Текст книги "Вороньё"

Автор книги: Герман Банг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Барышни Хаух подошли к фрекен Сайер.

– Виктория, дорогая,– сказала фрекен Минна,– к тебе в гости всегда идешь с удовольствием, нужды нет, что сезон был утомителен.

Фрекен Сайер ответила:

– Да, сидеть вам, правда, будет тесновато, наша славная Эммочка нынче ведь тоже в городе.

– Дорогая,– сказала фрекен Оттилия,– мне кажется, от этого лишь станет веселей.

Мужчины начали разбирать своих дам, и господин Скоу, повернув голову, сказал:

– Ага, супруга моя уже здесь? – И повел к столу фрекен Люси.

Общество перешло в столовую, где фиалки и фонарики повергли всех в изумление. Между тем все расселись, и лакей стал обносить супом.

– Да, деточки,– сказала фрекен Сайер,– сидите вы тесно, но, как говорится, в тесноте, да не в обиде, а для молодых оно, возможно, и приятней.

Фрекен Люси, не замедлившая окинуть лакея взглядом знатока, шепнула Вилли:

– Батюшки, какой опять херувим. Бог знает, где эта ведьма всегда их выкапывает.

Вилли, занятый исследованием мадеры, ответил:

– А уж это ее секрет. Впрочем, она слывет щедрой на оплату.

Адвокат Майер, сидя между барышнями Хаух, принюхивался то к правой,то к левой стороне.

– Надеюсь, я не очень стесняю дам,– сказал он.

Господин Вильям Аск обратился к фру Белле Скоу:

– Да, тут не слишком просторно.

На что фру ответила с улыбкой, покривившей неподвижную маску, каковою было ее лицо:

– О, я этого не замечаю.

– Того, что безразлично, никогда не замечаешь,– сказал господин Аск.

Фру Скоу подняла на него глаза:

– Ну а вы, неужто видите что здесь, в этой комнате?

– Да, птичью стаю,– ответил Вильям.

– Кушайте же, дети, кушайте,– крикнула фрекен Сайер и, подняв свою рюмку, добавила:

– Ваша старая тетка пьет за ваше здоровье.

Она окинула взглядом весь стол, за дальним концом которого фру Маддерсон, склонив набок канареечную голову, говорила чиновнику Сайеру о своих «песенках»:

– О, это ведь так, пустяки. Но господину адвокату это доставляет удовольствие... знаете, под вечер, когда он утомлен.

Фрекен Сайер сказала, адресуясь к фру фон Хан:

– Милочка, устриц ты можешь есть совершенно спокойно. Они из Лимфьорда.

Фру фон Хан, которая ела с таким видом, будто каждый моллюск застревал у нее в горле, ответила:

– Благодарствую, Виктория, уж я знаю, что ты не экономишь.– И, резко переменив тему, она заговорила со статским советником о болезнях и смертности в городе:

– Я же говорю вам, советник, нам навстречу попалось ни много ни мало семь похоронных процессий, пока мы шли, я и Августа. Зрелище совершенно ужасное.

Статский советник согласился, что смертность действительно велика.

– Да,– сказала фру фон Хан,– причем говорят, будто нынче все больше старики столь прискорбно покидают этот мир.

Фру Лунд заметила:

– Теперь, должно быть, всюду болезни. В нашем приходе у Лунда на одной неделе было пять похорон. Но мыто, конечно, только радуемся.

Фрекен Сайер сидела и беспрерывно двигала свои рюмки и бокалы, ей очень хотелось выпить с Вилли. А тем временем чиновник Сайер с фрекен Августой фон Хан тоже заговорили о болезнях, кончинах и эпидемиях, так что бренность человеческого существования густым чадом повисла над тарелками.

– За твое здоровье, Вилли, за твое здоровье,– крикнула фрекен Сайер через стол, подняв свою рюмку.

– За твое здоровье, тетя Виктория,– сказал Вилли,– что ни говори, а, ей-богу, кровь в нас всех течет твоя.

Фрекен Сайер рассмеялась и закачала головою.

– Алая кровь, мой мальчик,– ответила она, и слезящиеся глаза ее блеснули, а голос захлебнулся в кашле.

Фрекен Августа фон Хан не так давно пела в церков-

ном хоре последнее прости своей приятельнице. Это было до чрезвычайности трогательно и красиво.

