Текст книги "Я плохо помню чудное мгновенье"

Автор книги: Георгий Фрумкер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

– Интересно, – спросил я Таню. – Где ты взяла деньги на янтарь? Это во-первых. Во-вторых, на это идиотское ружье и всякое такое прочее. И где логика – сначала дарить янтарь, а потом его покупать. Я тебя предупреждал, что там, – я сделал паузу, – мне делать нечего. А завтра я позвоню твоим и своим родителям и скажу, что ты хочешь увезти их внуков. Вот так. – Ты знаешь, – спокойно заметила Таня. – Все твои беды от того, что ты слушаешь самого себя и вообще не желаешь слушать других. Вот, например, ты задал мне вопрос: откуда у меня деньги. Ну и дождался бы ответа. Так нет – все мелешь и мелешь. А деньги мне, между прочим, дали твои родители. Кстати, теперь можешь пойти и посмотреть на себя в зеркало. Представляю удовольствие, которое ты получишь от своей идиотской рожи. Разумеется, я не последовал ее дельному совету, так как легко сообразил, что выгляжу сейчас не лучшим образом. Итак, на родителей все мои надежды отпали. Что же делать? Я даже не могу представить, как мне придется поменять весь свой жизненный уклад. Все, все, к чему я уже привык: к общей квартире, друзьям, к пулькам по пятницам – все это надо менять, менять на старости лет. Сорок лет, пожалуй, это не совсем старость, но все-таки… Да и языка я не знаю. По-английски объясниться не сумею. По-немецки считаю до десяти. Это не мало. И на большее пока… – Свинство все-таки, – сказал я громко. – Представь ситуацию. Я.. Таня завизжала так, что я даже присел: – Замолчи! А представь мою ситуацию. “Я не могу, я не знаю, я не хочу”, – передразнила она меня. – А обо мне ты подумал?! О Мишке? Об Оленьке? Ты – просто паршивый ин-ви– ди-ду-лист.. Захлебываясь в слезах, она не смогла выговорить это слово, но я как-то догадался. – Ну, ладно, – сказал я примирительно. – Успокойся. Давай сядем и поговорим. – Не хочу я с тобой разговаривать! – отрубила Таня и пошла плакать на кухню. Тяжело вздохнув, я присел на диван. – Батя, – позвал меня Мишка из другой комнаты. – Иди сюда. Я с тобой поговорю, раз мама не хочет. Он сидел на кровати и слушал песни Галича. Затем выключил магнитофон. – Ну, давай, умничай, – согласился я. – Ты вообще догадываешься о маминой ситуации на работе? – он по-взрослому задал вопрос. – А какая ситуация? – развел я руками. – Работает себе и работает. Все нормально. – Ну-ну, – ухмыльнулся Мишка. – Тебя, оказывается, вообще ничего не интересует. А то, что лаборатории зарезали тему, ты не знал? И Марк Григорьевич слег с инфарктом? Что сейчас зав.лабораторией Никонов Петр Иванович, а его заместитель – кто угодно, только не мама? Не знал? Молодец, батя. Приятно видеть человека, которого ничего не интересует и который так спокоен. Две лаборатории сливаются в одну, маму понижают в должности, а ты ничего об этом не знешь! Гениально! Сарказм так и пер из Мишки. Но я реагировал тупо, точнее, никак. Сидел себе спокойно и слушал его тираду. Тем более, что я действительно ничего об этом не знал. – А ты слышал, что Нинку Гендельман из пионеров исключили на школьной линейке и она чуть из окна не выбросилась? – продолжал информировать Мишка. – Из пионерок, – поправил я автоматически. – Какие это у вас пионеры в классе? Уже все комсомольцы. – Не в нашем классе, а в Олином. – Давай так, – сказал я Мишке. – Все это я должен переварить, дай мне сроку хотя бы несколько дней. А после переговорим. – К сожалению, я не думаю, чтобы ты нашел альтернативное решение, – задумчиво проговорил он. – И могу тебе заметить: от тебя зависит многое, но не все. Это было сказано таким серьезным тоном, что мне стало не по себе.

