Текст книги "Стеклянная западня (сборник)"

Автор книги: Герберт В. Франке

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 45 страниц)

НОЧЬ В РЕСТОРАНЕ-АВТОМАТЕ

Барри и Нелли сидят у стойки ресторана-автомата. Бифштекс выглядит соблазнительно, салат тоже свежий. Барри вспоминает, что последний раз ел много часов назад.

Барри. Ну что ж, приятного аппетита!

Нелли. И вам того же.

Принимаются за еду.

Пряный вкус поджаренного на гриле мяса. Нелли. Что нужно в Санта-Монике такому, как ты?

Барри. Такому, как я?

Нелли. На авантюриста ты не похож. На игрока тоже. Работу ищешь?

Барри. Здесь ведь есть работа, верно? Ты разве не слыхала про Сириус?

Нелли (с расстановкой). Про Сириус? Ты собрался на Сириус?

Барри. А почему бы и нет?

Нелли. На Сириус… туда многие рвутся. А удача – она выбирает не каждого.

Барри отправляет в рот большой кусок бифштекса. Улыбается.

Вкус жира на языке и небе.

Барри. Думаю, у меня есть шанс. Слыхала о Гасе Гриффине?

Нелли. Что за вопрос!

Барри кладет нож и вилку.

Барри. Он мой брат.

Нелли перестает жевать. Нелли. Да что ты говоришь?

Барри. Не веришь?

Нелли опять принимается за еду, продолжая говорить с полным ртом.

Нелли. Послушай, Барри, со мной этот номер не пройдет. Если хочешь мне понравиться, придумай что-нибудь новенькое.

Барри. Почему ты мне не веришь?

Нелли. Историю Гаса Гриффина все наизусть знают. Он найденыш, и семьи у него нет. Жил на свете один-одинешенек, а вон ведь как высоко взлетел. От чистильщика сапог и судомоя до руководителя «Сириуса-Транзитного». То, чем стала нынешняя Санта-Моника, целиком его заслуга. Гаса тут у нас в обиду не дадут. Так что ты эту свою басню никому не рассказывай, а то неприятностей не оберешься.

Барри лезет было за документами, но, помедлив, опускает руку. Барри. Но я же могу доказать, я правда его брат.

Нелли. Ах, да брось ты, Барри. Парень ты хороший и наверняка отлично проведешь в городе пару деньков. А потом навостришь лыжи и все позабудешь, как ничего и не было.

Барри (раздраженно). В сущности, какая разница, веришь ты мне или нет. Но почему, черт побери, у меня не может быть шансов попасть на Сириус? Нелли отодвигает тарелку и пригубливает свой бокал. Нелли. Господи боже мой! Как по-твоему, сколько людей наскребают последние деньжонки, чтобы приехать в Санта-Монику? Они все воображают, что только их тут и дожидаются.

Барри (перебивает). Но люди-то нужны… Сириус – это неосвоенные земли…

Нелли. Знаешь, сколько народу приходит каждый день? Со всех концов света едут. Господа из «Сириуса-Транзитного» могут выбирать. (Она критически смотрит на него.) С какой стати им брать именно тебя?

Барри. Даже если Гас не поможет, у меня есть права пилота первого класса. Пять лет на линии проработал. Аттестаты отличные. Прежде чем с такой работы уйти, сто раз все обдумаешь. Скажи лучше, что надо сделать, чтобы меня внесли в список.

Нелли. Обратись в управление кадров. А там видно будет.

Барри. Так я и сделаю, не сомневайся.

Нелли встает, расправляет платье. Нелли. Предлагаю сегодня больше об этом не говорить. Согласен?

Барри. Ладно. Она целует его в щеку. Легкое прикосновение приятно.

НОЧЬ ИГОРНЫЙ САЛОН

Нелли ведет Барри в игорный клуб. Сначала они пытают счастья у автоматов, потом – в электронной рулетке.

Барри проигрывает, но не расстраивается.

НОЧЬ ДАНСИНГ

Выпив бокал-другой, они идут в дансинг. Зажигательные пассажи африканской музыки, подчеркнутый ритм, приглашающий потанцевать. Барри соблюдает уговор: ни о брате, ни о своих планах не заикается. Игра огней, движение вокруг, музыка, вино… Все это кружит голову, пьянит.

