Текст книги "Вороньё"

Автор книги: Герман Банг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

– Милочка,– крикнула фрекен Сайер,– вы-то себе пальчики не обожжете.

– Обжегшись на молоке, будешь дуть и на воду,– шепнула фрекен Люси.– Давай с тобой! – громко сказала она, протягивая хлопушку Вилли.

– «Amour, amour, oh, bel oiseau...»[Любовь, любовь, о, прекрасная птица... (франц.)]

Хлопушек не осталось. Статский советник взял по-следнюю, которая оказалась пустой.

– Кондитер как в воду глядел,– сказал он,– не стоит тратить стихи на стариков.

Среди наступившего затишья подали чаши с водой, и общество ополоснуло кончики пальцев.

– Ну, дети, на доброе здоровье, утешили вы старуху.– И фрекен Сайер поднялась, опираясь на руку статского советника.

– Не знаю, когда уж на это на все будет наложен запрет,– сказала фру фон Хан, проходя мимо чиновника.

Господин Вилли на мгновение задержался в столовой и, заложив руки в карманы, играя глазами, обозрел покинутое поле брани.

– Да, Лауритцен,– сказал он лакею,– есть много видов ночных кабачков, и семейная жизнь тоже находится в развитии.

Он еще немного постоял.

– Вы что же, без места?

– Покамест да,– ответил лакей, полируя себе ногти салфеткой.

– Ну ничего,– сказал господин Вилли, поворачиваясь, чтобы идти,– вы и так не пропадете.

– Подвертывается кой-что,– ответил господин Лау-ритцен, лицо которого осталось совершенно неподвижно.

Посреди гостиной фру Лунд подсчитывала собранные билетики.

– Ну вот, семнадцать,– сказала она,– семнадцать штук.

Все благодарили фрекен Сайер за угощение, а фру Маддерсон шепнула на ухо фру Лунд:

– Я их еще разок почитаю, потом, вот только остальные усядутся за кофе.

– Спасибо,– сказал адвокат Скоу и поцеловал фру Беллу, едва коснувшись губами ее щеки.

Пока лакей подавал кофе, адвокат Майер завел речь об одном бракоразводном процессе:

– Подчас, право же, кажется, нынче у людей ни стыда, ни совести не осталось. В случае, о котором я говорю, у супругов пятеро детей.

Бракоразводное дело, снискавшее шумную известность, заполонило гостиные, и статский советник сказал:

– Да, развод в нашем обществе, того и гляди, обратится в сакраментальный обряд.

– Ха, а иначе я не знаю, для чего ж бы и замуж выходить,– сказала фрекен Люси.

А господин Майер спросил, глядя в лицо чиновнику:

– Но откуда она, вся эта безнравственность? Ведь она положительно свирепствует, разрушая многие семьи.

Чиновник пожал плечами:

– Похоронены принципы, адвокат.

Фрекен Сайер склонилась над чашкой, будто гадала на кофейной гуще.

– Ну-ну, детки,– сказала она,– а я так радуюсь, что у людей прибавляется свободы.

– Отчего же, фрекен? – спросил господин Аск.

Фрекен Сайер, щурясь и мигая, смерила Вильяма взглядом и сказала:

– Милочек, от разговоров с писателем лучше воздерживаться. Однако,– добавила она затем,– мне по нраву скорость и прыть. Помнится, когда я была молода – да, милочек, в те давние времена,– в Тиволи устраивали бег в мешках. Мальчишки бегали, надев на голову мешки. В те времена и в нас было больше детского. Но очень потешно было смотреть, как они резвились

– Этот бег в мешках, кажется, есть и поныне,– сказал Вильям.

Фрекен Сайер улыбнулась:

– Ну, откуда ж мне знать. Я теперь разве что выберусь посидеть на скамье у концертного зала. Впрочем, там тоже приятно. Пейте же, детки, пейте,– ска-зала она, кивая на многочисленные бутылки с ликером.

Адвокат Скоу подошел к лакею, который разливал ликер по рюмкам, и вполголоса спросил:

– Что это за пойло, Лауритцен?

– Можете сами судить по этикеткам, господин адвокат,– с поклоном ответил лакей.

– А теперь нам, старикам, пора и за картишки,– сказала фрекен Сайер.– Не разложите ли столики, фрекен?

Фрекен Хольм, ни. слова не ответив, принялась раскладывать столы.

– Не пойму я, на что тете Вик эта неприятная бледная личность,– сказала фру Лунд, когда фрекен Хольм прошла мимо.

