, о чем-то задумавшись. Его бездонные очаровательные глаза мечтательно уставились в пол, хотя, может он там что-то разглядывал или искал, или просто думал о своем. На меня снова нахлынуло вожделенное спокойствие и умиротворение от вида любимого. Злые глаза мира закрылись, и я уже не чувствовала тревоги, больше не ощущала страха. Увидев меня, Виктор поднял голову и улыбнулся, отчего мне стало гораздо лучше, а после стал подзывать к себе. Я медленно, с какой-то нерешительностью и детской робостью пошла к нему, пытаясь понять, что он задумал. Мужчина с нежностью усадил меня на колени и позволил себя обнять. Мои руки обвили его сильную шею. Создавалось ощущение, что сижу я на статуе. Виктор был холодный, чуть бледный и твердый, как камень. Мои руки были настолько хрупкими по сравнению с его шеей! Хотя должно быть наоборот. Готова поклясться, что его могучую шею сломать намного сложнее, чем мои кости. Интересно, если его ударить ножом, что произойдет? Обнажится голый мрамор или же сломается лезвие? Но, разумеется, скорее я брошусь под оружие, чтобы защитить его, чем позволю ударить острием по идеальному телу. – Как провела время? Тебе нравится это место? – в его голосе прозвучал неподдельный интерес. Я понимала, что ему действительно любопытно, что он хочет узнать мое мнение и увлечения. Да, мне нравится, так нравится, но, разве что, всюду я встречаю лишь лютую ненависть и желание меня убить самым худшим образом. К тому же, со мной почти никто не разговаривает. И животных здесь почти нет, кроме птиц! И ещё мне надоело ходить в этом странном платье. Мир Люка даже казался не так враждебен, не так замкнут как этот. Здесь никогда меня не примут. Люк же никогда ничего не скрывал, заявляя о своих действиях на весь остров. А тут все протекает будто бы тихо, спокойно. Что это? Наверно, очередная иллюзия, и я способна ее безжалостно разрушить. Все хотят меня убить, тут меня ненавидят. Виктор – не считается, и он, вероятно, единственный… Только с ним я могу позволить себе рассказать чуточку о том, что тревожит меня, но самое сокровенное я не буду рассказывать никому. – Знаешь, Виктор, тут не совсем уютно. Я думала увидеть хищных животных, а посмотрела лишь забавных попугаев и больше ничего, кроме уже надоевшей растительности. А ещё хочется сменить гардероб. У тебя есть одежда для меня? Я знаю, что многого прошу. Но если я его жена и если он не передумал насчет этого, то мне нужна одежда. Ходить в этом одеянии больше нет никакого желания. И к тому же, в скором времени мне потребуется ванна. – Животные…что ж…они будут, обязательно. Одежда есть. Я тебе еще не показывал спальню. Она находится здесь, в этом здании. Оно намного больше, чем ты себе представляешь! Там есть и гардероб и много женской одежды, пошли. Животные? Он что, волшебник, или какой-нибудь колдун? Если их здесь нет, то как он их достанет? Надо ехать на материк, а вода отсюда далеко, да и корабль могли украсть люди Люка. Очень странно. Я встала с колен, удивляясь его необычной физиологии. Дело в том, что люди обычно когда сидят, то пытаются двигать руками, ногами или чем-то, чтобы избежать «отлежания» конечности. Этот же не двигался вовсе. Он был словно величавой статуей, причем невероятно изящной и красивой. Виктор плавно поднялся и пошел прочь из тронного зала. Я немедля последовала за ним. – Знаешь, я тебе хочу кое-что рассказать, и эта вещь достаточно серьезная. И о чем он мне хочет рассказать? О том, почему у него кожа, как сталь, бледность и отсутствие некоторых движений? Было бы интересно послушать. Слишком много загадок и вопросов, на которых самой мне ответ не найти. Кажется, они только сбивают с толку… Истина, пока что, закрыта для меня. И может быть, останется закрытой для меня навсегда. Мы продвигались по храму. Статуи сидящие, лежащие, стоящие… Их пустые глаза смотрели прямо на меня. Создавалось впечатление, что их неподвижные очи следили за мной, за каждым движением, за каждым взглядом, за каждым вдохом и выдохом, как те люди из племени. И это действительно угнетало, устрашало, делало беспомощным и беззащитным. Ладно, главное не смотреть на них, и вообще не замечать, а то точно сойду с ума. Я прошла мимо столовой и вот, наконец, Виктор открыл дверь, которую я ранее не видела. Она была стеклянной, хотя, сколько не всматривайся в это стекло, ничего не видно! За дверью оказалась вполне приличная спальня в темных тонах. Кровать была с балдахином багрового цвета, с пышными подушками и шелковым покрывалом. Также здесь стоял шкаф из красного дерева и две тумбочки. Мне сразу понравилось это место. И темнота, и мрачность в этом случае нагоняли только размеренность жизни. В комнате даже было большое окно, через которое, в принципе, можно войти. Статуй здесь не было, и это новость меня очень радовала, так как нормально спать при них я бы не смогла. А вообще, спальня была, с точки зрения украшений, пустой: здесь не было изысканных картин, не было каких-нибудь диковинных цветов или вычурных