Текст книги "ЧК за работой"

Автор книги: Георгий Агабеков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)

– Я говорю с вами, Шир-Ахмед, от имени советской власти. Мы предлагаем вам полную амнистию при условии, что вы подробно расскажете о ваших сношениях

с англичанами, распустите имеющихся здесь ваших людей и объявите всем вашим сторонникам в Фергане, что прекращаете борьбу с нами и подчиняетесь советской власти,– перечислял я наши условия.

– Хоб, а что я буду делать, когда я вернусь в Туркестан?– спросил он.

– Советское правительство вам назначит пенсию и, может быть, предложит приличествующую вам должность,– ответил я.

Курширмат обдумывал мое предложение, насколько можно было судить по одному глазу.

– Хорошо, я подумаю над вашим предложением,– наконец, ответил он.

– Правда ли, что вы вели переговоры с англичанами и заключили с ними договор?– спросил я.

– Да, я имел с ними беседу будучи в Пешаваре 4. Они мне многое обещали, а на самом деле ничего не помогли,– неохотно ответил он.

– Что же, вы имели с ними письменное соглашение, или как?– поставил я интересующий меня вопрос.

– Нет, у нас не было письменного соглашения. Я имел личную беседу с одним крупным английским чиновником,– ответил он.

Итак, значит, письменного документа нет. Мои сведения не подтвердились. Компрометирующего англичан документа опять не оказалось. А жаль! Какой был удобный случай доказать всему миру миролюбие Советов и империалистические тенденции против пролетарского государства. Но ведь не может быть! Где-нибудь и что-нибудь англичане готовят против Советского Союза и, хотя они народ и хитрый, должны оставить хоть какие-нибудь следы. Нужно искать и искать хорошенько.

И я искал, долго искал. Целых шесть лет после этого случая я проникал в тайны английской политики. За это время было добыто много всяких секретных документов английской дипломатии. Но, увы! Компрометирующих англичан документов мы нигде не находили.

Чем это объяснить? Хитрой работой англичан или честным выполнением взятых на себя обязательств?

А Курширмат? С минуты, когда мне стало ясно, что у него нет документов, я потерял к нему острый интерес. Он после переговоров стал таким же рядовым секретным агентом, как и многие другие.

Глава XII. Как мы дружили с англичанами

Я в гостях на квартире у одного из помощников министра в Афганистане. Большая комната, устланная коврами. На коврах лежат маленькие тюфяки и подушки. Мы сидели на этих тюфяках, поджав под себя ноги, помощник министра, худощавый брюнет с светло-серыми глазами, какие можно встретить среди жителей горного ?риристана35. Он – большой приверженец эмира Амалы и с его разрешения имел дружественные сношения с вождями индийских мусульман – Шовкет Али и Мают Али. Он сам был в Индии, лично познакомился этими вождями и был в восторге от них. Он хранил, реликвию, фотографию, где был снят вместе с вождем индийского халифата, и с гордостью всякий раз показывал эту фотографию своим гостям. Я приходил к министру иногда по вечерам в гости узнать новости из Индии, которые он получал благодаря своим индийским связям. Он очень не любил англичан, на этой почве мы были друзьями; в остальном, он конечно, ненавидел большевиков.

Сейчас он, как всегда у себя дома, сидел в белых шароварах, прикрытых слегка пледом, и, попивая из чашки чай, рассказывал о том, что он делал в министерстве. В комнате кроме меня сидели еще несколько человек афганцев. Это были его приверженцы и бедные родственники. Они хватали на лету каждое слово и, вожделенно улыбаясь, восхищались его мудростью. У двери сидя на корточках, двое слуг разливали и разносили

– Вазир-саиб,– продолжал я беседу,– теперь вы убедились, что англичане – ваши враги. В то время как советское правительство прислало вам десять военных аэропланов с бомбами и летчиков на помощь эмиру, в это время англичане дали убежище врагу эмир-саиба, Мамед Умар-хану.

