Текст книги "Клыкастый клан"
Автор книги: Гера Агеева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)
– Кава-ар? – между тем ухмылялся Антон, откровенно потешаясь над сосредоточенностью Смотрителя.
Поразмышляв на тему своевременности намечающегося локального Апокалипсиса, Борис пришел к выводу, что весь этот балаган нужно заканчивать немедленно.
– Ларк, успокойся ты. – Вмешался он, раздраженно откидывая руку резко очнувшегося Кавара.
– Я с-с-спокоен.
– Абсолютно? – уточнил оборотень.
– Абс-солютно.
– Тогда прекращай орать, шипеть и пугать меня. Я ведь дико впечатлительный. Еще раз крикнешь, я не сдержусь и въеду тебе как следует.
– Борис. – Предостерегающе позвал Смотритель.
– А-а... – отмахнулся тот, внимательно наблюдая за реакцией друга, который, наконец, перестал корчить из себя Джека Потрошителя и позволил выползти на лицо озадаченному выражению.
– Въедешь? – переспросил он, удивленно задирая бровь, – мне-е? За что?
– За все хорошее! Ты достал уже!
– Я? – воскликнул парень, вновь повышая тон, озадаченность при этом никуда не делась, а наоборот завладела еще и голосовыми связками.
– Ты! Что за цирк ты здесь устроил? А ты? – резко развернувшись, он кивнул застигнутому врасплох Кавару. – Ты чего к нему в голову полез? Сбрендил? А если вас опять по чайникам приложит?
– Бо... – ошарашено моргая, вдруг начал Антон.
– Что?! – теперь была очередь оборотня выходить из себя и повышать голос.
Антон на это ничего не ответил, резко побледнев.
– Ла-арк? – настороженно произнес Борис, обмениваясь со Смотрителем встревоженными взглядами.
– А?
– Ты... Але, Ларк! – Борис шагнул навстречу другу и остановился прямо напротив растерянно хлопающего ресницами друга.
– И что это было? – хором спросили оба.
Долгое переглядывание не дало результатов, и взгляд Антона окончательно расфокусировался.
– Знаешь что?! – резко вскинулся оборотень, хватая парня за рубашку. – Пошли-ка.
– Куда? – воскликнул Смотритель, наблюдая, как Борис буквально на себе тащит несопротивляющегося Антона в сторону ванной.
– Нормально, да? – забубнил себе под нос оборотень, не обращая на крылатого внимания. – Это я значит буяню. Это меня, значит, успокаивать нужно. А сам? Истеричка! – гаркнув прямо в лицо ошалевшему другу, Борис толкнул того в ванну и зашел следом.
О том, что происходило внутри, Кавар мог только догадываться. Что было совсем не сложно сделать, прислушиваясь к доносившимся возмущенным крикам, сдобренным щедрой порцией мата, и шуму льющейся воды.
– ***! Я тебе ***! ***!!! – услышал Смотритель, когда из ванны выскочил мокрый с головы до ног Антон.
Не успел тот договорить, как в лицо ему полетело большое белое полотенце, укутав голову парня и заглушив остальные слова.
– Сам виноват. – Спокойно ответил на приглушенные вопли Борис, появившийся из дверей и распрямляя закатанные до локтей рукава водолазки.
– Что?! – возмущенно вскинулся парень, стягивая с головы полотенце и прожигая друга гневным взглядом из под прилипших к лицу волос. – Да я...
– Дебил?
– ***! Какого хрена ты это сделал?
– А что? Разве не помогло? – невинно поинтересовался оборотень.
– Э-э... Помогло. – Замялся Антон. – Но вода ледяная!!!
– Ты предпочитаешь кипяток? – деланно удивился Борис, округляя глаза.
– Да ну тебя в баню!
– Я только что оттуда.
– Ты точно в порядке? – Кавар осторожно заглянул Антону в лицо.
– В полном. – Ядовито ответил тот, недобро глядя на сидящего рядом друга.
– Антон, ты сейчас должен быть предельно спокоен. Никакого гнева. Иначе...
– Иначе нас ждет второй Чернобыль, я уже понял.
