Текст книги "Вовка - сын командира, или необыкновенные приключения в тылу врага"

Автор книги: Георгий Свиридов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

Корова подняла голову и, посмотрев в Вовкину сторону большими влажными глазами, жалобно замычала.

К Вовке подполз Михась.

– Это Стелка, – шепнул он. – Она всегда в лесу одна пасется.

– Плачет коровка, – вздохнул Санька. – Доить надо.

Вовка ничего не ответил и молча пошел лесом к дому. Санька и Михась поплелись за ним. Не выходя на поляну, они обошли дом, осмотрели двор. На ступеньках, рядом с сорванной дверью, лежала вспоротая перина. Перья разлетелись по двору. Возле колодца валялись новый сапог и дедова шапка–ушанка из заячьего меха. Две глубокие колеи от колес грузовика уходили со двора на просеку, что вела к дороге.

– На машине приезжали, – определил Санька.

– Предатель какой–то дорогу указал, – сказал Михась, – сами немцы ни за что не нашли бы пасеку.

Вовка поднял короткий тяжелый сук и, размахнувшись, запустил его в открытое окно. Сук с глухим стуком упал на деревянный пол. Из дверного проема, отчаянно хлопая крыльями, вылетела какая–то птица, напугав ребят.

– Никого там нет, – сказал Михась. – Можно идти смело.

– Постой, – остановил его Вовка. – Мы с Санькой приготовим автоматы на всякий случай.

Михась, пригибаясь, побежал к дому. Он заглянул в окно, потом подошел к двери. Вовка и Санька затаив дыхание следили за ним. Прошло несколько томительных минут. Вдруг из дома донесся крик «ой–ей–ей!», и на пороге показался Михась. Одной рукой он держался за ухо, а другой призывно махал.

– Айда сюда! Никого нету.

Вовка и Санька опустили автоматы. Санька усмехнулся с облегчением.

– Это пчела хватанула его.

В просторной горнице на полу валялась битая посуда, из распахнутого шкафа свешивалась одежда.

Михась сбегал к колодцу, набрал липкой грязи и приложил к шее.

– Сейчас пройдет! Меня не раз кусали, я всегда грязью лечусь.

Санька нерешительно топтался на месте. Ему хотелось скорее уйти отсюда. Он завидовал спокойствию Вовки, который прошелся по комнатам, постучал по полу, заглянул в подпол.

– Эй! Есть кто там? Отзовись!

О меде никто и не вспомнил. Какой тут мед! Ребята вышли из дома. Постояли, Вовка нагнулся, поднял деревянную ложку с обломанным краем. Санька с облегчением вдохнул свежий воздух.

– Пошли, что ли?

– А как же Стелка? – Михась посмотрел на Саньку и перевел взгляд на Вовку. – Не бросать же скотину?

Корова, словно понимая, что речь идет о ней, с жалобным мычанием направилась к ребятам. Около колодца она остановилась и начала обнюхивать сруб.

– Воды хочет, – сказал Санька и спросил у Михася: – Где у деда твоего ведро? Надо напоить ее.

Михась побежал в дом, долго рылся там, потом вышел с медным тазом. Начищенный таз сиял на солнце.

– Нету ведра. И кастрюли с дырками. Всю посуду, гады, попортили!

Вовка посмотрел на таз. В таком же тазу бабушка Пелагея варила варенье и угощала его густой розовой пенкой.

Вовка облизнул губы.

– Сейчас еще в сарае посмотрю, – спохватился Михась. Пошел в сарай и вынес оттуда два ведра.

– Это для молока, – сказал Михась, поднимая светлое цинковое ведро, – а тут пойло замешивают, – он показал второе, темное.

– Давай которое для молока, – сказал Вовка, – в нем воду достанем и сами напьемся.

Но как только они поставили на землю ведро с водой, корова с жадностью уткнулась в него. Санька хотел было отогнать ее, но Михась предупредил:

– Не гони, она бодается!

Рога у коровы были острые и чуть загнутые внутрь. Вовка махнул рукой.

– Пусть пьет!

– А куда доить будем? – спросил Санька.

Ведро, в котором разводят пойло, не годится. Отбирать же у коровы чистое ведро никто не решался.

– В таз, – выпалил Вовка и обрадовался своей находчивости. – Во всяком случае, мимо молоко не прольется. Ну, начинай доить.

– Я не умею, – признался Санька. – У нас Муньку всегда мамка доила.

