Текст книги "Город за рекой"

Автор книги: Герман Казак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– Господин Префект дает знать о своем желании лично сказать вам несколько слов.

Роберт поднялся с кресла, полагая, что Префект войдет сейчас в комнату. Комиссар пояснил, что Префект остается невидимым и общается с населением города исключительно через микрофон. Его резиденция находится в предгорье, в дальнем здании; отсюда видно иногда, как на фронтонных окнах его играют отблески света. Это необычный знак внимания, когда Префект лично приветствует приезжего.

Когда отзвучал мелодический сигнал, Комиссар придвинул микрофон на столе ближе к Роберту, чтобы он мог использовать его для ответов на возможные вопросы.

Но вот раздался голос Префекта. Звуки медленно роняемых слов наполнили помещение. Комиссар тоже поднялся из-за своего стола. Голос, хотя и густой, лился, подобно холодному свету. Фразы, как рентгеновские лучи, пронизывали тело.

– Приходящий сюда, – звучало из громкоговорителя, – хорошо сделает, если отбросит свое знание, как балласт. Логика и разум, которыми так гордится европейский человек, замутняют картину природы. Ибо – что есть природа?

От этого вопроса, так неожиданно и прямо поставленного, Роберт оторопел. То, что говорящий оставался невидимым, не давало возможности составить живое впечатление о нем и отодвигало его в некую таинственную внеземную сферу. Роберт посмотрел на Комиссара, словно ища поддержки, но ничего не мог прочесть в его лице, казавшемся непроницаемым. Голос в громкоговорителе все еще молчал.

– Природа, – пробормотал Роберт поспешно, пока еще длилась пауза, – есть движение элементов.

– А элементы? – продолжал допрашивать невидимый говорящий.

– Это космос. Природа, – торопливо прибавил он, осененный внезапной мыслью, – это разговор богов.

– Простейший ответ на этот вопрос, – услышал он голос, – был бы такой: природа есть дух.

Роберт почувствовал себя поставленным в положение испытуемого на экзамене, от которого зависит, сочтут ли его пригодным для должности. Вместе с тем он ощущал, насколько сильно уже им владело желание проникнуть в тайны этого города. Подняв глаза, он снова увидел в проеме открытой двери вспыхивающие вдалеке окна, за которыми Префект, точно в горном утесе из света, ждал ответа. Тем не менее Роберт продолжал молчать. Его бросало в дрожь. Снова послышался размеренный низкий голос:

– Кто полагается на видимый мир, тот принимает преходящее за действительность. Дух незрим. Если уже в крошечном семени изначально заложены строение и свойства будущего растения, если в нем невидимо присутствуют уже и цвет и плод, не угадываемые ни одним, хотя бы и величайшим человеческим умом, – что это означает?

– Это означает, – тотчас сказал Роберт, – что жизнь подчиняется некоему высшему закону в сравнении с законом просто причины и следствия.

– Это означает – и это был бы простейший ответ, – что дух есть природа.

Роберт почувствовал себя одураченным.

– Но закон, – воскликнул он, – первейший закон, которому подчинен каждый человек, как сегодня, так и сто и тысячу лет назад, и перед которыми все живущее равно – во все времена!

– Я рад приветствовать Вас здесь, у нас, доктор Линдхоф, – послышался голос Префекта.

Снова в громкоговорителе зазвучала прерывистая мелодия. Она уже смолкла, а Роберт все еще смотрел как завороженный на аппарат, словно ожидая, что в нем снова оживет голос.

– Аудиенция окончена, – сказал Комиссар. – Сядем!

– А у меня еще столько было на душе, – с чувством заметил Роберт.

– К самому Префекту непосредственно не обращаются с вопросами, – возразил Комиссар. – Он сделал вам двойное напутствие. Я поздравляю вас с назначением.

– Тем более, – признался Роберт, – я сомневаюсь, что справлюсь с задачей.

– Скажу вам одно, господин доктор. Вы пока что не разделили нашу судьбу, вас принимают только как гостя в наше сообщество. С незапамятных времен хроника наша ведется гостем. Почему – вы поймете позже, когда хорошо ознакомитесь с Архивом. Если вам на первых порах, пока вы осмотритесь в городе, понадобится сопровождающий, то всегда, я думаю, найдется такой, кто бы мог взять на себя эту миссию.

