Текст книги "Дик с 12-й Нижней"
Автор книги: Герцель (Герцль) Новогрудский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)
– Ладно, пойдем!.. И ты, парень, тоже, – обернулся он к Майку.
Первой мыслью Тома было не идти, не подчиниться, послать к чертям сыщика вместе со всеми его подозрениями. Но, посмотрев на Майка, он сдержал себя. Уж очень испуганный вид имел несчастный Бронза. Позволить, чтобы сыщик его одного отвел полицию, было никак нельзя. Однако и промолчать не хотелось. Самолюбие не позволяло Тому без возражений сдаться этому наглому типу со значком за лацканом пиджака.
Моряк взял Майка за руку.
– Никуда не пойдем, устали, обеспечьте машину, – сказал он.
– Подумаешь, лорд!.. – удивился сыщик и с неожиданной примирительностью предложил: – Дойдем до угла, там высвистим такси.
Дошли до перекрестка. Моряк молча остановился, руку Майка не отпустил. Вид его показывал: без машины ни он, ни мальчик шагу больше не сделают.
Сыщик понял это и стал беспокойно посматривать вдоль улицы. Как только вдали показались цветные огоньки такси, он свистком остановил машину.
Открыв дверцу, сыщик усадил Тома и Майка, уселся сам.
– На Бауэри, в полицию! – приказал он шоферу.
ДВА БРАТА ВЕРНУЛИСЬ ДОМОЙ
Через полчаса после того, как сыщик увез в полицию Тома и Майка, в квартиру Гринов постучал хорошо одетый юноша.
– Бен дома? – спросил он у Мериэн, когда та открыла дверь.
– Дома, пройдите.
– Нет, пускай он выйдет. Мериэн зябко повела узкими плечами и пошла во вторую комнату звать брата.
– Рыжий Бен тут же вышел. Юноша поманил его пальцем на площадку лестницы.
– Слушай, Бен, – шепотом сказал он и прикрыл дверь. – Макси только что звонил один знакомый из полиции. Кто-то донес на тебя. Кто-то донес, что твой братишка торгует сигаретами с крестами, что он от тебя работает. Братишку твоего взяли. С ним еще какой-то тип... Макси велел спросить: ты что-нибудь знаешь?
– Ничего не знаю, – сказал Бен. – Майк такими делами не занимается, я за это ручаюсь. Тут чьи-то штучки.
– Макси тоже так думает. Макси думает, что это от красавчика Джери идет. Он своему знакомому в полиции так и сказал. Он просил его договориться с инспектором. И тот договорился. Братишку держать не будут. Можешь сходить за ним.
Не произнеся ни слова, Бен зашел в комнату, обмотал шею ядовито-зеленым шарфом и вышел. Мериэн оторвалась от книжки и посмотрела ему вслед.
– Что-то Майка нет, вот и Майк уже стал поздно приходить... – с тоской сказала она и снова зябко повела плечами.
...Еще через полчаса Бен с Майком вернулись домой. Оба молчали, оба словом дома не обмолвились о том, что произошло. Бронза был тихий-тихий, точно его придавило. Поел – и сразу в постель. Делал вид, что спит, но заснуть не мог долго.
НОЧЬ В КАМЕРЕ
Майка отпустили из полиции, потому что он брат Бена, а Бен – один из ребят Макси, а Макси хоть и главарь шайки, которая занимается темными делами, но в полиции у него знакомства есть. Он многих полицейских чиновников знает, и многие полицейские чиновники знают его. Он им разные услуги оказывает, и они тоже не остаются в долгу.
Так вот оно и идет. Так вот и получилось, что, не желая трогать Бена, о котором позвонил Макси, полицейский инспектор выпустил Бронзу.
А с Томом дело обстояло сложнее. Том ни прямо, ни через рыжего брата, которого у него, кстати сказать, нет, ни с какими шайками не связан. Том вызвал у старшего полицейского инспектора Клериджа множество подозрений: ax, он моряк? Он в порту работал? Он в последнее время был на излечении в лечебнице, потому что неизвестные хулиганы чуть не убили его? Так, так, так... Надо проверить.