Кавар обреченно вздохнул, понимая, что другой реакции уже не дождется.
– Отойди к окну. – Кивнул он Борису и, дождавшись пока тот отойдет, поднялся, взглядом предлагая Антону сделать тоже самое.
– Что мне делать? – спросил тот, встав напротив Смотрителя.
– Ты правша?
– Да.
– Дай мне правую руку. И, Антон, – Кавар серьезно заглянул парню в глаза, – Ни в коем случае не шевелись. Даже если почувствуешь, что рука отваливается. Понял?
– Что-что я почувствую?! – округлив глаза, воскликнул тот.
– Это может быть больно.
– Может?
– Может. Обычно, при слиянии Носитель не чувствует практически ничего, кроме небольшого покалывания. Но ты не прошел еще инициализацию. Так что...
– А если я при слиянии ласты склею? Что тогда?
– Этого точно не будет. Но все же, я посчитал нужным предупредить тебя. И повторяю: ни при каких обстоятельствах не шевелись. Можешь кричать, но не шевелиться. – Крылатый вытащил кинжал из ножен, осторожно пробегая пальцами по лезвию. – Ясно?
– Твою мать! И почему я тебя слушаю? – жалобно пробурчал парень, но руку все же протянул.
Наблюдавший за всем Борис заметно напрягся, готовый в любой момент придти на помощь другу.
Кавар, чуть ли не прыгающий в нетерпении, тут же ухватился за протянутую конечность и прочно закрепил ее в горизонтальном положении ладонью вверх. Пока Антон ошалело вращал глазами, пытаясь понять смысл произносимых полушепотом слов, Кавар в такт монотонному нашептыванию водил острым концом клинка у него по руке. Постепенно на коже у Антона начал образовываться едва заметный узор из нанесенных клинком царапин. Они медленно начали заполняться выступившей кровью, пока на руке не стал ясно виден рисунок, изображающий кинжал, вписанный в овал, который в свою очередь был заключен в два пересекающихся ромба, окольцованных еще одним овалом (автор прекрасно понимает, что от такого описания у читателей извилины могут запутаться, поэтому приводит в иллюстрациях пример того, как этот узор выглядит). Рисунок получился достаточно большим и от запястья растянулся почти до локтя. После того, как процесс рисования закончился, Кавар медленно отстранился и перевернул руку Антона так, чтобы выступившая кровь могла свободно капать на уже расположенный ниже кинжал. Как только на лезвие упала первая капля крови, оно засветилось ярким красным светом. Кавар тут же выпустил кинжал из рук, но тот, вопреки законам физики, не упал, а продолжал парить в воздухе без чьей-либо помощи. Свечение, исходящее от кинжала постепенно росло, занимая все большую площадь, до тех пор, пока за красным светом не скрылась из виду рука Антона, который, между прочим, выглядел так, будто из него выкачали всю кровь до капли, и вместо нее влили девяносто градусную жидкость: широко распахнутые глаза в упор смотрящие куда-то внутрь светящегося шара, дрожащие обескровленные губы, совершенно бледная кожа лица, замершая на вдохе грудная клетка, свободная, левая рука парня сжималась в кулак с такой силой, что, казалось, попади в этот захват чугунный брус, его расплющит до состояния бумажного листа.
– Антон, ты меня слышишь? – решил Кавар, тем временем, проверить адекватность и звукочувствительность парня.
– Твою мать, крылатый! Что это? Ты что со мной сделал? – в панике запричитал тот, оглядываясь на Кавара. – Я тебя спрашиваю!!!
– Что ты чувствуешь? – спокойно продолжил допрос Смотритель, совершенно не обращая внимания на ставшие просто огромными глаза парня.
– Да ни хрена я не чувствую! Я руку не чувствую!!!
– Странно... – задумался крылатый.
– Странно... Странно?! Я оборотень! Он оборотень! У меня вокруг руки шарик светящийся! Ты, псих пернатый, а что, по-твоему, здесь не странно?
– Тох, не истерии. – Вмешался Борис. – Он наверняка знает, что... – оборотень запнулся, заметив резкую перемену на лице друга. – Что?