Фру фон Хан, с одобрением рассматривавшая руки ла-кея, пока тот разливал вино с этикетками тайного советника, находила, однако, что отпевание в церкви много торжественней, ежели оно по средствам. В часовнях же всегда такой запах – как в комнатах, где слишком много горшков с цветами.

– Вы льете на скатерть,– сказал статский советник фрекен Сайер, у которой дрожала рука, когда она чокалась с Вилли.

Фрекен подняла взгляд на доктора.

– Пейте, голубчик, пейте,– сказала ома,– это чистейший виноград.

И она не спускала глаз с его лица, покуда советник не проглотил греческую горечь.

Бутылки с этикетками достигли барышень Хаух, которые при виде пожелтевших наклеек ударились в воспоминания.

– Насколько же мы были мо,ложе,– сказала фрекен Минна,– но ах, что это был за дом, тот, угловой, настоящий аристократический особняк.

Фрекен Оттилия, выставив плечи из своего декольте, подхватила:

– О да, я прекрасно помню – я тогда еще училась – доброго старого тайного советника, как он стоял у себя на лестнице по вторникам и субботам и сам присматривал за служанкой, когда она чистила шары на перилах. Он ведь любил, чтобы все у него блестело.

– Да,– сказала фрекен Минна,– до чего было торжественно со старинными медными шарами. А балы! – продолжала она.– Ну что могло быть праздничней сиянья восковых свечей в доме тайного советника.

– Господи Иисусе,– сказала фрекен Люси адвокату Скоу,– тетушка Минна сама признается, что танцевала при церковных свечах.

– Никуда не денешься,– ответил адвокат,– дамочка-то как-никак постарше этого вина.

Чиновник Сайер сказал:

– Да, тот дом содержался солидно.

Фрекен Сайер издала булькающий смешок, а старые конечности ее под столом затрепыхались – об этих движениях никогда нельзя было знать, биенье ли то подспудной жизненной силы или же особого рода судорога.

– Да, там было где разгуляться! – сказала она.

Фру фон Хан приветливо взглянула через стол:

– А я тебя, Виктория, всегда в розовом помню.

– Годы-то бегут,– сказала фрекен Минна, точно по какой-то ассоциации идей.

– Но особняк был продан прежде времени,– сказал адвокат Майер,– люди никогда не умеют выждать благоприятной конъюнктуры... В наши дни все дела делаются в спешке.

– Ах,– воскликнула тут фру Маддерсон, чьи мысли еще заняты были танцами,– что может быть прелестней вальса!

Барышни Хаух заговорили вдруг о доме, который был у них на Норреброгаде.

– И в самом деле, у вас ведь там дом,– вступился господин Майер.

Должно быть, его ушные раковины были очень подвижны, ибо, едва упомянут был этот дом, уши его тотчас оттопырились в стороны, точно как у кролика.

– И мы с сестрицей Оттилией частенько поговариваем о продаже. В той части города – там же канитель с получением платы. И мы так мучаемся, когда приходится выгонять жильцов. Но и порядок ведь должен быть. А с другой стороны, дом с незапамятных времен в нашем фамильном владении. Да и где нам одним, без помощи, с этаким делом управиться.

– Есть же, однако, компетентные люди,– возразил господин Майер,– как раз и полагающие своею целью помогать в подобных чистых делах. В случаях честной продажи, не выходящей за установленные рамки.

Всякий раз, упоминая о сословии и рамках, господин адвокат Майер метал мгновенно вспыхивавшие взоры на господина адвоката Скоу.

– Боже, ну конечно,– сказала фрекен Оттилия, чувствуя, что господин Майер словно бы чуточку к ней придвигается,– на вас-то, дорогой, женщина смело могла бы положиться.

Адвокат Скоу, лицо которого ярко пылало, чем он, по-видимому, не столько обязан был вину фрекен Сайер, сколько объемистым таблеткам, которые он то и дело глотал, вынимая из жилетных карманов, вдруг спросил через стол:

– А где этот дом?

Фрекен Минна несколько вяло сообщила о его место, нахождений.

– Блестяще,– сказал господин Скоу,– недавно был разговор о новой жилой стройке как раз в этом кварта, ле. С башнями, линолеумом и ватерклозетами. Время требует своего. Разумеется, самое лучшее,– продолжал он,– когда есть в придачу и загородный воздух. Подальше от центра, в направлении Хеллерупа– там, пожалуй, больше будет шику.