Клеридж велел Тому посидеть в комнате, где находился дежурный полисмен, а сам скрылся. Он пошел наводить справки, что за птица попала к нему в руки, кто такой этот подозрительный Томас Ауд. Что он делал в порту? Как вел себя, когда плавал матросом? Справки оказались неважные. Ничего хорошего о Томе в бумагах записано не было: смутьян, подбивал моряков и портовиков к забастовкам, выступал против рабочих руководителей (это имелся в виду король Джо) и так далее и тому подобное.
Словом, по справкам выходило, что Том – красный, самый настоящий красный. А таким – место в тюрьме: пусть не разводят смуту, пусть не пытаются насаждать в Америке свои порядки.
Так думал старший полицейский инспектор Клеридж, перебирая донесения о Томе. Он охотно на веки вечные засадил бы красного смутьяна за решетку, да придраться не к чему. Сколько ни ищи, вины за ним нет – придется выпустить. Правда, не сразу. Сегодняшнюю ночь он может его подержать. Всего только одну ночь! Черт с ним, пусть посидит. Взять да тут же освободить отъявленного красного просто обидно.
Клеридж вернулся в комнату, где находился Том.
– Вот что, Ауд, – сказал старший инспектор, – кое-что мне еще надо проверить; проведете эту ночь здесь. А завтра посмотрим...
Том начал возражать, хотел сказать, что задерживать его без оснований не имеют права, но инспектор, не слушая, вышел, а дежурный полисмен добродушно заметил:
– Горячись не горячись – толку не будет. Утром, я так понимаю, Клеридж тебя выпустит. А пока иди спать. У нас спать можно. Я сам, когда с женой поссорюсь, сплю в камере.
Том подумал, что полисмен прав: зря портить нервы действительно не стоит. Сколько бы инспектор ни проверял, как бы ни придирался, ничего особенного за ним не найдет. Значит, хочет или не хочет, а освободить завтра должен будет. Что ж, придется переночевать...
Том провел ночь в камере, запертой на засов. Спал спокойно. Ему не о чем было волноваться.
Наступило утро. Сначала раннее, потом не слишком раннее, потом позднее, потом время стало подходить к полудню, а Том все еще был под замком.
Дело явно затягивалось. Том постучал кулаком в дверь.
В вырезанном в дверях отверстии показался усатый рот дежурного полисмена не того, который спасается от жены в полицейской камере, а другого, сменившего его.
– Что нужно? – грозно спросил тот.
– Инспектора Клериджа. Отведите к нему.
– Подождешь. Инспектор позже будет.
– Когда позже?
– "Когда, когда"! Докладывать он тебе станет... По субботам у него часы не установлены – как захочет, так и придет.
"По субботам!.. – Том остолбенел. – Фу, дьявол, ведь сегодня суббота!.."
Он совершенно упустил из виду. Он до того увлекся спасением Дика от операции, что забыл о самой операции, забыл о том, что она назначена на сегодня, что сегодня Дика должны взять в хирургический кабинет и оставить без глаза. Ему-то было все ясно: экстренный выпуск вышел, распродан, деньги на лечение собраны, чек для мисс Сильвии у него в кармане... Значит, никакой операции не нужно, Дика лечить должны.
Но ведь в лечебнице об этом не знают. И Гордоны тоже не знают... Если он задержится, если не сообщит, Дика запросто калекой сделают... О, дьявол, дьявол!.. Том застонал. Какая глупая и нелепая история: сделать все. чтобы спасти мальчика, и из-за какой-то ерунды, из-за какой-то нелепой случайности загубить его! Нет, нет, что угодно, только не это! Изо всех сил Том треснул ногой в дверь.
– Ребенка загубите! Клериджа давайте! – закричал он.
– Хе, ребеночек! Хорош ребеночек!.. – усмехнулся усатый полисмен. – Что он, с ума сошел, этот тип, что ли?
А Том продолжал бушевать. Он снова и снова требовал Клериджа, он кричал, чтобы вызвали кого угодно, что его немедленно должны освободить, что у него есть срочное дело, что он минуты здесь оставаться не может.
Усатый сперва с ленивым недоумением прислушивался к крикам Тома, потом рассердился:
– Ты что, рехнулся, дядя? Ты что, не знаешь, где находишься? Я тебе покажу буйствовать!
Том не слушал. Он снова ударил ногой в дверь, забарабанил по ней кулаками:
– Клериджа вызовите!
– Ну погоди, будет тебе Клеридж! – сказал полисмен и позвал на помощь другого: – Боб, давай сюда. Тут одного крикуна усмирить надо.