– Жжется... – напряженно ответил тот, не отрывая взгляда от сияющего шара.
– Жжется? – настороженно переспросил Смотритель. – Сильно?
– Неа... Но ощущение дебильное. – Антон задумался, – будто зажигалкой рядом водят.
– Странно...
– Я его сейчас кокну! – взревел парень, закатывая глаза.
– Ларк, спокойнее. Тебе нельзя шевелиться, как ты его убивать будешь?
– Медленно и с особой жестокостью... – мечтательно поглядывая в сторону Кавара, ответил Антон.
Тот же совершенно не обращая внимания на слова парня, пристально разглядывал сияние, которое, кстати, начало постепенно уменьшаться.
– Что с ним? – испуганно спросил Антон, тоже заметив изменения.
– Ты ничего странного не чувствуешь? – оторвавшись от созерцания уменьшающегося шара, осведомился Кавар.
– Кроме того, что буквально минуту назад ты устроил мне кровопускание, достаточно больно, кстати говоря, изрезав руку? Кроме того, что у меня дико болит голова? Кроме того, что у меня рука горит? – парень отрицательно качнул головой. – Ничего.
– Слияние прошло. – Пропустив сарказм мимо ушей, констатировал Смотритель. – Но...
– Что но? – подозрительно прищурившись, поинтересовался Борис.
– Регенерация, – пояснил тот, непринужденно пожав плечами, – слишком медленно она проходит. И жжение. Его не должно быть.
– Но ты сказал, что из-за инициации... – начал Антон.
– Из-за того, что ты не прошел инициацию... Не шевелись! – неожиданно громко воскликнул крылатый, заметив, что Антон начинает поднимать левую руку.
Борис, вздрогнувший от неожиданного оклика, оглянулся на друга. Тот в этот момент уже тихо скулил, закусив губу и сжимая свободную руку в кулак. Понять, что происходит, и что вызвало такую реакцию у Антона, он смог только тогда, когда обратил внимание на уже практически исчезнувшую сферу. Кинжала уже не наблюдалось, он пропал, а вместо него остался небольшой светящийся красный шар, который по размеру не превосходил мяч для гольфа, при этом рука парня, до этого полностью скрытая свечением, стала видна. И именно на нее, от локтя до ногтей покрытую странной, черной, напоминающей по текстуре змеиную, кожей, смотрел Антон. Его рука почернела, будто обгорела вся. Не потому ли он чувствовал жжение?
Борис нервно сглотнул, переводя взгляд на побелевшее лицо друга.
– Антох? – позвал он, делая шаг вперед.
– Не приближайся! – остановил его Кавар.
Глава 11
Я никогда не был особо впечатлительным. Вспыльчивым – да. Меня вывести из себя достаточно легко. Однако так же легко отловить за шиворот и привести обратно. Да, я не умею долго злиться, и все этим бессовестно пользуются. Несерьезным – почему нет? Да у меня половина жизни иронией пронизана. Всегда от всех бед отшучивался. Влюбчивым – даже через чур. Влюбляюсь в каждую третью симпатичную девчонку. Правда, очень быстро остываю. Но не в том суть. А в том, что я никогда не был впечатлительным.
Меня очень сложно испугать и еще сложнее удивить. Я говорю не о мелочах в виде неожиданных «БУ!» из-за угла или крылатых гостях из других миров. Все это, конечно, вызывает определенную реакцию, но все же, ничего грандиозного в ней нет. Как бы меня не пугало мое фантастически нереальное, а также интригующе темное будущее, и совершенно сумасшедшее настоящее, я все же не настолько погружаюсь в эмоции, как следует нормальному человеку. Не знаю почему (наверно, срабатывает врожденный идиот... врожденная привычка), но я редко реагирую на какие-либо нестандартные ситуации взрывом эмоций. Чаще всего, я, как и свойственно подобным мне тормозам, просто впадаю в ступор. Долго анализирую, прогоняю полученную информацию через кучу «тестеров», делаю соответствующие выводы, и только потом начинаю реагировать. Причем всегда реагирую на порядок спокойнее, чем, если бы делал это немедленно. Может это и глупо, но подобное поведение не раз спасало меня от необдуманных и чаще всего опасных поступков.
