Текст книги "Краткая всемирная история"
Автор книги: Герберт Джордж Уэллс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)
XX. ЖИЗНЬ ГАУТАМЫ БУДДЫ
Теперь вернемся на три века назад и расскажем о великом учителе, совершившем революцию в религиозной жизни Азии. Это был Гаутама Будда, проповедовавший жителям индийского города Бенареса примерно в то самое время, когда Исаия пророчествовал в Вавилоне, а Гераклит размышлял о природе вещей в Эфесе. Все они жили в VI веке до н. э., но не знали друг о друге.
VI век до н. э. – один из самых замечательных в истории человечества. Повсюду – в том числе и в Китае – человеческий ум исполнился новым дерзанием, пробудился от традиций древних царств, жреческих культов, кровавых жертвоприношений и задался глубинными вопросами жизни. После двадцати тысяч лет детства человечество вступило в эпоху созревания.
Древнейшая история Индии до сих пор почти неизвестна. Около 2000 лет до н. э. где-то на северо-востоке арийские народы спустились с гор и как завоеватели принесли свой язык и традиции. Они говорили на санскрите, разновидности арийского языка. У покоренных народов была более развитая цивилизация, но им не удалось отстоять своих владений по Инду и Гангу. В отличие от греков и персов, завоеватели с ними почти не смешивались. Из далекого прошлого Индии туманно проступает общество, разделенное на части, не имевшие свободного общения между собой (совместная еда, браки, смешанные сообщества). Деление на касты продолжалось и во всей последующей истории Индии: в отличие от свободно смешивающихся европейских или монгольских общин Индия представляет собой сообщество сообществ.
Сиддхартха Гаутама происходил из аристократического рода, который правил небольшим княжеством в отрогах Гималайских гор. В девятнадцать лет он женился на своей красавице кузине. Жизнь его протекала в развлечениях среди солнечных садов, рощ и рисовых полей. И вдруг на него напало какое-то беспокойство и неудовлетворение – тревога высокого ума, ищущего для себя достойной деятельности. Он почувствовал, что вовсе не живет настоящей жизнью, а лишь пребывает на затянувшемся празднике.
И вошло в него понимание смерти и болезней, бренности всякого земного счастья. Он встретил одного бродячего аскета, которых уже тогда в Индии было много. Эти люди вели суровую жизнь, предаваясь созерцанию и религиозным спорам. Считалось, что они ищут глубинного понимания действительности, и Гаутамой овладело страстное желание последовать за ними.
По преданию, он обдумывал это желание, когда его известили о том, что жена родила ему сына-первенца. «Вот еще один узел, который придется разорвать!» – сказал Гаутама.
Он возвратился в свою деревню, где его встретили радостные сородичи и устроили большой праздник с танцами в честь нового узла для Гаутамы. Ночью он проснулся от страшной тяжести на сердце, «как человек, у которого загорелся дом». Гаутама решил оставить свою счастливую, но бессмысленную жизнь. Неслышно войдя в комнату жены, он увидел при свете лампы, что она сладко спит среди цветов с младенцем на руках. Его охватило страстное желание в первый и последний раз обнять сына, но страх разбудить жену удержал его. Он повернулся, вышел из дома в яркий лунный свет, сел на лошадь и отправился в бескрайний мир.
Долго ехал он этой ночью, а утром был уже за пределами земель своего рода. Остановившись у песчаной реки, Гаутама срезал ниспадавшие ему до плеч волосы, снял украшения и вместе с мечом и лошадью отослал их домой. Ему встретился человек в лохмотьях, и Гаутама поменялся с ним одеждой. Теперь, освободившись от мирских связей, можно было продолжить поиски мудрости. Гаутама направился на юг, к отрогам гор Виндхья, где в пещерах обитали отшельники и учителя, которые ходили в город за своим скудным пропитанием и возвещали людям слово истины. Гаутама изучил всю философию своего века, но его проницательный ум не удовлетворился ее ответами.