Когда я утром пришел в свой отдел, то обнаружил, что все уже на местах и как-то напряжены. Все – это Лена и Витя Веленко. Олег Николаевич напряжен не был и просто-напросто сладко спал. Я ему позавидовал и решил не будить. – Александр Борисович, – сказала Лена. – Шеф просил Вас зайти к нему в кабинет. Там у него уже сидит наш новоиспеченный. Это просто ужас – такой жлоб с деревянной мордой, – и она грустно добавила: – Жалко мне всех нас. Я бодро вошел к шефу. Николай Иванович ходил по кабинету, а за его столом сидел Жлоб. Да, точнее не скажешь, подумалось мне. Тем не менее, Жлоб поднялся и протянул мне руку. – Здравствуйте, Александр Борухович, – начал он. – Моя фамилия Вусов. Имя-отчество – Степан Петрович. Очень рад с вами познакомиться. – И я тоже, – вяло промямлил я. – Николай, – сказал Степан Петрович. – Ты разрешишь, я в твоем кабинете с полчаса побеседую с товарищем. – Ради бога, – согласился Коля. – Хоть пару часов. – Ну и чудесно, – обрадовался мой будущий начальник. – Очень тебе благодарен. Так-так, они уже на “ты”, хотя, возможно, односторонне. Пока они друг с другом переговаривались, я успел хорошо рассмотреть Вусова. Костюм слегка помят, дешевый и сидит мешковато. Галстук двадцатилетней давности. Но из-под стола выглядывали туфли, которые не вязались с общим видом, ибо стоили на толкучке не меньше 120 рублей. Да и часики, пожалуй.. Дорогой “Ориент”. Я удивленно посмотрел на этого Степана. Коля вышел, жалко улыбаясь. Я проводил его взглядом и резко повернулся к Жлобу. Он был приблизительно моим ровесником. – Ну что, перейдем на “ты”, – начал он первым. – Нам еще вместе работать. Хотя, судя по всему, недолго. Но это будет зависеть, разумеется, от тебя.Заранее предупреждаю: я – физиономист. Раскрою карты, хотя люблю играть втемную. У меня о тебе достаточно сведений, причем, самых положительных. Я не идиот собирать их из личных дел, просто у тебя неважно с памятью. А тем не менее, мы знакомы. Он сделал паузу и стал просто-напросто читать мои мысли. – Значит, так. Я – карьерист, коммунист, умница и жлоб. Запомни: это – априори. Костюм и галстук – для общего фона. Шузы и котел – для души. Не могу же я во всем нашем дерьме ходить. Я сидел и молчал. Во-первых, я не мог вставить ни слова, а во-вторых, мне и не хотелось. Я поймал себя на мысли, что, кажется, он действительно умница. Спич его тем временем продолжался. – А жлобствую я сознательно, потому что, как заметил ранее, я карьерист. И не собираюсь это от тебя скрывать. И не потому, что я успел тебя зауважать. Нет. Ты не принадлежишь к кругу моих близких друзей. А потому что я – реалист. Ты завтра, к примеру, ненароком встретишь Алика, случайно разговоришься и.. Тут он внезапно замолчал, упершись в меня взглядом. И я его узнал. А узнав, чуть не свалился со стула. Это был один из самых сильных игроков во все карточные игры. Нет, он не был, что называется, каталой, но играл блестяще. Мы с ним познакомились лет пятнадцать назад, когда я еще играл на очень высоком уровне, не то, что сейчас. Степан не блефовал, он в самом деле, как в картах, просчитал все варианты. Даже не выпустил случайной встречи с Аликом, с которым мы не виделись с десяток лет, но все может быть. – Ну, вот, – удовлетворенно заметил Степан. – Вижу, что вспомнил. Теперь вернемся к нашим баранам, то есть ко мне. Я не антисемит и не дурак. Меня не волнует, что будет делать наш отдел, кто где будет находиться. – лишь бы все выдавалось вовремя и все было официально. Премии будут всем. Лично меня, – он опять ухмыльнулся, – деньги, как ты сам догадываешься, не волнуют. Коля скоро вылетит, но я постараюсь его куда-нибудь пристроить. Через пару месяцев я буду в этом кабинете. Этот вопрос решил не я, и Коля это знает. Тебе, конечно, Александр Борухович, начальником отдела не быть, но самое страшное, я знаю, кого пришлют. Поэтому и сказал тебе, что наша совместная работа зависит не от меня.. – А кого, интересно, пришлют? – я нарушил молчание. Мне уже было все равно. Я понимал, что скоро станет очень хреново, и самое главное– уже ничего нельзя изменить. – Пришлют, к сожалению, не законченного болвана, – продолжал Степан. – Это для тебя было бы неплохо. А страшного демагога и антисемита. Я тебе гарантирую, что ни одного еврея здесь не останется. Самое смешное, что он сам – еврей, Исаак Израилевич Ревич. Вот так, – сказал он, радостно потирая руки. – Он-то у меня попляшет. Но ты, к сожалению, попляшешь у него. – Давай бухнем, что ли, – предложил я. – Ну, нет. Я же тебе сказал, что делаю