– Я уже встретил здесь своего отца, – сказал Роберт, – и… – он осекся. В высоких инстанциях, должно быть, и так все знают.

– Нет ничего, что бы могло вам внушать опасения, – учтиво сказал Комиссар. С этими словами он встал и слегка поклонился.

Роберта отпустили. Ему показалось, что чиновник утомлен, отчего улыбка его казалась восковой. В соседнем помещении Роберта принял секретарь Высокого Комиссара. У него было полное лицо, голубые глаза весело сверкали за толстыми стеклами очков.

– Дело за некоторыми формальностями, – сказал он и положил письмо из Префектуры, протянутое Робертом, на стол перед собой. Он выписал ему удостоверение, которое давало право входа в любое место – в казармы, в частные дома, в районы катакомб.

– Подземные области, – пояснил секретарь, потирая рукой свои розовые щеки, – простираются в северо-восточном направлении далеко за пределы видимых очертаний нашего города, очень далеко.

Он дал понять как бы вскользь, что они теряются в беспредельности. Но поскольку условия этой местности по мере удаления от центра города становятся все более суровыми, то желанию углубляться в нее весьма скоро наступает естественный предел.

– Вы подпишитесь своим именем, господин доктор? Вообще мы не выдаем специальных удостоверений, но в вашем случае это представляется уместным. Чтобы у вас не возникало трудностей.

Роберт достал авторучку и расписался. Чиновник поставил на документ печать и выдал ему чеки – один на квартиру, один на еду и еще один на покупки, – которые давали Роберту право покрывать все его личные расходы за счет города.

– Жалованье, – разъяснил он вкратце, – выплачивается продуктами питания и платежными чеками в зависимости от ранга и значения занимаемой должности. Согласно значению вашей должности, вам как городскому архивариусу полагается четвертая из восемнадцати ступеней оплаты труда. Поскольку деньги вам здесь нигде не понадобятся, в том числе и для приглашения родственников, друзей или подруг, – секретарь весело сверкнул глазами на Роберта из-под стекол очков, – то какая-то часть ваших доходов может, если вы пожелаете, переводиться вашей оставшейся на родине семье в виде принятых там платежных средств.

Роберт кивнул. Затем секретарь назвал ему секретный номер своего телефона, право пользоваться которым имели только высшие служащие, описал местоположение Старых Ворот, где находились служебные помещения, и дорогу к удобной ему гостинице. Пожелав Роберту успешной деятельности, розовощекий секретарь простился с ним, пояснив, что теперь он должен снова обратиться к своим служебным обязанностям. Роберт, несколько удивленный столь деловитой озабоченностью секретаря, вежливо поблагодарил его за прием, взял удостоверение, прочие бумаги и покинул Префектуру.

3

В квартале города, где, по описанию секретаря, должна была находиться гостиница, царила какая-то торжественная тишина, резко контрастировавшая с тем оживленным движением, которое Роберт наблюдал в подземных коридорах и подвалах. Поначалу теплый воздух улиц после прохладных помещений Префектуры приятно действовал на него; скоро, однако, солнце поднялось довольно высоко и все сильнее стало припекать. Он снял пиджак и перекинул его через плечо. Потом взглянул на свои часы: они показывали без пяти минут одиннадцать.

