Текст книги "Сценарий Анжелы"
Автор книги: Георгий Старков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)
Георгий Старков
Сценарий Анжелы
ОТ АВТОРА
Несколько слов искренней благодарности тем, кто помогал мне в создании этой повести. Спасибо сайту www.silenthill.ru, на форуме которого выкладывалась повесть. Спасибо genryard, первым высказавшему волшебные слова: «Отличная идея!» в ответ на предложение о том, чтобы изложить своё видение судьбы Анжелы. Спасибо TanaToS, который поддерживал меня за всё то время, за которое писалась повесть. Спасибо всем моим читателям, которые указывали ошибки и просто уделяли время, чтобы прочитать это. Спасибо создателям Silent Hill 2 за то, что они смогли вдохнуть столько жизни героям своей игры. И наконец, спасибо Анжеле Ороско – за то, что она заставила нас всех снова ценить то, что мы живы. «… для меня – всегда так».
Глава первая
ДВОЕ В ТУМАНЕ
Ливень, пронёсшийся над городом прошлой ночью, давно утихомирился, но свинцовые тучи не желали уходить. Они висели над городом мрачными столпами, глядя вниз с невообразимой высоты. А внизу город приходил в себя после ночного омовения, и капли дождя сверкали на листьях, тянущихся к невидимому солнцу.
Трава под ногами была мокрой и скользкой. Приходилось ходить очень осторожно – каждый шаг был чреват падением на сырую землю. Но девушка, которая шла вперёд по узкой тропинке, заросшей травой, не боялась упасть. Что значило падение? Ровно ничего – мягкий шлепок, потом можно подняться, посмеяться над собственной неуклюжестью и идти дальше. Девушка боялась другого. Она боялась опоздать. Поэтому её шаги были скорыми и лёгкими.
Туман клубился вокруг неё, как верный воздыхатель, обволакивая плечи, лицо, мягко касаясь шеи. У девушки были короткие прямые чёрные волосы. Одежда незамысловата – белый свитер, впрочем, кое-где уже обрамлённый серыми пятнами грязи, и красноватые брюки. Слева от неё плескалось озеро, тоже невидимое за туманом. Она знала, что озеро называется Толука, как знала и то, что город, куда она идёт, носит название Сайлент Хилл. Это был небольшой курортный городишко – она жила тут, будучи совсем маленькой. И вся её семья жила. Больше она ничего не знала. В голове стучала одна назойливая мысль – поздно, поздно, я опоздала… Куда опоздала и что в этом такого страшного, она объяснить не могла. Но шаги её от этого медленнее не становились.
Наконец тропинка оторвалась от линии берега. Шум воды остался за спиной. Это обнадёжило девушку. Кто знает, может, ещё не всё потеряно, может, она успеет… Ей захотелось броситься бегом, но она удержала себя от этой глупой затеи. Вот – тропинка вьётся лианой, тут и там на ней блестят маленькие лужицы. Туман не давал разглядеть, куда она ведёт. Девушка надеялась, что шагать придётся не очень далеко. Долгой прогулки она не выдержит, она и сейчас на пределе. Время как солнечный зайчик, утекающий меж пальцев.
Впереди показалась решетчатая ограда, и девушка остановилась. Она провела ладонью по лбу; на пальцах осели капельки пота, хотя утро было довольно прохладное, особенно вблизи озера.
– Кладбище, – прошептала она с разочарованием. Конечно же – тропинка упиралась в кладбищенскую ограду, как она только забыла, ведь бывала же здесь раньше. Она немного поколебалась у ворот ограды, потом всё же прошла в ту сторону. Ржавые петли чуть слышно скрипнули.
Могилы были низенькими и невзрачными. Они располагались неаккуратными серыми рядами на лужайке, как фишки, расставленные неумелым игроком. Девушка подошла к одному из надгробий наугад и прочитала выгравированную надпись. Имя, ничего не значащее этим холодным утром. От гранитной плиты сбоку откололся большой кусок, поэтому могила имела форму уродливого скошенного треугольника. Девушка почувствовала смутное отвращение, будто перед ней валяется что-то большое и дурно пахнущее. Она прошла к центру кладбища, туда, где ряды могил плотнели. Ветер поглаживал бесстрастные мёртвые камни, пролетая между ними невидимым шалуном. Тучи нехотя двинулись с места.