Индийское миросозерцание склонялось к тому, что силу и знание можно достичь лишь через крайний аскетизм: постами, отказом от сна, причинением себе боли. Гаутама решил испытать все это. Вместе с пятью учениками он удалился в джунгли, где предался голоду и самоистязаниям. Слава его распространилась, «подобно рокоту огромного колокола под небесным сводом», но это не принесло ему чувства обретенной истины. Однажды во время прогулки, стараясь сосредоточиться, несмотря на одолевавшую его слабость, он впал в бессознательное состояние, а когда очнулся, вдруг ясно понял полную абсурдность подобных способов.
Он попросил обычной еды и отказался продолжать умерщвление плоти, отчего все его ученики пришли в ужас. Гаутама понял, что истина постигается нормальным мозгом и здоровым телом. Подобные идеи были совершенно чужды стране и эпохе. Опечаленные ученики ушли в Бенарес, оставив его скитаться в одиночестве.
Когда ум бьется над разрешением какой-нибудь сложной и запутанной проблемы, он, сам того не замечая, шаг за шагом движется вперед. А потом внезапно приходит просветление и чувство победы. Так случилось и с Гаутамой. Однажды он сел под большим деревом у реки, чтобы поесть, и вдруг у него возникло ясное понимание смысла жизни. Как говорят, он просидел весь день и всю ночь, погруженный в глубокую задумчивость. Потом поднялся, чтобы поведать о своем просветлении всему миру.
Гаутама отправился в Бенарес, где разыскал своих учеников и обратил их на путь обретенной им истины. В Оленьем парке они сделали себе хижины и устроили нечто вроде школы, куда приходили многие ищущие мудрости.
Исходная точка нового учения заключалась в том самом вопросе, который возник у Гаутамы в дни мирского благополучия: «Почему во мне нет полного счастья?» Вопрос этот направлен внутрь себя и коренным образом отличается и от направленного вовне стремления Фалеса или Гераклита познать Вселенную, и от тех нравственных обязательств, которые пророки налагали на миропонимание иудеев. Индийский учитель хотел познать внутренний мир и разрушить собственное «я» человека. По его словам, страдание происходит от желаний, и пока не победишь их, жизнь будет мятущейся, а конец печальным. Есть три разновидности желаний, и все они суть зло. Первое – желания чревоугодия и чувственности, второе – стремление к личному эгоистическому бессмертию, третье – желания успеха и признания, жадность и тому подобное. Чтобы избежать бед и страданий, все желания необходимо преодолеть. Когда «я» исчезнет, придет безмятежность души – Нирвана, величайшее из возможных благ.
Таково его учение, изощренное и метафизическое по своей сути и куда более трудное для понимания по сравнению со стремлением греков видеть все ясно и правильно или еврейскими заповедями страшиться Бога и идти праведным путем. Это учение оказалось недоступным даже для учеников Гаутамы, и неудивительно, что как только исчезло влияние его личности, оно было извращено и огрублено. В Индии широко распространилась вера в то, что через определенные промежутки времени на землю нисходит сама Мудрость и воплощается в каком-то избранном человеке, которого называют Буддой. Ученики Гаутамы провозгласили его последним из Будд, хотя неизвестно, принял ли он это имя. Вскоре после смерти Гаутамы вокруг него стали слагаться фантастические легенды. Человеческому сердцу чудо ближе, чем нравственный подвиг, и поэтому Гаутама Будда превратился в великого чудотворца
И все-таки он принес людям великую пользу. Для большинства Нирвана была слишком возвышенна и утонченна, а их стремление к мифотворчеству оказалось притягательнее простых фактов жизни Гаутамы, но они смогли уловить хотя бы немногое из того, что Гаутама называл восьмеричным путем, Благородной дорогой жизни. Главным были правильное мышление, правильные цели, правильные слова и правильная жизнь. Это пробуждало самосознание, призывало к великодушию и самоотречению.
XXI. ЦАРЬ АШОКА
На протяжении нескольких поколений после смерти Гаутамы его возвышенное и благородное учение о преодолении себя привлекало к себе лишь немногих. Зато поразило воображение одного из величайших монархов мира.
