Текст книги "У юнги тоже сердце моряка"

Автор книги: Георгий Соколов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

Перед новым десантом

В Геленджике куниковский отряд преобразовали в 393-й отдельный батальон морской пехоты. Командиром назначили капитан-лейтенанта Василия Ботылёва. Батальон пополнили новыми бойцами. Первой формировалась рота автоматчиков. Кайда, Лысов, Прохоров стали автоматчиками и оказались в одном отделении.

Вечером 8 сентября батальон разместился в палаточном городке, в лесу. Матросы пришли сюда с песней:

 
Куников с отрядом храбрых моряков
Шёл в родную базу выбивать врагов.
Вихрем на фашистов налетел отряд,
Выбивая фрицев из-за их преград.
Вперёд, с полундрой, хлопцы.
За мною, черноморцы…
 

Боевые традиции отряда перешли к матросам батальона. Все называли себя куниковцами, в честь майора Куникова – замечательного советского командира и человека. …Всё лето батальон готовился к новому десанту. И наконец этот день наступил.

Утром Кайда встал раньше всех, вылез из палатки, огляделся. Ночью прошёл дождь, капли на листьях блестели и переливались всеми цветами радуги.

«Красота какая», – подумал Кайда. Он взял котелок и пошёл к ручью за водой.

Около штаба остановился: по радио передавали сводку Совинформбюро. До Кайды донеслось:

«8 сентября наши войска освободили города Донбасс, Славянск, Краматорск, Дружковку, Константиновку…

При отступлении из Дружковки немецко-фашистские изверги учинили зверскую расправу над мирными жителями города. Бомбили, жгли и взрывали кварталы жилых домов».

Освобождён родной город! Но живы ли отец и мать? Вряд ли фашисты пощадили родителей советского моряка.

Не знал Владимир, что его отец пошёл на фронт и был убит в боях под Харьковом.

Не знал, что в день отступления гитлеровцы облили бензином их хату и зажгли, мать его успела выскочить. Фашисты по ней стреляли, но ей удалось скрыться в зарослях кукурузы. И вынесла она из дома только фотографию, где её сын Володя снят с группой краснофлотцев.

Обо всём этом Владимир узнал несколько месяцев спустя.

С опущенной головой Кайда дошёл до ручья, сел на камень и глубоко задумался.

К Кайде подошёл Прохоров.

– Чего зажурился. Малютка? – спросил он, подсаживаясь к нему.

Кайда молча вздохнул.

Прохоров положил руку на его плечо, заглянул в глаза:

– Не нравится мне твой вид, Володя. Не тебе нос вешать.

Кайда поделился с ним своими раздумьями:

– Так хотелось бы знать перед боем о родных. Ведь сегодня, иду в третий десант.

Что нас ждёт? Получил бы весточку от матери, от отца, спокойнее было бы на сердце… Всё вспоминаю мать, как она провожала меня Ещё до войны на флотскую службу… А в сорок первом году ей послали на меня похоронную. Вот как это получилось. В начале войны я служил мотористом на корабле. Когда гитлеровцы подошли к Одессе, я записался добровольцем на передовую. В сентябре отряд моряков высадился десантом под село Григорьевка. Я был первым номером станкового пулемёта. Но недолго я строчил по врагу из нашего пулемёта: фашистские снаряды разбили «максим». Я тут же схватил винтовку и бросился в рукопашную. Знаешь, восемь гитлеровцев уничтожил. Взрыв мины сбил меня с ног. Осколки поранили руку, ногу, живот. Я всё стрелял, пока не потерял сознание. Товарищи решили, что я убит, взяли мои документы, командование послало родителям похоронную. А ночью я очнулся. Пополз. Под утро меня подобрали солдаты. Отлежался в госпитале.

А за это время немцы заняли Дружковку. Так и не узнали родители, что я жив…

– Отгоним тёмные мысли, Володя. Ведь на всех фронтах наши бьют фашистов. Вот это радость! А ты задал мне задачу, из-за тебя раньше встал, – переменил разговор Прохоров. – Совесть есть у тебя или нет?