Девушка присела у могилы, которая располагалась в самой сердцевине кладбища. Почему-то на этом надгробии не было имени – наверное, табличка с именем просто отвалилась. Она пошарила взглядом по земле, но таблички не было видно. Ей в голову пришла совершенно глупая мысль – что на самом деле никакой таблички не было, и у человека, покоящегося шестью футами ниже, нет имени. Конечно, это не так. Может, надгробие временное, и потому имя пока не написали. Маловероятно, но возможно.
Она провела рукой по шершавой поверхности камня и закрыла глаза. Трудно было сказать, глядя на неё, о чём она думает в этот момент. На её губах постепенно стало вырисовываться нечто вроде слабой улыбки. Улыбка у неё была приятной и буквально преображала не очень приметное лицо – но долго она на губах не задержалась. Улыбка исчезла в тот же миг, когда за спиной внезапно, нарушая хрупкий мир и покой, раздался мужской голос:
– Извините, я…
Девушка вскочила; её лицо было перекошено неприкрытым страхом. Она панически обернулась и встретилась взглядами с человеком, который появился за её спиной. Это был молодой человек лет тридцати, со светлыми волосами и одетый в нелепую зелёную куртку не по сезону. Он дружелюбно улыбнулся ей. Человек был совсем не страшен, но девушка пришла в себя не сразу.
– Я… извините… – пролепетала она, и взгляд её, недоверчивый и испуганный, метался по лицу собеседника. – Изв… извините…
– Простите, я вовсе не хотел напугать вас, – человек примирительно вскинул ладони. – Знаете, я тут заблудился, и…
– Заблудились? – девушка переспросила с явным сомнением. Она всё ещё держалась на почтительном расстоянии от мужчины в потёртой куртке.
– Да, – кивнул он, смущённо потирая одну руку о другую. – Я ехал в Сайлент Хилл на машине, но дорогу перекрыли, и поэтому решил пройтись пешком. Это правильная дорога?
– Правильная, – тон девушки, наконец-то, приобрёл более-менее спокойный оттенок. Теперь она смотрела на собеседника даже с какой-то заинтересованностью. – Сквозь туман плохо видно, но в город ведёт только одна дорога.
Человек кивнул:
– Спасибо.
Он начал отворачиваться, чтобы уйти, но девушка вдруг окликнула его:
– Подождите…
– Да?
Человек был рад, что его остановили. Он тоже чувствовал себя неловко, как и она, стоя под остывающим матовым небом в окружении могильных камней.
– Не думаю, что вам стоит идти туда, – девушка тщательно подбирала слова, но они всё равно выходили с трудом. – Этот город, Сайлент Хилл… с ним что-то не так.
Она с горечью осознавала, что выглядит полной дурой, говоря такое, но молчать не могла. Она должна была предупредить странного человека в зелёной куртке. Тот немного помолчал, потом спросил:
– Это может быть опасным?
– Может быть, – она искренне обрадовалась, что он внял её словам. – Этот туман какой-то странный… вы не чувствуете?
Мужчина настороженно огляделся. Ветер гонял клубы тумана туда-сюда, заставляя их перетекать с места на место. Капли воды, распыленные в воздухе, мягко блестели, переливаясь на лету. Туман действительно был необычный – слишком плотный, слишком белый, слишком влажный.
– Хорошо, – сказал он. – Я понял.
И отвернулся от неё во второй раз.
Он не поверил. Девушку охватило отчаяние.
– Я не лгу! – почти выкрикнула она ему в спину. Мужчина не вздрогнул, не побежал. Он остановился, обернулся и посмотрел прямо на её лицо, и она увидела, какие у него мешки под глазами, и какой измождённый вид:
– Я верю тебе. Но мне всё равно, опасно там или нет.
Он сделал шаг обратно к ней, глядя куда-то вдаль, на горизонт, где свистел ветер. Возможно, искал там что-то успокаивающее, но белесая дымка ограничивала видимость пятью короткими шагами. Девушка осторожно спросила:
– Почему?
