Текст книги "Стеклянная западня (сборник)"

Автор книги: Герберт В. Франке

сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 45 страниц)

Валленброк дал нам еще по одной банке, а две последние оставил как резерв.

Мы вернулись в зал, который он назвал «столовой».

– Устраивайтесь, как можете, хотите – садитесь, хотите – ложитесь на столы. Там в углу куча стекловаты, можете укрыться.

Сам он уселся на полу перед входом, упершись спиной в стену, держа пистолет на колене.

– Не вздумайте делать глупостей! Я не сплю.

Не знаю, действительно ли он не спал. – сам я мгновенно провалился в сон.

* * *

И вот я парю в пустоте. Вокруг – черная бездна, я крошечный комочек вещества, обреченный на распад, отданный во власть вечности. Частица за частицей отделяются от моего тела, и уже через мгновение их нет – растворились… Сначала распад этот идет как бы сам собой, без сопротивления, я ничего не чувствую, не шевелюсь, но вот напряжение растет, пространство искажается, изгибается, внезапные разрывы становятся болезненными. Часть моего тела уже растворилась в пустоте, отдельные частицы парят в пространстве, однако сопротивляются, не поддаются распаду, их окружает оболочка из кристаллических иголок, обращенных внутрь, – застывший эфир, через который беспрепятственно проникает неумолимый холод, а вместе с ним – оцепенение, бесчувственность, ничто.

И все же какая-то частица моего существа еще осталась жить, она чувствует, мыслит, страдает…

* * *

Сначала в пространстве возникает шум, его нужно как-то истолковать, найти ему место. Этот тягостный звук, похожий на крик боли, наплывает откуда-то издалека.

Я пробую встать, но тело не слушается меня, оно словно окоченело. Оказалось, что не только я – другие тоже не сразу пробудились от сна и, еще не вполне понимая, что с ними происходит, с трудом обретают власть над своим телом.

Разбудил нас своим криком Эллиот. Я пополз к нему – встать просто не было сил. Остальные тоже потянулись к нам, и только Валленброк продолжал сидеть возле двери, привалившись к стене. Сначала мне показалось, будто он спит, но потом я увидел, что он внимательно исподтишка следит за нами, наставив на нас пистолет.

Эллиот был без сознания, но стоны, которые он испускал, и судорожно прижатые к животу руки говорили о том, как ему больно. Он хрипел и то и дело изрыгал какую-то пенистую вонючую жижу.

Боли стали, по-видимому, нестерпимыми, он извивался, корчился, вскидывал руки и тут же снова прижимал их к животу. Было ужасно смотреть на все это и чувствовать свое бессилие. Минут через пятнадцать судороги стали слабей, крики прекратились, дыхание стало прерывистым и слабым, наконец Эллиот затих. Он лежал на боку, откинув голову на кучу стекловаты.

– Спасибо, мне уже лучше, – донесся до нас его шепот.

Не проронив ни слова, мы двинулись обратно, каждый к своему месту, украдкой поглядывая на Валленброка, который все так же сидел, застыв как изваяние. Каждое движение стоило мне такого труда, что я сразу выдохся. Лег ничком, уткнувшись лицом в скрещенные руки, голова у меня кружилась. Больше всего мне сейчас хотелось покоя. Я заснул.

Никто не мог сказать, как долго мы спали, был ли это сон или обморок… Неуют нашего временного пристанища, холод – температура была, наверное, чуть ниже нулевой, но мы все продрогли до костей, – усталость и боль во всем теле, донимавшие нас, заставили нас искать спасение в сне, и мы проспали до тех пор, пока не восстановили силы. Я стряхнул волокна стекловаты с одежды, с лица; всюду кололо и зудело.

Не знаю, что чувствовал в это время Валленброк. Мне казалось, он на миг отключился, очевидно, и его все-таки одолел сон. Но уже через несколько минут он очнулся и, упираясь спиной в стену, стал медленно подниматься. Казалось, он вот-вот потеряет равновесие, но он каким-то чудом удержался на ногах и даже попытался принять величественную позу. Ужасный вид был у этого человека в изодранной одежде, с красно-бурыми струпьями на бледном лице. Один только шлем оставался почему-то чистым, будто совсем новенький – даже цвета эмблемы не поблекли. Голос Валленброка стал тихим и хриплым, но звучал по-прежнему властно.