Кайда удивлённо посмотрел на него:

– Не понимаю.

– Гляньте на него, он не понимает! – воскликнул Прохоров. – А кто вчера уговаривал меня написать в боевой листок заметку? Ты, редактор!

Кайда улыбнулся. Месяц назад его назначили редактором взводного боевого листка.

К порученному делу он отнёсся добросовестно, серьёзно. Командир взвода хвалил его за каждый номер, однажды похвалил даже командир роты автоматчиков. Вчера Кайда узнал, что Иван Прохоров подал заявление о приёме в партию и попросил его написать заметку.

– Всё же написал? – поинтересовался Кайда.

– Нет, – ответил Прохоров, махнув рукой. – Взял карандаш но ничего не написал.

Стал свою жизнь вспоминать, раздумывать. И рассудил так: освободим Новороссийск – пусть тогда и решают вопрос о моём приёме. Если буду воевать не хуже коммунистов, значит, достоин.

– Ты на «Малой земле» хорошо воевал, – сказал Кайда. – Сам знаешь, в нашем отряде выделиться трудно! И заметку ты непременно напиши!

– Далась тебе эта заметка, нашёл писателя! О чём же мне писать?

– Напиши, с каким чувством идёшь в десант.

– Так бы сразу и сказал. Напишу. А теперь умоемся свежей водицей.

Оба встали.

Прохоров хотел положить руку на плечо Кайде, но не достал. Заглядывая снизу вверх, весело заметил:

– Ну и здоровенный же ты. Малютка. Чем только тебя мать кормила?

– Галушками, Ваня, да пампушками, – усмехнулся Кайда.

В тылу у врага

В ночь на десятое сентября 1943 года батальон погрузился на катера и мотоботы.

Семнадцать автоматчиков – два отделения – разместились на моторном баркасе.

«Морской охотник» вёл его на буксире.

Катера вышли на Кабардинский рейд и заглушили моторы. Стало тихо. Отсюда видна была «Малая земля». Там, как всегда ночью, раздавались взрывы, трещали пулемёты, взлетали ракеты, бороздили воздух трассирующие пули. и вдруг всё кругом загрохотало, засверкало. Побережье Цемесской бухты осветилось. Снова заведены моторы, и катера рванулись вперёд, ведя за собой на буксирах мотоботы и баркасы.

Командир отделения Лычагин приказал мотористу:

– Приготовься!

Катер прорвался сквозь огневую завесу и оказался в бухте. С кормы катера раздалась команда:

– На баркасе заводить мотор! Буксир рубим!

Кругом рвались вражеские снаряды. Катер, лавируя, ушёл вперёд, а баркас остался на месте. Мотор чихнул и заглох.

Раздался голос командира:

– Немедленно завести мотор!

Но завести его мотористу никак не удавалось.

Вражеские снаряды разрывались всё ближе и ближе, от фальшборта летели щепки.

– Ложись на дно! – дал команду Лычагин. И снова приказ мотористу: – Немедленно завести мотор!

Кайда пробрался к матросу, спросил:

– В чём загвоздка? Давай помогу.

Прошло ещё несколько минут, и они вдвоём завели мотор. Но тут в борту появилось несколько пробоин, в них хлынула вода.

Бухту затянуло дымом и гарью. Моторист растерялся, не зная, куда направить баркас.

– Давай прямо! – крикнул ему командир. – Не крутись на месте!

Баркас напоролся на струю пуль. Моторист отвернул правее. И вот полузатонувший баркас ткнулся в берег. Десантники мигом выскочили из баркаса, но сразу же пришлось залечь. Пулемётный огонь прижал их к самой кромке берега.

При свете ракет автоматчики определили, что высадились они гораздо правее того места, где должна высаживаться вся рота. Подвёл мотор, а моторист не смог правильно определиться. Но матросы его не винили. В таком пекле, когда кругом рвутся снаряды, свистят пули и осколки, где дым гуще, чем при дымовой завесе, растерялся бы самый опытный штурман.

Где-то поблизости во всю глотку орал немецкий корректировщик. Мины и снаряды стали рваться всё ближе и ближе. Понятно, их засекли, тут оставаться нельзя.

