Текст книги "Я с тобой (СИ)"

Автор книги: Герда Грау

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

– Слушай сюда, – сказал он, и Вика вдруг поверила, что в своем мире он крутой, до того повелительно звучал его голос. – Оставь прошлое в покое, сосредоточься на настоящем. Оно куда важнее. Нас заперли.

Вика стряхнула наваждение, подошла к двери и подергала ручку.

– Может, в психушках так принято? – неуверенно спросила она. – Вообще, после оформления в палату должен придти лечащий врач и поговорить со мной. Я ему скажу, что я нормальная, и нас выпустят.

– Хорошо, если так.

Интонация его голоса Вике очень не понравилась. Дон не стал развивать эту мысль, и Вика села на одну из шести коек, подальше от незнакомца, и поболтала ногами. Смотреть в окно было скучно, стекло было забрано толстыми прутьями и давно не мылось, куда выходят окна, можно было только догадываться. А еще ей хотелось есть. Интересно, в психушках бывает обед? И положен ли он вновь поступившим?

Ее взгляд упал на сумку, которую сопровождающий медбрат внес в палату за ней. Надо бы позвонить сестрице, попросить ее забрать в поликлинике паспорт и привезти сюда. Однако в положенном месте Вика телефона не обнаружила, не было его в других отсеках сумки, и даже в наружном кармане.

– Дон, – осторожно сказала она. – Кажется, мы остались без связи.

– Мы остались без нее, как только въехали, – ответил тот. – Здесь нет приема, если ты не заметила.

– Глупости, тут центр города. Наверное, его как ценность просто оставили на хранение до моей выписки.

Она на всякий случай проверила карманы брюк, и в джинсах на сгибе ноги нащупала маленький гладкий предмет – бутылочку из темного стекла, не больше тех, в которых продают йод. Это была бутылка, которую Антон дал им в кафе, снотворное, которое помогает безболезненно уйти на тот свет. Интересно, действительно ли оно снотворное? Или же он соврал и это яд вроде кураре? С Антона, в свете вновь открывшихся обстоятельств, вполне станется. Зачем же он притворялся Вальдехом? Хотел провести Дона? Почти провел, да, но на кой черт? Силы свои проверить? Тогда в кафе он должен был убедиться, что на высоте как актер и успокоиться, и его испуг в машине вполне объясним, если он подумал, что Дон его расколол. А вот зачем он согласился везти их в квартиру Вики – это вопрос.

Что-то не складывалась у нее картина, следователем она была бездарным, и даже в детективных сериалах никогда не угадывала преступника, хотя потом оказывалось, что это было очевидно с первой минуты. Допустим, он и вправду играл Вальдеха с целью перетянуть Дона на свою сторону, потому что знал, кто он такой, и допустим, он убедился, что это невозможно. Даже можно допустить, что гасящий удар в отношении нее он применил для того, чтобы поговорить с Доном без свидетелей. Возможно, Антон понятия не имел, что это такое и чем заканчивается для жертвы, кто-то его научил этому и не рассказал всего остального. Но вот для Дона он выбрал ее, Вику, говорил что-то о симпатии, и вдруг дал яд. Как-то это не согласуется с ценностью ее тела, если Дон сказал правду. Значит что? Значит, в пузырьке не яд, вот и все. А что тогда?

Вика снова залезла в джинсы, вытащила пузырек и посмотрела в него на просвет – коричневое стекло мешало определить, на что похожа жидкость, поэтому она отвернула крышку и осторожно провела ею возле носа, как пробовала духи в магазине. Эффект был неожиданным – запах оказался резким, сильным, мгновенно распространился по палате и вызвал у нее судорогу в дыхании, словно нашатырь.

– Ты что делаешь? – одернул ее Дон. – Убери немедленно, это наша единственная улика! Не свети ее!

– Я только понюхать, – оправдывающимся тоном сказала она. – Вдруг я этот запах знаю?

– И что?

– Нет.

Тело под одеялом зашевелилось и приподняло голову, поводя носом и наполовину открыв рот. Голова была скорее мужской, но так могла выглядеть и женщина с гормональными нарушениями – одутловатой, с нездоровой желтизной кожи и маленькими, заплывшими веками, глазками. Волосы напоминали клочья, но агрессивной голова не выглядела. Напротив, та часть лица, что не была укрыта одеялом, жалобно сморщилась и захныкала, глядя на Вику.

