Текст книги "Репетитор"

Автор книги: Георгий Полонский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Георгий Полонский
Репетитор

Курортная история

Прибалтика. Юрмала, конец 70-х годов. Тогда мы еще ездили в эти края на каникулы и в отпуск… К тем местам и временам привязана эта история. Мне советовали «отвязать» ее. И так пересказать, чтобы узнавалось нынешнее время, самый конец века… Нет, не выйдет, сколько ни тверди о всечеловечности, о «законе постоянства состава» применительно к людским характерам. Подробности решают дело. Детали. И язык с его почти биологической ролью. Отберите их у художника (или у внимательного свидетеля) – и станет наплевать, где, когда и почему именно так было дело… Тогда – условные тычки в карту наугад, в необжитое героями пространство, а в итоге – их смерть от малокровия и от бедной кислородом среды. Пусть лучше так и останется, как было на самом деле: конец 70-х, Латвийская, прошу прощения, ССР, Юрмала, то бишь Рижское взморье…

Георгий Полонский

*****

…Над пляжем звенел девичий голос. Через динамик спасательной станции читалась инструкция об оказании первой помощи утопающим. Девушка под музыку читала, которую сама же и врубила негромко. Это слышалось здесь не каждый день, надоесть не успевало и поднимало людям настроение – вопреки мрачной теме!

Весь пляж, бывало, оглашает эта мелодекламация, ободряя и веселя потенциальных утопающих. Меж двумя полюсами как бы летал этот голос – между искренней служебной старательностью и такой же искренней скукой, как-то удавалось девушке соединять это…

А текст, елки-палки! Откуда она взяла такой текст, кто ей писал его?

"…Станьте на одно колено, на другое кладите утопленника животом вниз и руками сильно давите ему промеж лопаток. Делайте это до тех пор, пока изо рта не перестанет вытекать пенистая жидкость. Но это еще не все. Пока человек не начал дышать, ваши старания нельзя считать успешными. Поэтому приступайте к искусственному дыханию и непрямому массажу сердца. Жизнь показывает, что этими видами первой помощи часто не владеют даже взрослые культурные люди, при всей своей образованности. Они производят разные нецелесообразные жесты и быстро отчаиваются, если пострадавший не дышит. Нельзя раньше времени терять надежду!

По идее, правила искусственного дыхания и непрямого массажа сердца обязан знать каждый, они могут вам пригодиться не только у воды, но и вообще в жизни. Эти правила мы даем регулярно в наших беседах по вторникам и пятницам, с 11-ти до часу дня, в случае хорошей погоды и наличия слушателей на пляже. Кроме того, памятку с этими правилами вы можете получить у нас на спасательной станции.

Помните: незнание правил первой помощи не освобождает никого от ответственности за жизнь человека, пострадавшего рядом с вами!"

Выслушали? Благоволите принять это как еще один эпиграф… Теперь нашу историю можно начинать.

1.

Молодой человек лет 26-ти отчего-то заулыбался и спросил сидящую рядом бабушку:

– Как думаешь: она сама это сочинила?

Но та зачиталась и даже не поняла, о чем речь. Вообще-то и сам Женя собрался уже погрузиться в книжное гурманство: библиотека в этом актерском доме оказалась приличная, себе Женя взял двухтомник Н.М.Карамзина, а для Ксени – так именовалась бабушка – книгу Феллини "Делать фильм". Ксеня – в шезлонге, он – на детских качелях.

Было светло, хотя оставался лишь час до ужина. Бодрые возгласы, долетавшие от воды, говорили, что купание нынче славное; требовалось только победить кислую недоверчивость и предвзятость из-за трех дождей, с утра портивших настроение,а это могли немногие. Вот Женя, к примеру, не победил. А еще он стеснялся хромоты своей, не хотел лезть в воду при всех. Нет, лучше быть в заговоре с Карамзиным!

– Ксеня, оцени: "Поэт имеет две жизни, два мира; если ему скучно и неприятно в существовании, он уходит в сторону воображения и живет там по своему вкусу и сердцу, как благочестивый магометанин в раю…" Прелесть, а?

