Текст книги "Казанова"

Автор книги: Герман Кестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 27 страниц)

Глава шестая
Беллино и фенрих Казанова

Я Казанова. Путешественник.

Казанова. «Воспоминания»

В Анконе он начал жизнь авантюриста. Семь месяцев назад он приехал сюда, чтобы возможно стать папой. С венком каменных роз от папы он снова появился в Анконе на пути в Турцию.

Тогда, несмотря на сверкающие перспективы, он был вынужден жить на милостыню нищенствующего монаха, сегодня у него не было перспектив, но была тысяча цехинов. В Калабрии он отказался от карьеры из страха перед скукой, в Риме он разрушил ее состраданием к беременной женщине; вместо того чтобы начать новую карьеру, следующие двадцать лет он смеялся над серьезностью жизни, из-за игры слов уехав в Константинополь, где его ждали только приключения и чужой замкнутый мир.

Именно потому, что он жил без плана и профессии, он стал искателем эротических приключений. Вплоть до двадцати лет его эротические авантюры были достаточно скромными. Он познал двух полудевочек-полуженщин. Он любил две пары сестер и при удобном случае заимел молодую сестру. Это последовательность указывает на будущего соблазнителя, неохотно упускающего что-либо. Юморист вывел бы из этого новое психологическое правило.

Все его случайные победы над захваченной врасплох арендаторшей и кухаркой священника в Осаре глубоко устыдили Казанову, получившего отказы от графини Бонафеде, от маркизы Дж., от племянницы священника Анджелы, от куртизанки Джульетты, и вероятно также от госпожи Вида и Барбары Далакуа.

К двадцати годам у него были лишь две настоящие возлюбленные: шестнадцатилетняя Нанетта, восемнадцатилетняя Лукреция. Обе покорились слишком быстро, если не сказать что сами соблазнили его. На первой же девушке, захваченной им настойчивостью и дерзостью, он сразу же хотел жениться и только обстоятельства предотвратили это.

Он остановился в Анконе в лучшей гостинице, поругался с хозяином, который в постный день не хотел подать ему мясо и рассказал кастильскому поставщику испанской армии в Италии Санчо Пико, с которым познакомился в гостинице, что он секретарь кардинала Аквавивы, кем уже больше не был.

Многие критики утверждали, что он там не был, и что его пребывание в Калабрии, Неаполе и Риме протекало по-другому. Все даты были перепроверены и было найдено, что он не слишком ими манипулировал. Следуя Густаву Гугитцу, Казанова возвратился в Анкону не 25 февраля 1744 года, как написано в воспоминаниях, а в начале 1745 года, когда уже шла война за австрийское наследство между испанскими и австрийскими войсками в северной Италии. К счастью в своем окружении Казанова встречал меньше скептиков, чем в потомках.

«Вы любите музыку?», спросил Санчо Пико. «Рядом живет примадонна.» Казанова последовал за ним, он любил примадонн.

За столом сидела пожилая женщина, две хихикающие девушки и два картинно-красивых мальчика. Старший, кастрат, и был «примадонной», ему было самое большее семнадцать лет. Как и во всем церковном государстве, в Анконе певицы театра тоже ценились за невыносимое побуждение к греху. Младший сын, Петронио, выступал в качестве танцовщицы. Чечилия учила музыку, Марина занималась танцами; Казанова, который из молодых женщин всегда ценил и предпочитал самых молодых, давал им одиннадцать и двенадцать лет.

Семейство происходило из Болоньи, жило своими талантами и было по обычаю болонских комедиантов столь весело, что Казанова был опьянен их яркой радостью. Кастрат Беллино сел к клавиру и чарующе спел. Он был похож на Лукрецию и на маркизу Дж., у него была красивая грудь, жгучие глаза и Казанова мог поклясться, что Беллино – женщина в мужском платье.