– Мне тоже не приходилось, – сказал Вовка и посмотрел на Михася.

– Ха! Корову доить – это плевое дело, – ответил Михась. – Только у нас в деревне дойкой занимались бабы. Не мужицкое это дело.

– Выходит, ты тоже не умеешь?

– Не, – Михась пожал плечами.

– Так бы сразу и сказал.

– Давайте привяжем ее, – предложил Санька. – Тогда легче доить будет, – пояснил он.

Михась снял веревку для белья и привязал корову к дереву. Она не сопротивлялась. Это придало ребятам уверенности.

– Вот что, – сказал Вовка, – чья корова?

– Ну, моя, – ответил Михась, – наша то есть.

– Значит, ты и будешь доить.

– Я?!

– А то кто же? Сам сказал, что корова бодается. Значит, чужих она к себе не подпустит. Вот. А мы с Санькой будем тебе помогать.

– Верно, – сразу подхватил Санька. – Я ее кормить буду травой. А вы там вдвоем…

Вовка понял, что Санька его перехитрил, но отступать было поздно. Недолго думая, Вовка схватил таз и сунул Михасю в руки. Тому не оставалось ничего другого, как подчиниться. Он присел и, косясь на заднюю ногу – а вдруг стукнет! – осторожно потянул за вымя. Корова не шелохнулась. В медный таз со звоном ударила тонкая струйка. Запахло парным молоком.

– Давай, давай, – подбодрил Вовка. – У тебя здорово получается.

Дно таза быстро покрылось молоком. Оно все прибавлялось и прибавлялось. Вовка уже мысленно пил его и думал о том, что корову нужно будет взять с собой. Еды для нее сколько угодно, а она будет давать им молоко. Так с коровой до самого фронта дойти можно.

Едва Михась поднялся, как Стелка нетерпеливо замычала и, двинув ногой, опрокинула таз. Пришлось все начинать сначала. Но на этот раз молока набежало не больше двух стаканов.

– Все, – сказал Михась, поднимаясь, – больше нету.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ,

в которой мальчишки совершают диверсию

Не успели ребята потужить о пролитом молоке, как неожиданно в лесу застрочил пулемет. Вовка, Санька и Михась кинулись в кусты. Стрельба усиливалась.

– Это на большой дороге, – шепотом пояснил Михась. – По ней аж до Гомеля можно доехать.

К пулемету присоединились винтовочные выстрелы, короткими отрывистыми очередями били автоматы. Потом застрочил еще один пулемет. Мальчишки притаились, вслушиваясь. Где–то неподалеку начался бой. Лес наполнился грохотом и треском. «Партизаны или, может, наши разведчики! – мелькнуло у Вовки предположение. – Нужно пробраться туда, зайти в тыл к немцам и бабахнуть из автоматов». Он посмотрел на Саньку, на Михася, соображая, кого бы из них послать в разведку. Потом решил, что идти надо ему самому. Однако стрельба прекратилась так же неожиданно, как и началась.

– Кто же победил? – спросил Михась. – Наши или фашисты?

– Тише ты, – Санька дернул его за рукав.

Ребята долго прислушивались. Робко подала голос какая–то птичка, ей тотчас же ответила другая. Голоса были испуганные, прерывистые.

– Надо узнать, кто с кем воевал, – сказал Вовка.

– Я знаю тропинку. По ней до дороги можно быстро добраться. Тут недалеко.

– Пойдешь со мной, – сказал ему Вовка.

Санька опустил голову и стал усердно ковырять землю ободранным носком ботинка. Оставаться одному не хотелось. Корова никуда не убежит, она привязана. Сумку с едой никто не унесет, ее можно спрятать под кустом. Он так и сказал Вовке.

– Ладно, – согласился тот, – пойдем все. Бери свой автомат.

Шли с предосторожностями. Треск сломанной сухой ветки был далеко слышен. Вскоре вдали показался просвет.

– Дорога, – шепнул Михась.

Ребята подкрались к опушке и, прячась за лохматыми елками, выглянули. Асфальтовая лента шоссе уходила куда–то вдаль, взбегая на небольшой пригорок.

– Там низина и маленький мост через ручей, – пояснил Михась, кивая в сторону пригорка.

Не выходя из леса, ребята добрались до него. Раздвинув придорожные кусты, они увидели мост и перед ним перевернутый немецкий тупоносый грузовик.