Снова взвилась ракета. Командир дал команду:

– Впереди большая воронка! Бегом туда!

Ракета погасла. Автоматчики добежали до воронки, разместились в ней все.

Вражеский корректировщик продолжал орать. Вскоре мины стали рваться вокруг воронки. Вот мина угодила в самый центр, взметнув грязь со дна. Одному автоматчику осколком перебило ноги. Прохорову царапнуло ключицу, Кайде – левую ногу.

Ещё одно-два попадания – и всем крышка. Когда вспыхивали ракеты, резко выделялось здание электростанции. Можно добежать туда. Но впереди проволочное заграждение, а на проволоке подвешены мины. Как преодолеть такое препятствие?

И тут вскочил Иван Прохоров и громко сказал:

– Братва, если я погибну, считайте меня коммунистом.

Матросы не успели опомниться, как он бросился к проволочному заграждению. Вот он побежал к нему, поднял руку. И вдруг раздался оглушительный взрыв.

Автоматчики замерли. Поступок товарища всех потряс. Кайде хотелось крикнуть:

«Ваня, дорогой Фергана! Зачем ты это сделал? Ведь нашли бы мы выход!..» Но он сдержал себя, да и горло у него перехватило.

Проход в проволочном заграждении обозначился ясно.

– За мной! – приказал командир и бросился вперёд.

Автоматчики вслед за ним. Проволочные заграждения уже позади. И тут на земле они увидели Прохорова. Все молча остановились, постояли над ним, склонив головы. И также молча побежали дальше. Только Кайда задержался. Он всё надеялся, что Прохоров жив. Нет, убит их Фергана… Кайда тяжело вздохнул, выпрямился и побежал вслед за товарищами.

Пулемётная и автоматная стрельба раздавалась на электростанции и в районе цементного завода.

Отделение сержанта Лычагина направилось к цементному заводу. Другое отделение – к электростанции. В населённом пункте, где приходилось драться за каждый дом, надо было действовать мелкими группами. В такой сложной обстановке каждый десантник был сам себе генерал, должен был сам принимать решения.

От стены к стене, от камня до камня пробирались десантники к заводу, стреляли короткими очередями.

На рассвете они вбежали в небольшой цех. Крыши не было, вместо неё натянута металлическая сетка.

– Что будем делать? – спросил командир и испытующе посмотрел на товарищей.

Перед ним было всего пять автоматчиков, среди них Владимир Кайда, Анатолий Лысов, Николай Копотилов. Лица у всех потемнели от дыма, осунулись.

– Перво-наперво надо перекурить, – тяжело переводя дыхание, сказал Копотилов.

– Надо пробиваться к своим, – заметил Кайда.

– А где они, свои-то?

– Разведку произведём.

– Ну что ж, перекурим, – согласился командир отделения.

И тут на сетку упала граната и разорвалась.

– Случайно залетела, – заметил Лысов.

Но сейчас же на сетке разорвалась вторая, потом третья.

– Нет, это уже не случайно, – встревожился Лычагин. – Немцы знают, где мы находимся. Смываемся отсюда.

Они выбежали в коридор. Решили подобрать для боя место получше. Последним бежал Кайда. Все, кроме Кайды, успели вбежать в другой цех – струя пуль отсекла его от дверей. Ясно: стреляет не один немец.

Кайда ринулся назад, вбежал в угловое помещение. Здесь, по-видимому, была кладовая: у стены стоял железный шкаф со слесарным инструментом, у окна – верстак. Кайда вскочил на верстак, сдёрнул с головы бескозырку и сунул в карман.

Осторожно выглянул в окно.

У дверей стоял немецкий матрос. Он махал рукой – видно, звал на подмогу. Из пролома в стене вышло с десяток гитлеровцев. Они торопливо двинулись к дверям, ведущим в цех, где находился Кайда.

«Вот влип», – подумал он и отстегнул от пояса противотанковую гранату.

Когда фашисты скучились у дверей, он швырнул её.

– Это вам за Ивана Прохорова!