Два полисмена-верзилы вошли в камеру и накинулись на Тома.
Глава двадцать четвертая
"НЕ ХОЧУ ОПЕРАЦИИ!" НА АВТОБУСЕ ЗА ГОРОД
Гордоны ничего не знали об экстренном выпуске, посвященном Дику. Отец Дика не захотел купить газету, которая была выпущена для того, чтобы помочь его сыну. Он попросту отмахнулся от нее – вернее говоря, побоялся взять в руки.
Печальный, усталый, голодный, шел он с работы и думал о том, как тяжело, как немыслимо тяжело жить на свете. Утром к ним зашел доктор Паркер и сказал, что завтра Дику сделают операцию и что мисс Сильвия просила передать мистеру Гордону, что ему необходимо завтра же внести еще пятьдесят долларов.
– Что это такое, сколько еще можно тянуть из людей? – подняла голос миссис Гордон. – Двести долларов за операцию внесли, сейчас опять какие-то пятьдесят...
– Хм, "тянуть"... – сказал толстяк и сочувственно посмотрел на мать Дика. – Вы прибегаете, миссис Гордон, к слову, которым дипломаты обычно не пользуются. Но суть вещей оно выражает довольно точно. Мир действительно держится на том, что каждый старается вытянуть у своего ближнего как можно больше. Это закон человеческих отношений. Вот и эти пятьдесят долларов у вас требуют на законном основании. Верно, двести долларов за операцию вы внесли. Против этого никто не спорит. Но верно также и другое – Дику после операции придется несколько дней пролежать в лечебнице. А когда лежат в лечебнице, нужно платить. Попятно?
– Понятно, – покорно произнесла мать. После ухода толстого Паркера стали думать, где достать деньги. Как ни прикидывали, выход получался один: надо съездить в Джесико к Джун, сестре мистера Гордона. Хоть не близко, хоть два часа езды на автобусе, но зато наверняка. Джун – человек с сердцем. И она так любит Дика! Последнее отдаст, но без пятидесяти долларов не отпустит, за это можно быть спокойным.
Поехать к Джун решили после работы. Там у нее можно будет переночевать, оставить маленькую Бетси, а самим с утра вернуться в город, в лечебницу к Дику. Ну и день завтра будет!..
Старший Гордон тяжело вздохнул и остановился.
Что-то он стал слишком уставать на работе. Или это неприятности сказываются?..
Прислонившись к поручням витрины и закрыв глаза, отец Дика старался дышать ровно и глубоко. Неожиданный крик над самым ухом заставил его вздрогнуть:
– Экстренный выпуск! Экстренный выпуск!
– А, чтоб тебя!.. – выругался Гордон и посмотрел на крикуна. Перед ним стоял мальчишка с пачкой газет под мышкой левой руки и одной газетой отдельно – в правой.
– Купите газету, мистер! – бойкой скороговоркой проговорил газетчик. Очень интересный номер, Несчастный случай с мальчиком. Ваши десять центов спасут его.
Несчастный случай, о котором говорилось в газете, мало интересовал старшего Гордона. С него хватит несчастного случая в собственном доме. Но если десять центов могут спасти человека, нужно дать. В этом отказать нельзя.
Отец Дика полез в карман за монеткой. Вдруг в глаза бросилось название экстренного выпуска.
– Это что – "Голос рабочего"?
– Экстренный выпуск "Голоса рабочего"! Специальный номер! Все интересно! дал новую пулеметную очередь газетчик.
Это был один из ребят с пустыря. Он понятия не имел о том, что разговаривает с отцом Дика, того самого Дика, ради которого старается сегодня, а Гордон еще Того менее подозревал, что шустрый паренек перед ним – товарищ сына.
– "Голос" не надо, – сурово сказал Гордон, услышав название экстренного выпуска.
– Возьмите, мистер, – не отставал мальчик.
– Не надо.
– Рабочим нужно читать "Голос рабочего"! Эта фраза рассердила Гордона:
– Ну ты, щенок, учить меня вздумал?..
С газетами время терять нельзя, газеты – товар скоропортящийся. Посмотрев на усталое, раздраженное лицо Гордона, газетчик побежал дальше. А отец Дика следил за ним взглядом и, кажется, покраснел.