Кривые улочки и переулки ответвлялись от широкой улицы, которая в виде полукружия огибала пятиугольную площадь. Взгляд уже привычно скользил по домам-развалинам, голые обшарпанные стены которых поднимались не выше двух-трех этажей; было такое впечатление, будто верхние этажи у них снесло вместе с крышами ураганным ветром. Только четырехугольные каменные остовы дымовых труб торчали вверх, подобно маленьким башням. На фасадных стенах сплошь и рядом зияли трещины, штукатурка во многих местах отвалилась большими кусками; в продуваемых ветром помещениях там и тут торчали из дверных рам клочья войлока; расколотые трубы, заржавевшие стальные балки глядели наружу, как обнаженные части скелета. Во избежание обвала кое-где установлены были опорные балки и металлические скобы. Многие здания внутри были опустошены пожаром, уцелели только каменные лестничные клетки и перекрытия. Тут Роберт догадался о целесообразности мраморных столов и кресел в Префектуре, которые сначала отчасти удивили его. По мостовой громыхали двухколесные тележки. Мужчины, переходя от дома к дому, собирали в ведра мусор, который уже лежал кучками у арок, и ссыпали его в большой контейнер. Каждый раз, перед тем как тронуться с места, один из мужчин, чтобы привести тележку в движение, хватался за спицы колес. На одной тележке была наклонно установлена бочка с водой; с помощью примитивного насосного устройства из нее поливали дорогу. Мужчины, занятые уборкой улиц, были в кожаных фартуках и кепках с козырьками.

Вообще Роберту бросилась в глаза будничная чистота как на улицах, так и в пустых домах. Нигде не валялись обгоревшие предметы домашней утвари, не громоздились груды строительного мусора и щебня; даже там, где от здания оставался один лишь фундамент, были расчищены широкие площадки с аккуратно сгребенными в кучку битым камнем и кирпичом. По некоторым признакам можно было заключить, что катастрофа, постигшая город, произошла в далеком прошлом. Обитаемы ли были останки домов? Помещения в нижних этажах казались жилыми. Кое-какие приметы указывали на то, что и во втором этаже отдельные комнаты использовались если не для жилья, то, во всяком случае, для каких-то еще целей. К примеру, там, где в оконные проемы вставлены были гладко обструганные дощатые щиты. Впрочем, они выглядели так, как будто вставлены были совсем недавно, и это вызвало у Роберта сомнение относительно времени общего разрушения. Возможно, оно произошло не в одночасье, а повторялось через неопределенные промежутки времени. С этим, по-видимому, было связано и то, что нигде не велось основательных восстановительных работ, а принимались лишь временные меры.

У одного из таких домов Роберт увидел лестницу, приставленную к фасадной стене, и на ней женщину в коричневой блузе с ведерком воды; женщина эта тщательно мыла щеткой доски, которыми было заделано окно. Покончив с мытьем, она принялась протирать доски куском кожи, точно это были стекла, и терла их до тех пор, пока их желтоватые поверхности не заблестели как глянец. Роберт только покачал головой. Он не просто подивился действиям эгои женщины, но и предположил, что в них таится некий смысл, который он, может быть, поймет со временем, когда найдет ключ к разгадке этого города. С точки зрения здравого смысла все, что он увидел здесь уже в первые часы своего пребывания, находилось в странном противоречии с термальной жизнью. Сама беседа с Высоким Комиссаром протекала весьма необычным образом. Говорили друг с другом так, будто между ними и действительностью стояла некая стена. Хотя в Префектуре он настолько захвачен был атмосферой момента, что необычность ситуации, можно сказать, не осознавалась им. И даже сам факт, что Префект говорил с ним через микрофонную установку, не столько поразил его, сколько в известном смысле заворожил. Конечно, это выглядело странным, что его – вместо того чтобы объяснить характер и особенности работы – тотчас вовлекли в обсуждение вопросов человеческого существования, которые теперь ему представлялись не чем иным, как философскими хитросплетениями. Поскольку сам он не хлопотал ни о какой должности для себя, а получил приглашение от городских властей, то уместнее было бы очертить круг его будущих обязанностей, определить рамки служебной деятельности, часы работы. Что скрывалось за этими старомодными званиями архивариуса и хрониста? Не отводят ли ему роль некоего средневекового писаря? Он вдруг подумал, что у него нет даже письменного договора на руках. Этот улыбчивый розовощекий секретарь, хотя и оформил на него ряд документов, лишь туманно намекнул на какую-то четвертую ступень жалованья и на положение высшего служащего. Может ли он уже считать себя связанным работой в этом городе – или Префектура молча давала ему лишь испытательный срок?

