Текст книги "Рудольф Штайнер. Каким я его видел и знал"

Автор книги: Герберт Хан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

А потому – и тут Рудольф Штайнер перешел к конкретному предложению – веление времени таково, чтобы на всех крупных фабриках и заводах вводилось «учение о предприятии». Его задача сводится к тому, чтобы работающие могли получить наглядное представление обо всех рабочих секторах, а также начальные теоретические сведения о различных функциях отдельных подразделений. «Учением о предприятии» предусматривается, что отдельные рабочие и работницы будут на некоторое время направляться в другие подразделения и участвовать в их работе в качестве «практикантов». Конечно, это будет осуществляться только в той степени и в той форме, которые допускает производственный процесс всего предприятия.

Рудольф Штайнер, конечно же, знал, что система «практикантов» подобного рода может быть воспринята как нечто весьма дилетантское и что даже нетрудно подсчитать материальный и финансовый ущерб от нее. Но он верил, что на этом поприще достичь можно куда большего, чем кажется сегодня. Нужно только смело преодолеть ряд предрассудков. Кроме того, он считал, что выигрыш в человеческом плане и даже практическая польза для всего предприятия в целом превзойдут возможные незначительные убытки отдельных секторов.

Он пояснил все сказанное на примере работы папиросной фабрики. Там внедрение «учения о предприятии» нужно начинать со знакомства с культурой табачных растений. Как выглядят табачные поля, к примеру, в Греции или в других странах, откуда привозят табак; как и в какое время года и дня сельскохозяйственные рабочие ухаживают за этими полями, производят посадки или собирают выращенное, и даже, вообще, как выглядят эти люди, какую жизнь они ведут, какие у них обычаи и наклонности: все это непременно должно стать обязательным первым разделом такого учения. Рудольф Штайнер был также совершенно уверен и в том, что следует немного рассказывать о ботанических особенностях и классификации табачного растения. Но характерно, что за отправную точку он намеревался взять не теоретическое исследование этого растения, а ту общую картину, которая складывается при рассмотрении табака с точки зрения ландшафта, биологических особенностей и даже фольклора. Итак, он, как я теперь понимаю, в самый разгар беседы о планируемой вальдорфской школе привел первый пример практической вальдорфской педагогики.

Затем он обстоятельно охарактеризовал те этапы производственного цикла, с которыми должно будет знакомить «учение о предприятии»: обработка табачных листьев перед отправкой и их упаковка; пути транспортировки и средства, которые при этом используются; прием и складирование сырья на фабрике; сортировка и смешивание; ручные технологические операции и последующая упаковка, складирование, подвоз к местам отгрузки; географическое расположение мест поставок и схемы транспортных путей; общее содержание торгово – бухгалтерского сопровождения всех этих этапов; некоторые элементы агитации и рекламы.

Конечно, на каждой фабрике или заводе такое «учение о предприятии» будет носить специфические черты. Но оно должно быть введено и неизбежно станет интегрирующей составной частью всего производственного процесса – это, по мнению Рудольфа Штайнера, требование времени. Ведь успехи интеллектуального мышления, так сказал он во время той беседы, хотя и обеспечили возможность технического прогресса, просветили и развили сознание, но одновременно сделали его обособленным и изолированным. А потому нашей культурой в области социальной педагогики выдвигается требование – повсюду восстанавливать связь с Единством Мира. Ибо в созерцание этого Единства вовлекается не только голова человека. Оно вызывает в нем интерес и побуждает к активным действиям все его существо в целом и доходит до самых его глубин. И именно здесь лежит ключ к решению социальных проблем.

Если мысленно представить обстановку, в которой все это говорилось, то неизбежно возникнут различные вопросы. Например: «Как долго длился этот разговор?» Или: «Какое отношение все здесь описанное имеет к основанию новой школы?»

Но именно по ответам на эти весьма закономерные вопросы можно понять многое, что близко связано с нашей темой. Прежде всего разговор длился действительно очень долго. Хотя Рудольф Штайнер только что вернулся с большой лекции о трехчленности социального организма, с которой он выступал перед рабочим коллективом одного из самых крупных вюртембергских промышленных предприятий, и, конечно, он, прежде всего внешне, выглядел уставшим, разговор затянулся до самой ночи. При этом Рудольф Штайнер не проявлял никакой спешки, а, напротив, со всей тщательностью относился к различным поставленным на обсуждение вопросам. И вот что удивительно: чем дольше длилась встреча, тем бодрее он становился.

