Текст книги "У юнги тоже сердце моряка"

Автор книги: Георгий Соколов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

– Надо обернуть его сначала шинелью, а сверху плащом. И других тоже, – сказал радист.

И вдруг катер задрожал. Послышался шум мотора.

– Ожил корабль! – крикнул боцман и бросился вон из каюты. Он вскочил на мостик:

– Разворачивай, Сухов!

Рулевой повернул штурвал и вдруг стал медленно сползать на пол.

– Сухов, ты ранен?

Ответа не было.

Боцман приказал радисту и матросам снести рулевого и всех раненых в кают-компанию, всех перевязать.

Сухов очнулся, с трудом спросил:

– А кто у руля?

– Сам встану.

Вскоре катер вышел из зоны обстрела. Боцман оглянулся. Весь берег был в огневом зареве… …После третьей операции в геленджикском госпитале командир «морского охотника»

Иван Дубровин проспал подряд восемнадцать часов. Когда проснулся, увидел в палате контр-адмирала Холостякова и попытался подняться.

– Лежи, лежи и не шевелись, – остановил его контр-адмирал и сел на стул около кровати.

Он внимательно, чуть хмурясь, посмотрел на бледное, похудевшее лицо Дубровина и, покачав головой, спросил:

– Как самочувствие?

– Да я словно вновь на свет народился.

– Пожалуй, что и вновь, – согласился Холостяков. – Крови ты, брат, много потерял. Три медицинские сестры тебе свою пожертвовали.

– Спасибо им, – тихо произнёс Дубровин. – А как команда?

– Все живы. А тебя, старший лейтенант, от души поздравляю с орденом Боевого Красного Знамени.

– Служу Советскому Союзу! – взволнованно произнёс Дубровин. Он перевёл дыхание и сказал: – Команду надо наградить, товарищ контр-адмирал. Люди катер спасли.

Боцман, комендоры, рулевой, механик, мотористы заслуживают боевой награды.

– Об этом уже позаботились.

– А как десант на Мысхако?

Это больше всего волновало Дубровина. Лицо адмирала омрачилось. Но ответил он спокойно и уверенно:

– Всё в порядке: десант живёт. Уцепились крепко. Отвоевали Станичку, гору Колдун. Там сейчас несколько морских бригад. Оборону хорошую соорудили. Даже название придумали отвоёванному кусочку земли – «Малая земля». И песню душевную сочинили:

 
О тех, кто сражался на «Малой земле».
Пусть песня победная льётся.
Кто славно сражается днём и во мгле.
Гвардейцем по праву зовётся…
 

…Контр-адмирал не стал говорить командиру «морского охотника» о том, что ещё 12 февраля погиб майор Ку-ников. Не сказал он и о том, что погиб командир катера Крутень, друг Дубровина, что десант в Южную Озерейку сорвался. Пока не должен об этом знать Дубровин. Важно то, что десант куниковцев удался, что отряд по-прежнему называется куниковским, что на «Малой земле» воюют несколько бригад морской пехоты. И недалёк тот день, когда Новороссийск будет освобождён.

БЫЛЬ О МАТРОСЕ КАЙДЕ И ЕГО ТОВАРИЩАХ

В Новороссийске, на берегу Цемесской бухты, высится бронзовый памятник Неизвестному матросу. В руке у матроса автомат, на могучих плечах – плащ-палатка, на голове – бескозырка чуть набекрень.

Смотришь на Неизвестного матроса и невольно вспоминается 1943 год, десантники, черноморские моряки, отважные в бою, весёлые в часы досуга.

Слышал я, что прообразом его был бесстрашный матрос из. куниковского отряда Владимир Кайда. В годы войны я не был знаком с Кайдой, но слышал о нём немало. И вероятно, даже видел его февральской ночью 1943 года, когда высадился вместе со своими разведчиками на «Малую землю».

Было в ту ночь темно. Землю и море освещали только вспышки ракет. Связной майора Куникова разыскал меня и повёл в штаб. Навстречу нам шли три матроса. Все рослые, плечистые, но один показался мне просто великаном.

Связной спросил: «А у вас такие ребятушки есть?» " Нет, не было у меня таких ребят. Связной добавил с явной гордостью: «Богатырь, верно? Сто пять килограммов весит! Ребята его зовут Малюткой!» По-видимому, это и был Владимир Кайда.

После победы над фашистами я стал разыскивать участников боёв за Новороссийск.

