Текст книги "У юнги тоже сердце моряка"

Автор книги: Георгий Соколов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

КЛАВОЧКА

Полночь. Клавочка Волошина накидывает на плечо кожаный мешок с письмами и по узкой траншее идёт к берегу.

Клавочка – почтальон 8-й гвардейской бригады. Уже три месяца она отвозит сюда, на «Малую землю», газеты, журналы, письма. Каждую ночь, как и все, кто совершает этот путь, она рискует жизнью. Но на фронте стараются не думать о смертельной опасности. Не думала о ней и Клавочка. Даже под вражеским обстрелом думала она об одном: скорее бы доставить письма, увидеть радостные лица моряков, которым она вручит весточку из дома. Для неё это были счастливые минуты, и она забывала о всех тяготах и тревогах.

В бригаде Клавочку знали все. Вот только фамилию её никто не помнил. Все звали по имени невысокую и на вид такую хрупкую девушку с наивными доверчивыми глазами и вздёрнутым носиком, усеянным веснушками. Все ждали её – и командиры, и солдаты, – встречали радостным возгласом: «А, вот и Клавочка!»

Знали её и моряки мотоботов, сейнеров и катеров, совершавшие каждую ночь рейсы к «Малой земле». У неё не требовали пропуска для проезда на Большую землю.

Постоянным пропуском её снабдил береговой комендант, называвший себя комендантом Новороссийска, хотя город ещё был в руках фашистов.

На берегу Клавочка присела на камень, недалеко от укрытия – целой горы мешков, набитых песком. Прихода судов на «Малую землю» ждали ещё несколько командированных.

Было тихо. Ярко светила луна, и море серебрилось. Клавочка смотрела вдаль и мечтала о том, что после войны она поедет в Москву учиться. Вдруг кто-то крикнул:

– Идут! Идут!

Она вскочила: на светлой морской глади появились чёрные точки. Это шли с Большой земли мотоботы, сейнеры и катера. Как всегда, их конвоировали «морские охотники». Суда везли новое пополнение – защитников «Малой земли», везли боеприпасы, продовольствие… И, как всегда, сердце у Клавочки тревожно забилось. Сейчас начнётся!

И действительно, через несколько минут началось – как каждую ночь. Гитлеровцы, владевшие почти всеми высотами, заметили караван судов. Над морем стали рваться снаряды, около судов взлетали фонтаны воды – это рвались фугасные снаряды. Наши корабли лавировали, упорно держа курс на «Малую землю».

Вдруг в стороне от каравана замелькали красные и зелёные трассирующие пули. Наши катера опоясали караван дымовой завесой. Клавочка сразу поняла: к каравану подбирается вражеский катер. Но ему навстречу уже нёсся наш катер-охотник.

Завязался поединок. Огненные трассы сверкали над морем. Враг не выдержал натиска и исчез.

Караван подходил к «Малой земле». Теперь гитлеровцы сосредоточили огонь по берегу. Но берег был высок, и снаряды перелетали в море метров на тридцать-пятьдесят или рвались вверху. На берегу визжали осколки, дырявили мешки с песком, звякали о камни.

Вот одно судно проскочило в «мертвую зону»-так называли прибрежную полосу, над которой пролетали вражеские снаряды. Судно ошвартовалось, за ним другое, третье…

Из-за укрытий выскочили грузчики, интенданты и начали выгружать суда. Осколки вражеских снарядов продолжали визжать в воздухе. Но люди не обращали на них внимания: не до них было. Быстрее бы разгрузить и нагрузить корабли, чтобы они до рассвета успели попасть на Большую землю. Проходит час. Разгрузка закончена.

Санитары уже несут раненых из берегового подземного госпиталя.

– Клавочка, где ты? – раздались голоса с одного из мотоботов.

– Иду! Иду! – сейчас же откликнулась девушка.

Мотобот, на котором плыла Клавочка, благополучно проскочил зону обстрела. Проскочили все корабли. Но береговой комендант облегчённо вздохнул только тогда, когда весь караван отошёл от «Малой земли» метров на пятьсот. …Прошли сутки. В полночь сержант Гладков, русый, загорелый моряк из 8-й гвардейской бригады, вернулся с передовой. Он был покрыт пылью, в порванной гимнастёрке: видно, задание было нелёгкое.

Сержант поставил в угол блиндажа миноискатель и пошёл доложить о выполнении задания командиру сапёрной роты. Командир, продолжая говорить по телефону, показал ему на топчан – мол, отдохни пока. И вдруг закричал кому-то:

– Говори толком. Что? Гитлеровцы подбили мотобот и сейнер? Проклятые! На мотоботе была? А ты проверь, проверь, может, на другом судне.