– Мамед Умар-хан, этот слон, большой негодяй, но он глуп и нам не страшен. А англичане, конечно, всегда рады принести нам вред. Я это все время повторяю эмир-саибу. С вами мы тоже не можем быть большими друзьями, но у нас один общий враг, и в этом пункте мы

должны друг другу помогать,– ответил министр.

– Так-то так, но Афганистан всегда будет в опасности, пока вы не станете сильным государством. А история нас учит, что государство может быть сильным только тогда, если оно имеет выход к морю. Вот если бы Афганистан имел свой порт, хотя бы Карачи36, тогда бы вы были сильны и самостоятельны, как и остальные державы мира,– агитировал я.

– Иншалла, будем иметь и порт. Ведь 70 миллионов наших братьев мусульман живет в Индии,– сказал он со вздохом.

– Саиб раис-кутвали (начальник полиции) идет,– доложил вошедший слуга и пропустил нового гостя.

– А, очень хорошо, добро пожаловать саиб,– обратился к начальнику полиции министр, приподнимаясь на одно колено.

– А это один мой друг из русского посольства,– представил он меня гостю.

Полицмейстер, короткий, полный мужчина средних лет, в военной форме, занял место на одном из тюфяков. Лицо его выражало заботливость, но он вежливо улыбался.

– Очень рад познакомиться с вами. Я много о вас слышал. Я очень люблю русских, которые являются нашими искренними друзьями,– обратился он ко мне.

Я молча поклонился, а про себя подумал, что вот этот "друг" подослал мне своего агента под видом слуги, держит двух агентов у ворот нашего посольства, которые, высунув языки, бегают за мной, стараясь выяснить мои связи. Наверно, от них-то он и слышал обо мне.

Разговор принял общий характер. Я молча слушал беседующих и изучал начальника полиции.

Министр начал говорить о немецких инженерах, приехавших работать в Афганистан.

– Все эти иностранцы ничего у нас не делают и получают огромное жалование,– жаловался он.

– Вы, кажется, большие друзья с немцами,– обратился ко мне начальник полиции с улыбкой, точно ему известен каждый мой шаг.

Меня взорвала его улыбка.

– Да, мы с немцами дружим, саиб,– ответил я.– Кстати, я сегодня после обеда был у них в посольстве и провел там два часа. Я вам это говорю, потому что ваши люди не успели за моей лошадью и потеряли меня из виду,– с вежливой улыбкой добавил я.

– Какие люди?– спросил полицмейстер, покраснев.

– Вы ведь знаете, о каких людях я говорю,– ответил я,– но я повторяю, господин министр знает, что мы искренне относимся к Афганистану и у нас нет никаких секретов от вас. Наша цель – это борьба с англичанами, и, я надеюсь, мы в этом мы также будем друзьями. А если вас будет интересовать какой-либо вопрос, я с удовольствием поделюсь с вами моими сведениями– закончил я.

Начальник полиции переглянулся с министром, который на своем лице изобразил выражение: "Вот каких друзей я имею!".

– Я очень рад, что вы готовы нам помочь "бороться с англичанами",– ответил он, и мы перешли на другую тему.

После получасовой беседы я, использовав момент, кода министр рассказывал о пользе одного из изданных декретов, спросил начальника полиции:

– Скажите, господин начальник, вы серьезно не любите англичан и хотели бы бороться с их влиянием?

– Да, я и борюсь, но нам очень трудно, ибо англичане – народ богатый, а у нас очень маленький бюджет,– ответил он.

– Сколько вы получаете жалования?– задал я вопрос

– Триста рупий в месяц.

– Так вот, если вы согласны тормозить работу англичан здесь, мы готовы помогать вам, выдавая ежемесячно пятьсот рупий на нужды полиции,– предложил я.

– А что мы должны делать?– спросил он.

– Ничего особенного. Вы, наверное, знаете, что мы имеем об англичанах полную информацию. Я буду сообщать имена секретных агентов англичан, а вы их будете арестовывать. Таким образом, вы пополните нашими деньгами вашу кассу и, наверное, получите чин за успешную работу. А в замен того вы также информируете , что вам будет известно о наших общих врагах, видите, тут кроме пользы вашему правительству ничего нет,– убеждал я его.