Бабушка отозваться не успела – мимо проходила ее знакомая в желтом купальнике, она спросила, натягивая резиновую шапочку:

– Ксения Львовна, ну где же ваше "безумство храбрых"?

– Там же, милая, где молодость и здоровье, – вздохнула Ксеня. – Нет, вы не меня, вы лучше моего Женьку тащите…

– А мы не знакомы еще. Сын?

– Вы здесь уже пятая, кто льстит мне так грубо. Внук! Внук, которого я, можно сказать, усыновила: слишком беспутные достались ему родители… Давайте я представлю его вам, Кариночка. Евгений он, Женя.

Пришлось ему встать с качелей, он уронил при этом свою палку. Пожал узкую руку, протянутую несколько манерно.

– Чем это вы увлекаетесь? – спросила Карина о книге, и он показал переплет. Реакция была уксусная:

– Тот самый, который "Бедная Лиза"? Неужели это читабельно сейчас? Ой нет, я бы по приговору нарсуда только…

Он нагнулся за палкой. Избегая глаз, которые весело его разглядывали, ответил:

– А знаете, Рылеев попросил жену передать ему в крепость, в камеру одиннадцать томов Карамзина… Его "Историю Государства Российского". Последнее чтение перед казнью. Так что – "на вкус, на цвет…", – Женя развел руками.

Карина натянуто рассмеялась:

– Надо же… Ксения Львовна, "умыл" меня внучек ваш! Он всегда у вас такой строгий?

Она заторопилась в воду, а на полпути со смехом оглянулась:

– Но здесь-то – не каземат… Здесь море, девушки… Вы расслабьтесь, молодой человек! Отдыхайте!

– Абсолютно согласна с ней, – объявила Ксения Львовна. Вот тут и раздался опять тот самый девичий голос – только не через динамик уже, а в мегафон:

– Мужчина! Мужчина с резиновой лягушкой! Вы куда намылились, дядя? В Швецию, да? Порядок один: с лягушкой ты, с пузырем или с камерой, – за буи не заплывать! Из-за вас одного гонять моторку? Назад!

А потом она добавила – явно не нарушителю, а самой себе, только оплошно позабыв отвести мегафон подальше:

– Швеция тебя не приглашала, там своих дураков девать некуда…

Сказано это было не злобно, а бесстрастно и автоматически – отчего и рассмешило. Притом не одного только Женю. Смыло, пусть ненадолго, эту пугающую серьезность с него. Не с того ли раза его внимание стало возвращаться к той девушке вновь и вновь, как зачарованная севером стрелка компаса?

Сейчас можно было разглядеть и саму ее, героиню нашу: она стояла с мегафоном на самой верхней площадке своей спасательной конторы, где укреплены символическое штурвальное колесо и прожектор, пока не горящий. Как описывать этих современных героинь? Ну, светлые волосы, шортики, полупрозрачная оранжевая куртка с засученными рукавами поверх тельняшки… Ну молоденькая – лет 18-ти. "Красота", "миловидность", "грация" – все эти слова явно не те; в таких случаях люди щелкают пальцами или языком: "В этой девушке что-то есть", – говорят они и, как ни странно, понимают друг друга!

– Ксеня! – объявил Женя внезапно. – Помнишь мальчика, который потерялся? Я вспомнил, кажется, куда девались мои солнечные очки…

2.

На спасательной станции особого гостеприимства оказано ему не было. С ног до головы Женю оценивал скептический прищур серых глаз, и он невольно оправдывался:

– Видите ли, на следующий день было пасмурно, они были не нужны, ну я и не спохватился…

– А сейчас, на закате, перед ужином – спохватились? Нет, вы вспомните получше. Может, еще куда заходили… Мне тут не попадались никакие очки.

– Досадно…

– Импортные?