карьеру. – ответил он. – После работы – уполне. А в отведенное время для созидания социализма – ни грамма. И, кстати, скажи алкашу нашему, чтобы глупостей не натворил. Легонько так намекни. Чтобы не было эксцессов. Кстати, Дмитрий Запольский, могу тебя обрадовать, умней тебя оказался. Я даже не сделал попытки возмутиться, а просто спросил, как он дошел до такой гениальной мысли. – А просто, – сказал Степан. – Уволился, учит английский и не занимается строительством коммунизма. – Откуда ты все это знаешь? – полюбопытствовал я. – А это я ему английский и преподаю. Ему и еще четырем гаврикам. Кстати, знаю еще и немецкий, – добавил он многозначительно. – Так что, если понадобится, то с нашим удовольствием. Я вернулся обратно в отдел и сел за свой стол. Олег Николаевич уже проснулся и был злой, как черт. Витя что-то читал, а Лена красила ногти. – Ну, что, как там Жлоб? – спросила она почему-то шепотом. Я усмехнулся. – Ребята, слушайте меня внимательно. Повторяться не буду. И вообще советую ни с кем ничего не обсуждать. Скажу одно: вам очень повезло со Степаном Петровичем, ясно? И забыли. А тебе, Олег Николаевич, я разъясню отдельно. Тут же у всех улучшилось настроение – много ли людям надо. За исключением, конечно меня, но это было естественно. В обед заявился Димка. – Ну, как дела? – спросил он бодро, не ожидая ответа. – А ну-ка, давай выйдем, Дмитрий Александрович, – сказал я выпихивая его в коридор. – Что же ты, скотина, не сказал, кто будет начальником? – зловеще прошептал я. – Ну, знал, – опешил Димка. – Но я не думал, что вы знакомы. А что? – А то, – начал я умно, не зная, как продолжить. – Александр Борисович, я же Вам ничего плохого не говорил, – Димка уже забыл, что мы с ним договорились перейти на “ты”. – Значит, английский изучаешь? – спросил я с сарказмом. Ничего лучшего я спросить не мог. – Йес, – гордо ответил он и еще что-то добавил, но я не понял. И он сказал доступнее для меня: – Хотите – верьте, хотите – нет, но там в основном говорят на английском. – А о чем ты хотел со мной поговорить? – Да, понимаете, – Димка чуть замялся. – Таня говорила, что у вас мало денег. А я знаю одного человека. Он может одолжить один к пяти. – Что один к пяти? – не понял я. Тут Димка, видимо, вспомнил, что мы с ним были на “ты” и ошарашенно посмотрел на меня. – Саша, -спросил он тихо. – Ты что, притворяешься или издеваешься? Или считаешь меня полным идиотом? – Да ни черта я не знаю, – ответил я невесело. – Тогда возьми отпуск на пару дней, – предложил он и добавил: – Поверь мне, если б я тебя не уважал, то послал бы куда подальше. А так готов убить на тебя пару дней, может, вылезешь из своего панциря. – А откуда ты Таню так хорошо знаешь? – Да не знаю я ее хорошо, – удивился Димка. – Видел пару раз, когда она к тебе на работу приходила. И тогда, у Беллы с Изей.. – А ты разве был у них на проводах? Что-то я тебя не припомню. – Да когда я пришел, ты вообще мало что помнил. А Татьяна твоя красивая. – добавил он завистливо. – Ну, что, берешь отпуск? – Беру, – сказал я резко. Однако сразу отпуск взять не удалось. Степан тут же заартачился. Сказал, что пока он не войдет в курс дела, а это продлится как минимум две недели, отпуск он не разрешит. Эти пара недель проскочили без особых приключений, если не считать подачи заявления Попова. Моисей Ефимович Попов решил уматывать. Это всех обрадовало. Он даже не был завистником, а просто склочником, который заваливал начальство анонимками. Ума, видать, он был небольшого и, чтобы подстраховаться, написал анонимку на себя, обвиняя себя в связи с калькировщицей – весьма симпатичной особой. Николай Иванович, кажется, впервые за все время, дал ход делу и устроил общее собрание, на котором присутствовала русская жена Попова, одолжившая ему свою фамилию. Шеф успел подготовить калькировщицу, и та при всех заявила, что беременна. Моисей Ефимович был бит женой прямо на собрании. Но это была уже другая история. А чего он решил уезжать, я понять не могу, да и не очень-то хотелось. Через пару недель, без всяких напоминаний, Степан дал мне отпуск. Причем, тут же приехал Димка. Так что я всерьез стал подумывать о заговоре против меня. – С завтрашнего дня поездим по Киеву, – тут же бодро заявил Димка. – Поездим, поездим. – пробурчал я. – А куда? – Завтра увидишь, – загадочно протянул Димка. Жена все эти дни ходила радостная. Мишка относился ко мне с таким вниманием, что однажды даже принес мне тапочки. Все были почему-то в восторге от моего недельного отпуска. Я даже стал подозревать