Уже упоминалось о походе Александра Великого в Индию и его войне с Пором на берегах Инда. Греческие историки рассказывают, что некто Шандрагупта Маурья пришел к Александру, чтобы убедить его двинуться на Ганг и завоевать всю Индию. Но македонцы не захотели идти дальше. Через некоторое время (321 г. до н. э.) Шандрагупта сумел заручиться поддержкой горных племен и осуществил свои замыслы без помощи греков. Он создал на севере Индии империю, напал в Пенджабе на Селевка I (303 г. до н. э.) и уничтожил последние остатки греческого влияния. Его сын расширил новое царство, и внук Ашока в 264 г. до н. э. стал править землями от Афганистана до Мадраса.
Сначала Ашока собирался последовать примеру отца и деда и завершить завоевание полуострова Индостан. Он вторгся в Калингу, к востоку от Мадраса, и вел там успешную войну (225 г. до н. э.). Но – единственному среди завоевателей – ему стали вдруг отвратительны ужасы войны. Он прекратил ее и с тех пор никогда больше не воевал. Ашока воспринял миротворческое учение буддизма и провозгласил, что отныне будет сражаться только мечом веры.
Правление Ашока в течение двадцати восьми лет было одним из самых светлых периодов в мучительной истории человечества Он повелел рыть по всей Индии колодцы и высаживать деревья; устраивал больницы и общественные сады, где выращивали целебные травы. Он назначил чиновников для помощи покоренным народам. Он заботился об образовании женщин и широко благотворил буддийским монахам, которых побуждал заботиться о своих священных книгах, ибо извращения и наслоения очень скоро стали портить простое и чистое учение великого Гаутамы. Ашока отправлял миссионеров в Кашмир, Персию, Цейлон и Александрию.
Таков был Ашока, величайший из царей, далеко опередивший свое время. Он не оставил после себя ни наследника, ни организации, которые продолжили бы его дело. Через сто лет его славное царствование сохранилось только в памяти потрясенной и распадающейся Индии. Самая высшая и привилегированная каста брахманов противостояла учению Будды, они постепенно подорвали его влияние. Вновь вернулись прежние боги-чудовища бесчисленных индуистских культов. Долгие столетия буддизм и брахманизм процветали, не мешая друг другу, но буддизм разлагался, и многоликий брахманизм занял его место. Зато за пределами Индии учение Будды распространилось в Китае, Таиланде, Бирме и Японии, где оно преобладает до сих пор.
XXII. КОНФУЦИЙ И ЛАО-ЦЗЫ
Расскажем еще о двух великих людях – Конфуции и Лао-цзы, которые жили все в том же удивительном VI веке до нашей эры, когда началось взросление человечества.
Мы еще почти ничего не сказали о первоначальной истории Китая, тем более что о ней мало что известно. Очень давно в долинах великих рек из гелиолитической культуры возникла первобытная китайская цивилизация. Как в Египте и Шумере, она была сосредоточена вокруг храмов, где жрецы и цари-жрецы приносили богам ежегодные кровавые жертвы. Вероятно, жизнь в этих городах была очень похожа на жизнь египтян и шумеров 6—7 тысяч лет назад или племен майя в Центральной Америке за тысячу лет до нашей эры.
Но если в Китае и были человеческие жертвоприношения, то задолго до наступления исторических времен их сменили жертвоприношения животных. Гораздо раньше 1000 года до нашей эры в Китае появилось рисуночное письмо.
Подобно тому, как первобытные цивилизации Европы и Западной Азии враждовали с кочевниками пустынь и кочевниками севера, первобытные цивилизации Китая были окутаны облаком кочевых народов. Многие из них говорили на родственных языках и имели сходные обычаи и нравы. О них – гуннах, монголах, турках и татарах – на протяжении долгах времен не переставала твердить история. Они изменялись и разделялись, смешиваясь в разнообразных сочетаниях, как это было у северных народов и племен Центральной Азии, у которых зачастую менялись только названия, а не суть. Монгольские кочевники приручили лошадей раньше, чем северные народы, а где-то в районе горного Алтая около 1000 г. до н. э. ими была изобретена выплавка железа. Как и на Западе, восточным кочевникам удалось объединиться, и они стали завоевателями оседлых и цивилизованных народов.