– Поднимайтесь! Еще два часа – и мы у цели.

О какой цели он говорит? Это что-то из области абсурда, никакие цели уже не имели для нас значения. Лично для меня имело значение лишь настоящее, ни о прошлом, ни о будущем я просто не способен был думать. Я не знал даже, смогу ли стоять на ногах… Смогу ли полной грудью вдохнуть воздух… У меня оставалась еще банка пива, я открыл ее и промочил глотку. Губы онемели, пиво пролилось мимо, стекая по подбородку. И все же этот глоток оказался живительным, острый холодок прошел по пищеводу в желудок и словно дал выход какой-то энергии, которая передалась в мозг и мышцы. Мысли прояснились, я уже отчетливо сознавал, что происходит вокруг…

Поднялись все, кроме Эллиота. Спросонья мы не сразу вспомнили о ночном эпизоде и о том страхе, который мы все тогда испытали. И страх этот, как оказалось, был не беспричинным – Эллиот умер. Он лежал в той же позе, в какой заснул. Мы молча обступили его, Валленброк все так же держался в стороне. Эллиот, наш давний товарищ, мертв… Просто не укладывалось в голове. Однако нужно было продолжать путь…

Мысли мои были поглощены сиюминутными заботами: снова мучила боль в пересохшем горле, ныла правая коленка, от тяжелого шлема, казалось, раскалывалась голова. Однако я собрал всю свою волю, чтобы не поддаваться каждому порыву, пусть шлем мешает мне, я ни за что не сниму его, ведь в этих местах наверняка бывают обвалы, да и воздух мог быть отравлен, гак что и противогаз, укрепленный на шлеме, тоже жизненно необходимая вещь в этих условиях. Я старался не отставать от остальных, ведь один здесь пропадешь. А вместе с другими? Не знаю, почему я надеялся на своих спутников, ведь они были так же беспомощны, как и я сам. Может, унаследованное от предков стадное чувство заставляло нас держаться вместе? А может, и в самом деле существует неосознанная тяга к смерти, которая некогда заставляла древних, давно вымерших грызунов стаями бросаться в море?

Валленброк обнаружил лестницу, которая вела на три этажа вниз. Мы спустились и снова наткнулись на закрытую дверь; чтобы открыть ее надо было набрать код. Валленброк потребовал, чтобы мы дожидались метрах в пятидесяти позади него, пока он будет снимать блокировку. Все были так измучены, что обрадовались возможности передохнуть и тут же сели, а то и легли прямо там, где стояли. Теперь нас, не считая Валленброка. осталось только трое: Катрин, Эйнар и я. Меня восхищала Катрин, которая держалась лучше других, казалось, тяготы и лишения не слишком досаждают ей, удивил меня и Эйнар. который был на несколько лет старше меня, а оказался намного выносливее. Глядя на них, я говорил себе: раз они держатся, значит, и я могу. Но откуда они черпали силы? На что надеялись, чего ждали? Может, один из них и есть тот самый мифический агент, про которого говорил Валленброк? Скажем, Эйнар, может, не случайно держится так мужественно? Впрочем, можно ли считать это поводом для подозрений? Или, к примеру. Катрин, великолепно владевшая собой и по обыкновению сдержанная. Что это – просто характер такой или за этим что-то кроется, о чем мы и понятия не имеем?.. Ненависть?.. А может, желание мести?

– Идите сюда! – позвал Валленброк.

Он поджидал нас. По его поведению, по тому, как блестели его глаза, мы поняли, что он сейчас сообщит нам какую-то радостную новость.

– За этой дверью электростанция. – сказал он. И. немного помолчав, пояснил: – Кажется, она еще действует, не похоже, чтобы сюда кто-нибудь вторгался. Теперь мы в относительной безопасности. Хотя тут и полно всяких запоров, но, если вы станете строго следовать моим указаниям, все будет в порядке. Ведь это я проектировал здешнюю систему безопасности и прекрасно знаю, с помощью каких цифровых кодов можно отключить все ловушки, которые мы устроили, чтобы враг не проник сюда.

