Текст книги "Вороньё"

Автор книги: Герман Банг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Герман Банг

ВОРОНЬЁ

Приходящая прислуга Иенсен, оставив в третий раз свою работу – она доставала из буфета и протирала хрусталь,– отправилась на кухню. У мадам Иенсен, когда она трудилась, разыгрывался аппетит, понуждавший ее каждые полчаса искать подкрепления в еде. Она питала особое пристрастие к соусам, остатки которых соскабливала ножом со стенок кастрюль.

Это свое занятие под прикрытием печной трубы ей пришлось прервать, когда в дверь позвонили, напористо, два раза кряду.

– Кикимора наша идет,– сказала девушка, чистившая сельдерей,– ступайте отворите!

Мадам Иенсен поплыла по квартире, нелепо колыхаясь в своих многочисленных юбках. Раздался еще один звонок, прежде чем она дошла до двери и отомкнула ее.

Фрекен Сайер ждала на площадке.

– Что, у нас звонок не звонит? – спросила она, выпятив обезьяньи губы, после чего обернулась к юнцу из винной лавки, державшему корзину с бутылками.

– Вот сюда, дружочек, вот сюда, дружочек,– сказала она, беспокойно шевеля перед собою всеми десятью пальцами. Облаченные в серые мешковатые перчатки, руки ее походили на когтистые лапы.

Рассыльный виноторговца поставил корзину в передней и помешкал мгновение, между тем как фрекен Сайер смотрела на него слегка заблестевшими глазами.

– Ну все, прощайте, дружочек,– сказала она, а затем добавила, обращаясь к прислуге Иенсен:

– Выпустите его.

И пошла по коридору. Жемчуга на ее накидке тихо побрякивали, пока она шла через комнаты в кухню. Взглядом серых глаз, зорких, хотя и слезившихся, она вмиг окинула всю посуду.

– Кастрюли обскабливаем! – сказала она и засмеялась булькающим смешком, похожим на хриплый кашель.

– Я его сама привела с вином,– фрекен Сайер продолжала смеяться, поводя кривым плечом вверх и вниз под тренькавшими жемчугами,– за ними не догляди сдуру – они и подменят вино у тебя за спиной.

Девушка, не отвечая, продолжала чистить овощи.

– Принесите-ка мне в комнату этикетки тайного советника,—сказала фрекен.– И клейстеру.

Воротившись в столовую, где мадам Иенсен перетирала фарфор, фрекен расположила бутылки без этикеток на столе и, поводя кривым плечом вверх и вниз, как кошка, когда она поеживается, принялась наклеивать пожелтевшие винные этикетки своего отца, тайного совет-, ника, на расставленные бутылки.

– Прекрасное средство улучшить вкус, любезнейшая,– сказала она, продолжая клеить и залепляя тягучей мутной жижей свои трясущиеся пальцы.– Вино-то из Греции, а греки всегда в этом толк понимали.

Она колдовала над своими этикетками с видом гадалки, перебирающей колоду засаленных карт, пока вдруг не спросила, вскинув голову:

– Иенсен, вы что-нибудь ели?

Приходящая прислуга Иенсен что-то пробормотала.:

Голова фрекен Сайер кротко покачивалась взад и вперед:

– Если нет, вам надо перекусить. В этом доме, милочка моя, голодом никого не морят. Я вам сейчас принесу.

И она пошла, торопливо, как-то странно – по-лягушечьи – припрыгивая на ходу.

– Вот вам, вот вам,– сказала она и поставила тарелку на стол перед мадам Иенсен, которая начала есть, полуотвернувшись, быстро, как человек, привыкший глотать пищу украдкой.

Фрекен Сайер следила за каждым ее движением, точно муху разглядывала под стеклянным колпаком.

– Да, без еды нельзя. Она прибавляет сил,– сказала фрекен, не сводя глаз с мадам Иенсен.– Да и не всегда ведь вволю-то поешь.– И затем вдруг спросила:

– Где она шляется?—«Она» была ее компаньонка.

– Фрекен Хольм ушла по своим делам,– ответила мадам Иенсен.

– Хм, от хлеба и денег она не отказывается,– заметила фрекен Сайер и, взглянув на тарелку мадам Иенсен, добавила тонким фальцетом:

– У вас там еще осталось, Иенсен. Извольте доесть до конца.