Примечательно, что помимо вопросов относительно школы, которые здесь умышленно рассматривались лишь в общих чертах, на самом деле одновременно обсуждалось и многое другое. В том числе и то, что, на первый взгляд, не имело отношения к основной теме. Однако Рудольф Штайнер никогда не сосредоточивался только на одной теме, его всегда интересовал весь комплекс вопросов, которые приносили с собой участники беседы. Он вел себя примерно так же, как и на лекциях. Однако бывали и отклонения, которые, как я выше сказал, лишь казались отступлением от темы. Но поздно вечером или на следующий день, окинув мысленным взором всю беседу в целом, я понимал, как живо, как искусно провел ее Рудольф Штайнер и как ему удалось окольными путями даже еще увереннее добраться до цели.

И потому в его рассуждениях об «учении о предприятии» в контексте социальной педагогики уже содержалось много такого, что позже было полнее, вплоть до методических деталей, разработано в вальдорфской педагогике.

В самый разгар беседы, посвященной учреждению школы, Рудольф Штайнер, к моему радостному удивлению, снова затронул вопрос «о цветовых оттенках языка», который он со мной обсуждал три года назад в Касселе. Теперь это было обусловлено его указанием на необходимость в открываемой нами школе нового типа изучать два иностранных языка уже с первого года обучения. Причем не следовало применять традиционные «грамматические» методы. Дети должны учиться иностранным языкам так же, как они осваивают свой родной язык: подражая речи живого человека. Но при таком обучении, когда дети реально погружены в поток непосредственного подражания, прежде всего преподаватели, если они, конечно, не родились в стране преподаваемого иностранного языка, должны выработать к нему такое же отношение, как к «родному» языку. И они даже обязаны постоянно стремиться к поддержанию и углублению такого отношения. Однако это не приобретается за счет умения свободно и правильно говорить. Погружение в «цветовые оттенки» иностранного языка – вот что нас связывает с иррациональным в других языках. Эти «цветовые оттенки» в какой – то степени возмещают нам то, что дается ребенку в самые первые годы жизни в виде чудесного дара, когда он своей душой прикладывается «к груди родного языка».

Со всем присущим ему обаянием рассуждал Рудольф Штайнер об этих вещах. Приведенные еще в Касселе примеры он дополнил рядом новых. А затем он начал говорить о том, насколько важны все эти вещи для создания настоящего взаимопонимания между народами. Истинное изучение особенностей других народов и их уважение – вот что, по его мнению, отныне все настойчивее востребуется временем. Нам не обойтись без подлинной психологии народной души, если мы хотим закладывать и углублять мирные отношения между народами.

И тут, сделавшись очень серьезным, он продолжил: «С помощью своих лекций „О миссии души отдельных народов в свете германской мифологии“, прочитанных мною в 1910 году в Христиании, я сделал попытку заложить основы такого учения о народной душе. Фактически эти лекции были нацелены на то, чтобы упрочить мир и помочь избежать насильственных столкновений. Но все оказалось напрасным!»

Он произнес это голосом, полным глубокого, сверхличного сожаления. А затем рассказал и о том, сколько сил он потратил, чтобы донести до одного ведущего немецкого политического деятеля содержание лекций в Христиании – Осло. С этой целью он даже снабдил отдельные лекции примечаниями и небольшими комментариями. «Но все оказалось напрасным, – подытожил он грустно. – И ужасная катастрофа не заставила себя ждать. Однако за ней последуют куда более страшные, чем нынешняя, если мы будем по – прежнему оставлять эти вещи без внимания!»

Под «этими вещами» понималось познание с позиций духовной науки ценности и задач души отдельного народа. В последующие годы я нередко размышлял об этом высказывании Рудольфа Штайнера, прозвучавшем еще весной 1919 года. Правда, исчерпывающее и одновременно трагичное подтверждение оно нашло лишь после смерти Рудольфа Штайнера, то есть после 1925 года. Тогда же подтвердились и другие слова Рудольфа Штайнера, сказанные им еще в 1919 году: «Если диктуемые временем новые социальные импульсы не будут осознанно подхвачены людьми, то отдельные нации создадут характерные для себя, особые формы социализма и будут все больше склоняться к навязыванию их всем другим народам».