– Ну как же, дорогая,– ответила фрекен Эмилия,– ведь всякому приятно, когда у такой особы – и есть уязвимое место. Ты же знаешь, у нее этот ребенок в Люнгбю.

– Ах, бедняжка,– сказала фру Лунд.– Подумать только – иметь детей еще и вне брака...

– Внебрачная рождаемость, между прочим, убывает,– сказал подошедший к ним господин Вилли.

Фру Лунд рассмеялась:

– Не из-за твоей ли добродетели, Вилли?

– Во всяком случае, если я и сочетаюсь браком, от этого ничто не изменится,– ответил Вилли, поворачиваясь на каблуках.

– Боже,– сказала фру Лунд,– и как мы только терпим этого Вилли в семейном кругу? Он же никакой меры не знает!

– Да ну,– встряла Люси,– другие, право, ничуть

не лучше. Если бы ты знала, что иной раз слышишь на балах.

– И что говоришь! – крикнул Вилли из своего угла, где он, прислонившись к столу, стоял и брыкал ногами.

– Августа,– сказала фру фон Хан дочери, уводя ее за шкаф.– Я тебе говорю, все именно так, как я говорю. Она попросту распродает свои вещи. Иначе почему бы вазочкам не быть на столе? Но знаешь, ты можешь, прохаживаясь этак туда-сюда, заглянуть мимоходом в шкаф с фарфором, чтобы у нас были доказательства. Во всяком случае, я буду говорить со статским советником, как только она усядется за карты. Но ведь вся беда в том, что в семье нет согласья.

Фрекен фон Хан немного помедлила:

– Надо бы, матушка, поговорить сперва с кузеном Скоу.

– Это для чего?

– Для того, что он ведь должен стать опекуном,– сказала фрекен Августа.

– Дитя,– воскликнула фру,– просто невероятно, до чего ты всегда осмотрительна!

– Станешь осмотрительной, матушка,– ответила дочь,– когда всю жизнь в одном тряпье ходишь.

Мать и дочь расстались.

Фрекен Августа прошла в столовую, где мадам Иенсен у буфета подкреплялась кремом, сгребая его суповой ложкой с тарелочек из-под мороженого, а фрекен Хольм подбирала жареный миндаль, выпавший из хлопушек и раскатившийся по всему столу – и вдруг остановилась при появлении фрекен фон Хан.

Фрекен Августа не могла вспомнить, где она забыла свои перчатки, видимо, здесь, и она принялась ходить вокруг стола, ища их с таким видом, будто искала иголку.

Мадам Иенсен не оборачивалась, а фрекен Хольм вышла.

Фрекен фон Хан приблизилась к большому шкафу.

– Ах,– сказала она,– что за восхитительные старинные замочки! Как бы они были хороши к туалетному столу!

И она стала вертеть старинные замочки и ключики.

В средней гостиной барышни Хаух, фру Маддерсон и фрекен Сайер уже расположились играть в карты.

– Ах, как приятно,– сказала фрекен Сайер, поводя увечным плечом,– ну до того приятно в картишки перекинуться. Не правда ли, мои милочки, сидишь вот этак, и руки у тебя будто все чем-то заняты.

Второй игральный столик пустовал.

– Вы тоже собираетесь играть, господин советник?– спросила фру фон Хан, стоя в дверях второй гостиной– она решила все же начать с доктора,– а то мне бы хотелось с вами поговорить, всего два слова.

– Признаться, я думал сыграть,– ответил статский советник.

– Я вас долго не задержу,– сказала фру фон Хан.

Фру отступила, пропуская советника, и они вошли во

вторую гостиную, где фру пригласила советника присесть на диван.

– Ой,– сказала фру Лунд,– никак они уже начали играть? Пойду-ка я, выговорю себе выигрыш тети Вик.

И фру Лунд пошла, а Вилли последовал за ней.

– Дорогой советник,– сказала фру фон Хан,– я, право, весьма сожалею, но нас с кузеном Сайером все более тревожит здоровье Виктории, то, в каком она сейчас состоянии.

– А что такое, фру? – спросил статский советник, глядя на нее.

Фру фон Хан сделала головой непроизвольное движение, почти как жокей перед барьером.

– Дорогой советник,– сказала она и вдруг крикнула своему кузену:

– Кузен Сайер, поди сюда!

После чего продолжала, обращаясь к статскому советнику:

– Ведь это же все ненормально, любезнейший статский советник.