– Да,– заметила фрекен Минна,– в наше время многое делается для небогатого люда в этих новых домах.

– Мещанское сословие – такова нынче программа,– сказал господин Скоу.– Повытянуть у них мелкие деньжонки из-за голенищ.

Фрекен Сайер сидела и довольно качала париком:

– Да, Альберт, м-илочек, у тебя голова тайного советника.

Вилли повернулся к фрекен Эмилии:

– Хм, еще бы, старикан, конечно, тоже был мошенник.

– Боже мой, Вилли, а ты не знал? Ведь это он был владельцем всех домов у «Речки».

– Ну-ну,– ответил Вилли,– я всегда смутно догадывался, что наше родословное древо выросло из лужи.

Фрекен Сайер, продолжая самодовольно качать головою, сказала господину Скоу:

– Но ведь вы, молодежь, слава те господи, все больше и больше смыслите в делах.

– Стройка,– резко сказал господин Майер,– никоим образом не входит в рамки моей деятельности. Я вообще не одобряю тех в нашем сословии, кто работает со ссуженными в долг деньгами. В согласии с моими принципами, я предпочитаю не пачкаться. Но ведь мы принадлежим к старшему поколению.

– Да, господин адвокат,– молвила фру Маддерсон, нагнув голову к фиалкам.

Господин Майер склонился ниже к припудренному Декольте фрекен Оттилии и сказал гораздо тише:

– Однако у меня всегда есть немалая, смею сказать, дамская клиентура.

– О да,– сказала фрекен Оттилия,– это так понятно.

– Внушать доверие – вот ведь что главное,– сказал господин Майер, который вдруг словно пополам сложился от великой скромности.– Ну и затем,– присовокупил он,– уметь деликатно обходиться с клиентами.

Немного погодя он заговорил с двумя сестрами о бумагах на домовладение.

Между тем фру фон Хан, покончив с отпеванием в церкви и отпеванием в часовне, перешла к обсуждению священников:

– А я обожаю Стельберга... и в особенности его напоминания. Когда он, бывает, в церковных дверях взглянет на тебя кротким взором и спросит, не пришла ли пора тебе душу укрепить в общении с господом. Так и чувствуешь, что у него для каждого прихожанина свое словечко припасено. А вы кого ходите слушать? – спросила она вдруг фру Беллу Скоу.

– Я не бываю в церкви,– сказала фру Скоу.

– Однако,– заметила фру фон Хан,– есть же люди, у которых совесть всегда покойна.

Вильям Аск, наклонившись вперед, спросил:

– Вы и в самом деле полагаете, фру, что церковная скамья– этакая белильня для нечистой совести?

Фру фон Хан не ответила, тогда как фру Лунд со смехом сказала:

– Иные вот, к примеру, ходят же в церковь.

А фру Маддерсон заметила:

– Поэтическая проповедь – это прелесть что такое!

Фрекен Августа фон Хан, которая как раз брала себе заячью спинку и руки которой, оттого что она тесно прижимала локти к телу, не первый уже раз задевали руки лакея, заявила:

– А мне религия очень многое открывает.

Скоу, беседовавший с чиновником, сказал:

– Как бы там ни было, церковь, безусловно, редкий выигрыш для нового квартала.

Статский советник на вопрос фру фон Хан ответил:

– Посещение священником больного может быть весьма благотворно.

А на другом конце стола чиновник Сайер сказал:

– Я совершенно убежден, что государству без церкви не обойтись. Кое в чем она все же служит надежной уздой.

Фрекен Сайер, питавшая тайный страх к священникам, или, быть может, к слишком уж черным, похорон-

ного вида, одеяниям, скрывающим их, спросила фру Эмму Лунд:

– Что, моя девочка, долго ль еще Якобу сидеть у себя в приходе?

– Лет двадцать,– ответила фру Лунд,– с этим епископом нам никогда, видно, оттуда не выбраться.

– Да,– сказал чиновник Сайер,– нынче сделался полнейший хаос в замещении служебных должностей. Скоро до того дойдет, что прямо с торфяных работ– и в амтманы будут попадать, минуя всю министерскую службу. Прошли те времена, когда в расчет принимались деловые качества да давность службы.

Беседа о службах и должностях покатилась волной и захлестнула стол.