Таким образом, беседа, во время которой обсуждалось учреждение Свободной вальдорфской школы, никоим образом не ограничилась рассмотрением школьных вопросов. Ее создание проходило под знаком великих перспектив времени. И когда позже, 7 сентября 1919 года, это действительно свершилось, то на пути воплощения идеи трехчленного строения общества с политической и экономической сторон возникли непреодолимые препятствия. Но сама Свободная вальдорфская школа, где нашла свое проявление свободная духовная жизнь, была как бы одним из самых многообещающих цветков той эпохи. В последующие десятилетия, полные жестоких испытаний, этот цветок, олицетворяющий собой исходную точку в развитии всего школьного дела, принес для него немалые плоды. Так жизнь доказала, что и цветок, и связывавшиеся с ним в 1919 году надежды оказались жизнеспособными и соответствующими действительности.

Один рабочий день и один судьбоносный год

Вся жизнь Рудольфа Штайнера была направлена на то, чтобы по – новому обосновать реальность духа применительно к познанию. Он сам был наполнен этой реальностью духа и обнаруживал ее в каждое мгновение – в этом можно было убедиться, наблюдая его в различных областях деятельности.

Как же выглядел обыкновенный рабочий день Рудольфа Штайнера на этапе его жизни между 1919 и 1924 годом, в то время, когда он неоднократно приезжал в Штутгарт? Я опишу это, исходя из воспоминания, которое весьма отчетливо запечатлелось в моей памяти.

Как – то раз зимой мы, учителя Свободной вальдорфской школы, узнали из телефонного разговора, что Рудольф Штайнер отбыл из Дорнаха и намеревается вечером этого же дня провести с нами конференцию. Маршрут, которым он обычно следовал на автомобиле в Штутгарт, был нам известен достаточно точно. Он всегда ехал через Шварцвальд, при этом предусматривалась короткая промежуточная остановка в Фрейденштадте. Поэтому мы предполагали, что он прибудет в Штутгарт примерно в девять часов вечера. Учительский коллектив собрался задолго до этого часа. Рудольф Штайнер появился действительно тогда, когда и ожидалось, и тотчас приступил к работе с нами, не позволив себе даже немного отдохнуть после довольно утомительной поездки. Конференция продлилась до позднего вечера, примерно до одиннадцати или половины двенадцатого. И все это время он в совершенно бодром настроении обсуждал с нами целый ряд актуальных школьных вопросов. Но уже за полчаса до окончания нашей конференции в соседнем зале стали собираться участники другого консультативного кружка. Это были преимущественно те, кто принадлежал к самым различным ветвям антропософской деятельности в Штутгарте, в том числе врачи, естествоиспытатели, руководители хозяйственных предприятий, финансисты. Всех просили прийти к одиннадцати часам вечера.

Когда конференция вальдорфского педагогического совета подошла к концу, некоторые члены нашего учительского коллектива, в том числе и несколько женщин, присоединились к собравшимся завсегдатаям консультативного кружка. Это были люди, регулярно принимавшие участие в беседах и обсуждениях и приглашавшиеся туда самим Рудольфом Штайнером. Он видел в деятельности Свободной вальдорфской школы важное и полное значимости выражение социальных инициатив, исходящих от духовной науки.

Ближе к полуночи началось новое совещание. Для себя лично Рудольф Штайнер не сделал даже очень короткого перерыва. Теперь он выслушивал с большим вниманием и терпением порой довольно пространные доклады представителей отдельных рабочих направлений. Время от времени делал какое – нибудь замечание. А по окончании каждого доклада сам начинал задавать серьезные вопросы, касающиеся сути работы.

Лишь иногда его удовлетворяли ответы, которые мы были способны дать. И это побуждало его делать, со своей стороны, новые основополагающие комментарии к отдельным проблемам. То были не крупицы, а нечто вроде целых слитков золота, раздариваемых нам тогда в позднее время. Часы бежали. Понятно, что не все участники оказались в состоянии справиться с чрезмерным напряжением ночной умственной работы. Как только у кого – нибудь веки наливались свинцовой тяжестью или взгляд чьих – либо глаз становился необычно застывшим и отрешенным, Рудольф Штайнер тут же неожиданно рассказывал анекдот. Рассмеявшись, все чувствовали себя бодрее.

И на этом заседании, так же, как во время разговора об учреждении школы, все словно мимоходом затронутые вопросы имели самое непосредственное отношение к центральной теме.