– Конечно,– вмешался чиновник,– и, смею сказать, всем нам мучительно больно это видеть. Даже если оставить без внимания неразумное распоряжение средствами.

– Августа, детка,– сказала фру фон Хан дочери, которая только что вошла,– задерни чуть-чуть портьеру.

Фрекен фон Хан шепнула скороговоркой:

– Матушка, их там нет. Ни вазочек, ни китайских.

– Я же говорила,– сказала фру фон Хан.

Статский советник продолжал разглядывать фру:

– Но в чем же вы, собственно, усматриваете отклонение от нормы у фрекен Сайер?

– Отклонение от нормы,– повторила фру, лицо у которой было цвета золы,– отклонение от нормы? Придется нам посоветоваться с Майером. Он как-никак знает законы.

Господин адвокат Майер подошел в сопровождении своей дочери, фрекен Эмилии, которая присела на краешек дивана.

– Дорогой Майер,– сказала фру фон Хан,– мы тут говорим о нашей бедной Виктории. Ведь вы, как и я, полагаете, что ей лучше всего было бы сейчас в лечебнице.

Адвокат Майер беспрестанно потирал себе руки.

– Да, господин статский советник,– сказал он,– к сожалению, имеются признаки... Но это, конечно, должна быть частная клиника.

– Любезнейший Майер,– вступилась фру,– частные клиники слишком ненадежны. А Виктория действительно невменяема.

– Однако,– возразил статский советник,– в чем же это проявляется? Ведь должны быть какие-то симптомы...

– Симптомы,– выпалила фрекен Эмилия, у которой за время сидения на краешке дивана сделалось совсем отцовское выражение лица,– симптомов, слава богу, довольно.

– Но не выводить же их на свет божий у самой Виктории в доме,– заметила фру фон Хан.

– Лучше всего частная клиника,– сказал господин Майер,– тогда приличия будут соблюдены. Ведь о взятии под опеку в нашей семье речи быть не может.

– Почему? – спросила фру фон Хан.

– Что же нам, довести дело до семейного скандала, тетя Тереза?– сказала фрекен Эмилия, которая, следуя послушно за родителем, мгновенно переменила курс.

Доктор сидел, откинувшись назад, с таким выражением на лице, будто предавался любимому занятию – просвечиванию рентгеновскими лучами.

– Так разве,– и он неприметно улыбнулся,– опека не входит в ваши намерения?

– Господин статский советник,– ответил господин Майер,– может ли позволить себе это род, пользующийся всеобщим уважением и к тому же привлекающий к себе взоры публики!

– А самое главное,– сказала фру фон Хан господину Майеру,– опекуном-то стал бы Скоу, ведь он-ближайшая родня... А это, чего доброго, подорвало бы доверие клиентуры.

Адвокат Майер побледнел как полотно, а чиновник

сказал:

– Да, господа, во всяком случае, так продолжаться не может. Мы должны подумать о семье. Скажите мне, пожалуйста, Майер, на что она живет? Она ведь, должно быть, берет из капитала.

– Как душеприказчик...– начал господин Майер.

– Не думаю,– прервала его фру фон Хан, которую била дрожь,– чтобы сумасшедшие могли выбирать себе законных душеприказчиков...

– Извольте объяснить, что вы имеете в виду! – почти крикнул господин Майер.

– То, что я говорю! – ответила фру, тлядя прямо в его птичье лицо.

Она помолчала секунду и затем переменила тон:

– Я всегда была того мнения, что лучше всего действовать прямо и открыто. А лечебница и опека – это необходимость... Я знаю, что говорю.

– Скоу! – позвала она.

Адвокат Скоу не слышал. Зажав Вильяма Аска в угол, он говорил о концессии на железную дорогу через Амагер. О ней хлопотал один из его приятелей.

– Это же, черт побери, достойно уважения!– воскликнул господин Скоу, глаза которого несколько остекленели, язык, однако, оставался послушным.– Взял и выложил деньги на бочку! Ну скажите, дорогой, много ли найдется таких, как он, ведь нынче все за банки цепляются! Денежки на бочку наличными. Это же, черт побери, достойно уважения!

– Скоу! – снова позвала фру фон Хан.

– Да,– откликнулся Скоу и пошел, придерживаясь рукою за столы.

Фру фон Хан опять с жаром принялась развивать свои идеи, пока адвокат Скоу не сказал:

– Н-да, ну, мне-то это все безразлично. А что думает по этому поводу статский советник?