– Массивные такие. Впрочем, неважно. А что было дальше с тем ребенком? Родители нашлись? Ведь он даже фамилии своей не мог назвать, только "Миша" и "Миша"…

– Да легким испугом отделались, – с ленцой отвечала девушка. – Объявила по своему радио, прибежал папаша. Сперва все тут обкапал мороженым, потом отдал его мне. Брикет за 48 коп. Если б вы еще покрутились тут – половина вам бы досталась… заработали!

– Ну что вы, зачем? Пойду. Спасибо. Извините.

– А спасибо-то за что? – засмеялась она.

Женя косился на стенку, все обклеенную фотографиями актеров. Многие – с автографами. Такая выставка тоже давала повод поговорить, но он не решился, он, внук актрисы, в этих "звездах" ориентировался неважно.

Ушел – не солоно хлебавши, как говорится, но улыбаясь неизвестно чему. Тому, наверное, что узнал имя. Артисты писали на своих изображениях: "Милой Кате от…", "Прелестной Катрин, хозяйке пляжа…".

3.

Еще в библиотеке был эпизод: Женя стоял в узеньком проходе меж двумя рядами стеллажей, знакомился со здешним кладезем мудрости – и вдруг услышал знакомый голос:

– Теть Нин, приветик! Ничего, что я – в окошко?

– Так ты ж не можешь, как все люди? Ну лезь давай, – радушно и снисходительно отозвалась библиотекарша.

– Как жизнь, теть Нин?

– Лучше всех.

– Теть Нин, а кто в этом заезде у вас самый-самый?

– Да кто их разберет. У матери спроси, ей виднее.

– Ну а все-таки? Небось, Доронина, да? Ее на восьмом, конечно, поселили? Говорят, на ужин не ходит – это правда?

– Ой, Катюха, ну что ты к ним как банный лист, честное слово! У них своя жизнь, пойми ты раз навсегда. Своя!

Пауза.

– В том-то и дело, теть Нин, что не наша. Интересно же! Можно я матери от вас звякну? Разыграю ее?

– Звони… коли делать тебе нечего.

Катя набрала три цифры. Заговорила не своим голосом – устало вальяжным:

– Это дежурный администратор? Говорит Доронина. Милочка, мне тут поставили в номер дурацкий электросамовар, он мне все нервы подергал! Капает. Всю ночь капал! Пришлите кого-нибудь… Не знаю, кого: водопроводчика, самоварщика, крановщика – это вам надо знать, а не мне! И еще – ваши горничные воют своми страшными пылесосами в девять утра! Будто я не имею права вволю поспать на отдыхе! Ваши горничные воют своими пылесосами, когда я хочу спать!

Трубка испуганно извинялась перед ней, обещала ей что-то, пока не выдержала сама Катя:

– Мать! Ну ты даешь? Неужели купилась? Да я это, я!

Женя забыл о книгах. Затаившись среди них, он давил в себе смех, чтобы не пропустить ни словечка.

– От тети Ниночки! Я нарочно мимо твоей стойки не проходила! Чтоб всласть попудрить тебе мозги… Это я еще не особо старалась… Нет, вообще-то по делу: мы сейчас с теть-Ниночкой книжку одну поищем. Называется "Прочитаем "Онегина" вместе" – говорят, для сочинений очень годится…

– И искать нечего: такой нету, – буркнула тетя Нина.

– Так что занимаюсь, видишь? – продолжала Катя в телефон. – Не покладая рук! Да, мать! Ирма пришла? Пусть она мне отложит шоколада с ликером четыре коробки – люди просили. Какие, какие… Разные! Сама я не прикасаюсь к ним… очень-то нужно, тем более – за такую цену… Ну все, пока.

Она положила трубку, и тогда Женя вышел из своего укрытия, стараясь хромать поменьше. Руки, сведенные на рукоятке палки, он держал за спиной.

– Здравствуйте, – сказал он дружелюбно.

– Здрасьте… Вы? Тут? – Катя отчего-то смешалась, глаза отвела и спросила не слишком участливым голосом:

– Ну как, нашли очки?

– Нет. Но это неважно. Извините, я подслушал невольно. Вы все это очень смешно проделали. Я думаю, сама Доронина оценила бы!