Раздался взрыв. Кайда спрыгнул с верстака и бросился к двери. Перед ним выросли два гитлеровца, уцелевшие от взрыва, Кайда расстрелял их в упор.

И тут раздался треск автоматов – своих и немецких – из соседнего цеха, где были его товарищи. А вскоре послышался голос Лысова:

– Малютка, где ты?

Кайда увидел боевых друзей и быстро указал на дверь. Не держат ли фашисты её на прицеле? Матросы его поняли. Копотилов нацепил бескозырку на конец приклада и просунул в дверь. Ни одного выстрела не раздалось.

Автоматчики вышли из цеха и остановились около стены. Где-то за пределами завода стреляли. Они пошли на выстрелы.

Командир вдруг остановился: он заметил несколько немцев, нырнувших в тоннель.

– Стоп. Надо прочесать.

Лычагин и Копотилов остались у входа, а Кайда и Лысов тоже нырнули в тоннель и стали прочёсывать его короткими очередями. Но немцы уже успели скрыться.

Кайда вернулся и доложил:

– Никого там нет, зря только патроны тратили.

Откуда-то по берегу бил пулемёт. Матросы, посланные командиром отделения на разведку, сообщили, что пулемёт установлен в конторе завода – в окне второго этажа.

Решили его уничтожить. Подобрались ближе, стали поочерёдно стрелять в окно.

Пулемёт то замолкал, то стрелял снова.

– Долго мы с ним будем возиться? – разозлился Лысов, отстёгивая с ремня противотанковую гранату. – Сейчас я им покажу.

Прижимаясь к стене, он подобрался к окну и метнул в него гранату. Взрыв потряс дом. Пулемёт замолк окончательно.

– Морской порядок! – сказал Лысов.

Из развалин появилась группа наших пехотинцев. Лейтенант подбежал к Лысову, обнял левой рукой.

– Молодец, матрос! – воскликнул он. – Этот пулемёт прижал нас, ни вперёд, ни назад не пускал. Спасибо вам от пехоты.

Увидев и других матросов, он удивлённо спросил:

– Откуда вы тут взялись?

– С неба, – ответил с усмешкой командир.

– Много вас? Из какой части?

– Мы куниковцы, – уже серьёзно проговорил Лычагин. – Нас шестеро. Где остальные – не знаем.

– Вот оно что, – заметил лейтенант. – Вы высадились не там, где полагалось, а на нашем участке.

Из дальнейшего разговора выяснилось, что этой же ночью высадился 1339-й полк 318-й стрелковой дивизии. Полк занял электростанцию, водрузил на её крыше красное знамя. Однако гитлеровцам удалось потеснить десантников, и положение создалось нелёгкое.

– Несколько часов назад я слышал в штабе, – добавил лейтенант, – что ваш батальон занял клуб портовиков. Но, кажется, немцы его окружили.

Моряки переглянулись.

– Надо идти на выручку, – сказал Кайда.

– А как пройдёшь? – пожал плечами лейтенант. – Берегом до клуба километра два, а может и больше, кругом гитлеровцы. Воюйте-ка пока с нами.

– Так, пожалуй, и придётся, – согласился Лычагин.

Наступил вечер. Гитлеровцы усилили натиск. Им удалось прорваться к бухте и занять причалы. Пехотинцы попали в окружение.

Моряки залегли в развалинах, правее цементного завода и отстреливались от наседавших гитлеровцев. Пришлось несколько раз менять позиции, чтобы избежать артиллерийского и миномётного огня. От пехотинцев они оторвались. Они хорошо знали закон десантников – перебегай вперёд, не отступай назад, к берегу. …Вечером следующего дня моряки расположились в пустом полуразрушенном доме.

Лычагин поставил Кайду часовым.

– Ты покрепче других. Через полчаса разбудишь Лысова, а потом он разбудит меня.

Матросы заснули сразу. Кайда притаился у стены и держал автомат наготове: стрельба утихла – значит, будь настороже. Он всматривался в темноту. Вспышки ракет освещали чьи-то фигуры. Какие-то люди делали перебежки. Кто они? Куда перебегают? На сердце у Кайды было тревожно. Он, опытный десантник, понимал, что сейчас в темноте идёт перегруппировка. Накапливаются силы для нового удара. Чей же удар окажется крепче?