Было время, когда он подписывался на "Голос рабочего" и даже помогал распространять на фабрике эту газету. Но мастер в цехе сказал ему: "Знаешь, Гордон, мне велели предупредить тебя. Ты американец, а ведешь себя, как эмигрант, как негр. Что за газету ты читаешь? Да еще и распространяешь ее! Тебе что, Гордон, работа надоела?"
После этого разговора Гордон долго ходил черный, как земля, думал, мучился и смирился. Ему страшно было остаться без работы, ему страшно было очутиться с семьей на улице.
Дорого далась ему такая покорность, но менять свое решение не хотел. Что сделано – то сделано! Не все борцы, не всем хочется лезть в большую драку рабочих с хозяевами. Вот, например, он, Гордон, желает остаться в стороне.
Потому-то отец Дика и сказал газетчику: "Не надо". Нет, нет! "Голос рабочего" не для него. Он лучше будет читать те газеты, где рассказывается. как живут киноактрисы и какие вина подавали на свадьбе молодого миллионера с молодой миллиардершей. Это куда спокойней.
Шаркая натруженными ногами, Гордон дошел до 12-й Нижней, поднялся к себе, наскоро поел и с маленькой Бетси на руках отправился к автобусной станции. Миссис Гордон шла рядом. Иногда она сменяла мужа, несла дочку сама...
Было уже поздно, когда громадный, набитый пассажирами автобус оставил позади себя огни Нью-Йорка и покатил по широкому бетонированному шоссе. Было уже совсем поздно, когда Гордоны добрались до маленького городка Джесико, где жила тетка Дика – Джун, у которой доброты в сердце куда больше, чем денег в кармане.
СКАНДАЛ В ВЕСТИБЮЛЕ
Не так уж мало дней прожил Дик на свете, но ни один не встречал он в таком страхе и унынии, как этот, субботний, в лечебнице "Сильвия". Он с отвращением думал о нем. Ему очень хотелось, чтобы страшная суббота вовсе не наступила, чтобы с нею было поступлено так же, как поступили здесь с несчастливым тринадцатым числом. Пусть за пятницей сразу следует воскресенье, и всё. А о субботе пусть забудут. И об операции, которая назначена на субботу, тоже пусть забудут.
Но врачи не такой народ, чтобы забывать. С самого утра Дик почувствовал себя на особом положении. Добрые глаза миссис Джен прямо-таки излучали жалость. К завтраку, в дополнение ко всему, он получил плитку шоколада и стакан апельсинового сока, чего раньше никогда не бывало. В неурочное время его повели в ванную. Обычной перевязки не сделали, просто положили на глаз марлю и закрепили пластырем.
Словом, все, что происходило вокруг, все, что делалось, было непривычно и тревожно. Чем больше внимания ему уделяли, тем больше щемило сердце.
А тут еще Том пропал. Как ушел вчера, так до сих пор не вернулся. И это было с его стороны не очень хорошо. Все же ему следовало помнить о Дике, все же он не должен был бросать его одного. Даже миссис Джен, которая никогда Никого не осуждает, только головой покачала, когда узнала, что Тома нет. "Что-то слишком долго молится", – сказала она.
С каждой минутой на сердце становилось тяжелее. Дик маялся. Ему не сиделось на месте. Тихонько, чтобы не заметила сиделка, хлопотавшая где-то в другой палате, он вышел в коридор, спустился по лестнице, заглянул в вестибюль. Гардеробщик сидел под вешалкой в дальнем углу и дремал. Даже во сне он выглядел мрачным и недовольным.
"Может, уйти? – подумал Дик. – Выскользнуть на улицу и побежать домой? Дома хорошо. Дома ма, дома Бетси". Ему очень не хватает их.
У входа прозвенел звонок. Гардеробщик не спеша пошел открывать. В вестибюль ввалился доктор Паркер. Толстый, шумный, поминутно отдуваясь, он не глядя сбросил на руки гардеробщика пальто на шелковой подкладке, не глядя протянул шляпу и палку. Поправляя перед зеркалом галстук, Паркер заметил отражение Дика.
– А, главный больной, любимец лечебницы! – произнес толстяк, не оборачиваясь. – Ты почему здесь?
– Ма жду.
Дик ответил наугад. Он вовсе не знал, придет ли миссис Гордон. Но Паркера нисколько не удивили слова мальчика.
– Да, да, она скоро будет, она должна деньги принести, – на ходу сказал толстый доктор и пошел по коридору.
