Текст книги "Пещера Батикава"

Автор книги: Герцель (Герцль) Новогрудский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

И так каждый день.

– Это еще ничего, – говорил Леша, – увидите, что дальше будет. Самый рост у кукурузы начнется перед тем, как ей выметывать метелки. Тогда она будет расти по двенадцать – четырнадцать сантиметров в сутки. Во!.. – Леша раскинул руки сколько мог. По Лешиным рукам выходило, что кукуруза будет вырастать за сутки метра на полтора.

Но он, в общем, не очень ошибался. Такой рост тоже может быть. Только не у кукурузы, а у ее дальнего родственника – бамбука.

Да, Леша это сам вычитал.

По быстроте роста бамбук – чемпион среди растений. За час он вырастает на шесть сантиметров, за день – почти на полтора метра, за неделю поднимается на высоту трехэтажного дома.

Лешино сообщение поразило Вальку и Пятитонку.

Валька живо представил себе, какой отличный номер можно разыграть с бамбуком.

Вот, например, он высадит у себя во дворе бамбук, и бабка, конечно, как положено, с ходу пристроит на нем кринки. У нее характер такой: на любой тын, на любую палку обязательно пристраивает кринки. Чтобы проветривались.

Нанижет, значит. Пройдет день, и молоденькие бамбучины, которые были вчера с метр высотой, прибавят в росте еще полтора метра. Бабка тогда до кринок уже не дотянется.

Еще через день кринки поднимутся выше крыши, а потом, глядишь, замаячат над всей станицей.

Ох и всполошится бабка!

Валька замолчал, а Пятитонка обратился к Леше:

– Леш, а Леш, если бамбук поднимается за сутки на полтора метра, то через год… Я подсчитал: высота получится полкилометра.

– Подсчитал… Счет счетом, а голову тоже надо иметь. Не для мебели носишь. – Леша с сожалением посмотрел на приятеля.

– А при чем здесь – для мебели?

– При том, что думать надо. Индеек возьми… Когда их сажают на откорм, они за день прибавляют по двести – триста граммов. Слышал?

– Ну?

– Значит, по-твоему, корми индейку и она через полтора года вырастет в быка?

Несуразность такого предположения была ясна. Пятитонка растерянно потянулся рукой к затылку, а Леша, щеголяя вычитанными сведениями, объяснил, что к чему. У бамбука, как у всего живого, есть предел роста. Он не вырастает выше пятидесяти метров, не бывает толще ствола яблони. Зато твердость – железо. Если ударить топором, искры летят.

Изложив все, что знал о бамбуке, Леша ушел в себя, задумался. Он даже не включился в спор, затеянный Валькой и Пятитонкой. Валька утверждал, что если бы бамбук рос на Кубани, то партизаны во время войны вполне могли бы использовать его для самодельных минометов. Ведь что такое миномет? Простой кусок трубы с гвоздиком внутри. Опустишь в наклоненную трубу мину, она скатывается вниз, ударяется капсулой о гвоздик и – бах! – летит в сторону фашистов.

Вот и выходит: бамбук – готовый минометный ствол. Во-первых, полый, во-вторых, твердый, как железо. Приделай гвоздик и пожалуйста – опускай мины, пали куда хочешь.

Пятитонку доказательства Вальки не очень убедили. Ему казалось, что миномет из бамбука не получится. Как-никак железо – это железо, а дерево – дерево.

Повернулись к Леше: что он скажет?

Взгляд у Леши был такой, будто человек находится за тысячу километров отсюда.

Валька дернул его. Леша встрепенулся:

– Ребята, вот это будет переворот… С ума сойти!

Приятели знают: если Леша так начинает, значит, опять что-то придумал. Сейчас расскажет.

– Так и есть. Лешин переворот касался сельского хозяйства. Он собирался произвести его с помощью пшенично-бамбукового гибрида.

Расчеты выглядели правильно. В природе существует большое семейство злаковых, что-то около трех тысяч видов, даже больше. Пшеница – злак, рожь – злак, ячмень – злак, овес – злак, и кукуруза – злак, и бамбук, представьте, тоже злак. Это все родственники.

А родственные растения можно скрещивать.

И, значит, можно скрестить пшеницу с бамбуком и получить пшенично-бамбуковый гибрид.