– Похоже, это настоящий сумасшедший, – прошептала она. – А если он кинется?

– Дашь мне руль, – спокойно ответил Дон.

Вика снова с сомнением посмотрела на соседа или соседку.

– Вроде не буйный. Он запах учуял, ему нравится.

Словно в подтверждение ее слов сосед раздул ноздри и жадно втянул воздух, потом резво соскочил с койки и пробежал по палате в Викину сторону, остановившись на безопасном расстоянии.

– Дай, – попросил он, подставляя ладошку, как ребенок. – Дай мне.

– Не могу, – виновато ответила Вика. – Нельзя, понимаете?

– Дай, – повторил тот.

Вика вздохнула и покачала головой, убрала пузырек в карман и показала ему, словно ребенку, пустые руки.

– Видишь, ничего нет, – громко соврала она. – Тебе показалось.

Вместо того чтобы уйти на свое место, «ребенок» оскалил зубы, метнулся в ее сторону неожиданно сильным и коротким броском, и повис на ее кистях.

– Дон, – заорала она.

Палата утратила цвета в ее восприятии, рычащее тело свалилось с рук и отползло под кровать, издавая странные звуки. Дон присел рядом с ним, подождал несколько секунд и неожиданно бережным движением приподнял больному голову, вгляделся в зрачки, огромные, как черные дыры.

– Это не яд, – медленно сказал он. – Это наркотик. И, похоже, кое-кто в этой палате с ним хорошо знаком.

14. Водораздел

Он погладил человека по голове, и Вику передернуло – жест был таким, каким она гладила соседскую собаку, здоровенного кобеля по кличке Айс. Но тут все-таки человек...

– Думаешь, он совсем того? Невменяемый? – спросила она. – А может с ним по-хорошему поговорить?

Дон снова повернулся к обитателю подкроватного пространства.

– Как тебя зовут? – громко спросил он. – Ты знаешь свое имя?

Клочкастая голова сморщила лицо.

– Имя, – прохныкала она. – Не помню.

– Имени своего не помнишь? А фамилию помнишь?

Голова отрицательно затряслась, словно собиралась плакать.

– Не надо, – попросила Вика. – Ты его совсем растревожил, он сейчас забуянит, и прибегут санитары.

– Не забуянит, – Дон сунул руку в карман и вытащил пузырек, капнул пару капель себе на ладонь. – Мы подружимся.

Голова, учуяв знакомый запах, схватила обеими руками Дона за ладонь и молниеносно слизала коричневую жидкость, до кучи обслюнявив ему даже пальцы, Вика почувствовала, какие они стали склизкие и противные, и ее чуть не вырвало. Не успела она сказать Дону, что это подло, как подкроватный житель поднял голову и посмотрел на них уже более осмысленным и даже заискивающим взглядом. Пришлось признать, что Дон был прав.

– Если это наркотик, то в маленькой дозе не опасен, – пояснил тот, словно прочитав ее мысли, а, может быть, и на самом деле прочитал, она теперь уже не была уверена в этом после воспоминаний о поликлинике. – Зато мы для него перестанем быть врагами и услышим что-нибудь важное. Дай мне еще немного времени.

– Ладно, – неохотно буркнула она.

В жизни она предпочла бы выйти в другую комнату, но куда выйдешь из собственного тела? Дон вытянул ноги рядом с кроватью и немного подождал. Голова выглянула и покосилась на него.

– Имя, – повторила она. – Много имен, мне не нравилось. Я не хотел, чтобы они со мной разговаривали.

– Кто? – быстро переспросил Дон.

– Голоса, – прошептала голова, придвигаясь. – Они разговаривали со мной днем и ночью, я хотел спать, они кричали. Кричать плохо. Я хороший.

– Что кричали?

– Я ничего плохого им не делал. Мне было одиноко, у меня был друг, с ним было хорошо, он разговаривал ласково, а потом меня привезли сюда, и их стало много, очень много.

Последние слова он произнес, выкатив глаза для пущей убедительности, и даже понизил голос.