Думаю, что именно благодаря этой тормозной способности своей психики я до сих пор не слетел с катушек. Если бы не привычка принимать все как данное, и лишь потом разбираться и реагировать, боюсь, моя крыша уже давно ушла бы в бессрочный отпуск, помахав на прощанье черными кожистыми крылышками. Так что я безмерно рад тому, что мои мысли – мои скакуны – периодически выкидывают наездника из седла и мирно топают пастись в сторону полянки пофигизма.
К чему это я? Ах да! А к тому, что я никогда не был особо впечатлительным существом. Но вид собственной руки в странном готичном оформлении на пару минут выбил мозг из черепной коробки, заселив туда неуравновешенного зверька по имени Паника. Неожиданно возникло острое желание заорать во все горло и замахать руками, дабы стряхнуть всю эту черную кожу со своей конечности. А еще сильнее захотелось съездить куда-нибудь, например, Смотрителю в глаз, за такую подставу. Мразь крылатая, не дай Бог, что-то не так с рукой будет, я ж его кастрирую на хрен, и не задумаюсь даже о несчастной Иринкиной доле.
– Антох? – наряжено произнес друг, отвлекая меня от вида собственной обгорелой конечности.
Сразу стало ясно, что друга мой новый имидж тоже впечатлил, да так, что у него резко сел голос. Я не успел даже шелохнуться, чтобы посмотреть на Бо, как по ушам ударил резкий оклик Смотрителя.
– Не приближайся!
Что, тварь, я прокаженный что ли? Почему не приближаться, если я даже не шевелюсь?!
Желание прибить Смотрителя на месте все возрастало, грозя перерасти в новую вспышку ярости. Но представление о том, что такая вспышка может за собой привести, позволило мне успокоиться и не вскипеть окончательно. Но все же, небольшое раздражение осталось, неприятно царапая в груди. А причиной тому было поведение Кавара, который, несмотря на мой вполне спокойный вид, не подпускал ко мне друга. Я ведь спокоен. Почти. Лишь небольшое раздражение, которое он сам, кстати, и провоцирует. Почему тогда он смотрит на меня, как на атомный реактор, вышедший из строя?
Обратив на крылатого вопросительный взгляд, заметил, как тот вздрогнул. Видимо в моих глазах явно читался не только вопрос, но и искреннее обещание сделать его евнухом.
Хм, может и не совсем небольшое. Может раздражения и слишком много. Но ведь Кавар сам виноват. Или нет?
Однако надо отдать Кавару должное, он быстро взял себя в руки и проговорил, обращаясь сразу к нам двоим.
– Это сейчас слишком опасно. Я даже не представлял, что присутствие печати на твоей второй ипостаси может привести к подобным последствиям.
Я вновь взглянул на руку, отметив, что располагавшийся под ней маленький светящийся шар стал еще меньше, напоминая обкуренного и покрасневшего светлячка. Очень сильно хотелось пощупать странный нарост, а еще больше пошевелить пальцами, дабы проверить, способен ли я на подобные манипуляции вообще. Все-таки я всерьез опасался, что произошедшие изменения с кожным покровом могут не хило сказаться на моем драгоценном здоровье, не только физическом, кстати говоря. Пристальное разглядывание почерневшей кожи не внесло в ситуацию ни грамма ясности.
– Что это? – Боже, и этот хрип – мой голос?
– Я не знаю. – Предельно честно ответил Кавар, приводя панику, захватившую бразды правления в моей голове, в боевую готовность. – Я с таким никогда не сталкивался. Но могу предположить, что это может быть очень опасно.
– Что это? – с напором повторил Борька, тяжело дыша.
Я обратил внимание на напряженно стоящего рядом с Каваром друга. Глаза у него предостерегающе заблестели. Хотя нет, они не заблестели, а загорелись. Ровным таким, красным светом. Бли-ин! Он что, оборачиваться собрался? На моей кухне? Да он же разнесет все к чертям!