– Я кое-кого ищу, – мужчина продолжал отводить от неё взгляд, будто боялся или стеснялся. – Кого-то очень важного для меня.
Девушке вдруг показалось, что у него задрожала нижняя губа.
– Я бы всё отдал, лишь бы встретиться с ней…
– Я тоже ищу, – призналась девушка после недолгого молчания. – Ищу свою маму… то есть мать, – встрепенулась она, увидев, как кивнул мужчина. – Мы давно с ней не виделись. Я ещё хотела найти здесь отца и брата, но их нет…
Она увидела, как взгляд собеседника стал отрешённым, и чуточку обиженно бросила:
– Хотя, наверное, тебе всё равно.
– Нет-нет, – человек протестующе поднял руку. – Мне не всё равно. Надеюсь, тебе удастся найти их.
«Врёт», – презрительно подумала девушка. И он это тоже понял. Тяжело вздохнул и сказал:
– Ладно, я пойду… Будь осторожна.
– Ты тоже, – напутствовала она. Потом стояла и смотрела, как мужчина, не оглядываясь, идёт к противоположному концу кладбища. Вскоре он перестал быть виден – его сокрыл туман. Девушка услышала, как вновь скрипнули ворота ограды, на этот раз с другой стороны. Она присела и снова уставилась на безымянную могилу, но улыбка не вернулась на её уста.
Чем-то она его напугала. Да так, что этот человек убежал чуть ли не бегом. Тяжело было это осознавать, но это так. Он испугался вовсе не её слов о городе, а её саму. Как и тот водитель, который наотрез отказался везти её до линии города, ограничившись тремя милями. Анжела Ороско, персональный антимагнит. Девушка горько усмехнулась, встала и посмотрела назад, туда, где над оградой покачивались выцветающие кроны.
– Мама… – прошептала она едва слышно.
Глава вторая
ПОКИНУТЫЙ ПРИЮТ
Когда Анжела ступила на потрескавшийся асфальт пригородной улицы, день уже приблизился к своему апофеозу. Солнца не было, но краски вокруг стали ярче, насыщеннее, даже туман выглядел теперь не тусклой ватой, а чем-то живым, с самостоятельным дыханием. В воздухе стало теплее.
Она посмотрела на узкую улицу, которая тянулась вдаль. Ни одного человека. Ни одной машины. Все ушли… Она знала, что так город и будет выглядеть. Мёртвый приют, покинутый своим содержимым. Как кокон, который остаётся лежать и сохнуть, когда гусеница вылезает из него.
Всё изменилось. Анжела пошла вперёд, оглядываясь по сторонам. Теперь она не спешила… что-то внутри неё оборвалось, когда она увидела эти дома с разбитыми стёклами, эти почерневшие машины, припаркованные на обочине. Большинство машин покрылись пылью – их просто забыли. Поставили на ручник и забыли.
Сайлент Хилл. Город её детства. Сонное такое поселение, которое ничему не удивлялось и вечно находилось в блаженной полудреме. И так от рассвета до заката – машины лениво ползли по улицам, люди не менее лениво ходили из дома на работу и обратно. Когда она жила здесь, в городе ещё не настали золотые деньки – о Сайлент Хилле как туристическом диве не знал никто. И вот теперь…
Куда я иду?
Вопрос сформировался внезапно, когда Анжела посмотрела на чёрное окно закрытой прачечной. Окно было зарешечено и зашторено тёмной тканью.
Действительно, куда она идёт? То, что она жила когда-то в этом городе, ничего не означает. Бабочка не может впорхнуть обратно в кокон, который некогда лелеял её. Особенно если этот кокон превратился в камень.
Лазурный ручей, подсказала память. Вперёд по этой дороге… потом налево, вдоль берега… не так уж далеко. Апартаменты с возвышенным названием «Лазурный ручей», первый этаж, квартира сто девять. Первые четыре года своей жизни Анжела провела в этих стенах, пока они всей семьёй не уехали из города.
Но ведь там сейчас, наверное, живут другие люди. Глупо было бы…
Штора на окне прачечной всколыхнулась, словно от дуновения ветра, и Анжела вдруг поняла, что она не права. Никто там не живёт. Квартира сто девять пуста и заброшена, как и весь город. Если она вернётся в свой родной дом, никто не станет её выгонять.