Если есть на свете чудеса, то первым из них будет новое растение. Только на минуту вообразим себе. Вот, скажем, засеяли мы поле новой культурой – и пшенично-бамбуковый гибрид начинает расти со страшной силой: день прошел – полтора метра прибавил, еще день прошел – опять полтора метра… Не успеешь оглянуться, поле уже не поле, а густой, непроходимый лес, каждый стебель – с корабельную мачту, а таких на гектаре сотни тысяч.

Пятитонка усомнился:

– Ну уж, сотни тысяч…

Леша сморщил лоб. Он вспоминал:

– Вот, пожалуйста. На одном гектаре можно разместить в среднем сто пятьдесят плодовых деревьев, или две с половиной тысячи кустов винограда, или сорок тысяч стеблей кукурузы, или восемьдесят тысяч корней сахарной свеклы, или четыре-пять миллионов стебельков пшеницы. – Леша перевел дух, посмотрел на Пятитонку. – Четыре-пять миллионов, понял? Но это – нормальной пшеницы, а ненормальной, гибридам, понадобится раз в десять больше места. Вот и считай.

Пятитонка молчал. Что тут считать? Леша не с потолка взял цифры, из книг. Его не переспоришь.

А Леша стал описывать, какие гибридные колосья вырастут на стеблях-мачтах. По его расчетам выходило, что колос будет в длину – метровый, по ширине – в обхват и весом не меньше трех-четырех килограммов. Это точно. Насколько ствол пшенично-бамбукового гибрида будет выше, толще, крепче пшеничного стебля, на столько и увеличатся колосья.

Глубина Лешиных познаний и точность научных выводов ошеломила ребят. Некоторое время они подавленно молчали.

Первым пришел в себя Валька. Он обвинил Лешу в измене: занимается кукурузой, а хочет скрещивать бамбук с пшеницей. Так не делают. Нужен непшенично-бамбуковый гибрид, а кукурузно-бамбуковый. И даже, если Леша хочет знать, – доисторический кукурузно-бамбуковый. Уж их-то древняя не подведет. Початки во получатся!

Леша сказал, что Валька подходит к делу не по-научному. Их кукуруза не их, древняя не древняя… Тут не о себе надо думать, а об общей пользе. А для общей пользы скрещивать кукурузу с бамбуком нет смысла. Кукуруза от этого мало выиграет. Ей не нужна прочность бамбукового ствола. У нее стебель без того достаточно прочный, достаточно высокий и, что важно, очень сочный, очень питательный. Для скота силос из кукурузных стеблей – отличный корм. А попробовал бы Валька приготовить силос из взрослого бамбука… Получится что-нибудь? Ха-ха, держи карман шире. Такой силос не то что коровьи зубы – камнедробилки не перетрут. Железной прочности.

Зато пшенице придать крепость бамбука – в самый раз. Ведь беда пшеницы в том, что у нее слабый стебель. При хорошем урожае, при полновесных колосьях, пшеница полегает. Ее тогда никаким комбайном не убрать.

А пшенично-бамбуковому гибриду бояться полегания не придется. Гибридный стебель выдержит хоть пудовый колос, хоть грузовик.

Леша победоносно взглянул на приятелей. Ему понравилась собственная мысль о грузовиках, которые запросто можно будет подвешивать к стеблям новой культуры.

Тут слово взял Пятитонка. И, надо сказать, его возражение было посерьезней Валькиных.

– Постой, Леш… – вяло начал Пятитонка. – Вот ты говоришь – железная прочность стеблей… А как же тогда убирать? Может быть, взрывчаткой?.. Под каждую гибридную соломину подкладывать динамит?

Леша поерзал на месте. Взрывать динамитом гибридное поле было нелепо. Он не очень уверенно ответил, что раз ученые сумели запустить космические корабли с людьми, то придумать машины для уборки пшенично-бамбуковых гибридов тоже сумеют.

– Оно конечно… – согласился покладистый Пятитонка.

Помолчали. Леша опять о чем-то глубоко задумался, помрачнел:

– Ну, хватит трепаться, полоть надо.

Валька, которому не очень хотелось приниматься за работу, попытался продолжить разговор:

– Слушай, Леша, режут ведь сейчас гранит машинами, верно?

– Ну?