Господин Майер заметил, скользнув взглядом по чиновнику:

– Поговаривают даже о прямых увольнениях в конторах.

Фру фон Хан сказала почти в одно время с ним:

– Дражайший кузен, что правые, что левые – все одно, коль скоро речь идет о куске пожирней для себя и для своих. Бедняга Хан двадцать три года проторчал на своей дюне береговым инспектором.

Фрекен Сайер, лицо которой сияло, а одна рука, лежавшая на столе, непрестанно двигалась, будто тесто месила, обратилась к фру фон Хан.

– Ты, милочка,– сказала она,– все чудесные варенья мимо пропускаешь, не отведавши.

Фру Лунд громко крикнула:

– Да уж, тетя Вик, ты нас совсем запичкала вареньями.

– Выбор теперь так велик,– сказала фрекен Сайер,– а молодые ведь к сладенькому всегда неравнодушны.

И, повернувшись к фру фон Хан, она вдруг добавила:

– А твой добрый Иохан, милочка, он ведь и диплома никакого не имел.

Они продолжали говорить о службах и должностях, а адвокат Скбу, еще не отставший от домостроительства, сказал доктору:

– Ничего не поделаешь, советник. Стройка – наикратчайший путь. Ежели разбираешься в строитель-

ном материале и имеешь соображение – можно твердо рассчитывать на свой шесть процентов. И пресса всегда поддержит, стоит лишь разориться на завтрак.

Адвокат Майер заметил:

– Да, есть ведь дела такого рода, где без вина не обходится.

– Совершенно верно,– сказал господин Скоу,– в делах о наследстве всегда подносят – наследнички.

Господин Сайер, который все не мог оторваться от службы в государственном ведомстве, запальчиво сказал, адресуясь к фру фон Хан:

– Диплом, по-видимому, все же необходим как ручательство некоторой пригодности.

– Не знаю,– ответила фру фон Хан,– много ль ума наберешься, сидючи в конторе.

– Во всяком случае, не имея головы, туда не попадешь,– сказал чиновник, чей ответ последовал без задержки.

– Не довольно ль и локтей? – возразила фру, голос которой легко срывался на стрекот.

– Механизм государственного управления,– сказал чиновник, оттянув вниз уголки губ,– вещь, едва ли доступная дамскому разумению.

Фрекен Сайер сказала так кротко, будто хотела их примирить:

– Да, мой друг, ведь в старинных зданиях такое множество закоулков.

– И множество наградных, рассованных по ящикам,– добавила фру фон Хан все тем же тоном.

– Так это же хорошо,Тереза,– ответила фрекен Сайер прежним голосом,– жить-то всем надо.

– Дорогой Вилли,– сказала фрекен Люси Майер, коснувшись отцовских дел о наследстве,– а ты и не знал – когда отец душеприказчик, Эмилия имеет с этого один процент.

И, повернувшись к фру Маддерсон, она спросила:

– А вы сколько?

Фру Маддерсон улыбнулась:

– Фрекен Люси такая шутница.

– Ну а ты-то что имеешь? – спросил Вилли, обращаясь к кузине.

– А я – ключ от входной двери,– смеясь, ответила Люси.

Адвокат Скоу всех заглушил, сражаясь со статским

советником, утверждавшим, будто невозможно отрицать, что смертность в новых домах чересчур велика.

– Это опровергается статистикой,– крикнул господин Скоу.– А вы говорите так потому, что начитались газет, которые вечно суют свой нос, куда их не просят.

– И получают свое угощенье,– сказал адвокат Майер.

– А если приходится пользоваться дешевым материалом,– продолжал Скоу,– тому виною лишь жалованье рабочих. Пора бы всем капиталовладельцам сообща ополчиться на эти профессиональные союзы.

– Или же,– господин Скоу обратился вдруг к господину Аску,– что вы думаете об этой проклятой социал-демократии, которая портит нам конъюнктуру чуть ли не,наполовину?

Вильям Аск ответил:

– Я ничего не думаю. Это, надо полагать, тоже партия– с лидерами, желающими иметь место за общим столом.

Фру Лунд, которая очень разрумянилась, продолжая говорить о епископе, сказала:

– И это бы еще куда ни шло, кабы вдова нашего предшественника не сидела у нас на шее. О, господи, я, кажется, способна ее задушить.