Так почему бы…
Она выпрямила плечи и быстро зашагала вперёд. Странная прачечная осталась позади. Солнце, прячущееся от города, поднималось всё выше, но в воздухе уже не становилось теплее.
Вчера вечером, ложась спать, Анжела и не подозревала, что встретит рассвет в забытом городе детства. День был самый что ни есть обычный – серый и невзрачный. Впрочем, других дней в её жизни не бывало. Она вернулась с работы – Анжела мыла посуду в придорожном ресторанчике. Платили не то чтобы очень много, но работа была спокойной и не требующей больших усилий. Теперь её ждал вечер перед телевизором, очередная стычка с пьяным отцом (в том, что отец будет пьян, Анжела не сомневалась), и в конце ритуального цикла – холодная кровать. Всё, как всегда.
Но что-то с самого начала пошло наперекосяк. Отца в доме не было – ни пьяного, ни трезвого. Анжела подождала его до семи, потом поужинала в одиночестве. Нельзя сказать, что её это сильно огорчило. Плохо было только одно – если бы отец уже был здесь, разборки бы давно кончились, и он, звучно рыгая, ушёл бы спать, а сейчас приходилось с болезненным замиранием сердца ждать тяжёлых спутанных шагов на лестничной площадке. Томас Ороско считал за святое дело напиваться по уик-эндам. Скорее небо упало бы на землю, чем он пришёл бы домой «сухим». А напившись, как можно пропустить возможность повздорить с дочкой?
Однако часы показали девять, потом десять, а отца не было. Одиннадцать. Отца не было. Полдвенадцатого. Анжела начала засыпать, сидя на диване и безразлично глядя на голубоватое сияние экрана. Она давно могла бы пойти спать, но беспокойство за отца не позволяло ей сделать это. Неужели он напился до такой степени, что угодил под машину? Или, может…
Без пятнадцати полночь за входной дверью послышалось тяжёлое прерывистое дыхание. Проскрежетало в замочной скважине – отец пытался вставить ключ, но не попадал в отверстие. Он громко сматерился и громко прокричал что-то бессмысленное едва ворочающимся языком. Анжела почувствовала, как на глаза наворачиваются слёзы, и уткнулась лицом в колени.
«Я убегу, – решила она в этот момент. – Я убегу к маме. Прямо сейчас».
Оказалось, рядом с «Лазурным ручьем» власти города успели отгрохать ещё один дом, с виду точно такой же. Раньше его не было. Дома прилегали друг к другу вплотную, как любовники под ивовым кустом. При желании можно было бы даже прыгнуть из окна одного дома в окно другого.
Апартаменты «Лазурный ручей».
Дом состарился, немного погрузился в землю, но вывеска сияла огнём красок. Ещё бы – её недавно сменили. Раньше на вывеске были готические буквы на синем фоне, теперь шрифт сменили на строгий офисный. Анжеле это не понравилось, как не понравился нелепый сосед-двойник, жмущийся к стене дома.
Она вошла в дом не сразу. Устало присела на лестницу (путь оказался не таким уж и близким, как ей помнилось) и окинула взором дворик. В большом бассейне, который занимал почти весь двор, не было воды. На дне валялись сдутые мячики для водного поло, какие-то продолговатые ржавые трубы и стояла пустая детская коляска. Газон на дворе сник и пожелтел. Анжела вздохнула. Как будто совсем другое место…
Она встала и открыла дверь подъезда. Ручка была холодной и сырой. Дверь заскрипела. Пыль, накопившаяся за ней, безудержно хлынула наружу, на свет. Анжела поморщилась, когда у неё защекотало в ноздрях.
Темнота стояла в узком коридоре, как единоличная хозяйка. Теперь дом принадлежал ей, и только ей. Темнота не приветствовала бывшую обитательницу дома, она увидела в ней конкурентку и сразу принялась строить козни. Анжела беспомощно огляделась, но привыкшие к молочному туману глаза ничего не видели. Лампы в коридоре не работали. На полу валялись обрывки газет. Лазурный ручей высох.
Она испугалась. Ей захотелось выйти обратно на свет, в сияющий мир тумана. И если бы не мысль о маме, она бы так и сделала.