Написал десятки писем куниковцам. Получил ответы, записи воспоминаний. Пришло письмо и от Владимира Кайды из Донецкой области. Мы условились встретиться в Новороссийске в сентябре на традиционном сборе куниковцев.

И вот настал день нашей встречи. Около краеведческого музея собрались бывшие малоземельцы. Вижу великана-матроса в бескозырке – он выше всех. Лицо у него добродушное, подбородок волевой, глаза голубые, весёлые. Весь его облик, вся его фигура удивительно похожи на статую Неизвестного матроса. Это и есть матрос Кайда.

О его боевых делах можно написать большую книгу. Но сейчас я расскажу только о нескольких днях жизни Владимира Кайды и его фронтовых товарищей на «Малой земле».

«Буря с вихрем»

Отряд старшего лейтенанта Василия Ботылёва расположился неподалёку от морского причала. Было приказано отдохнуть и ещё раз проверить боеготовность. Ночью матросам предстояло высадиться вслед за отрядом майора Куникова.

Матросы проверяли оружие, точили финские ножи, а кто лишнюю портянку надевал, чтобы нога не болталась в ботинке, когда ночью во время десанта будет прыгать в воду.

На пригорке под деревом сидели четыре моряка и, перекидываясь шутками, ровняли патроны в пулемётных лентах, проверяли гранаты.

Это расчёт станкового пулемёта «максим» – Владимир Кайда, Николай Уткин, Анатолий Лысов и Николай Копотилов, Всем по двадцать два года.

«Буря с вихрем» – так прозвали пулемётный расчёт. Надо сказать, что среди моряков выделиться трудно. Все ребята храбрые, находчивые, жизнерадостные. И всё же расчёт Владимира Кайды – самого рослого моряка в отряде-выделялся. Не только Кайда,а любой матрос из расчёта мог, если нужно, схватить «максим» в полном сборе и вихрем помчаться на огневую позицию. А вес «максима» немалый – более шестидесяти килограммов. Никто не мог быстрее и лучше их сменить огневую позицию, замаскироваться.

Кайда родом из Донбасса. До службы на флоте работал токарем на заводе. Уткин – москвич, заводской электрик. Лысов – колхозник из Кировской области. Копотилов – колхозник из Тамбовской. На войне они сроднились как братья, друг за друга стояли горой.

Все четверо любили шутку. Особенно побратимы любили подшучивать над великаном Кайдой.

Копотилов прозвал его Малюткой. Прозвище так и осталось за Володей. У остальных ребят тоже были прозвища. Уткина звали Утей, кряжистого Копотилова – Корягой.

Лысова хотели прозвать Кочерыжкой – после ранения указательный палец у него на правой руке напоминал кочерыжку. Но не закрепилась кличка за высоким и красивым парнем, звали его просто «Номер» – соответственно пулемётному званию.

Копотилов запрятал гранаты в вещевой мешок и заявил с довольным видом:

– Морской порядок! – Потом повернулся к Кайде и серьёзным тоном сказал: – Малютка, будь добр, сними ботинок. Я на нём под вёслами схожу в разведку на Мысхако.

– Тебе не доверю, – также серьёзно отозвался Кайда. – Номеру, пожалуй, доверю.

Он полегче, кочерыжкой рулить будет.

Лысов пожал плечами и усмехнулся:

– Сплаваем в другой раз. А вот перед десантом не мешало бы вздремнуть. Сними, Малютка, бушлат, мы втроём укроемся.

– Ещё чего захотели! Имущество ведь казённое. А ну как утопите, где старшина Ещё обмундирование такого размера достанет? Соображать надо.

– Старшине с тобой маета, – подтвердил Уткин.

– А мне с вами, братки… Вот задам вам сейчас…

И Кайда обхватил всех троих и покатился с ними вниз по пологому склону.

– Приберегите силы! – крикнул им матрос, старательно чистивший противотанковое ружьё. – Нет в вас серьёзности перед ответственным заданием.

Ребята вскочили, посмеиваясь.

– Это всё он, – сказал Лысов, показывая на Кайду. – Да что с Малютки возьмёшь – дитя неразумное. Верно, Фергана?

Ферганой прозвали кока отряда Ивана Прохорова. Ему было уже лет двадцать восемь.

Был он худощав, светловолос, нетороплив. До войны он работал поваром в одном из ресторанов Ферганы и часто рассказывал ребятам об этом городе.