– О чем он говорит? – простонала Вика.

Дон раздраженно передернул ее плечами и заглянул под кровать, опустившись на локти.

– Тебя привезли сюда – и голосов стало много? – задал он новый вопрос голове. – Или голосов сначала стало много, а потом тебя привезли сюда?

Тишина была ему ответом, но Дон не собирался сдаваться.

– А сейчас кто-нибудь кричит? Прямо сейчас?

Голова отползла в глубину своего убежища и там затихла. Вика заметила, что палата стала цветной – Дон уступил ей управление, хотя она его об этом не просила, видимо, нервы сдали у обоих, хотя они у них и так общие. Вся эта ситуация казалась до тошноты отвратительной. Она посмотрела на пузырек в своей руке и еле сдержалась, чтобы не всадить его в стену. Улика все-таки, Дон просил ее беречь, но чего же гадко. Антона она была готова задушить сейчас собственными руками.

– Не молчи, – дрожащим голосом попросила она. – А то мне в тишине как-то не по себе. Крики эти...

– Говори, – разрешил Дон.

– Что этот наркотик делает, как ты думаешь?

– Определенно, язык он развязывает.

– Сыворотка правды? – ахнула Вика. – Я читала про такое. Если ее выпить, сразу всю подноготную выложишь. Может, Антон у тебя секреты какие-то хотел выведать?

– Мимо, – подумав, ответил он. – Я не знаю никаких секретов. Я ведь не ученый, а обычный пилот. Все, что знаю я, знает и Вальдех, и наверняка рассказал Антону, если они сошлись настолько, что аж до ботинок договорились.

Про ботинки он сказал с такой злобой, что Вика стукнула кулаком по спинке кровати.

– Дались тебе эти ботинки! Антон их и не носил почти, и подарила их ему не я, а его мама, и у меня он их оставил затем, что не хотел брать. У людей миллион таких вещей в шкафах валяется и у родственников на антресолях. И вот приходит твой Вальдех, дает ему сыворотку и Антон прямо начинает с этих долбучих ботинок, да? Как будто нет ничего важнее на свете, и как будто знает, что я в них приду, и ему понадобится про них слово вставить, чтобы усыпить мою бдительность. Забудь о них, ясно? Хотя погоди, мы решили ведь, что это Антон пришел к Вальдеху. Или все-таки нет?

Окончательно запутавшись в версиях, она замолчала.

– Вот именно, – вдруг сказал Дон. – Ты ничего не заподозрила, когда он с тобой заговорил? У тебя не было хотя бы мимолетного ощущения, что ты общаешься не с тем, кого знала?

– Нет, – растерялась Вика. – Он всегда так себя вел. Шуточки эти из Нашей Раши любил, вечно был уверен, что я по нему сохну, когда я уже и думать забыла. Да если бы я заподозрила, я бы так тупо не подставилась. Это совершенно точно был Антон. И вообще, при чем тут я? Гораздо интереснее, почему ты не заподозрил, что он не Вальдех. Уж ты-то должен был просечь, что с тобой разговаривает человек, а не пилот.

– Не просек, – медленно ответил Дон. – Я был готов поклясться, что имею дело с Вальдехом. Он и говорил так, что не спутаешь, и тебя ударил так, как люди не умеют. Чтобы научить гасящему удару, нужно...

Он запнулся и замолчал.

– Что? – изнывая от страха, прошептала Вика. – Что нужно?

– Дай руль, – приказал Дон.

Получив право двигаться, он вернулся к тому месту, где торчала голова, запустил руки под кровать и словно тряпку, вытащил тело за шиворот. Тело было легким, несмотря на кажущуюся полноту, видимо, одежды на нем было больше, чем мяса. Дон поставил несчастного на ноги перед собой и взял его за плечи.

– Эти голоса, – сказал он, – что они кричали?

Голова начала сопеть и крутить шеей, но Дон ощутимо встряхнул ее и всякие поползновения вывернуться прекратились.

– Что кричали голоса? – повторил он.

– Помогите, – прошептал несчастный.

– Тебя никто не обидит, – вступилась Вика, забыв, что он ее не слышит. – Просто скажи.

Дон отпустил бедолагу, но тот остался стоять, как столб там, где его оставили.