Вполне возможно, что древнейшая китайская цивилизация была немонгольской, как не была нордической или семитской древнейшая цивилизация в Европе, которую создали темноволосые племена родственные древним египтянам, шумерам и дравидам. К началу письменной истории Китая там уже могли произойти и завоевания, и смешение народов. Во всяком случае к 1750 г. до н. э. Китай представлял собой обширную систему мелких городов-государств, признававших свою (не очень сильную) зависимость от великого жреца-императора, Сына Неба. Династия Шан, прервавшаяся в 1125 г. до н. э., сменилась династией Чжоу, сохранявшей в Китае мирное единство до времен Ашоки в Индии и Птолемеев в Египте. Но постепенно страна распалась под ударами гуннов, которые разделили ее на независимые княжества. По китайским свидетельствам в VI веке до н. э. там насчитывалось пять-шесть тысяч независимых государств. Этот период китайцы назвали «Веком Смуты».
Но век смуты вполне мог сочетаться с умственной деятельностью и существованием центров искусства и цивилизованной жизни. Когда мы лучше узнаем китайскую историю, то, несомненно, обнаружим там свой Милет и свои Афины, свой Пергам и свою Македонию. Но пока наши сведения об этом периоде разделенного Китая неясны и скудны.
Подобно тому, как в раздробленной Греции процветали философы, а среди плененных и порабощенных евреев – пророки, так и в потрясенном Китае были свои учителя и мудрецы, как будто опасности и неуверенность в завтрашнем дне способствуют появлению выдающихся умов. Конфуций происходил из аристократического рода в небольшом государстве Лу и – в духе греков – создал здесь Академию для постижения мудрости. Его глубоко угнетали беззаконие и беспорядок, царившие в Китае. Конфуций выработал идеал идеального правления и идеальной жизни. Он перебирался из одного государства в другое в поисках правителя, который воплотил бы в жизнь его законодательные и просветительские идеи, но так его и не нашел. При дворе одного государя интриги фаворитов подорвали влияние Конфуция, и предлагавшиеся им реформы были отвергнуты. Интересно, что полтораста лет спустя греческий философ Платон также искал покровителя и какое-то время был советником тирана Дионисия, правившего в Сиракузах на Сицилии.
К концу жизни у Конфуция остались только разочарования. «Для меня не нашлось просвещенного правителя, мне пора умирать», – говорил он. Но в его учении оказалось гораздо больше жизненной энергии, чем он полагал перед своей кончиной, оно послужило колоссальной созидательной силой для всего китайского народа и стало, по выражению самих китайцев, одним из Трех Учений (наряду с буддизмом и даосизмом).
Конфуцианство – путь благородного человека, для которого главное – личное поведение, как для Гаутамы – умиротворение и самоотверженность, для греков – познание внешнего мира, а для евреев – праведность. Среди великих учителей Конфуция более всего заботил дух общества. Его бесконечно угнетала всеобщая смута и страдания, он хотел сделать человека благороднее и тем самым облагородить окружающий мир. Он стремился упорядочить жизнь и создать здравые правила на все ее случаи. К этому времени в Северном Китае вырабатывался идеал воспитанного и благородного человека, проникнутого духом общественности, и Конфуций придал ему окончательную форму.
Учение Лао-цзы, который долгое время был хранителем императорской библиотеки при династии Чжоу, гораздо мистичнее и неопределеннее, чем философия Конфуция. Он проповедовал стоическую отрешенность от мирских наслаждений и стремления к власти и возвращение к простой жизни. Оставшиеся от него тексты лаконичны, трудны для понимания и напоминают загадки. Учение Лао-цзы после его смерти, как и учение Гаутамы, было искажено и подменено мифами и обрядами. Как и в Индии, в Китае первобытная магия и легенды детской эпохи человечества боролись с новым мышлением и опутывали его нелепыми и бессмысленными обрядами. В современном Китае буддизм и даосизм представляют собой религии монахов и священнослужителей. Если не по идеям, то по форме они повторяют древний тип жертвенного культа шумеров и египтян. С учением Конфуция, благодаря его простоте, ясности и неподверженности искажениям, этого не случилось.