Машина горела. Ребята долго рассматривали ее, оглядывали дорогу, деревья. Вокруг никого не было.

– Поползем поближе, – скомандовал Вовка.

Санька и Михась пошли за ним. Вовка пристально осматривал каждый метр. Не было сомнений, что недавно здесь шел бой. Но кто же вел бой? Неужели те двое, что забрали оружие? Михась подобрался к обочине дороги и оттуда поманил рукой.

– Ребята, пулемет!

Вовка и Санька побежали к нему. В придорожных кустах в углублении лежал ручной пулемет с разбитым деревянным прикладом. С одной стороны возвышалась кучка стреляных гильз, с другой валялись два пустых круглых диска. От пулемета и гильз еще несло гарью и порохом.

– Кто мог стрелять? – спросил Михась. – Не сам же пулемет.

– Кто был, тот уже сплыл, – ответил Санька. – Ищи-свищи в поле ветер!

Вовка осмотрел углубление, обратил внимание на следы от немецких кованых сапог и примятую траву, словно по ней что–то проволокли. Следы вели вниз, к небольшому мостику. На топком берегу среди тонких зеленых стрел осоки что–то темнело.

Вязкий болотный берег был весь испещрен сапогами. Когда мальчишки подошли ближе, у них перехватило дыхание. В осоке лежал грузный мужчина. На спине сквозь разодранную рубаху темнели штыковые раны.

– Дядя Олесь! – выдохнул побледневший Михась. – Дядя Олесь это… Олесь Братусевич. Отец Аришки. Его в армию не взяли, потому что еще с той войны у него в ноге пуля сидела. Он деду Евсеичу на пасеке помогал…

У Михася задрожали губы, и он, закрыв лицо руками, беззвучно заплакал. Санька кулаком тер глаза. У Вовки ком подкатил к горлу.

Ребята шли молча, подавленные и потрясенные дикой расправой, свидетелями которой они стали. Михась, сжимая кулаки, мысленно повторял клятву отомстить проклятым фашистам.

Корову Стелку вели за собой. Не бросать же ее одну в лесу. Честно говоря, ее следовало бы отвести домой, в деревню. Так советовали Вовка и Санька. Однако Михась не решался показаться домой, опасаясь, что его больше не выпустят за порог.

Корову вели на веревке. Еще взяли с собой ведро. Доили по очереди Михась и Санька, а Вовка в это время кормил Стелку травой. Корова уже привыкла к ребятам и стояла спокойно. Молока было много, каждый раз ведро наполнялось до половины.

Окончив дойку, корову отвязывали и пускали пастись, а сами устраивались вокруг ведра и по очереди пили через край парное молоко.

Михась оказался общительным и покладистым. Ребята как–то сразу сдружились. Даже странно было вспоминать, что еще два дня назад ни Вовка, ни Санька не знали о его существовании.

На третий день после полудня вышли к железной дороге. Вовка приказал соблюдать полную тишину. Стелку привязали к сосне. Мальчишки некоторое время наблюдали из–за кустов за железнодорожной насыпью, нет ли охраны. Прошел не торопясь обходчик, высокий сутуловатый старик. Три пары детских глаз пристально следили за ним, пока тот не скрылся за поворотом.

– Айда! – Вовка первым вышел из–за кустов.

Ребята вскарабкались на невысокую насыпь. Накатанные рельсы блестели на солнце. Пахло мазутом, разогретыми шпалами и железом.

Санька потрогал рельсы, покачал головой:

– Пустое дело. Голыми руками не возьмешь.

Вовка попытался было отвернуть гайку. Ничего не получилось.

Михась нашел камень и стукнул им по гайке. Камень рассыпался, оставляя белые следы.

– Ха! Тут и ломом ничего не сделаешь, а мы хотим пальцами свернуть. Зря стараемся! – Михась сел на рельс.

Издалека донесся паровозный гудок.

– Поезд идет! Быстро прятаться! – скомандовал Вовка.

Сбегая с насыпи, Михась увидел ободранную галошу и с разбега ударил по ней ногой, как по футбольному мячу. Галоша перевернулась в воздухе и отлетела в сторону.

Из–за кустов ребята хмуро наблюдали за приближающимся составом. Когда паровоз промчался мимо, ребята мельком увидели, что рядом с машинистом стоял немецкий солдат с винтовкой в руках. На открытых платформах под брезентом стояли пушки, грузовики.

– Вон и танки! – Санька первым увидел их.