Статский советник не ответил.

– А ты-то что об этом думаешь,– снова вступилась фру фон Хан,– ведь тебе пришлось бы стать опекуном?

– Я ничего не думаю. Получить наследство – вот это было бы приятно. Не из-за денег, их будет немного.

Но когда получаешь наследство, акции твои в деловом мире сразу повышаются.

– В этом – он весь, вся его фирма,– сказал, отвернувшись, адвокат Майер.

– Что вы там такое говорите? – крикнулд фрекен Сайер из-за карточного стола.

Господин Скоу рассмеялся:

– Мы беседуем о тебе, тетя!

– Оттого мне, верно, такая удача,– крикнула в ответ фрекен Сайер.

За карточным столом закончили второй роббер и теперь подводили итоги.

– Нам необходимо принять какое-то решение,– сказала фру фон Хан.

Доктор секунду сидел молча, потом заметил:

– Что ж, семья может обратиться за советом к специалисту. Специалисты часто легче находят выход в подобных случаях. Впрочем, я не думаю, чтобы это удалось.

Он снова помолчал, а затем добавил:

– Фрекен Сайер едва ли может быть сочтена опасной для окружающих.

Барышни Хаух, игравшие в паре друг с другом, отдали фрекен Сайер ее выигрыш. Но у фрекен Сайер не было сдачи. На столе перед нею лежали лишь три монеты по двадцать крон.

– Тетушка Вик, чур, я получаю твой выигрыш,– сказала фру Лунд и побежала разменять двадцать крон у статского советника, который, оставив собеседников, Последовал за нею.

– Вот черт, не могу спокойно видеть золото,– сказал Вилли.

– Но отчего же, господин Вилли? – спросила фру Маддерсон.

– Мне думается, всякий человек моего возраста в душе – вор,– ответил Вилли.

Статский советник поднял на него взгляд.

– В самом деле,– сказал он,– у многих молодых есть в голове некий пунктик помешательства.

Вилли потянулся своим стройным телом:

– Мы, господин статский советник, в лесу играем в разбойников.

– Нет, ну этот Вилли,– воскликнула фрекен Люси,– взять так прямо и сказать!

– Что ж тут такого,– улыбнулась фрекен Минна,– а ты, Люси, что делаешь в лесу?

Господин Вилли засмеялся:

– Она строит себе шалаши.

– Хм, хм,– сказала фрекен Сайер, встряхиваясь.– Никто так не шутит, как Вилли.

– А ведь он,– заметила фрекен Оттилия,– такой нежный и любящий сын.

– О да,– сказал Вилли,– я вижу свою мать всего два раза в год. И как-никак ведь это она произвела меня на свет.

– Ух, даже не по себе становится.– Фру Маддерсон зябко передернула плечами.– Можно подумать, вы это серьезно говорите.

– Ничего, фру Майер, милочка, то бишь, Маддерсон, хотела я сказать,– заметила фрекен Сайер,– вас не убудет от его речей.

Вильям Аск сказал после паузы, продолжавшейся несколько секунд:

– Досадно, Вилли, что это не вы стали писателем. От вас мы, возможно, услышали бы правду.

– Как знать? – ответил Вилли.

– Хм, да,– сказала фрекен Сайер,– у этого мальчика острый ум. Это вам на двоих,– продолжала она, разделив свой карточный выигрыш между фру Лунд и Вилли.– Всегда ведь имеешь своих любимчиков среди родни.

– Попьем-ка чайку! – крикнула она, адресуясь к фрекен Хольм, и та отправилась на кухню, где застала господина Лауритцена наедине с кухаркой.

Когда фрекен Хольм снова ушла, господин Лаурит-цен спросил:

– А все ж таки небось тяжко бывает в таком доме?

Девушка покачала головой:

– Мне нравятся дома, где всяк – сам по себе.

– Как вас понять, фрекен?

– Все таятся – и ты тоже,– сказала девушка и поставила чайник на поднос.

Пока господин Лауритцен обносил гостей чаем, фрекен Сайер сказала:

– А теперь спели бы вы нам одну из ваших песенок, фру Маддерсон.

– О, я ведь только так, для себя. Но если вы хотите, я с удовольствием,– ответила фру Маддерсон.

Она принялась листать «Музыкальный альбом», а все, слегка утомленные, сидели и прихлебывали чай.

И вот фру запела:

Ах, два дрозда в тени лесной Сидят на веточке одной,

Сидят, горюют до утра,

Расстаться им пришла пора.