– Он уже сказал, – Дон вытер лоб рукой и Вика почувствовала на тыльной тороне руки влагу. – Это они кричали «помогите». А потом затихали. И поэтому ни ты, ни я подвоха не заметили в кафе. Поэтому и пилоты не возвращаются.

– Ничего не поняла, – дрожащим голосом ответила Вика. – Почему "поэтому"?

– В бутылке не сыворотка правды, – устало сказала Дон. – Это то, что растворяет водораздел между мозгом пилота и болида, и они объединяются, прорастают друг в друга, как кровеносные сосуды прорастают в полимер глазной линзы, если ее долго носить, не снимая, воспринимают ее как родную ткань. Нейростимулятор. Нет никакого отдельного Антона и отдельного Вальдеха, и ботинки, и гасящий удар – одновременны. Слияние, понимаешь?

Вика понимала настолько, что черно-белый мир вокруг нее превратился в сплошную черноту.

15. У двери

Зрение к ней вернулось быстро, обстановка не располагала к полноценному обмороку. Сосед снова заполз на кровать и завернулся в одеяло, выставив наружу нос, но Вика старалась на него не смотреть, велико было желание взять его за горло и хорошенько встряхнуть, может, похороненные в нем пилоты еще живы и подадут голос?

Первый раз за все это время она порадовалась, что не видит Дона, сейчас она не смогла бы посмотреть ему в глаза.

Антон и Вальдех.

Вальдех и Антон.

Кто из них придумал эту мерзость? Если Антон, то ей придется здорово извернуться, чтобы реабилитировать человечество в глазах Дона и его соотечественников. Никогда раньше она не замечала в Антоне тяги к бесчеловечным экспериментам. Неужели все это время он водил ее за нос? Вместо офиса ходил в какую-то закрытую лабораторию, где мучил людей, а потом приходил домой и ныл, что устал и все клиенты тупые? А она-то его жалела, дура! И сколько таких дур, как она, никогда не интересуются подробностями работы своих поклонников? Зарплату же вовремя платят, чего еще?

Вика не выдержала, подошла к двери и долбанула в нее ногой.

– Открывайте, – рявкнула она. – Я хочу говорить с врачом и своим адвокатом!

Насчет последнего она соврала, никакого адвоката у нее не было, а если бы и был, позвонить ему все равно было невозможно. Но никто и не подумал отозваться на ее вопль, тогда она повернулась к двери спиной и задубасила в нее пяткой.

– Я имею право на звонок! – продолжала она драть глотку. – Мое задержание незаконно! Мне не показали лицензию на оказание психиатрических услуг!

Про лицензию она точно не знала, но предполагала, что такая должна быть у каждого медицинского учреждения, вот в ее стоматологии она висела в рамочке на стенке, прямо при входе. А тут...

Дверь была цельнодеревянной, сидела в косяках крепко, может быть даже была усиленной с той стороны, и пятка скоро потеряла чувствительность, а потом и начала ныть.

– Что я за идиотка, – злобно выругалась она, прыгая на одной ноге. – Болтала с тобой, пока нас сюда вели, позволила запереть, а надо было вырываться и кусаться. Или вообще броситься на водилу, когда тот дверь открыл, он не профессионал с психами, растерялся бы.

– Херня, – кратко ответил Дон. – Тебе всадили бы дозу аминазина, и ты сейчас дрыхла бы в койке рядом с этим. Не выход.

– А что выход? Сидеть и ждать, пока придут санитары и зальют мне в глотку эту гадость? И твое сознание сожрет мое?

– А может быть твое будет сильнее? – съехидничал Дон. – А я окажусь невинной жертвой.

– Как ты можешь шутить, – Вика теперь уже захотела, чтобы Дон был отдельным физическим существом, которому можно дать пендаль. – Мне страшно, а тебе хоть бы что! Конечно, не твое же тело! А как я на работу пойду с твоими мозгами вперемешку с моими? Ты хоть что-нибудь в бухгалтерии понимаешь? И лифчики не обсудишь уже, сплошные минусы, а тебе все хихи. Вся эта байда из-за вас, не сиделось вам в вашем мире, надо было распрыгаться по чужим! И добро бы с какой приличной целью, а то больше гамбургеров пожрать негде.