– Хорошо, я согласен,– ответил он, пожимая мне руку– Только все это должно остаться между нами.

– Будьте спокойны,– сказал я, поняв, что наша субсидия пойдет в его личный карман, и мы присоединились к общей беседе.

Я возвращался в посольство. Страшная темень и грязь… Хотя слуга, шедший впереди, освещал фонарем тропинку, я не обращал ни на что внимание и шлепал прямо по лужам и грязи. А на душе было удовлетворение. Завербован сам начальник полиции. Нет сомнений, что через него в нашем распоряжении будет весь полицейский аппарат. После нескольких его рапортов мы крепко и навсегда приберем его к рукам.

В десять часов вечера я имел свидание с полковником афганской армии, который должен был мне передать ряд сведений о положении пограничных племен северо-западной границы Индии. Полковник был еще довольно молодым человеком со смуглым энергичным лицом. Высокого роста, стройный, он представлял хороший экземпляр племени африди37, к которому принадлежал. Он был очень осторожен и требовал встречи только поздней ночью и лично со мной, не доверяя моим помощникам. Он имел на окраине Кабула дом с большим садом, задняя часть которого примыкала к рисовым полям, вечно залитым водой. Лишь по узкой тропинке можно было верхом подъехать к садовой калитке. Через сад я обыкновенно проходил на женскую половину дома, где мы могли спокойно, в безопасности беседовать.

На этот раз я был болен и не мог ехать верхом. Я решил ехать на баги (бамбуковая коляска) и взять с собой дипломатического курьера, который бы остался с коляской, пока я буду занят с полковником.

Покружив немного по городу, на случай если за нами следили, мы свернули в сторону дворца Баги-Бала. Поминутно мы оглядывались, чтобы убедиться, что за нами нет слежки. Еще несколько минут езды, и мы очутились недалеко от дома полковника. Впереди чернела обсаженная деревьями аллея, ведущая к Баги-Бала.

– Товарищ Максимов, ты проезжай медленно по этой аллее и возвращайся обратно, пока я приду. Далеко не отъезжай,– приказал я дипкурьеру, слезая с баги.

Подождав немного, пока огни фонарей коляски отдалились, я внимательно осмотрелся и, никого не заметив, свернул с дороги, и пошел прямо по засеянным полям к условной калитке. Все шло нормально. Полковник уже ждал меня у садовой калитки. Я пробыл у него минут двадцать и благополучно вернулся по тому же пути на дорогу. Но что такое? Коляски нет на условленном месте и нигде ее не видно. Неужели что-либо случилось с дипкурьером? После нескольких минут ожидания я уже решил, было, идти пешком, когда заметил вдали приближаются огни. Это была наша коляска.

– Почему так далеко уехал?– спросил я дипкурьера, усевшись с ним рядом.

– Вот тут недалеко за деревом я заметил афганца, который наблюдал за нами. Я и решил отъехать, чтобы отвлечь его внимание от тебя,– ответил дипкурьер.

– За каким деревом?– спросил я, остановив лошадь

– Вон, смотри налево, виднеется его чалма,– махнул он в сторону от дороги.

Я подъехал ближе, и, действительно, какой-то афганец сидел на корточках, притаившись за деревом.

– Что ты тут делаешь?– спросил я его по-афгански.

– Да вот увидел, что разъезжает поздно ночью коляска, и смотрю по делу или без дела,– ответил он, сгорбившись.

– Конечно, по делу,– сказал я,– кто же будет ночью кататься тут без дела? Да, скажи, пожалуйста, как проехать в английскую миссию? А то в темноте мы

потеряли дорогу.

– Езжайте по этой дороге прямо,– ответил он.

– Спасибо, счастливой ночи,– поблагодарил я и пустил лошадь вскачь.

За следующий вечер я получил рапорт от начальника полиции, уже работавшего у меня под No 4:

(Вчера ночью около 11 часов по дороге в Баги-Бала проезжали в коляске два английских агента и, видимо,

кого-то поджидали. Заметив моего человека, они больше не стали дожидаться и вернулись в английское посольство. No 4".