Роберт с удовольствием съел бы сейчас порцию мороженого, но, сколько он ни оглядывался по сторонам в поисках какой-нибудь закусочной или кафе, он ничего не нашел. Кругом были одни только безжизненные подобия домов, казавшихся бутафорскими. Можно было подумать, что это какой-то мир декораций, как в фильме. В одном месте от фасада дома отвалился большой кусок штукатурки и шлепнулся на землю прямо в нескольких шагах перед ним. Он невольно прижался к стене. Она не прогнулась, нет, это была настоящая стена, из камня, а не из холста или фанеры. Проходившая по другой стороне улицы женщина только мельком взглянула на взвившееся облако пыли.

На соседней улице, неподалеку от пятиугольной площади, о которой ему говорил секретарь, Роберт увидел вывеску гостиницы; это было одно из немногих уцелевших зданий. Он взглянул на часы: они показывали без пяти минут одиннадцать. Подосадовав, что не завел вовремя часы, Роберт с силой потянул металлический шнур звонка у входа в гостиницу. Дверь не открывали. Он нетерпеливо потянул еще раз. Нет ответа. Тогда Роберт попробовал нажать ручку двери книзу, она поддалась. Он вошел в дверь и оказался в полутемном помещении вестибюля.

Высокое зеркало в декоративной золоченой раме стояло на низком консоле наклонно вперед; рядом на фигурной деревянной тумбочке красовался букет искусственных цветов. Несколько кресел с изогнутыми ножками и золочеными подлокотниками, с сильно потертой обивкой расставлены были вокруг низкого стола, по другую сторону зеркала. Вся эта обстановка напоминала убранство прежних дворцов с их искусственным великолепием и роскошью.

Роберт кашлянул раза два-три, давая знать о себе, но никто из содержателей или служителей гостиницы не появлялся. От вестибюля отходил темный коридор, в глубине которого виднелась винтовая лестница, ведущая наверх.

– Эй! – позвал он вполголоса, потом громче. Через некоторое время в верхнем этаже послышались шаркающие шаги и отозвался женский голос. Наконец с лестницы неспешно спустилась женщина с лампой в руке и, разглядев в полумраке гостя, обратилась к нему на непонятном языке. Это была старуха с заколотыми на затылке волосами и серыми водянистыми глазами. Во рту у нее недоставало многих зубов. Поставив лампу на ступени лестницы, она пригладила обеими руками свой сбившийся в сторону фартук. Роберт заговорил с ней относительно жилья, но после первых же слов увидел, что старуха не понимает его. Она растерянно смотрела на Роберта и только повторяла какую-то фразу, смысл которой он не понял, уловив лишь извинительный тон. Роберт пожал плечами. Он подосадовал, что чемодан, по которому она догадалась бы, что он приезжий, остался в нише в подвале. Неужели здесь не было никого, с кем бы он мог объясниться? Он недовольно огляделся по сторонам. Старуха вдруг всплеснула руками и, приблизившись к Роберту – лицо ее при этом просияло, – ткнула ему в грудь указательным пальцем, затем приложила обе ладони к своим дряблым щекам и с минуту стояла так, слегка покачивая головой и телом. Показав этой позой спящего, что она поняла намерение гостя, старуха махнула ему рукой и быстро засеменила к лестнице. Отыскав в большой связке ключ, она отперла какую-то высокую дверь. Роберт, обрадованный, не отставал от старухи. Та уже прошла к окну и толчком распахнула ставни. Помещение, похожее на залу, все было заставлено мебелью и разными предметами домашнего обихода. Множество железных кроватей с голыми рамами – при беглом взгляде Роберт насчитал их штук семь, – шкафы и комоды стояли вдоль и поперек, загромождая все пространство, так, что оставались только узкие проходы; в одном углу на полу высились груды тарелок, чашек, блюд вперемежку с какими-то мелкими вещами, назначение которых трудно было определить.

Старуха выжидающе смотрела на Роберта. Нравится? – как будто спрашивал ее взгляд. Она широко развела руки, точно приглашая его воспользоваться всеми этими сокровищами и великолепием. Потом бросилась отворять другие окна и поманила его к одному окну полюбоваться видом.