в этом Димку, но Таня заявила, что понятия не имеет, о чем я говорю. Все началось с понедельника. С утра я вознамерился выспаться хотя бы до десяти, но в восемь заявился Димка. – Ты чего это в такую рань? – возмутился я. – Нечего терять драгоценное время, – заявил он. – Поехали. Я попытался сопротивляться, но он обладал железной хваткой и, осознав это, я уныло стал собираться. Захватив 25 рублей, оставленных Таней, мы вывалились из квартиры. – Есть хочу, – жалобно заканючил я. – Позже, все позже, – нагло ответил Димка и потащил меня к машине, стоящей у дома. – Познакомься, – заявил он, усаживаясь. – Это человек, о котором я тебе говорил. Разумеется, я не понял, к кому относилась эта расплывчатая фраза. То ли ко мне, то ли к хозяину машины. Впрочем, он тоже не понял, и так мы представились. – Вот и получилось, – сказал мой новый знакомый, продолжая разговор, начатый с Димой, – что теперь я нищий. – Ну, уж, так прямо и нищий, – недоверчиво протянул Димка. – Нет-нет, – горестно замотал головой чудак, – именно нищий. Мне показалось, что он этим упивается, но я на всякий случай промолчал. Как выяснилось, он что-то учудил с каким-то большим бриллиантом. То ли он его съел, то ли его шурин, так я и не выяснил. Я только понял одно: там, где его ждали, по необъяснимым причинам его не оказалось. Сначала я думал, что шурина, потом понял, что бриллианта. Меня страшно заинтересовали подробности, но они с Димкой от меня отмахнулись и я остался в неведении. – Приехали, – сказал хозяин машины, имя которого я уже успел позабыть. Димка сунул ему червонец, и мы вышли. – Большая сволочь, – заметил он и тут же добавил: – Но хороший человек. И к тому же богатый. – Да он только что распинался, что нищий. – возразил я. – Ну и псих же ты, Александр Борисович. Это же тот тип, который может одолжить деньги один к пяти, – возмутился Димка. – Он тебе дает пять тысяч рублей, а ты ему там отдаешь тысячу долларов. – Откуда же я там возьму целую тысячу долларов? – перепугался я. И тут же сообразил, что не сказал главное: мне вообще не нужны никакие деньги, поскольку я никуда не собираюсь! Я еще подумал про себя, мол, сколько можно быть тряпкой, ведь они тобой вертят, как хотят. – Да брось ты, – опять отмахнулся Димка. – Возьмешь, еще и не одну тысячу возьмешь. Я вчера из Чикаго письмо получил, от Давида. Так ты знаешь, сколько он получает? – А Голиаф сколько? – неудачно пошутил я, да так, что сильно разозлил Димку. – Послушай, Александр Борисович, – он почему то перешел на шепот. – Я не только о вашей семье забочусь, а прежде всего о себе. С твоим профессиональным уровнем ты через пару лет сможешь заиметь собственную фирму, в которой я у тебя смогу работать. Считай, я сейчас трачу время на тебя с расчетом на будущее. А ты тут еще шутишь. Так вот. Давид получает 32 тысячи в год. А ему до тебя, как мне до него. – А я тебя не возьму к себе, – в пику Димке произнес я шепотом и тоже зло. – Ага, вот этого я и добиваюсь, – нелогично заключил он. – Лучше посмотри туда. Толпа, которую я увидел, напоминала мне болельщиков киевского “Динамо” после выигранного матча, а может быть, и после проигранного. Народу была тьма-тьмущая, так что я чуть не присел от удивления. – Что это? – спросил я у Димки. – Объясняю, – он уже говорил спокойно. – Это – ОВИР Днепровского района. – И ч-что, – как то неуверенно спросил я. – Здесь все евреи? – Ну почему же? Украинцы тоже есть. И русские попадаются. Но в основном – да. – Он взял меня за руку. – Идем, я тебя познакомлю тут кое с кем. Я поперся за ним, сам не зная, зачем. Мне подумалось, что с самолета это столпотворение выглядит, как муравейник. Хождение в народ заняло у Димки минут двадцать, пока он разыскал того, кого собирался. Как это он умудрился сделать, мне было непонятно, потому что через пять минут постоянного толкания потерял всякую способность что-либо соображать. Димка познакомил меня с Марком Абрамовичем (причем, это была фамилия, а не отчество), который почему-то мне обрадовался, как родному. Он оказался кандидатом физико-математических наук. Математик пер из него на каждом слове: “я подсчитал, я вычислил”, и в том же духе. По его подсчетам выходило, что евреев будут бить через восемь месяцев, а вычислил он, что стоять в ОВИРовской очереди надо года два. Совместить это он никак не мог, и очень при этом мучился. На мой вопрос, какого числа нас будут бить через восемь месяцев, ответить наотрез отказался. Я начал его успокаивать, разумно предположив, что, может быть, в последних числах