Деньги?.. Лицо Дика повеселело. Все эти дни он думал о них. Даже во сне видел горы бумажек и на каждой надпись: "100 долларов", "100 долларов", "100 долларов"... Если бы только у его родителей были деньги! Ну, пусть даже не горы, а всего-навсего шесть стодолларовых бумажек и еще одна пятидесятидолларовая. Это составило бы шестьсот пятьдесят долларов. Ровно столько, сколько не хватает для лечения. Тогда ему никакой операции не надо бояться, тогда все было бы отлично.
И вдруг новость: веселый доктор сказал, что ма должна принести деньги. Значит, достали, значит, будут лечить!
У Дика словно камень с сердца свалился. Все вокруг стало выглядеть так, будто тяжелые, черные, заслонявшие небо тучи разорвались и сквозь них засияло солнце. Куда девалась тоска, где уныние?
Дик быстро побежал к себе, чтобы проверить, не хватилась ли его миссис Джен. Ее на этаже не оказалось. Успокоенный, он веселыми скачками сбежал с лестницы и стал следить за тем, что происходит в вестибюле. Мать вот-вот должна прийти. Она должна принести деньги.
Гордоны действительно появились довольно скоро. Дик бросился к матери, обхватил ее руками:
– Ма, принесла деньги?
– Принесла, сыночек.
– Так мне не будут делать операцию? Миссис Гордон побледнела, беспомощно посмотрела на мужа.
– Сыночек мой! – Сухие, горячие губы стали часто-часто дотрагиваться до волос, до лба, до щек Дика. – Сыночек, дорогой! Кто сказал тебе о деньгах? У нас нет таких денег, какие нужны. Да они и не помогут, – попыталась слукавить мать. – Операцию все равно придется сделать. Ведь это для твоей пользы. Врачи говорят, что операция необходима. Врачи знают. И это не будет больно. Ты ничего не почувствуешь.
– Нет, нет, операция не нужна, она только дешевле! – закричал Дик. – Я сам слышал, как врачи говорили, что глаз можно вылечить. За восемьсот пятьдесят долларов можно! Я не хочу операции!
Дик забыл, что ему одиннадцать лет, что он продает газеты, что он помощник в доме. Совсем как маленький, он уткнулся в материнские руки и затрясся в рыданиях.
В вестибюль вошла мисс Сильвия.
– О, как нехорошо.... – протянула она. – Джен! Где Джен? Почему мальчик здесь? Возьмите мальчика в палату.
Джен прибежала. Вид у нее был виноватый. Она взяла Дика за руку, попыталась увести. Но Дик не давался. Он решил: надеяться не на кого, ждать помощи неоткуда, нужно бороться за себя самому. Все что угодно, но он не должен позволить увести себя.
Нужно во весь голос кричать, нужно размахивать руками. бить ногами – нужно сопротивляться.
И Дик сопротивлялся. Сопротивлялся яростно, неистово, изо всех сил. С ним десять человек не могли бы сейчас справиться.
– Лечите меня! Не хочу операции! – звенел в воздухе истошный мальчишеский вопль.
Тяжелая сцена. Даже мисс Сильвию проняло. Она скорбно покачала головой, подошла к Дику, положила ему руку на плечо. Это было так необычно для Совы, так неожиданно, что Дик невольно замолчал.
– Мальчик, не надо плакать, – сказала мисс Сильвия. – Все будет хорошо. У нас хорошие врачи. Они хорошо тебе сделают операцию. А я в это время буду молиться за тебя. Бог услышит мою молитву. Тебе и без глаза будет хорошо.
– Не хочу без глаза! Не хочу молитвы! – с новой силой стал кричать Дик и с ненавистью вырвался из цепких пальцев мисс Сильвии.
Та обиженно поджала губы.
– Ай-яй-яй! Ай-яй-яй! Что здесь происходит? – с деланным удивлением загудел доктор Паркер, входя в вестибюль. – Неужели это Дик так ведет себя? Не узнаю Дика. Спокойный, выдержанный мальчик, и вдруг – скандал на всю лечебницу. Ай-яй-яй!.. Ай-яй-яй!..
Дик и на Паркера не обратил внимания. Он продолжал бушевать. Вопли его разносились по всей лечебнице.