Сержант вскочил. А командир, закончив разговор по телефону, коротко спросил:

– Сделал?

– Так точно, товарищ командир. Теперь весь этот участок заминирован.

– Хорошо. Можешь идти отдыхать.

Сержант помедлил и сказал:

– Товарищ командир! Разрешите сходить на берег? Там два судна затонули. А может, на одном из них была наша Клавочка…

Командир покачал головой, вздохнул:

– Что ж, иди…

На берегу толпилось много людей. Над морем то и дело рвались вражеские снаряды.

О Клавочке никто ничего не знал. Но вот наконец грузчики сказали Гладкову, что Клавочка спаслась – выплыла. Сейчас она отдыхает в укрытии. Сержант бросился туда.

О Клавочке уже позаботились, её снабдили сухим матросским обмундированием, укутали в бушлат.

Она обрадовалась до слёз, увидев сержанта из родной бригады. Он пошутил:

– Что, выкупался наш отважный почтальон?

Клавочка вдруг задрожала и, всхлипнув, ответила:

– Ведь я чуть-чуть не утонула. Дело было так. Села я на сейнер. Весёлые ребята попались, всё песни пели. А как стали подходить сюда, к «Малой земле», снаряд попал в нос сейнеру. Стали тонуть. Сначала я перепугалась. Кто-то из ребят подал мне спасательный круг. Тут я успокоилась. Все стали прыгать в воду. Хотела и я прыгнуть, да вспомнила о сумке с письмами. Как её бросишь – ведь солдаты так ждут писем! Привязала её к спасательному кругу и бросила в море, а потом сама прыгнула. Одной рукой за круг держусь, другой гребу. Все плывут, и я плыву. А кругом рвутся снаряды. Один угодил в воду рядом со мной. Меня перевернуло. Круг с сумкой вырвался из рук. Искала я его, искала, но так и не нашла… Выплыла без сумки, без писем. Ребята из береговой комендатуры вытянули меня на берег, дали тельняшку, штаны, в бушлат закутали.

– Пойдём к нам в блиндаж, – предложил сержант.– У нас отогреешься.

Девушка посмотрела на море, вздохнула.

– Нет, я тут посижу. Может, сумку к берегу прибьёт. Письма ведь там!

Сержант тоже посмотрел на море, освещённое луной. По-прежнему рвались снаряды, взметая вверх водяные столбы. От берега отходили мотоботы, за ними тянулся тёмный волнистый след. Вдали курсировали наши катера-охотники. Сержант смотрел на воду, напрягая зрение. Нет, спасательного круга нигде не видно.

– Пропала сумка, – сказал он, махнув рукой. – А ребята ждут… Да ведь письма, верно, размокли, всё равно не прочтёшь. Знаешь, а я всё же сумку поищу. А ты отдыхай.

– Да как ты её будешь искать?

– Придумаю что-нибудь.

Сержант ушёл, а девушка свернулась калачиком и сразу уснула. …Уже светало, когда сержант подошёл к укрытию. Он положил на землю кожаную сумку и тронул за плечо почтальона Клавочку. Она мигом проснулась, вскочила, схватила сумку:

– Вот молодец! Какая радость! Что, прибило к берегу?

– Прибило!

Сержант не стал говорить, что блуждал в маленькой лодке по морю, пока не нашёл сумку, привязанную к спасательному кругу.

Днём Клавочка старательно обсушила письма на солнце, а к вечеру все до единого были доставлены фронтовикам. Строчки местами расплылись, но это никого не удивило: все уже знали, что сумка с письмами долго пробыла в море.

А ночью отважный почтальон, вскинув сумку на плечо, снова пошла на берег моря. И снова отправилась в очередной рейс на Большую землю.

ТАК ДЕРЖАТЬ, ЮНГА!

В то сентябрьское утро 1943 года на причале в Геленджике наготове стояли боевые катера. Экипажи ждали приказа о выходе на боевое задание.

Валерке Лялину, юнге с катера «93», надоело ждать. Хоть бы по берегу пробежаться, взобраться вверх по тропинке. Юнга осмотрелся – никто на него не смотрит. И он, недолго думая, сошёл с катера.

Но юнгу отлично видел командир отделения мотористов Шиманский.

– Ты только посмотри на него, – недовольно сказал он мотористу Кузнецову. – Мальчишка и есть мальчишка.

– Засиделся малый, вот и захотелось побегать. А так ведь он у нас юнга исправный.