Чтобы разрешить эту эротически смущающую загадку, Казанова откладывал отбытие со дня на день, тратил цехины на детей и на мать, страдавших от бедности и от злости театрального директора, по просьбе Беллино взял Петронио слугой, приглашал семейство на кофе, на обед, на кипрское вино и тем не менее находил у Беллино холодный отклик. Он получил только поцелуй от Петронио, который прикоснулся полуоткрытыми губами, но когда Казанова объяснил, что это не в его вкусе, этот Гитон, этот профессиональный сладострастник совершенно расстроился.

Джакомо всего лишь хотел безвредно провести время с молоденькими девушками и распределял за столом кипрское вино и поцелуи направо и налево Марине и Чечилии, и ко взаимному удовольствию ощупывал их сверху донизу, при этом он ухватился за кружевное жабо Беллино и открыл красивейшую грудь, как он говорит «доказательство пола Беллино».

«Этот недостаток», возразил Беллино, «я разделяю с товарищами по судьбе». Когда же Казанова запечатлел на этой груди поцелуй, Беллино убежал.

Когда перед сном Казанова запирал дверь, пришла Чечилия, уже наполовину раздетая. Не возьмет ли господин Беллино с собою в Римини, где тот выступит в опере?

Только если он получит желанное объяснение!

Чечилия убежала и сразу вернулась. Беллино уже в постели, но завтра утром он выполнит желание господина, если господин отсрочит отъезд еще на двадцать четыре часа.

Только если Чечилия проведет с ним ночь!

«Вы любите меня?», восхищенно спросила девушка. Он очень ее любит. Она побежала к матери, спросить разрешения, и вернулась сияя от радости – мать считает его благородным человеком. Она считает его щедрым. Чечилия поклялась, что девственница, мигом заперла дверь и бросилась в его объятия. Она была милой, но он не был влюблен. Утром он осчастливил мать, подарив Чечилии три дублона.

Из-за этого днем дулась Марина. Ночью он спал с Чечилией. Утром он уедет с Беллино. Ею пренебрегли.

«Ты хочешь денег?», смеясь спросил Казанова.

«Речь идет о любви», возразила она.

«Ты еще слишком мала.»

«Я сильнее Чечилии и еще не имела возлюбленного.» Он наполовину пообещал. Радостная она побежала к матери за свежими простынями на утро, чтобы в гостинице ничего не заметили. Удивленный плодами театрального воспитания, он нашел свою шутку весьма удавшейся.

На прогулке с Беллино они забрели в гавань и из любопытства взошли на турецкое судно. Первой, кого они увидели на борту, была греческая рабыня из лазарета. Она стояла рядом со старым капитаном. Не подарив ей даже взгляда, он спросил капитана, что у него на продажу, и капитан провел Казанову и Беллино в свою каюту. Казанова сделал вид, что не находит ничего существенного, и наконец попросил прекрасную жену капитана выбрать для него что-нибудь. Турок засмеялся. Она что-то сказала по-турецки. Тогда он вышел из каюты.

В следующее мгновение она бросилась на шею Казановы и вскричала: «Вот он, миг счастья!» Он сразу принял подходящую позу и в спешке сделал с ней то, что ее господин пять лет не делал. Прежде чем он закончил, она услышала, что идет турок, со вздохом освободилась и так искусно встала перед Казановой, что он смог привести свою одежду в порядок, иначе это приключение стоило бы ему многих денег или даже жизни. Несмотря на свое возбуждение, он втайне смеялся над Беллино, который дрожал всеми членами от неожиданности и смущения.

Позднее Беллино объяснил, что это невероятное представление дало ему особое понимание характеров гречанки и Казановы. Казанова же не объяснил ничего. Беллино должен был понять, что любовный акт для Казановы значит мало.

Вечером Казанова ужинал с семейством, Чечилия и Беллино пели неаполитанские песни. В полночь Казанова попросил Беллино объясниться. Но Марина уже ждала под дверью. Она вошла боязливо, думая что Казанова может быть не в духе, сомневаясь в ее девственности. Казанова успокоил ее, дал ей утром три дублона и пошел к своему банкиру. Ему нужны были деньги для Беллино, если тот окажется женщиной. Вечером после ужина, после кипрского вина и песен он предпринял новую атаку на Беллино и с отвращением отдернул руку. Ему показалось, что он наткнулся на мужчину. Он отослал его, утром он с ним уедет, Беллино больше нечего бояться.