Терпкий вкус коктейля. Музыка замедляется, становится более спокойной, почти романтической.

Барри привлекает Нелли к себе, ему хорошо. Аромат лаванды.

Берет с ночного столика бумажник Барри, открывает… Ее лицо, несколько помрачневшее, опять веселеет.

Нелли. Не знаю, чего ты хочешь, на несколько дней еще вполне хватит.

Барри. Да будет тебе, Нелли, лапочка.

Он опускается на кровать, протягивает к Нелли руки. Она садится к нему на колени. Целуются. Барри ощупью отыскивает выключатель.

Верхний свет гаснет, остается только ночник.

Барри. Хотя бы здесь доллар не нужен. Нелли. О чем ты, милый? Барри. Ни о чем, Нелли, ни о чем… Сильный запах лаванды.

ГОСТИНИЧНЫЙ НОМЕР НОЧЬ

Барри приводит Нелли к себе. Телевизор по-прежнему работает, из стереоустановки гремит музыка.

Барри. Где же выключается эта чертовина? Нелли. Не так все просто: надо бросить доллар.

Она показывает на ряд прорезей возле выключателя.

Барри. Да, тут смотри в оба: как липку обдерут!

Бросает в щель доллар, телеэкран гаснет.

Нелли. А еще вот сюда, Барри! Барри. Зачем?

Нелли. Чтоб нам не мешали. Барри. Невероятно!

Нехотя следует совету Нелли. Нелли. По-твоему, это не стоит того?

Она подходит к Барри, обнимает, целует. Потом, чуть отстранясь, испытующе смотрит на него.

Нелли. Может, у тебя нет больше денег? Ну-ка, поглядим!

ГОСТИНИЧНЫЙ НОМЕР РАННЕЕ УТРО

Проснувшись утром, Барри с трудом вспоминает, где он. Озадаченно озирается. Он один, постель смята, горит ночник, но сквозь жалюзи на кровать падают полосы солнечного света.

Голова точно обручем стиснута.

Охая, Барри садится. На ночном столике лежит его бумажник, рядом записка. Он берет ее, читает: счет за оказанные услуги (включая пять часов сверхурочных)-120 долларов. Барри сминает записку, бросает на пол. Зевнув, опять укладывается.

В дверь стучат. Дверь отворяется, входят вчерашние парень и девушка.

Служитель. Восемь утра, сэр. Пора принять горячую ванну.

Девушка подходит к окну, начинает поднимать жалюзи. Барри. Слушайте, мне бы еще чуток поспать. Парень в белом комбинезоне пожимает плечами.

Служитель. Сожалею, сэр. Вы должны… Барри. Один час сна. Сколько? Служитель. Пять долларов, сэр.

Барри достает монету в пять долларов, кидает парню. Тот делает знак своей спутнице, она опускает жалюзи.

Служитель. Приятного отдыха, сэр.

Они выходят. Барри, качая головой, смотрит им вслед, потом снова ныряет под одеяло.

ОФИС «СИРИУСА-ТРАНЗИТНОГО» УТРО

Спустя два часа Барри входит в офис «Сириуса-Транзитного». Некоторое время он плутает – это целый лабиринт зданий, там и сям соединенных крытыми мостиками, коридоры, холлы, дворики с фонтанами. Наконец он попадает во флигель менее парадного вида и, свернув за угол, видит в коридоре длиннющую очередь. Он проходит мимо нее, читает табличку на дверях: УПРАВЛЕНИЕ КАДРОВ. Оборачивается, с сомнением глядит на вереницу ожидающих, затем на часы. Решительно пробует открыть дверь, и очередь немедля становится на дыбы.

1-й мужчина. Ишь, какой шустрый выискался! В хвост давай становись, парень, а не в голову!

2-й мужчина. Тоже мне, ловкач!

Теперь Барри приглядывается к этим людям внимательней. Все они на вид какие-то жалкие, одеты плохо, некоторые производят впечатление не то больных, не то калек; преобладает молодежь-от двадцати до тридцати, есть и женщины.

Запах пропотевшего белья.

Барри встает в хвост очереди. Потом обращается к тощему бледному парню с жидкими волосами, который стоит впереди него.

Барри. Это надолго?

