Текст книги "Вовка - сын командира, или необыкновенные приключения в тылу врага"

Автор книги: Георгий Свиридов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

Надвигались сумерки, но покидать безопасное место Вовка боялся. Кто знает, что ожидает его внизу?

Тем более что Санька только свистел, а приходить не приходил. Тоже хитрый!

Вовка привязал себя к стволу еще и кожаным ремешком от планшета. На всякий случай. Если один ремень оборвется, то второй удержит.

Ночь выдалась беспокойная и утомительно долгая. Сидеть на толстой ветке было неудобно. Все тело отяжелело. Вовка невольно вспоминал о ночлеге, который они сооружали себе в кустах. С каким удовольствием разлегся бы он сейчас на сене, вытянул занемевшие ноги!

Утром, когда солнце встало над лесом, Вовка огляделся, потом осторожно слез с сосны и пошел на Санькин голос. Ребята осторожно шли друг к другу. За каждым кустом им мерещилась медведица, каждый хруст под ногой заставлял вздрагивать и прислушиваться.

Вовка первым увидел брата и бросился к нему.

– Санька!

– Идем скорее отсюда, – торопил тот.

О том, чтобы возвратиться назад, взять оружие и, главное, если уцелела, сумку с колбасой и салом, мальчишки даже не подумали. Они спешили уйти подальше от злополучного места. Шли без дороги, наугад.

– Сань, надо бы посмотреть на карту, – предложил Вовка, – а то черт знает куда забредем.

Но Санька махнул рукой:

– Потом. Иди за мной, не отставай.

Подгоняемые страхом, они долго шли не останавливаясь. Лес постепенно редел. Чаще стали встречаться осины, березы, заросли лиственных деревьев. Молодые сосенки среди них тянулись вверх, как будто хотели казаться старше. Трава стала выше и сочней. Меж деревьев то и дело проглядывало солнце. Настроение у ребят совсем бы поправилось, если бы не хотелось так есть.

– Вовка, смотри! – Санька протянул руку.

За редкими тонкими стволами проглядывала большая поляна. При появлении ребят с нее взлетела стая ворон.

– Тут, наверно, бой шел, – подумал вслух Вовка, подходя ближе. – Хорошо бы пистолеты найти. Нам без оружия нельзя, пропадем.

– Человек! – Санька показал рукой под куст и невольно отшатнулся в сторону.

Вовка что–то хотел сказать, но осекся, увидев тело.

Убитый лежал как–то неуклюже, на боку. Одна нога разута, на второй – командирский сапог. От одежды остались одни лохмотья. Только у самого подбородка сохранился кусок воротника с нашивкой, на которой поблескивали шпалы.

Поборов страх, Вовка заглянул ему в лицо. Нет, на отца не похож…

Руки командира были заломлены за спину и у самых кистей крепко стянуты веревкой. Она врезалась в тело. Видно, перед смертью командир делал отчаянные усилия разорвать путы.

– А вон еще, – шепотом сказал Санька.

Изуродованные трупы лежали в разных позах. Руки у всех были крепко связаны за спиной. Вовка заглядывал в лица и каждый раз облегченно вздыхал: нет, не отец…

– Идем отсюда, – сказал глухо Санька, – не могу смотреть.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ,

в которой ребята очутились в особой зоне

Запретная, или, как ее официально именовали гитлеровцы, особая, зона занимала площадь в несколько десятков квадратных километров. Если посмотреть на карту, что висела на стене в кабинете коменданта района, можно было бы увидеть всю ее территорию. Она, словно гигантская подкова, упиралась в болото, возле которого вчера поздно вечером прошли Вовка и Санька. Удирая от медведицы, они не смотрели по сторонам и, конечно, не обратили внимания на врытые в землю столбики с предостерегающей надписью: «Ахтунг! Внимание! Особая зона. За хождение – расстрел».

Границы зоны тщательно охранялись. Патрули день я ночь ходили вдоль колючей проволоки, которая не была натянута только возле болота. Непроходимая топь и дремучие дебри не вызывали опасений у гитлеровцев.

В особой зоне по специальному плану, разработанному в Берлине, предусматривалось создание гигантского лагеря для военнопленных и «подозрительных лиц» из гражданского населения. Комендант района, полковник Клаус, получая назначение сюда, имел личную беседу с самим Розенбергом, министром оккупированных территорий.