Он велел нам пройти вперед и тщательно закрыл позади себя замаскированную дверь. Не знаю, делал ли он это по привычке или опасался преследователей.

Помещение, куда мы вошли, никак нельзя было назвать уютным, но нам оно показалось раем. Вместо тускло светящихся флюоресцирующих полос здесь горели лампы дневного света, испускавшие холодное белое сияние. Лишь теперь мы почувствовали, как угнетающе действовала на нас темнота в последние дни. Воздух был спертый, но никаких запахов, температура, пожалуй, немного выше, чем везде. Хотя в нашем состоянии это мало что меняло, мы почувствовали себя гораздо лучше, появился даже какой-то проблеск надежды.

Мы прошли мимо шеренги одинаковых, десятикратно повторившихся агрегатов. От них шли толстые трубы, покрытые золотистой металлической сеткой. Вдоль другой стены протянулся узкий бассейн, наполненный чистой водой, гладкой, как стекло. Лишь от наших шагов по ней пробежала еле заметная рябь. Сквозь толщу воды было видно, как сходится в глубине квадратный узор светло-голубого кафеля. Там, на дне, различались какие-то металлические детали, от которых исходило слабое голубоватое свечение, словно нимб, напоминавший гряду облаков.

Не крутились колеса, не вращались оси, никакого дыма и шума – извечных спутников механического движения. И все же, очевидно, запасы электроэнергии еще не иссякли – установки действовали; это можно было определить не только по свечению, но и еще по кое-каким, почти неуловимым, признакам. Хотя до нас не доносилось ни звука, у меня было такое чувство, будто я попал в поле напряжения, вокруг явно шло преобразование энергии: теплоты – в электричество; человек, владеющий гигантским внутриядерным потенциалом, владеющий процессом синтеза и распада, смог отказаться от угля и нефти и создать технику, ознаменовавшую начало новой эры.

Соседние помещения предназначались для измерительной аппаратуры, для пультов управления… впрочем, я в этом плохо разбирался. Каждый раз, когда мы переходили из одного зала в другой, Валленброк настороженно прислушивался, делал нам знак остановиться, а сам шел дальше, внимательно, сосредоточенно осматривая стены, едва ли не принюхиваясь… и в конце концов находил на стене кнопки для снятия блокировки – иногда это был почти незаметно встроенный шкафчик, иногда ниша, закрытая металлической пластиной и заштукатуренная снаружи. Я бы ничего не заметил, если бы Катрин не указала мне на метки вблизи этих пультов в стене, они были нанесены желтой краской почти у самого пола, а иногда просто проведены черточки на потолке и на стенах. Только теперь я понял, что казавшаяся безучастной Катрин на самом деле внимательно наблюдает за всем и все осмысливает, воспринимая окружающее отнюдь не с тем летаргическим безразличием, какое испытывал я.

Пройдя несколько дверей, мы оказались в шестигранном зале, через который вертикально поднималась снизу вверх массивная металлическая лестница. Против двери, через которую мы вошли, был вход в коридор, над которым на стальной опоре висела красная табличка:

РАДИОАКТИВНАЯ ЗОНА 3

ВХОД БЕЗ ЗАЩИТНОЙ ОДЕЖДЫ ЗАПРЕЩЕН!

Мы остановились перед ней.

– Сюда, что ли?

– Да, сюда.

Эйнар заглянул в коридор, потом в отверстие на потолке, куда уходила лестница.

– А эта лестница куда ведет? Валленброк нервно поиграл пистолетом.

– Наверх. Но этот ход, судя по всему, завален. Сверху к нему не подобраться, я пробовал.

– А почему я должен принимать это на веру? Давайте поднимемся, – сказал Эйнар и, подойдя к лестнице, положил руку на перекладину.

– Нет, мы пойдем туда, – спокойно заявил Валленброк тоном, не допускающим возражений, и махнул в сторону коридора.