Мадам Иенсен поглотила остаток с тою же алчностью,– и две пары глаз смотрели друг на друга, как смотрят фехтовальщики из-под защитных масок.

– Покорно вас благодарю, фрекен,– сказала мадам Иенсен и унесла тарелку.

Кухарка пришла взять блюдо из буфета, и фрекен Сайер повернулась к ней:

– Хм, не диво, что от Иенсен воняет, при том как она набивает себе живот. Но ведь в этом доме хлебосольство – закон.

Фрекен кончила возиться с бутылками:

– Ну до чего хороши,– сказала она, глядя на фальшивые этикетки.– Поставьте их к печке, пусть подсохнут.

Девушка сделала, как она велела, и ушла.

Оставшись одна, фрекен Сайер торопливо пробежалась три-четыре раза перед бутылками, и отсветы огня из голландской печи падали на нее, пока она бегала, любуясь приготовленным своими руками питием.

Мадам Иенсен воротилась и снова принялась за работу, а фрекен села в кресло.

– Да,– сказала она,– восемнадцать душ это немало. Но ведь столько близких людей, и всех хочется порадовать.

– Родня ведь все,– заметила мадам Иенсен.

– Да,– ответила фрекен, уловив в интонации прислуги что-то такое, что заставило ее метнуть взгляд на лицо Иенсен.– Близкие – это близкие.

– Да,—сказала мадам Иенсен.

Немного погодя она спросила:

– А вазы на серебряных ножках доставать?

– Нет, не надо, милочка,– ответила фрекен и вдруг опять завертела, заиграла всеми пальцами,– слишком уж это хлопотно.

Мадам Иенсен смотрела на ее скачущие пальцы.

– А то бы вам, милочка, снова их чистить пришлось,– сказала фрекен Сайер, кивая прислуге.

В дверь опять позвонили. Это оказались две племянницы Майер в красных шляпках на белокурых волосах. Они ворвались вихрем, точно завсегдатаи в свой ресторанчик, и почти в одно время приложились к щечке фрекен Сайер.

– Господи,– сказали они,—тетя Виктория, дорогая, мы просто решили к тебе забежать, не надо ли чего помочь.

– Уж я знаю ваши добрые помыслы,– ответила фрекен Сайер,– садитесь, мои милочки.

И, обернувшись к мадам Иенсен, она сказала:

– Не забудьте маленькие вазочки для цветов. Будут фиалки.

– Фиалки,– вырвалось у старшей красной шапочки,– нет, наша тетушка чем дальше, тем все шикарней становится.

– Да,– поспешно воскликнула вторая,– у нашей тетушки чем дальше, тем очаровательней делается.

– Милочки мои, старый человек чего не сделает ради молодежи. Капиталец мой невелик, однако ж то тут, то там службу сослужит.

– Да,– сказала одна из племянниц, с пристальным вниманием обозрев все до последней вилки,– кто-кто, а тетушка умеет порадовать других.

– Что ж еще-то остается.– И фрекен Сайер посмотрела долгим взглядом на одну, потом на другую.

Но ей пришло на память, что кое о чем она все же позабыла. Намедни она видела у фрекен Сване, канониссы, прехорошенькие фонарики, они так красят стол.

– Молодые ведь любят, чтоб было много света,– сказала она и чуть погодя добавила:

– Можно с такою приятностью заглядывать друг другу в лицо.

У приходящей прислуги лицо конвульсивно дернулось, чего никто не заметил, между тем как фрекен Сай-ер продолжала:

– Быть может, купите мне их, дюжину, раз вам все равно в город идти. Иенсен, подайте-ка мне шкатулку.

Мадам Иенсен сходила в гостиную и принесла шкатулку– нечто вроде миниатюрного бюро, в котором фрекен Сайер хранила свои ценности.

Фрекен открыла ее и стала выкладывать на стол ассигнации, одну за другой, своими сморщенными пальцами с желтыми, до странности затвердевшими ногтями.

Вдруг она поймала взгляд, которым старшая племянница шарила по всем отделеньицам шкатулки.

– Да, приятно смотреть на деньги,– сказала фрекен Сайер.

– Ох, правда,– ответила младшая племянница, фрекен Люси, и, будто для устойчивости, ухватилась рукой за свой ридикюль,– а особенно иметь их.