Полчаса прошло, и его сменил Лысов. Кайда лёг между камнями, прижав к груди автомат, закрыл глаза. И почувствовал непривычную слабость. Сейчас бы съесть горячего борща с мясом да отдохнуть как следует… Он заснул. И сквозь сон услышал грохот, шум взрывов. Затявкали пулемёты, затрещали автоматы. И в этом гуле выделялся рёв моторов: это шли катера.

Матросы вскочили. Они молча прислушивались, глядя на огненные вспышки, сверкавшие в темноте над бухтой.

Всем было ясно: высадились новые отряды наших десантников. Быть может, уже идёт решающий бой, и от его исхода зависит судьба города.

– А мы что же – спать будем? – вдруг крикнул Лычагин.

– Какой там сон! – за всех отозвался Кайда. – Ребят поддержать надо.

– Верно, братва, мы должны помочь. Но как? Моё мнение такое. Фашисты, конечно, будут подбрасывать к берегу подкрепления. Мы у них в тылу. Вон видите развалины?

– Он указал рукой на разрушенный дом, стоявший у дороги. – Там засядем. Мимо нас будут идти фашисты. Устроим им полундру. Одобряете?

– План отличный, – похвалил Копотилов.

– А если нас окружат? – спросил кто-то.

– Да мы уже которые сутки в окружении. Или не заметил? – говорит Кайда и усмехается.

– Двинулись, – даёт команду Лычагин. …И вот уже час с лишним они в засаде. Но ни один гитлеровец не прошёл мимо – ни на передовую, ни с передовой. Кайда недоволен:

– В чём тут дело – непонятно…

– А мне понятно, – замечает Лычагин. – Стало быть, некого фашистам на подкрепление к берегу перекидывать, теперь понятно?

– Тогда чего же мы залегли?

– Помолчи. Кто-то бежит. Со стороны порта.

И в самом деле, на дороге показались немцы – не меньше взвода. Идут торопливо, спины согнули. Задние то и дело оборачиваются и короткими очередями стреляют из автоматов.

Лычагин нажимает спусковой крючок.

Гитлеровцы не ожидали нападения с тыла, заметались. Шесть матросских автоматов уложили всех прямо на дороге.

– Так-то вот, браток, – заметил Лычагин, повернувшись к Кайде. – А ты говорил, чего мы залегли.

– Драпают, выходит, – сказал Кайда.

– Выходит, что так.

И тут показалась ещё одна группа. Люди продвигались, делая перебежки. Лычагин предупредил:

– Это свои. Не стрелять.

Он поднялся ив-за укрытия и радостно закричал:

– Эй, братки! Смелее продвигайтесь!

– А ты кто такой? – раздался настороженный голос.

– Мы куниковцы. Третьи сутки тут.

– Выходите, посмотрим.

Матросы вскочили и вышли на дорогу. Им навстречу шагнули двое – офицер и солдат.

– Это вы стреляли? – спросил офицер.

– Наша работа, – ответил Лычагин.

– Молодцы! Здорово помогли нам. Спасибо. – Офицер крепко пожал ему руку.

Подошли остальные солдаты. Они обнимали матросов, жали им руки.

Офицер спросил Лычагина:

– Как тут обстановка?

Лычагин показал рукой вперёд:

– Метров двести по дороге можно двигаться спокойно. Ну, а вот дальше что – неведомо. – И спросил в свою очередь: – А как вообще обстановка? Мы ведь тут ничего не знаем.

Оказалось, в эту ночь в помощь стрелковому полку высадился Ещё один полк.

Причалы снова отбиты у немцев, полк занял электростанцию, цементный завод.

Сопротивление врага ослабевает.

Было темно, но Кайда всё-таки разглядел, сколько звёздочек на погонах офицера.

Спросил:

– Товарищ капитан, а как наш батальон?