– На вас возлагается высокая миссия, полковник, – ласково сказал в заключение Розенберг. – Все эти русские, белорусы, украинцы и, конечно, в первую очередь коммунисты и евреи подлежат, согласно плану великого фюрера, уничтожению.

Полковник Вильгельм Клаус старался оправдать высокое доверие. В течение одного дня он «очистил» территорию особой зоны от посторонних лиц. Эта операция прошла успешно и с немецкой точностью. На рассвете оцепили две деревни. Ни в чем не повинных жителей этих деревень согнали в церковь, закрыли ее, обложили соломой, облили бензином и подожгли.

Когда пламя охватило церковь, из окон стали выскакивать дети, которых выталкивали обезумевшие матери. Но едва они выбегали из пламени, как попадали под свинцовый дождь пулеметов.

В это время большая группа солдат занималась грабежом, или, как это именовалось в официальном документе: «Производилась конфискация трофейного имущества». Гитлеровцы угоняли коров, свиней, ловили кур, индеек, гусей, рылись в крестьянских сундуках и шкафах, сдирали со стен самотканые ковры, забирали шубы, делили сукна и шерсть в сельском магазине, тащили ящики с водкой и вином.

А потом подожгли все дома. На следующий день на месте двух деревень лежала черная обгорелая земля.

В южной части, где границы особой зоны выходили к шоссейной дороге, в поселке бывшего лесничества расположился штаб полковника Клауса и расквартировался гарнизон.

Полковник Клаус в сопровождении охраны объезжал свои владения. Ему понравилось ровное поле, окруженное лесной чащей. Он ткнул пальцем в землю:

– Здесь!

Через час застучали топоры, завизжали пилы. К следующему утру поле было окружено трехметровым забором из колючей проволоки. Поднялись деревянные вышки, на которых были оборудованы огневые точки. А еще через день пригнали первую партию военнопленных.

Это были в основном бойцы и командиры тех полков, которые на рассвете 22 июня, поднятые по боевой тревоге, вступили в неравный бой с полчищами гитлеровских войск.

Колонны пленных все прибывали и прибывали. Среди них было много раненых. Но помощи им немцы не оказывали. О них заботились лишь товарищи. Разорвав рубахи, они сами перевязывали раны, делились последним сухарем, глотком воды.

Эсэсовцы тщательно отбирали пленных с командирскими знаками отличия на одежде, выискивали коммунистов и евреев. Их выстраивали в отдельную колонну и уводили из лагеря. Они исчезали навсегда.

Вот в эту особую зону и попали Вовка с Санькой.

Незаметно мальчики забрели в глубь леса. Идти стало трудно, путь преграждали колючие кусты ельника. Солнце почти спряталось за верхушками сосен и мохнатых елей. Было тихо, сумрачно, прохладно.

Вдруг где–то далеко впереди раздался лай. Ребята прибавили шагу.

– Деревня близко, – сказал Санька. – Собака без человека не живет – волков боится.

Вовка живо представил себе деревушку, со всех сторон окруженную дремучим лесом. «Они, наверное, и не знают, что идет война, – подумал Вовка. – Живут как в медвежьей берлоге». А Саньке явственно виделись добротные срубы, запах парного молока и свежего хлеба.

– Вовка, слышь, в деревню вместе пойдем?

– Вместе.

– А если спросят, мол, чьи и откуда, что говорить будем?

Вовка задумался. Можно, конечно, сказать правду, что особенного. Живут в деревушке наши, они поймут. Идем, мол, к своим, на фронт. Но, вспомнив историю с лошадью, Вовка сказал:

– Может, вообще ничего не рассказывать про себя. Кто знает, какие люди попадутся. С незнакомыми лучше вести себя осторожно.

– Давай скажем, что мы беженцы, – предложил Санька. – Идем домой, к родителям.

– А откуда же мы идем? – спросил Вовка.

– Ну, скажем, – Санька почесал макушку и вдруг оживился: – Скажем, что мы детдомовские!

– Детдомовские?

– Ну да! Тогда нас никуда не отправят.

– Верно, Санька! Детдом уехал, а мы отстали.