Парень. Сегодня точно не попадем, разве что завтра. Эти сволочи мурыжат нас тут, пока не почернеем.

Барри. Сегодня, значит, не попадем?

Парень беззастенчиво глазеет на Барри. Парень. Тебя что вышибли? Он хватает Барри за рукав пиджака, щупает ткань.

Парень. За это вот тебе по-честному отвалят полета! С такими деньгами на всю катушку «двинешься». Показать лавочку?

Барри с омерзением отшатывается.

Барри. Только завтра! Чего терпеть не могу – так это стоять в очередях и ждать.

Парень. Раньше я тебя тут вроде бы не видал. Да и не похоже, что с башлями у тебя туго.

Барри. Ты на что намекаешь? Здесь разве не управление кадров? Мне работа нужна.

Парень (смеясь). Господи, работа ему нужна! А нам, по-твоему, что нужно?

Барри. Н-ну… в самом деле, что?

Парень. Все тут лицемеры хреновые, вроде нас с тобой. Все ведь знают: стоит один раз вылететь с работы, и другой ты уже не получишь. Вот нам и суют десятку в зубы, чтоб на неделю от нас отвязаться. А называют это «социальной помощью». Ты присмотрись, кто тут отирается-сплошь подонки. Что с них возьмешь!

Барри. А как же неосвоенные земли на Сириусе? Ты там бывал? Расскажи, там правда так красиво?

Парень (задумчиво). Сириус… О-о, Сириус далеко, очень, знаешь ли, далеко. А мы здесь…

Некоторое время Барри слушает его, потом молча уходит. Еще раз обводит взглядом очередь. В нем закрадывается подозрение, что здесь что-то не так – это вовсе не окрыленные надеждой молодые люди, стремящиеся к освоению новых земель.

На сей раз он не позволяет остановить себя у двери, нажимает на ручку и входит в управление кадров. Коридор взрывается возмущенным криком.

Толпа. Нет, вы гляньте на него! Эй, малый, мы первые! Ну, попадись только! В конторе стоят несколько столов, за каждым чиновник, а против него, на простом жестком стуле, – проситель. Один из чиновников, услыхав шум, поднимает голову, неодобрительно смотрит на Барри, встает и идет ему навстречу.

Чиновник. Чем могу служить, мистер?

Барри. Мне бы хотелось получить работу на Сириусе. Я пилот. Полагаю, могу быть вам полезен.

Чиновник. Ну разумеется, мы очень рады молодым пилотам. Вас уже внесли в список?

Барри. В какой список?

Чиновник. Ничего страшного. Я дам вам записку. Идите в шестьсот семнадцатую комнату, этажом выше.

Барри (неуверенно). Тут еще одно дело. Может быть, вы мне посодействуете. Я брат Гаса Гриффина… (Достает бумажник, вынимает удостоверение.)…Мне бы хотелось поговорить с ним. Вероятно, он Где-то здесь? Чиновник смотрит на него слегка озадаченно.

Чиновник. Но, мистер, это вам совершенно ни к чему! За дверью по крайней мере пяток таких, что выдают себя за родных и знакомых Гаса Гриффина.

Он подходит к двери, распахивает ее. Чиновник. Эй, Стив, ты ведь близкий друг Гаса Гриффина, верно?

От толпы отделяется сутулый мужчина лет тридцати, волосы темные, с проседью, лицо в морщинах.

Стив. Само собой! Вот он я. Как там старина Гас? Хочет потолковать со мной?

Его лицо расплывается в ухмылке-Барри толком не понимает, шутит он или говорит всерьез.

Чиновник. Гляди, это вот брат Гаса, не хочешь с ним поздороваться?

Очередь громко хохочет.

Стив подбегает к Барри, хлопает его по плечу, трясет ему руку.

Стив. Здорово, сынок! До чего ж я рад тебя видеть! (Обернувшись к другим.) Он, кажись, меня не узнает!

Громовой хохот.

Стив. Неужто добряк Гас тобой не интересуется? Неужто не рад, что ты здесь? Не расстраивайся, на меня ему тоже наплевать. Он нас обоих забыл. А поэтому подкинь-ка мне деньжат, ты ж, в конце концов, младший братишка великого босса!