– Кто со мной? – спросил Эйнар. – Ты, Рихард? Катрин?

Он подождал немного и ступил на лестницу.

– Валленброк может выстрелить, – сказал я. Эйнара это не остановило, он поднялся на несколько ступенек.

– Не забудь, что мы заражены вирусом! – напомнил я.

– Плевал я на вирусы, – ответил Эйнар. Он уже поднялся на уровень потолка, и нам видны были только его ноги. – Все это блеф.

Эйнар скрылся из виду, и теперь слышался лишь глухой звон подошв о металлические ступени. Краем глаза я наблюдал за Валленброком, он поднял пистолет, но тут же опустил.

Никто не двигался с места, все словно ждали чего-то – неужели все так легко и просто кончится? Если это было предчувствие, то оно нас не обмануло. Вверху раздалось шипение, которое длилось несколько секунд, потом вновь наступила тишина. В этом звуке было что-то зловещее, мы замерли. Наконец я стряхнул с себя оцепенение и только хотел ступить на лестницу, как сверху посыпался пепел. Мы не сразу поняли, что это означает. Сердце у меня заколотилось, во рту пересохло. Эйнар…

– Почему ты его не удержал? – крикнула Катрин. – Почему позволил туда пойти?

Отбросив всякую сдержанность, она шагнула к Валленброку. Впервые за долгое время я увидел, что эта женщина способна на бурное проявление чувств. Но она тут же взяла себя в руки.

Валленброк снова поднял пистолет.

– А зачем? Он мне больше не нужен. Катрин промолчала.

– А с этим как быть? – Она указала на предостерегающую надпись. – У нас ведь нет защитных костюмов.

– Не имеет значения, – ответил Валленброк. – Это написано просто так, для перестраховки. Да мы и пробудем там совсем недолго. Пошли, надо спешить.

– А если мы не пойдем?

Валленброк сжался, точно пружина, и отступил назад, не опуская своего пистолета.

– Вы мне еще нужны, – он махнул пистолетом. – И не думайте, что я кого-то стану жалеть. Для начала я буду стрелять в плечо или в руку. Нет, вы пойдете со мной, даже если мне придется тащить вас на себе.

Не знаю, насколько серьезны были слова Катрин – может, она просто хотела испытать Валленброка. В самом деле, могли бы мы действовать самостоятельно? Ведь мы поняли только, что блокировка действует, но, в отличие от Валленброка, не знали, как ее отключать. А кроме того… Может, Валленброк внушил нам какую-то надежду: а вдруг стоит нам добраться до Центра управления – и сразу все изменится. Все, что с нами произошло: попытка прорваться… наши страдания и лишения… все это представлялось столь невероятным, что могло оказаться просто кошмаром или хитро задуманным испытанием. И если мы его выдержим, глядишь, вдруг все обернется не так уж плохо…

Валленброк еле держался на ногах. Я заметил, что он пошатывается, видно, и сам он не был уверен в своих силах. Приказав нам идти вперед, он пошел следом. Стоило кому-нибудь из нас обернуться, Валленброк тут же грубым окриком подгонял его. Он все время что-то бормотал про себя – я понял, что он держится из последних сил и надолго его не хватит. Наверное, тот красный раствор, в который он вчера свалился – неужели это было только вчера? – был ядовитым, а может, даже радиоактивным. Обесцвеченная ткань, кожа в струпьях… то было действие химии либо лучей. Конечно, теперь он не боится даже войти в «красную зону».

Стой! – вдруг крикнул Валленброк. Мы обернулись. Уронив голову, он стоял на коленях, опираясь руками о землю, пистолет валялся рядом.

Катрин подалась было к нему, но Валленброк, быстро выпрямившись, схватил пистолет. Он по-прежнему стоял на коленях, раскачиваясь всем телом, вместе с ним качался и пистолет, но нацелен он был, как и прежде, на нас. Надо же, теперь, когда мы так близко… – Было непонятно, обращается ли он к нам или говорит сам с собой. – Жаль… мне так хотелось выяснить.