– Вот эти машины и прицепить к тракторам, чтобы убирали гибриды.

Леша процедил сквозь зубы что-то невнятное. Валька переспросил. Тогда Леша вполне отчетливо сказал, что все ерунда и думать об этом не стоит.

– Что – ерунда? – удивился Валька.

– Гибриды. Я забыл одну вещь…

Дальше стало ясно, что именно. Он, оказывается, упустил из виду особенность бамбука. Бамбук, оказывается, цветет и дает семена только раз в семьдесят – восемьдесят лет. И это, конечно, меняет дело. При таком положении от скрещивания пшеницы с бамбуком проку будет не много. Пятитонка, предположим, посеет гибрид, а убирать урожай смогут только Пятитонкины внуки. Какой смысл?

Смысла явно не было. Разговор сам собой оборвался. Мальчики встали и дружно взялись за прополку верной, ничем их пока не обманувшей кукурузы.

Глава седьмая

Мать и сын

Куры блаженствовали. За весь их куриный век не было им так спокойно на дворе Брагиных, как сейчас. Никто не гоняет, никто не учит планировать с крыши вниз, никто не доводит петуха до истерики.

Что ж, Леша не отрицает: было. И тренировка кур в мастерстве планирующего полета была, и бои петуха с метлой устраивались, и многое другое тоже. А сейчас ему не до кур. Он вообще целыми днями не бывает дома.

И хотя мать заметила, что куры прибавили в весе и стали лучше нестись, а петух ходит гордый и перекрывает своим кукареканьем всех соседских кочетов, чего с ним раньше не было, – ее это не радует. Правильно связав благополучие куриной стаи с длительными отлучками Леши со двора, она встревожилась: где пропадает младший? Долго ли мальчишке от рук отбиться.

Об этом и зашел у нее разговор с Костей.

Дело было недели через три после того знаменательного дня, когда Костя, отправившись с ребятами купаться, потерял сандалию и наткнулся на полянку с пещерой.

Мать, придя в тот день с фермы раньше обычного, хлопотала возле печки, готовила обед.

Что-то помешивая в кастрюле, мать окинула взглядом пустой и непривычно тихий без Леши двор, задумалась, потом окликнула старшего:

– Костя!

Костя вышел на крыльцо, потянулся, сделал глубокий вдох и выдох.

В глазах матери просиял теплый огонек.

– Засиделся?

– Ага. Хорошо работается. Как в читальне: тихо, спокойно.

– Вот насчет тишины… Смутно мне, Костя. Где это Леша, думаю, гоняет? Ты бы все-таки приглядывал. За отца небось.

– Приглядываю, мать, не беспокойтесь, парень при деле.

– Что-то не слышала.

– Ну как же, опытный участок… В звеньевых ходит.

– Это при школе-то?

– Не совсем. Самостоятельное звено. Можно сказать, научно-экспериментальное.

– Ты надоумил?

– Вроде я…

– Ну-ну, дай-то бог. Хоть по-научному, хоть там еще как, лишь бы не болтался.

– Что вы! Как зверь работает.

Калитка скрипнула

Костя вернулся к себе, а мать продолжала готовить обед, когда во дворе появился мальчик в очках.

– Здравствуйте, – сказал он. – Леша дома?

Мать вытерла руки о фартук.

– Здравствуй. Нет его. Ты чей?

– Горишиных. С Зуевки. Может, знаете?

– Горишиных? – обрадовалась мать. – Как же не знать. Твоя сестра в моей бригаде была, потом ушла, правда… Она замуж собиралась. За землемера. Такой курчавый, с усиками, в парикмахерской волосы завивает. Вышла?

– Вышла.

– Ну и слава богу. К Леше-то у тебя что?

Мальчик переступил с ноги на ногу, поправил очки.

– За книгой пришел я. «Три мушкетера» кончил, «Двадцать лет спустя» нужно, продолжение… А библиотекарша не дает. Что взял, говорит, то сдай – и про мушкетеров, и про кукурузу. А про кукурузу у него, у Леши вашего.

– О господи! – растерялась мать. – Мушкетеры… Это что же, культура какая?

– Нет, они во Франции жили. На дуэлях дрались.

– Хулиганы, значит?

– Зачем – хулиганы? Они хорошие были, смелые… – Очки сползли, и мальчик снова их поправил. – Так вы скажите Леше: пусть принесет.