– Но молодые – они больше золотишко любят, сказала фрекен Сайер с добродушно-лукавой улыбкой крестной матери – она и приходилась крестной всему потомству своей родни, а на зубок всегда дарила старинные ложки и вилки тайного советника, на которых отдавала выгравировать новые вензеля.– Нате вам, детки, золото на фонарики. Оно так красиво ложится на прилавок.

Она протянула старшей племяннице, фрекен Эмилии, золотую монету – холодный металл так и жег племянницыну руку сквозь плотную перчатку – и повторила:

– Стало быть, купите дюжину.

В этот момент снова позвонили: то был мальчик из цветочной лавки.

Две красные шапочки раскрыли корзину, обнаружив бездну фиалок.

– Тут, однако, целых два стола хватит убрать,– сказала фрекен Эмилия.

– Да и вам еще останется по букетику в петличку,– сказала фрекен Сайер и собственноручно – ее желтые ногти, казалось, прокалывали петли, точно иглы – прикрепила бутоньерки обеим племянницам.

– Ну вот,– продолжала она с прежнею улыбкой,– без цветов какое ж угощенье, а вам, мои деточки, будет чем угоститься. Ну-ка, Иенсен, что у нас там готовится? Старухе, сами знаете, всего не упомнить.

Мадам Иенсен стала перечислять блюда обеденного меню таким тоном, будто стреляла каждым кушаньем в племянниц, точно пулей из заряженной винтовки.

– Так что уж будете сыты,– заметила фрекен Сайер тоном чрезвычайно мягким.

Племянницы тем временем вынули фиалки из корзины, и фрекен сказала:

– Хм, я вот всегда думаю: цветы, конечно, завянут, но что ж, коль они хотя на время доставят людям радость.

Племянницы на прощанье снова приложились к ее щечке.

– Ты озябла, дорогая Эмилия,– сказала фрекен Сайер,– у тебя такие холодные губы. Ну, прощайте, милочки, да не забудьте же про фонарики.

Не успела закрыться дверь на лестницу, как фрекен Эмилия сказала с зычным рокотанием в голосе:

– Откуда она их берет? Можешь ты мне сказать?

Фрекен Люси ответила:

– Снимает со счета. Я же всегда говорила. Я сама сто раз видела, как она бегает в сберегательную кассу.

Старшая с силой хлопнула наружной дверью.

– А мы ходи, ей фонарики покупай,– сказала она,– за этакий хлам, пожалуй, выручишь что на аукционе.

Две сестрицы пошли по улице, придерживая юбки обеими руками.

Возле торговых рядов младшая сказала:

– Мне марка нужна,– и зашагала через дорогу к киоску.

– С киосками не мешало бы быть поосторожней, моя девочка,– бросила фрекен Эмилия.

– Думаешь, рассыльные лучше? – отпарировала Люси, продолжая свой путь и кренясь набок, как будто ее ридикюль был набит увесистыми предметами, вроде ключей от ворот и щипцов для завивки.

Две красные шапочки пошли дальше и прямо посреди тротуара угодили в объятия низенькой плотной особы, воскликнувшей:

– Дорогие мои, кого я вижу!

– Ты в городе?

– Да.– И особа, бывшая супругой сельского пасто-

ра, затрясла головою столь ретиво, что можно было лишь удивляться, как это она у нее не отваливается.– Вчера только приехала, и ношусь как угорелая по всему городу: столько родни, и все к себе зовут.

Красные шапочки рассказали о фонариках, которые им надлежало купить, и пасторша отправилась с ними за компанию, хотя перед тем собралась было к дядюшке, которому, бог свидетель, придется раскошелиться ей на обратную дорогу.

– Мы ведь у себя в усадьбе только и пробавляемся, что тощими телятами,– сказала она,– а денежки видим считанные дни – покуда десятину несут.

Послушать фру Лунд – выходило чуть ли не так, что в пасторском доме вообще съестного не водилось, кроме разве что сала, соленых сельдей да новорожденных отпрысков домашней скотины.

Когда они пришли в магазин, где торговали лампами, фру Лунд сказала, глядя на фарфоровые вещицы:

– А мы-то на эти деньги две недели живем.

И потом добавила:

– Но раз у тети Виктории сегодня обед, пойду-ка я к ней, доложусь, что и я буду.

Они расстались на лестнице магазина. Когда фру Лунд ушла, старшая фрекен Майер сказала:

– Ну вот, теперь небось и там крон двадцать ухватит, за кофейком. Коли Эмма приехала по делам, известно, чего от нее ждать.