месяца. Тогда получается не восемь, а целых девять месяцев, а это уже кое-что. Толпа производила тягостное впечатление. Не может быть, чтобы они все были идиотами. А если нет, тогда выходит, что идиотом оказывался только я. Хорошенькое дельце! В толпе все время шастали подозрительные типы. Один попытался вмешаться в разговор, когда все заговорили, как нас “режут” на работе, и стал давать невразумительные советы. Димка в грубой форме попросил его отвалить. Я решил пока помалкивать, ко всему прислушиваться. Конечно, мне это не очень удавалось, но толкотню я все же сносил терпеливо. – Ну, что, – наконец спросил я с надеждой Димку, – еще немного погуляем и пойдем? – Слушай, Александр Борисович, – удивленно заметил он. – Я ведь все это для тебя делаю. Смотри, люди и поумней нас уезжают. – Вот, спасибо, что дотянул меня до своего уровня. – А ты без своего сарказма не можешь. – он опять начинал злиться. – Да оглянись вокруг, посмотри, что делается. А, впрочем, – он махнул рукой. – Пошли отсюда. Мы с трудом выбрались, и тут я обнаружил, что у меня вытащили в толпе список с продуктами и деньги. – Ну, деньги – я понимаю, – сказал я. – но зачем им список продуктов понадобился. Жаль, – добавил я уныло, – что не написал адреса на бумажке. Они бы прямо домой привезли. Димка взял такси и повез меня домой. Всю дорогу он почему-то молчал. Высадив около дома, махнул рукой и уехал. – Потерял я денежки, – сказал я Тане горестно. – Вместе со списком и нервами. – Ну, положим, в первое и во второе я верю, – спокойно отреагировала она. – Но насчет нервов – это ты врешь. Их у тебя просто нет. Тебя же ничего не волнует. ” Ну, все, – подумал я. – завела пластинку.” На следующий день Димка не приехал. Я провалялся весь день на диване в полудреме. Но, тем не менее, отдохнул неплохо. А в среду зачем-то поперся на работу. Там не было ничего интересного, за исключением случая с Семеном из сметного отдела. Я Сему страшно уважал. Все свои неприятности он переносил стоически. Были, правда, у него две слабости. Во-первых, он страшно боялся всякой техники. Так, простая скороварка вызывала у него шок. О таких сложных вещах, как утюг с регулятором температуры я уж не говорю. А во-вторых, он страстно любил ездить в командировки. Скорее всего, из-за возможности сэкономить на суточных пару рублей. Трудягой Сема был удивительным. Я, помню, просидел в их отделе часа четыре, все время болтая с Женечкой – красивенькой такой девочкой. Так он все это время вертел своим арифмометром. Я просто умилялся. В день моего отпуска Сеня отправился в очередную командировку с начальниками двух отделов в Москву. В какой гостинице они остановились – не знаю. Но комнату получили с огромным трудом. Причем в люксе. Едва завалившись туда в полчетвертого утра, они увидели там спящего грузина. На два места у них было четыре человека. Один уже, слава Богу, спал. А наши располжились на диване, кровати и раскладушке. Сене достался диван. Что произошло дальше, я узнал от Олега Николаевича, который, рассказывая об этом мне, был, как ни странно, абсолютно трезв. Собственно говоря, о случае в гостинице уже знал весь институт. Что эти умники съели днем – история умалчивает. Но все трое маялись животами. Было уже около четырех утра. По своей природной скромности, Семен пошел в туалет последним, и, судя по рассказам, ели добежал. На его несчастье, в туалете было биде. Что ударило в голову Сене, неизвестно. Назначение самого биде тоже ему оказалось незнакомым. Шансов не бывает 50 на 50, во всяком случае, для Семена, который использовал, вероятно, по какой-то своей внутренней интуиции это биде не совсем по его прямому назначению. Это бы еще куда ни шло, но его природное любопытство взяло верх и при слитии воды он решил туда заглянуть. Уходили они в четыре тридцать. Причем все трое заявили кастелянше, что грузин там натворил нехорошие вещи. И больше находится с ним в одном номере они не намерены. Все это было рассказано по телефону из Москвы, неоднократно прерывалось истерическим хохотом и клятвенным обещанием не включать разговор в отчет по командировке. – Ну, так вот, – заключил Олег. – Значит, и этот уедет. Жаль, хороший парень, хоть и непьющий. – А ему-то чего уезжать? – удивился я. – Так ведь засмеют, – просто заметил он. – Весь город знать будет. – Ну, это ты уже утрируешь. Не весь. – Посмотрим, – меланхолично промолвил трезвый Олег Николаевич и отправился курить. Я покрутился еще минут десять в отделе и заглянул к Степану. У него в кабинете никого не было. – Ну, чего