– Точно не скажу. Знаю только, что штаб батальона во главе с командиром капитан-лейтенантом Василием Ботылёвым всё Ещё в окружении – в клубе портовиков, без пищи и воды. Пока доблестно отбивают все атаки. Рота автоматчиков заняла железнодорожный вокзал и водрузила на нём красное знамя. Но гитлеровцы нажали на роту, и ей пришлось засесть в башнях элеватора. В трудное положение попала и бригада, которая высадилась левее вас. Словом, обстановка ещё сложная.

Матросы переглянулись.

– Выходит, и завтра придётся не сладко, – заметил Кайда. – Ну что ж, ещё туже подтянем пояса.

– Да вы, ребята, видно, голодны! – спохватился капитан и повернулся к солдатам:

– А ну-ка, товарищи, поделитесь с матросами кто чем может.

– Нам бы патронов, – сказал Лычагин. – Братки, пусть каждый из вас даст по десятку патронов.

– Поможем, поделимся, – раздались голоса.

Матросские карманы наполнились сухарями и патронами.

Капитан приказал продвигаться вперёд. Матросы пошли с пехотинцами.

Действительно, метров двести шли спокойно. Но вот их встретил плотный огонь противника. И на дороге и вокруг неё рвались мины и снаряды. Пришлось залечь. …Прошло больше часа. Огонь противника не утихал. Пехотинцы вступили в перестрелку. Матросы не стреляли – они знали цену каждого патрона. Ведь неизвестно, что их ждёт утром. Может быть, фашисты перейдут в контратаку, попытаются опять завладеть причалами.

Ещё день, ночь и утро

Лычагин подполз к капитану и сказал:

– Ставим вас в известность: братва решила идти на выручку Ботылёву, в клуб портовиков.

– Да как вы пройдёте? – удивился капитан. – Видите, какой плотный огонь. А у клуба ещё больше немцев.

– Смелость города берёт!

– Это верно, – согласился капитан. – Покажите, в каком направлении вы двинетесь.

Мы отвлечём противника.

– Вот за это спасибо.

– Лихие вы парни, – сказал капитан и обнял Лычагина. – Как это по-морскому говорится – семь футов под килем и попутного ветра! …И вот матросы двинулись в путь. Они взяли правее дороги. Шли шагах в двадцати друг от друга. Впереди – командир отделения сержант Лычагин, позади – его заместитель старший матрос Кайда.

От камня до камня, от воронки к воронке, по водосточной канаве, где ползком, где перебежками продвигались они вперёд. Так добрались до здания костёла. Зашли в него – пусто.

Решили передохнуть. До клуба портовиков оставалось метров семьсот. Там шёл бой – строчили автоматы, рвались гранаты, мины.

– Густо обложили, – заметил Кайда, прислушиваясь.

– Скорее! – заторопил матросов Лычагин.

К клубу подошли на рассвете. Притаились в каком-то разрушенном здании, стали наблюдать. Три танка стреляют по окнам клуба. Позади танков множество немецких автоматчиков. Вот-вот начнут штурм клуба.

– Сейчас к нашим не проскочить, – сказал Кайда. – Ударим с тыла по автоматчикам.

– Подбираемся ближе и рассредоточиваемся. Первым открою огонь я. Стрелять длинными очередями! – приказал Лычагин.

Подобрались почти вплотную. Стрельбу открыли из немецких автоматов. Гитлеровцы не сразу сообразили, что стреляют по ним с тыла. А пока разбирались, матросы уничтожили больше сотни фашистов. Уцелевшие гитлеровцы разбегались, прятались за стенами домов.

«Вот что значит неожиданность, – подумал Кайда, продолжая стрелять. – Но если танки развернутся, нам будет не до шуток».

А немецкие танкисты вдруг прекратили стрельбу. Они повели танки в сторону вокзала.

Матросы облегчённо вздохнули. Не ожидали, что победа окажется сравнительно лёгкой. Ясно, вражеских танкистов сбило с толку исчезновение автоматчиков. Или дух гитлеровских солдат сломлен, или они решили, что с тыла наступает большой отряд десантников. Так или иначе, но от клуба они откатились.