Чиновник следит за диалогом с явным удовольствием, очередь тоже наслаждается спектаклем. Но когда Стив, пользуясь случаем, норовит пролезть в передние ряды, его бесцеремонно отшвыривают.

Чиновник. Ну все, хватит! (Повернувшись к Барри.) Будьте здоровы, мистер!

Секунду он смотрит Барри вслед, потом захлопывает дверь.

УТРО КОМНАТА

Барри поднимается этажом выше, отыскивает комнату 617, стучится и входит. Толстячок средних лет встает из-за стола, приветствуя Барри.

Тот вручает ему записку, толстяк читает, просит Барри садиться.

Чиновник (себе под нос). Вы, значит, пилот… Хотите на Сириус…

Барри достает из нагрудного кармана пачку бумаг.

Чиновник. Прекрасно, прекрасно… Вас немедля зарегистрируют.

Он садится к дисплею, набирает на клавиатуре какие-то данные. Чиновник. Позвольте ваше удостоверение.

Барри подает ему документ. На дисплее один за другим мелькают портреты молодых людей.

Чиновник (себе под нос). Маленькая формальность, недоверие тут ни при чем-вы ведь понимаете… Барри. Ну разумеется.

Чиновник нажимает на кнопку, экран гаснет.

Чиновник. Как видите, все в порядке. Все замечательно.

Барри. У вас есть для меня работа? Когда можно приступить?

Толстяк встает, сияя благожелательством. Кладет руки Барри на плечи.

Чиновник. Наберитесь еще немного терпения. Претендентов у нас много, но большинство, увы, никуда не годятся. А вот ваши аттестаты! Вы без труда выдержите испытания.

Барри. Испытания? А когда? Когда они будут?

Чиновник. Как я уже говорил, претендентов много. Но я включил вас в список очередников. Возможно, вам повезет, и очередь подойдет быстро.

Чиновник склоняется над столом, накарябывает на листке несколько слов.

Чиновник. Вот! Наведайтесь завтра! Придете прямо ко мне. Я все сделаю, чтобы вам помочь. Желаю удачи!

Барри пожимает толстяку руку и выходит. Не успев отойти от двери, он сталкивается с мальчиком, одетым в куртку с вышитым вензелем «СТ».

Мальчик. Прошу вас, сэр, сюда.

Барри изумленно глядит на него. Мальчик подводит его к одной из дверей, отворяет ее.

Мальчик. Сюда, пожалуйста.

Барри останавливается на пороге, глядит по сторонам. Перед ним большая, со вкусом обставленная комната – окно во всю стену, ковры, огромный письменный стол. За столом молодая женщина, очень хорошенькая, темноволосая, с овальным личиком, – южный тип, воплощенная грация и изящество. Она встает, протягивает Барри руку.

Прохладное дуновенье от вентилятора.

Ютта. Извините, что я вас задержала. У меня сугубо приватный интерес. Совершенно случайно услышала, что вы здесь.

Она листает бумаги; Барри видит, что это ксерокопии его документов. Ютта сует их в приемную щель какой-то машины, та начинает двигаться, разрезая страницы на мелкие клочки.

Ютта. Это никого не касается. Идемте отсюда, а то ведь наверняка кто-то подслушивает.

Она жестом показывает на контрольный пульт, на микрофоны и камеру видеофонной сети.

Ютта. Позвольте пригласить вас на кофе. Это близко, лифтом поднимемся.

УТРО КАФЕ НА КРЫШЕ

Кафе-бар на крыше центрального корпуса. Чудесный вид на Санта-Монику и далеко за пределы города, до самого ракетодрома. Корабли стартуют каждые полминуты, целыми группами, и даже на фоне белесо-голубого неба пламя двигателей слепит глаза.

Ютта и Барри выбрали столик на смотровом балконе; официант расставляет перед ними чашки, наливает кофе.

Ютта дожидается, пока он уйдет.

Ютта. Вы брат Гаса Гриффина, я ужасно рада, что нашла вас. Почему вы не предупредили о своем приезде?

Барри (неуверенно). Хотел сделать Гасу сюрприз. Решение пришло как-то вдруг, неожиданно, – и вот я здесь. Пробовал дозвониться, навестить, но не сумел его разыскать.

Ютта. Гас очень занят. Вы же знаете, какова его роль в этом городе.

Барри. Конечно.