подсвечников. Красиво, да, но пусто. Разве ему не нравятся цветы? Они бы обогатили обстановку и значительно улучшили атмосферу. Виктор предложил мне сесть на кровать и начать раздеваться. Но я отказалась, решив что будет разумнее, если я сначала выберу, что надеть. Голой не хочется перед ним быть. – Все это в твоем распоряжении, – он указал на шкаф. Единственный шкаф, который тут был. Где же тогда хранятся вещи Виктора? Разве у него нет, во что переодеться? Не думаю, что вообще приятно ходить в одном и том же. Но если ему нет разницы где спать, то и что носить тоже. Он немного странный, таинственный, но так легок в общении. Может быть, иногда я и не понимаю его до конца, но совершенно точно знаю, что этот мужчина не причинит мне зла и боли, всегда поможет и подскажет, в отличие от остальных. Я с неподдельным интересом открыла гардероб и сразу же поразилась, как много здесь летней одежды, да и нижнего белья тоже. Вещи были весьма модными и изысканными, во всяком случае на вид. Интересно, они мне подходят? Не терпелось примерить. Мои пальцы бегали по одежде, будто по корешкам книг, голова долго думала, на чем остановиться. Что же выбрать? Здесь так много одежды, и вся она привлекательна. Я остановила свой выбор на черном красивом белье, которое видела лишь в журналах. Видимо, оно очень дорогое. Откуда у него такие вещи? Вряд ли ему это подойдет. Я повернулась к мужчине, задаваясь тем же самым вопросом: что у него за образование? Он сидел в той же позе и неотрывно смотрел на меня. Я не могу при нем переодеваться, хотя чувствовался он мне совсем не как чужой, а наоборот, родной. При виде его в животе трепыхались золотистыми крыльями бабочки, и я понимала, насколько сильно я люблю Виктора. Для меня это много значит. – Ты стесняешься меня? Тогда я отвернусь, – он встал и пересел на кровать ко мне спиной. И все равно создавалось ощущение, что он смотрит. Но все-таки я доверяла ему. Попыталась раздеваться, как можно быстрее, замечая, что Виктор действительно совсем не двигается, как статуя. Я даже не уверена, что слышала стук его сердца, или что слышала его ровное дыхание. Переодевшись, села на кровать и мужчина повернулся. Белье оказалось очень приятным и ткань… Она, вероятнее всего, не синтетическая, очень удобная, и к тому же красиво смотрится. По нему и не скажешь, что он богат. К моему удивлению, у Виктора слишком простая одежда, а точнее, на нем. Предположу, что даже дешевая. Но чувствовал он в ней себя, по видимому комфортно и хорошо. Я никогда не судила о людях по одежде, ведь это очень глупо. За самой драной дешевкой может скрываться очень чуткий и добрый человек. Вот и сейчас в голову пришла мысль, что Виктору надоела роскошь. Хотя вот богатые люди не захотят спать в подвале и на чем угодно. Опять же, загадки моего любимого мужчины. Положив руку на мою грудь, он заставил меня лечь на кровать. Было ощущение, что на груди у меня лежит самый настоящий камень, причем достаточно тяжёлый. Он давил на грудь и легкие и казалось, что я задохнусь. Воздуха стало катастрофически мало, и от его нехватки я стала пытаться отодвинуть руку. На одно мгновение мне показалось, что Виктор хочет меня убить. Что он за существо? – Твоя рука очень тяжелая… – простонала я сквозь неприятное давление. Голос мой был похож скорее всего на хрип, горло неприятно пересохло. Не понимаю, отчего, от страха и испуга вряд ли, ведь с Виктором я обычно спокойна. Видимо ему под силу с легкостью сломать человеку кость, а может быть, это я очень слаба и не в силах ему противостоять. Не знаю. – К сожалению, иногда прикосновения даются мне трудно, – он лег рядом и осторожно обнял. Я повернулась к нему и уткнулась в стальную грудь. Обычно мужчины, которые не меняют одежду в течение дня, воняют потом и прочими нехорошими вещами. Но не Виктор. От него шел тот же прекрасный аромат, который я с наслаждением вдыхала, и ничего больше. Он и будет спать в одежде, в которой он ходил весь день? – Моя любимая… Моя дорогая… Моя, – тихо прошептал он, поглаживая меня по волосам, – Пришло время узнать. Это похоже на сказку или на бред, но… Я буду говорить исключительно правду. Голос его прокатился по комнате градом серебряных монеток, и в то же время он был какой-то отдаленный, словно исходил с большой глубины. Я любила этот голос, любила так сильно. Встретив взгляд изумрудных глаз, понимала, что меня ждет что-то интересное, захватывающее и, видимо, запредельное, что Виктор наконец решился рассказать. Я не знаю была ли готова к тому, что услышу. Правда, не знаю… Но мне хотелось это услышать или же просто внимать Виктору, его прекрасному чарующему голосу и больше ничему. Мне больше ничего не нужно. Этот голос… Он успокаивает во мне это темное «я», зверя, который видит мир враждебным, черно-белым, мерзким и противным. Часть Я влюбляюсь в тебя понемногу, Забывая опять обо всем. Ты как море и чистое небо, Не коснувшись ни капли дождём. Я не знаю, что дальше мне делать. Я завис на одной высоте.