Однажды полпред Старк вызвал меня к себе. Войдя в гостиную, я нашел его в обществе молодого афганца, с молодым решительным лицом.

– Спросите у него, товарищ Агабеков, что ему нужно от меня,– обратился ко мне Старк.

Я поздоровался с афганцем и перевел ему вопрос Старка.

– Я – сын бывшего шейх-уль-ислама38 Афганистана -представился он.– Моего отца хорошо должны знать полковник Рикс, нынешний секретарь посольства.

Мой отец работал вместе с послом Раскольниковым39. Сейчас отец послал меня к послу спросить, с кем из доверенных ему лиц он может говорить по одному важному вопросу.

Я перевел слова афганца Старку.

– Вероятно, какое-нибудь предложение. Я о старике что-то слышал от Рикса. Не возьметесь ли вы поговорить с ним и узнать в чем дело?– предложил мне посол.

– С удовольствием,– ответил я и стал договариваться с афганцем о месте и времени встречи.

Маленькая жарко натопленная комната в доме шейх-уль-ислама, куда привел меня младший сын. Сам старик, весь седой и высохший, сидел на ковре и перебирал четки. Рядом с ним сидел его старший сын – точная копия младшего. Такой же орлиный нос, те же зоркие глаза. Только лицо более возмужалое. В комнате находился еще друг из семьи Мовлеви Мансур из индийских эмигрантов. Его широкое, открытое, умное лицо окаймляла большая черная борода, которую он спокойно время от времени разглаживал. Младший сын приготавливал чай и прислуживал. Единственной мебелью в комнате был стол, на котором стояла лампа, освещавшая висевшую на стене карту Афганистана.

– Вы приехали сюда недавно и, наверное, пока не знаете ни меня, ни Афганистана с его историей,– начал старик.– Афганистан при покойном эмире Хаби-булле фактически находился в руках англичан, ибо Хабибулла продался им. Но, несмотря на это, вопреки воле эмира каждый афганец стремился к освобождению своей родины и к завоеванию независимости для своей страны. Я еще в 1913 году, будучи шейх-уль-исламом, вел пропаганду за идею освобождения Афганистана и хотел обратиться за помощью к русскому царю. Мои люди ездили в Ташкент и говорили с тамошним генерал-губернатором. Но начавшаяся война объединила русских с англичанами, и нашей надеждой остались немцы.

– Простите, саиб, все это очень интересно, но я более или менее знаком с историей Афганистана и поэтому просил бы вас говорить о вашем важном деле,– прервал я старика.

– Сейчас, сейчас, сын мой, не торопитесь. Так вот, всю жизнь я боролся с английским влиянием в Афганистане. Всем это известно. Когда в Вазиристане40 началось восстание племен против англичан, меня вызвал находившийся здесь турецкий министр Джемал-паша41 и предложил ехать к независимым племенам и помогать повстанцам. Он обещал мне от имени советского посла Раскольникова и своего послать оружие и деньги для восставших. Я согласился. Я, взяв с собой моих двух сыновей, поехал в Ягистан и восемнадцать месяцев поддерживал восстание своим руководством и авторитетом, однако Джемал-паша не сдержал обещания. Он прислал много денег, но оружие не пришло.

– Давайте перейдем к нынешним вопросам,– еще раз перебил я его, видя, что он собирается рассказывать всю ночь.

– Да, скоро уже год, как началось восстание хостинцев против Афганистана,– продолжал старик,– я уверен, что это восстание поддерживается английскими деньгами и оружием. Я считаю большевиков друзьями Афганистана и предлагаю вам следующий план. Я могу поехать в племена, где меня хорошо знают и уважают, я ручаюсь, что я сумею направить восставшие племена против их настоящих врагов – англичан. Таким образом, можно спасти Афганистан от междоусобной войны и одновременно разрушить все приготовления и планы англичан на границе Индии,– закончил торжественно шейх-уль-ислам.