Выпалив последнее, она выдохлась и сползла на пол, спиной к двери. Дон молчал, и она в ту же секунду пожалела о сказанном. Вышло как-то грубо и некрасиво, и не так уж часто они с девчонками про белье говорили. И гамбургеры тут к чему? Он же не виноват, что у них такого нет. А что у них есть? Почему он не рассказывал?

– Дон, – осторожно позвала она.

– Чего тебе?

– Ты не обиделся?

– Я не слушал.

– Ах ты...

Вика снова почувствовала прилив ярости и заколотила в дверь с новой силой, уже другой ногой. На этот раз ей уже было не важно, откроют ей или нет, нужно было дать выход энергии. Дверь вздрагивала и хранила молчание.

– Никогда вы нас не слушаете, – пыхтела она, раз за разом отправляя противника в нокаут. – Вам вообще всем плевать на то, что мы говорим, баба не человек, а комбайн кухонный! Специально создана, чтобы вам хавчик подкидывать и носки стирать.

– Ну, мои-то ты прямо надорвалась стирать, – противным голосом ответил Дон.

– И не подумала бы! Ты их, небось, раскидываешь по всей комнате, а когда просят убрать, сворачиваешь в комок и заталкиваешь под кровать! А они там лежат и воняют!

Последняя фраза вышла особенно брутальной, в нее Вика вложила все отпущенное ей мирозданием отвращение.

– Любая вещь сгниет, если убираться в комнате раз в полгода.

– А самому взять пылесос и убраться – не? Твое счастье, что ты бестелесный, а вот и хорошо, что нас с тобой смешают в одно, узнаешь женское счастье, мать твою. Будешь каждый день ноги брить, просыпаться, когда тушью в глаз заедешь, килограммы эти проклятые сгонять после каждого праздника, а я буду жить и радоваться, пиццу закажу с креветками и завалюсь с пивом про ментов сериал смотреть. И буду, когда ты начнешь раз в месяц на стены бросаться, говорить тебе: «Это все ваши женские выдумки».

– Почему раз в месяц? – удивился Дон. – Зачем?

Вика разом утратила запал и залилась краской.

– Да так, – неопределенно сказала она. – Традиция такая.

– Что она символизирует?

– Внутреннюю богиню, – наобум соврала она где-то услышанное определение. – Ее надо выпускать. Попастись на травку. Извини, я тут наговорила лишнего, кажется.

– Ничего, – небрежно ответил Дон. – Ты там спрашивала про свадьбы, так вот на всякий случай сразу говорю, что у нас их нет. И не предвидится.

Вика не выдержала и захохотала так, что у нее слезы потекли.

– Это тебя не спасет, – выдавила она. – Жить-то мы будем у меня, а как раз недавно был случай за бугром, одна баба вышла замуж за саму себя, так и пришла в церковь, наряженная как невеста, только без жениха. Все думали, что она сумасшедшая, а ей, скорее всего, попался в пилоты такой же несговорчивый тип, как ты. Может, он там у нее в голове и орал, что не согласен, но она была кремень, и их, то есть ее, обвенчали с нею. Скоро и у нас такое разрешат.

– Участие в гражданских ритуалах пилотам запрещено законом, – пробормотал Дон.

– А в мозг с пенетрацией, значит, разрешено? Хорошенькие у вас законы, передовые.

Накопленное напряжение разрядилось у Вики истерическим гоготом, и даже Дон не выдержал и засмеялся. Ни она, ни он не заметили, что дверь беззвучно открылась у них за спиной. Неладное Вика заподозрила только тогда, когда сосед по палате, не снимая одеяла, свалился со своей лежанки и начал отползать задом в дальний угол.

16. Дело выбора

– Рад, что вам весело, – сказал Антон, садясь на пустую койку. – Не помешаю? Я смотрю, вы уже и с Кузенькой познакомились.

Он похлопал себя ладонью по колену – и бедный сумасшедший резво подполз к нему как был, на четвереньках. Вику затошнило, но Антон не собирался причинять вред их соседу, просто потрепал его по голове и сунул ему в руки завалявшуюся в кармане конфету.

– Кузенька – это Кузьма? – тупо спросила она, глядя, как тот разворачивает обертку.