Мать кивнула:

– Ладно, скажу.

– Сегодня пусть.

– Ладно.

Мальчик взялся за щеколду калитки.

– До свидания.

– До свидания. Сестре передай: поздравляю, мол.

– Спасибо.

Калитка скрипнула. Мальчик ушел.

Разговор за обедом

В последнее время это бывало не часто: Леша поспел к обеду.

Поплескался под рукомойником и с влажным лицом, на котором было явственно видно, каких пределов достигло сегодня Лешино стремление к чистоте, сел за стол.

Мать щедрой рукой положила в тарелку каши, залила молоком, протянула сыну.

– Тут приходил мальчик Горишиных. Книгу ты, что ли, взял у него.

Леша насторожился.

– В очках такой?..

– В очках, – кивнула мать. – Он чего-то говорил мне, только я в толк не взяла. Про драчунов этих французских… Кончил, говорит, книжку, продолжение, говорит, нужно, а не дает библиотекарша, другую книжку требует, у тебя которая.

Костя посмотрел на мать с веселым недоумением.

– Про каких французских драчунов, мать?

– Не знаю. Хорошие, говорит, не хулиганы… Только как же не хулиганы, если дерутся?

– Да это «Три мушкетера», – пояснил Леша. – Я бы сам прочитал, только времени нет. – Последовали вздох, пауза и фраза, обращенная к матери: – Не занесу ему книгу. Самому нужна.

Мать таких вещей не терпела.

– Это как так – самому нужна? Взял?

– Взял.

– Значит, обязан вернуть. Человек тебе одолжение сделал, а ты подводить?

– Ну да, одолжение… – Вспоминая встречу с очкастым, Леша потрогал подбородок. – За такое одолжение…

Костя прервал его: нужно пойти вместе с мальчиком в библиотеку и там попросить, чтобы книжку о кукурузе переписали с него на Лешу. Вот и все. И спорить будет не о чем.

Что ж верно, Покончив с обедом, Леша отправился на другой конец станицы, в Зуевку. Горишины жили там. Мать объяснила Леше, как их найти: дом угловой, рядом с керосиновой лавкой.

Электрический звонок

Приземистый, крытый розовым шифером дом Горишиных выходил прямо на улицу. Леша поднялся на крыльцо и услышал за дверью странное гудение, будто пчелы роятся.

Постучал.

Никто не ответил.

Постучал еще. Гудение прекратилось, и за дверью раздался четкий мужской голос:

– Звонить надо!

И снова загудело.

Леша растерялся: как звонить? Может быть, это не ему сказано?

Нет, ему. На притолоке справа Леша увидел розетку электрического звонка. Сверху полукружием шла надпись: «Нажмите кнопку».

Нажал. Первый раз в жизни. В скольких домах бывал, нигде не видел электрических звонков. Здорово устроился очкастый!

Над дверью что-то тренькнуло. Тут же вслед за треньканьем четкий голос сказал:

– Войдите.

Леша толкнул незапертую дверь, переступил порог. Гудение зазвучало явственней. Гудела щетка-пылесос. Ее держал плотный, круглолицый, круглобровый, румяный человек, с волнистыми, разделенными на косой пробор волосами и пышненькими аккуратными усиками под толстеньким, слегка вздернутым носом. Задрав ногу на стул, человек водил взад-вперед по брючине гудящим аппаратом.

Пылесосы для Леши не новость, но в действии электрическую щетку он видел впервые. Это было интересно. Леша внимательно следил за человеком, извлекающим пыль из брюк самым усовершенствованным способом.

Человек не торопясь закончил чистку, отключил щетку, намотал провод на рукоятку и только тогда холодно посмотрел на Лешу.

– Тебе Геннадия? Нет Геннадия.

– А вернется скоро?

Курчавый вскинул к глазам руку с часами. Жарко блеснула металлическая браслетка.

– Через сорок минут. Выполняет мое поручение.

– Вы ему передайте: был Брагин, со Степной который, у которого книжка. Завтра, как откроется библиотека, буду там. Пусть тоже приходит.

– Как откроется… – В голосе курчавого прозвучала строгость. – Когда откроется? В котором часу пополудни? Какая библиотека?