– Фэньк ю вери мач! – Катя намеренно козырнула "рязанским" произношением.

– Впрочем, я профан, ни разу не видел ее на сцене. И все равно, знаете, чувство достоверности…

Тут хлопнули одновременно дверь и рама окна, налетел вдруг сквозняк, раскидал по полу газеты и несколько формуляров, сдунув их со стола.

– Эй, "Доронина", окно-то за собой закрывать надо! – вскочила библиотекарша.

Катя и Женя на корточках собирали потревоженную прессу. Заметила ли она, как плохо гнется его нога? Наверно, да – поза-то нелепая…

– А я почему-то решила, что вы не можете отдыхать здесь, что вы или у энергетиков или вообще дикарем…

– Почему же?

– Ну, не из этого вы профсоюза. Что я, актеров не знаю?

Он улыбнулся:

– К искусству имеет отношение моя бабушка, я тут с ней…

– Ясненько…

– А у вас выходной сегодня? Никого спасать не надо?

– Нет, мне в ночь сегодня. Она ж так и называется, эта служба, – "ночной матрос". А два раза в неделю я круглосуточно: у сменщика семейные обстоятельства плохие… А что? Почему интересуетесь?

– Да так… Заметил, что без вашего голоса на пляже скучнее гораздо.

– Это все говорят! А вы бы составили прошение директору этого дома: пускай возьмет меня массовиком-затейником! По совместительству. Или этим… диск-жокеем! Если парочка Народных артистов подпишется да заслуженных несколько – ему деться будет некуда. Я буду вас развлекать с утра до вечера!

Трудно понять: зубоскалила она или огрызалась с какой-то затаенной горечью. Жене показалось второе. Все газеты он сложил вместе – оказалось, неправильно: Катя выхватила у него пачку и рассортировала за семь секунд – "Советскую культуру" отдельно, "Правду" – отдельно, "Ригас балсс" – отдельно.

– А бар уже открыт… Не угостите молочным коктейлем? – Катя изобразила детскую непосредственность, округлив невинно глаза и сунув пальчик в рот.

Но Женю почему-то ничто не коробило в ней, он обрадовался даже:

– Конечно!

4.

Она приканчивала уже второй бокал. Когда коктейля оставалось на донышке, она, прилежно дуя в соломинку, наладила производство больших и малых молочных пузырей.

И успевала между тем интервьюировать Женю:

– А по профессии вы кто?

– Видите ли, – он затруднился, – я ее меняю сейчас, так что ответить непросто…

– А вы попроще: сначала про ту, какая была.

– Я, представьте, окончил философский факультет МГУ…

Видимо, от удивления у Кати лопнул радужный молочный пузырь, повисший на соломинке.

– Философский?! Надо же… Еще ни разу в жизни не встречала живого философа! А не обманываете?

– Ну диплома я с собой не захватил…

Он передал ей бумажную салфетку, указывая на белые брызги от ее пиршества, но Катя сперва стерла каплю с его лацкана.

– А вы скажите что-нибудь такое… философское.

Он усмехнулся.

– Вот, не угодно ли? "Холодное теплеет, теплое холодеет, влажное высыхает, сухое увлажняется".

– Что за мура?

– Это не мура, Катя. Это диалектика Гераклита.

– Открытие! – фыркнула Катя. – Будто я сама не знала, что к ночи просушенное надо снимать, не то опять отсыреет… Я думала, философия учит, как жить…

– Пытается. Ее непременной составной частью является этика, вот она и…

Но их перебили. Соседний столик заняла компания, для которой двое мужчин брали кофе, мороженое и что-то еще. У одного из них было мучительно знакомое актерское лицо, он походил на стареющего мальчика; он-то и окликнул Катю по-свойски:

– Катюха, радость моя! Господа, это наша хозяйка пляжа – не признали? Кать, я очень возбудился от твоей лекции! Особенно когда дошло до непрямого массажа сердца… Я вспомнил: мне ж его прописали врачи! Через день по полчасика. Во избежание сердечной вялости. Только не доверяйте, сказали, случайным рукам – руки должны быть чуткие, прохладные и милосердные. Так когда зайти?