Квартира сто девять располагалась на дальнем конце коридора, и Анжелу отделяла от неё полоса кромешного мрака. Она вышла из конуса света, выливающегося из проёма двери, и слепо двинулась вперёд. То и дело девушка оглядывалась, чтобы убедиться – свет никуда не исчез, он там, за её спиной. Она совершенно потеряла ориентацию – где вперёд, где назад, где вверх, где вниз. Словно проваливаешься в бесконечную яму…
«109». Три золотистые цифры, привинченные к дубовой двери. Анжела скорее ощутила их, чем увидела. Увидеть невозможно, но это была её дверь – сколько раз она проходила через этот проём семь на три фута, в те дни, когда всё было таким простым, добрым и понятным… Анжела потянула дверь на себя, почти уверенная, что она заперта. Дверь щелкнула и отворилась.
В первую минуту Анжела потрясённо рассматривала страшный беспорядок, царящий в квартире. Окно было открыто, и в достаточной мере освещал прихожую и гостиную. Тем отчётливее видела девушка следы былого разгрома, превратившие маленькую уютную квартирку в сборище хлама. Обои со стен грубо ободраны и висят лоскутками, вся мебель переломана и скучена по углам, под ногами хрустят осколки посуды. В довершение картины в углу валялся плюшевый медведь с глазками-пуговицами.
– Тедди! – ахнула Анжела, не веря своим глазам. Она подошла к медведю и взяла его на руки, ощупывая, гладя, чтобы увериться, что это не мираж.
– Тедди, как ты здесь оказался?
Медвежонок ответил отсутствующим ледяным взглядом. Его не могло здесь быть, просто не могло. Она потеряла своего любимца давным-давно, ещё до того, как они съехали отсюда, и что же – оказывается, он всё время дожидался Анжелу здесь, посреди разгрома, глядя в потолок безразличными глазками. День за днём, год за годом. Он нисколько не постарел. Вата не выпирала из-под обивки, мех шерсти не распрямился… Будто они расстались вчера. Анжеле вдруг стало страшно и противно. Содрогнувшись всем телом, она швырнула медвежонка в сторону и протёрла ладонь о брюки.
– Не может…
Она запнулась и огляделась. Может, ещё как может. Бардак в комнате был призван скрыть главное: а именно, что сама комната ни капельки не изменилась. Грязные стены? Сломанная мебель? Почерневшее окно? Всё так, но если всмотреться… Комната была полна призраков.
За маской разгрома было истинное лицо квартиры сто девять. Вот на стене висят их фотографии. Мама, отец, Рон и она сама. Фотография выцвела, покрылась жёлтыми пятнами, и лица были размыты, но это были они. Мама обнимала отца и улыбалась. Рон указывал пальцем на объектив. Маленькая Анжела смеялась едва прорезавшимися зубками.
А рядом – картина, простая картина маслом, изображающая горный пейзаж. Мама купила её на распродаже, уж очень она ей пригляделась. Зелёные холмы, синее небо…
Анжела закрыла лицо руками, чувствуя, что вот-вот расплачется. Руки дрожали. Эти фотографии… Тедди… их не должно здесь быть, ведь они уехали отсюда пятнадцать лет назад. Достаточный срок, чтобы стереть все следы четырёх маленьких людей из истории города.
За плечами скрипнула дверь. Анжела закричала. Холодные пальцы коснулись её затылка, сжали, чтобы увлечь к себе в темноту.
Нет. Ничего не было. Она тяжело задышала, прислонившись к стене. Всего лишь случайное дуновение ветра (форточка на окне разбита) раскачало ржавые петли двери, ведущей в комнату. Там раньше было большое зеркало во всю стену… интересно, а сейчас?
Щель между дверью и косяком щерилась мутной полутьмой. Анжела по миллиметрам пробралась ближе и, закусив губу, распахнула дверь одним движением.
– Ну конечно, – сказала она и вымученно рассмеялась.
На неё из глубины комнаты смотрела худощавая невысокая девушка в белом свитере и тёмно-красных брюках. Смотрела с ужасом и почему-то с ненавистью. На серебристую поверхность зеркала налипла пыль, но оно было цело. И исправно отражало Анжелу, застывшую у входа.