Ютта. Вот и надо было предупредить. Вы впервые здесь?

Барри кивает.

Ютта. Ясное дело, откуда вам знать, как тут все обстоит. Гас не просто президент «Сириуса-Транзитного», он еще и знаменитость. Идея принадлежала ему самому: он не хотел окапываться за столом, принимать решения при закрытых дверях… Он тип современного руководителя и работает в открытую. Так повелось с самого начала. Вы ведь знаете его первое большое выступление… Когда он призвал к освоению Сириуса?

Барри опять кивает.

Барри. Почему я не могу попросту с ним связаться? Мне везде отказывали, даже высмеивали.

Ютта снисходительно глядит на него.

Ютта. Я же сказала: он-знаменитость. Кто к нему только не рвется, любыми средствами! И чего они только не требуют. Одним нужен всего лишь автограф, фотография с посвящением. Другие думают, что он даст им денег или работу. Ведь они доверяют ему-именно с таким расчетом он и создавал свой имидж. Да он и в самом деле постоянно трудится ради всеобщего блага. Только вот о каждом в отдельности заботиться не может. Мы должны оберегать его… Вопреки его желанию.

Барри. Да, но…

Ютта. Для них все способы хороши. То на давнее знакомство ссылаются, то за родственников себя выдают. Иные являются с подарками, которые обязательно надо передать из рук в руки, другие уверяют, будто имеют для него какие-то важные сведения. Все они обманщики.

Барри. Но мне вы верите? Или нет?

Ютта кладет руку ему на плечо.

Ютта. Конечно, верю. Безусловно. Вы совсем другое дело.

Она пристально смотрит на него.

Ютта (задумчиво, не столь официально). Вы похожи на него. Да, так Гас выглядел, наверно, еще год-другой назад. Вы моложе и мягче, но сходство неоспоримо… Удивительно!

Барри. Когда же я увижу Гаса? Он наверняка обрадуется.

Ютта. Конечно, обрадуется! Жаль, правда… Но сейчас у него и пятнадцати минут свободных не найдется.

Она жестом показывает на космопорт.

Ютта. Посмотрите, сколько у нас работы! Осваивать целую планету-это вам не пустяк. Вы даже не представляете, сколько всего надо как следует обдумать и учесть. Мы на решающем этапе, и Гас хочет исключить любые случайности. Он за всем следит сам, успевает повсюду. Обстоятельства в самом деле уникальные… К вашему сожалению. Наверно, я вас разочаровала?

Барри. Но должна же быть какая-то возможность…

Ютта. Я вам помогу. Если действовать по инструкции, вы никогда брата не увидите. Но я, кажется, знаю один способ…

Ютта смотрит на часы: похоже, ей вдруг стало некогда. Она встает.

Барри тоже.

Ютта. Давайте встретимся… Может, сегодня вечером? Вам удобно? Барри. А где?

Ютта. В баре отеля «Шератон». Не возражаете? Барри. О нет. В восемь? Ютта. Лучше бы чуть попозже. В десять. Барри. Хорошо. Я приду. И спасибо вам…

Ютта с улыбкой протягивает ему руку.

Ютта. Зовите меня Юттой. До свидания, Барри. Барри. До свидания, Ютта.

Нью-Йорк, Бостон, Чикаго – один исполинский город, раскинувшийся по озерной равнине на многие сотни километров, до самой Атлантики. Только станции подземки напоминали о прежних названиях: «Нью-Йоркский; муниципалитет», «Чикагский аэровокзал», «Бостонский клуб св. Патрика».

Лишь кое-где уцелели остатки старинных домов, сады и парки; они были отданы ученым, а всем остальным доступ туда был воспрещен. Даже не верится, что где-то на юге и на западе есть якобы еще нетронутая природа-горы, дремучие леса, пустыни, еще не заселенные человеком, не засеянные, не климатизированные. А над этими просторами якобы синеет небо, прозрачное, точно купол из синего стекла, а не висит смог из пыли, сажи и крохотных капелек нефти, вынуждающий средь бела дня включать искусственное освещение.