Но она умела обращаться с такими:

– Если всех сердечно вялых массировать – это никаких рук не хватит. Не, Виталий, вы утопните сперва, тогда добро пожаловать.

Актер, валяя дурака, стал сокрушаться:

– Такой, значит, подход? Служебно-казенный? "Катя, Катя, наши сети притащили мертвеца" – да? Кошмар… "И в распухнувшее тело раки черные впились" – на такое толкаешь?! Спасательница ты или ведьма морская?

Катя спокойно сняла его руку со своего плеча:

– Раки у нас не водятся, Виталик… А руки лучше держите при себе, – тон у нее был вразумительный, невозмутимый.

– Так я ж за соломинку хватаюсь! – потянулся он к ее трубочке для коктейля, но Катя ловко убрала ее за спину. Этот "плэйбой" воздел руки к небесам, приглашая всех, и Женю тоже, сострадать ему. Спасибо, приятели усадили его, наконец.

– Не хотите уйти отсюда? – спросил Женя; он нервничал отчего-то.

Она дернула плечом: как хотите, мол, – и встала. Он – тоже.

– Катерина, уводят тебя?! – всполошились за соседним столиком. – Куда это, зачем? Молодой человек, она – общественное достояние… Как солнце, воздух и вода… лучше подсаживайтесь к нам, оба!

– А кофейку дадут? – Катя снова прикусила пальчик, наивничая так же, как в первый раз, когда в этот бар напрашивалась.

– Что за вопрос? А как зовут твоего молодого человека?

– "Моего"! – засмеялась она. – Он настолько "мой", что я и сама еще не знаю…

– Это – Женя, – объявила Карина, тоже оказавшаяся в составе компании. – Личность он необыкновенная: краса и гордость самого умного факультета МГУ… Присаживайтесь к нам, Женя! Мы, конечно, не Спинозы, но покофейничать с нами можно…

– Спасибо, нет, – он замотал головой. – В другой раз, может быть. А за эту рекламу кому-то достанется, – мрачно глянул он на Карину и пошел прочь из бара.

– Ну и зря! – крикнула вдогонку та. – Ксения Львовна имеет право гордиться вами, вы так дорого ей достались…

Женя затравленно оглянулся:

– И это вам известно уже…

Катя помахала ему ручкой. Видимо, она и впрямь тут "переходящий приз", все нормально, и он, Женя, столь явно огорчившись, выглядит просто глупо.

– Что это за сюжет, Кариночка? – спросил друг Виталика. – Ксения Львовна – это ведь Замятина?

– Ну да, она ему бабка… А у кого-то было "Мальборо", – вспомнила Карина, и упомянутая пачка появилась. – И не убирайте, Виталик, не будьте жмотом, в мужике мелочность отвращает…

– Да возьми их себе! – обиделся тот.

Карина угостила из этой пачки Катю и, мстительно улыбаясь, сунула сигареты в свою сумочку.

– Так вот, – сообщила она после первой затяжки. – В девятом классе юноша попал под машину. На Колхозной площади столицы. Причем доказано было, что шофер не виноват! Потом бедняга перенес три операции, долго прыгал на костылях, но в университет поступить сумел. А Замятина, чтоб выходить его, на пять лет сошла с круга, с кино "завязала" совсем, в театре только числилась… Два лета подряд провели они, оба-два, в Кургане, где этот… как его? – ну царь и бог костновосстановительной хирургии…

– Илизаров, – напомнили ей.

– Вот-вот. А юноша, как только отходил от наркоза, сразу нырял в книги. В устрашающе умные! Теперь бабушка гордится: у них красный диплом! Но поездки на картошку, стройотряды, гитарная романтика, а тем более, дискотеки – все это, конечно, мимо него прошло… Всегда один, отшельник такой…

– Где ж отшельник, когда он Катю сюда привел?