Когда племянницы ушли, фрекен Сайер опять поместилась в кресле. Ее сморил сон. Сидя так, погруженная в дремоту, с уроненной на грудь головой в высоком чепце и с выпяченной левой лопаткой, упершейся в спинку кресла, она походила на какую-то странную поломанную игрушку.

Она не проснулась, когда в дверь снова позвонили.

Мадам Иенсен отворила и постояла мгновенье над спящею фрекен – она смотрела на нее так, будто падаль разглядывала у канавы.

– Пришел господин, он желает видеть фрекен,– громко сказала она.

Фрекен вздрогнула.

– Что? – спросила она, еще не очнувшись, и, покрутив головой, торопливо добавила:

– Сядешь этак и задумаешься. Кто там такой?

– Да этот, курчавый,– сказала мадам Иенсен и вышла.

Фрекен Сайер побежала к себе в спальню и перед зеркалом торопливо оправила чепец, парик, корсаж, весь остов, полагаемый ее телом.

Девушка на кухне, услышав, как стукнула дверь в хозяйкину спальню, спросила у мадам Иенсен:

– Для кого она там прихорашивается?

– Для этого, хлыща-то,– ответила мадам.

– Вон чего,– сказала девушка,– право слово, у нас не соскучишься. Что-то он на этот раз унесет?

– Да осталось ли тут что? – возразила мадам Иенсен, поджимая губы.

Фрекен Сайер, мелко припрыгивая, вбежала в среднюю гостиную, где навстречу ей поднялся со стула молодой, очень стройный мужчина с необыкновенно белыми и мягкими руками.

– Добрый день, красавчик вы мой,– сказала фрекен Сайер и торопливо задернула портьеры на обеих затворенных дверях.

Компаньонка фрекен Хольм, отомкнув входную дверь, пошла по коридору, бледная и прямая.

– Где фрекен Сайер? – спросила она голосом, тон которого от слова к слову совершенно не менялся.

И мадам Иенсен, глядя ей в глаза, ответила:

– У нее тоже дела.

Фрекен Хольм отправилась в столовую, где начала вынимать из шкафа салфетки и скатерти.

Без малого час прошел, прежде чем фрекен Сайер с сияющей улыбкой на подрагивающем лице раздвинула портьеры и сама проводила молодого блондина до двери.

– Ну до свидания, красавчик мой,– сказала она.– Всегда-то вы меня выручите.

– Вы же знаете, я рад вам служить,– ответил молодой человек очень мягким голосом.

И дверь за ним закрылась.

Фрекен притрусила в столовую, пальцы, руки и ноги ее были вдвое деятельней против обычного.

– А,– сказала она, увидев фрекен Хольм,– вы уже дома?

– Да,– ответила компаньонка.

Фрекен Сайер засмеялась.

– Что, сегодня у вас день племянника, дорогая? – спросила она очень дружелюбно.

– Зто были мои свободные часы,– ответила фрекен Хольм, лицо которой осталось неподвижно.

Когда снова затрезвонил звонок, это оказалась фру Лунд, тотчас наполнившая всю переднюю своим веселым юношеским смехом:

– Тетя Виктория, дорогая, я ведь в городе, вчера приехала, и вдруг слышу, ты устраиваешь обед. Я, конечно, пришла доложиться, чтобы и мне было местечко. Уж я-то всегда куда-нибудь втиснусь со своим стулом.

Фру Лунд уселась и говорила, говорила без умолку своим радостным голосом о супруге-пасторе, о пятерых детишках, об усадьбе, где такой разор – скоро гвоздя на месте не останется.

– О,– сказала она вдруг,– золотые мои, вы тут скатерти разбираете. Здравствуйте, дорогая фрекен Хольм. А наши-то, тетенька, стираны-перестираны, все десять штук, скоро совсем на клочки разлезутся. Не подаришь ли одну, а, тетя? – спросила она, протягивая к ней по столу свою красивую ладонь.– Ты ведь всегда так добра к бедным сородичам.

Фрекен Сайер, вся повадка которой в присутствии фру Лунд удивительным образом изменилась, точно перед нею был человек, к коему питала она тайное уважение, булькнув от смеха, спросила:

– Найдется у нас что-нибудь, фрекен Хольм?

Но фру Лунд уже вскочила со стула и бросилась к бельевому шкафу:

– Тетя Вик, дорогая, мне, конечно, из стареньких.– И она принялась рыться в скатертях, между тем как тетка сказала, улыбаясь:

– Уж ты, дружочек Эмма, сама подберешь, что тебе годится.