– Нет, тут уговоры не помогут, тут иначе надо действовать, – пробормотал толстяк и неожиданно гаркнул так, что стекла зазвенели: – А ну, замолчать! Замолчать сейчас же!
Громовой окрик подействовал. Дик испуганно съежился и затих. Маленький, взъерошенный, дрожащий, он напоминал сейчас птенца, выпавшего из гнезда. Его трясло, как в ознобе.
Доктор Паркер подошел к Дику, взял его руку в свою громадную, толстую, как подушка, ладонь.
– Пойдем! – властно приказал он.
И Дик пошел. Он больше не сопротивлялся. К чему? Все равно пропал. Все равно ему больше никто ничем не поможет.
Глава двадцать пятая. СИНИЕ ОСКОЛКИ НА КАМНЯХ МОСТОВОЙ.
ТАКСИ НАБИРАЕТ СКОРОСТЬ
По улицам Нью-Йорка шел прохожий. Он явно спешил. Иногда от нетерпения даже припускался бежать. Вид у него был странный. На плече еле держался полуоторванный рукав пиджака, под глазом красовался синяк, на рассеченной верхней губе запеклась кровь.
Прохожий не обращал внимания на взгляды встречных. Ему было некогда. Он торопился. "Такси бы нанять!.." – пробормотал он про себя и на ходу подсчитал вынутые из кармана деньги. Подсчет был малоутешительный. С досадой сунув мелочь в карман, прохожий снова перешел на рысь.
А тут, словно маня, на углу попалась свободная машина. Небрежно развалившись за рулем, шофер такси читал газету. Она была развернута на первой странице. В глаза бросились крупные буквы заголовка – "Голос рабочего. Экстренный выпуск".
Увидев газету, прохожий остановился, подошел к машине, открыл дверцу.
– Слушай, друг, – сказал он шоферу. – Ты вот про мальчика читаешь, а я как раз к этому мальчику спешу. Нужно предупредить в лечебнице, чтобы ему не делали операцию... Боюсь опоздать... Каждая минута дорога!.. Подвез бы, а? Только предупреждаю: заплатить не могу – денег нет.
Шофер окинул оборванного, с подбитым глазом прохожего подозрительным взглядом.
– Есть такое изобретение, называется телефон, – ответил он. – Позвони в лечебницу, скажи то же, что мне сказал. Никель на автомат могу дать. Никеля не жалко.
Том – это был он – с досадой махнул рукой:
– Звонил, ничего не вышло, ни по одному телефону не отвечают, только до гардеробщика дозвонился. Но он слушать, болван, не захотел. Сказал, что разговаривать сейчас не с кем, никого к телефону позвать не может. Заняты, говорит. К операции, говорит, готовятся.
– Бывает... – неопределенно протянул шофер.
Он все еще не верил оборванцу. Том понял его сомнения:
– Да ты не смотри на мой вид, я правду говорю: опоздаю – мальчика ни за что ни про что калекой сделают. У меня чек из "Голоса" есть. Это на лечение... Я его передать должен.
Моряк достал из кармана листок с зелеными разводами. Водитель взглянул, рванул тормоз, сердито крикнул:
– Садись, чего топчешься!.. Сразу бы так сказал...
Не успел Том захлопнуть дверцу, как машина тронулась, набрала скорость, помчалась. Время было тихое, и шофер, выбирая улицы с небольшим движением, пользовался этим вовсю. Пешеходы с удивлением останавливались, глядя на бешено мчавшийся автомобиль.
Некоторое время ехали молча. Потом, затормозив у светофора, водитель посмотрел на Тома, на его матросский свитер, рваный пиджак, синяк под глазом и укоризненно произнес:
– Вот, надейся на вас, моряков. Такое важное дело доверили, а ты до последней минуты дотянул!..
– Полиция задержала, – коротко объяснил Том.
– Спьяна подрался, должно быть?
– Нет, чего не было, того не было. Не пил и на улице не дрался. Драка в камере была.
– А попал за что?
– Черт их знает! Дурацкая история. Взяли по недоразумению, а задержали потому, насколько я понимаю, что зуб на меня имеют, на плохом счету у них числюсь. Я в порту против короля Джо боролся, заодно с Питером Ларго был. Слышал про Питера?
– Еще бы! – кивнул головой водитель. – А ты его знал?
– Товарищ. Вместе работали.
– Вон что... – Тон шофера окончательно смягчился. – Как же тебя копы выпустили?