Катя сказала задумчиво:

– Это я – его… А я, как услышала "философ", – подумала: врет, мозги мне компостирует… Хамка: даже спасибо за коктейль не сказала ему…

– Что? – спросил Виталий, – сильно зауважала? Или пожалела увечного?

Она произнесла по слогам:

– От-лип-ни-те…

5.

Поздний вечер. Одна из лодок, вытянутых на песок с таким расчетом, чтобы прибой их не достал, вдруг попадает в луч прожектора, что на спасательной станции. Лодка удостоилась внимания как раз в тот момент, когда в ней надумал посидеть Женя, он уже, собственно, одной ногой стоял в ней и сейчас заслонился руками от луча, который накрыл его, как контрабандиста какого-нибудь…

– Назад! Нельзя в лодку, слышите? – раздался Катин голос в мегафон. – Ее на днях просмолили! Сели бы сейчас, как муха на липучку… А если и засохло уже – все равно нельзя! Не положено!

Женя послушно вернул ногу на песок, продолжая заслоняться локтем от снопа света.

После паузы мегафонный Катин голос изумился:

– Это… вы? Тогда я грубовато сказала… насчет мухи… извините. А вообще-то мы ж не договорили тогда – может, зашли бы?

Не слишком заинтересованный тон, приглашение, сделано, похоже, от скуки, но ведь – приглашение! Он обрадовался. А по дороге к ней снимал, сбрасывал с себя улыбку этой дурацкой, в сущности, беспредметной радости…

6.

– Присаживайтесь, – Катя сняла книжки с плетеного кресла, Женя увидел, что сверху там был Белинский, а вообще это пачка учебников. – Да, перво-наперво – спасибо за угощеньице…

– О чем вы? Ах там, в баре? Ерунда. Я вижу, вы к сочинению готовитесь?

– Вроде бы. Только вы один ее видите – подготовочку мою! Никто больше ее в упор не видит, даже я сама! Зачем, думаете, я вас позвала? – чтоб вы мне заниматься мешали!

Посмеялись оба.

– Ну на такую роль – и нетрудную, и приятную – нашлось бы много охотников, – предположил он. – Стоило только свистнуть.

– Это точно. Но пока и одного хватит. Тем более – философа!

(Он поморщился.)

– Вот пофилософствуйте со мной на общие темы. Я ведь ничего, просто ничегошеньки не знаю. Ей-богу. Что хорошо, что плохо… что ошибка, что нет… И вообще, как жить. Это сама судьба мне послала Вас – человека, у которого по всем этим вопросам – диплом с отличием!

Он поморщился вновь. Издевается она, что ли? Затем и позвала?

– Пожалуйста, не надо больше об этом, – попросил он. – Я ж объяснял – меняю профессию. Еще на 4-м курсе мое чувство юмора как-то объединилось с чувством стыда и они оба запретили мне называться или числиться "философом"…

– А кем же вы будете? – И без паузы она бросила попутный вопрос: – Орехов греческих хотите?

Он кивнул, и дальше она его слушала, поставляя ему орехи; какие-то мягкие они были: парочка, энергично сдавленная в ладони, кололась без всяких щипцов. Один – Жене, другой – себе.

– Сейчас опять много трубят о проблемном обучении… Слышали такой девиз: "Учение с увлечением"?

– Ну?

– Я тоже не остался в стороне, напечатал одну статейку на этот счет. Мне предложили: идею, которую я там провожу, проверить и попытаться внедрить самому. В школе.

– В школе?! – Катя поглядела на него сердобольно. – И вы согласились?

– Черт возьми, это массовая реакция! – почти рассердился он. – Так что первого сентября я иду, представьте себе, в 1-й класс "Г"!

– Представила!

По поводу буквы "Г" она так засмеялась, что чуть не плюнула разжеванным орехом в этого педагога-экспериментатора. Отсмеявшись, попробовала его ободрить:

– Но это ж не надолго? Вы только поставите там свой опыт – и вас в Академию возьмут, да?

Тут настал его черед веселиться.

– А что смешного? Ежу ведь понятно, что такой человек не должен застрять в 1-м "Г"!