Около четырех часов утра Рудольф Штайнер дружеским, мягким голосом посоветовал одному из старейших членов кружка без колебаний все же идти домой. Однако обсуждения продолжались до седьмого часа. Затем постепенно люди начали расходиться. Но Рудольф Штайнер задержался еще недолго, чтобы перекинуться парой слов с оставшимися. И тут я заметил, как издатель одного из наших журналов подошел к нему, спрашивая об обещанной ему статье. В новом номере журнала эта статья занимает главное место, и выйти без нее журнал не может. Издатель выразил надежду, что Рудольф Штайнер в самые ближайшие дни предоставит ему эту статью. «Подойдите сюда еще раз примерно к половине восьмого, – сказал приветливо Рудольф Штайнер, – я ее сейчас и напишу».

В половине восьмого редактор действительно смог забрать эту статью. В восемь часов Рудольф Штайнер находился уже во дворе Вальдорфской школы, чтобы затем присутствовать на занятиях в отдельных классах. Как обычно, он и сейчас позволял занятиям идти своим ходом, но порой сам вмешивался в урок, вставлял неожиданное и весьма полезное остроумное замечание или набрасывал на доске мелом один из своих удивительных цветных рисунков, служивший иллюстрацией к тому, что изучалось на уроке. Учителя и ученики приходили в изумление, и в классной комнате возникало в равной степени как веселое, так и благоговейное настроение.

Ближе к полудню мы, учителя, обратили внимание, что Рудольф Штайнер не зашел ни в один из классов, занятия в которых вели педагоги, принимавшие участие во втором, ночном заседании, продлившемся до самого утра. Нас глубоко тронул этот столь человечный жест.

В полдень Рудольф Штайнер направился из школы в клинику, руководимую врачами с антропософской ориентацией. Там тщательно подготовились к его посещению и показали ему некоторых самых сложных пациентов. Он в консультативной форме немногословно и в то же время необычайно конкретно высказал свои соображения и указания.

Наступила вторая половина дня. К этому времени в нижней части города уже собрались сотрудники предприятия «Грядущий день». И – не делая никакого перерыва – Рудольф Штайнер принялся обсуждать с ними крайне сложные финансовые вопросы. Это продолжалось не один час. Настал вечер.

Только теперь Рудольф Штайнер отправился в свою штутгартскую квартиру на Ланхаузштрассе, чтобы затем, спустя короткое время, оказаться в большом лекционном зале дома Густава Зигле. Там были давно заняты не только сидячие места, слушатели стояли плотными рядами вдоль стен, в проходе и в непосредственной близости от докладчика. С бодростью и упругостью молодого человека тогда уже почти 60-летний Рудольф Штайнер читал полуторачасовую публичную лекцию. Затронутые в ней сложнейшие духовные вопросы были представлены с присущими ему силой, человечностью и со всем тем пылким темпераментом, о которых я уже говорил.

Многие ли из присутствующих догадывались, что этой творчески построенной лекции предшествовали двадцать четыре часа беспрерывной тяжелой работы в совершенно других областях? А многие ли поверили бы этому, даже если бы им рассказали?

После лекции, завершившейся под бурю аплодисментов, у Рудольфа Штайнера, как мне рассказывали, было более спокойное время, которое он использовал для того, чтобы перекусить. Однако его уже ждала группа людей, заранее записавшихся к нему на индивидуальные беседы. Эти беседы опять затянулись до ночи.

Если рассказывать об одном рабочем дне Штайнера, просто перечисляя события, может возникнуть подозрение, что это выдуманная легенда. Но на самом деле все это реальная действительность. И как таковая она всего лишь фрагмент еще более обширной деятельности человека, который не только говорил о духе, но и на глазах у всех являл своей жизнью его неисчерпаемые возможности.

Год 1922‑й стал для Рудольфа Штайнера годом особенно плодотворной работы, но и годом труднейших испытаний. Его результатом были важные циклы лекций за рубежом. Из них в апреле я прослушал так называемый «Гаагский научный курс». В июне того же года состоялся представительный конгресс «Запад – Восток», возможно, самое торжественное и самое блестящее публичное лекционное мероприятие антропософского движения из числа тех, которые проходили при жизни Рудольфа Штайнера. В новогоднюю ночь с 1922 на 1923 год великолепное деревянное здание Гётеанума в Дорнахе, творение Рудольфа Штайнера, которому он на протяжении целого десятилетия отдавал свои лучшие силы, стало жертвой огня.