Из-за этого зеркала отец иногда ссорился с мамой. Тогда он ещё не пил и не был таким жирным свиньёй, как сейчас, но, как всегда, любил повздорить по любому поводу. Он говорил, что зеркало во всю стену – для щеголей и пижонов. А я, кричал Томас, не пижон и уж тем более не щеголь. Зачем тебе такое большое зеркало, когда можно обойтись обычным трюмо? И дешевле вышло бы…
Анжела вошла. Как могло выстоять зеркало после того вандализма, что в прихожей? Непонятно… Она повернула голову, вспомнив, что сбоку висела карта США. Разумеется, карта тоже никуда не делась. Рон хотел стать путешественником, когда вырастет. Знал наизусть все столицы всех государств. Что касается Анжелы, то она не могла отличить Австралию от Австрии.
На тумбочке рядом с дверью лежала большая золотистая монета. Анжела нахмурилась и повертела её в руках. Откуда она тут? Вроде бы никто в семье коллекционированием не увлекался. На монете была выгравирована женщина со скованными руками. Надпись на латыни обегала круг, в который она была заключена.
Положив монету на место, Анжела открыла ящик тумбочки. Там лежал нож. Лезвие запачкано в крови. Кровь запеклась и застыла красным воском.
– Что это?
Содрогаясь от отвращения, она вытащила нож и смотрела на него в полном недоумении. Обычный такой кухонный нож с синей пластмассовой рукояткой… Точно такой же был у неё дома, она нарезала им хлеб каждый день.
Анжела застонала и выронила нож. Вдруг у неё заболела голова – страшно, невыносимо. Она осела на грязный пол и закрыла глаза. Под веками расплывались красные пятна.
Мама…
Мамы здесь нет. И Рона нет. И никого нет. Почему она пришла сюда? Ведь ясно же, что если мама где-то и живёт, то здесь в последнюю очередь.
Головная боль пульсировала с точностью хорошего маятника, но её мощь убывала. Анжела уже могла бы открыть глаза и встать, но не хотела. Боль забрала её силы, и ей хотелось только лежать и слышать неестественную убаюкивающую тишину, которая стояла в доме.
Я должна была куда-то прийти, вяло подумала она, чувствуя, как пол под ней мягко покачивается. Разве не так? Мне нужна была цель, ведь теперь, когда я убежала… мне некуда идти.
Она убежала. Убежала, чтобы прийти в никуда. Чтобы попытаться влезть в окаменевший кокон, который всеми своими жилами ненавидел её.
Девушка засыпала. Находясь на тонкой границе сна и бодрствования, она явно бессознательно протянула руку и любовно сжала в руке нож, который лежал рядом.
Мама ушла из семьи, когда ей было семь лет. И забрала с собой Рона. Анжела не понимала, почему они уходят. Она плакала, кричала, молотила по отцу кулачками, требуя вернуть их.
– Они ушли, – хмуро отвечал отец, вытаскивая из кармана очередной леденец и засовывая ей в ладонь. – Теперь мы будем жить вдвоём.
Анжела до сих пор не понимала, почему родители не договорились хотя бы изредка устраивать встречи между братом и сестрой. Это напрашивалось само собой – уж дети-то не виноваты, что взрослые не поладили между собой. Но она так никогда больше и не увидела не по годам серьёзного старшего братца. Как и маму.
Отец запил сразу. Если он первое время выказывал хоть какие-то знаки внимания своей дочери, то год спустя единственным объектом его интереса стала бутылка. Он пил днём и ночью, в праздники и в будни, в дождь и в снег. Впрочем, несмотря на плотный график общения с алкоголем, он ухитрялся зарабатывать деньги, чтобы покупать её. За всё хозяйство стала отвечать Анжела, и от заработка отца на все расходы ей выпадали лишь жалкие крохи. Удивительно, как она сумела удержаться и не умереть голодной смертью. Первые годы она надеялась, что всё скоро – пшик, хлоп! – и кончится, и отец станет таким же, как прежде. Но всё становилось только хуже. Отец начал играть в карты и выдувать огромные суммы, количество пустых бутылок в мусорке шло в гору, а когда ей исполнилось где-то двенадцать, он вдруг увидел, что она тоже женщина, и стал на ней вымещать всю свою злость и обиду на женщин (с ними-то ему никогда не везло). Кричал, ругался. Анжеле было тринадцать, и стоял холодный январь, когда отец избил её в первый раз. В тот вечер она заперлась у себя в комнате, мазала кремом синяки и звала маму. Просила, потом умоляла, и наконец проклинала, что она бросила её на этого борова.