Нашел о чем думать, придурок!
Опа. Кажется, мозг вернулся. Что ж, мне так намного спокойнее.
Кавар тоже заметил перемены в облике Борьки. Ну да, блин, появившиеся на руках шестисантиметровые когти и выступившие клыки сложно не заметить. Я уже не говорю о резком увеличении растительности на лице. Хм, а бакенбарды и борода ему не идут...
Ой, дебил...
– Это не лучшая идея. – Бесстрастно прокомментировал внешний вид Борьки Кавар.
– Мне лучше знать! – уже рыча, отозвался друг.
– Нет, не лучше. Твой оборот может спровоцировать его!
– Что? – малость прифигел я.
– Что слышал.
– Ты имеешь в виду... – осторожно начал Бо, медленно успокаиваясь и втягивая когти обратно в...
Вот интересно, а куда они деваются при очеловечевании? Не в пальцы же обратно всасываются? Надо будет узнать. Как только разберусь с собственной мутировавшей конечностью. Хм, мои мысли как всегда невероятно актуальны.
– Я... – Кавар запнулся и перевел взгляд на меня, точнее на мою руку. – Я думаю, что все это, – кивок в сторону почерневшей конечности, – а также вспышки гнева и нестабильность в эмоциях – знамение.
– Знамение? – тупо повторил я, замечая краем глаза, как, будто растворяясь в воздухе, полностью исчезает красный светлячок, оставляя после себя едва заметный алый дымок.
– Ты ничего странного не замечаешь? – на мой скептический взгляд Кавар пояснил, – в атмосфере, окружающей тебя.
– Нет.
Хотел было пожать плечами, да вовремя спохватился. Шевелиться-то нельзя, что, к слову говоря, очень неудобно. Рука уже затекла и я ее почти не ощущал. Зато отлично чувствовал невероятную слабость, буквально затопившую все тело. И головная боль никуда не делась, продолжая выносить мозг к чертовой матери.
– А я замечаю. Вокруг тебя большое скопление Второй энергии, а это первый признак оборота.
– А-афигеть! – это мы хором с Бо.
– Он что, сейчас оборачиваться будет?
– Не сейчас. Но скоро. И это плохо.
– Почему это? – возмутился слабо.
Вообще, в данный момент мне сложно было на что-либо реагировать и проявлять хоть какие-то эмоции, потому что, отсутствие каких-либо ощущений на том месте, где у меня теоретически находилась рука, очень напрягало. Взглянуть на нее мне мешала озадаченная физиономия крылатого, который наверняка говорил что-то важное. Поэтому пришлось потерпеть и послушать.
– Оборотень проходит инициацию тогда, когда его организм полностью подготавливается к этому процессу. Ты же еще не готов. Все что происходит сейчас, не больше, чем реакция на присутствие рядом меня и Бориса, а так же окружающий тебя постоянный магический фон, который мы и порождаем. Все это подталкивает тебя, но отнюдь не делает первое обращение простым и безопасным. Если ты обратишься раньше положенного срока, могут возникнуть колоссальные проблемы. И я не знаю, как их решать.
– Мда... – подытожил невесело.
– А что, если... – закончить фразу Бо не успел, запнувшись при виде моего искаженного лица.
Они с Каваром синхронно дернулись и предельно одинаково взглянули на меня. Последним, что я услышал, прежде чем отключиться окончательно, был встревоженный оклик друга.
Очнулся я, когда почувствовал, что... иду.