В Голландии мне довелось впервые воочию наблюдать, как виртуозно Рудольф Штайнер вживался в дух другого народа. Повсюду за рубежом, где ему доводилось читать лекции, ничто из окружавшей его действительности не оставалось для него чуждым. Казалось, будто он очень глубоко знаком с сущностью других народов, их душой. Его выступления в Норвегии, Дании, Швеции, Финляндии, Англии, Италии или Швейцарии позволяли косвенно понять психологию соответствующих народов и их культуру. Так, благодаря его лекциям, хотя они прямо и не касались нидерландской действительности, я впервые почувствовал себя погрузившимся в мир этой страны. Переживание, столь глубоко взволновавшее меня, я смог тогда отразить в статье, появившейся в журнале «Три» в 1922 году под заголовком «От Гаагского научного курса к Венскому конгрессу «Запад – Восток».

В Вене Рудольф Штайнер ощущал себя духовно целиком и полностью на родной земле. Здесь в студенческие годы и в первый период его литературной деятельности было посеяно многое из того, что позже дало жизнеспособные всходы в его научных трудах. И теперь, на торжественном конгрессе, все это самым значительным образом предстало перед всем миром. То, чем Рудольф Штайнер был обязан своей родине, он возвращал в виде богатого духовного дара. Уже в первой половине XX столетия на своих лекциях, целиком посвященных взаимоотношениям Запада и Востока, он говорил именно о тех проблемах, которые сейчас, во второй половине этого века, постоянно занимают наши мысли.

Тогда, в 1919 году, обсуждая вопросы создания школы, Рудольф Штайнер так высказался о цикле лекций в Христиании, посвященных народной душе: «Фактически эти лекции преследовали цель заложить основы мира и помочь избежать насильственных столкновений…». Оглядываясь назад, понимаешь, что совершенно аналогичное можно сказать и о венских лекциях конгресса «Запад– Восток».

Во время конгресса «Запад – Восток» мы могли ежедневно замечать, что при всей серьезности, с которой он обсуждал значительные вопросы, им нисколько не упускались из виду и мелочи повседневной жизни, напротив, он даже умел подметить в них самые привлекательные и интересные стороны. Забавный пример тому – его выступление на закрытии конгресса, когда он еще раз с приветственными словами обратился к его участникам. В эти прекрасные и торжественные дни, говорил Рудольф Штайнер, я постоянно размышлял о том, как вернее всего можно было бы охарактеризовать душу австрийского народа. Зал, естественно, тотчас застыл в напряжении. «И я не смог найти ничего лучшего, – продолжил Рудольф Штайнер, – как то, что в Австрии повсюду можно выпить чашечку хорошего кофе!» Нужно хотя бы немного знать венцев, чтобы понять, какое ликование охватило присутствующих.

Между гаагским научным курсом и конгрессом «Запад – Восток» в Вене произошло событие, которое особенно глубоко врезалось мне в память: это был выпад против Рудольфа Штайнера в мюнхенском отеле «Четыре времени года». В тот период он, насколько мне известно, впервые выступал в различных крупных городах Германии с публичными лекциями, которые организовывались не антропософскими рабочими группами, а каким – то концертно – лекционным бюро. На эти лекции стекалось необычно много слушателей, и напрашивалось предположение, что Рудольф Штайнер не упустит возможность популяризировать антропософию. Но вместо того он выступил с лекцией о пути, ведущем к сверхчувственному познанию. Эта лекция, отличавшаяся математической точностью выражения мыслей, предъявила к слушателям высокие требования. Казалось, Рудольфу Штайнеру было важно, чтобы знания, изложенные в этой лекции, были восприняты как можно большим количеством людей, ибо он, отступив от своих традиций, повторял ее – лишь с незначительными изменениями – на протяжении всего своего турне.