По боевому расписанию кок занимал место в строю с ПТР – противотанковым ружьём.

Владел им неплохо. Человек он был заботливый, доброжелательный. Матросы его любили и уважали. Когда кто-нибудь просил: «Ну-ка, Фергана, подбавь Ещё чумичку борща», он никогда не отказывал в добавке. Да и сам, бывало, предложит: «Эй, Малютка из Донбасса, подставляй чумичку».

– Силу тебе девать некуда, – продолжал Прохоров.– Да я тебе в следующий раз без навара…

Но тут подошёл командир взвода лейтенант Карманов, под стать матросам расчёта Кайды, рослый, сильный, с энергичным обветренным лицом.

– Кайда, передайте «максим» Уткину, – распорядился он. – Будете моим связным.

– Почему я, товарищ командир? – В голосе Кайды слышались удивление и обида.

– А потому, что у вас самые длинные ноги, – усмехнулся лейтенант. – Вот ваше имущество. – Он протянул ему ракетницу и сумку с ракетами. – Научитесь распознавать в темноте на ощупь, какого цвета ракета.

– Есть научиться…

Когда он ушёл, Кайда огорчённо вздохнул:

– Матросское дело такое – прикажут и исполняй…

– Ничего, Володя, – сказал Копотилов. – Зато ещё одну воинскую специальность освоишь.

– Что верно, то верно, – согласился Кайда, садясь на пенёк и вынимая из мешка горсть ракет. – Займёмся этими игрушками. Какие они на ощупь?

Стемнело. Начал моросить дождь.

– Неуютно становится, – натягивая на плечи плащ-палатку, проворчал Лысов. – Сейчас бы в тёплую хату.

– Скоро в горячую попадёшь, – заметил Копотилов.

– Да, братцы, – подтвердил Кайда, – в пекле побываем.

И вдруг раздалась долгожданная команда:

– Становись!

Когда взвод выстроился, пришёл лейтенант Карманов и, встав перед строем, сказал:

– Задача такая, товарищи матросы. Отряд майора Ку-никова погрузился на катера и будет высаживаться около рыбозавода. Мы идём на поддержку. Сейчас двинемся на пирс и начнём грузиться на катера.

К причалу шли молча. Кайда нёс на плече станок пулемёта и мысленно повторял слова клятвы: «Не щадя своей жизни ради победы над врагом… нашим девизом будет: только вперёд…»

Две ночи и два дня

Погрузились благополучно. Но к причалу рыбозавода подойти было невозможно: на нём рвались мины и снаряды.

– «Морской охотник» взял курс правее. Матросы прыгали прямо в ледяную воду.

Когда выбрались на берег, обнаружили, что впереди проволочные заграждения – ловушки из тонкой стальной паутины. За ними – окопы, немцы ведут оттуда огонь из автоматов и пулемётов.

– Гранаты! – приказал командир взвода.

В окопы полетели гранаты, проволочные заграждения не помогли врагу. Стрельба прекратилась. Но откуда-то сбоку не переставая строчил станковый пулемёт. Вдруг за Станичкой заработали вражеские шестиствольные миномёты. Мины рвались правее.

Моряки залегли. Наконец взрывы прекратились. Только моряки перебежали туда по приказу командира, как снова раздался залп шестиствольных миномётов. Мины накрыли то место, где они только что находились.

– Опоздали фрицы с поправочкой, – заметил кто-то из моряков.

Лейтенант Карманов подполз к Прохорову и указал на амбразуру дота, из которой строчил пулемёт.

Прохоров направил туда противотанковое ружьё. Выстрелы – и пулемёт смолк. Из дота выскочили шесть гитлеровцев. Моряки перестреляли их и ворвались в дот.

– Сигнал «Вперёд»! – распорядился командир.

Взлетели три зелёные ракеты. Это был приказ продвигаться вперёд.

Взвод развернулся и рассыпался по улицам, переулкам, дворам. То там, то тут в темноте раздавались автоматные очереди, взрывы гранат, крики «полундра».

Лейтенант Карманов, Кайда, Уткин с «максимом» и ещё несколько матросов перебежали улицу. И только они завернули за дом, как гитлеровцы начали обстрел улицы снарядами и минами.

– Вперёд! – крикнул Карманов. – Иначе нас тут накроют!

Они пробежали квартал и залегли. Из дома, стоявшего на другой стороне улицы, стреляли немецкие автоматчики. Уткин и его помощники открыли ответный огонь из «максима», и враг прекратил обстрел.