Танки были привязаны стальными тросами к платформам. На башнях мелькали черные кресты, обведенные белой краской. Танкисты, обнаженные до пояса, загорали. На башне одного танка, свесив ноги, сидел в трусах долговязый немец. Около рта он держал губную гармошку. И хотя музыки ребята не услышали, они поняли, что солдатам очень весело.

– Едут наших бить, – зло произнес Санька.

– Эх, динамиту бы сейчас! – Вовка с отчаянием скомкал ветку можжевельника. – Мы бы им устроили настоящий концерт!

Михась, ломая ветки, бросился к автоматам.

– Чего ждать! Мстить надо!

Вовка тоже схватился за оружие. Положив ствол автомата на сук, стал целиться. Поезд, грохоча, удалялся, и танкиста с губной гармошкой скрыли товарные вагоны и цистерны. Михась нервно нажимал на курок, но автомат не стрелял. Санька подбежал к нему.

– Отдай, раз не умеешь! Надо сначала предохранитель снять.

– Тише вы, вояки! Отставить! – скомандовал Вовка. – Стрелять уже поздно.

Михась погрозил вслед составу кулаком.

Вовка, за ним Санька и Михась снова вскарабкались на железнодорожную насыпь. Стучали по рельсам, пытались отвинтить гайки, пробовали выдернуть железные костыли. Однако ничего не получалось.

– Ура! – вдруг закричал Михась. – Кажется, нашел!

Михась сбежал с насыпи и поднял железную палку, покрытую толстым налетом ржавчины.

– Дай–ка я попробую. – Вовка взял железку, подсунул под рельс и попытался сдвинуть его, но тот не поддавался.

– Зря пыхтим, – устало сказал Санька.

Вовка вытер пот со лба, с досадой размахнулся и запустил палку в телеграфный столб. И попал! От удара провода загудели.

– Меткий ты! – произнес Михась с восторгом.

Возка посмотрел на телеграфный столб, на провода. Они висели в шесть линий, по три с каждой стороны. С верхнего провода опасливо слетели две птички. Так ведь это же связь! Связь! Ее можно нарушить. Ее надо нарушить!

– Санек, Миха! – позвал Вовка. – Мы им сейчас устроим. Айда за мной!

Он кубарем скатился с насыпи и поднял брошенную железку. Санька и Михась спустились к нему.

– Провода! Это телефон и телеграф. – Вовка сделал паузу и посмотрел на одного, потом на другого. – Надо рвать их!

Но его предложение было встречено без энтузиазма.

– Ха! – усмехнулся Михась. – Голыми руками?

– Не голыми, а вот железкой. – Вовка протянул палку.

– Надо перчатки резиновые, током шибанет, – сказал Санька.

Вовка уже хотел бросить палку, но тут неожиданно его поддержал Михась.

– Есть резина!

– Где?

Михась перебежал насыпь, разыскал рваную галошу. Вовка отодрал подкладку и стельку. Осталась подошва и часть носка. Ими он обернул конец железки.

– Ну как изоляция?

– Мировая! – похвалил Санька. – Что надо.

Вовка сунул железку Саньке:

– На, подержи! – и подошел к столбу.

Влезть на него оказалось не так легко. По деревьям Вовка лазил, а по столбам, тем более телеграфным, не случалось. Обхватив столб ногами и руками, кряхтя от напряжения, Вовка медленно поднялся вверх, добрался с большим трудом до изоляторов, уцепился одной рукой за металлическую скобу.

– Давай железяку!

Однако ни Санька, ни Михась подать палку не смогли: Вовка был слишком высоко. Санька огорченно присвистнул. Вовка смотрел вниз, не зная, что предпринять.

– Подожди, я сейчас, – сказал Михась.

Он засунул железку себе за спину под ремень, сунул за пазуху кусок галоши и полез по столбу. Не успел он добраться до середины, как у него выскочила железка и упала вниз.

– А, черт! – выругался Михась.

Пришлось спускаться и лезть снова. На этот раз прошло удачно. Как только Михась спустился и отбежал от столба, раздался треск: Вовка бил изоляционные чашки. Обхватив рукой и ногами столб, Вовка орудовал железкой, словно мечом. Разбив последнюю чашечку, он бросил вниз свое орудие и ловко съехал вниз.

– Все!

Михась поднял железку, схватил кусок галоши.

– Ха! Теперь моя очередь!

Он побежал к другому столбу.