Поют вдвоем, и ветер вдаль Уносит двух сердец печаль.

Голос фру замер, и слышно было, как фрекен Минна сказала:

– Это прелестно – послушать пение. Без этого, право, как будто чего-то не хватает.

– Да, это очень приятно,– отозвалась фрекен Оттилия, раскрыв глаза при звуках сестринского голоса,– фру Маддерсон так мило поет. И в самом деле поразительно– в таком возрасте сохранить такой голос.

Господин Майер, который в своем кресле слушал, качая в такт головою, сказал:

– Да, это талант, редкий, редкий талант. Она рождена для сцены.

Господин Скоу, стоявший рядом с чиновником, усмехнулся:

– Нет, вы только посмотрите на Майера. Вот уж воистину, каждый по-своему с ума сходит.

А фру Маддерсон, игравшая вступление ко второму куплету, обернулась к господину Майеру:

– Так, как дома, господин адвокат, я никогда не пою.

Один поет: «Моя любовь!

Прощай! Не свидеться нам вновь!»

Другой: «Любовь моя, нет сил,

Прощай! Разлуки час пробил!»

Один поет: «В чужом краю Мне не забыть любовь мою!»

Пока фру Маддерсон пела, чиновник сказал в ответ на слова господина Скоу:

– Я, со своей стороны, никогда не понимал этих отношений и, должен признаться, отнюдь не одобряю, что эта дама принята в семейном кругу.

– Да уж,– ответил Скоу,– своих юбок – хоть отбавляй!

Он подошел к барышням Хаух:

Здесь и далее – перевод Е. Суриц,

– Так как же с этим домом-то? – И он сел посредине между ними.

– Ты знаешь,– сказала фрекен Минна,– по правде говоря, мы бы предпочли его продать. И ведь мы говорили уже с Майером,– она взглянула на господина адвоката, который по-прежнему слушал с закрытыми глазами,– но нам, женщинам, понять его трудновато – уж очень он тонкий юрист.

– В самом деле?

– Ему бы только печати да всякие такие вещи,– сказала фрекен Оттилия.

– А как же,– ответил Скоу, скривив губы,– чем больше крючкотворства, тем легче соблюсти свою пользу,

– Так что мы бы, собственно, предпочли иметь дело с тобой, Альберт,– продолжала фрекен Минна.

– Ну, у меня-то – деньги на бочку,– сказал Скоу.– А формальности улаживать – поверенный есть.

– О чем вы там говорите? – крикнула фрекен Сайер, заглушая музыку.

Стоило начать музицировать, и у фрекен заметно обострился слух, как будто она пользовалась семью слуховыми трубками сразу.

– Альберта так редко приходится видеть,– ответила фрекен Оттилия.

– А он ведь всегда готов услужить,– сказала фрекен Сайер,– и так расторопен.

Господин адвокат Майер словно бы очнулся от голоса фрекен.

– Да, Майер,– заметила она, когда он вдруг поднялся с кресла,– приятно посидеть, послушать музыку, друг Майер.

А фрекен Минна поспешно сказала господину Скоу!

– Хорошо, Альберт, мы к тебе зайдем – обе. Правда, тут ведь еще и то, что с процентов мы столько не будем иметь, как от сдачи внаем.

Скоу покрутил себе усы:

– Ну, почему же, думаю, мы это уладим, надо только сбыть дом в надлежащие руки. Такую недвижимость сторговать – не самое сложное дело.

Фрекен Эмилия, выступив из-за гардины, оказалась рядом с отцом, между тем как фру Маддерсон пела дальше:

Другой: «В далекой стороне Не знать, не знать покоя мне!»

Один на запад полетел:

«Печаль – души моей удел!»

Лететь другому на восток:

«Навек прости-прощай, дружок!»

– Хм, ну вот,– сказала фрекен Эмилия,– теперь Скоу продаст Хаухов дом. Но, конечно, слушать можно ято-нибудь одно, всюду не поспеешь.

Тут господин Майер дважды тряхнул головой, точно разъяренный баран.

– Что ты можешь об этом знать? – прошипел он.

Затем он вдруг обернулся к роялю и очень громко

сказал:

– Вы уже довольно пели, фру.

– Да, господин адвокат,– ответила фру Маддерсон, и руки ее упали с клавиш на колени.

– Спасибо,– сказал Вилли из соседней гостиной, где фру Белла Скоу сидела в углу и листала альбомы.