Они отправились со слезами девушек и благословением матери, которая с венком из роз в руках бормотала «Отче наш», повторяя: «Dio provedera» (Помоги, Господь). Господь помог уже скоро. Многие из тех, кто живет запрещенным промыслом, контрабандисты и сводницы, обладают таким прекрасным доверием к богу. Уже у Горация воры просят помощи у богов.

По дороге Казанова опять забыл все свои намерения и сказал Беллино: «Признайся, что ты – женщина!» Он угрожал насилием. Беллино расплакался и хотел выйти. Казанова растрогался. Но перед Синигалией его опять разобрало. Сомнение грызло его. Беллино избегал любой проверки; тогда Казанова захотел сделать кастрата женщиной в постели или самому стать ему женщиной в противоестественном разврате.

«Мои муки были невероятны», наивно говорит Казанова. Он признается, что любовь и гнев приводят к фальшивой логике.

В Синигалии он остановился в лучшей гостинице и так как в комнате была только одна постель, спросил «с очень спокойным лицом», не хочет ли Беллино развести в соседней комнате огонь. Когда Беллино мягко возразил, что хочет разделить постель с Казановой, тот сдержал радость. Он твердо решил оставить кастрата в неприкосновенности. Он узнает силу своей воли.

За столом Беллино сладострастно смеялся. Казанова нетерпеливо встал. Беллино принес ночник, скромно разделся и лег в постель. Когда Казанова улегся, Беллино прильнул к нему, поначалу безмолвно. Их уста слились и Казанова был на вершине наслаждения, которого никогда еще не испытывал. Влечениями Беллино говорила чистая любовь. Новый пыл, море наслаждения. Казанова удвоил свое счастье счастьем Беллино. Следуя своей арифметике, он находит четыре пятых своего наслаждения в наслаждении, которое он доставляет возлюбленной. Старость потому отвратительна, что еще наслаждаясь сама, не может более доставлять наслаждение.

«Ты рад? Я была достаточно влюблена?», спрашивала Беллино. «Я не ошибаюсь?», спрашивал Казанова. Какая неожиданность и какая прелесть.

Беллино начала рассказывать: «Меня зовут Тереза.» У ее отца, бедного чиновника в Болонье, жил знаменитый кастрат Салимбени, который дебютировал в Милане в опере Хассе. Молодой и красивый, он обучал двенадцатилетнюю Терезу. Целый год она аккомпанировала ему на клавире и в постели. Уже целый год она была его возлюбленной, когда ее отец умер, а Салимбени «плача» сообщил, что должен ее покинуть. Она плакала. Салимбени решил отправить ее в Римини в пансион учителя музыки, где уже жил мальчик по имени Беллино в возрасте Терезы, которого изувечил его многодетный больной отец, чтобы после смерти отца мальчик содержал других детей своим певческим искусством. В Римини Салимбени узнал, что мальчик Беллино днем раньше умер. Тогда Салимбени отдал Терезу под видом кастрата в пансион матери Беллино, чтобы там она выучилась петь и через четыре года под видом кастрата приехала в Дрезден, где он будет выступать в королевской опере. Никто в Болонье ее не знал. Братья и сестры Беллино помнили его только маленьким. Мать ублаготворилась деньгами. Тереза надела одежду мальчика, обещала ни в чьем присутствии не раздеваться и назвалась именем Беллино. Когда развилась грудь, это приписали увечью. С помощью маленькой штучки, которую дал Салимбени, она создавала иллюзию, способную устоять перед поверхностным ощупыванием. За год до того, как она узнала Казанову, Салимбени умер, а их мать нашла в театре Анконы место для Беллино-певца и для Петронио-танцора.