Санька тоже загорелся: чем он хуже? Вовка не стал возражать.

– А теперь куда? – Санька вопросительно посмотрел на Вовку.

– Пойдем рядом с дорогой, – сказал Вовка.

– Еще провода будем рвать? – спросил Михась.

– Может быть, – ответил Вовка неопределенно. – А может, еще что придумаем.

Они шли долго по лесным зарослям неподалеку от железной дороги. Солнце почти село, и лес, пронизанный редкими солнечными лучами, погружался в предвечернюю тишину.

– Надо бы место для ночлега выбрать, – сказал Вовка и добавил уже тоном приказа: – Санька, привяжи корову и догоняй нас. Мы с Михасем пойдем вперед.

Железная дорога делала крутой поворот. Едва мальчишки свернули, как увидели вдали кирпичное здание с освещенными окнами я небольшие избы, крытые соломой. Где–то лениво тявкала собака, доносилось мычание коровы, потянуло дымком, смешанным с запахом жареного мяса.

Подбежал запыхавшийся Санька.

– Станция, – сказал Михась и потянул носом. – Вкусно пахнет.

Сумерки спускались, окутывая голубым туманом дали. Выбрасывая клубы белого дыма, к разъезду медленно подкатил состав и остановился. Из вагонов выскочили несколько человек и побежали к станционному зданию. На семафоре неподалеку от поворота загорелся зеленый огонек.

– Встречного ждут, – догадался Михась.

Вовка обратил внимание на маленькую будку стрелочника, которая стояла за поворотом. Из нее вышел человек с фонарем, поставил его на землю и передвинул стрелку. И вдруг у Вовки родилась дерзкая мысль: «А что, если стрелку поставить на старое место? Тогда встречный поезд врежется в состав!»

Когда ребята подобрались к будке, было уже почти темно.

– Я пойду, – вызвался Михась. – Думаете, не смогу передвинуть рычаг?

– Подожди, – остановил его Вовка. – А если стрелочник увидит, тогда что?

– Давайте запрем его в будке, – предложил Санька.

– У него телефон есть. Позвонит, позовет на помощь.

– А мы провода оборвем.

– Ха! Попробуй! – усмехнулся Михась. – Тут сразу услышат.

Вовка приказал Михасю подобраться к будке и заглянуть в окошко, разведать, что там делается.

Михась ящерицей пополз по картофельному полю. Вовка и Санька сняли автоматы. На разъезде было спокойно, монотонно попыхивал паровоз. Два огненных глаза освещали путь.

– Там один дед, – доложил шепотом Михась, возвратившийся из разведки. – Он сидит на койке и из котелка щи хлебает. Рядом на столике телефон и такая кожаная штука, в которой флажки.

Выслушав донесения разведчика, Вовка тут же принял решение: надо напасть на будку, взять деда в плен, а когда покажется встречный поезд, передвинуть стрелку.

– А если дед не сдастся, как тогда? – спросил Санька.

– Что ты, мы же с автоматами, сдастся, – ответил Вовка тоном, не терпящим возражений, и поднял автомат. – Передвинем стрелку – и ходу.

Пожилой усатый железнодорожник сидел на койке в расстегнутой поношенной форменной тужурке. В руках он держал большую кость и с наслаждением обсасывал ее. Рядом на табуретке, на куске газеты стоял котелок с ложкой и лежал недоеденный кусок хлеба.

Увидев незнакомых мальчишек, стрелочник нахмурился.

– А ну, марш отсюда, шалопаи!.. – Он хотел еще что-то сказать, но осекся, глаза его округлились, кость выпала.

– Ни с места! – как можно солиднее и строже приказал Вовка, поднимая автомат. – Руки вверх!

– Вы… вы што, ребятки? Решили напугать меня, да? – стрелочник заискивающе улыбнулся.

– Ни с места! – сказал Вовка, видя, что он опускает руки. – Убьем.

– Пуль у нас много, – добавил Санька, щелкая затвором. – Мы партизаны.

У старика дрогнули усы, он отшатнулся, торопливо поднимая костлявые длинные руки.

– Партизаны… – прошептал он. – Не трогайте, я русский… Насильно заставили работать… Не хотел, ей–ей, не хотел. Пришли с винтовками… Говорят: или иди работать или становись к стенке… Вот как оно было… Подневольный я… Разве сам пошел бы?

– Когда встречный поезд прибудет? – спросил Вовка.