Фру Лунд все рылась.

– Вот эта подойдет,– сказала она,– в твоем богатом доме ее, право, уже не постелешь, а для нас – господи, тетенька, это же роскошь! Она у нас будет на случай епископской ревизии.

– Ну хорошо, ее и бери,– сказала фрекен Сайер,– ближнему помочь всегда приятно. Стало быть, мы эту и пришлем,– добавила она.

– Да что ты, тетя Вик, дорогая, я ее с собой заберу.

Еще чего недоставало, мы люди не гордые. Фрекен Хольм, милая, есть у вас газетка?

Фру Лунд получила газету, завернула в нее скатерть и перевязала бечевкой.

– Подбираешь, где что достанется.– И она засмеялась тетке в лицо.

– Да, правда, моя девочка,– ответила фрекен Сайер.

– Однако мне пора. Господи Иисусе, я же теперь не успею к дядюшке, разве что конкой поехать.

Глаза фрекен Сайер блеснули.

– Ты и его проведать собираешься,– сказала она.

– А как же, тетя Вик,– засмеялась фру Лунд,– всех своих родственников порадовать хочется.

Она обыскала карманы, в них не нашлось и десяти эре.

– Дай уж мне на конку,– попросила она.

Когда фру Лунд ушла, фрекен Сайер снова вернулась в свое кресло.

– Славная девочка,– сказала она и, глядя на компаньонку, добавила:

– Она так откровенна.

Мадам Иенсен и фрекен Хольм начали застилать стол скатертью, когда явился домашний врач.

Фрекен Сайер сидела в гостиной, и мадам Иенсен коротко доложила:

– Статский советник.

Фрекен подхватилась едва не прыжком и полетела навстречу доктору.

– Советник, голубчик, что это вам вздумалось карабкаться по лестницам ради совершенно здорового человека? Да еще когда вы, надеюсь, на обедишко ко мне пожалуете. Но садитесь же, садитесь.

Статский советник, с белым от бороды, очень узким и спокойным лицом, сказал:

– Хотел взглянуть на вас одним глазком во время приготовлений. Ведь уж я вам говорил, вы себя этим переутомляете, многовато, скажем прямо, на себя взваливаете.

И, помешкав мгновение, он добавил:

– При вашей конституции.

– Многовато,– согласилась фрекен Сайер, глаза которой сделались беспокойны,—но, мой добрый советник, живешь с людьми – терпи, как и все.

– Да,– сказал статский советник, неотрывно глядя на фрекен,– покуда срок не выйдет.

Пальцы фрекен Сайер судорожно стиснули подлокот-ники, а статский советник, не меняя тона, продолжал:

– Между тем переменчивая погода чревата болезнями для нас, стариков.

Глаза фрекен по-прежнему беспокойно бегали.

– Народу-то будет девятнадцать душ, советник,—: сказала она вдруг,– теперь ведь Эммочка добавилась, она нынче в городе. Только что от меня со скатертью ушла.

Советник все тем же голосом ответил:

– Да, семейный сбор.

Он поднялся и добавил:

– Ну что ж, вот я вас и повидал.

Рука фрекен Сайер дрожала, когда он ее взял.

– Но, ради бога, что-нибудь стряслось? – воскликнула фрекен, на лоб которой из-под парика пробилась струйка пота.– Скажите лучше прямо.

Доктор отпустил ее руку.

– Вы же знаете, осторожность никогда не мешает.

– Да, господин статский советник,– сказала фрекен, грудь которой со свистом вздымалась,– но ведь так хочется порадовать молодых.

По лицу советника скользнула улыбка, едва ли различимая.

– Так мы еще увидимся,– только и сказал он.

– И вашей дамой за столом буду я, советник,– сказала, смеясь, фрекен Сайер.

– А свое шампанское вы, надеюсь, пьете – от всяких напастей? – спросил советник уже в дверях.

– По мере необходимости, голубчик,– ответила фрекен.

Статский советник откланялся.

Когда он ушел, фрекен Сайер остановилась посреди комнаты. Она вдруг с такою силой сжала вставные челюсти, что они заскрежетали. И тотчас снова забегала по комнате, вытянув руки перед собой – фигура ее отражалась в двух угловых зеркалах,– взад и вперед, взад и вперед, будто мерялась силами с тайным врагом.