– Не знаю, – охотно ответил Антон. – В нем так много кто побывал, что гендерная идентификация сбита. Иногда он думает, что он мужчина, иногда считает себя женщиной.

– А по половым признакам?

– Честно? Я в штаны к нему не заглядывал. Но могу уточнить у врача, в карточке первичного осмотра должна быть запись, если тебе это так интересно.

Вике было абсолютно неинтересно, но даже такой разговор был лучше того, который начнется следом, это понимала и она, и Антон, и Дон, который хранил молчание. Кузенька схрумкал леденец и остался сидеть на полу с выражением сомнамбулического удовольствия.

– Вообще, Кузенька у нас уникум, – с некоторой даже гордостью произнес Антон. – Мозг поразительной токсичности. Принимает на постой всех, но постояльцев потом не досчитываются. Его можно сравнить с ватой, в которую попадает пропеллер. Один-два клочка пропеллер перерубит, десять намотает на себя, а в тюке он безнадежно заглохнет. С возрастом, впрочем, это пройдет, но пока он молод и силен, он нам еще послужит. Правда, Кузенька?

С последним словом Антон наклонился к клочкастой голове, словно собирался расслышать ответ, и Вика не выдержала.

– Мерзость, – выпалила она. – Какая же мерзость...

– Город сумасшедших, он не виноват.

– Не он, а ты! Или тебя теперь называть Вальдех?

Антон поднялся, отряхнул брюки, словно на них налипли невидимые пылинки, и заложил руки в карманы пальто.

– Эмоции, – поморщился он. – Кому это понравится? Впрочем, любители тоже есть. Я считаю себя обязанным прояснить несколько моментов, и хочу, чтобы вы оба послушали, ты и Дон, раз уж вы опять вместе. Начну с главного, оно касается Дона больше, чем тебя.

Сказав это, он сделал паузу, словно рассчитывал, что Дон ему ответит, но тот молчал. Антон удовлетворенно кивнул, посчитав это хорошим признаком.

– Преследование должно прекратиться. Прекратиться совсем, абсолютно. Ты даже не представляешь, какие перспективы у нашего проекта здесь, и какие люди за ним стоят. Все эти наши прыганья туда-сюда, это детская игра по сравнению с тем, что я задумал.

– Ты или Вальдех? – бестактно уточнила Вика.

Антон поморщился.

– Сейчас этот вопрос не имеет смысла, цели у нас общие, как и тело.

– Его я понять могу, а тебя не понимаю вовсе, – она постаралась, чтобы ее слова прозвучали оскорбительно. – Они там у себя клейстер жрут и монохром смотрят, а тебе-то что? Поговорить не с кем было?

По лицу Антона она увидела, что ее слова достигли цели и задели его.

– Прости, но умной ты никогда не была, – ответил он. – Дон разбавил бы твой кретинизм и стал бы прекрасным партнером.

Вика сжала кулак так, что ногти вошли в ладонь.

– Дон сказал – нет, – нагло соврала она.

Антон засмеялся.

– Вся беда в том, что аборигены живут мало по сравнению с нами, это более чем обидно при таких возможностях восприятия. Смешно смотреть, на что они идут, чтобы продлить свою молодость. Как ни пичкай болид химией и как ни вкачивай в него ботокс с виагрой, старость возьмет свое. А мы знаем, как продолжать получать радость от жизни, если не ограничиваем себя дурацкими правилами. Старое сознание в новом теле с изначально неразвитым мозгом – это почти вечная жизнь. В этом направлении сделаны большие шаги, как правильно заметил наблюдательный Дон. Единственная его ошибка в том, что он посчитал, будто мы эксплуатируем аборигенов, тогда как на самом деле имеет место долговременное и плодотворное сотрудничество. Ты даже не представляешь, насколько долговременное, и какие люди стоят за ним.

– Сразу видно, как ты в депутаты пролез, – заметила Вика. – Несешь херню на голубом глазу. Мозги не пересаживаются. По крайней мере, у людей.

– Для этого и нужно слияние. Машина перебросок потребует некоторой модернизации, но в целом, при наличии прототипа...