Заметно нарушали эту унылую мозаику из бетона и пластика только аэродромы для внутриконтинентальных рейсов, с косой штриховкой ВПП, да трансконтинентальные ракетодромы с их обугленными посадочными полями. Ракеты стартуют вертикально, поэтому собственно стартовые площадки для ракетных лайнеров были очень невелики, хотя на самом деле места требовалось гораздо больше: вокруг широким двухкилометровым кольцом тянулась защитная зона, население которой пришлось эвакуировать, еще когда освоение новой техники только начиналось. Это была мера предосторожности, ведь катастрофический взрыв на одном из европейских paкетодромов унес сто тысяч жизней. При тамошней нехватке пространства жилые районы непосредственно примыкали к ракетным портам; здесь, в Америке, правительство предприняло определенные шаги, чтобы обезопасить население. Людей в приказном порядке отселили в другие места, которые почти совершенно не отличались от прежних.

Гас и Барри жили как раз неподалеку от такого ракетодрома, всего в нескольких километрах. Доступ в кольцевую зону здесь тоже был воспрещен, только ведь охота пуще неволи, а лазейка всегда найдется. Вот и обретались там всякие отщепенцы, асоциальные элементы, беглые преступники, люди без роду, без племени, незарегистрированные наркоманы, лица, преследуемые за политику, анархисты. Возможно, среди них были и шпионы с Востока, ведь-хотя об этом уже и думать забыли – война, вспыхнувшая не один десяток лет назад в Северной Азии, еще продолжалась. Пустые дома старели и разрушались, улицы были усеяны обломками, а кое-где стали непроходимы. И на всем лежал мерцающий серебристо-серый налет– остаточный продукт сгорания ракетного топлива. Мрачный лабиринт без уличных фонарей, без водопровода и электричества. Днем сюда по крайней мере заглядывали лучи ядерных светильников, «подвешенных» на километровой высоте в помощь солнечному свету, едва пробивающемуся сквозь шапку смога, но по ночам в зоне царила кромешная тьма. Лишь временами ярко полыхал над этим призрачным пейзажем трепетный багровый отблеск стартового пламени, и тем непрогляднее казалась чернота, заливавшая округу в следующий миг.

Зона, точно магнит, притягивала банды подростков, которыми кишмя кишел огромный город. Остаться в стороне от этих группировок было практически невозможно, ведь каждая из них сулила своим участникам какую-никакую защиту, а при нападениях конкурирующих банд-хотя бы месть.

Гасу тогда было тринадцать, он примкнул к «Огненным всадникам» и, как обычно в подобных случаях, скоро занял там солидное положение. А Барри опять оказался в проигрыше, опять волей-неволей следил за жизнью старшего брата издалека – когда тот изредка рассказывал ему о своих подвигах. Рассказывал об испытаниях мужества, какие должен был пройти каждый, желающий стать постоянным членом банды, расписывал их базу в запретной зоне – брошенный фабричный цех, который они приспособили для жилья, натащив туда мебели из окружающих домов, – говорил о набегах в различные части города. Хотя порой они забирались в магазины и прихватывали там добычу, ни воровство, ни грабеж не были для них самоцелью, речь шла совсем о другом. По существу. У них ведь всего хватало-их кормили-поили, одевали и обували, у всех был дом, все ходили в единую обязательную школу, которая обеспечивала старательным и смекалистым реальные шансы: по результатам проверок умственного развития, регулярно включаемых в учебный план, компьютеры определяли, в каком направлении стоит продолжать учебу, так каждый и шел своим собственным путем к взрослению, к профессии, которую мог выбрать в пределах своей квалификации. Единственное, что позволяло вырваться из тисков заранее, от начала и до конца, спланированной жизни, были деньги. Впрочем, в виде монет и банкнотов они встречались теперь довольно редко; львиная их доля состояла из одних только цифр и компьютерных данных-магнитные точки на лентах электронной памяти, что-то, по сути не существующее, а все-таки выполняющее определенную функцию; никто этого «чего-то» в глаза не видел, а все-таки мог извлечь из него выгоду, мог использовать, чтобы воплотить свои мечты. Каждому хотелось иметь деньги, многие все бы отдали ради богатства, но давным-давно уже не стало никакой возможности раздобыть его примитивным способом, отняв у другого. Нынче тому, кто норовил присвоить деньги в обход закона, нужно было знать тонкости компьютерной экономики, противопоставить изощренной системе нечто по меньшей мере столь же изощренное, а разве такое по силам заурядному преступнику прошлого, реликту, который, возможно, еще и влачил там и сям незадачливо-жалкое, обреченное существование. Прогресс, приведший к дематериализации ценностей, вызвал к жизни и новый вид преступлений, которые переместились теперь в умозрительные, непонятные народу сферы. Участники подростковых банд преступниками не были, поэтому полиция молча терпела их-хотя и держала под негласным надзором, – видя в их действиях проявления личной свободы, которая по сей день относилась к числу основных прав человека.