Все мысли и заранее приготовленные фразы вылетели у ребят из головы, когда они вышли на опушку. Мальчишки остановились, пораженные необычным зрелищем. Среди пожарища печально вздымались печи, мрачные, как памятники на кладбище. Обгорелые черные деревца без листьев тянули к небу корявые ветки. Толстый слой серо-бурого пепла покрывал землю, огороды, печи и вздымался при легком дуновении ветерка. Стояла жуткая тишина. Лишь лохматая дворняжка, задрав морду, нудно подвывала, глядя на одинокую курицу, которая забралась на печь и, склонив голову набок, косилась на собаку.

Почуяв чужих, дворняжка перестала выть и кинулась было с лаем на ребят. Но, не добежав, она вдруг остановилась, умолкла и виновато завиляла хвостом.

– Трезор, Трезор, на место! – крикнул Санька. К удивлению мальчиков, пес еще радостнее замахал хвостом. – Угадал, как звать, – обрадовался Санька. – Идем, не тронет.

– Что нам делать тут? – хмуро спросил Вовка, кивая в сторону пожарища.

– Как что? – удивился Санька. – Вишь, курица на печи. Поймаем.

– У нас спичек нет, а сырую есть не будешь.

– Огонь найдем. Где–нибудь небось головешки еще тлеют.

Поймать курицу оказалось не так легко. Она с кудахтаньем перелетела с трубы на обугленное дерево.

Вовка схватился обеими руками за ствол березки и стал трясти ее. Курица не удержалась и, отчаянно кудахча, камнем полетела вниз, прямо в растопыренные Санькины руки. Он поймал птицу на лету.

– Есть! – закричал он, прижимая курицу к груди. – Жирнющая!

– Дай–ка сюда! – Вовка взял у Саньки курицу. – Килограмма три будет.

– Давно мы не ели по–настоящему.

– Устроим пир на весь мир, – сказал Вовка. – Зажарим ее на костре. Люблю жареную курятину! Мама часто жарила кур. Ты, Санька, ел куриное мясо, жаренное в сухарях?

– Я больше люблю вареную в супе с лапшой. Вкуснющая!

– Суп я тоже люблю. – Вовка облизнул пересохшие губы. – И с лапшой и с рисом. Но жареное куриное мясо вкуснее.

Курица притихла в его руках, и Вовка отчетливо ощущал ладонями, как тревожно бьется ее маленькое сердце.

– Вовка, крути ей голову, – сказал Санька как можно небрежнее, словно речь идет о чем–то самом обыденном.

– Что? – переспросил Вовка, бледнея.

– Режь курицу.

– Почему это я должен резать ее? – спросил Вовка тихим голосом.

– Потому, что у тебя тесак.

Вовка никогда в жизни не резал кур. Об этом он сказал Саньке.

– Я тоже никогда не резал, – признался Санька и вздохнул.

Вовка протянул брату хохлатку, но тот сделал шаг назад и хитро прищурился:

– Ты командир? Командир. Ну так давай показывай пример. А вот следующую курицу я зарежу.

Вовка молчал. Ему уже не хотелось ни жареной, ни вареной курятины. Но и выпускать курицу было жаль. Нахмурив брови, он сосредоточенно смотрел на хохлатку, потом задумчиво произнес:

– Может быть, у нее есть цыплята…

– Нет у нее цыплят, это не клушка, – ответил Санька со знанием дела. – Она просто яйца несет.

– Яйца – это тоже хорошо, – радостно согласился Вовка, – я люблю яйца, особенно всмятку. Давай подождем день, может, она нам снесет несколько штук, а?

– Не может она нести несколько штук, – возражал Санька. – Она только по одному, да и то не каждый день.

– Жалко, – сказал Вовка, поглаживая курицу.

Неожиданно сзади раздался писклявый голосок:

– А вы тоже немцы?

Вовка и Санька вздрогнули и обернулись. Из–за темной огромной печки выглядывала остроносая девочка лет пяти–шести. Растрепанные волосы торчали во все стороны, серые глаза были не по–детски суровы.

– Вот дура какая! – ответил Санька. – Какие же мы немцы?

– Тогда отдавайте нашу несушку, раз вы не немцы!

– А ты не врешь, что это ваша курица? – спросил Вовка.

– И чего я буду врать–то. Вон, погляди, у нее пятнышко.

Мальчики стали разглядывать курицу. В самом деле, на одном крыле было темное перо.