К ней подошел Вильям:

– Уф, она поет, как игрушечная канарейка.

– А вы думали, она кто? – сказал Вилли.

– Я не слушала,– сказала фру Белла,– я тут Листала альбомы.

– Это семейные? – спросил Вильям. ..

– Да,– ответила фру Белла,– причем удивительно, до чего все походят друг на друга – и с самых юных лет.

– Правда,– сказал он.

– Есть, однако ж, и различие,– заметил Вилли,– у некоторых горб вырос внутрь.

Вильям Аск рассмеялся:

– Право, вполне вероятно, что фрекен Виктория из всех самая невинная.

– Но все же,– сказала фру Белла, глядя в пространство,– откуда все это идет?

– От тайного советника,– ответил Вилли,– вот уж третье поколение пошло.

Фру Белла вдруг рассмеялась:

– А ты, Вилли, среди них единственный джентльмен?

Вилли раскачивался всем телом из стороны в сторону.

– Послушай, Белла,– сказал он,– отчего бы тебе не влюбиться в меня хоть немножко?

– И-в самом деле,– ответила фру Белла, смеясь, – мне просто никогда не приходило это в голову. А кроме? того,– продолжала она,– это едва ли могло бы доставить удовольствие. Ты, Вилли, думаешь всегда лишь о той, которой еще не добился, а обо всех тех, кто уже по-пал в твою коллекцию, ты и не вспоминаешь.

– Видимо, это – время,– ответил Вилли, глаза которого вдруг сделались печальны.

– Это – ненасытность,– возразила фру Белла.

Лакей доложил, что экипаж барышень Хаух прибыл.

– Как, уже? – сказала фрекен Оттилия, и две сестрицы приступили к церемонии прощания с целой се-рией легких поклонов.

Фру фон Хан стояла между чиновником и господином Майером:

– Значит, и сегодня мы так ни к чему и не пришли.

А уж на тебя, кузен Сайер, ни в чем нельзя положиться.

Чиновник ответил, рассматривая свои ногти:

– Человек в моем положении, Тереза, никогда не переходит известных границ.

Фру фон Хан усмехнулась:

– А вы, Майер, боюсь, не дождетесь вашего наследства. Потому что – теперь-то уж я могу вам это сказать– она попросту распродает все ценные вещи.

Господин адвокат Майер раскрыл рот:

– Что вы говорите?

– Я говорю,– ответила фру,– что она распродаст все до последней нитки. Вы что же, не видели, что мы на фаянсе ели?

– Да, да, сударыня, теперь я тоже припоминаю,– сказал господин Майер с видом человека, у которого мысли вдруг закружились в вальсе.– Но зачем же.., зачем? – продолжал он, мотая головой.– Зачем ей это делать?

– Чтобы ничего после себя не оставить, Майер! – ответила фру фон Хан – два страусовых пера в ее наколке развевались, как флаги.

– Странно... фру Маддерсон говорила мне то же самое. Да, да,– сказал адвокат, и лучик восхищения скользнул по его оторопелому лицу,– это женский инстинкт, я называю это женский инстинкт... Но, с другой стороны, давайте рассмотрим обстоятельства,– продолжал он уже иным тоном.– Каким образом она могла бы это делать? Не может же она сама...

– Это, конечно, тот блондин, что вечно здесь околачивается,– встряла фрекен Эмилия,– он ей все устраивает.

– Кто? – спросил отец.

– Какой блондин? – спросила фру фон Хан.

– Я его не знаю. Но видела много раз, и со свертками – здесь, у нее на лестнице.

– Но каким образом, Эмилия?

– А я,– сказала фрекен Эмилия,– время от времени забегаю сюда в подворотню ботинок застегнуть.

Господин Майер бросил взгляд на свою дочь.

– Да, но раз доктор не соглашается...– сказал он. – На нем свет клином не сошелся,– возразила фру , фон Хан.– Специалисты, по счастью, более сведущи...

хотя они и обойдутся дороже.

Чиновник заметил, по-прежнему глядя на свои ногти:

– Конечно, Тереза права – в принципе.

Господин Майер, все еще с видом человека, у которого мухи в голове ползают, ответил:

– Что ж, тогда остается одно – лечебница. Придется, видимо, предпринять необходимые шаги, как ни огорчительно это для нас всех.

И тут он резво обернулся к адвокату Скоу, шагавшему мимо, и сердечным тоном сказал:

– Нам с вами, коллега, за сегодняшний вечер так мало удалось поговорить.