Когда мы, то есть живущие в Штутгарте сотрудники, узнали, что Рудольф Штайнер будет выступать в Мюнхене, то некоторые из нас собрались туда поехать. Просочились слухи, что националистические круги определенного толка планируют совершить на него нападение. Нам хотелось быть там, чтобы в случае необходимости оградить или защитить его. Мы нашли Рудольфа Штайнера таким же спокойным и уравновешенным, как всегда. Однако те, кто был знаком с ним поближе, очевидно, смогли заметить в нем некоторую утомленность – многолюдные публичные лекции плотно следовали одна за другой. Во второй половине дня в отеле «Четыре времени года» мы устроили небольшое дружеское чаепитие. Рудольф Штайнер приветливо обратился к каждому из нас, указал на статью о гаагском научном курсе, опубликованную им в журнале «Гётеанум», и рассказал немного о предстоящем большом мероприятии в Вене. С какой заботой говорил он о различных путях, которыми можно добраться до этого прекрасного города! Нашим австрийским друзьям, присутствовавшим на том чаепитии, все это было хорошо известно. Но он, скорее всего, знал, что некоторым из нас никогда не доводилось бывать в Вене.

Перед лекцией приехавшие единомышленники в общих чертах распределили задачи и роли с теми, кто жил в Мюнхене. Большинство выбрали местом своего расположения зал. На меня и одного из наших штутгартских друзей выпала задача прикрывать Рудольфа Штайнера с тыла. Из вестибюля отеля ему на пути к трибуне предстояло пройти через дверь, ведущую к сцене. Нам было поручено охранять именно эту дверь.

И в тот вечер целые толпы слушателей устремились на лекцию. Вначале ничего особенного не происходило. Рудольф Штайнер вошел через ту самую дверь в лекционный зал и начал выступление в своей неспешной манере. Но в зале, несомненно, ощущалась необычно гнетущая, если не сказать удушливая, атмосфера. Сам Рудольф Штайнер, казалось, говорил с трудом, как бы пробираясь через что – то с большим напряжением. Вдруг погас свет. Подручные людей, замысливших нападение, добрались до выключателей. Продолжала гореть лишь одна маленькая лампа на кафедре лектора. Настрой темного зала был совершенно непонятен. Впоследствии мне казалось, что большинство людей было лишь напугано и пребывало в страхе. Но одновременно смутно ощущалась некая тревога, скрытая угроза. В этой ситуации Рудольф Штайнер проявил наивысшее присутствие духа: ясным голосом, четко выговаривая слова, он спокойно продолжал свое выступление, не сделав ни малейшей паузы. От такого совершенного владения собой люди, приготовившиеся в зале к нападению, явно растерялись и пребывали в нерешительности. Все замерли. Рудольф Штайнер продолжал читать лекцию поистине могущественным тоном и с полным присутствием духа. Он заговорил о духе, и в его голосе послышались отголоски удивительного колокольного звона, когда он, отчеканивая каждое слово, сказал: «И таким образом исследователь духовного мира хорошо знаком с духом. Но кто знаком с духом, того и дух берет под свою защиту».

В этот момент зал озарился светом – некоторые из наших друзей пробились к выключателям и заняли там посты. Большая часть слушателей неистово аплодировала, и Рудольф Штайнер смог без каких – либо новых инцидентов продолжить свою лекцию. Однако напряжение в зале все еще не исчезало. И едва он закончил лекцию, как в самый разгар аплодисментов начались насильственные действия со стороны определенной группы людей. Но наши друзья тотчас бросились вперед, образуя перед Рудольфом Штайнером как бы живой барьер, и он смог беспрепятственно добраться до своего номера в отеле. Попытки ринуться за ним сумели предотвратить мы оба, охранявшие дверь, – пришлось собрать все наши силы, чтобы выдержать напор со стороны зала. А там разыгрывалась самая настоящая рукопашная схватка. Все это продолжалось недолго: вмешались блюстители порядка и выпроводили нападавших из зала. Однако, когда мы позже ужинали вместе с Рудольфом Штайнером в одном из верхних залов отеля, с улицы доносились горланившие что – то голоса. Получившие незадолго до этого отпор хулиганы хотели таким образом заявить о себе. Лишь поздно ночью их голоса затихли.

Мы, принадлежавшие к кругу его друзей, радовались, что нападение удалось отбить. Но одновременно чувствовали себя удрученными оттого, что вообще оказались возможными эти дикие и, я даже бы сказал, угрожающие выходки против человека, который являлся носителем чистой духовности и чистой человечности. Самообладание его нисколько не покинуло, и он оживленно беседовал с нами на самые различные темы. Я припоминаю, что помимо прочего разговор касался горного монастыря на полуострове Афон в Греции. О нападении он не обмолвился ни одним словом.