Тереза призналась, что покорялась Салимбени лишь из благодарности, что Казанова первым превратил ее в женщину, что он ее первый настоящий возлюбленный. Ради него она хотела бы снять фальшивую одежду, сменить фальшивый пол, фальшивое имя, и зарабатывать свой хлеб как певица. Она сыта преследованиями мужчин, которые подозревают в ней женщину, и тех, которые ищут удовлетворения с кастратом. Он должен спасти ее. Она хочет жить благонравно и будет ему верна.

Казанова пролил слезу, смешавшуюся с ее слезами. Он обещал, что никогда не покинет ее.

«Как ты могла допустить, чтобы я спал с твоими сестрами?», спросил он.

«Вспомни нашу бедность! И разве я не видела твое легкомыслие с греческой рабыней? Ты ветреный, без чувства верности. Ты обижал меня не сто ладов, любимый.»

Наконец, она сказала ему правду.

Он просил, чтобы в Венецию она приехала с ним в женском костюме. Она была готова ко всему. После счастливой ночи он смотрел на спящую женщину. Он решил жениться на Беллино.

Ее талант был золотым источником. Он не хотел жить на него. Он устроил ей испытание. Едва она открыла глаза, он начал длинную речь. Он хочет, чтобы она знала всю правду. Когда он истратит деньги из кошелька, у него в этом мире не останется более ничего. Его происхождение еще незначительнее, чем ее. У него нет никакого таланта, никакого места, никаких шансов на деньги, нет родителей или друзей, никаких прав на что-либо, никакого плана в жизни. Короче, у него есть лишь здоровье и молодость, храбрость и ум, прекрасные убеждения и литературные знания. По крайней мере он лично независим и не знает страха перед несчастьем или судьбой. Однако, он мот. «Прекрасная Тереза! Так выглядит твой муж. Что ты теперь скажешь?»

Его оскорбило, что Тереза сразу поверила всему плохому. Она могла бы из вежливости хоть немного посомневаться. Она тотчас призналась, что подозревала это уже в Анконе. Она думает, что это правда. Если он беден и расточителен, то не пренебрежет ее подарком, то есть ею самой и ее талантом. Она призналась, что хочет заботиться о нем. Беллино нет больше. Она – Тереза. Ее таланта хватит на обоих в Венеции или везде, где он хочет.

«Мне надо в Константинополь», объявил он.

Она была готова. «И если ты боишься моего непостоянства, то женись на мне!»

«Завтра утром в Болонье я поведу тебя к алтарю.»

На следующий день они сидели в Песаро за завтраком, когда какой-то унтер-офицер с двумя фузилерами потребовал документы и Казанова не нашел свой паспорт. Его привели к маркизу де Гагу, главнокомандующему испанской армии в Италии во время войны за австрийское наследство. Знаменитый генерал, стоящий среди офицеров штаба, сказал что из милосердия не расстреляет его, а только задержит, пока из Рима не придет новый паспорт. Только дезертиры теряют паспорта во время войны. Кардинал Аквавива должен знать, что таким как он не дают поручений.

Казанова просил Аквавиву прислать новый паспорт в военное бюро в Песаро, дал Терезе сто цехинов и два поцелуя, и обещал, что через десять дней будет с ней в Римини.

Его привели на гауптвахту в Санта Мария и он спал на соломе между каталонскими солдатами. На соломе он стал философом. Его «философией» был безграничный, бешено самодовольный оптимизм эгоиста.

Ночь на гауптвахте принесла ему «небольшой проигрыш» (расставание с Терезой), «и большой выигрыш» (никогда больше он не терял паспорт).

Новый вахтенный офицер, очаровательный француз, предоставил утром стол, стул, постель и обслуживание, выиграл у него в пике три или четыре дуката и дал хороший совет: не играть следующим вечером в фараон, так как банкомет – грек. В самом деле, грек выигрывал целый вечер, только по своему выговору он был неаполитанец и звался дон Бене иль Кадетто. Француз объяснил Казанове: «греком» на жаргоне игроков зовется шулер. Так наивен был Казанова в двадцать лет, так рано он столкнулся с шулерами. Пять дней спустя проигравший игрок ударил «грека» палкой, причем тот сделал вид что ничего не заметил и спокойно считал выигрыш. Несмотря на физиономия висельника, он был приятным человеком. Через девять лет, когда Казанова вновь увидел его, он был капитаном на службе королевы Марии-Терезии и звался д'Аффлиссо; когда Казанова увидел его спустя еще десять лет, он был полковником и миллионером; еще позже он стал заключенным на галерах.