И он хлопнул коллегу по плечу своею скрюченной правой рукой.

– Как он выглядел? – полушепотом спросила фрекен Августа фон Хан у фрекен Эмилии.

– Кто?

– Ну этот, кого ты на лестнице-то видела, блондин.

Фрекен Эмилия описала его.

– Тогда я его знаю,– сказала фрекен фон Хан,– наверное, на улице встречала.

– Знаешь? – У фрекен Эмилии вырвался короткий смешок.– Я, право же, в этом не сомневалась. У тебя наметанный глаз – по этой части.

Барышни Хаух, распрощавшись со всеми, обняли фрекен Сайер.

– Да, Виктория, господи, чуть не забыла. Твое покрывало, ну то, что цветами – мыс сестрой хотели его допросить, снять узор. Старинные узоры, знаешь ли,

опять в моду входят.

– А что брали в тот раз, вы мне отдали? – спросила фрекен Сайер.– Ладно, пусть Хольм вам его достанет.

Барышни Хаух отбыли.

– Хм, очень трогательно,– сказала фрекен Сайер, когда дверь за ними затворилась,– Минна никогда не устанет украшать девическое гнездышко Оттилии. Августа,– добавила она громче,– ты видела, какой у сестриц Хаух новый работник? Отменного телосложения! Они из гусар его взяли.

Господин Скоу, все еще беседовавший с господином Майером, который дошел наконец до «опеки», сказал:

– Мне-то от этого ни тепло, ни холодно. Такие дела – не для меня.

– Я всегда так и думал,– сказал господин Майер,– и опекуны ведь могут назначаться властями.

Фру фон Хан подсела к фрекен Сайер и стала расспрашивать, где она покупает дичь, ведь такой зайчатиной ни у кого не угостишься.

– У тебя, Тереза, тоже всегда чудесные соуса,– сказала фрекен Сайер.

– Боже мой, Виктория, да разве сравнить с твоими.

В соседней гостиной фру Лунд и фрекен Майер снова изучали билетики из хлопушек, то и дело прерывая чтение слегка нервическим смехом.

Вильям Аск и Вилли сидели напротив на диване.

– И охота же сюда приходить,– сказал Вилли,– смотреть, как эти воробьи клюют свой сухарь. Если б еще десятка-другая за это перепала, чтобы хотя поужинать согласно своему званию – так и того нет.

Писатель устало улыбнулся.

– Это я вам охотно презентую.– И он вынул из жилетного кармана две ассигнации.

– Вообще говоря, как-то неловко,– сказал Вилли, засовывая их своею унизанной кольцами рукой в карман фрака.– Но дома тоже невозможно оставаться.

– Отчего же?

– Да ну, бывает, останешься – так впору лечь да завыть.

Когда Вильям поднял голову и взглянул на него, Вилли добавил – и лицо его вдруг покрылось всеми морщинами, которые должны были его избороздить в последующие тридцать лет:

– Правда! ну что, понимаешь ли, за жизнь?

Статский советник, который сидел целый час в ка-чалке, усердно штудируя «Берлинске», прошел мимо них.

– Почему вы, собственно, ничего не хотите, молодой человек? – спросил он у Вилли.

– А чего же хотите? – ответил Вилли.

– Быть звеном в общественном механизме,– сказал статский советник.– Да, молодой друг мой, но этому-то молодость и противится.

Доктор подошел проститься к фрекен Сайер, все еще сидевшей в обществе фру фон Хан.

– Что-то у нашего советника усталые глаза,– сказала фру.

– Возможно,– ответил статский советник,– однако, фру, глаза еще видят, а уши слышат.

– Прощайте, фрекен Сайер,– и доктор поклонился,– как бы там ни было, берегу и охраняю вас покамест я.

Фру фон Хан на мгновение сильно побледнела, но сказала с чувством:

– Как и многих других, советник.

– Хм,– ответил статский советник, под взглядом которого изжелта-бледное лицо фру сделалось красным,– домашний врач в наши дни – не бог весть какая фигура. Он только и может, что... оградить от самого худшего.

– Да,– сказала фрекен Сайер,– с вами мне хорошо,– и тут она улыбнулась,– если бы вдруг случилась в вас нужда.

Фру фон Хан, резко повернув голову, взглянула на кузину. Но фрекен Сайер лишь встала с места:

– Прощайте, голубчик советник, прощайте. И спасибо вам, что пришли.