– Через семь минут, – поспешно ответил стрелочник и добавил: – Эшелон воинский, пройдет без остановки. Ему «зеленая улица» открыта до самого фронта.

– Никак не получается, – сказал Михась, входя в будку. – Стрелка тяжелая, не подыму один.

У железнодорожника затряслись руки.

– Вы… что делаете?.. Я отвечаю…

– А ну выходи, – приказал Вовка. – Передвигай стрелку.

– Попробуй только пискни, – пригрозил Санька.

Железнодорожник вышел. Дрожащими пальцами он сунул ключ, открыл замок, потом, ухватившись двумя руками, передвинул рычаг с квадратным чугунным грузом.

– Теперь что надо, – сказал Михась.

– Запри на ключ, – приказал Вовка стрелочнику.

Тот, косясь на автоматы, щелкнул замком.

– Давай сюда ключ. – Вовка протянул руку.

Железнодорожник отдал ключи и упал на колени.

– Помилуйте! Меня же они… И семью… Не губите… пожалейте старика, – умолял он дрожащим голосом. – Никто же не поверит… Скажут, сам все… Хоть свяжите меня… Свяжите для оправдания.

Санька нахмурился, стараясь скрыть жалость. Михась вздохнул. Вовка, пряча ключ в карман, произнес сочувственно:

– Мы бы связали, но у нас веревки нет.

– Есть веревка, – поспешно сказал стрелочник, – под койкой лежит.

Михась, не дожидаясь приказания, метнулся в будку и вынес моток веревки.

– Ложись, – приказал он железнодорожнику. – Руки за спину.

– Ребятки, – взмолился он. – Вы уж лучше в будке меня свяжите.

– Как хочешь. – Вовка пожал плечами. – Нам все одно.

Стрелочника повели к будке. Его связывали Михась и Санька, а Вовка стоял с автоматом. А чтоб старик не звал на помощь, сунули ему в рот фуражку.

– Глаза надо бы еще завязать, – предложил Михась.

Санька схватил сумку стрелочника, вытряхнул из нее все и натянул на голову.

– Поезд идет! – Михась первый услышал шум приближающегося эшелона. – Бежим!

– Погоди. – Вовка оторвал кусок картона со стены и написал углем: «Заминировано! Восыком». Картонку прикрепил на дверях будки.

Эшелон мчался на полной скорости, сверкая фарами, оповещая о своем приближении гудком.

Вовка, Санька и Михась, не оглядываясь, что есть духу помчались по картофельному полю.

До леса оставалось уже несколько шагов, когда раздался страшный грохот, треск, вспыхнуло огромное пламя, озарившее вершины сосен.

Спустя некоторое время на разъезде послышалась стрельба.

– Ха! – весело произнес Михась. – Попали пальцем в небо.

– Не останавливаться, – оборвал его Вовка, – не шуметь.

Санька тянул на веревке Стелку, но та не спешила. Ей, видимо, не очень хотелось брести по ночному лесу. Михась сорвал ветку и изредка хлестал корову, подгоняя ее.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ,

в которой появляется Тинка

Ночью пошел дождь. Сразу похолодало. Капли уныло, монотонно стучали по листьям.

– Всю ночь будет лить, – сказал Санька, оглядывая небо, – вишь, как затянуло тучами.

– Обложной дождь. – Михась натянул куртку на голову. – Хорошо бы в копну зарыться.

– А как ее найдешь в такой черноте? – Вовка застегнул мокрую рубаху на пуговицы. – На ощупь, что ли?

Легкая одежда ребят стала сырой и холодной. К тому же они потеряли дорогу, шли, натыкаясь на кусты, сквозь мокрые заросли, которые от легкого прикосновения обдавали потоками воды. Корова стала упираться, упрямо мотала головой и жалобно мычала.

Вовка нес автоматы и ведро. Рубаха и штаны прилипли к телу, в ботинках хлюпала вода. Хотелось есть, пить и спать. Все очень устали. Но надо было как можно дальше уйти от разъезда: не оставалось сомнений, что фашисты утром же начнут прочесывать лес.

Скоро мальчишки совсем выбились из сил. Как выяснилось, они забрели на какой–то полуостров: куда бы ни свернули, всюду натыкались на воду.

– Придется до утра тут мокнуть, – устало произнес Санька и сел, вытирая лицо мокрым рукавом. – Не идти же обратно. Да и сил нет.