– Ну какой человек, Катя?!

– Сами знаете… Так и чувствуется, что все мы еще услышим про вас! Евгений Замятин – да? Вообще-то и сейчас уже звучит.

– Был писатель такой… но мы с ним не однофамильцы, нет. Замятина – это бабка моя. – А я – Огарышев.

– Ну? Огарышев… – повторила она. – Грустная немножко фамилия… А я – Батистова. Так себе фамилия… Спасибо еще, что не Сатинова, не Холщова и не Дерюгина, да? А у нас одна из класса выскочила замуж и стала – Сенаторская! Вот фамилия – умереть, не встать!

– Батистова – несравненно лучше, Катя, – сказал он с усмешкой и конфузом: сама тема казалась вздорной ему.

– Ну-ну-ну, не утешайте. Сенаторская – это жутко красиво. Но и обязывает, конечно: надо и положение такое, и чтобы внешний вид всегда соответствовал… Что вы так смотрите? Глупая я для вас? Да? Из 1-го "Г"?

С улыбкой, которая с некоторых пор стала неотвязной, он замотал головой:

– Помните, как про Наташу Ростову сказано? Что она не удостаивала быть умной? Ведь это Пьер говорил с восхищением!

– Ну память у вас, – не меньше Пьера восхитилась Катя. – Не удостаивала, значит… И правильно делала, я ее понимаю: перед кем бисер-то метать?

Женя после этой фразы замолк, стушевался: ему показалось, что это выпад. Катя тоже затихла, но по другой причине: близилась какая-то наглая музыка, – видимо, по пляжу шли с магнитофоном. А затем и выкрики раздались:

– Кэт! Катюха! – ее окликали еще издали.

Она посмотрела в окно – стоя так, чтобы не обнаружить себя. Затем плотно задернула занавеску. Затем обдумала что-то, кусая ноготь и твердея лицом. Затем сказала:

– Сидите и не возникайте. Если, конечно, не соскучились еще по костылям, по больницам… Сидите, в общем, как мышка. Это недолго.

И вышла.

Унизительность такого ожидания была еще подлее оттого, что о размерах и характере опасности Женя мог только гадать. Неведомо же, какие отношения у Кати с этими местными ребятами!

Магнитофон заглушал разговор агрессивно. Проклятье… Достаточно было Ксене пооткровенничать с одной балаболкой – и вот уже его увечье, сейчас-то не такое и броское, обязывает всех к состраданию! Девчонка одна выходит против шпаны, а он должен сидеть "как мышка"… Отвратительно! Не то, чтобы его властно тянуло выступить, вмешаться, но…

Музыку вдруг вырубили, но разговор не сразу стал внятным. Потом послышалось:

– А ручонками-то зачем? Ручонками пихаться не надо, Кэт…

– Мы, главное, ничего плохого не думали…

– А вы ничего хорошего надумать не можете! – хлестала она их словами. – Откидач, ты уже забыл, как я тебя провожала отсюда? Сколько слез было и криков? А я ведь не надолго хотела проводить – на 15 суток всего! Занимаюсь я, понятно? Не до вас мне! Забирай своих козлов, слышишь?

Чуть сдвинув занавеску, Женя разглядел: их четверо, и старший покачивается, его словно ветер клонит прилепиться к кому-нибудь – предпочтительно к Кате.

– Кэт, а с кем занимаешься? Познакомь, а? Мы только одним глазиком…

– Попробуй. Как раз на этот глазик и окривеешь! – она подняла что-то с земли.

– Кэт, ну при чем камень тут? Сдурела, что ли?

– Откидач, я сама не хочу по-плохому. Сказано: не могу я сегодня. И все. Пишите письма.

– Не, братва, это не Катюха, это зараза какая-то… Грубиянка!

– Точно, плоховатая я сегодня. Привет!

Гости опять врубили свою музыку и стали удаляться с ней, причем один крикнул сквозь наглые синкопы:

– Учти, Кэт: одна такая "перо" в печень получила…