Я размышлял над планом старика. Его влияние в племенах не подлежало сомнению. О его прошлой деятельности многое рассказал секретарь посольства Рикс. Предлагаемая им война на индо-афганской границе была выгодна нам, как и всякая война, обострявшая отношения между афганцами и англичанами. Уже благодаря нынешнему восстанию мы сумели внедрить наш воздушный флот в Кабуле, у самых ворот Индии. А чем дальше будет продолжаться война, тем больше выгоды нам.

– Хорошо, саиб,– ответил я,– вопрос этот очень серьезный, я доложу послу. А чем мы можем вам помочь в этом деле?

– Мне лично ничего не нужно,– ответил он,– для выполнения же плана потребуются 100 000 рублей денег и 5000 винтовок с патронами. Тогда можно спокойно воевать целый год,– закончил старик уверенно.

– Ладно, я доложу послу о вашем предложении,– сказал я и, попрощавшись, ушел.

– Что же, дело не плохое,– выслушав мой рассказ о предложении шейха, ответил Старк.– Напишите в

Москву своим, а я также черкну Карахану42. Может быть, найдут на это дело средства.

В ту же ночь я составил доклад в Москву о предложении шейх-уль-ислама и через два месяца получил из ГПУ следующий ответ:

"На § 3 вашего письма No 5 сообщаем, что в высших инстанциях после обсуждения в принципе согласились с вашим предложением. Единственным препятствием служит вопрос о переброске оружия, что может расшифровать нашу активность и невыгодно отразиться на наших дипломатических отношениях как с Англией, так и с Афганистаном. Поэтому, чтобы обойти этот вопрос, мы рекомендуем на основании ваших предыдущих информации попытаться купить оружие через директора немецко-афганской компании Ибнера. В случае успешного разрешения вопроса об оружии телеграфируйте".

Ответ Москвы мне уже не пришлось передать шейху. Он лежал больной. Спустя несколько дней после получения директив я, направляясь в город, заметил большую процессию, впереди которой несколько человек несли на плечах катафалк. Это была похоронная процессия. Стоявший поблизости афганец, которого я спросил: "Кого хоронят?", ответил: "Умер старый шейх-уль-ислам".

После месячного траура сыновья шейх-уль-ислама опять встретились со мной. Без отца они не могли провести больших планов. Не хватало нужного авторитета. Я предложил им более скромные задачи. Они согласились быть секретными информаторами. Два брата и друг их семьи Мовлеви Мансур взялись за работу по сбору сведений в районе от Джелалабада43 до Газни44. Работали они добросовестно вплоть до начала 1930 года. Работают ли они сейчас? Кто знает?

Глава XIII. «Коммунистки» Ася и Нина

Новый состав посольства во главе с послом Старком направлялся в Кабул. Уже десять дней, как группа сотрудников, человек двадцать, верхами пробиралась по горным тропам Афганистана. В составе группы несколько женщин, среди них доминирующую роль играли жена полпреда Ася и его личная машинистка Нина Буланова, с большим носом, кривыми ногами, Ася, однако, претендовала на звание «мисс Афганистан» и, нисколько не стесняясь присутствием Старка, заигрывала то с военным атташе Ринком, то с сотрудником Марховым, ехавшими в Кабул без жен. Буланова, девица по паспорту 23-х лет, с лошадиными зубами, с первого же дня пути каждом удобном и неудобном случае старалась подчеркнуть, что она не обыкновенная машинистка, а фактически вторая жена полпреда. Во флирте она также отставала от первой жены Старка. Мархов, еще молодой студент Восточного института, одновременно секретный агент ГПУ, ухаживал поочередно за обеими женами, явно отдавая предпочтение более молодой Булановой. За десять дней пути мы с Марховым настолько сдружились, что он откровенно делился со мной своими впечатлениями.

– Слушай, Гриша,– обратился он как-то в пути ко мне,– обе девочки отбивают меня друг у друга, не знаю на ком из них остановиться. Да и боюсь – Старк приревнует.

– По-моему, возьмись за полпредшу. Это будет нас выгодно и с деловой стороны. Она может быть полезна, да и Старк не будет ревновать,– посоветовал я.