Всю жизнь Казанова встречал таких авантюристов, шарлатанов и мошенников с талантами и без оных. Они были его друзьями и врагами, он жил в их обществе, беспрестанно ездившим от двора ко двору, с коронации короля на следующий спектакль, с конгресса на воды, они вместе работали и интриговала друг против друга, они делили выигрыши в шулерской игре или предавали один другого. Казанова изучал их с симпатией, антипатией или со смешанными чувствами восхищения и презрения, он ощущал себя с ними солидарным и в чем-то превосходящим их.

На разных этапах жизни человек имеет разные взгляды на себя, на мир и на других людей. Самая распространенная ошибка – думать, что человек развивает себя и свои возможности к лучшему. Человек – один в молодости, другой в старости. С каким многообразием различных ощущений рассматривал Казанова в своей длинной приключенческой жизни этих авантюристов, их головокружительные восхождения и крушения, их блеск и нищету! В старости, из тихого места он подвел баланс всему с неожиданной строгостью и с тайной симпатией.

На гауптвахте в Санта Мария Казанову, как пеструю птицу, узнала половина войска. Он ждал паспорта уже девять или десять дней. Однажды утром около шести часов он отошел за сто шагов от часового, как один офицер спрыгнул с лошади, чтобы на три минуты исчезнуть в кустарнике. Казанова импульсивно схватил уздечку лошади, которая спокойно ждала хозяина, сунул ногу в стремя и неожиданно сел в седло, первый раз в жизни. Внезапно кобыла, которую он вероятно потревожил ногой или палкой, рванулась как дьявол, и Казанова вцепился в нее руками и ногами. На оклик последнего форпоста он при всем желании не мог ответить и услышал свист пули возле уха. В конце концов он остановился у первого форпоста австрийцев и возблагодарил господа, когда смог слезть. «Куда вы так спешно?», воскликнул гусарский офицер.

«Я скажу только князю Лобковицу», возразил Казанова, не подумав, что же он должен сообщить генералу, командующему австрийской армией. Два гусара взяли Казанову в галоп и поскакали в Римини к генералу.

Ничего не прося, Казанова с удовольствием рассказал всю историю. Генерал захохотал. Рассказ не очень правдоподобен и он должен бы его задержать. Но чтобы избавить его от неприятностей, он прикажет своему адъютанту отвезти его к цезенским воротам и там отпустить. Он должен только не появляться в Римини без паспорта.

Чтобы не бросаться в глаза, он квартировал в Болонье в скромнейшей гостинице, купил свежее белье и одежду и внезапно пришел к мысли одеться как офицер. Портной по имени Морте сделал ему роскошный мундир несуществующей армии. Мундир был белым, куртка – голубая с золотыми и серебряными аксельбантами. С ним он носил длинную шпагу с рукояткой из золотых и серебряных нитей. Он купил длинную искусственную косу, на которую прикрепил дерзко вздернутую шляпу с черной кокардой. С элегантной тростью в руке он прогуливался по улицам Болоньи. Теперь он переехал в лучшую гостиницу. Этим он был обязан мундиру. Часами он восхищался отражением в зеркале. «Я с восторгом нравился сам себе.»

В кофейне из-за газеты он тайком наблюдал, как им восхищаются посторонние. Он был счастлив. В одной из газет он причитал заметку: «Господин Казанова, офицер королевского полка, дезертировал, после того как на дуэли убил капитана. Никто не знает точных обстоятельств, известно лишь, что этот офицер прискакал в Римини на лошади другого офицера, который остался лежать мертвым.»