– Ай! Ай! – восклицала она одобрительно, но вынуждена была огорчиться, увидев, что гость не выражает радости. За окном простиралась, насколько мог видеть взгляд, широкая равнина. Вдалеке плавной излучиной сверкала лента уже знакомой Роберту реки.

Старуха стала показывать поочередно то на одну, то на другую кровать, как бы спрашивая Роберта, которую из них ей застелить. Роберт замотал головой. На лице старухи выразилось разочарование. Тут она снова испустила какой-то из своих птичьих возгласов и, тряхнув связкой ключей, засеменила к двери. Роберт вышел за ней в коридор. Старуха поспешно отперла еще несколько комнат, распахнула ставни и стала показывать, перебегая из комнаты в комнату, то на один, то на другой предмет – там на удобный стул или ковер, тут на бюро, на картину или торшер, при этом она одобрительно причмокивала.

Одна из комнат, довольно небольшая, была угловой. Одно окно выходило на равнину с рекой, другое – на лежащие в развалинах городские кварталы. Этот вид старухе, судя по выражению ее лица, не нравился. Роберт же, если уж он вообще должен был здесь обосноваться, счел его вполне приемлемым. Ненужные вещи, подумал он, можно убрать, а из других комнат принести какие-то более подходящие. И стол придвинуть к окну, чтобы можно было, под няв глаза от работы, созерцать широкий простор неба. В целом все было даже романтично.

Занятый своими мыслями, он не заметил, как служанка куда-то скрылась. Когда он вышел в коридор, чтобы приглядеть в других комнатах что-нибудь пригодное из вещей, он услышал приглушенный разговор, доносившийся со стороны лестницы. В оживленную речь старухи вплетался короткими вопросами скрипучий мужской голос. В нем сквозили начальственные нотки. Затем послышались семенящие шаги старухи, взбиравшейся по лестнице. Роберт стоял, поджидая, в открытых дверях. Показалась старуха и сделала ему знак следовать за ней. Она привела его снова в вестибюль, который теперь уже был освещен искусственным светом. В одном из кресел в важной позе сидел довольно плотный господин с франтовски подвитыми усами, кончики которых торчали вверх. Он поднялся с места и, с достоинством поприветствовав Роберта и пригласив его сесть, снова опустился в кресло. Замедленными угловатыми движениями он напоминал деревянный манекен.

– Вы хозяин? – осведомился Роберт.

– Не хозяин, – отвечал господин с усиками, – а только управляющий, – и прибавил, что прозвучало безрадостно: – Временно, не так ли?

Роберт, не поняв, к чему относились эти слова – к управляющему или к нему и его пребыванию здесь, – протянул мужчине свое удостоверение и чек на жилье, выданные ему в Префектуре.

– Очень хорошо, – сказал хозяин, – очень хорошо. Секретарь – мой приятель. Комната устраивает? – Он говорил с некоторым усилием, и в скрипучести голоса проскальзывал как будто иностранный акцент.

Роберт, довольный тем, что мог наконец объясниться на своем языке, высказал пожелания относительно кое-какой перестановки в комнате, которую, как он пояснил, хотел бы не просто использовать для жилья, но и чувствовать себя в ней уютно.

Господин с усиками наморщил лоб, как будто что-то соображая.

– Вы меня понимаете? – спросил Роберт.

– Отчасти. Давайте посмотрим, что возможно сделать. Вещи лишь частично являются собственностью гостиницы, многое здесь взято напрокат. Но посмотрим. А то…

Он оборвал себя на полуслове, сделав многозначительный жест, который, вероятно, должен был относиться к состоянию гостевых комнат, пригодных скорее для роботов, нежели для людей. Но, может быть, этим жестом он хотел также извиниться за неуклюжесть своей речи. Он сделал несколько распоряжений служанке, стоявшей на некотором отдалении и с испуганным выражением на лице внимавшей разговору; та, кивнув в ответ, исчезла.

– Что это за язык? – поинтересовался Роберт.

– О! – воскликнул хозяин, – всего лишь древний диалект, на котором объясняются с простым народом. Персонал обычно не задерживается, то и дело меняется, равно как и постояльцы. Мильта, вот эта служанка, недавно здесь. Временно, не так ли? – снова прибавил он.