Она проводила его до двери.

Фру фон Хан молниеносно подскочила к господину адвокату Майеру, закончившему свой разговор с коллегой Скоу.

– Ну что,– сказала она и усмехнулась каким-то пересохшим смешком,– получили вы опеку?

И, не дожидаясь ответа, она воротилась к фрекен Сайер:

– Как, должно быть, чудесно, когда можешь держать такого домашнего врача! Все же домашний врач придает дому особый отпечаток.

– Да, милая Тереза,– ответила фрекен Сайер,– с доктором как-то спокойнее.

Лакей доложил, что подан экипаж господина адвоката Скоу, и фру Эмма Лунд сказала фру Белле:

– Белла, дорогая, нельзя ли и мне с вами... все-таки сколько-нибудь проеду.

– Эмма, дорогая, ну конечно, с удовольствием,– ответила Белла и хотела проститься с Вильямом Аском и Вилли.

– Мы тоже пойдем,– сказал Вилли,– кажется, птички прячут наконец-то голову под крыло.

Скоу, Вилли и Аск вышли в прихожую, где лакей адвоката, одетый в-доху, набросил на плечи фру матовочерное вечернее манто.

Фру Лунд тоже вышла и облачилась в свою жакетку, а господин Скоу, обернувшись, спросил:

– Вы готовы, мадам?

Общество двинулось вниз по лестнице, фру Белла и Вильям впереди всех.

Когда они спустились на один марш ниже других, фру Белла сказала:

– И все же, мой друг, ужаснее всего вечное продолжение.

– О чем вы? – спросил Аск.

Фру Белла чуть помедлила, прежде чем ответить:

– Завтра снова званый обед – у нас. Деловые знакомства моего мужа.

– Да,– сказал Вильям,– нынче ведь стали приправлять дела обильным угощением.

– По крайней мере, некоторые дела,– сказала фру Белла.

Все спустились вниз, и фру Лунд первой взобралась в ожидавшую хозяев коляску.

– Я, пожалуй, прогуляюсь с Аском,– сказал господин Скоу, когда его супруга тоже села. И, обращаясь к лакею, добавил: – Меня можете не ждать, Ханс.

Фру Белла молча укуталась в матово-черное манто, как в погребальный покров.

– Доброй ночи,– сказала она, склонив голову.

Коляска уехала.

Вилли был уже на улице и успел вскочить в электрический трамвай как раз в тот момент, когда господин Скоу и Аск вышли на троттуар.

В желтом свете отчетливо видна была фигура Вилли.

– Собою он хорош,– сказал господин Скоу.

– Да, это освещение ему к лицу,– ответил Вильям, провожая его глазами.

Стоя в вагоне, Вилли обернулся и вдруг увидел господина Лауритцена, на котором был шейный платок из черного муара.

– Это вы, Лауритцен,– сказал Вилли,– значит, нам с вами по пути?

– Выходит, что так, господин Хаух,– ответил Лауритцен, приветствуя Вилли.

Адвокат Скоу и Вильям Аск какое-то время шли по улице в молчании.

Затем Скоу произнес, слегка отдуваясь:

– Хорошо пройтись по свежему воздуху. Ей-богу, друг мой, иной раз голова кругом идет в наши дни.

– Охотно верю,– ответил Аск,– и то сказать, легко ли – целый город перестроить... путем спекуляций.

– Переделать заново целиком и полностью, хотели вы сказать,– поправил Скоу.

Он опять шел молча некоторое время.

– Кстати, вам известно,– сказал он затем,– что я тоже занимался сочинительством? Как же, я выпустил сборник новелл, когда мне было двадцать три года, под псевдонимом. А теперь я сочиняю проспекты. Н-да,– добавил он немного погодя,– у нас, пожалуй, вообще многовато развелось сочинителей – в деловом мире тоже. Как говорится, в малые печи сажаем большие хлебы,– продолжал он, помолчав.– Чересчур много слетелось клевать от одного и того же капитала – и рвать когтями один и тот же город.

Адвокат рассмеялся в пространство:

– Вы заметили, как тесно мы сидели у тетушки Виктории?

– Да, тесновато,– сказал Аск.– Но ведь вам только стоит сильнее ударить по «мелким деньгам».

– Уж слишком они мелкие,– ответил Скоу,– если они еще есть.

Пройдя немного, он повернулся к Вильяму:

– Послушайте, это же идея, вы бы не могли сочинить нам проспект об участках вдоль Страндвайен?