приперся? Дома не сидится, что ли? – спросил Вусов. – Да черт его знает, – пожал я плечами. – Все что-то не так. – Нет, Саша, все будет так, – заметил он спокойно. – Не скоро, но будет. А ты, давай, сваливай. Сейчас ко мне ба-альшое начальство заявится. Придется нарушить закон и выпить на работе. Так что, бывай… По дороге домой увидал очередь и решил на всякий пожарный встать. Оказалось, что давали яйца. Четверть часа простоял, скучая. А потом послышалась весьма своеобразная ругань и я заинтересовался. Дело было в том, что продавщица положила покупательнице битые яйца. И та, и другая были очень деревенскими бабами, но ругались удивительно по-городскому. – Ехай в свой Зраиль, – кричала одна, – и там обманывай усех! – Сама езжай в свой Израиль, – орала другая на более русском языке. Они, видимо, были уверены, что страшно оскорбляют друг дружку. Минуты три я послушал эту ругань, постепенно сходившую на убыль и становившуюся все более вялой, а потом сказал мужику, стоящему сзади: – Мне место не держи. Я ухожу. – Чего это вдруг?– спросил мужик. – Да просто не хочу иметь дела с жидовками. Ну, а на самом деле мне хотелось дать какому-нибудь жлобу в морду. Весьма опасное для меня состояние! Димка так больше и не появлялся. До конца недели я тихо пролежал на диване, перечитывая Чехова. Все было лень. За это время ничего интересного не случилось. Разве что Таня, разговаривая по телефону о кораллах, выдала классику. Выясняя хотя бы приблизительно цену на них, она заявила: – Ну, если это дорого, то мне и даром не надо. Что такого она сморозила, Таня, наверное, и сама не поняла, а я свалился с дивана, корчась от дикого приступа смеха. Кстати о диване. Зная мою страстную привычку к чтению на диване, Левка на наш с Таней 15-летний юбилей написал стихи на мотив песенки из “Гусарской баллады”: Он лежа с книжкой на диване. А это, верьте мне, не каждому дано, Сумел жениться на Татьяне Давным-давно, давным-давно, давным-давно..*

*Стишок написан моим другом Иосифом Фельдманом.

В понедельник в полдевятого я заглянул к Степану. Он махнул мне рукой, не переставая разговаривать по телефону. Я махнул ему в ответ, и поплелся в свой отдел. За бывшим столом Бориса Ефимовича, а ныне Елениным, сидел какой-то тип лет пятидесяти пяти с уродливыми усиками и лысиной. “Наверное, у него страшно противный голос”, – подумал я. Однако тип поздоровался, и очень даже приятным голосом. – Рад вас видеть, Александр Борисович. Моя фамилия – Ревич, – добавил он улыбаясь. – Я назначен начальником вашего отдела. – Ну, – спокойно заметил я, – в этом я сомневаюсь. Вы – начальник своего отдела, а не моего. – Да, да, – заторопился Ревич. – Вы абсолютно правы. Именно моего. Так что, пожалуйста, введите меня в курс дела. – Рад бы душой, но вот отсутствовал неделю. Так что все узнаете у товарища Беленко. А как ваше имя-отчество? – полюбопытствовал я. Ревич как-то подозрительно огляделся вокруг. – Иван Иванович. – А-а, так я и догадался, – сыронизировал я. Ревич вспыхнул. – А что, вам не нравится имя Иван? – Отчего ж, – сказал я. – Прекрасное имя. Сказочное. И былинное.. Таким именем можно гордиться… Мне хотелось еще немного поюродствовать, но я передумал. А в перерыве Ревич решил собрать совещание отдела. Все тут же воспротивились. Олег придумал, что должен встретиться с женой. Беленко заявил, что не может собираться так спонтанно, так как у него, увы, запланирован важный визит. Ревич настаивал, собираясь, видно, проявить власть. “Да, ума у него – палата, – подумал я. – Попросил бы меня, и все бы просто образовалось.” Собрание он провел после перерыва, и весь его смысл, то есть, собрания, состоял в глубочайшей мысли, что, оказывается, нужно беречь народную копейку. – Да, копейка тоже денег стоит, – произнес я что-то из Татьяниных изречений, в упор смотря на Ревича. – Это Вы? – спросил он, внимательно вглядываясь в меня. – Да нет, жена, знаете ли, жена, – скромно ответил я. – Как хорошо сказано. Надо запомнить, – пробормотал Ревич, и я навсегда утвердился в том, что он абсолютный идиот. Ночью разболелся зуб. Я даже не мог понять, какой именно, потому что болела вся сторона. Минут пятнадцать я цыкал и отплевывался. После этого встал и принял пирамидон. Попытался читать Стругацких, но тут стала роптать Татьяна. И все равно я не мог сосредоточиться. Вернее, сосредоточиться-то я мог, но только на зубе. Пирамидон не помогал, я представил, что завтра надо идти к врачу, и от этой мысли меня прошиб холодный пот: я страшно боялся зубных врачей. К обычной боли