Лейтенант приказал Кайде:

– Обследуйте дом вместе с Лысовым!

Двери дома были открыты. Лысов остался у дверей. Кайда вошёл в коридор.

Прислушался: тихо. Шагнул в комнату: пусто. Во второй комнате тоже никого. И Кайда уже без опаски шагнул в третью комнату. И тут его схватили за плечи. Он услышал приглушённый голос:

– Рус, сдавайся!

Что делать? Вырваться у него сил хватит. Но гитлеровцы тут же выстрелят.

Впрочем, если они сразу не стали стрелять, значит, им нужен пленный. Попасть в плен? Ни за что! Да сколько же их? Как будто трое.

И вот решение принято. Кайда кричит:

– Здесь фрицы! – и бросается на пол, увлекая за собой гитлеровцев.

Два гитлеровца навалились на Кайду, но он успел выхватить финку. Началась рукопашная схватка. Кайда, лёжа, расправился сначала с одним, потом с другим. Он совсем забыл о третьем, и фашист – сильный, рослый молодчик – умудрился набросить ему на ноги крепкую верёвочную петлю. Кайда оказался в ловушке.

К счастью, в это время в комнату вбежали Лысов, за ним ещё два матроса. Они бросились на гитлеровца, повалили и связали его, потом распутали ноги Кайды. Он поднялся, вытер потное лицо и сердито сказал:

– «Язык» им, видите ли, понадобился… не на того напали.

А Лысов, усмехаясь, добавил, показав на связанного гитлеровца:

– Пошёл по шерсть, а вернулся стриженым.

Пленный испуганно смотрел на Кайду и повторял, заикаясь:

– Гитлер капут…

Кайда брезгливо поморщился:

– Заканючил. Надо, братки, отвести его к командиру.

На полпути начался артиллерийский обстрел. Матросы залегли между камнями. Поднялись, когда стало тихо.

– Пронесло, – с облегчением сказал Кайда. – Никого не зацепило?

– Да нет, – отозвался Лысов, – все целы. Поднимайся! – крикнул он пленному.

Фашист не шевелился, Кайда нагнулся и сказал:

– Осколок от фашистского снаряда угодил ему прямо в лоб. От своих получил.

Он вынул из его кармана документы:

– Отнесём в штаб. …В полуразрушенном доме матросы обнаружили своих. Встреча была шумная, радостная. Выяснилось: группе приказано занять здесь оборону.

Было решено, что Кайда и его матросы останутся на день и пока тоже выберут себе позиции. Оказалось, что Уткин и Прохоров уже тут – Уткин оборудует позицию для своего «максима», а неподалёку от него пристроился и Прохоров с противотанковым ружьём.

Кайда разыскал Уткина – он сидел под стеной, покуривал, прикрывая ладонью огонь цигарки. Кайда подсел к нему, закурил.

– Ты чего так тяжело дышишь? – спросил друга Уткин.

– Умаялся, до сих пор не отойду, – признался Кайда.

Когда он обо всём рассказал, Уткин заметил:

– Правильно сделал, что бросился им под ноги и сбил. Иначе подстрелили бы. А теперь давай перекусим, пока есть время. Уже светает, денёчек будет у нас горячий. Пообедать, верно, не придётся.

Рассвело. Тишина длилась недолго. Её нарушили гитлеровские пушки и миномёты. По всей Станичке на берегу рвались снаряды и мины. По стрельбе можно было определить, что гитлеровцы точно не знают, где десантники заняли оборону. Но вот стрельба прекратилась, и с разных сторон появились группы гитлеровских солдат.

Они перебегали от дома к дому, прочёсывали каждый квартал.

Кайда повернулся к Уткину и сказал:

– Прощупывают, где мы заховались и крепко ли.

Он улёгся поудобнее и изготовился к стрельбе.

Застрекотали автоматы – наши и немецкие. Послышались взрывы гранат.

Десантники подпускали фашистских солдат на близкое расстояние и почти в упор стреляли в них, забрасывали гранатами.

Пришла пора пустить в ход автомат и Кайде с товарищами. На их позицию шло десятка два гитлеровцев. После первого залпа фашисты отступили и спрятались за домами.

На земле остались лежать восемь гитлеровцев. Кайда отметил:

– Этим капут.