Побег. Вот что занимало её мысли на протяжении последних шести лет. Убежать от этой жалкой жизни, вернуться к матери и Рону, и они будут жить счастливо, как прежде. Отсутствие отца только к лучшему. Анжела хранила эту мечту в тайном уголке мозга, но годы шли, а она не могла набраться духу. Всякий раз, когда отец уезжал на длительное время, она думала: «Вот он, отличный шанс – когда он вернётся, я буду уже далеко», – но вместо того, чтобы собирать вещи, она уходила на кухню готовить себе ужин. Потом сидела у экрана, смотрела глупые викторины. Она окончила школу. Устроилась на работу. О том, чтобы копить деньги на колледж, не могло быть и речи.
Всё кончилось прошедшей ночью. Накопившийся гнев, критическая масса, эмоциональный взрыв – называйте как хотите, но в тот момент, когда Анжела слышала ругань отца, который не мог вставить ключ в замочную скважину, она приняла решение.
– Анжела! – проорал Томас, вваливаясь в прихожую. – Анжела!!!
– Я здесь.
Она стояла в проёме двери в гостиную и смотрела на его раскрасневшееся пьяное лицо. Отец был очень крупный человек – фунтов триста пятьдесят в нём было точно. Она его боялась. Её колени сводило, зубы хотели начать выстукивать дробный марш, но она держалась изо всех сил. Нельзя выказывать страх. Нельзя.
– Почему так таращишься? – рявкнул отец, видимо, не найдя более весомого повода заорать. – На мне что-то написано? Может, у меня на лбу надпись: «Пьяный урод», а? Это ты хочешь сказать?!
– Нет, – Анжела осталась на месте. – Я…
Дыхание перехватило, и она очень близка была к тому, чтобы просто убежать себе в комнату. Боже, как она боялась! Но потом она вспомнила, как просидела до полуночи, беспокоясь за это отвратительное существо, и слова вырвались из губ, прежде чем она успела их остановить:
– Я ухожу, отец.
Он осёкся на полуслове; в затуманенных хмелем глазах мелькнуло безмерное удивление.
– Что ты сказала? – очень тихо спросил он.
Повторять было уже легче:
– Я ухожу.
Казалось, лицо Томаса Ороско вот-вот лопнет. Кровь ещё больше прилила к щекам, придав им багровый цвет. Ноздри расширились, и Анжела увидела, как его лицо перестало быть человеческим. Она могла в эту секунду упасть в обморок от страха.
– И куда, – он громко икнул, – и куда, позволь спросить, моя милая, ты идёшь? Выносить мусор?
– Нет, – сказала она, собирая остатки сил. – Я ухожу от тебя. Буду жить где угодно, но только не с тобой.
Больше разговаривать было не в её силах. Анжела повернулась, прошла к себе в комнату, обливаясь холодным потом, и стала собирать свои немногочисленные вещи. Четверть часа спустя дверь её дома навсегда закрылась за её спиной. Она пробежала по пустой лестнице вниз, размазывая слёзы по щеке, и её била крупная дрожь.
Анжелу разбудил странный шум в гостиной. Она проснулась внезапно, будто кто-то включил в мозгу освещение. Только что её не было – и теперь она недоумённо разглядывает лицо, которое находится в пяти дюймах от её собственного лица. Незнакомое лицо с тёмными волосами до плеч, покрасневшими карими глазами. Какая-то женщина?.. Что она здесь делает?
Она повернула голову, и лицо повернулось вслед. Это были её собственные волосы, её глаза. Она смотрела на своё отражение. Во сне она несколько раз перевернулась и теперь растянулась у самой стены. Зеркальная поверхность находилась совсем близко.