Он сделал многозначительную паузу, и перед Викиными глазами промелькнула почему-то череда президентов, каждый из которых был на самом деле одним и тем же разумом, только каждый раз в новом теле, безупречном с точки зрения закона о президентском сроке и физической формы.

– Преследование мешает завершить работу, – с сожалением сказал Антон. – Ни к чему привлекать сейчас внимание, пока проект не закончен, так что Дону придется некоторое время пожить среди аборигенов и помолчать.

– А почему именно я? – с гримасой отвращения спросила Вика. – Мне казалось, у тебя были ко мне чувства, хотя и в прошлом.

– Они и сейчас есть, только не те, что ты думаешь. Вальдеху нужен был контейнер для ловушки, а мне, так уж вышло, до сих пор симпатично твое тело. Для Дона в этом будет ряд определенных неудобств, но в целом, запрещенный болид и такой экспириенс понизят градус его желания болтать о случившемся.

Когда до Вики докатил смысл слов Антона, она употребила в его адрес жаргонизм, который не пристало знать приличным девушкам, но блистать воспитанием момент был не подходящий.

Антон засмеялся, глядя на Викино лицо, она же в свою очередь прислушивалась к Дону. Но тот решил упорно хранить молчание, если только не онемел от услышанного. Вика с ненавистью смерила расстояние от себя до Антона глазами. Может быть, броситься на него и прокусить ему сонную артерию? Бросались же герои на амбразуры во время войны, а она чем хуже? Но трезво подумав, она отказалась от этой мысли – Антон был высоким, а где точно находится сонная артерия, она не знала.

– Машина перебросок есть только на той стороне и мне пока нужен к ней свободный доступ, – с сожалением произнес Антон. – Когда заработает наша техника...

– Я не буду молчать, – сказала Вика. – Я напишу...

Она хотела сказать «президенту», но вовремя прикусила язык, ни к чему давать Антону повод лишний раз убедиться в ее глупости.

– На телевидение, – торопливо закончила она фразу. – В интернете создам петицию, и сайт про ваш проект, люди узнают, какую роль вы им отвели.

Антон посмотрел на нее с искренним сожалением.

– Обидно, что гасящий удар не сработал, – сказал он. – Хотел бы я знать, как он тебя вытащил. Может, выглянет на минутку и расскажет?

– Дон сказал – нет, – повторила Вика, хотя Дон внутри нее по-прежнему ничего не говорил.

– Жаль, – Антон посмотрел на Кузеньку, который сладким сном спал у его ног, потом на часы. – Собственно, теперь о деле. Машину перебросок контролирую я, параметры известны тоже только мне. Так вот, Дон, при фактическом отсутствии выбора я по старой дружбе предлагаю тебе самому решить, с кем ты предпочтешь слияние – с нашей Викторией или с Кузенькой? Только всерьез подумай, обратного хода не будет.

С этими словами он переступил через Кузеньку и вышел, аккуратно закрыв за собой дверь.

17. Супервумен

– Дон, – осторожно позвала Вика. – Ты слышал?

– Слышал, – процедил сквозь зубы Дон. – Похоже, они с твоим Антоном один в один совпали, полное взаимопонимание у сволочей.

– Он не мой, – Вика даже охрипла от такой несправедливости. – Мы расстались. Ты не имеешь права...

– Ладно, извини, – в голосе Дона не было сожаления, он явно сказал это, чтобы она замолчала. – Сейчас действительно не имеет значения.

– Что будем делать? Может, разбить окно и кричать через прутья? Вдруг кто-нибудь услышит и прибежит?

– Не валяй дурака.

– Ну не мог же он тут каждого сотрудника своим заменить! – в голосе Вики появилась предательская хрипотца, сопровождавшая слезы. – Ну, главврача там или пару санитаров, понятно, но не всех же...

– Ему и не надо. С точки зрения ваших ты обычный псих с голосами в голове, здесь умеют с такими справляться, не вникая в их вопли. Почки отобьют разве что, да пары зубов лишишься.

– Так что, сидеть и ждать? Ничего не делать?

– Тебе – ничего.