После этого Казанова почувствовал недоверие к газетам и к исторической правде. Он смеялся над тем случайным обстоятельством, что как только набрел на идею сшить мундир, так другой офицер по имени Казанова устроил дуэль. Конечно, это газетное сообщение уже распространилось в Венеции.

Он решил съездить туда, насладиться триумфом в качестве дуэлянта и жениться на Терезе. Тут он получил от нее толстое письмо. Герцог Кастропиньяно, пятидесятилетний неаполитанский генерал, услышал ее пение и тотчас предложил годичный контракт в оперу Сан Карло за тысячу золотых унций и дорожные расходы. Она попросила на раздумья восемь дней. К письму приложен контракт, который она подпишет только по желанию Казановы, так как ее подлинной обязанностью является пожизненное служение Казанове. Если он хочет поехать с ней в Неаполь, она встретит его, где он хочет. Иначе она порвет контракт и поедет с ним, куда он захочет.

Первый раз в жизни он тщательно обдумывал свое решение. Он просил курьера заехать за ответом только на следующий день. Он колебался между тщеславием и любовью. Может ли Тереза потерять такой шанс? Может ли он вернуться в Неаполь как жиголо некой певицы, туда, где семь месяцев назад он играл роль молодого господина, отпрыска старой аристократии? Должен ли он закабалить себя в двадцать лет? Отречься от большого будущего, которое он считал таким близким?

Чтобы выиграть время, он написал Терезе, что в июле после возвращения из Константинополя он конечно разыщет ее в Неаполе. (Тем временем живи так, чтобы я не краснел за тебя.) Благодаря красоте она может сделать быструю карьеру, как и благодаря своим талантам. Однако, он не станет играть роль терпеливого супруга или услужливого любовника.

Неделей раньше он был готов на совсем другое. Время, признается Казанова, и в любви играет главную роль. Тереза ответила покорно и печально. Она будет ждать – пока он будет ей писать. Это было его предпоследнее письмо. Через четыре дня он уехал в Венецию.

Как позже Фабрицио – герой стендалевских «Пармских фиалок», Казанова блуждал там и сям меж двух враждующих армий. Юный солдат Стендаля посреди битвы при Ватерлоо тщетно ищет битву. Казанова в разнообразных сюртуках и юбках искал удовольствий и находил их. Как на венецианском маскараде менял он маски, так двадцать лет подряд Казанова менял профессии, мундиры и женщин, во все и во всех влюбленный, и особенно в самого себя.

Перед отъездом он заплатил пятьдесят дублонов за похищенную лошадь, получил паспорт и сундук.

В Венецию он прибыл 2 апреля 1745 года. Это был его день рождения. Десятки раз в его жизни решающие события происходили в день его рождения. (Он говорит, впрочем, что шел 1744 год.)

Казанова пошел на биржу, чтобы взять каюту на венецианском судне, идущем на Корфу, так как до следующего месяца ни одно судно не шло прямо в Константинополь. Он навестил своего опекуна, аббата Гримани, который вскрикнул от сюрприза, увидев вместо священника офицера. Казанова посетил госпожу Манцони, предсказавшую так верно, и госпожу Орио, у которой за пятнадцать цехинов он на четыре-пять недель снял комнату рядом со спальней ее племянниц Мартины и Нанетты, причем он там же и питался. Племянницы сочли, что он стал красивее. Три часа подряд, разумно отбирая, он рассказывал свои приключения за последние девять месяцев. Обе «маленькие женщины» опять завоевали его сердце, несмотря на любовь к Терезе, «которую он всегда видел глазами своей души». Совместное проживание с племянницами представлялось ему лишь «как преходящая незначительная неверность и никакого непостоянства».

В военном министерстве он встретил майора Пелодоро, который посоветовал ему вступить на военную службу. Некий лейтенант хочет продать патент за сто цехинов и Казанова может получить его, если согласится военный министр. Он также может поехать в Константинополь вместе с венецианским посланником шевалье Франсуа Венье. Он отъезжает самое позднее через два месяца.