Девочка осмелела. Получив несушку, она деловитым тоном спросила:

– Вашу деревню тоже немцы сожгли?

Вовка и Санька молчали.

– А нашу деревню сожгли, – не дожидаясь ответа, серьезно сказала она. – Вон там стоял наш дом. Видите березку?

Девочка показала на обугленное дерево, то самое, которое недавно Вовка тряс, сгоняя курицу. Около него в куче пепла и золы стояла печь с высокой трубой.

– Тасюшка! Где ты, моя деточка? – раздался, словно из–под земли, сухой старушечий голос.

– Я тута, бабуня! – оживленно ответила девочка. – К нам пришли два мальчика. Ихнюю деревню тоже сожгли.

Из–за печки, опираясь на палку, вышла старуха. Высокая, жилистая, в рваной одежде. Она пристально посмотрела на ребят.

– Чьи будете?

Мальчишки притихли под ее строгим взглядом. Санька, забыв о договоренности, уже было открыл рот, чтобы сказать откуда и чьи они, но Вовка вовремя перебил его:

– Мы, бабушка, детдомовские.

Санька испуганно глянул на Вовку и проглотил слова, которые чуть не сорвались у него с языка.

– Это из какого же детдома вы будете? – сурово спросила старуха, подозрительно поглядывая на мальчишек.

– Как из какого?.. Из нашего, – чуть замешкавшись, ответил Вовка, – имени Горького…

В разговор вмешался Санька. Он поспешно назвал районный центр, куда не раз ездил с отцом и где действительно был детдом.

Старухины глаза стали добрыми. Она всплеснула руками.

– Горемышные! Аж оттуда и пешком шли?

– Шли, бабушка, – ответил Санька, входя в роль. – Чего ж нам было делать, раз отстали. Детдом–то уехал.

– Даже хлеба не было, – добавил Вовка, вспоминая сумку с едой, которую пришлось бросить в лесу. – Два дня ничего не ели.

– И-и, горемышные! – повторила старуха. – Еду–то найти здесь можно, да только не следует вам задерживаться. Тасюшка, – обратилась она к внучке, – отведи сироток к Серафимовне. У нее печка совсем цела. Пошарьте, авось чего найдете.

Друзья последовали за девочкой.

– А Серафимовна ругаться не будет? – опасливо спросил Вовка, оглядываясь по сторонам.

– Что ты? – возразила девчушка. – Ихнюю семью немцы сожгли. Со всей деревни только мы с бабушкой остались.

В печи действительно стояло несколько чугунков с едой, каравай домашнего хлеба и две крынки с топленым молоком.

Вовка и Санька, к удивлению девочки, опорожнили два чугунка и обе крынки и, кряхтя от удовольствия, улеглись тут же на грязной широкой лежанке.

Подошла старуха.

– Не зазевывайтесь, сиротки, – озабоченно сказала она, – отдохнули малость – и с богом. У нас тут опасно. Немцы кругом. Земля смертью дышит. Вон там, у Черного озера, наши с немцами бой вели, – она показала в сторону березовой рощи. – Туда не ходите, там снаряды всякие и мины, надысь Степанидину корову там разорвало. И туда не ходите, – она показала в противоположную сторону. – Там за лесом, на ржаном поле, немцы кольев понатыкали, колючкой железной вокруг пообтянули и согнали туда, изверги окаянные, множество люду. Вышки понастроили с пулеметами и пушками. Каждый божий день стреляют наших, ироды проклятые, чтобы у них руки поотсохли, глаза повылазили!

Старуха долго ругала фашистов, а мальчишки тем временем набивали карманы остатками еды. Потом старуха вывела их на бывшую околицу деревни.

– Вот так по солнцу пряменько и идите. К полудню на большак выйдете. Только прячьтесь, – напутствовала старуха. – Не попадайтесь на глаза иродам.

– Спасибо, бабушка! – поблагодарили ее ребята и зашагали к лесу.

Войдя в лес, братья понимающе переглянулись и повернули к березовой роще.

– Где–то тут озеро, – сказал Вовка.

– Пошли напрямик, – махнул Санька.

Опытным глазом он нашел еле заметную тропку, которая повела их, петляя между стволами деревьев и колючим кустарником. Ребята двигались с предосторожностями, все время оглядываясь по сторонам и внимательно глядя под ноги.