То, что это сон, до меня дошло не сразу. А лишь тогда, когда я заметил, что пейзаж вокруг нарисован! Голубое, с разводами и непрокрашенными участками небо, ярко-желтое, с улыбкой до ушей солнце, которое благодаря красному носу и слегка косым глазам производило впечатление в хлам убитого алкоголика, картонные деревья вокруг, приклеенные к зеленой земле. Торчащая в некоторых местах зеленая бумага, видимо, была призвана изображать траву «в объеме», а расставленные тут и там странные грязно-коричневые кучки – муравейники. Вся эта картина на несколько минут вогнала меня в ступор, а когда я пришел в себя и уже, было, собрался заржать, вдруг понял, что земля, по которой я иду, шевелится. Ровно секунда ушла на то, чтобы, остановившись, посмотреть себе под ноги, и ровно в два раза меньше на то, чтобы различить там огромную кучу насекомых и с диким ревом ринуться в сторону от тропинки, туда, где «росла» трава. Не успел я оказаться на, казалось, безопасном расстоянии от тропинки, копошащей черными, с огромными, будто металлическими, лапами и блестящими спинками, пауками, как эти жирные твари последовали за мной. Времени на размышления не было, и я помчался в противоположную от пауков сторону. То, что там лес, меня мало беспокоило. Оглянувшись пару раз, и убедившись в том, что преследователи не отстают, а заодно и приметив то, что во сне я разгуливаю не только босиком, но и в одном полотенце, ускорился и скоро достиг кромки самого леса. Тот, состоящий все из тех же картонных деревцев, не выдержал знакомства с моей персоной, и героически посопротивлявшись, все же сломался.
Бред! Что за бред мне снится? Ну почему именно пауки? Почему не жуки майские? Они ведь такие милые и безобидные! Они такие... они... Ненавижу насекомых! Никогда мне еще такие кошмары не снились! Вроде и сон – природа-то картонная, но в тоже время такой реалистичный! Твою мать! Когда же я проснусь?!
Снеся собой несколько рядов картона и изрядно потоптав его ногами, я обернулся. Пауки все так же, не спеша, двигались по моим следам, стройными колоннами преодолевая неровности, образованные поваленными «деревьями». Пришлось ускорить темп. После пяти минут усердной работы по сносу ветхих картонок, я решил-таки остановиться и подумать, не вечно же мне во сне бегать.
Ты еще ляг, отдохни маленько.
О, и ты здесь?
Да куда я от тебя ущербного денусь?!
Хотел я на ущербного обидеться, да не успел. Вместе со мной, оказывается, остановились и пауки. Как двигались плотным потоком, так всем потоком и тормознули. Причем выглядело это так, будто они наткнулись на прозрачную стену, но не поняли этого и продолжили идти. Таким образом, задние ряды, не останавливаясь, начали подниматься поверх передних. Так они и копошились, продолжая двигаться теперь уже в вертикальном направлении. Медленно до меня начало доходить, что поднимающаяся над землей колонна странным образом напоминает очертания человеческой фигуры.
Что за конкурс скульптурной композиции?
Нахмурившись, я почесал затылок и, забив на дикий рев мозга, сделал шаг навстречу фигуре. Та осталась на месте, не шелохнувшись, если так можно выразиться по отношению к постоянно шевелящейся массе, из которой она состояла. Тогда, чтобы рассмотреть ее лучше, я вновь приблизился на шаг.
Мозг закрыл глаза лапками и, встав на колени, начал слезно умолять меня остановиться.
Да я бы и рад, только ноги сами по себе потащили меня к застывшей поодаль фигуре, которая по мере разглядывания все больше напоминала женщину.
Остановившись примерно в двух метрах от нее, я глубоко вздохнул. Это точно женщина. Невысокий рост, густая шевелюра, четкая линия талии... хм, грудь. Не плохая, однако, фигурка получилась.
Не успел я подумать о том, что можно и ближе подойти, раз девица не агрессивна, как она резко вскинула руку в мою сторону.
Времени на испуг мне не хватило, именно в этот момент я вдруг услышал писклявый голос, который громко орал мне прямо в ухо:
– Просни-ись!!!
Глаза я открыл резко, так же резко, как и рот, которым тут же начал рывками хватать воздух. Кислорода катастрофически не хватало, что мешало мне успокоиться и лишь увеличивало концентрацию паники в крови. Лишь отдышавшись и кое-как уняв мелкую дрожь, я, наконец, огляделся. Зал. Это был однозначно мой зал. Я же лежал на диване, укрытый пледом (кто это, интересно, такой заботливый?), и увлеченно вертел головой. По начавшим сгущаться сумеркам за окном догадался, что пролежал без сознания около часа, если не больше. Офигеть!