Враг обнаружил, где заняли оборону куниковцы. Фашистские корректировщики сработали быстро. После обстрела на куниковцев ринулись солдаты. Дело доходило до рукопашных схваток. Гитлеровцы отступали, потом снова обрушивали на десантников снаряды и мины.

Куниковцы раскусили тактику врага. Сразу после отбитой атаки они меняли огневые позиции. Снаряды и мины падали туда, где их уже не было.

Тогда гитлеровцы стали разрушать дом за домом. Атака следовала за атакой.

Прилетели «юнкерсы» и сбросили бомбы на рыбозавод, на несколько зданий.

Матросы уже перестали считать, сколько раз им приходилось переползать из развалины в развалину и отбивать атаки. Лица у всех почернели и осунулись.

Одежда была в грязи, на коленях и локтях ободралась.

Стемнело. Матросы вздохнули облегчённо.

– Выстояли! – с торжеством заявил Кайда.

– Вот только патронов и гранат осталось маловато,– заметил Уткин. – Что-то тихо стало, братки. Самое время вздремнуть. Ведь сутки не спали и наползались вволю.

Давайте разыщем командира взвода и попросим разрешения войти в уцелевший дом – там бы мы обсушились и поспали.

– Чует моё сердце, – сказал Кайда, – что отдыхать не придётся. Ведь десант есть десант.

Так оно и оказалось. Появился лейтенант Карманов. Лицо у него, как у всех, осунулось, обмундирование тоже было в грязи. С ним пришли пять матросов.

– Все живы и здоровы! – обрадовался лейтенант. – Молодцы: дрались хорошо, умело.

Но отдыхать, друзья, не придётся. В отряде большие потери. Ещё неизвестно, прибудет ли пополнение этой ночью. Нам поставлена задача: группе матросов проникнуть в глубину фашистской обороны левее школы, узнать, какими силами располагает враг.

И, зорко оглядев матросов, он приказал:

– Кайда, Лысов, Лычатин, Копотилов и вот эти четверо ребят, – он указал на матросов, которых привёл, – пойдут в эту разведку. Командовать группой будет Кайда. Задача ясна?

– Ясна, – ответил Кайда.

– Тогда в путь. Под утро должны вернуться.

Кайда встал и кивнул матросам:

– Двинулись, братки.

Шли гуськом, стараясь держаться ближе к заборам.

По пути осматривали каждый дом, всюду было пусто. Так прошли две улицы. Не встретили ни души. Подошли к дому, стоявшему на углу. Форточка была открыта, и Кайда услышал чей-то кашель. Кто там – враг или свой? Кайда рассредоточил у окон и дверей матросов, постучал в стекло. Старческий голос спросил:

– Кто там?

– Советские моряки. Откройте.

Стукнул засов, и дверь отворил сгорбленный старик.

– Фашисты есть? – спросил Кайда, переступая порог.

– Нет, сынок, мы тут вдвоём со старухой. Проходите, проходите, давно ждём.

Старик посмотрел снизу вверх на великана матроса и горестно покачал головой:

– Ох, сынок, ведь гитлеровцы так и шастают по домам и погребам, последнее берут, грабят, убивают. Мы со старухой натерпелись страху…

Матросы слушали, сурово хмуря брови, сжимая кулаки. Кайда думал о своих родных – как они там, в оккупированном городе Дружковке? Живы ли?..

Он провёл рукой по лбу, сказал:

– Извините нас, дедушка, но ребятам надо часок отдохнуть, пусть вздремнут здесь, на полу.

Одного матроса он оставил в дверях, а сам вышел и залёг у забора с автоматом в руке. Было тихо, и его клонило ко сну.

Вдруг он услышал отдалённый топот. Ясно – это топот немецких подкованных сапог.

Шум нарастал. Мимо дома по тротуару шагал взвод гитлеровцев. Кайда чуть было не нажал на спусковой крючок автомата, но вовремя удержался.

Фашисты прошли.мимо. Они направлялись на передовую.

Кайда вбежал в дом и разбудил матросов. Все вскочили.

Старик сказал:

– Сынки, этот взвод на смену другому пошёл. Сейчас с передовой на отдых пойдут солдаты, которых эти сменят.

– Вот оно что! – воскликнул Кайда. – Спасибо, дедушка! Сейчас мы им устроим встречу. Верно, ребята?