– А не лучше ли Буланова? По крайней мере будем иметь свою машинистку,– возразил Мархов.

– Делай, как знаешь. В конце концов это

не мое дело,– ответил я.

– Вы – типичный армянин, товарищ Агабеков, вероятно, ревнивы, как все армяне, и, наверное, будете держать вашу жену под замком,– обратилась ко мне жена полпреда, с которой я ехал рядом.

– Я – коммунист и смотрю на женщину, как на товарища, но жена, кроме того, по-моему, является именно близким товарищем, каковых особенно много иметь неприятно, просто хотя бы из гигиенических соображений,– ответил я.

– Да, сразу видно, что вы не жили на Западе, и хотя и коммунист, но отсталый. По-моему, я могу быть предана идее, партии, но быть преданной чему-нибудь прозаическому: кушанью, платью, мужчине,– я просто не понимаю,– сказала она, выразив на лице гримасу.

– Да, я на Западе не жил и, признаться, вашей теории тоже не понимаю,– ответил я.

Двухлетнее пребывание в Афганистане показало, что эти две женщины, снабженные партийными билетами коммунистической партии и пользовавшиеся покровительством полпреда Старка, знали только два чувства: любить или ненавидеть. Все их действия диктовались их животными чувствами. Своими любовными похождениями они восстановили всех против всех. Их муж Старк ненавидел тех, кого они любили, и тех, кого они ненавидели. Вся жизнь и работа посольства превратились в сплошную цепь интриг и любовных похождений.

– Слушай, Агабеков, сейчас Старк передал мне для перевода копию договора между афганским правительством и немецким летчиком Вейсом. Он просил никому, в особенности тебе, не показывать договора, но если нужно, то я сниму еще копию для тебя,– сказал прибежавший ко мне Мархов.

– Нужно знать содержание договора, тогда можно судить о надобности. Пойдем, прочтем сперва, чтобы тебе не трудиться зря,– предложил я, и мы направились в комнату Мархова.

Просмотрев документ, я повернулся к Маркову и увидел, что он смотрел испуганными глазами в окно.

– Что с тобой?– спросил я.

– Старк идет ко мне,– прошептал он.– Если он застанет тебя здесь, он сразу догадается, что я показал тебе договор. Будь добр, спрячься у меня в спальне, пока я его выпровожу,– попросил он.

Я перешел в соседнюю комнату, завешенную портьерой.

– Ну, как, перевели уже договор?– услышал я голос вошедшего Старка.

– Нет, еще,– ответил Мархов.

– Нужно поторопиться, а то у меня еще несколько договоров в резерве для перевода. Хе-хе-хе! Да, брат, как видите, мой аппарат работает лучше, чем ГПУ. Ну, да и понятно: ведь Агабеков только тем и занят, что подслушивает под моими окнами. Что? Не верите? Ася Никитична передала мне, что она не раз заставала его за этим занятием,– говорил, хихикая, Старк. Мархов молчал.

– Ну, я не буду вам мешать работать. Как только переведете, несите ко мне, и я вам передам следующее,– сказал Старк и вышел из комнаты.

Я вышел из своей засады. Мархов смотрел на меня и улыбался.

– Слышал, как тебя рекламирует Ася?

– Да, слышал. Поживем, увидим, чья возьмет,– урчал я. Но я знал, что я с ней ничего не смогу сделать, пока она жена полпреда. Наоборот, по инструкции обязан ее охранять.

Будучи заведующим бюро печати, Мархов одновременно являлся техническим помощником Старка по делам

Коминтерна, представителем которого являлся полпред Старк. Вместе с тем, будучи секретным сотрудником ГПУ, Мархов всегда ставил меня в известь о делах Коминтерна и руководствовался моими активами. Так что фактически работа Коминтерна, все остальные отрасли работы полпредства, находи-

под негласным контролем ГПУ. Однажды утром ко мне пришел Мархов и сообщил, что прошлой ночью он был на свидании с представителями военно-революционной организации сикхов45 в Индии, которые ему передали план крепости Равальпинди46.