Теперь надо самим прорваться в клуб. Кайда вышел из укрытия и крикнул:

– Братва, не стреляйте! Свои!

И он бросился к дверям клуба, увлекая за собой товарищей.

Кайду в батальоне знали все. Когда он влетел в клуб, раздались радостные возгласы:

– Малютка объявился!

– Откуда ты взялся, Володя?

– Не иначе – из пекла! Гляньте, какой вид!

Обрадовался и командир батальона капитан-лейтенант Ботылёв, увидев шестерых матросов. Он удивлённо спросил:

– Так это вы дали фашистам жару? Да откуда вы появились?

Он внимательно посмотрел на них и, замолчав, покачал головой.

Да, бравого вида, надо сказать, у ребят не было. Щёки ввалились, глаза запали, губы и брови обгорели, а обмундирование превратилось в грязные закопчённые лохмотья. У Кайды на одном ботинке оторвалась подошва, и он обмотал его проволокой и бинтами; ходить было неудобно, приходилось ковылять, да и старая рана болела.

Когда Лычагин обо всём доложил, командир батальона распорядился:

– Идите в подвал, отдохните. Когда понадобитесь, поднимем.

Но не успели матросы спуститься, как кругом загрохотало, заухало.

– Отдыхать некогда, ребята! – крикнул Лычагин, и все снова помчались наверх.

Почему-то на этот раз гитлеровцы предприняли атаку без танков, а только при поддержке артиллерии.

Кайда залёг у окна. У всех пробоин и окон лежали матросы и вели огонь по врагу из автоматов. У многих были перебинтованы руки, головы. Вдруг Кайда почувствовал острую боль в левой руке у самого плеча. Рукав покраснел от крови. «Зацепило», – с досадой подумал он, продолжая стрелять.

А капитан-лейтенант Ботылёв шагал по залу, пригнувшись, сжимая в руке пистолет, и громко повторял:

– Спокойнее, братва, спокойнее! Больше выдержки! Бить точно в цель, беречь патроны. Помните: не в последний раз фашисты лезут. Сегодня предпримут ещё не одну атаку.

На этот раз матросы отбили врага быстро. Когда стрельба затихла, Кайда спустился в подвал – там находились раненые. Снял гимнастёрку и тельняшку. Рука опухла.

Пуля застряла в мускуле. Вытащить бы icd-ic занозу… И вот Кайда, морщась от боли, бранясь и словно пританцовывая, стал двигать мускулом и сжимать пальцами опухшую руку.

Все с недоумением и участием смотрели на Кайду, негромко переговаривались:

– Жаль Малютку, видно, помешался…

– Выскочила, проклятая!-вдруг крикнул Кайда. И отшвырнул ногой пулю, упавшую из раны на цементный пол.

Все облегчённо вздохнули, раздались шутки, смех:

– Без хирурга обошёлся! Ну и силён! Малютка у нас врач-самоучка! Талант!

Кайда добродушно улыбался:

– Вот я вас и развеселил, братки! А теперь помогите-ка перебинтовать. У кого руки целы?

Рану перевязали лоскутом тельняшки.

Послышалась стрельба, и Кайда побежал наверх. А через минуту – воздушный налёт-.

Вражеские бомбардировщики начали пикировать на здание клуба. По приказу Ботылёва все матросы спустились в подвал. Бомбардировщики улетели, так ни разу и не попав в здание.

И снова – опасность. Двенадцать танков подошли к клубу и открыли огонь. Матросы забросали их противотанковыми гранатами, но фашисты продолжали вести яростный огонь.

И вдруг на танки обрушились тяжёлые снаряды.

– Это наша тяжёлая морская артиллерия бьёт, – сообщил всем Ботылёв. – Бьёт по танкам с правого берега Цемесской бухты.

Оказалось, это командир вызвал огонь по радио. Вызывая огонь, Ботылёв верил в мастерство наших артиллеристов. А они знали, что в клубе держат оборону отважные матросы, и били по фашистским танкам с безукоризненной точностью, не допустив ни малейшего просчёта. Били мастерски: ни один снаряд не задел здания.