На следующее утро, совсем рано, мы вместе с Рудольфом Штайнером отправились в Аугсбург. На перрон в Мюнхене пришли несколько верных друзей, пожелавших его проводить. В Аугсбурге, после непродолжительного отдыха, Рудольф Штайнер сел на скорый поезд, который должен был доставить его в Мангейм. Там вечером предстояло ему читать следующую лекцию из той же серии. Большинство из нас, переживших описанный драматический вечер, поехали вместе с ним на поезде до Штутгарта. Там, после того, как мы попрощались с Рудольфом Штайнером, он долго еще смотрел в нашу сторону из окна своего купе. Выражение его лица поразило меня. В нем было много такого, чего нельзя описать словами и о чем он явно избегал говорить вслух: никогда не забывайте этих минут – они предвещают куда большие коренные изменения и последствия их окажутся куда тяжелее, чем вы сегодня можете себе представить!

Прошло больше десяти лет, прежде чем я понял, что же тогда произошло. В тот вечер на нас – пока только как бы через щелочку – взирала рожа дьявола, который вскоре вознамерится погрузить Центральную Европу в непроглядную тьму и навлечь на нее невыразимые бедствия.

С тех событий прошло несколько месяцев. Рудольф Штайнер без новых помех занимался своей обширной деятельностью, пребывая в основном в Дорнахе. Вместе с тем он снова посетил Вальдорфскую школу и провел конференцию с учителями. Осенью 1922 года он прочитал так называемый «Педагогический курс для молодежи», предназначенный преимущественно примкнувшим к нему молодым людям.

В конце того же года, сразу после Рождества, были объявлены следующие лекции Рудольфа Штайнера в Дорнахе, на которых намеревался присутствовать и я. Но определенные обязательства задержали меня, и я смог отправиться в Дорнах и Базель лишь в ночь под Новый год. В этот раз, как никогда, я радовался тому, что вновь увижу Гётеанум. Образ этого ни с чем несравнимого здания завладел мною настолько сильно, что я во время ожидания на какой – то промежуточной станции даже написал письмо, в котором детально остановился на архитектурных формах Гётеанума. Одновременно мои размышления были как бы эстафетой, переходившей от старого года к новому, который должен был начаться всего через несколько минут.

В Базель я прибыл очень ранним утром. При таможенном осмотре один из служащих меня спросил, не в Дорнах ли я направляюсь. Когда я подтвердил это, он сказал: «Тут произошло нечто серьезное – сегодня ночью Гётеанум сгорел дотла». Эти слова были для меня подобны удару дубинкой. Поначалу я никак не мог до конца воспринять их.

От Базеля на электричке можно доехать до Дорнаха примерно за полчаса. В поезде пассажиры только и говорили о Гётеануме. Но, несмотря на горькую печаль, охватившую меня, во мне все же теплилось отрадное чувство – все люди вокруг говорили о происшедшей катастрофе как об ударе судьбы, настигшем их всех. С большим уважением и даже с сочувствием они упоминали имя Рудольфа Штайнера.

Когда я прибыл в Дорнах, было все еще темно. Несколько друзей, знавших о моем приезде, встретили меня на станции. Они опасались, что внезапность известия о катастрофе еще сильнее потрясет меня. Мы побрели пешком в направлении Дорнахского холма. Нас встретил запах гари. И вскоре перед нами на фоне бледного неба возникла темная масса обрушившегося здания. Отдельные его фрагменты ярко светились и еще тлели, кое – где виднелись устало колеблющиеся языки пламени. Три гигантских деревянных зала, почти полностью уничтоженных пламенем, были похожи на потухшие факелы. Чувство, владевшее каждым, было не только скорбью по поводу утраты здания, драгоценного, уникального здесь на земле явления; это была боль, охватывающая обычно людей, когда судьба забирает у них друга, когда близкое существо расстается с нами до конца нашего странствования по земле.

Медленно бредя вдоль пожарища, я встретил Рудольфа Штайнера. Разве можно найти какие – нибудь слова при виде такой утраты? Я поприветствовал его почтительно, и он в душевном порыве взял меня за руку. «Десять лет работы…» – вот единственное, что он произнес. Но каждое слово отозвалось в моем сердце. В его лице, в его глазах после этой ночи ужаса и скорби можно было прочитать и нечто совершенно другое. Беда не ограничивается только уничтожением десяти лет труда, пожар был еще и предвестником грядущих событий, предостережением времени.