Вика замолчала, сунула в рот костяшки пальцев и до боли укусила их зубами, чтобы не спросить: «А тебе?». Слияние нарисовалось ей ужасной процедурой, в которой их с Доном засунут в центрифугу и хорошенько раскрутят, а когда вытащат... Ее воображение тут же изобразило кровавый фарш, которым чьи-то волосатые руки в обводах белого халата набивают вскрытый череп. Картина была более чем ужасна, и она не выдержала.

– Как происходит это слияние? – спросила она. – Ты когда-нибудь видел его?

– Нет.

– А хотя бы предположить можешь, как оно делается?

Она не очень рассчитывала услышать ответ, но Дон почему-то решил ответить:

– Наверное, сначала пьешь стимулятор и какое-то время, пока мозг активируется, вспоминаешь свое прошлое в красках. А потом, скорее всего, начинаешь видеть чужое прошлое в подробностях.

Вспомнив кое-какие картины из своего прошлого, Вика покраснела. Она и сама старалась о них забыть, а тут придется показать постороннему, хотя бы ту же вечеринку у Машки, она тогда не знала, что нельзя водку запивать сангрией, в ней и градусов-то почти не было, в этой проклятой сангрии, а что вышло? И что о ней будут думать после этого?

Она отчаянно потрясла головой.

– А потом?

– Потом, по моему, должен наступить период отключки, пока нейроны выстроятся в новом порядке и мозг приспособится, а когда придешь в себя, ты уже будешь не ты. Если сознания хоть в чем-то похожи, слияние должно быть гладким; если конфликтуют, тут никто не предскажет, чем все кончится. Может быть, даже смертью одного из участников.

Вика поежилась. Она думала иногда о смерти, но больше так, умозрительно, в качестве крайней меры при неприятностях. Превратиться в окоченелый труп с биркой на ноге ей никогда не хотелось, особенно в морге психиатрической больницы.

– А больно это, как ты считаешь?

– Вряд ли, – подумав, ответил Дон. – В мозгу нет болевых рецепторов.

Вика выдохнула с облегчением. Тогда все не так страшно, раз без центрифуги и боли. Во всем надо уметь видеть и положительные стороны. Ну чужое прошлое, ну что такого?

– А как ты думаешь, после слияния я буду знать о тебе все? И как ты выглядишь – тоже?

– Нет.

Вика поморгала. Это не укладывалось в нарисованную картину проникновения в чужое сознание, разве что в прошлом Дон никогда не смотрелся в зеркало и не знает, как выглядит. Но это невозможно, сказал же он ей при встрече, что выглядит нормально и даже цвет волос какой-то пытался указать, значит, свое отражение видел, а сейчас соврал.

– Почему?

– У нас не будет с тобой слияния, – отрезал Дон.

– То есть? – обалдела Вика.

– Скажешь ему, что я выбрал второй вариант. Или дашь мне возможность сказать самому.

– Ты рехнулся? – завопила она. – Кузьма – это смерть, ты что, не понял? Ты в нем умрешь!

– Я не идиот.

Услышав свое имя, Кузенька заулыбался, чем вызвал у Вики желание двинуть ему по зубам, хотя бедный больной не был ни в чем виноват.

– По-твоему, в нем лучше, чем со мной? Я тебе настолько осточертела, что ты готов залезть в этого мутанта и там утопиться? Вот спасибо, знала бы раньше...

– Послушай меня, – рявкнул Дон, и Вика вздрогнула и притихла. – Слияние – не ваша тупая свадьба, после слияния не будет никакой тебя, понимаешь? Тебя не будет. Мое сознание захватит и подчинит твое за семь восьмых секунды. Ты что думаешь, я пилот потому, что умею хорошо залезать в машину перебросок и кнопки жать? Да я могу пилотировать четыре тысячи типов болидов с уникальным рисунком сознания, и ни один меня не обнаружит, если я этого захочу, даже когда будет выполнять мои распоряжения. Любые мои распоряжения – и оставаться при этом в полной гармонии с собой и окружающим миром, вне подозрений для окружающих. Нас так тренируют, понимаешь? Мы делаем этот захват на автомате, ради собственной жизни. На активный мозг такой захват – это как кислоту вылить на ладонь, сожжет все папилляры нахрен. Для тебя я хуже, чем Кузьма для меня. Вальдех знает это, поэтому он ничем не рискует, а Антон форменный кретин.