Тем временем Валерка уже взбежал на пригорок, остановился передохнуть и посмотрел вниз. По пирсу быстро шёл командир катера лейтенант Черцов, он возвращался от командира бригады. И юнга стремглав помчался обратно.

Когда он прибежал на катер, лейтенант уже был там и отдавал команде какие-то приказы. Это был ещё совсем молодой человек, комсомолец, постарше Валерки лет на десять – не больше. Хоть лейтенант и был молод, а завоевал уважение всей команды.

Валерка видел, как он с озабоченным видом говорит что-то боцману. А вот командир и его подзывает. Юнга подбежал, лихо козырнул. Лейтенант улыбнулся, но его лицо сразу стало серьёзным. Он молчал, о чём-то раздумывая, и смотрел на юнгу – крепкого загорелого парнишку.

Ему вспомнился голодный, беспомощный мальчуган, которого матросы подобрали на улице портового города, где катер стоял на ремонте. Этот мальчуган и был Валерка. Оказалось, фашисты убили его родителей.

Лейтенант, воспитанник детского дома, осиротел в годы гражданской войны. Его взволновала судьба паренька, и он решил взять его на катер юнгой. Правда, на катерах юнгам служить не полагалось – ведь на маленьком корабле нет таких удобств, какие, скажем, есть на эсминцах или крейсерах. Всей командой долго уговаривали командира бригады, чтобы он разрешил зачислить Валерку юнгой. И уговорили.

Парнишка быстро окреп и оказался смышлёным, выносливым, смелым. Стал общим любимцем. Он участвовал в боевых походах, ходил в дозоры – словом, делил с командой все тяготы матросской службы.

Но в то сентябрьское утро лейтенант решил не брать юнгу. Дело в том, что морякам был дан приказ: ночью ворваться в порт Новороссийск, высадить там десантников и поддержать их огнём корабельной артиллерии. Бой предстоял жестокий. Гитлеровцы сильно укрепили район порта. Командир бригады сообщил, что они сосредоточили там до двухсот орудий. У них сотни пулемётов, на причалах и на берегу много дотов, выкурить оттуда врага будет нелегко. Цемесская бухта закипит от взрывов снарядов и бомб. Нет, нельзя брать Валерку в такой бой…

Юнга с недоумением смотрел на командира. Подозвал, а молчит, улыбнётся, а потом снова нахмурится. Может быть, неладно матросское обмундирование сидит на юнге?

Да нет, как будто всё хорошо. Сама команда шила для него брюки, фланелевку, бушлат, ботинки подобрали по ноге. И бескозырка правильно надета, ну, может быть, чуточку набок.

– Вот что, Валерка, – наконец заговорил лейтенант, – советую тебе сегодня остаться на берегу. Ведь скоро тебе в нахимовское училище ехать. Словом, ночью, надо полагать, будет сильный бой. И лучше тебе остаться…

Вот этого Валерка не ожидал. Значит, его списывают на берег… Он обиделся до слёз, быстро вытер глаза рукавом.

– Считаете меня лишним, товарищ лейтенант? – спросил он дрожащим голосом.

– Да нет, Валерка, нет, – сказал лейтенант. – Но, понимаешь, не хочу тебя подвергать такой опасности. Ведь ты ещё…

– Да ведь я уже не маленький, – подхватил юнга. – И к тому же обстрелянный. Да и во время похода без дела не болтаюсь, помогаю мотористам. Вы же сами говорили, что понимаю толк в моторах…

Верно, в моторах Валерка разбирается, может завести и выключить, может и за рулём стоять. В случае чего, пожалуй, заменит моториста.

Лейтенант повернулся к боцману:

– Ну как, оставим?

– Парень не струсит, – твёрдо ответил боцман.

– Сам знаю, что не струсит, – сердито сказал лейтенант. – Но ведь всё может случиться. Мы будто на пороховой бочке.

– Значит, я остаюсь, верно, товарищ лейтенант? – воскликнул юнга.

– Что с тобой поделаешь? – ответил Черцов и положил руку ему на плечо. – Остаёшься. Только во время боя не вылезать из моторного отделения. Увижу – получишь на орехи.

– Есть не вылезать! – весело крикнул юнга, козырнув.

Лейтенант собрал на палубе команду катера. Вот что он сказал:

– Товарищи матросы и старшины. Ночью мы идём освобождать от гитлеровских захватчиков город Новороссийск. Давайте перед боем, как это делаем всегда, примем нашу клятву – клятву катерников.

Он достал из планшета листок бумаги, сложенный вдвое, развернул его и стал читать:

– «Мы, катерники, клянёмся тебе. Родина, с честью выполнить боевой приказ.