Фрекен Сайер, играя глазами, сидела посреди этого шума. В своей кашмирской шали, с плотно сжатым морщинистым ртом, она походила на престарелую Сивиллу.

– Ах, как чудесно,– воскликнула она,– когда вокруг тебя жизнь бьет ключом!

Она водила по столу беспокойными пальцами, будто руны царапала на камчатной скатерти.

Фру Белла Скоу беседовала с Вильямом Аском, лицо которого хранило вежливо-печальное выражение.

– Да, у меня прелестный будуар,– сказала она.– Ведь хочется иметь в доме уголок, принадлежащий тебе и больше никому. По крайней мере, я порою чувствую потребность побыть в комнате, где нет телефона.

Вильям Аск возразил:

– Есть, однако, люди, которые жить не могут без этого трезвона.

Фру Белла слабо улыбнулась.

– Да, верно,– сказала она.– Но когда читаешь, это страшно раздражает.

– Я знаю,– ответил Вильям,– вы относитесь к числу редких у нас людей, покупающих книги.

Лицо фру Беллы не изменило своего выражения:

– Мертвецы мертвецам лучшая компания,– сказала ома. И, возможно, желая себя остановить, она добавила:

– Почему это сегодня не видно чудесных вазочек на серебряных ножках?

Фру фон Хан услышала ее вопрос и бросила острый взгляд через стол.

– Виктория,– сказала она,– да ты же купила новые вазы!

Фрекен Сайер усмехнулась!

– Да, старинные вещицы припрятаны. Эта роскошь, моя девочка, не должна больше биться, покуда я жива.

Фрекен Хольм, которую занимал разговором Вилли, чьи серо-голубые глаза были красноречивее слов, внезапно подняла свой взор.

– Куда вы смотрите, фрекен? – спросил Вилли.

– Я смотрела на вашу тетушку,– ответила фрекен Хольм.

– Мне, ей-богу, кажется, старуха оживает, как только родня начинает вздорить,– сказал Вилли.

Фрекен Люси Майер рассуждала о литературе и о женщинах-писательницах:

– Я нахожу, что у них больше смелости, чем у мужчин.

Вилли, очень мягкие губы которого слегка изогну-, лись, бросил взгляд на Люси.

– Что ты понимаешь под смелостью? – спросил он.

– А тебе не терпится узнать! – И безо всякого смысла она добавила:

– Вилли вообще считает, что достаточно быть красивым.

– Ошибаешься,– возразил ее кузен,– я, к сожалению, считаю, что достаточно быть хорошо одетым.

Фру Маддерсон сказала, засмеявшись:

– А мне от этих дамских романов всегда не по се-бе делается.

– Что же так, фру? – спросил Вилли.

– Но, боже мой, господин Вилли,– сказала фру Маддерсон,– теперь мы никогда не можем быть спокой-ны за наши маленькие интимные тайны,

Они продолжали говорить о литературе, пока Вилли не спросил господина Аска;

– Вы когда-нибудь видели женщину?

– Да,– и Вильям улыбнулся,– случалось.

– А я так никогда,– сказал Вилли,– подозреваю, что они давно уже все на кладбище.

Разговор о литературе разросся и коснулся театра.

Фру фон Хан заявила, что скоро ни за что нельзя будет ручаться, какой спектакль ни возьми.

– Я свою Августу в Королевский театр – и то лишь на Хейберга посылаю да на балеты.

– Да,– сказала фрекен Оттилия,– Бурнонвиль всегда останется Бурнонвилем. Что может быть прекраснее «Свадебного поезда в Хардангере»!

Фрекен Оттилия понизила голос:

– Ах, если бы посмотреть «Свадьбу в Хардангере» вместе с покойным!

Чиновник Сайер держался того мнения, что эти господа пишут совершенно беспардонно:

– Вообще не знаешь, можно ли еще предъявлять им хоть какие-то нравственные требования.

А господин Скоу, оттопырив губы, сказал:

– Литература существует для моей жены. Но оплата счетов за тома в кожаных переплетах лежит на мне.

Статский советник, повернувшись к фру Белле, поднял свою рюмку:

– Все же современная литература, пожалуй, и пользу приносит. Она порою готовит к тому, что нас ожидает в этой жизни.

Лакей поставил тарелочки для мороженого, и фру фон Хан шепнула своей дочери:

– Августа, тарелки-то уже не китайские.