Впереди сквозь стволы деревьев блеснуло озеро. Ребята подошли ближе. Оно было светлым, как зеркало, обрамленное темной каймой леса.

– Почему его назвали Черным? – удивился Вовка. – Я бы назвал его серебристым. Ишь, как блестит.

Вдруг со стороны просеки донеслись голоса. Санька приложил палец к губам:

– Тсс! Немцы!

Ребята шмыгнули в густые кусты. Затрещали сухие сучья, послышались тяжелые шаги.

Пятеро немцев прошли мимо притаившихся мальчишек. Вовка обратил внимание на их петлицы с двумя немецкими буквами «СС».

Когда солдаты скрылись из виду, ребята вылезли из кустов и, посмотрев, куда ушли фашисты, стали осторожно пробираться в противоположную сторону.

В траве то и дело попадались гильзы, осколки снарядов. У ребят разгорелись глаза. Да, здесь недавно шел бой. Наконец–то они добрались до нужного им места!

Мальчишки, не задумываясь, спрыгнули в первый попавшийся окоп.

– Ты, Санька, иди налево, а я направо, – предложил Вовка. – Дойдем до конца окопа – и назад. Договорились?

– А винтовки брать? – спросил шепотом Санька.

– Только по одной.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ,

в которой Вовка становится командиром танка

Вовка медленно шел по окопу, разгребая землю палкой, заглядывая в каждый закоулок. Нашел несколько гранат, три винтовки, разбитый станковый пулемет. Добрался до конца окопа. Нагруженный винтовками и подсумками с патронами, он повернул назад. Обходя воронку, которая разворотила окоп, Вовка увидел полузасыпанную землей кожаную кобуру. Потрогал ее носком ботинка. Она плотно сидела в земле.

Вовка вынул тесак и стал выковыривать кобуру из земли. Она была небольшой, но тяжелой. Вовка рукавом стер глину, расстегнул кнопку и тихо присвистнул:

– Вот это да!

Пистолет был маленький, на рукоятке сверкала металлическая планка с надписью не по–русски.

«Хорошая вещь, – подумал Вовка и тут же вспомнил: – Кажется, называется браунинг!» У дяди Коли, командира полка, в котором служил отец, он видел похожий. Вовка осмотрел кобуру. В небольшом карманчике лежала запасная обойма.

Вовка посчитал патроны и проверил боевой механизм. Браунинг был в исправности. Вовка расстегнул ремень и надел кобуру. Ремень сразу оттянулся. Пришлось затянуть его потуже.

Подняв винтовки, подсумки с патронами, Вовка, довольный, пошел назад. Он часто останавливался, поправлял кобуру, гладил рукоятку браунинга. Эх, попался бы еще один такой, для Саньки, вот было бы здорово!

Но другого пистолета, сколько он ни искал, найти не удалось, и Вовка заторопился к брату.

В том месте, где они условились встретиться, лежали гранаты, ящик с запалами, две винтовки. Саньки не было. Вовка сложил свое оружие и стал прислушиваться. Он вытащил пистолет и, разглядывая его, не заметил, как подошел брат. Обернулся, когда тот был уже рядом.

– Смотри! – Вовка протянул пистолет. – Настоящий браунинг!

Но, к его удивлению, Санька остался почти равнодушен к находке.

– А ты знаешь, что я нашел? Танк!

– Ври?! – не поверил Вовка.

– Вот тебе и ври. Наш, красноармейский танк. С пулеметами и пушкой. И звезда на башне! Идем, покажу!

Они пробежали несколько десятков метров, и Вовка действительно увидел настоящий танк. Бронированная башня с пушкой, пулеметы, широкие стальные гусеницы с присохшими комьями земли, узкая смотровая щель. Танк был защитного цвета. На башне яркая пятиконечная звезда и белые цифры «413».

– Танк номер четыреста тринадцать, – сказал Вовка. – Понял?

Ребята с нескрываемым восхищением смотрели на боевую машину, трогали гусеницы, зубчатые тяжелые колеса, броню.

Вовка вспомнил, что совсем еще недавно, в день Первого мая, они с отцом смотрели парад на Красной площади. Тогда шли такие же танки, с красными звездами на башнях, грозно подняв дула орудий.

– Махина какая! – Санька ласково похлопал по броне, как хлопают по шее коня. – Силища!