– В шесть пополудни, – оробев, произнес Леша. – Детская.

– Так и сказал бы. Коротко и ясно. Без тумана. У тебя все?

– Ага.

– Можешь быть свободен.

Теплый дождик

День выдался серенький. Временами начинал накрапывать теплый дождик и сразу переставал. В такие дни сорняки почему-то лезут из земли с особенной силой. Только пропололи, глядишь, опять надо браться за тяпку.

Но зато и кукуруза гнала. Прямо на глазах. Верхние листья уже поднимались над головой Пятитонки. А Пятитонка среди трех приятелей был самый высокий.

Укрывшись от дождя в пещере, Леша, Валька и Пятитонка рассуждали о необыкновенной рослости древнего злака. Ребята не знали, то ли радоваться, то ли нет. Их кукуруза очень отличалась от той, которую нашли в Батикаве. По словам Леши, проглотившего за последнее время полдюжины научно-популярных книг, ученые сумели установить, как выглядела кукуруза в Южной Америке за тысячи лет до нас. Она была вначале очень низкорослой – с метр высоты, и початки были маленькие – с палец.

– А тут смотрите какая!..

– Может, сорт другой, – предположил Валька.

– Наверно, – согласился Леша. – Их знаете сортов кукурузы сколько? Двенадцать тысяч девятьсот шестьдесят четыре. Точно подсчитано. В Ленинграде. Там есть институт, в нем все семена всех растений мира. Сто пятьдесят тысяч образцов.

Пятитонка потянулся рукой к макушке, но был вовремя остановлен строгим взглядом приятелей.

– Как же с ними не запутаются? – спросил он. – Ведь сто пятьдесят тысяч…

– А как в библиотеках не путаются? – вопросом на вопрос ответил Леша. – Вон в Ленинской библиотеке в Москве почти двадцать миллионов книг, и ничего, какую кому нужно, такую дают.

– Так то книги, – возразил Валька, – а то – семена. Разница! Книгу занумеровал, поставил на полку, и все. А семена?..

– И семена нумеруют. Их в железных ящичках держат, с решетками, чтобы мыши не добрались и чтобы воздух проходил, для вентиляции… – Леша что-то вспомнил, оживился, глаза загорелись. – А молодцы все-таки наши ученые, такие герои!

– При чем здесь герои?

– При том, что во время блокады спасли всю коллекцию семян. Сами ходили голодные, умирали с голоду, но не тронули ни одного зернышка. И никому не дали тронуть. Берегли для будущего, для мирной жизни, чтобы потом можно было выводить новые сорта. Скажешь, не герои?

Валька молча кивнул. Спорить тут было не о чем.

Молчание нарушил Пятитонка.

– Слушайте, ребята, – сказал он. – Надо будет послать в Ленинград и наш сорт. Пусть он будет у них двенадцать тысяч девятьсот шестьдесят пятый.

– Главное – сорт-то совершенно особенный, – сказал Леша. – У индейцев древняя низкорослая была, а у нас вон какая! Это же очень важно.

Решили: как только урожай древней кукурузы будет собран, первым делом образцы семян пошлют в Ленинград, в Институт растениеводства. Тамошние ученые заслуживают такого подарка.

Жучки на стеблях

Дождь перестал. Мальчики вышли из пещеры, взялись за тяпки. Вон пырей, и вон, и вон.

Выдернув сорняк, Леша любовно посмотрел на стебель молодой кукурузы. Ну до чего хороша! Ровная, стройная, с острыми ярко-зелеными, блестящими листьями, с сияющими, как бриллианты, капельками влаги, с…

Леша присмотрелся внимательней и тихо свистнул. Вот это новость! У основания листа копошились жучки – небольшие, черненькие и очень хлопотливые. Сообразуясь с какими-то своими делами, они жизнерадостно сновали в разные стороны.

Леша осмотрел другое растение. Та же картина. И тут, в том месте, где листья прилегают к стеблю, копошились жучки, в точности похожие на тех, что сновали рядом.

Вальку заинтересовали непонятные действия друга: что он рассматривает?

Подошел, увидел насекомых и отнесся к ним вполне равнодушно.

– Ну букашки, – сказал он Леше. – Чего ты уставился?

– «Ну букашки»!.. – передразнил Леша. – А какие они, знаешь?