Не вставая с колен, он подобрался ко входу слева от себя, поднялся, опираясь о стену, и нащупал шкафчик, вмурованный в нее на высоте груди. Открыл его и медленно, одну за другой, нажал кнопки.

Входите! – Он отступил в сторону, должно быть, боялся, что мы выхватим у него пистолет. Увидев, что мы не двигаемся, Валленброк прицелился. – Церемониться с вами я не буду! Вперед!

Мы вошли и оказались в тесной комнате, стены которой были закрыты полками, там стояли сосуды со знаком радиоактивности: лучи, исходящие из одной точки. Мы почувствовали какой-то кисловатый запах – неужели радиоактивность здесь настолько сильна, что ионизирует воздух?

Валленброк, оставшийся снаружи, снова нажал на кнопки.

– Мышеловка захлопнулась! – сказал он.

Он стоял перед дверью, в нескольких метрах от нее, широко расставив ноги – иначе он не смог бы удержаться вертикально, его качало так, что для равновесия он делал иногда несколько шагов вперед или назад.

– Ну, так кто же из вас предатель? – спросил он и, подождав немного, продолжал: – Это один из вас… жаль, мы уже так близки к цели – и вот…

– Почему ты подозреваешь именно нас? – спросила Катрин. Любопытно, это ее действительно интересует или она просто хочет выиграть время?

– Я, конечно, не доверял Эллиоту… – пробормотал Валленброк. Он говорил невнятно, и я понял, что мысли у него путаются. Он был словно в трансе, и именно это и было опаснее всего: Валленброк, вероятно, ничего уже не чувствует и собирает последние силы, неизвестно откуда у него взявшиеся. – Эллиот слюнтяй! – продолжал он. – Брюхо оказалось для него важнее жизни. Нет, он не похож на агента, ни железной воли, ни выдержки… нет, это исключено.

Он опять пошатнулся, сделал несколько шагов назад и, привалившись к стене, закрыл глаза.

– А Эйнар? – спросила Катрин очень громко, словно хотела его разбудить.

– Эйнар? Да, одно время я думал на него. Когда он захватил оружие… Ну, а потом, когда я увидел, как он дал себя одурачить… А главное… Агент не стал бы убегать. Предатель обычно не сдается и идет до конца – это всем известно. Эйнар решил убежать – и получил по заслугам.

– Но ты-то проиграл, – сказала Катрин. Я все больше убеждался, что она хочет его раздразнить. – Ты никогда не узнаешь, кто помешал тебе пустить в ход оружие. Ну скажи, может, это была я? А может, Рихард? Ничего ты не добился, ничего у тебя не вышло.

Валленброк исподлобья злобно уставился на нее.

– Дело не в том, чтобы выяснить, как это произошло, дело в том, чтобы наказать предателя. Он подлежит казни и будет казнен. Прямо сейчас.

Он поднял пистолет, широко расставил ноги, чтобы стоять покрепче, и нажал спуск… Ничего. Попробовал еще раз. Снова ничего. Валленброк покачал головой и недоуменно пожал плечами.

– Ладно, еще часок-другой… и вам все равно конец. Он уронил пистолет, повернулся и, пошатываясь, скрылся из глаз.

Столько всего навалилось на меня за эти несколько минут, что я ничего не мог осмыслить. Только что в глаза мне смотрела смерть, и вдруг… отсрочка…

– Пистолет не сработал, – проговорил я.

– Это я вынула из него батарейку, – сказала Катрин. – Я нашла его там, в яме, на камне, раньше, чем Эйнар.

– Но почему ты это сделала?

– Я поняла, что будет дальше… Этот черный юноша… думаешь, Валленброк дал бы ему уйти? Конечно, я не предполагала, что Эйнар найдет пистолет и оставит себе.

Я прислонился к полке… только теперь я вспомнил, что пребывание в этой комнате, возле этих сосудов, может оказаться опасным. Я вышел на середину комнаты, подальше от смертельного излучения. Выглянул в коридор… Валленброк снова включил блокировку, но какова она была, эта блокировка?

– Можно отсюда выйти? – спросил я Катрин, как будто она знала ответ.

Она подошла к дверному проему, осмотрела косяк.