– На, посмотри, может быть, пригодится для ГПУ. еще Старку не показывал,– сказал он, передавая мне план крепости.

– Нет, не думаю, чтобы он нам был нужен. План чисто военных целей, и было бы хорошо передать военному атташе,– сказал я, рассматривая план. Мархов не возражал, и, так как в это время под нами проходил военный атташе Ринк, мы его пригласили к себе. Это был выше среднего роста, широкоплечий мужчина, лет под 40, с розовым, вечно улыбающимся лицом. Несмотря на штатский костюм, каждое движение выдавало, что он – военный. Штабс-капитан старой армии, он имел два ордена Красного Знамени, полученные

за бои под Перекопом, где Ринк командовал ударно-огневой дивизией. Несмотря на его беспартийность, пользовался доверием Москвы.

– Здравствуйте, молодые генералы. Что это вы собрались тут и секретничаете? На чью невинность опять покушаетесь?– обратился он к нам, как всегда улыбаясь.

– Ну, это уж по вашей части,– ответил я ему в тон, намекая на его связь с Булановой, благодаря которой Старк был его врагом.– А вот Мархов достал этот план, и прежде, чем передать Старку, мы решили показать вам. Ринк просмотрел план и признал его подробным и хорошо выполненным.

– Откуда вы его достали?– спросил он.

– Это уж наше дело. Ведь мы с тебя за него денег не просим. Важно, что план из английских источников. Если вам нужно, можете снять копию,– ответил Мархов, имевший также зуб на Ринка из-за той же Булановой.

Ринк, взяв план, поспешно направился к себе снимать копию. Через полчаса план опять был у Мархова.

К вечеру мы с Марховым, сидя за чаем, обсуждали наши дальнейшие планы работы, когда вошедший слуга доложил, что Старк просит к себе Мархова. Он вышел и минут через десять возвратился с расстроенным лицом и с злополучным планом в руках.

– Скандал! Старк каким-то образом узнал, что я дал Ринку снять копию с плана. Когда я вошел к нему, он бросил мне план и говорит: "Мне не нужны документы, которые уже побывали в чьих-то руках. Не для этого Коминтерн тратит 1000 фунтов в месяц, чтобы иметь материалы из вторых рук",– рассказывал удрученным тоном Мархов.

Кто же мог передать Старку? Ведь об этом знали только мы втроем. Мы решили пригласить Ринка и узнать в чем дело. На этот раз военный атташе зашел с красным, смущенным лицом. Вместе с ним пришел казначей посольства Данилов, заведывавший одновременно лабораторией.

– Да я же ни при чем. Старк после обеда вызвал меня и попросил сфотографировать документ. "Только скорей,– торопил он меня,– а то документ нужно возвратить". Когда я взглянул на документы, то увидал, это тот самый план, что я снимал утром для Ринка. Ну, я и сказал Старку, что зачем портить материал, когда у нас уже есть негатив. Старк завопил: "Как? Откуда у вас негатив?". Я ответил, что я утром уже заснял этот план для Ринка. Старк больше не хотел меня слушать и прогнал с аппаратом,– рассказывал, хитро улыбаясь, Данилов.

– А меня Старк недавно встретил во дворе и грозил, что он напишет в Разведупр Берзину,47 что я сам ничего не делаю, а лишь пользуюсь чужим материалом,– сказал Ринк.– Черт с ним, пусть пишет! Это он мне хочет отомстить

за Буланову,– добавил он, и опять улыбка появилась на его жизнерадостном лице.

Таковы были отношения между представителями четырех основных учреждений: Наркоминдела, ГПУ, Коминтерна и Разведупра, создавшиеся благодаря личной жене и "личной машинистке" Старка.

– Вот что я хотел вам сказать, товарищ Агабеков, шифрованные телеграммы, посылаемые вами, поскольку я их визирую, фактически ложатся на мою ответственность. Поэтому я требую, чтобы вы меня знакомили текстами этих телеграмм,– предложил мне Старк ,в одной из бесед.

– Простите меня, но шифр ГПУ выдан исключительно под мою ответственность, и я не имею права показывать тексты никому, даже и вам,– возразил я.