– Чего их знать! Обыкновенные, безобидные.

– Это для нынешних растений они, может быть, безобидные, а для нашей древней как? Наша, может быть, к ним не приспособилась, их в те времена, может быть, даже не было.

Валька шмыгнул носом. Если жучки нынешние, а кукуруза древняя, то в самом деле получится не то.

Подошел Пятитонка, посмотрел и заключил:

– Обобрать надо.

– Как?

– Руками… – Пятитонка вскинул глаза к небу, стал подсчитывать. – Если как следует взяться, за день управимся.

– Да? А ты попробуй… – Валька сунул большой и указательный пальцы в основание кукурузного листа, попытался ухватить копошившегося там жучка. Пальцы не достали.

– Тогда, может быть, их выдувать?.. – задумчиво протянул Пятитонка. – Резиновой грушей. В аптеке продаются. Недорого. Двадцать шесть копеек штука… Три штуки – семьдесят восемь копеек. Если семь поллитровых бутылок сдать, даже сдача останется.

Леша не принимал участия в разговоре. Он думал.

Когда бухгалтерский подсчет Пятитонки подошел к концу, Леша сказал:

– Не выдувать надо жучков, а всасывать.

– В себя? – испугался Валька.

Леша отрицательно покачал головой.

– В щетку. Электрическую. У Генки есть, который с Зуевки, очкастый такой…

Предложение Вальке понравилось.

– А что, правда, пылесос потянет будь здоров!..

Пятитонка вскинул на Лешу задумчивые круглые глаза.

– Я вот чего не понимаю, Леша: разве электрическая щетка может работать без электричества?

– Ясно, нет.

– Где же ты электричество возьмешь?

Валька с торжеством посмотрел на Лешу. Можно было подумать, что это он, а не Пятитонка задал такой каверзный вопрос.

Но Леша нашелся мгновенно. Ни один учитель в школе не жалуется на то, что ученик Брагин туго соображает.

– А вон… – показал он пальцем на вершину откоса. Там, прямо над лужайкой, высился столб. От него в сторону станицы тянулся провод.

Валька не понял.

Леша снова показал пальцем:

– Столб… А на нем штепсель… Он для стригалей. Стригали там стригут овец, у них машинки для стрижки тоже электрические, вот мы и подключим щетку. Тут метров пятьдесят провода понадобится, не больше.

– А твой Генка даст щетку?

– Даст, иначе книги не получит. Сегодня в шесть мы с ним встретимся… – Леша запнулся и уточнил: – В шесть пополудни. А вот провод придется поискать, Генкин провод не подойдет, короткий.

Дядя Митя берет залог

Нет во всей станице мальчишки, который не знал бы дяди Мити – заведующего пунктом заготовки вторичного сырья.

Почему ненужная бумага, старое железо, сломанные керосинки и примусы, прохудившиеся кастрюльки, кости, тряпки, аптечные пузырьки, бутылки называются вторичным сырьем, никто не знал да и не задумывался над этим. Главное, что дядя Митя принимал любую дрянь и расплачивался за все новенькими медяками. Где он их столько доставал, непонятно. А вот доставал. И торжественно вручал мальчишке или девчонке, притащившим ему несколько склянок или связку прошлогодних журналов. Блестящие монетки радовали ребят. Они с великой охотой собирали все, что только принималось на заготовительном пункте. Принималось же, в общем, многое.

Дядя Митя был, можно сказать, мастером своего заготовительного дела. Недаром в будочке, где сидел, красовалась в рамке почетная грамота.

На этот раз Леша, Валька и Пятитонка пришли к дяде Мите не для того, чтобы что-то сдать, а для того, чтобы нечто получить. Они стояли на дворе заготовительного пункта среди куч металлического лома, сеток, набитых бумажной макулатурой, мешков с тряпьем, и с вожделением смотрели на большой ящик без крышки. В ящике змеями извивались сваленные в беспорядке старые электрические провода.

Дядя Митя – седой, толстый, подвижной, красноносый – находился тут же. Между ним и нашими героями шел деловой разговор. Вел его Леша. Валька и Пятитонка в нужные минуты поддакивали.

– Выдайте, дядя Митя, – просительно говорил Леша. – У вас этих проводов вон сколько… Мы возьмем моток и через два дня принесем обратно, ей-богу. Даже выровняем. Провод еще лучше будет.