– Световая блокировка! Вот здесь… и здесь… – Она показала несколько еле заметных углублений в раме, потом провела рукой по полке и сдула пыль – сразу стали заметны тонкие пучки света. Они были расположены так тесно, что проползти между ними не было никакой возможности.

Катрин присела на корточки, примериваясь к уровню нижнего луча.

– Если отключить его, мы могли бы проползти под ним, – пояснила она. Катрин сняла фонарь со шлема, включила и направила свет прямо в стеклянную линзу. – Ну давай скорей!

Я плохо соображал в этот момент и даже не понял, насколько опасна была эта попытка. Но все обошлось довольно легко. Поднявшись с четверенек, я направил свет своего фонаря на фотоэлемент, и Катрин быстро и ловко проделала тот же путь, что и я. Итак, мы выбрались из плена и пошли в том же направлении, что и Валленброк. Теперь Катрин указывала дорогу. Что она задумала? Может, мне ее следовало бояться?

Катрин была предательница! Кажется, я давно это знал – была одна мелочь, настолько незаметная, что даже Валленброк не обратил на нее внимания. Обратный счет команд, последние минуты в Центре управления… Катрин вышла и вернулась со шлемами. Она надела свой шлем и опустила маску противогаза… Да, да, она опустила на лицо маску противогаза! Все погрузились в сон, кроме нее. Она получила возможность действовать!

Катрин – предательница! До последней минуты я не хотел этому верить; теперь же, когда никакое другое объяснение было невозможно, все, что ужасало меня всего несколько дней назад, вдруг совершенно потеряло значение. За двести лет мои представления, взгляды и предрассудки не изменились. Они как бы законсервировались, а теперь оказалось достаточно нескольких дней, чтобы все во мне перевернулось. Я сам переставал себя понимать! Мы бежали, бежали, насколько хватало сил, и у меня не было возможности расспросить Катрин о том, что еще оставалось для меня неясным. Да все эти детали уже были не важны – лишь настоящее имело значение. Только теперь, когда мы бежали следом за Валленброком, я понял, что ему было важно не столько выявить и наказать саботажника, сколько выполнить гораздо более важную задачу. Ответный удар Союзных армий был предотвращен. Катрин удалось помешать этому. Сумела ли она отключить систему или просто прервала отсчет команд? Меня обожгла мысль, что этот отсчет замер на цифре три. Еще три приказа, три строчки цифр на экране, три переключения, три команды, три нажатия кнопки – и возобновится то, что было прервано двести лет назад – вплоть до гибельного конца. Застрявшие в памяти обрывки речей Валленброка вдруг сложились в единое целое: надо выполнить свой долг до конца… ответственность перед историей… достойная смерть… Я вспомнил проклятия, которые он произнес над телом Нерона… Вся его воля, весь его фанатизм были нацелены на этот последний удар, кульминация была еще впереди… Не знаю, с самого ли начала Валленброк задумал это, или встреча с отрядами, продолжавшими сражение под землей, навела его на эту мысль, но он явно понял, что великой победы обычным путем ему уже не добиться, и если удержать власть для человека – вопрос жизни или смерти, то гибель неизбежна.

Катрин не приходилось отыскивать дорогу, она превосходно ориентировалась в подземном лабиринте – может, это связано с ее секретной работой, которую она так ловко от нас скрывала? Она ведь и мне ничего не сказала даже в ту ночь, в отеле… Может быть, она решила на краткий миг забыть прошлое, решила посвятить эту ночь своему счастью. И если бы не появился Валленброк, кто знает…

Шли мы не так быстро, как нам хотелось. Катрин приходилось все время следить за предупредительными знаками, и хотя она, очевидно, знала, как находить цифровой код по желтым меткам на стенах, ей все-таки требовалось время, чтобы отыскать эти метки. Наконец мы остановились перед дверью… Катрин огляделась, посмотрела вниз… Видимо, это место ей было знакомо, но она хотела найти следы Валленброка – отпечатки подошв на пыльной земле. Остановившись перед дверью, Катрин что-то обдумывала. Я ждал…

– Валленброк разблокировал вход… В таком состоянии он вряд ли сообразит снова закрыть его. – Я сказал это просто так, следуя естественной логике – но можно ли было сейчас полагаться на логику?