Из скупых полуфраз хозяина, которые тот как бы с усилием выдавливал из себя, Роберт понял, что в настоящий момент он – единственный гость в гостинице. Столоваться он будет здесь, поскольку Институт общественного питания находится в распоряжении местных жителей. Хозяйка готовит превосходно, сейчас она как раз хлопочет с обедом, а то гость наверняка проголодался с дороги. Что касается его багажа, то за ним пошлют посыльного, тот сумеет отыскать его в подвалах у площади с фонтаном, на нем ведь должна быть табличка с именем.

Хозяин поднялся, чтобы проводить Роберта в столовую. Его тучное тело передвигалось короткими пружинистыми рывками, и этим он напоминал заводную шагающую куклу.

В просторном помещении столовой с искусственными комнатными пальмами стояло два-три десятка столов с придвинутыми к ним стульями. Хозяин подошел к одному из столов у стены и сказал:

– Вот ваше место, господин доктор!

Он достал из конторки потрепанную книгу в кожаном переплете и распахнул ее перед Робертом.

– Книга отзывов и предложений! – произнес он торжественно, и кончики усов его при этом гордо взметнулись кверху.

Было такое впечатление, как будто он, угадав тайные сомнения Роберта, спешил заверить, что тот имеет дело с настоящей гостиницей.

– Только высокие гости оставляют в ней запись, – лениво сказал хозяин и, попросив Роберта оказать честь книге, объявил, извинившись, что удалится до обеда, который не заставит долго ждать.

– А сколько сейчас времени? – крикнул ему вслед Роберт. – У меня часы остановились. Хозяин удивленно обернулся.

– Полдень, – не сразу отозвался он.

– А точнее? – спросил Роберт. – Мне надо поставить часы.

Хозяин пожал плечами и невозмутимо вышел за дверь.

Чтобы скоротать время, Роберт принялся листать книгу отзывов и, к изумлению своему, обнаружил, что последний гость оставил в ней запись уже много недель назад.

Не попытаться ли ему с помощью секретаря перебраться из этой запустелой гостиницы в какой-нибудь другой, не столь старомодный отель? Почему тот рекомендовал ему именно эту гостиницу? Только потому, что управляющий – его приятель? Он рассеянно листал книгу, скользя по именам и записям, нередко в форме банальных стихотворных изречений, восхваляющих или порицающих, оставленных, впрочем, гостями из разных стран, на разных языках.

Сопоставив количество записей с отрезком времени, на протяжении которого они вносились – начиная чуть ли не с прошлого века, – Роберт заключил, что в гостинице останавливалось не так много людей.

Старая служанка, которая, очевидно, рада была появлению гостя, несколько раз заходила в зал, раскинула на столе скатерть в серую клетку, поставила прибор, положила салфетку, потом принесла графин и стакан. Чем дольше сидел он в ожидании обеда, тем сиротливее чувствовал себя в этом пустынном помещении. Надо надеяться, что со временем ему будет не так одиноко. Во всяком случае, он попробует договориться о том, чтобы в последующие дни иногда обедать вместе с отцом.

Но вот ударили в гонг. Дверь отворилась. Первой на пороге появилась Мильта, держа перед собой на вытянутых руках поднос; за ней вошла женщина с лицом южанки, с нарумяненными щеками и накрашенными губами, возможно хозяйка, и наконец сам хозяин, еще с гонгом в руке. Все трое с торжественным выражением лица двинулись гуськом между столов по направлению к Роберту. Хозяин ритмично ударял палочкой в такт шагам, хозяйка плавно покачивала бедрами. Шелестел дорогой шелк ее платья. Группа остановилась, окружив полукольцом стол Роберта, который не без смущения наблюдал этот выход. По знаку хозяина хозяйка взяла с подноса супницу, поставила ее на стол и, слегка поклонившись Роберту, стала наполнять серебряным половником его тарелку. Хозяин тем временем блуждал глазами по потолку, как бы снисходительно выжидая, пока выполнят эту черновую работу. Старая служанка сделала реверанс, хозяйка покрыла крышкой суповую чашу и легонько махнула рукой. Хозяин, усы у которого сделались как будто еще чернее, оценивающим взглядом обвел стол и гостя и для порядка провел ладонью по скатерти. Потом пожелал гостю приятного аппетита и стукнул палочкой о край стола. По этому знаку обе женщины повернулись, и вся группа – теперь уже в обратном порядке и предводительствуемая хозяином, но под то же забавное отстукивание палочкой – направилась через зал к выходу. Роберт проводил глазами шествие до конца, пока все трое не скрылись, один за другим, за дверью, и только потом уже взял ложку и приступил к еде. Скоро он опустошил тарелку, после чего наполнил ее снова и с аппетитом принялся за вторую порцию. Последние ложки он ел не спеша, растягивая удовольствие. Покончив с супом, он откинулся на спинку стула.