Уцелевшие танки уползли, и наши артиллеристы закончили обстрел. Матросы выбежали из подвала и заняли свои боевые посты.

Снова начали стрелять вражеские автоматчики. Взвод гитлеровцев ринулся к дверям клуба. Но врага встретили десятки гранат.

До темноты матросы отбили три атаки.

Ночью фашисты не атаковали клуб, зато вели по нему артиллерийский и миномётный огонь. Под утро огонь усилился. Командир батальона снова приказал всем спуститься вниз. Но Кайда медлил. В подвале тесно, раненые стонут, просят пить, а воды нет. Легче быть под огнём, чем слушать их стоны, – ведь помочь ничем не можешь.

Начало светать. И неожиданно наступила тишина. Она настораживала – ведь от неё все отвыкли. Матросы заняли свои боевые посты. Все наготове, ждут: вот-вот гитлеровцы начнут атаковать. Но прошёл час, а ни единого выстрела не раздалось.

Ботылёв подозвал Кайду:

– Пойдёте в разведку. Возьмёте с собой ещё четырёх ребят.

Пошли впятером. Никто в матросов не стреляет. Противника нигде нет.

– Драпанули фашисты! – весело сказал Кайда.

Он послал двух матросов к командиру батальона – доложить, что гитлеровцы отступают, а сам с двумя матросами пошёл дальше. Шёл, чувствуя себя победителем, забыв о своих ранах, об усталости, голоде и жажде. И откуда только силы взялись!

За городом матросов обогнала машина. Из кабины высунулся офицер и спросил:

– Вы не куниковцы?

– Точно! – ответил Кайда.

– Куниковцев собирают в порту. Идите прямо туда.

Матросы переглянулись:

– Айда, ребята, на обратный курс!

Они решили, что батальон собирают для нового десанта. Вот посадят вечером на катера и высадят где-нибудь в районе Анапы. И отдохнуть не удастся…

Кайда вернулся в батальон уже под вечер. Доложил начальнику штаба о проведённой разведке, попросил пить. И осушил подряд две фляги.

– Сейчас же идите в клуб, – приказал начальник штаба. – Вас туда вызывают.

С невольным волнением вошёл Кайда в знакомое здание. Вот тут, лёжа у окон и пробоин в стене, ещё вчера его товарищи и он вели огонь по врагу…

Кайда удивился, увидев командующего флотом, несколько адмиралов и офицеров – среди них был и Ботылёв. Матрос даже немного растерялся – ведь неудобно появляться в таком виде перед начальством. Но вот он собрался с духом, подтянулся, расправив свои могучие плечи, и доложил:

– Товарищ вице-адмирал, старший матрос Кайда явился по вызову!

Все внимательно посмотрели на него: перед командующим стоит настоящий богатырь в оборванной выцветшей гимнастёрке. Брюки на коленях разодраны – видно, часто приходилось ползком отправляться в разведку. Один ботинок обмотан тряпьём, на голове дырявая, измятая бескозырка. Лицо у матроса почернело от порохового дыма и грязи. Всем понятно, сколько испытаний преодолел десантник Владимир Кайда!

Командующий флотом крепко пожал ему руку, поблагодарил за отличное выполнение воинского долга. И вручил ему орден Красной Звезды.

– Служу Советскому Союзу! – взволнованно произнёс Кайда.

Когда он уходил из зала, все смотрели ему вслед. Кто-то негромко сказал:

– И верно – настоящий богатырь!

А он вышел из клуба, огляделся и сказал товарищам:

– Признаюсь, ребята, еле стою на ногах. Кто куда, а я ложусь спать вот здесь, в сторонке.

И он лёг прямо на землю, подложив под голову автомат, и сразу заснул. Рядом расположились и другие матросы. Будить их никто не стал.

Кайда спал без просыпу почти сутки. …В те памятные дни не только Кайде командующий вручил орден. Награждены были и его боевые друзья – десантники. Позже капитан-лейтенанту Ботылёву за героизм и умелое руководство боевыми действиями было присвоено звание Героя Советского Союза. А 393-й батальон морской пехоты – батальон куниковцев – стал называться Новороссийским.