Ни Бо, ни Кавара в пределах видимости не наблюдалось, зато четко различались звуки беседы, доносившиеся с кухни, из чего я сделал вывод, что после того, как я хлопнулся в обморок, они перетащили меня в зал и оставили тут приходить в себя, а сами смылись на кухню. В связи с этим оставался без ответа один немаловажный вопрос: кто тогда пищал мне в ухо, заставляя проснуться? Минут пять попялившись в потолок и несколько раз прокрутив в голове приснившийся мне комар, я пришел к неутешительному выводу: шизофрения. Да-да. Именно она, родная, такая милая и совсем не навязчивая стучится мне в двери, грозя в случае отказа снести их к чертовой матери. А как еще объяснить все то, что со мной происходит? То неестественно бурная агрессия в ответ на, казалось бы, совершенно безобидные фразы и действия окружающих. То невероятно сильное желание растерзать собственного Смотрителя только лишь за то, что тот ни разу не сталкивался со случаями, подобными моему (и естественно, что не сталкивался. Откуда на Лориэре имбицилы подобные мне?). То дебильные сны, граничащие с бредом полоумного энтомолога. То непонятные голоса, которые меня от этих снов будят. И, кстати говоря, раз уж речь зашла о голосах, то у меня в этом плане много добрых знакомых, в общении с которыми я уже немало опыта набрался. Взять хотя бы отдельно существующий от меня мозг. Вот чем не собеседник? Он и думает (редко, конечно, но случается), и на вопросы некоторые отвечает (хотя все чаще свои задает), и язвит, и вообще с ним не скучно. Мда... Не скучно...
С тихим стоном схватившись за голову, я начал так же тихо материться. Не могу поверить! Надо же до такого додуматься. Одушевлять собственные органы! Мне не скучно в компании собственных мозгов!!!
Нет, это однозначно шизофрения. Приятно познакомиться, рад, очень рад.
Дайте мне кто-нибудь пистолет!!! Или хотя бы ножичек какой-нибудь... Ну хоть перочинный...
Хм... ножичек... Интересно, а как поживает тот ножичек, с которым я недавно проходил процедуру слияния? И как поживаю я, прошедший эту процедуру не совсем удачно? Уцепившись за эту идею, как за спасательный круг, резко сел. И сразу же удивился тому, как это легко далось мне. Никакого головокружения или звенящей боли, ничего из того, что обычно должно сопровождать такие вот сны и пробуждения. А ведь при падении я, наверняка, еще и головой о пол приложился, если меня конечно не поймали.
Пощупал голову, изучив ее на предмет появления шишек, удостоверился, что повреждений нет. Только потом до меня, как до истинного жирафа, добралась-таки запыхавшаяся мысль, что рука, которой я старательно изучал поверхность собственного черепа, вполне нормально шевелится и подозрительно покалывает.
Опасливо опустив означенную конечность, оглядел ее. Первое, что бросилось в глаза, это наличие здорового, и что самое главное, естественного цвета кожи. А вторым было яркое тату в виде кинжала с черной рукояткой, вокруг темно-серого лезвия которого извивались странная красная ящерица и еще более странное голубое животное, верхней половиной туловища напоминающее саблезубого тигра, а вот нижняя часть у него представляла собой странный шлейф-хвост, больше всего похожий на морскую волну. Татуировка растянулась по руке от локтя до запястья, и именно в этом месте я ощущал легкое покалывание, будто меня маленькими иголками тычут, при этом стремясь не проткнуть, а пощекотать. Провел пальцами по тату и ощутил странные шероховатость на коже, будто рисунок был объемным. Причем после моего прикосновения цвета, которыми выделялись чудо животные будто стали ярче. Хм...
Оторвав взгляд о руки, поднял голову, чтобы позвать-таки Кавара и Борьку в комнату и расспросить их о том, что произошло, и что это за тату такое креативное. Открыл было уже рот, да так с открытым ртом и остался, озаренный неожиданно пришедшим пониманием того, что не горю желанием видеть блондинистую физиономию так скоро. Особенно в свете всплывшего в памяти воспоминания о том, что после слияния Кавар собирался со мной, а заодно и с Борькой делать, а именно – корректировать наши ауры. Подумав о последствиях этих опытов над собой, решил еще немного побыть в «отключке», а заодно и более внимательно прислушаться к доносившимся с кухни голосам.