– Не нужно мне выравнивать, – отвечал дядя Митя. – Он и невыровненный в переплавку пойдет.

– Ладно, – охотно соглашался Леша, – не будем выравнивать, принесем как был, вы только выдайте.

Но дядя Митя мотал головой.

– Не могу я выдать, парень. Провод, он по номенклатуре цветного металла проходит. Строгая отчетность.

– Ей-богу, принесем, вы же нас знаете.

– Знаю, ребята правильные, золотой фонд неорганизованных заготовительных кадров… Только не выдам. Рад был бы, а не могу. Вдруг нагрянет ревизор, что тогда? Кому холку намылят?

Мальчики готовы были предоставить на случай ревизорского намыливания собственные шеи, но убедить в этом дядю Митю они не могли. Говорить, уже казалось, было не о чем.

Тут вдруг Лешу осенило:

– Дядя Митя, а что, если мы взамен провода оставим что-нибудь другое, тоже медное или никелированное… Цветной металл, в общем.

– Ну да, – со знанием дела поддержал Пятитонка. – Ведь для отчетности главное, чтобы сходилось по весу, а провод или непровод – все равно.

– Ну актив, ну золотой фонд!.. – восхитился дядя Митя и предрек Леше с Пятитонкой блестящее будущее: – Большими заготовителями, ребята, будете. Краевого масштаба.

После этого дядя Митя размяк. Договорились так: мальчики принесут что смогут из цветного металла и – баш на баш, килограмм за килограмм, – получат соответственное количество провода. Двор заготовительного пункта друзья покинули в некоторой растерянности: договориться-то договорились, но где взять цветной металл?

Пятитонка вспомнил про ступку. У них в доме есть тяжеленная медная ступка с пестиком. Она, в общем, ни к чему, а вес подходящий, килограммов пять потянет.

Валька в знак похвалы нежно погладил Пятитонку по макушке и сказал, что алюминий тоже цветной металл и что он берется принести из дому несколько крышек от алюминиевых кастрюль. Сами-то кастрюли не взять, бабка спохватится, а крышки на день-другой можно.

Леша мучительно перебирал в памяти, что бы ему позаимствовать из домашнего имущества. Остановился на Костиной никелированной кровати, которая сохранилась еще с довоенного времени и которой мать очень гордилась. Уволочь кровать целиком он, конечно, не собирался. Но вот шары… Шары годились. Четыре больших и восемь маленьких – великолепные, массивные, блестящие, они торчат на разлапистом никелированном ложе неизвестно зачем. Костя отлично поспит без них. А чтобы мать не спохватилась, на кроватные спинки можно накинуть что-нибудь из одежды. Брат не выдаст. У него с Костей сейчас прекрасные отношения.

Друзья разошлись добывать для дяди Мити вторичное сырье.

Старик прав

Четыре мотка старого электрического провода, общей длиной около шестидесяти двух метров, потянули меньше, чем одна Пятитонкина ступка. Провод оказался легкий, а ступка на редкость тяжелой.

Обремененные грузом, друзья стояли возле весов во дворе заготовительного пункта. Пятитонка держал пестик, как боец гранату, Валька прижимал к груди четыре кастрюльных крышки, а Леша то и дело подтягивал сползающие брюки. Прочность их карманов подвергалась сегодня серьезной проверке. Четыре больших никелированных шара и восемь маленьких – это, знаете ли, груз! Не всякие карманы выдержат.

Когда выяснилось, что за четыре мотка провода достаточно оставить в залог только ступку, мальчики огорчились: зря старались. А теперь еще придется возвращаться домой, класть все на место.

Особенно огорчался Пятитонка. Он бабке сказал, что без нее забегала соседская Клава, одолжила ступку. И вдруг придет с пестиком… Почему? А где же ступка?..

Пятитонка попробовал оставить пестик дяде Мите, но тот не захотел: за излишек цветного лома ревизор взгреет даже больше, чем за недостачу. Так что пусть ребята не мудрят, забирают свое добро и идут подобру-поздорову. У него от их дел уже повысилось давление.

Друзья переглянулись. Старик прав: надо взять провод и уходить.