– Пожалуй, ты прав, надо рискнуть. Подожди меня!

И тут произошло нечто совсем неожиданное: стремительно приблизившись, она поцеловала меня в губы. Потом повернулась и бросилась в проход… мимо опасного места…

Все было спокойно. Только теперь я осознал, чем рисковала Катрин, и поспешил вслед за ней.

Мы благополучно миновали еще несколько заграждений, все двери, все бронированные плиты были открыты, путь свободен, мы уже не опасались, что Валленброк где-нибудь вновь включит позади себя систему блокировки. Мы шагали вперед без оглядки, почти бежали.

Я начал узнавать эти места. Миновав узкий проход, мы оказались в знакомом помещении, где провели когда-то годы, здесь был тогда информационный центр. Режиссерская комната, в которую мы вошли, была пуста, через большое окно мы заглянули в студию, где лежало несколько обугленных комков – в них едва можно было узнать человеческие останки. Следы последних боев… прошлое оживало вновь, как будто все было только вчера… вторжение врага, смерть Каттегата, товарищи, прикрывшие нас, чтобы мы без помех могли выполнить приказ. Виноваты ли мы в их смерти?

Но размышлять было некогда. Катрин уже исчезла в переходе, который был открыт, бетонный блок отодвинут – можно идти. Кто здесь проходил? Если вражеские отряды, давно разрядившие оружие, тогда нам нечего бояться. Катрин, уже поджидавшая меня, указала на свежие следы. Она задавала себе тот же вопрос, что и я. Видимо, бетонную плиту сдвигали совсем недавно: это, судя по всему, был Валленброк, он находился сейчас там, внутри.

Мы замедлили шаг, стараясь ступать тихо… Оружия у нас не было, да в нем и не было нужды! Валленброк уже превратился в развалину, и справиться с ним ничего не стоило.

Мы вошли в большой зал – ничего не изменилось: письменный стол, стулья, на стене громадная картина с изображением битвы…

Не оглядываясь, мы пробежали по громадному ковру, покрытому таким густым слоем пыли, что в ней утопали ноги.

Еще несколько шагов, и мы оказались в Центре управления. Рабочий пульт со множеством рычажков и переключателей, изящная металлическая конструкция. Все готово к работе. В центре зала – большой монитор, на котором светится зеленая строка. Я успел увидеть лишь первые буквы: СПИСОК 0. Перед монитором спиной к нам сидел Валленброк. Он сидел, наклонясь вперед, головой упираясь в консоль, руки бессильно свисали до пола. Рядом валялся шлем, на непокрытой голове осталось лишь несколько клочков волос, белых как снег. Катрин подошла к Валленброку, тронула… он свалился на бок, точно кукла. Валленброк был мертв. Катрин подошла к пульту и набрала приказ: TRACE. На мониторе замелькали и установились строки. Нижний край экрана некоторое время оставался пустым, но вот и там появились буквы и цифры… Каждый раз, когда набиралась полная строка, изображение уползало вверх, давая место новой строке. Взгляд Катрин был прикован к экрану, она напряженно следила за ним, все больше волнуясь… Потом повернулась, обняла меня и прошептала, почти прижав губы к моему уху:

– Поздно! Он все успел сделать. Теперь не остановить.

– Оружие массового уничтожения… – Я мог не продолжать, все и так было ясно.

И все-таки… в это невозможно было поверить. Несколько бегущих строк, движение рычажка, одно нажатие кнопки – и пущен в ход механизм, с гибельной неизбежностью ведущий к взрыву.

– И как это будет? Ты знаешь?

– Я не знаю, как… да и не в том дело.

Она взяла меня за руку, мы покинули Центр управления и вышли в большой, ярко освещенный зал. Здесь было спокойно, торжественно.

– Я сделала все, что могла. Теперь моя миссия окончена, я свободна. Можешь ты это понять: я наконец-то почувствовала себя свободной!

– Значит, у нас нет никаких шансов?