Затем она снова пошла в столовую, где глаза мадам Иенсен острыми шильями впились ей в лицо, а фрекен Хольм, убиравшая стол фиалками, тоже подняла на мгновение голову,

– Ах уж этот доктор,– сказала фрекен Сайер,– ему, конечно же, не терпится узнать, что подадут на обед.

Ответа не последовало. Фрекен отправилась на кухню.

– А зайчатиной так обнесут,—сказала она,– чтоб потом два дня остатки доедать.

И вдруг ее скрипучий голос резко разнесся по коридору:

– Иенсен, милочка, смотрите же, не позабудьте на противне половину спинки – как в тот раз.

Из столовой ничего не ответили, и фрекен Сайер прошла к себе в спальню. Занимаясь туалетом, она запирала свою дверь на ключ. Она долго рылась в шкафах и комодах, пока не извлекла кружева, шаль и вишневого цвета платье. Напоследок она достала свой праздничный парик и повесила его на канделябр подле туалетного столика.

Она собралась было сесть, но вдруг набросила шаль, прикрыв свою полунаготу, и затрясшимися руками – ее часто мучила нервная дрожь, когда она оказывалась перед зеркалом – сорвала с себя старый парик и нацепила на лысый череп новый, торопливо и не глядя на свое отражение. Черный парик сидел косо, и она теребила его пальцами, пока пробор, будто ощерившийся мертвенной белизной посреди черноты, не пришелся над серединою лба.

Затем она снова посмотрелась в зеркало и пригладила букли, торчавшие над висками, точно рога.

Когда голова была убрана, она налила воды в стакан и быстро вынула изо рта зубы, отчего лицо ее сразу опало, точно щелкунчик без ореха. Она промыла челюсти, тяжелые и массивные, и вставила их на место. Два ряда белых зубов, казалось, были еще способны кусать и грызть.

Беспрерывно раздавались звонки, и фрекен Сайер кричала через закрытую дверь:

– Кто там пришел?

Фрекен Хольм кричала в ответ:

– Рассыльный из кондитерской.

– Хлопушки он принес?

– Да, принес.

– Пусть Иенсен покажет их мне.

Фрекен Сайер накинула шаль на кривое плечо. Мадам Иенсен, единственная из всех, могла входить к фрекен во время переодевания. Возможно, фрекен звала к себе прислугу и для того, чтобы хоть немного помешать ее люби» мым занятиям.

Мадам Иенсен поставила перед ней корзину, полную разноцветных хлопушек, и фрекен довольно закачала головою в черном парике.

– Да,– сказала она, улыбаясь,– это такие, как нужно. Дети любят с ними забавляться.

Такие, как нужно, хлопушки были от французского кондитера, и в них были вложены билетики с особо непристойными стишками.

– Поставьте их на стол,– сказала фрекен Сайер,– для молодых это такое удовольствие.

Фрекен Хольм уложила французские хлопушки в стеклянную вазу, при этом уголки ее плотно сжатых губ слегка подергивались.

Мадам Иенсен тем временем воротилась в кладовую в обществе двух кастрюль.

В последний момент прибыл садовник, уставивший углы гостиной помятыми пальмами и другими растениями, которые несли на себе заметные следы частых перевозок и хождения по рукам.

Фрекен Сайер, появившаяся наконец с тюрбаном поверх парика и в кашмирской шали со множеством кистей, ниспадавшей вдоль спины множеством складок, сказала:

– Милочек, я вам говорила, что мне не нужна эта рухлядь, которую вы уже год как развозите на ваших тачках.

– Ей-богу, фрекен, они все как есть новехонькие,– ответил садовник, продолжая расставлять свои растения поврежденной стороной к стене.– Да ведь их не уберечь от пинков в часовнях и всяких таких местах.

Фрекен Сайер резко повернулась и, придя в столовую, принялась переставлять всю посуду на столе.

– Карточки с именами раздадите вы,– обратилась она к фрекен Хольм,– они так красивы в белых девичьих руках.

В дверях показался очень высокий, необыкновенно холеного вида господин с черною шевелюрой, уложенной волнами по обе стороны прямого пробора.

– Я лакей,– сказал он и поклонился.

Фрекен Сайер смерила его взглядом с головы до ног, при этом серые глаза ее сияли, а лакей, рассматривая свои очень гладкие и узкие руки, спросил, не найдется ли какого места привести ему в порядок свое платье.