Спасибо Александру Дюма

Над полянкой стояло ровное шмелиное гудение. Гул исходил от электрической щетки. Ею орудовал Леша, а Валька с Пятитонкой подтягивали для Леши провод, отгибали листья и восхищались тем, как здорово работает техника.

Щетка в самом деле работала хорошо. Это напоминало, удивительное зрелище, которым угощал иногда посетителей воскресных утренников киномеханик Геворк, любимец станичной «детворы. Чтобы развеселить зрителей, он пускал ленту наоборот. Тогда люди на экране, быстро семеня ногами, поднимались по лестнице задним ходом, собака бежала хвостом вперед, автомобиль, только выехавший из гаража, с силой втягивался обратно. Словом, казалось, будто в кино действовал невидимый, мощный, все притягивающий к себе магнит.

То же самое происходило здесь. Чуть Леша подносил пылесос к кукурузному стеблю, как воздушный поток подхватывал и втягивал все, что оказывалось поблизости. Попадался муравей – втягивался муравей, попадался жучок – втягивался жучок. Пыль, комочки земли, лепестки полевых цветов, травинки – все подхватывалось сильной струей воздуха и скрывалось в мешочке, надетом на рукоятку аппарата.

После того как все кукурузные стебли были очищены и засветились изумрудным сиянием, друзья стали выяснять, что может и что не может втянуть в себя электрическая щетка. Оказалось, что большого усатого жука, найденного Валькой, щетка в состоянии проглотить, а вынутый Пятитонкой из кармана ластик для карандашей – нет. Не осилила также щетка камень, величиной с мальчишечий мизинец, большую гусеницу, вцепившуюся всеми своими ножками в древесный ствол и короткий сучок, зажатый Лешей между носом и верхней губой.

Когда агрегат стал захлебываться и гудеть с перебоями, испытания на мощность были прекращены.

Валька сказал, что жалко отдавать очкастому такую замечательную вещь, она еще пригодится.

Леша успокоил: отдать придется, но Генка все равно принесет щетку. В любой момент. Как миленький.

Все дело, оказывается, в Александре Дюма. Французский романист после «Трех мушкетеров», которыми упивается сейчас очкастый, сочинил продолжение, «Двадцать лет спустя», а потом, спасибо ему, написал третью книгу о д'Артаньяне и его храбрых товарищах – «Виконт де Бражелон».

Сейчас положение такое: Генка с Зуевки не сегодня-завтра закончит «Двадцать лет спустя», прибежит в библиотеку за продолжением, а оно у Леши. Чтобы получить книгу, Генка, конечно, снова даст ребятам электрическую щетку.

Куда ему деться? Принесет щетку по первому требованию.

Усы и усики

Лешин расчет был правильный, и Генка, конечно, никуда бы с пылесосом не делся, но помешали непредвиденные обстоятельства, связанные с глажением землемеровых брюк.

Землемер с усиками – муж Генкиной сестры и любитель бытовых усовершенствований – собрался куда-то идти.

Перед уходом решил почистить и погладить брюки.

Делал он это с такой отработанной четкостью, с какой действуют разве только бойцы ракетной техники.

Раз – в электрическую розетку вставлен тройник, позволяющий включать одновременно три бытовых электрических прибора.

Два – к одной стороне тройника подключен электрический утюг, требующий времени для разогрева.

Три – к другой стороне тройника подключена электрическая щетка, вступающая в работу без промедления.

Четыре – палец землемера на кнопке. Щетка сейчас загудит.

Нажал.

Щетка не загудела.

Нажал еще раз. Молчит.

Землемер удивился, встряхнул прибор, проверил провод, тройник, розетку.

Все оказалось в порядке.

Тогда землемер снял со щетки мешочек, вбирающий в себя пыль. Может быть, в нем причина?

Из темного нутра брезентового мешочка вылетел мотылек и порхнул на свет к окну.

Мотылек поразил мужа Генкиной сестры. Ничего не понимая, он смотрел на порхающее насекомое, а из мешочка в это время на разостланные для чистки брюки высыпалось, выпало, выползло, вылетело великое множество разной живности – мошки, муравьи, жучки, гусеницы. Аккуратным холмиком легли на брюки веточки, комочки земли, измельченные сухие листья. Все это увенчал большой усатый жук, тот самый, которого Валька утром поднес к щетке, когда на полянке проверялась ее мощность.