– Ни к чему не смогли прицепиться, – сказал Том. – Инспектор вчера и так и этак крутил. А сегодня приехал, увидел, как меня его олухи отделали, и просиял. У него на душе стало спокойнее. Ему после такой отделки уже не жалко было отпустить меня. Форменную отбивную опять сделали...
– Почему "опять"? Разве доставалось уже?
– Было. Все ребра не так давно перебили. Без единого зуба оставили.
Шофер бросил беглый взгляд на новые, ослепительно белые зубы моряка:
– Хорошо, хоть сегодня уберег. Том рассмеялся:
– Обманул. Копы полезли, а я, не будь дураком, вынул протезы – и в карман. Удобная это вещь – вставные зубы, когда с полицией дело имеешь.
О таком преимуществе вставных зубов шофер никогда не задумывался.
– Ну, ты, брат, хитер. Можешь патент на свое изобретение взять, – заметил он.
Так разговаривая, доехали до лечебницы. Машина остановилась.
Том выскочил, крикнул на ходу:
– Спасибо, друг! – и скрылся в подъезде.
– На здоровье! Привет Дику! – вдогонку ему буркнул водитель.
Автомобиль медленно, будто в раздумье, покатил по улице. Шофер высматривал пассажиров. Сегодня ему придется основательно поработать, чтобы возместить бесплатную поездку через весь город.
ЧЕК ВРУЧЕН
Моряк вбежал в вестибюль как раз в ту минуту, когда Дик после властного паркеровского "Пойдем!" покорно последовал за толстяком. Вслед за ним готовы были скрыться в коридоре мисс Сильвия, сиделка Джен, расстроенные Гордоны. Том увидел только спины: ровную спину мисс Сильвии, круглые сгорбленные плечи сиделки, понурые фигуры Гордонов. Впереди мелькала широкая, как холодильный шкаф в гастрономическом магазине, спина Паркера, одетого в белый халат, и рядом с ним – маленькая, щуплая фигурка Дика.
Увидев Дика, Том просиял.
– Здравствуйте, джентльмены! – поздоровался он. – Я, кажется, не опоздал?
Никто не ответил. Даже Дик и то не обернулся на голос Тома. Дику уже все было безразлично. Он считал, что в его судьбе больше никто ничего изменить не может.
Только мисс Сильвия, замыкавшая шествие, задержалась перед моряком. Его растерзанный вид вызвал презрительную улыбку на ее накрашенных губах.
– Вы, видно, очень спешили после молитвы, мистер Ауд? – ядовито заметила она. – Так спешили, что спешка даже на вашем внешнем виде отразилась.
– Спешил, – подтвердил Том, – очень спешил. Я боялся, как бы Дику не сделали операцию.
– Боялись? – Хозяйка лечебницы недоуменно повела плечами. – Какое отношение имеете вы к этому?
– Имею не имею, а операцию делать не надо. К чертям операцию! Мальчика будем лечить.
– Уж не при вашем ли содействии, мистер Ауд? – съехидничала мисс Сильвия. – Не вы ли дадите средства для этого?
– Не я, но средства есть... – Том полез в пиджак, достал листок с зелеными разводами. – Мистер Гордон, – сказал он, обращаясь к отцу Дика, – редакция газеты "Голос рабочего" поручила мне передать вам чек на семьсот долларов. Это на лечение вашего сына. Это по центам собрано, рабочие дали...
Ничего не понимая, Гордон растерянно смотрел на моряка. Откуда деньги? При чем здесь "Голос рабочего"? Он ни в какую редакцию за помощью не обращался.
– Фью-ю... – удивленно присвистнул доктор Паркер. – Так вот о чем кричали вчера мальчишки на улице! А я и внимания не обратил. У меня и в мыслях не было, что речь о моем пациенте идет. Подумать, что делается!.. Ну-ка, Ауд, покажите газету.
Моряк вынул из кармана экстренный выпуск. Со страницы, обрамленные строчками, на мир глядели глаза Дика.
– Ого-го! – сказал Паркер, просматривая заголовки. – Смотрите, как закручено!.. – Заплывшие глазки Паркера прищурились с веселым ехидством. – Не хотите ли взглянуть, мисс Сильвия?
Толстый доктор предложил экстренный выпуск хозяйке лечебницы, но та, презрительно поджав губы, отвернулась.