Шли минута за минутой. Безмолвие пустого зала становилось все тягостнее. Роберт чувствовал, что еще не совсем насытился, но, может быть, в этих краях принято довольствоваться обедом из одного блюда, и, значит, другой еды могло не последовать. Праздное сидение его угнетало, пожалуй, сильнее, чем ожидание в Префектуре.

Разве ему нечем было заняться? Предстояло осмотреть, служебные помещения Архива в Старых Воротах, начать ознакомление с новым предметом. Хотелось разузнать и об этой женщине, которую он встретил утром у фонтана. Если это Анна, в чем он уже почти не сомневался, то у них обоих теперь появлялась возможность встретиться и испытать свою судьбу, может быть, в какой-нибудь совместной поездке.

– Это должна быть Анна, – вслух произнес Роберт и, бросив салфетку на стол, отодвинул стул, чтобы встать.

Тут дверь в столовую распахнулась, вошла знакомая группа из трех лиц и гуськом медленно направилась через зал к столу Роберта. Этот церемониал уже становился нестерпимым. Но таков, видно, был местный обычай, и Роберт смирился. Он снова придвинул стул к столу и послушно положил салфетку на колени. Только когда процессия вплотную приблизилась к нему, он поднял глаза. Мильта, с натянутым торжественно-похоронным выражением лица, держала на вытянутых руках поднос, уставленный множеством разноцветных горшочков и мисок, открытых и под крышками. У хозяйки в руках была корзинка с откупоренной бутылкой, из которой хозяин собственноручно перелил вино в графин.

– Гости редки, – сконфуженно пробормотал Роберт.

– К сожалению, – сказал хозяин, – времена!

Он внимательно наблюдал за сменой тарелок, раз прищелкнул языком, выражая недовольство тем, что какая-то из них не в той последовательности, на его взгляд, была переставлена с подноса на стол. После того как все было расставлено по местам, женщины отступили на шаг от стола и патрон сделал несколько завораживающих пассов над тарелками, как будто хотел придать блюдам особый смак. Затем он поманил хозяйку, и та налила гостю вина в бокал, а сам в это время подправил сервировку, чуть сдвинув одну тарелку туда, другую сюда.

– Вы слишком себя утруждаете, – пробормотал Роберт, которого ужасно тяготили нарочитые хлопоты вокруг его персоны.

– Зато нас не упрекнут, – возразил хозяин, – что мы разучились подавать обеды по всем правилам хорошего тона.

Он тихонько ударил палочкой по столу, женщины заняли каждая свое место, и он, возглавив шествие, со строгим достоинством важно зашагал к выходу.

Роберт напряженно смотрел вслед маленькой процессии и свободно вздохнул лишь после того, как дверь затворилась. Тогда он взял бокал с вином светло-красного цвета, которое слегка пенилось, и залпом осушил его.

Еда состояла преимущественно из разных салатов и овощей, отчасти незнакомых ему, и мало возбуждала аппетит. Роберт находил, что блюда мало чем отличались по вкусу одно от другого. Тем не менее он ел.

Покончив с обедом, он почувствовал насыщение, но не удовлетворение. Он решил, не откладывая, набросать на бумаге кое-какие свои впечатления, полученные от города, сделать своего рода первые заготовки для будущей хроники, ведение которой он рассматривал как одну из задач, поставленных перед ним Префектурой, – в том числе подробно описать церемонию обеда.