– Ах вы, мой Адонис,– ответила фрекен Сайер, продолжая семенить по комнате,– ступайте, кухарка вам покажет.

– Покорно вас благодарю, фру,– сказал лакей и снова поклонился.

– Фрекен, Адонис,– забулькала фрекен Сайер,– из тех, знаете ли, кто не расстался со свободой. Ступайте же.

Лакей прошел по коридору в кухню и тем же сдержанно-вежливым тоном поговорил с девушкой, препроводившей его в буфетную, где не Стояло ничего, кроме ночного стула фрекен.

Молодой красавец – он вкушал свободу по случаю временного увольнения от службы в одном из ресторанов на Конгенс-Нюторв – воротился, облаченный в черную фрачную пару со всеми необходимыми атрибутами. Туалет его сгодился бы, пожалуй, и для бала.

Фрекен Сайер, поеживаясь, как кошка, сказала компаньонке фрекен Хольм, между тем как молодой человек принялся расставлять бутылки на буфете.

– То-то удовольствие молодым барышням – смотреть на этакие белые пальцы, поддерживающие блюдо.

Она прошла в среднюю гостиную, когда раздался звонок в дверь.

Это была фру Эмма Лунд, супруга пастора, которая со смехом заключила тетку в объятия.

– Милая тетя Вик,– сказала она,– ты не находишь, ,что я очаровательна в лиловом корсаже? Это Клара мне одолжила.

Фрекен Сайер ответила:

– Любезная Эмма, ты, право же, можешь оставить его себе. Он будто нарочно сшит на тебя.

– Что ты,—сказала фру Лунд,—разве Клара на это согласится. Семейство Рубов – тебе не чета.

– Да,– сказала фрекен Сайер и вдруг заулыбалась,– им больше нравится копить.

Фру Лунд объявила, что непременно должна пойти взглянуть на сервировку, и, наскоро составив букетик из украшавших стол фиалок, приколола его себе на корсаж.

Когда она пришла обратно, гостиная почти уже наполнилась.

Господин адвокат Майер беседовал с фру фон Хан о несчастных случаях в слякоть и гололедицу, а фру Маддерсон, его экономка, с канареечными волосами и лицом, сохранившим относительно невинное выражение после многих лет доверенной службы в домах состоятельных вдовцов, сидела возле фрекен Сайер и говорила:

– Спасибо, фрекен, это так мило с вашей стороны, что вы и меня позвали.

Фрекен Эмилия Майер подошла к фру Лунд.

– Вот как,– сказала она,– ты уже успела ухватить букетик цветов. Впрочем, их здесь более чем достаточно.

– Весьма странно,– сказал господин Майер, который все еще рассуждал о несчастных случаях, слякоти, го-лоледице и конках.– Весьма странно, что люди никак не научатся пользоваться страхованием. В наше время, когда можно застраховаться от чего угодно.

Фрекен Сайер внезапно рассмеялась – в своей кашмирской шали она походила на диковинную фигурку Будды.

– Да, тут он прав. Люди никогда не научатся благоразумию.

Но фру фон Хан возразила:

– А моя Августа конкой не ездит, хотя бы уже из-за публики. К тому же там всегда сквозняк.

И когда фрекен Сайер сказала, что на конке, мол, так к так не подъедешь к их парадному на улице Эленшле-гера, то фру ответила:

– Дорогая Виктория, Августе только на пользу прогуляться пешком, от этого спина прямей делается.

Фру Лунд чуть ли не повисла на шее у писателя Вильяма Аска.

– Вот что, дорогой мой,– сказала она,– я приехала, и извольте-ка теперь раздобыть контрамарки для нас, бедных провинциалов.

Вильям Аск склонил свое бледное усталое лицо, а тем временем прибыла фру Белла Скоу, стройная темноволосая дама, которая уже десять лет, состоя в супружестве с адвокатом Скоу, вдовствовала, увитая шелками.

Она извинилась, что муж не приехал вместе с нею:

– Ты ведь знаешь, тетя, как занят Скоу. Он просил передать, чтобы за стол садились без него.

– Да, Белла,—сказала фру фон Хан,—бедный твой муж, он совершенно себя не щадит.

Фрекен Люси громким полушепотом сказала господину Аску:

– О, эти Скоу уже целую вечность вместе никуда не приезжают.