относился по-философски, а вот к зубной… Пальцем стал ковырять в зубе, думая, что полегчает. Легче не стало вовсе, зато схватило живот. Благо, ночью никакой очереди не было, и я добросовестно проторчал двадцать минут в туалете. Приплелся в комнату и, абсолютно измочаленный, забылся часа на два. Проснулся уже под утро. Зуб болел уже не так сильно, но живот… Приняв очередную таблетку пирамидона и кое-как пререкусив, помчался на работу. Помчался, потому что мой живот не давал полной уверенности не только в завтрашнем дне, но не гарантировал спокойствия даже на ближайшие пять минут. Весь день прошел, как в тумане. Зубная боль, пирамидон, туалет – это был какой-то замкнутый круг. – Куда это Вы все бегаете? – с подозрением покосился на меня Ревич. – Да вот, с Анатолием Дмитриевичем не могу договориться на счет преферанса, – заметил я, убегая в очередной раз. Правда, я успел заметить совершенно обалдевшее и прекошенное лицо Ивана Ивановича. Дело в том, что названный мной Анатолий Дмитриевич был начальником Главка. Домой я уже не вошел, а вполз. Таня задумчиво перебирала коробку с порошками. – Просто какая-то мистика, – удивлялась она. – Я только вчера купила пачку пургена и положила в коробку. Интересно, куда она могла исчезнуть?.. – Ох, Таня, – горестно произнес я. – Мне сейчас не до пургена. Мне бы бесалол… Но тут мне что-то ударило в голову. – Что? Что, ты говоришь, исчезло? Пурген? В принципе, он исчез не весь, так как одна таблетка еще оставалась в пачке. – Я его еле достала, – грустно сказала Таня и заметила мне с укором: – Его сейчас нет нигде в аптеках. А ты взял и съел. – Ну да, – заявил я злорадно. – Еще купишь, я еще съем. – Зачем? – А вкусно, – сказал я, уходя в туалет и думая о том, что все женщины такие дуры. К врачу, все же, мне пришлось пойти, в свою районную поликлинику. Спросил в регистратуре, когда принимает Марк Семенович. Мимо проходила заврегистратурой, моя соседка с нижнего этажа. – А-а, Александр Борисович, – обрадовалась она. – С чем к нам пожаловали? – Да вот, к Марку Семеновичу пришел, зуб болит. – К нему теперь не приходить, а лететь надо. Он принимает. Но только в Балтиморе. Так что ты иди-ка ты лучше к Федоренко, пока он здесь, – посоветовала она. – Ваня не хуже Марка. – Что Вы имеете в виду под словом “пока”? – весьма удивился я. – Иван-то куда денется? Конечно, особой любви к дантистам я не испытывал, но наших знал всех хорошо. – Так ему Марк уже вызов прислал, – развела руками соседка. – Они же дружили. Вот теперь он бегает везде, доказывает, что дед у него – еврей. – А что, – заинтересовался я, – у него действительно дед был еврей? – Ладно, Александр, не сходи с ума. Какой там еврей, – улыбнулась она. – Ну, что, будешь записываться к Федоренко? – Давайте, – махнул я рукой. – Какая теперь разница, к какому еврею идти. Вы знаете, Розалия Абрамовна, – спросил я ее, ища сочувствия, – Вчера я почти всю пачку пургена слопал… – А-а, значит, и ты перепутал пачки. Это уже четвертый случай, – усмехнулась Розалия Абрамовна. – Они выпустили очень похожие упаковки. Вчера приходил какой-то профессор и страшно ругался. Он съел всю пачку и вынужден был отменить лекции.. Соседка ушла, а я утвердился в мысли, что все-таки не кретин. Даже отечественная профессура ест пурген. У Вани Федоренко были действительно золотые руки, что там Марк. – Ты-то куда мотаешь? – спросил я его доверительно. – Что там делать будешь? Помнишь, у Высоцкого: “Где на всех зубов найти”? – Брось ты. Я тебе не психиатр, – отрезал Ваня. – Слушай, ведь ты на еврейке женат? – Еще какой! – Так давай махнемся женами! – на полном серьезе предложил он. – С доплатой? – поинтересовался я. – Ну, не сходи с ума. Временно. – успокоил он меня. – Нет уж, я к женщинам привыкаю. – Тогда закрой рот, – сказал он. – Вернее, открой.. Я открыл, и через пять минут остался без зуба. Боль прошла, как не бывало. Ай да Ваня, ну как теперь без него?! На работу уже не пошел. Сунулся к Яшке на участок. У входа встретил перепуганного Игоря – бригадира с участка. – ОБХСС у нас сидит. – только и прошептал он. – Не ходи туда. – А что, хотелось бы посмотреть. – Чего смотреть-то? – удивился Игорь. – Да ОБХСС же сидит, – попытался пошутить я, но Игорь на меня так взглянул, что я не стал развивать свою мысль. – Саша, – сказал Игорь, – хреново. Мне ОБХССник сказал: “Это только начало”. “Вот вот. – подумалось мне по дороге домой. – Яшка-то, видно влип. А я еще и Колю подставил, удружил, называется.” Но, как оказалось впоследствии, Яшка действительно влип, а