На башне и корпусе танка были видны следы сражения. Вмятины и царапины говорили о трудном бое, который выпал на долю этого стального великана.

Мальчишки несколько раз обошли его, не переставая восхищаться.

– Смотри, веревка! – Санька показал на темно–серый шнур, который лежал в траве.

– Не трогай, – крикнул Вовка, – может, заминировано!

Санька отскочил в сторону.

Вовка, осторожно ступая, двинулся к кустам, куда вела тонкая страшная веревка. Санька шел сзади. В густых зарослях ольхи они увидели убитого танкиста. На нем был кожаный шлем и измазанный комбинезон. В одной руке он держал конец шнура, а другой сжимал зажигалку. Какого–то мгновения бойцу не хватило, чтобы взорвать танк.

Вовка взял у танкиста зажигалку, чиркнул. Язычок пламени вспыхнул и заплясал.

– Дай мне ее, – шепотом попросил Санька.

– Не потеряй. Она нам пригодится.

Мальчишки возвратились к танку. Вовка полез под стальную махину. Там, у днища, лежал продолговатый пакет, перевязанный этим же шнуром. Вовка догадался: взрывчатка. Он попытался отвязать пакет, но узел был крепко затянут. Тогда Вовка вынул нож и хотел обрезать шнур, но услышал Санькин тревожный возглас:

– Не трожь! Динамит!

Вовка хотя и знал из рассказов отца, что динамит сам не взорвется, однако было страшно брать его в руки.

Дрожащими руками Вовка медленно перерезал серую упругую веревку. Санька, присев, широко раскрытыми глазами следил за его движениями. Но никакого взрыва не последовало.

– А я испугался, – признался он, виновато улыбаясь.

– Сматывай! – Вовка бросил ему конец.

Санька поднялся и с усердием стал сматывать веревку. А Вовка с величайшей осторожностью вытащил пакет из-под танка. На лбу у него выступили капельки пота. Он положил этот страшный груз на землю и улыбнулся побледневшими губами.

– Ну, кажется, все, – и добавил с облегчением и радостью: – Танк теперь наш!

Полковник Клаус сидел в кабинете, просматривая утреннюю почту. Прочтя документы, сделав пометки и резолюции, он откинулся на спинку мягкого кресла. Настроение у полковника было приподнятое, даже праздничное. Вчера вечером особую зону посетил штандартенфюрер СС Эрих Трагер. Со своим походным штабом и взводом охраны он направлялся в Минск, накануне взятый штурмом немецкими войсками.

Генерал СС Эрих Трагер остался доволен деятельностью полковника Клауса. Особенно его восхитил лагерь для военнопленных под открытым небом.

– Русские могут жить в любых условиях, – сказал он, снимая кожаные перчатки.

– Так точно, господин генерал! – подтвердил Клаус. – Люди низшей расы в большем и не нуждаются!

Штандартенфюрер устроил смотр гарнизона.

Он поздравил солдат с блестящим началом большой кампании, намекнул на ожидаемые награды и пожелал успешно продолжать великое дело.

Вечером, когда генерал укатил в Минск, офицеры, подчиненные Клауса, устроили попойку. Пили за фюрера, за великую Германию, за победу, за доблестные германские войска, за боевую дружбу и, конечно, за полковника Вильгельма Клауса. Клаус смутно помнит прошедшую ночь.

– Господин полковник, разрешите обратиться? – щелкнув каблуками, произнес адъютант.

– Ну, что там? – холодно спросил Клаус, давая понять, что тот не вовремя потревожил его.

– Обер–лейтенант фон Штрикенхаузен просит принять его.

– Пусть войдет.

В кабинет вошел щеголеватый высокий эсэсовец с бесцветными, мутными глазами. Он лихо вскинул руку:

– Хайль Гитлер!

– Хайль Гитлер! – ответил Клаус. – Слушаю вас, обер–лейтенант фон Штрикенхаузен…

– Господин полковник, солдаты второго взвода вверенной мне роты сегодня совершали обход леса согласно подписанному вами графику и в зоне Черного озера обнаружили совершенно исправный русский танк. Это замечательная находка, господин полковник!

– Отлично, господин обер–лейтенант, – произнес тем же бесстрастным тоном Клаус. – Объявите солдатам благодарность.