Фрекен Августа фон Хан не слышала. Занятый сер вировкой лакей не без труда преодолел ее упруго отведенное назад плечо.

Фрекен Минна Хаух, сказавши, что такого танцора, как Шарф, никогда уже больше не будет, приняла затем участие в литературных дебатах:

– А этого Й.-П. Якобсена нынче чуть не в каждом доме встретишь – на конфирмацию.

– Действительно,– сказала фрекен Оттилия,– да мы и сами его дарили. Два томика – уж очень подходящий к случаю презент.

Адвокат Майер перегнулся через стол к господину Аску:

– Не так-то просто вести разговор о книгах в присутствии уважаемого писателя.

Вильям слегка выпятил губы:

– Я, господин адвокат, никогда не беру с собой в общество собственных сочинений.

– Ах, господин Аск,– воскликнула фру Маддерсон,– а я как раз недавно читала господину адвокату одну из ваших книг. Ведь мы всегда читаем вслух от восьми до десяти.

Чиновник Сайер высказал предположение, что обычай читать вслух по вполне понятным причинам уже не в ходу в настоящих семьях.

– Невозможно же, в самом деле, опускать чуть не половину всех страниц,– сказал он.

Но фру Лунд воскликнула:

– А мне все равно. Ничему я так не радуюсь, как новым книжкам. В пасторской усадьбе, дети мои, как наслушаешься песнопений паствы – поневоле заскучаешь по чем-нибудь этаком.

И она принялась со всеми подробностями пересказывать какой-то весьма безнравственный роман.

Фрекен Сайер слушала, покачивая головою и приложив руку к уху.

– Боже мой, тетя Вик,– сказала фрекен Люси,– кто же не знает, что в книгах у каждого мужчины по три жены.

– Что там говорит Люси? – спросила фрекен Сайер, нагнувшись над столом.

– Или же у каждой женщины по три мужа,– крикнула фрекен Люси.

Фрекен Сайер засмеялась так, что бульканье разнеслось по всей комнате.

– Бойкое дитя,– сказала она.– Вот, господин статский советник, такие девчонки жизнь живут – будто в вальсе кружат.

Фрекен Августа фон Хан изобразила улыбку семнадцатилетней инженю на своем тридцатидвухлетнем лице.

– Не знай мы тебя, милая тетя Виктория, можно бы подумать, ты хочешь нас всех развратить.

– Только не тебя, дорогая Августа,– ответила тетя Виктория, пожалуй, чуть суховато.

Адвокат Майер, которому кровь бросилась в лицо, сказал:

– Да, дома мои дочери не могут научиться подобным вещам.

Адвокат Скоу громко расхохотался.

– Разве ты не присутствуешь при чтении вслух, Люси? – спросил он.

– Нет,– ответила Люси,– я читаю в постели.

– А я читаю лишь книги из Будапешта,– сказал Вилли.

Чиновник Сайер вдруг весьма резко перевел разговор через Будапешт на вояжи, турне и поездки на курорт. Но фру Маддерсон, прицепившись к книгам из Пешта, воскликнула:

– И они ведь с иллюстрациями!

Фрекен Сайер тоже подала голос, крикнув:

– На каком же они языке?

Фру фон Хан, поддержавшая разговор о путешествиях, находила, что Франценсбад – прелестное местечко, а фрекен Оттилия Хаух сказала, залившись пунцовым румянцем от собственных слов:

– Да, я ведь бывала там каждое лето, пока он был жив.

Фрекен Минна торопливо вставила – и тоже вдруг покраснела:

– Мы и в позапрошлом году туда ездили.

Лакей подал мороженое. Оно имело форму огромной курицы, прикрывшей распростертыми крыльями своих цыплят.

Послышались восторженные возгласы.

– Как она вся переливается! – сказала фрекен Минна.

– Да это, ей-богу, первокласснейший пломбир! – произнес господин Скоу.

– Перышки-то – все до единого видны,– сказала фру Маддерсон.

Но смешливый голос фру Лунд прозвучал звонче всех:

– Тетя Вик, тетя Вик, у меня уже слюнки текут, я так и чувствую на языке его вкус.

Тем временем фру фон Хан, взявшаяся резать, с такою горячностью вонзила в курицу ложку, что отхватила одним махом целое крыло.

Но тут господин адвокат Майер поднялся с места и постучал по своей рюмке.

– Душеприказчик будет речь держать,– полушепотом сказал господин Скоу.