на Колю вообще не обратили никакого внимания, не успев ничего инкриминировать. А, может, решили пока подождать. Все это я узнал от самого Коли вечером. Пришел он, страшно ругаясь. – Тебе днем с огнем не дозвониться! – орал он. Оказывается, кто-то умный из наших снял трубку, но обратно не повесил. Вот так она и пролежала целый день сверху на аппарате. – И что теперь будет? – спросил я его. – А я знаю? – развел руками Коля. – Понимаешь, в Управлении все перепуганы. Главный инженер просил, чтобы я временно принял дела. А я еще не во всем разобрался. – Ну, не беда, – я похлопал его по плечу. – Ты мужик грамотный. А вот что с Яшкой будет? – Пока дал подписку о невыезде.. – Вот это идея! – закричал я. – Скажу я Тане, что тоже дал подписку о невыезде. Шутка моя опять не прошла. Впрочем, Коля сейчас больше волновался о самом себе. “Ну-ну, – подумал я. – Какая же ты скотина. Все о себе, о себе..” Хотя, как говорит Таня, “ты о себе тоже больше думаешь, чем о других”. Вот мы с Колей из той же когорты.. Это произошло внезапно. Как болезнь. У меня что-то сломалось. Исчез юмор. Шутки перестали смешить. Ну, не все. Экстраординарные еще могли расшевелить. Но сам чувствовал, что как-то поскучнел. Даже Лена заметила. – Слушайте, Александр Борисович, – сказала она, когда в отделе никого не было. – Что с Вами происходит? – А в чем дело, Елена Прекрасная? – спросил я. – Что Вы имеете в виду? – Да вот, – сказала Лена, – раньше мне было то жарко, то холодно. А теперь одна и та же температура. – То есть, как это? -удивился я. – А Вы меня раньше по нескольку раз в день раздевали взглядом. А сейчас все так стабильно, что мне даже не нравится. Я приободрился. – Видите ли, Леночка. – сказал я, – к хорошенькой легко привыкаешь. Дальше поговорить не пришлось. Заявился алкаш. – Баб, – сказал он(они уже в открытую называли меня Бабом), -новость. – Ну, – сказал я, – давай. Но если опять о правительстве – лучше заткнись. – Да плевать мне на правительство, – заорал он. – Я их в гробу всех видал. Я, может… – Хорош, – крикнул я. – Не заводись. Нормальным языком излагай новость. – Значит, так. – сказал Олег. – Этот ваш Иван подписал договор с радиозаводом на проектирование нового здания. Вот. – Не договор, а договор, – спокойно сказал я. – Русскую языку надо знать. Да и мне что с того? Будет работа – будет прогрессивка. – Александр, – сказал Олег, глядя на меня трезвыми глазами. – Ты что, ухи объелся?! – И отчеканил. – Радиозавод – это допуск по первой категории. Будешь подписывать подписку. – Ну, ты даешь выражения, – сказал я, чтобы что-то сказать. – Подумаешь, подпишу. – Ну и подписывай, если Вы дурак, – грубо сказал Олег. – Мне-то что. Я – заложник. А тебе – жить да жить. – Олег, – сказал я тихо. – А скажи, ты бы на моем месте не подписывал? – На твоем месте меня бы уже не было на этом месте давно. – Ага, – сказал я, – понял. И быстро вышел из комнаты. Минут пять я стоял и курил. Потом подошел к колиной двери и рванул ее на себя. У Степана в подобострастной позе стоял мой шеф. – Исаак Израилевич, – сказал я. – Выйди вон. – Что вы сказали? – изумился шеф. – Я сказал: выйди вон на десять минут. – Иван Иванович, – спокойно сказал Степан. – Выйдите, пожалуйста, минут на десять. Ошалевший Иван вышел, тихонько прикрыв дверь. – Степан, – сказал я. – Мне нужна справка на выезд в Израиль. И я пишу заявление на увольнение. – За справкой иди в кадры, – сказал Степан спокойно. – А две недели отработаешь. Пиши заявление. – И добавил негромко. – Хочешь по сто грамм? Я вернулся в шесть тридцать. А Таня была уже дома. – Саша, – спросила она испуганно. – Что у тебя за вид? Ты что, пьяный? – Нет, Танюша, – сказал я. – Я ужасно трезвый. Я подал заявление на увольнение. – Саша, – сказала Таня, – Саша… – и заплакала. Не очень необходимое добавление. Мы с Таней подали документы и через 4 месяца получили разрешение на выезд. Димка неожиданно женился на Ленке и ее отец устроил его на какую-то хорошую должность. Какую – забыл. А Коля-летчик действительно женился на Фирке. И они действительно подали документы на выезд, но их никуда не выпустили. Лева с сыном выехали на два месяца позже нас. Дора и Коля довольны жизнью. Коля работает начальником участка и приворовывает приличные деньги. А Яшка сел на семь лет. Быт Олега Николаевича не изменился. Продолжает потреблять спиртное в хороших дозах. Вот и все. Да. Деньги нам одалживать не пришлось. Даже не знаю, как, но выкрутились. И еще. Ваня Федоренко живет в двадцати минутах от меня. Тоже жидом оказался.