– Я это уже сделал, – ответил обер–лейтенант, заглядывая в глаза своему командиру.

Клаус вынул портсигар, протянул обер–лейтенанту:

– Прошу.

Фон Штрикенхаузен поблагодарил, взял сигарету и, достав зажигалку, поднес огонь к сигарете начальника.

– Продолжайте, – сказал полковник, выпуская дым через нос, все еще не понимая намерений барона.

– Как вам известно, господин полковник, кое–где в лесах скрываются остатки разбитых русских армий. – Обер–лейтенант нагнулся к Клаусу и понизил голос: – Предлагаю, господин полковник, объявить тревогу и атаковать танк.

Клаус недоуменно поднял брови: в своем ли уме барон? Атаковать пустой танк? Зачем, с какой целью? Он хотел было уже резко высказать свое недоумение нагловатому пруссаку, но тот его опередил:

– За такую операцию мы с вами, господин полковник, сможем отхватить, – обер–лейтенант сделал паузу, – по железному кресту!

Клаус подался вперед. Первое слово, которое пришло ему на ум, было «жулик». Но, поразмыслив, он сказал:

– Ну, а как же быть с теми солдатами? Они же знают правду.

– Ерунда, господин полковник! Я их предупредил, они будут молчать, как рыбы. Но лучше всего их сейчас же отправить домой, в отпуск.

Клаус встал. Черт возьми, у барона светлая голова! Он впервые тепло ему улыбнулся.

– Эту операцию я поручаю вам, обер–лейтенант!

– Благодарю за доверие!

Вовка и Санька «осваивали» боевую машину. Они перетащили в танк оружие, гранаты, захватили и пакет с динамитом.

– На всякий случай, – сказал Вовка, заметив, что Санька с опаской поглядывает на взрывчатку. Санька понимал, что возражать – значит показывать свою трусость, и смолчал, решив устроиться все же подальше от динамита. Он облюбовал место механика–водителя.

Вовка показывал Саньке, как заряжают пулемет. У него даже родилась идея пострелять:

– Патронов у нас сколько хочешь!

Но Санька его остановил:

– Немцы близко, услышат, мы пропали!

Потом Возка занялся пушкой. Крутил колесики, двигал ручками, открывал замок, заглядывал в дуло и через него, словно в подзорную трубу, рассматривал деревья, озеро.

Все это Возка проделывал с небрежным видом знатока. Саньке и в голову не приходило, что его брат впервые разглядывает вблизи пушку. Самого Саньку больше всего привлекали рычаги управления и педали. Они очень напоминали тракторные, только их было больше и двигать ими было гораздо труднее. Весной этого года в МТС поступили два новых гусеничных трактора. Санькин отец получил один из них, и, конечно же, Санька не упускал случая покататься на машине. Отец охотно объяснял правила вождения и управления и даже несколько раз разрешил Саньке провести трактор по дороге. Так что сейчас Санька двигал рычагами со знанием дела.

– Обедать пора, – предложил Вовка.

Достали остатки еды: краюху хлеба и несколько печеных картофелин, которые нашли в печке Серафимовны. Хлеб застревал в горле, хотелось пить. Вовка увидел в танке баклажку. Она оказалась пустой.

– Давай сбегаю за водой, – сказал Санька. – Тут я видел ручеек неподалеку.

Вовка привстал, уперся плечом в тяжелый люк и приподнял его.

– Вылезай!

Санька высунулся уже было наполовину. Вдруг он уронил баклажку и кубарем скатился назад.

– Немцы!

Фляжка прогрохотала по броне танка. Стало удивительно тихо. Ребята переглянулись.

– Бежим! – прошептал Санька. – Тут мы как в мышеловке!

Но было уже поздно. Солдаты с автоматами в руках наступали со всех сторон. Вовка торопливо задраил люк.

Санька захныкал:

– Говорил тебе… не послушался… Что теперь с нами будет… Да еще динамит тут… Пропали мы!..

– Цыц, курица! – Вовка повысил голос.

– Давай сдадимся, – не унимался Санька. – Может, в живых останемся… Скажем, что нечаянно залезли в танк.

– Замолчи! – крикнул Вовка. – Давай быстрей пулеметную ленту!