В конце месяца Казанова поступил фенрихом на службу республики Венеции в полк Бала, стоящий на Корфу. Кроме этого он получил разрешение несколько месяцев сопровождать в Константинополь байли или посланника.

5 мая 1745 года с пятьюстами цехинов и со множеством красивых нарядов он взошел на борт судна «Богоматерь в розовом венке». Когда на следующее утро оно пристало в Орсера, он с удовольствием гулял в своем мундире по бедному захолустью, где девять месяцев назад был голоден и болен.

Тереза была забыта. Был забыт и путь в церковь. Была забыта прошлая нищета. Он был молодым офицером и через десять лет вероятно будет великим генералом. И разве он не с удовольствием, как сыновья знатных венецианцев, путешествует в Константинополь? С пятьюстами золотых в кармане Казанова верил, что скоро ему будет принадлежать полмира. И он получит его весь, половину за половиной.

На Корфу целый месяц Казанова ждал прибытия посланника Венье. Вместо того, чтобы изучать страну и людей, он днем и ночью сидел в кофейне, за исключением времени, когда был в карауле, и просадил деньги в фараон. В конце концов он заложил или продал ценные вещи. Каждый может подолгу проигрывать в азартной игре, объясняет Казанова, который был тогда так называемым умным игроком, что хватает удачу мастерством, не приобретая репутацию обманщика. Прежде чем стать шулером, Казанова был игроком из страсти. Жозеф Ле Грас утверждает, что игра была самой сильной страстью Казановы, сильнее, чем любовь к любой женщине. На Корфу его утешало, что при каждом большом проигрыше банкомет говорил, что Казанова такой прекрасный игрок.

Наконец прибыла «Европа» с семьюдесятью двумя пушками на борту. Казанова получил шесть месяцев отпуска. В Константинополь Казанова вез письмо кардинала Аквавивы Бонневалю, которого звали Осман (или Ахмет), он был пашой Карамании. На полстолетия старше Казановы, такой же авантюрист, но в чинах и славе, в элегантном французском придворном костюме он, несмотря на свое брюхо, был еще красивым мужчиной.

Что же может сделать, спросил он смеясь, константинопольский паша для протеже римского кардинала?

Казанова рассказал историю своей жизни. Он пригласил Казанову на обед, мероприятие, где восемь гостей за столом были итальянцы, а кухня французской. Один эфенди упомянул своего венецианского друга Андреа да Лецце. Казанова достал рекомендательное письмо последнего благородному турку, оно было адресовано этому эфенди. Тот поцеловал письмо, обнял Казанову и пригласил на обед. В его павильоне с глазу на глаз он угостил его тем, что не пришлось по вкусу Казанове.

Бонневаль объяснил, что по турецкому обычаю эфенди Исмаил хотел дать ему доказательства своей дружбы, и что Казанова должен посетить его еще раз. У Бонневаля Казанова заполучил и другого друга, Юсуфа Али, богача шестидесяти лет. Казанова тоже рассказал ему всю свою жизнь. Турок был фаталистом. Они вели длинные философские беседы. Много месяцев Казанова регулярно ходил к нему.

Юсуф Али в третий раз взял в жены молодую женщину, от второй жены у него была пятнадцатилетняя дочь по имени Зелми. Она будет его наследницей.

Юсуф Али и Казанова говорили о жизни, о религии, об онанизме, о внебрачных связях, о талантах Зелми. Зелми будет прекрасной женой – если Казанова всего лишь за год у одного из родственников Юсуфа Али в Адрианополе выучит обычаи, язык и религию турок и захочет обратиться в ислам. Кроме красивой жены, он будет наслаждаться обставленным домом, рабами, богатейшими доходами и мудрыми разговорами с Юсуфом Али. Задумайся!

Казанова ходил как во сне. Он ждал какого-нибудь знака. Он говорит, что всегда следовал Богу, а следовал каждому искушению. После пятнадцатого визита он все еще ждал вдохновения свыше. Он был рад, что еще не видел Зелми. А вдруг он влюбится, а потом пожалеет о своем обращении? Разве он не может добыть богатство в христианской Европе? Он стремится к славе в европейской литературе. Должен ли такой блестящий рассказчик, как он, целый год подряд в провинциальном Адрианополе учить варварский язык, которым он может и не овладеть?