Матросы, конечно, его поддержали и, не теряя времени, вышли на улицу. Они залегли у соседнего дома вдоль забора. Кайда распорядился:

– На каждого из нас – по два-три фрица. Я лежу четвёртым, значит, стреляю в седьмого и восьмого. Каждый даёт по короткой очереди. Если обстановка осложнится, закрепляемся в этом доме. Впрочем, в темноте нам наверняка удастся оторваться от преследования.

Снова послышался топот подкованных сапог – теперь уже со стороны передовой.

Гитлеровцы шли медленно, втягивая головы в плечи, дрожа от холода. Автоматы они не держали в руках, а повесили на шеи. «Ползут, как мокрые курицы, – подумал Кайда и отметил:-Расчёт у нас правильный».

Раздался короткий залп из восьми автоматов. Гитлеровцы повалились как подкошенные. С минуту матросы ждали. Нет, ни один не поднялся.

Но вот из здания трёхэтажной школы взвились осветительные ракеты: у фашистов начался переполох. Ещё бы, стрельба шла у них в тылу.

Матросы лежали, прижавшись к земле. Ракеты погасли, и Кайда скомандовал:

– Ходу, братва!

Было ещё темно, когда матросы вернулись к своим. Кайда доложил командиру взвода о результатах разведки, тот доложил командиру боевой группы, а командир группы – майору Куникову. Куников приказал командиру боевой группы Ботылёву утром продолжать наступление, но предупредил:

– Людей у нас мало. Растягивать оборонительную линию нельзя. Выберите удобный рубеж и закрепляйтесь.

На рассвете отряд Ботылёва перешёл в наступление.

Удалось пройти одну улицу. На второй матросов встретил сильный огонь противника.

Пришлось залечь. Оказалось, что гитлеровцы подтянули сюда резервы.

Николай Уткин выкатил свой «максим» на перекрёсток и открыл огонь по пулемётному гнезду – находилось оно на чердаке дома через улицу. Кайда расположился невдалеке и стал стрелять по немецким автоматчикам, засевшим в соседнем доме.

Неожиданно «максим» замолк. Кайда оглянулся: Уткин лежал лицом к земле, раскинув руки.

Кайда подполз к нему, спросил:

– Что с тобой, Утя?

Уткин повернул голову, простонал:

– Засекли фашисты проклятые. Пулемёт повредило. В ноги я ранен…

Кайда взвалил боевого друга себе на спину и отполз за полуразрушенный дом.

Перебинтовал Уткина, уложил между камнями и пополз к пулемёту. Нет, вконец выведен из строя их испытанный «максим». Матрос отполз в сторону и стал стрелять из автомата.

Командир боевой группы капитан-лейтенант Ботылёв приказал приостановить наступление, закрепляться на достигнутом рубеже.

Завязалась пулемётно-автоматная перестрелка. Кайда снова ползком вернулся к Уткину, потерявшему сознание, бережно поднял его и на руках понёс в санчасть.

Дошёл он благополучно. В санчасти Уткин очнулся. Кайда наклонился над ним, поцеловал, тихо сказал:

– Оставляю тебя на попечении наших медиков, а мне пора: надо спешить к нашим ребятам. Мы ещё с тобой встретимся, браток!

Второй день был, пожалуй, ещё напряжённее. Враг предпринимал атаку за атакой, обрушивал на десантников тысячи мин и снарядов. С воздуха на них сыпались сотни бомб. Дома рушились. Станичку заволокло дымом и пылью.

Но куниковцы выстояли, отразили все атаки противника. Правда, вечером тяжело ранило командира взвода. И его Кайда отнёс в санчасть. …В ту, третью, ночь на помощь куниковцам высадились две морские бригады. Дело в том, что десант в Южную Озерейку постигла неудача. И основным стал десант на мысе Мысхако. Тогда-то и появилась около Новороссийска героическая «Малая земля».

Узнав о высадке морских бригад, Кайда и все куниковцы повеселели: теперь они двинутся вперёд!

Но вперёд двинуться не удалось. Гитлеровцы подтянули свежую дивизию. Враг отгородился от десантников проволочными заграждениями, минными полями, траншеями, дзотами. Сосредоточил на каждом километре обороны более шестидесяти станковых пулемётов, двадцать шесть орудий и много миномётов. И пришлось десантникам самим переходить к обороне. В десанте свои законы: или продвигайся вперёд, или отстаивай завоёванный рубеж. Без приказа ни шагу назад. …В середине февраля 1943 года поредевший отряд куниковцев был выведен с передовой, а в марте отправлен на формирование в Геленджик.