Вовка, подумав, позвал Михася посмотреть, куда они попали. Михась пошел влево, а Вовка, оставив автоматы Саньке, направился в противоположную сторону. Но не успел он выбраться из кустов, как донесся радостный крик Михася:

– Копна! Нашел сено!

Вовка вернулся.

Мальчишки были рады и этой маленькой, тощей копешке. Они забились под сено, чуть ли не подняв его на своих плечах. Сухое прошлогоднее сено лезло в рот и нос. Прижавшись друг к другу, ребята старались согреться. Все так же монотонно шумел дождь. Где–то неподалеку в лесной чаще противно и страшно захохотал филин: «Хо–хо–хо!»

От его крика становилось жутко. Мальчишки вслушивались в шорохи, вздрагивая от непонятных звуков.

Вовка проснулся от духоты. Солнечные лучи пробивались сквозь тонкий слой сена. В них, как в мутной воде, плавали паутинки и пыль.

– Подъем! – Вовка растолкал Саньку и Михася.

Потягиваясь и позевывая, ребята вылезли вслед за Вовкой из–под копны и огляделись. Солнце уже стояло высоко. Вымытые дождем деревья и трава весело, празднично сверкали.

Небольшой луг, на который они набрели ночью, с двух сторон омывала небольшая речушка. Берега ее густо заросли кустарником. А шагах в двадцати от жалкой копны, в которой они провели ночь, дрожа от холода и сырости, возвышалась большая скирда сена. И как только ее не заметили ночью? Санька и Михась ловко взобрались на нее по тонкой жерди, что стояла рядом.

– Ух ты, мягко как! – Санька растянулся на вершине.

– Ха! Как перина! – Михась лег рядом. – Айда сюда, Вовка!

Вовка к ним не полез. Он занялся оружием: протер автоматы, смазал металлические части кусочком сала.

– Слазьте, – сказал он Саньке и Михасю. – Стелку доить надо.

Михась и Санька нехотя спустились вниз. Санька взял ведро.

Едва Михась скрылся в кустах, как оттуда донесся его тревожный возглас:

– Стелку украли!

Вовка и Санька побежали к нему. Действительно, коровы не было. На примятой траве, где топталась она ночью, круглой лепешкой лежал свежий навоз.

– А может, оторвалась? – предположил Вовка. – Ей тоже не хотелось стоять под дождем.

– Ха! Кабы так, тогда бы хоть обрывки веревки остались. – Михась вздохнул. – Увели корову.

– Я двойным узлом завязывал, – как бы оправдываясь, произнес Санька.

– Молоко у нее было вкусное, – сказал Вовка и с грустью подумал о том, что теперь придется снова переходить на подножный корм.

Михась, насупившись, опустил голову. Он готов был заплакать.

– Вот же ее следы! – крикнул Санька, рассматривая вмятины на земле, заполненные водой.

Вовка и Михась подбежали к Саньке.

– Кажись, правда, коровьи, – подтвердил Михась.

Ребята двинулись по следам. Вовка держал наготове автомат.

– Сте–лка–а! Стел–ка–а! – сложив ладони рупором, крикнул Михась.

– Не ори, – одернул Санька Михася, – вдруг немцы близко.

Неожиданно почти рядом раздалось знакомое мычание.

Ребята побежали на звук. На небольшой поляне стояла Стелка и, подняв голову, тревожно вслушивалась. Пожалуй, впервые за прошедшие дни ребята так радовались. Нашлась их Стелка, жива и невредима!

Корова была привязана. Той же веревкой и таким же двойным узлом.

– Вот те на! Чудеса! – недоуменно произнес Санька, осматривая веревку.

– А может, ты ее здесь вчера и привязал? – не скрывая насмешки, спросил Вовка.

– Ха! Мы тама ее привязывали, – ответил за Саньку Михась. – Я же помню.

– Тогда кто же ее сюда привел?

Санька удивленно пожал плечами.

– Леший, что ли? – произнес тихо Санька. – Такое бывает. Он однажды завел в болото деда Игната и там бросил. Чуть не засосала его трясина.

– Наверное, леший, – сразу согласился Михась.

– Выдумки все! – громко произнес Вовка. – Может, вы и в бога верите?

– Ха! Сказал! В бога не верю, потому что его нет, – ответил Михась. – А леший есть. Вот Стелку отвязал, сюда перегнал и снова так же привязал.