– В таком случае я отказываюсь визировать ваши телеграммы,– лаконично отрезал Старк.

– Хорошо, не будем ссориться. Я запрошу по этому вопросу Москву, а до получения ответа я буду знакомить с текстами,– согласился я после некоторого раздумья.

– Ну, вот и хорошо,– ответил Старк, довольный и победой.

В очередном письме в ГПУ я писал: "Ввиду дальности расстояния и редкой курьерской связи мне приходится по всем мало-мальски важным срочным вопросам посылать вам телеграммы. Между тем недавно полпред предложил мне знакомить его с текста и шифров, отказываясь в противном случае их визирь. В случае исполнения его требования мы фактически поставили бы всю нашу работу под контроль полпреда. Впредь до получения указаний, чтобы не испортить и без того неважные отношения с полпредом, я для видимости согласился с его условиями и показываю ему идеально составленные тексты, не соответствующие высылаемым вам. Жду ваших срочных указаний по этому вопросу".

На это письмо я мог получить ответ не раньше 2– месяцев, а за это время я был вынужден каждый день представлять фальшивые тексты телеграмм для Старка, чтобы удовлетворить его самолюбие. Наконец, спустя два месяца пришел ответ из Москвы. Трилиссер пишет мне:

"Конечно, полпред не имеет права предъявлять вам таких требований. Взятую вами линию не давать повода к столкновениям считаем правильной, тем более, что конфликт у вас несомненно создаст конфликт между вами и НКИД здесь. Продолжайте вашу линию, насколько это возможно".

Таким образом, Москва определенно указала права резидента ГПУ и готова была пойти на конфликт с НКИД. Я почувствовал под ногами почву, решил при удобном случае дать бой Старку.

Случай представился скоро. Я получил от известного басмача предложение "ликвидировать" эмира бухарского. В ту же ночь я заготовил по этому поводу шифрованную телеграмму и на утро понес ее на визу Старку.

– А где же текст телеграммы?– спросил Старк.

– Товарищ Старк, с сегодняшнего дня я больше не могу давать вам текстов моих телеграмм,– ответил я.

– Интересно, что вы до сих пор могли, а теперь не можете,– иронически спросил меня Старк.

– А потому, что мне надоело составлять для вас фальшивые тексты,– выпалил я.

Наступило гробовое молчание. И без того красное лицо полпреда побагровело окончательно. Пальцы его сжимались в кулаки. У него был вид, точно он хотел броситься на меня с кулаками. Но я спокойно стоял, держа руки в карманах. Старк знал, что я всегда хочу с оружием.

– Как, значит, четыре месяца вы обманывали меня самым наглым образом,– наконец, заорал он.

– Да, признаюсь, обманывал. Но вы сами заставили меня прибегнуть к этому. Вы отлично знаете, что я не имел права показывать доверенный мне шифр. Я лишь выполнил свой долг. А теперь прошу подписать эту телеграмму,– закончил я, протягивая ему бумагу.

– Я не хочу иметь с вами никаких дел,– закричал Старк и, повернувшись, ушел.

– В таком случае я буду вынужден посылать телеграммы по индо-европейскому телеграфу за счет Наркоминдела,– сказал я ему вдогонку и вышел.

Часа через два ко мне пришел личный секретарь полпреда Фридгут и передал мне, что отныне Старк предложил все бумаги на подпись передавать через Фридгута, ибо он не желает лично встречаться со мной.

– Какой скандал!– рассказывал мне Фридгут – Старк влетел в столовую красный, как рак, и ругал тебя, на чем свет стоит. "Жены" бросились его успокаивать и все твердили: "Мы же говорили, что Агабеков пишет какую-нибудь гадость про нас в Москву, поэтому и не хотели показать тебе". И тут не обошлось без участия "жен" Старка.

Старк откомандировал в Москву Мархова. За ним уехал и Ринк. Теперь пришел ко мне прощаться и личный секретарь Старка Фридгут. Лицо у него возбужденное и вместе с тем печальное. Он должен завтра выехать в Москву. Его командировка для всех неожиданна.