– Да ты взгляни на себя! – Катрин улыбнулась, я давно уже не видел улыбки на этом лице. – Мы больны, отравлены, облучены. Мы обморожены, а может, и заражены смертельным вирусом. Какой шанс? О чем ты говоришь!

Мы стояли на ковре, мягком, как луговая трава.

– Валленброк отнял у нас последний шанс, – сказала Катрин. – Я уже была уверена, что смогу его остановить, а он перехитрил нас, да еще таким примитивным образом.

– Почему же ты раньше ничего не предприняла?

– Он один знал, как снимать блокировку, мне надо было какое-то время за ним понаблюдать. Я не сомневалась, что он приведет нас сюда, вот только силы оставили его слишком рано. Мелочь, случайность… но она решила судьбу мира. Просто смешно.

Ее сдержанности словно не бывало. Никогда она не казалась мне такой родной, человечной. Впервые она рассталась с маской.

– Наконец-то я свободна! – снова повторила она.

И вдруг на меня нахлынула безумная печаль и поглотила все остальные чувства. Нестерпимая боль пронзила все тело: выхода нет! Надо смириться и ждать гибели. Валленброк победил.

Валленброк… Вдруг сердце у меня заколотилось… Он же все время повторял: «Принцип многократной страховки…» Ведь он делал все, чтобы лично нанести последний удар. Неужели под конец он отдался на волю судьбы?

Я схватил Катрин за плечо.

– У нас еще есть шанс… у нас должен быть выход! Валленброк всегда заранее заботился…

Она с ходу уловила мою мысль, и я почувствовал, как напряглось ее тело.

– У нас еще есть время?

– Он один знал, сколько нужно времени, чтобы система пришла в действие. Наверняка его план бегства был рассчитан на этот срок. Наша судьба зависит от того, успеем ли мы найти…

Мы стали лихорадочно обшаривать комнаты, открывали все двери, все шкафы… Ничего. Когда я снова вернулся в зал, Катрин сидела в глубоком кресле, обхватив голову руками, на коленях перед ней лежал бумажный лист – старый, двухсотлетней давности план с секретным предписанием. Неужели она поддалась отчаянию? Она вдруг вскочила, указывая на картину, где была изображена Сталинградская битва.

– По плану… должно быть здесь.

Она ногтями вцепилась в холст и оторвала полосу. Стоя рядом, мы начали обрывать лоскут за лоскутом. Открылся кусок стены… сначала просто стена… и вдруг… мы увидели закрытую дверь, а справа – металлическую пластину с прорезью – простой магнитный замок. Если бы у нас был ключ…

Какой-то миг мы озадаченно смотрели друг на друга, потом Катрин повернулась и убежала… Не прошло и минуты, как она появилась снова…

– Это лежало рядом… он все-таки надеялся на свой шанс!

Она протянула мне ошейник, который Валленброк снял с мертвого Нерона и спрятал в нагрудный карман; видно, он берег его до последнего вздоха. Я увидел на ошейнике маленький кармашек из искусственной кожи, открыл молнию… Вот он, ключ! Я подержал перед глазами магнитную пластинку, затем дрожащей рукой вставил ее в щель. Секунды ожидания показались мне вечностью, потом дверь бесшумно отошла в сторону. Перед нами открылась странного вида кабина. Однако времени на раздумья не было. Мы вошли, втиснувшись на единственное свободное место между какими-то аппаратами, шлангами, приборами и другим оборудованием. Дверь закрылась, стало совершенно темно. Мы тесней прижались друг к другу и, услышав под ногами шипенье, поняли, что начали подниматься. Шум компрессора нарастал, сила тяжести увеличивалась, тело с трудом выдерживало перегрузки, но в этой тесной кабине невозможно было даже встать на колени, не говоря уже о том, чтобы опуститься на пол. Я почувствовал на коже прикосновение металла, вокруг рук и ног замкнулись браслеты, и я уже не мог пошевелиться… Со всех сторон на меня полилась ледяная жидкость, она пропитала одежду, покрыла меня всего, проникла сквозь кожу. Я хотел было что-то сказать, но голос мне уже не повиновался.