На званном ужине у эфенди Исмаила Казанова танцевал с венецианской рабыней двенадцать форланов – венецианский танец на шесть восьмых или шесть четвертых, такой же быстрый и буйный как тарантелла.

Эти двенадцать форланов были «единственным настоящим удовольствием» Казановы в Константинополе.

Светлой лунной ночью эфенди и Казанова сходили на рыбалку, ели потом жареную рыбу и через окно павильона в белом сиянии луны увидели, как три нагие нимфы купались в пруду и показывали себя на мраморных ступенях во всех позах сладострастия.

Через несколько дней Казанова пришел к своему другу Юсуфу Али и встретил в павильоне женщину, которая тотчас закрыла лицо. У окна молчаливая рабыня сидела за пяльцами. Казанова хотел уйти, но дама указала ему на подушку и уселась поблизости на другую со скрещенными ногами. Это была жена Юсуфа, восемнадцатилетняя хиотинка, платье которой не скрывало ни форму лодыжек, ни сладострастные бедра, ни подрагивающие груди. Он пожирал ее взглядами. Вне себя он протянул было руку, чтобы совлечь покрывало. Она резко воспротивилась и пригрозила карой Юсуфа. В ужасе он бросился к ее ногам. Она успокоилась. Он может снова сесть. Она так небрежно скрестила ноги, что он увидел прелести, вновь вскружившие его. Он проклинал свою поспешность. Она со смехом спросила: «Ты воспламенен?» Он схватил ее руку.

В это время пришел Юсуф Али. Он обнял Казанову и проводил жену к двери, где она подняла покрывало поцеловать супруга и как бы невзначай показала свой красивый профиль. Юсуф признался, что она девственна, что он не может иметь от нее детей.

Бонневаль хохотал над рассказом Казановы. Он дал красавице превратные представления о способностях молодых итальянцев. Если б он сам был моложе… Зачем он засмотрелся на нос хиотинки? Надо всегда стремиться к центру!

«Она же девственна!», вскричал Казанова. Бонневаль хохотал. Хиотинки знамениты своим искусством казаться девственницами.

Юсуф Али не забыл на прощание приготовить богатые подарки, подарки сделал ему и эфенди.

На Корфу губернатор острова господин Андреас Дольфин обещал при первой возможности сделать его лейтенантом. Именем Венеции Дольфин правил неограниченно и с большим великолепием. Ему было пятьдесят семь, но Казанове он не нравился и за это он сделал его семидесятилетним. Дольфин любил получать комплименты дам, Ежедневно он принимал за столом двадцать четыре персоны, при этом кокоток и шулеров.

Командир полка господин да Рива – Д.Р., как следуя литературной сдержанности называет его Казанова в воспоминаниях – сделал его своим адъютантом, дал комнату в своем доме и солдата-денщика, крестьянина из Пикардии, пьяницу и мота, который едва мог накарябать свое имя. Но он был хорошим парикмахером, знал массу двусмысленных анекдотов, и Казанова учился у него языку французского народа.

Казанова промотал турецкие подарки за пятьсот цехинов, а свои же заложенные ценные вещи выкупил и продал; так хотелось ему стать умным игроком. Он дал эти деньги профессиональному игроку по имени Мароли (или Марулли), тому самому, которому когда-то проиграл. На этот раз они играли совместно. Казанова становился крупье, когда Маролли отказывался. Чаще крупье был Маролли, а Казанова держал карту, так как Маролли не любил выдавать свои карточные приемы.

Казанова внушал доверие. На выигрыше он не был жадным, а проигрывал со смехом. Своей любезностью он нравился игрокам. Шулер должен выглядеть честным. Так Казанова в двадцать лет стал профессиональным игроком, а Мароли его учителем в тех областях, без знания которых нельзя участвовать в азартных играх.