Северный Китай в долине Хуанхэ воспринял дух и смысл конфуцианства, а в области Янцзы укоренился даосизм. С тех времен и прослеживается конфликт между ними во всей китайской жизни, конфликт официального и консервативного Севера и гибкого, скептичного Юга.
Разложение Китая достигло наихудшего состояния в VI веке до нашей эры. Династия Чжоу настолько ослабла и дискредитировала себя, что Лао-цзы покинул императорский двор и удалился в частную жизнь.
Три силы определяли положение страны в эту эпоху: Ци и Цзин на севере и агрессивно-воинственная власть Чу в долине Янцзы. В конце концов Ци и Цзин объединились, победили Чу, согласились о разоружении и установлении всеобщего мира. Преобладающей стала власть Цзин: во времена индийского царя Ашоки монарх этой династии захватил священные сосуды императоров Чжоу и присвоил себе их жреческие прерогативы. Его сын Ши-хуанди (царь в 246 г. до н. э., император с 220 г.) назван в китайских хрониках «Первым Вселенским Императором».
Более удачливый, чем Александр, он царствовал тридцать шесть лет. Его деятельное правление положило начало новой эре единства и процветания китайского народа Он энергично сражался против вторгшихся с севера гуннов. Чтобы воспрепятствовать набегам кочевников, при нем было начато строительство Великой Китайской стены.
XXIII. РИМ ВСТУПАЕТ В ИСТОРИЮ
Читатель уже, вероятно, заметил подобие истории всех цивилизаций, несмотря на такие преграды между ними, как горные массивы Центральной Азии и Индии. Сначала на протяжении тысячелетий гелиолитическая культура распространялась по теплым и плодородным речным долинам Старого Света и породила систему храмов с жрецами-правителями. Ее создателями были, по всей видимости, те черноволосые племена, которых мы назвали центральной расой человечества. Затем из мест сезонных миграций и пастбищ пришли кочевники и привили первобытной цивилизации свои качества, а зачастую и свой язык. Они не только были завоевателями, но и стимулировали развитие культуры. В Месопотамии такого рода ферментами стали эламиты, затем семиты и, наконец, северные мидийцы и персы, для эгейских народов ими стали греки, в Индии – арийцы. В Египет с его высокоразвитой жреческой цивилизацией завоеватели вторгались реже. В Китае завоеватели-гунны ассимилировались, но за ними пришли новые гунны, и Китай монголизировался точно так же, как Северная Индия и Греция стали арийскими, а Месопотамия – семитской. Повсюду кочевники несли с собой разрушения и, вместе с тем, дух свободного исследования и нравственного обновления. Они подвергали сомнению древние верования и открывали врата храмов для дневного света. Их цари не были ни жрецами, ни богами, а всего лишь вождями, избиравшимися из числа других предводителей.
В следующие шесть веков до нашей эры мы видим повсюду сильнейший упадок древних традиций и пробуждение нового духа нравственных и умственных интересов, который уже не угасал. Чтение и письмо становятся обычными и доступными для правящего и состоятельного меньшинства, а не ревниво охраняемыми тайнами жрецов. Умножаются путешествия, а способы передвижения благодаря лошадям и дорогам совершенствуются. Для облегчения торговли было изобретено новое удобное средство – деньги в виде монет.
Перенесемся теперь из Китая в Старый Свет, в западную часть Средиземноморья. Здесь возник город Рим, которому суждено было сыграть выдающуюся роль в истории человечества
Пока мы почти ничего не говорили об Италии. Ранее 1000 года до нашей эры это была лесистая и малонаселенная горная страна. Наступая вдоль Апеннинского полуострова к югу, арийские племена создавали города, и на южной его оконечности возникло множество греческих колоний. Величественные руины Пестума донесли до наших дней великолепие древнегреческих поселений. В центральной части полуострова обосновались этруски – неарийское племя, родственное эгейским народам. Они приостановили происходящий процесс, покорив некоторые арийские племена. Рим появляется в истории как небольшой торговый город возле брода через Тибр, населенный латиноязычным племенем под властью этрусских царей. Древние хроники называют годом его основания 753 г. до н. э., на пол века позже возникновения финикийского Карфагена и через двадцать три года после Первой Олимпиады. Однако на римском Форуме были раскопаны еще более древние этрусские захоронения.