Клянёмся, что в боях за славный город Новороссийск рука черноморца не дрогнет, мы будем бить врага до полного его уничтожения. Клянёмся, что за дело освобождения нашей Родины от фашистских захватчиков мы не пощадим жизни и, если потребуется, каплю за каплей отдадим свою кровь за дело свободы. Мы не отступим ни на шаг! Наш путь только вперёд! Смерть фашистам!» – Закончив читать, он добавил: – Такую клятву принимают на всех катерах. Подпишем и мы, верно?

– Подпишем, – дружно ответили матросы.

Первым поставил свою подпись командир, последним – юнга.

– А теперь – отдыхать, – приказал лейтенант.

В сумерках на берегу появились колонны десантников. Они грузились на корабли спокойно, без шума. Но на некоторые торпедные катера – среди них был и «93»-десантники не грузились. У этих катеров задача была другая.

Вот уже всё готово к выходу в море, и лейтенант Черцов снова подозвал Валерку, сказал:

– А не сойти ли тебе всё же на берег? Никто тебя упрекать не станет. Утром встретимся. Подумай-ка.

Валерка понял, что лейтенант не приказывает, а советует, даже просит – как старший брат.

– Товарищ командир, – сказал он решительно, – я подписал клятву. Если я сойду с корабля, катерники скажут, что я сдрейфил. Не хочу, чтобы меня называли трусом.

Да и вам неприятно будет. Я должен выполнить клятву.

– Вот ты какой, – заметил лейтенант. – Что ж, помогай мотористам.

В полночь десантные катера обогнули мыс Дооб и вышли на исходный рубеж.

Мотористы заглушили моторы, и все стали ждать условного сигнала.

Пока корабли сосредоточивались, над линией фронта стрекотали наши ночные бомбардировщики, отвлекая внимание противника. Потом наступила тишина.

Валерка высунулся из моторного отделения – ведь надо посмотреть, где находится катер. Но тут раздался мощный артиллерийский залп, и Валерка испуганно отпрянул.

В воздухе снова появились ночные бомбардировщики и стали сбрасывать бомбы на порт и город. Казалось, яркие зарницы вспыхивают на берегах Цемесской бухты, озаряя море и землю. Порт заволокло дымом. Грохот разрывов слился в сплошной гул.

Наступление на врага, засевшего в Новороссийске, началось.

– Вот дают наши! – крикнул Валерка, чувствуя, что его почему-то пронимает дрожь.

– Ничего от фашистов не останется!

– Хорошо было бы! – отозвался кто-то из мотористов.

В это время передали приказ командира: «Полный вперёд».

Катер вздрогнул и рванулся вперёд. За кормой бурлила вода.

Подлетев к молам – они перегораживали Цемесскую бухту, – торпедные катера выпустили торпеды. Взрыв раздавался за взрывом, перекрывая шум артиллерийской канонады.

Взрывная волна смела вражеские огневые точки, расположенные на краях западного и восточного молов, разорвала плавучие заграждения – они были протянуты от мола к молу и преграждали кораблям путь в бухту.

Отгремели взрывы торпед, и на молы высадились группы наших автоматчиков. Они дали сигнал: «Проход в порт открыт», И тогда в проход помчалась новая группа торпедных катеров. Воздух и землю сотрясли взрывы торпед, пущенных в причалы и укрепления в порту.

Целый год Валерка плавал на торпедном катере, но ни разу не слышал, как рвутся торпеды. Он был огорошен, потрясён, но старался ничем себя не выдать. Моряк должен быть моряком в любой обстановке. Юнга видел, как невозмутимы мотористы, как спокойны и уверенны их движения, и старался им подражать.

Лейтенант Черцов повёл свой катер в порт. Гитлеровцы сосредоточили огонь своих батарей на десантных кораблях. Огненные смерчи бушевали по всей бухте, у каждого причала. Катер «93» лавировал, подавляя вражеские огневые точки. Вода и в самом деле словно кипела от взрывов.

Боезапасы были израсходованы, и катер лёг на обратный курс – в Геленджик.

Когда катер ошвартовался, юнга вылез на палубу. Его окликнул командир:

– Как самочувствие, юнга?

У Валерки шумело в ушах, его мутило. Но признаваться в этом не хотелось.

– Порядок, – бодро ответил он.

– А может быть, сойдёшь на берег в Геленджике?

После грохота и болтанки растянуться бы в кубрике на берегу… Под головой подушка, кругом – тишина. Заманчиво. Валерка невольно вздохнул, но сказал твёрдо:

– Нет! Где вы, там и я.