Зато к газете протянул трясущиеся от волнения руки отец Дика. Он схватил листок, впился в него глазами. И миссис Гордон через плечо мужа тоже читала газету. На лице ее отражалось то же волнение.
Однако мать нашла нужные слова раньше отца. Оставив газету, миссис Гордон подошла к моряку, обняла его.
– Спасибо, мистер Томас! – сказала она и тут же поправилась: – Спасибо тебе, Том, сын мой! Спасибо "Голосу рабочего", спасибо всем, кто помог Дику!
Сразу за этим миссис Гордон обратила свою речь непосредственно к пресвятому Колумбу. Услышав знакомое имя путешественника, записанного в святые, Дик с облегчением вздохнул: мать любит вспоминать открывателя Америки, когда настроение у нее бодрое, когда все идет хорошо.
А глаза матери в это время сияли, голос звенел. – Пресвятой Колумб! восклицала она. – Мне казалось, что вокруг мрак и чужие люди, но я ошибалась. Я вижу свет! У меня тысячи близких!..
КТО СКАЗАЛ, ЧТО БУТЫЛКА ПИРАТСКАЯ?
Бурный день, бурные переживания совершенно обессилили Дика. Когда мать и отец с просветленными лицами прощались с ним, он видел их словно в дымке. Хорошо, что сиделка с Томом, перебрасываясь шутками, подхватили его под руки и повели в палату – сам бы он вряд ли добрался.
Дик тут же прилег, а Том сделал это только после того, как умылся и переоделся. Он тоже чувствовал себя порядком утомленным.
Моряк задремал быстро, и Дик собирался последовать его примеру, как вдруг по стеклу забарабанил гравий. Значит, Майк появился.
Дик подбежал к окну, отворил. В палисаднике, задрав вверх рыжую голову, стоял Бронза.
– Эй, Майк! – крикнул Дик. От его недавней вялости не осталось и следа. Эй, Майк, знаешь что? Мне не сделают операцию, меня лечить будут!..
Новость не произвела на Бронзу никакого впечатления. Она не была для него новостью.
– Я об этом еще вчера знал, – фыркнул он. – Ты еще ничего не знал, а я знал. Это мы с Томом и Кингом Блейком были в редакции, получили чек. Много газет вчера продали. Никогда ребята столько не продавали, сколько вчера...
Дик признательно посмотрел на приятеля:
– Да, Том мне все рассказал. И газету дал. И я первым делом фотографию посмотрел. А он спрашивает: "Ну-ка, скажи, чьи это глаза?" Я не узнал, потому что, когда часть лица видна, трудно себя узнать. А он говорит: "Твои, твои..." Верно, мои... Это люди помогли. А я не знал... Я ничего не знал... Я... Дик всхлипнул. Чувства переполняли его. Бронза отвел глаза в сторону. Он не любил ни слез, ни хватающих за душу объяснений.
– Ладно, чего там!.. – оборвал он излияния приятеля. – Лучше скажи, где Том? Я ему бутылку принес.
Дик шмыгнул носом, вытер концом полосатого пижамного рукава глаз, собрался ответить, но отвечать не понадобилось. Чуткое моряцкое ухо уловило разговор мальчиков. Том поднялся, выглянул в окно.
– Здравствуй, Майк! – сказал он. – Как ты? Все в порядке?
– В порядке.
– А о какой бутылке речь?
– Премия, – ответил Бронза. – Мы сегодня с ребятами думали-думали и решили, что она вам полагается. Вам и Кингу Блейку. Ведь вы вчера больше всех газет продали. Я триста пятьдесят две, а вы вдвоем – полторы тысячи. Значит, бутылка ваша.
Майк показал Тому что-то круглое, завернутое в бумагу.
Моряк протянул руки:
– А ну, кинь!
Подброшенный в воздух сверток оказался у Тома. Моряк размотал шпагат, развернул бумагу. На солнце ослепительно блеснул округлый бок синей стеклянной посудины.
Том повертел бутылку перед глазами и с веселым недоумением взглянул на Бронзу.
Майк понял недоуменный взгляд.
– Вы не думайте! – загорячился он. – Это не какая-нибудь, это старинная пиратская бутылка. Из нее сам Роберт Кид ром пил!
– Какой Роберт Кид?
– Ну, тот главный пират, про которого картины...