Лицо фрекен Сайер разом оживилось, и в глазах» обращенных на друга Майера, появился блеск – со стальным отливом.

Господин Майер,– по тому, как он стоял, было видно, что круглая спина относится к числу фамильных черт,– сказал, что, как ему прекрасно известно, тетя Виктория не любит речей, тем более речей в свою честь.

– Но когда у тебя родится мысль,– сказал господин Майер,– то невольно делаешься... ну, что ли... ее рабом. Впрочем, я отнюдь и не намерен произносить речь. Я хотел бы,– и адвокат указал своей слегка скрюченной правой рукой на мороженое,– лишь обратить ваше внимание на этот образ, и все поймут меня без слов. Спасибо тебе, тетя Виктория.

Господин Майер постоял еще мгновение, растроганно склонив голову перед образом и своею мыслью, между тем как фру Лунд и фру Маддерсон вскочили и бросились к фрекен Сайер, которая кивала головою.

– Ну, спасибо, спасибо,– говорила она всем, кто с нею чокался,– старая тетка старается, как может, прикрыть вас своим крылом.

– Ах! Господин адвокат всегда так символично выражается,– сказала фру Маддерсон.

Все стали чокаться, рюмки звенели. Вилли и девицы стучали в такт ложками по тарелкам. А фру фон Хан прошипела чиновнику Сайеру:

– А ты уж не мог ничего сказать! Всегда только Майер да Майер!

Фрекен Сайер сидела, переводя взгляд с одного на другого, пока они рассаживались по местам.

– Ну вот, мои милые,– сказала она,– а теперь вы эту курицу забьете.

Она сделала знак фрекен Хольм и тихо сказала ей что-то.

Фру Лунд энергично всадила в курицу ложку:

– Батюшки, а она треснула!

– Ах,– воскликнула фру Маддерсон,– разрушать такую красоту!

Фру Лунд, завладевшая половиной куриной грудки, сказала:

– Боже, я, честное слово, не нарочно. Птица-то внутри пустая.

– Угу,– сказала фрекен Сайер, глаза которой по-прежнему впивались по очереди в сидевших за столом, подобно глазам гада,– внутри ничего нет. Съели – и конец.

– Да уж,– сказала фру фон Хан.

Приходящая прислуга Иенсен, у которой поверх многочисленных юбок был надет чудовищный белый передник с кружевными прошивками, внесла три ведерка со льдом, из которых торчали серебряные горлышки шампанского.

Возник всеобщий переполох. Все молодые захлопали в ладоши. У господина Майера лицо сделалось каменное, как маска, а фру Маддерсон, которая было радостно заулыбалась и вместе с молодыми забила в ладоши, внезапно окаменела с точно таким выражением лица, как у господина адвоката.

Фру фон Хан посерела.

– Настоящая попойка,– сказала она, не сумев унять дрожь своего голоса,– можно подумать, Виктория, мы поминки справляем.

– Неужели, Терезочка,– ответила фрекен.

Чиновник Сайер барабанил по столу всеми десятью

пальцами. А фру Лунд сказала:

– О, ничто так не освежает, как шампанское. У нас-то оно всего раз было – как первенького крестили.

Фрекен Люси заметила вполголоса:

– А, плевать, лишь бы нам было весело, пока она жива.

Фрекен Сайер вдруг стала совершенно спокойна. Она сидела, вытянув голову, как будто для того, чтобы было удобней переводить взгляд с одного лица на другое, и со своими десятью растопыренными пальцами, покоившимися на столе, походила на огромного паука, который ткет свою паутину.

– Шампанское ведь не может долго храниться,– сказала она.

Господин Скоу тихо спросил, пока лакей наполнял его бокал:

– Что это за марка?

– Мумм, господин адвокат,– ответил лакей.

– Ого, тогда она таки правда не в себе.

– Во рту так и щекочет,– сказала фрекен Люси, которая уже пила.

– Как это? – спросил господин Скоу.

– Ха, как будто вы сами не знаете!

Первая хлопушка с треском вспыхнула над столом. Вилли разорвал ее с фру Маддерсон. Вылетевший билетик упал на скатерть, и все молодые наперебой старались его схватить, чтобы вслух прочитать написанное.

– Пусть Вилли читает,– крикнула фрекен Сайер,– у него такой ясный выговор.