Звук в гостиной повторился. Звук ботинка, наступающего на осколки стекла. Там кто-то был, кто-то ходил, искал её… Не успело осознание факта перерасти в панику, как в открытом проёме двери появился мужской силуэт. Человек в зелёной куртке нерешительно остановился, увидев девушку, лежащую у зеркала. Она увидела его даже не в зеркале, а на блестящем лезвии ножа, который находился в её правой руке. Отражение было чуть перекошено, но она узнала его. И ещё успела удивиться, откуда взялся нож в руке. Вроде бы она его бросила.
Человек поспешно поднял руки вперёд, демонстрируя ей пустые ладони. Что-то его опять испугало…
– Это ты, – просто сказала Анжела, не оборачиваясь. Спросонья голос был слабый и невнятный.
– Да, – осторожно кивнул мужчина, не отрывая глаз от ножа, заляпанного кровью. – Мы уже виделись, так?.. Меня зовут Джеймс.
– Анжела.
Казалось бы, нужно встать или хотя бы повернуться лицом к собеседнику, но ей не хотелось. Мир на лезвии ножа был тусклым и повёрнутым под странным углом, и ей это нравилось. Она могла бы лежать так долго. Сейчас она испытывала досаду на человека в зелёной куртке – Джеймс, так, кажется, он назвался? – что ему нужно было прийти сюда именно сейчас.
– Хорошо, Анжела, – Джеймс медленно шагнул к ней и присел на корточки, – я не знаю, что ты задумала, но знаешь… Всегда есть другой путь.
Её взгляд остановился на потёках крови на острие. Мужчина думает, что она хочет покончить с собой. Что она сумасшедшая. Анжеле он вдруг стал противен. Взгляд, подобострастно следящий за каждым движением, и шаги, нарочито плавные и тихие. И масляный голос психиатра…
– Разве? – вяло спросила она. – Почему ты так уверен в этом? Ведь ты такой же, как я… Всегда проще убежать. Это то, чего мы заслуживаем.
– Нет, Анжела, – Джеймс в отражении снова поднялся на ноги. От Анжелы не укрылось, как на лице его мелькнула паника. – Я не такой, как ты.
Она улыбнулась:
– Ты боишься, Джеймс, верно?
Он плотно сжал губы. Анжеле вдруг показалось, что сейчас он повернётся и уйдёт, хлопнув дверью. И будет до конца дней ненавидеть её…
– Извини, – поспешно сказала она и наконец перевела взгляд на самого Джеймса, а не на его зыбкий образ на стальной глади. Настоящий Джеймс оказался более худощавым и менее самоуверенным, чем его отражённый двойник.
– Всё в порядке, – примирительно сказал он. Анжела почувствовала, что ему опять хочется уйти, но он мучительно заставляет себя продолжать разговор. – Ты нашла свою мать?
Откуда он знает?!
Анжелу охватил страх. Этот человек знает всё, и только делает вид, что хочет ей помочь. Он преследует её, ну конечно – иначе зачем он здесь, он следил за каждым её шагом, спрятавшись в тумане… Девушка посмотрела на Джеймса, который возвышался над ней, со священным ужасом, как на древнее всемогущее божество, и рука с ножом непроизвольно дёрнулась.
Нет, осадила она себя. Джеймс знает о маме всего лишь потому, что она сама сказала ему на кладбище. Она ещё говорила, что хочет найти в городе Рона и отца. Рона-то понятно, но зачем она упомянула отца? Ведь она сбежала от него… Анжела вздрогнула, и тревога липкой пеленой закралась в её сердце.
Джеймс ждал ответа, не подозревая о буре, творящейся в её мыслях.
– Её здесь нет, – наконец сказала Анжела. – Я думала найти её здесь, но…
– Она когда-то жила здесь? В «Лазурном ручье»?
– Да… то есть не знаю, – она запуталась. – Я хочу сказать, я очень давно не была здесь…
– То есть ты знаешь только то, что она здесь жила, и всё?
Тедди. Фотографии. Пьяный отец. Безымянная могила. Мысли спотыкались друг о друга, сильные давили слабых, и Анжела увидела, как её собственное лицо на зеркале преобразилось, вытянулось в длину, стало напоминать нечто дынеобразное. А Джеймс… его лицо превратилось в застывшую прорезиненную маску со щелками для глаз.