Санька дрожащими руками взял пулеметную ленту. Побелевшие, бескровные губы его вздрагивали. Пальцы не слушались, дрожали противной мелкой дрожью, и лента с патронами никак не входила на свое место.

– Быстрее! – командовал Вовка, разворачивая танковую башню.

Немцы шли по просеке спокойно, уверенно. Впереди ехала какая–то большая машина, вроде грузовика, только без кабины. Машина чем–то напоминала лодку.

– Ну и придумают же! – сказал Санька. – Лодка на колесах!

Ребята никогда не видели бронетранспортера.

Вовка навел орудие на машину, схватил снаряд и стал заталкивать его в дуло.

– Огонь! Пли! – скомандовал сам себе Вовка и выстрелил.

Как будто гром раздался у них над головой. Танк, как живой, вздрогнул. Пушка откатилась назад, чуть не задев Вовку, и тут же встала на свое место. Санька, оглушенный пушечным выстрелом, с перепугу стукнулся лбом о металлический выступ.

В рядах эсэсовцев произошло замешательство. Никто из них не ожидал, что русский танк может заговорить, встретить их огнем.

Фон Штрикенхаузен бешено проклинал солдат, доложивших ему, что танк «совершенно пустой».

Второй снаряд угодил рядом с бронетранспортером и перевернул его набок.

– Святая Мария, помилуй и спаси, – зашептал обер–лейтенант.

Он недоумевал. Как так могло случиться? Четыре года он служит в рядах отборной дивизии СС, заработал две медали и железный крест. Правда, ему ни разу не пришлось лично участвовать в бою. Барон слыл специалистом на внутреннем фронте. У фашистской Германии было много врагов, особенно в оккупированных странах. Барон фон Штрикенхаузен устраивал облавы на бульварах Парижа, пытал чешских патриотов в застенках Праги, расстреливал польских граждан в Варшаве. Всюду перед ним были беззащитные противники. И вот он оказался один па один с вооруженным танком…

… В танке стало трудно дышать. Острый, кисловатый пороховой перегар заполнил танк, глаза слезились. От пушечных выстрелов словно ватой заложило уши. Ребята почти не слышали друг друга.

В узкую щель было видно, как немецкие солдаты, отстреливаясь, отходят назад. Санька осмелел. Ему даже стало весело. Пули, словно горсти речной гальки, дробно стучали по броне и отскакивали, как горох от стенки.

Санька поудобнее уселся на кожаном сиденье. Пусть стреляют, все равно броню не пробить. Ему не сиделось на месте, и он, налегая всей грудью, начал двигать рычагами управления. Нажал на одну из педалей, и танк неожиданно ожил. Сначала зачихал натужно раз–другой и вдруг весь задрожал.

Первый момент Вовка не понял, что произошло. Он заглянул вниз:

– Санька, что там у тебя?

– Мотор заработал! – восторженно крикнул Санька, не снимая ноги с педали.

– Ух ты! – воскликнул Вовка.

Санька продолжал двигать рычагами. Танк неожиданно сдвинулся с места и, словно сорвавшийся с привязи конь, помчался вперед.

– Ура! – заорал Вовка не своим голосом. – Едем!

У фон Штрикенхаузена глаза чуть не вылезли из орбит, когда он увидел приближающийся русский танк. Обер–лейтенант притаился за толстой вековой сосной. Он видел, как танк раздавил, словно щепку, крупнокалиберный пулемет и, грохоча, помчался по лесной просеке. На башне танка отчетливо выделялись красная звезда и цифра «413».

Полковник Клаус, проводив обер–лейтенанта на выполнение операции, готовился пожинать лавры победы. Он позвонил в штаб дивизии и сообщил, что его доблестные солдаты задержали русский танк и сейчас ведут бой. На вопрос начальника штаба, нужна ли помощь, полковник Клаус ответил уверенным тоном, что он обойдется своими силами.

– О вашем докладе я сообщу генералу, – ответил начальник штаба, – а вам от души желаю успеха! Везет вам, Клаус, чертовски везет!

– На войне всем одинаково везет, господин полковник, – ответил многозначительно Клаус и, вполне довольный началом, опустил трубку телефона.

Не успел полковник усесться в кресло, занять привычную позу и предаться сладким мечтам, как в кабинет без стука влетел тяжело дышащий эсэсовец в сопровождении адъютанта, видимо не пускавшего его.