– Да, пусть Вилли,– пронзительно сказала фрекен Эмилия,– единственное, что он умеет, это немного читать по-французски.

А фрекен Люси уже разорвала следующую хлопушку с господином Скоу.

– Фи, какая гадость,– сказала она, слушая, как Вилли громко читает под общий смех билетик из хлопушки фру Маддерсон – это был припев песенки с Монмартра, который и конюха ввел бы в краску.

– Августа! – сказала фру фон Хан.

Но фрекен Августа уже разорвала хлопушку с чиновником.

– Послушай, Вилли,– крикнула фру Лунд, размахивая хлопушкой над головой,– я их собираю для нашей учительницы.

А господин Вилли, который разрывал хлопушки то с фру Лунд, то с фру Маддерсон, все читал и читал, стишок за стишком, под дружный смех и рукоплесканья.

– Ах, господин Вилли, я обожгла себе пальцы,– томно простонала фру Маддерсон, кокетливо поводя пальцами в воздухе.

Вилли продолжал читать:

– «Encore un baiser qui ne tire à rien...» – Но тут он вдруг остановился.– Ну нет, это уж чересчур,– сказал он, а алые губы его, казалось, лоснились от удовольствия.

– Что он сказал? – прохрипела фрекен Сайер; кашмирская шаль сползла с ее плеч, и она сидела, вытянув перед собою руки с растопыренными пальцами, точно старая ведьма, что тянется к огню, греясь у костра.

– Дай-ка сюда! – крикнула Люси и вырвала у Вил-ли билетик, чтобы, зардевшись, прочитать его вместе с господином Скоу, усы которого шекотали ей щеку, как усы сержанта ласкают щеку дамы под звуки тихого вальса в танцевальном зале.

Ничего нельзя было расслышать, хлопушки хлопали снова и снова, и все молодые читали наперерыв, откидываясь назад, весело хохоча.

– Постойте,– воскликнул Вилли, вскочив с места,– исполнение, черт возьми, мое!

И он крикнул, заглушая остальных:

– «Amour, amour, oh, chose difficile...» [Любовь, любовь, о, сложная штука... (франц.)]

– Давай сюда,– сказала фру Лунд,– я их собираю!

– Ничего же не слышно! – крикнула фрекен Сайер, покачиваясь взад и вперед в своем дубовом кресле.

– Боже мой, господин Вилли,– послышался голос фру Маддерсон.

А фрекен Оттилия по-юношески вытянула шею, выползая из собственного декольте.

– «Amour, amour, oh, chose difficile...»

– Хотя бы уж скорее встать из-за стола,– сказала фру фон Хан, которая у себя на дюне не привыкла к стихам французских кондитеров.

– Вас посещают замечательные мысли,– отозвался чиновник и в третий раз разорвал хлопушку с фрекен Эмилией: когда он, думая о будущем, перебирал в уме свои женские знакомства, она ему все же наиболее импонировала своею положительной солидностью.

Сидя подле господина Скоу, фрекен Люси кудахтала от смеха. Возгласы на датском языке перемежались с французскими стишками. Фру Маддерсон показывала господину адвокату через стол свой бедный обожженный пальчик, а фру Лунд, поднявшись с места, чуть не вступила в рукопашную с Вилли, который вспрыгнул на стул.

– Не желаете ли, фрекен? – спросил лакей, снова обносивший гостей хлопушками, подставляя вазу фрекен Августе фон Хан.

– Как им весело,– сказала фрекен Сайер, глаза которой совершенно перестали слезиться.– А ведь смех, советник, полезен для здоровья.

Фрекен Люси, отклонившись назад, совсем упала в объятия Скоу, а фрекен Минна сказала адвокату Майеру:

– Ведь это же чудесно, когда молодежь может веселиться в семейном кругу.

– Вас хлопушки не прельщают? – спросил господин Вильям Аск фру Беллу Скоу.

И когда она покачала головой, Вильям сказал:

– Власть денег, фру Скоу, все же ничто перед властью жизни.

– Да,– тихо ответила фру Скоу,– есть вещи, которые еще сильнее кружат голову.

Вилли вдруг спрыгнул со стула.

– С вами, фрекен Хольм,– крикнул он, протягивая хлопушку компаньонке и заглядывая ей в глаза своим сверкающим взором.

– Благодарю, господин Вилли,– ответила она,– но я слишком мало знаю по-французски.