Главным для подростков было совсем иное, правда, тогда они наверняка об этом не подозревали: им хотелось вырваться из регламентированного бытия, где нечего ждать и не на что надеяться, хотелось разнообразия и приключений, хотелось распоряжаться территорией, на которой законы не властны, на которой можно установить свои собственные порядки, охранять ее, отстаивать и таким путем завоевывать снова и снова. Это был недолгий прорыв вспять, в общество прошлого, когда люди еще несли ответственность за то, чем они владели, когда еще действовало право сильного, зиждущееся на власти, хитрости, беспощадности, подавлении и подчинении, борьбе за место под солнцем и интриге. Здесь еще дорожили ценностями, которые для остального мира существовали разве что в умах романистов, – дружба и вражда, борьба, месть и победа. Удивительное дело, те, кто никогда ни с чем таким не соприкасался, мгновенно выучивались уважать авторитет и завоевывать его. Их мир был жесток, но эти годы подростковой анархии помогали в конечном счете уразуметь, что теперешнее государство организовано лучшим из возможных способов.

Обо всем об этом Барри даже не подозревал; слушая рассказы брата, он не задумывался над смыслом, целями и последствиями, его занимали только лишь невероятные события, которые в историях Гаса сверкающими бусинами нанизывались одно рядом с другим, затеи, порознь бессмысленные-и все же полные огромного значения: испытания мужества, самоутверждение, похвалы, встречи с неизвестным, риск, результаты символического толка и все же поразительные, захватывающие дух, неподражаемые, плоды фантазии, которая поневоле ищет выхода и без устали изобретает диковинные выверты, поступки, на которые никто еще не отваживался и которых никто не повторит, ведь иначе они утратят новизну, исключительность, необычность. Лазанье по фермам монорельса, угон пожарной машины, состязания по бегу в туннеле подземки. Однажды они сыпанули фиолетовой краски в водопровод, питающий переполненный народом бассейн. В другой раз вышвырнули пассажиров из вагона монорельса и устроили там вечеринку. Часто все сводилось к тому только, чтобы проникнуть в запретные зоны, в чужие владения, где поджидали опасности, стычки с хозяевами, блюстителями порядка, соперниками и прочее. По нескольку дней кряду они проводили настоящие исследовательские экспедиции-в вентиляционных колодцах подземных сооружений, в коридорах заброшенной линии подземки, в лабиринте канализации.

Важное место занимали сражения с другими бандами. Были среди, них дружественные группировки, были и прямо-таки заклятые враги, но этот расклад то и дело менялся. Мелкие стычки зачастую быстро перерастали в войны между бандами, а если вдруг воцарялся мир и покой, можно было не сомневаться: скоро опять жди провокаций– возьмут в плен «языка», изобьют, измажут краской или, пробравшись на территорию противника, разгромят его базу, захватят трофеи вроде знамен, самодельного оружия, украшенных орденскими регалиями кожаных курток и сверкающих хромом мопедов. Дорожишь честью-изволь нанести ответный удар; день-другой раскачки, и дело доходило до открытых рукопашных схваток. Бывало, такие противоборства тянулись и неделями. Тогда над развалинами запретной зоны повисала затаенная напряженность, едва ли не физически ощутимая. Никто не звал, где ударит противник, укрывались в штаб-квартире, высылая в разведку лишь самых отчаянных смельчаков, чтобы своевременно выяснить вражеские намерения. Напряженность день ото дня нарастала и наконец разряжалась взрывом. Как правило, та группировка, которая чувствовала за собой силу, шла в наступление, вторгаясь на территорию соперников. И где-нибудь на пыльной площади, на замусоренной, грязной улице происходила решающая битва.