Вовка нахмурился. Тут что–то не так. Но что именно, он не понимал. И потому не стал возражать. Видя, что разубедить друзей ему сразу не удастся, Вовка сказал:

– Есть хочется. Давайте доить Стелку.

– Верно, давно пора, – с охотой отозвался Санька.

Он сбегал за ведром. Вовка и Михась за это время нарвали охапку сочной травы и положили перед Стелкой.

– Давай, Михась, начинай.

Михась присел, протянул руки и тут же обернулся к ребятам.

– У нее. У нее… Кто–то молоко выпил, – прошептал он.

В кустах за его спиной послышалось приглушенное хихиканье. Санька и Михась испуганно переглянулись.

Вовка схватил автомат, торопливо щелкнул затвором.

– Эй, кто там! А ну выходи, а то как стрельну!

– Ой! Не надо стрелять! – раздался тоненький девчоночий голосок. – Не надо!

Ветка зашевелилась, и из–за куста вышла девочка лет двенадцати. У нее в разные стороны торчали косички, широко открытые голубые глаза смотрели испуганно.

– Пожалуйста, не стреляйте… Это я привела сюда корову… Пожалуйста, не стреляйте…

Вовка отвел автомат и с нескрываемым интересом стал разглядывать девчонку.

Девочка была примерно одного с ним роста. Вовку удивили ее глаза. Очень большие и очень печальные. Он не выдержал ее взгляда, нахмурился.

– Как тебя зовут?

– Тинка, – ответила девочка и добавила: – Валентина Граматович.

Санька и Михась пришли в себя. Окончательно убедившись, что перед ними не леший, они вдруг разозлились, что какая–то девчонка смела дурачить их. Санька подступил к ней.

– Ты чего в лесу шляешься? Коров чужих уводишь?

Михась, сощурив глаза, подскочил с другой стороны и поднес к ее лицу крепкий кулак.

Но Тина, к удивлению мальчишек, не испугалась, не захныкала. Она только вздохнула. Ее большие глаза все так же грустно смотрели на ребят. Такое спокойствие особенно задело Михася.

– Ха! И подоить ее уже успела.

Девочка молча кивнула.

– И выпила сама все молоко?

– Нет, не выпила, – сказала Валентина тихим голосом. – Я на землю доила. У меня посуды не было.

– Как же ты чужое молоко могла на землю вылить?

Тинка вздохнула и поучительно произнесла:

– Корову доить надо вечером и утром обязательно. А она у вас с вечера не доена стояла. Разве можно так мучить скотину?

Санька хотел было сказать: мол, откуда тебе это известно, но его опередил Михась.

– А твое какое дело? – грозно сказал он.

Тина так же спокойно посмотрела на мальчишек и отвернулась.

«Странная какая–то», – подумал Вовка и спросил:

– Тинка, а где ты живешь?

– Тут.

– В лесу? – удивился Вовка.

– Ага.

– Ха! Мы тоже в лесу живем, – сказал Михась. – А где твой дом?

– Немцы спалили… – чуть слышно ответила Тина, и в ее глазах заблестели слезы.

Она не договорила и бросилась бежать. Не успели ребята опомниться, как девчонки и след простыл.

– Тю! Сумасшедшая! – сказал, улыбнувшись, Санька.

– Ха! Вот драпанула!

Вовка ничего не сказал. Ему было жаль девчонку.

Тина уже третий день жила в лесу одна. Она боялась выйти на дорогу, боялась возвратиться в село, не решалась пойти в соседнюю деревню, где жила ее тетка. Тина знала, что немцы охотятся за ней, хотят затравить собаками, как мамку и маленького братишку Ивася.

Три дня тому назад над деревней шел воздушный бой. Тина с братом полола грядки с капустой. Вдруг прямо над ними низко–низко пролетел самолет. Тина увидела на его крыльях красные звезды. Ивась от страха заплакал. Наш! За самолетом тянулся черный дымный след.

«Сейчас упадет и взорвемся», – подумала со страхом Тина. Она видела, как однажды упал немецкий самолет и взорвался. Тогда от взрыва все задрожало, стекла из окон выскочили.

Девочка упала между грядами, прижимая четырехлетнего Ивася к земле.

Но самолет плавно сел на колхозное поле и остановился возле речки. Тина видела, как из горящего самолета выскочили два летчика. Озираясь по сторонам, они побежали к кустам. Один из летчиков хромал на левую ногу. «Раненый, наверно», – подумала девочка.