– Ну что ж, пусть будет по-твоему, – согласился лейтенант, похлопав его по плечу. – Вижу, из тебя получится настоящий моряк. Но помни наказ – не высовываться.

Катер заправился бензином, катерникам дали запас патронов для пулемётов, но торпед не погрузили. На этот раз на борту находились десантники и ящики с минами.

Бой в Цемесской бухте не прекращался. «Морские охотники», торпедные катера, мотоботы под вражеским обстрелом приставали к причалам Новороссийска, высаживали десантников и выгружали боеприпасы. А потом отходили на середину бухты и вели стрельбу из пушек и пулемётов по огневым точкам противника.

С катером «93» на этот раз случилась беда. Он попал под ожесточённый обстрел, ещё не дойдя до причала. В корпусе появились пробоины, почти весь экипаж получил ранения. В бензоотсеке начался пожар.

Командир отделения мотористов Шиманский и моторист Кузнецов тушили пожар, не обращая внимания на ожоги. Им помогал Валерка. Он не чувствовал ни страха, ни усталости. Ведь он знал: если пожар не потушить, взорвутся бензоцистерны, ящики с минами, корабль разлетится в куски.

Наконец пламя погасили. Шиманский облегчённо вздохнул:

– Порядок. Моторы работают. Молодец, юнга, помог здорово. А теперь дай-ка бинт, перевяжу себе рану.

Лейтенант, стоя в рубке, не выпускал штурвал из рук, хотя тоже был ранен. Он сжал зубы и, превозмогая боль, подвёл катер к причалу. Десантники быстро выгрузили ящики с минами и сошли на берег.

Задача выполнена. Катер отваливает от стенки и идёт к воротам мола. На полпути вражеский снаряд выводит из строя левый мотор. Второй снаряд пробивает борт.

Лейтенанта Черцова снова ранило. На этот раз тяжело. Он потерял сознание и, выпустив штурвал из рук, упал. Неуправляемый катер закружился на месте. Он стал хорошей мишенью для фашистских артиллеристов.

Шиманский хрипло крикнул:

– Юнга, глянь, что там наверху происходит?

Валерка пробрался в рубку. Б глазах у него потемнело: его любимый командир лежит на полу без сознания. Что же с ним, с лейтенантом Черцовым?

Юнга просунул голову в моторное отделение и, задыхаясь от волнения, доложил:

– Наш командир… Ранен. и услышал приказ:

– Становись за штурвал!

Валерка осторожно обхватил лейтенанта за плечи и, всхлипывая, стал оттаскивать его в сторону. Потом взялся за штурвал.

Катер рванулся вперёд, маневрируя среди рвущихся снарядов. Осколки зацепили юнгу. Кровь потекла по руке, спине. Но штурвала он не выпустил и вывел корабль из зоны огня.

Вот и мыс Дооб. Ещё немного, ещё совсем немного, и скоро база.

В рубку приполз Шиманский.

– Так держать, юнга! – сказал он и потерял сознание.

На рассвете полузатонувший катер медленно вошёл в геленджикскую бухту и направился к причалу.

С берега увидели, что судно подбито, а на палубе неподвижно лежат моряки. И когда катер ткнулся в стенку, на палубу прыгнули матросы и пришвартовали корабль. Появились санинструкторы, матросы с носилками. Тут из рубки вылез юнга в окровавленной, изодранной тельняшке и хрипло крикнул:

– Скорее сюда, к командиру! Несите его в санчасть. И других раненых!.. Скорее!

Санинструктор бросился в рубку.

К юнге подбежал офицер, взволнованно спросил:

– Неужели ты вёл катер?

– Да ведь некому было, – ответил Валерка и вдруг взялся за поручень, чтобы не упасть.

Матросы подхватили юнгу и понесли на берег – в госпиталь. …Как потом подсчитали, в корпусе катера было двести с лишним пробоин от пуль и осколков.

На тридцатилетнюю годовщину освобождения Новороссийска в город приехали сотни ветеранов. И среди них я увидел командира торпедного катера Героя Советского Союза Черцова. Встреча у нас была радостная. Спросил его о судьбе юнги Лялина.

Черцов весело ответил:

– А вот он, этот юнга!

Статный, красивый человек, стоявший рядом с Черцовым, и оказался Валеркой Лялиным. Всю войну он провоевал на флоте, а после победы окончил мореходное училище и сейчас работает кранмейстером в Ленинградском порту.

К нам подошли ещё несколько бывших катерников, и мы долго вспоминали боевые дни и ночи на Чёрном море.