Стремление участвовать во всех этих авантюрах настолько завладело Барри, что он вновь и вновь пробовал увязаться за братом, но несколько раз терял его из виду, а дважды Гас, заметив преследователя, сердито отсылал его домой. Барри, однако, не унимался, он просто хвостом ходил за старшим братом, уже не прячась, а делая вид, будто имеет полное право на участие. В конце концов Гас пожал плечами-дескать, пеняй на себя! – и взял его с собой. Они проехали подземкой две остановки и очутились поблизости от запретной зоны. Гас отпер отмычкой откидную дверь в безлюдном коридоре, и по ветхой железной винтовой лестнице они спустились к какому-то ленивому, зловонному ручью. Сто лет назад он, как и множество других ручьев, бежал наверху, но город строился, воду отвели и упрятали под землю. Лестницу еще худо-бедно освещали предусмотренные инструкцией аварийные химические лампы, здесь же, внизу, их обступила непроглядная тьма, и Гас достал из кармана куртки фонарик, луч которого едва рассеивал мглу. По узенькой тропке они минут десять шли вдоль речушки, до того места, где сверху падал дневной свет. Подземный канал тут частично обвалился, и по обломкам стен, бетонным блокам, железным сваям и лестничному остову им удалось вылезти на поверхность. Гас намекнул, что это территория противника и, хотя сейчас мир, нужно поскорее отсюда убираться. И они быстро зашагали по улицам, карабкаясь порой через груды развалин, а за ними плыла туча пыли. Наконец они добрались до старой фабрики, которая служила «Огненным всадникам» штаб-квартирой. Несколько «всадников» сидели развалясь на диванах и в креслах, на Барри они не обратили ни малейшего внимания очевидно, им было достаточно, что его привел Гас.

– Не воображай, что тебя уже приняли, – сказал Гас, – сперва надо выдержать испытание. А пока будешь делать все, что велят.

Кроме Барри, было еще несколько стажеров, в большинстве не намного старше его. Полноправные члены использовали их как прислугу: они бегали с поручениями, носили с холода напитки, мели полы или просто были наготове-вдруг что понадобится. Хотя все это не имело ничего общего с приключениями, Барри чувствовал, что стоит на пороге крупных событий, и без звука делал все, что ему велели, не протестовал, даже когда старшие избирали его мишенью для своих шуточек.

Однажды с улицы донесся топот и пение. Для Барри песня была незнакома-это оказался «Интернационал», – но один из старших вскочил и, подойдя к окну, крикнул:

– А-а, коммунистическое отродье! Правда, их там немного. По-моему, они решили бросить нам вызов. Ступайте-ка и вздуйте их как следует!

Приказ относился к стажерам, они ретиво высыпали на улицу и кинулись на чужаков-на пять-шесть подростков в черной коже, вооруженных кастетами и велосипедными цепями. Атака ничуть не смутила противника, и, хотя численный перевес был за нападающими, их крепко отколотили. «Огненные всадники» все это время наблюдали за дракой в окно. Когда ребята в черном наконец удалились, взгляду «всадников» открылось довольно-таки жалкое зрелище: кучка стажеров бесславно возвращалась назад, в синяках, с расквашенными носами. Не прошло и пятнадцати минут, как снаружи опять послышалось пение, младших опять послали на улицу, и опять им здорово досталось. На сей раз чужаки, однако, не отступили, а вслед за побежденными вошли в штаб-квартиру, где их с распростертыми объятиями встретили «огненные всадники». Парни были из дружественной банды, а весь инцидент оказался шуткой, забавой из тех, что, видимо, нет-нет да и позволяли себе старшие.

Но в целом это было прекрасное время, хоть и отмеченное кой-какими неприятностями, правда вполне терпимыми. Часто они весь день сидели среди своих, обсуждали разные происшествия, строили новые планы. Пили меска-колу, которая слегка ударяла в голову-быть может, именно поэтому настроение к вечеру всегда поднималось, по крайней мере так казалось Барри. Когда ядерные светильники вечером гасли, они зажигали свечи, а в окна плескало огненное зарево стартующих ракет. Они как бы держали связь с далекими мирами, которые мнились недосягаемыми, во всяком случае до поры до времени, но Барри не оставляло ощущение, что запретная зона каким-то образом причастна к этому, словно преддверие внешнего мира, где сплетались цели всех его мечтаний.