В замечательном VI веке до нашей эры этруски были изгнаны (510 г.), и Рим стал аристократической республикой, где класс «патрицианских» семейств властвовал над «плебеями». За исключением латинского языка Рим во многом напоминал аристократические греческие республики.
Несколько столетий внутренняя история Рима сводилась к долгой и упорной борьбе плебеев за свободу и участие в правлении. В этом конфликте очевидны греческие аналогии, сами греки назвали бы его соперничеством аристократии и демократии. В конце концов плебеям удалось лишить знатные семейства привилегий, добиться фактического равенства и распространить римское гражданство на многих «чужаков». Внутренняя борьба не мешала, однако, усилению Рима за его пределами.
Римская экспансия началась в V веке до нашей эры. До этого римляне воевали (по большей части неуспешно) только с этрусками. Всего в нескольких милях от Рима находилась этрусская крепость Вейи, которую они никак не могли взять. В 474 г. до н. э. этрусков постигла катастрофа – их флот был уничтожен сицилийскими греками, а с севера на них обрушились захватчики-галлы. Зажатые между римлянами и галлами, этруски исчезли из истории. Галлы захватили крепость Вейи, а заодно разграбили Рим (390 г.), но не сумели взять Капитолий – о ночном штурме жителей предупредил гусиный крик. В конце концов от захватчиков откупились, и они ушли на север Италии.
Нападение галлов послужило скорее укреплению, чем ослаблению Рима. Римляне покорили этрусков и распространили свою власть на всю центральную часть полуострова от Арно до Неаполя (около 300 г. до н. э.). Их завоевания в Италии происходили одновременно с усилением Филиппа в Македонии и Греции и походами Александра в Египет и на Ганг. Ко времени распада империи Александра Рим становится известным всему цивилизованному Востоку.
К северу от Рима находились галлы, к югу (на Сицилии и на каблуке итальянского сапога) – поселения Великой Греции. Галлы были смелым и воинственным народом, и римляне с трудом сдерживали их напор линией крепостей и укрепленных поселений. А греческие города на юге во главе с Тарентом (ныне Таранто) не столько угрожали Риму, сколько сами боялись его и искали себе союзников против новых завоевателей.
Мы уже говорили, как распавшуюся империю Александра поделили между собой его полководцы, в числе которых был его родственник Пирр, обосновавшийся в Эпире на берегу Адриатического моря, напротив итальянского каблука. Он вознамерился последовать примеру Филиппа Македонского и завоевать Тарент, Сиракузы и сопредельные с ними страны. У него было великолепное войско – фаланга пехотинцев, фессалийская конница, двадцать боевых слонов. Пирр вторгся в Италию и разгромил римлян в битвах при Гераклее (280 г.) и Аускуле (279 г.). Прогнав их на север, он приступил к завоеванию Сицилии.
Но здесь его встретил более опасный враг, чем римляне, – финикийский торговый город Карфаген, который был тогда, вероятно, величайшим городом мира. Карфагеняне хорошо помнили судьбу, постигшую полвека назад их метрополию Тир, и послали на помощь Риму свой флот, прервавший пути сообщения Пирра на море. Римляне нанесли ему жестокое поражение у Беневента, между Неаполем и Римом.
Пирру пришлось вернуться к себе в Эпир, где уже появились галлы. Они обошли укрепленную римскую границу и через Иллирию (ныне Сербия и Албания) вторглись в Македонию и Эпир. Отброшенный римлянами, перед лицом угрозы карфагенского флота на море и галлов на суше, Пирр отказался от своих завоеваний (275 г.), и римское владычество распространилось до Мессинского пролива.
Тем временем греческий город Мессина на Сицилии был захвачен пиратами. Карфагеняне, ставшие фактическими владыками Сицилии и союзниками Сиракуз, изгнали пиратов (270 г.) и оставили там свой гарнизон. Но пираты пожаловались Риму, тот встал на их сторону, и таким образом по обеим сторонам Мессинского пролива лицом к лицу оказались две враждебные силы: Карфаген и народ новоявленных завоевателей – римляне.