Господин Вилли Хаух, молодой представитель большой торговли, в наружности которого было что-то английское и до крайности вылощенное, войдя в гостиную, сказал:

– Я, кажется, несколько опаздываю. Но мне надобно было зайти по делу в киоск.

Фрекен Люси Майер со смехом заглянула в лицо своему стройному кузену:

– В каком же ты бываешь киоске?

Господин Вилли поднял серо-голубые глаза:

– Быть может, в том же, что и ты.

Кузина Люси, продолжая смеяться, сказала:

– Кстати, Вилли, я не понимаю, как это ты ухитряешься оставаться таким стройным. Видит бог, меня всегда так и подмывает обвить твой стан руками.

Кузен приоткрыл рот, обнажив свои белые зубы под тонкой полоской усов.

– Сделай одолжение,– сказал он,– но только шерстяная материя на ощупь довольно холодна.

Адвокат Майер занимал беседой фру Беллу Скоу,– разговаривая, он пригибал голову, точно его внушительный нос настойчиво принюхивался к собеседнику.

– Да,– сказал он,– нынче тяжелые времена для тех в нашем сословии, кто так или иначе связался с делами строительными.

Он вдруг повернулся к фрекен Сайер:

– У тебя ведь ничего не вложено в стройку?

Фрекен Сайер, которая разговаривала с фрекен фон

Хан о лакее, сказала:

– Дружочек, тебе ли не знать, уж ты-то осведомлен обо всех моих делах.

– Для молодых глаз всегда благо – увидеть этакую твердую непреклонность,– ответил господин Майер.

Фрекен Хольм, начавшая разносить карточки, в которых значилось, кому с кем сидеть за столом, дошла до господина Вильяма Аска, и тот, подняв очень темные глаза, спросил:

– Как вы поживаете, фрекен?

– Как всегда,– ответила фрекен Хольм и протянула карточку господину Вилли, который, когда она отошла, сказал:

– А вы таки правы, в этой девочке что-то есть.

Господин Аск улыбнулся:

– Однако ж не для вас.

Господин Вилли раскачивался всем своим чрезвычайно гибким корпусом.

– Вы в этом уверены? Кто начинает в четырнадцать, тому довольно скоро становится тридцать восемь.

– Ас вами так и было?

– Полагаю, должно следовать закону естества,– ответил Вилли, который, отведя плечи назад, заложил большие .пальцы в жилетные карманы, выставляя напоказ свою фигуру.

Все кругом беседовали, и фру Маддерсон – она еще не отстала от темы строительства – сказала:

– Да, вот господин адвокат – он всегда держится строго юридических дел. Господин адвокат говорит, спекуляции кладут пятно на все сословие. И он ими не занимается.

– Не занимается,– повторила фрекен Сайер и присовокупила несколько громче: – А что, сделался ли он душеприказчиком фру Якобсен?

Фру Маддерсон ответила, что да. И фрекен Сайер крикнула как могла громко:

– Поздравляю, Бернхард. Ведь и то сказать, ты так часто бывал в этом доме последние-то годы.

Фру фон Хан подошла к чиновнику Сайеру:

– Послушай, видит бог, пора положить этому конец. На сей раз она еще и цветов в горшках накупила – ни дать ни взять оранжерея.

Но фрекен Эмилия, проходившая мимо, заметила:

– Они взяты напрокат. Я это проверила.

Фру фон Хан сказала:

– И все же я буду говорить со статским советником– после обеда. Ведь это же явная ненормальность.

– Зато уж угощеньице будет,– встряла фрекен Люси.– Можно, прости господи, подумать, она нас удушить хочет в своем продовольствии.

– А кто сказал, что не хочет,– возразил чиновник, рассматривая свои лакированные башмаки,

Вилли, проходивший мимо, сказал:

– Ей что, не она ведь наследства ждет.

Адвокат Майер как-то странно приник перед статским советником, который только вошел, а барышни Хаух, Минна и Оттилия, все еще хлопотали в передней, отославши предварительно лакея: прежде чем появиться в гостиной, им надо было прибегнуть к помощи многочисленных гребней и снять многочисленные платки с фрекен Оттилии, которая всегда носила траур по безвременно ушедшем женихе и по сю пору оставалась неизменно верна глубокому декольте.

– Ну,– воскликнул адвокат Скоу, распахнув дверь,– теперь можно и за стол. Наши сороки уже в прихожей.