– Я не знал. – Так. Это явно Кавар. Интересно, чего это он не знал?
А в ответ непечатные выражения, по мере избавления от которых можно выудить весьма интересный смысл типа: «зачем ты тогда вмешался?»
Кавар почему-то молчал. Не знаю, может быть подбирал достойный ответ, а может просто пытался вникнуть в суть вопроса. Наиболее правдоподобным мне показалось второе предположение. И все же о чем они говорят и почему Борька так недоволен, что в арсенале у него неожиданно оказался лишь словарь русского мата?
– Потому, что не было другого выхода! Мне пришлось. Но я не знаю его. И я не могу предугадать его реакций. – Со стальными нотками в голосе выпалил вдруг крылатый.
Ага! Это они, значит, обо мне! Отлично. А о чем именно?
– Вот и не лез бы! – это вновь Бо и только после прохождения цензуры.
– Я не мог оставаться безучастным. Но, повторяю, я не могу предугадывать его реакцию.
Судя по звукам, Кавар поднялся (если, конечно, до этого он сидел, в чем я сомневаюсь). Несколько тихих шагов и шелест одежды подтвердили мои догадки о передвижениях Смотрителя. Блин! Как бы он не меня проведать собрался.
Быстро сориентировавшись, плюхнулся обратно на диван, приняв ту же позу, в которой очнулся, и закрыл глаза. Что-что, а притворяться спящим я всегда умел. Даже посапывал. Очень убедительно, кстати.
Но мои подозрения не оправдались и Кавар так и не появился. Зато за всем мельтешением успел пропустить пару фраз, которые, к слову, могли бы внести ясности в суть разговора на кухне. Но, как говорится, не судьба. Видимо разведчик из меня никакой. В результате напряженного вслушивания удалось выловить обрывок фразы, произнесенный Бо:
– ... лезь. Оставь это на меня. Уж я-то его реакцию предугадать могу.
Ой-ой! Какой же все-таки у меня самонадеянный друг. Говорит так, будто не его совершенно недавно чуть кондрашка не хватила, стоило только мне начать шипеть.
– Не смеши. – Вот. Даже Кавар это понимает. – Твой друг не по зубам даже тебе. На то он и Носитель. Он единственный в своем роде, как в прямом, так и в переносном смысле.
Я активно закивал головой, не обращая внимания на то, что в лежачем положении это не самое удобное занятие. Да и не видит меня сейчас никто, но ведь это не главное. Главное, что меня хвалят, причем хвалит сам Смотритель. Приятно ведь, черт возьми.
– Сейчас он единственный потомок рода Рув-дель-Рей. Единственный! И обещающий стать одним из самых... – ну? Каких?
– Каких? – поторопил Бо, вызвав у меня бурный поток слов благодарности, который, однако, пришлось немедленно перекрывать.
– Сильных. Необычных. Я бы даже сказал странных. – Ого! И это все про меня?!
– С чего вдруг такая уверенность?
– Тут много всего. – Я прямо увидел, как смотритель небрежно отмахивается от любопытного Борьки.
– А именно? – не отставал друг, полностью в своем любопытстве мной поддерживаемый.
– Ну хотя бы то, что он родился на Земле.
– Не понял? И что здесь странного и не обычного?
– А то, что его отец, – последнее слово Кавар произнес шепотом, будто боясь, что его кто-нибудь услышит.
Хотя чего гадать. Он боялся, что услышу я, а если услышу, то опять устрою шоу под названием «Антон слегка раздражен». Кхех... А все же я сумел произвести впечатление. Хоть и не совсем приятное. Вернее совсем не приятное.
А тем временем, крылатый продолжал:
– ... никогда не испытывал пламенной любви к представителям человеческой расы. А в свете этого, рождение наследника именно на Земле вызывает ряд вопросов и уйму удивления.