Текст книги "Пассионарная Россия"

Автор книги: Георгий Миронов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 42 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]

Досифей впервые на Руси озаботился помечать книги монастырского собрания особым знаком – экслибрисом. Он содействовал и развитию книжной миниатюры. Создание библиотек стало делом жизни игумена, внесшего немалый вклад в становление отечественной книжной культуры.

Историческая интермедия
ОЗОРНЫЕ ВОПРОСЫ ДЛЯ СМЫШЛЁНЫХ

1. Славянская азбука «кириллица» названа в честь:

а) Константина Философа, жившего в первой половине X в.;

б) Кирилло-Белозерского монастыря, где в XI в. печатались первые книги на кириллице;

в) великого князя Кирилла Храброго, жившего в XII в. и активно содействовавшего распространению письменности на Руси.

2. Закомара – это:

а) камера в древнерусской тюрьме;

б) экономка князя в Древней Руси;

в) часть древнерусского храма.

3. Впервые в истории Руси Иваном Грозным назвали:

а) Ивана Калиту;

б) Ивана III;

в) Ивана IV.

4. Сколько шкурок соболя шло на изготовление боярской шапки?

а) 20; 6)30; в) 40.

5. Кто из русских правителей, вступая на престол, обещал:

«Никто не будет в моем царстве нищ и беден»?

а) Иван Грозный;

б) Борис Годунов;

в) Петр I.

6. О ком из российских государей H. М. Карамзин сказал:

«В усердной любви к гражданскому образованию он превзошел всех древнейших венценосцев России, имев намерение завести школы и даже университеты, чтобы учить молодых россиян языкам европейским и наукам…»

а) об Иване III;

б) о Борисе Годунове;

в) о Петре I.

7. Кого из выдающихся российских деятелей имел в виду князь Катырев-Ростовский, сказав:

«Муж чудного разумения, в науке книжного поучения искусен… за свое отечество стоятелен»?

а) просветителя Ивана Пересветова;

б) митрополита Филиппа Колычева;

в) царя Ивана Грозного.

8. О ком писал исследователь-биограф:

«Жизненный путь X на редкость необычен. Начав службу заурядным дворянином, X занял пост правителя при слабоумном царе, а затем стал властелином огромной державы»?

а) о герцоге Бироне;

б) о Борисе Годунове;

в) о Константине Победоносцеве.

9. Куна – это:

а) зверек семейства лисиц;

б) счетная единица в Древней Руси (произошла от куниц, шкурки которых использовали при обменах);

в) жена двоюродного брата в средневековой Руси.

10. Кто был героем «бестселлера» литературы Древней Руси – «Повести о Петре и Февронии»:

а) князь Петр Муромский;

б) крестьянский паренек Петр, современник битвы на Куликовом поле;

в) боярин Петр Щеня.

11. В Древней Руси девушка могла вступить в брак с

а) 18 лет;

б) 16 лет;

в) 12 лет.

12. Чтобы мужчина в Древней Руси мог рассчитывать на развод в случае прелюбодеяния супруги, было необходимо:

а) застать ее с любовником;

б) подтвердить факт прелюбодеяния свидетелями;

в) получить письменное подтверждение жены в случившемся.

13. В XV в. муж считался прелюбодеем, если:

а) имел на стороне любовницу;

б) имел любовницу и было доказано, что он ее содержал;

в) имел любовницу и детей от нее.

14. На какой день после рождения крестили ребенка на Руси:

а) на 2-й;

б) на 8-й;

в) на 16-й.

15. В честь кого, как правило, давалось имя ребенку:

а) в честь деда со стороны отца или матери;

б) в честь отца;

в) в честь святого, которого поминали в день крещения.

16. Сколько церквей, соборов, часовен, молелен русской и православной церкви было в России накануне 1917 г.:

а) 78 тысяч;

б) 39 тысяч;

в) 118 тысяч.

17. За убийство в Древней Руси накладывался денежный штраф 12, 40, даже 80 гривен. Чье убийство «стоило» дороже:

а) княжеского тиуна;

б) княжеского отрока;

в) дворецкого или конюшенного.

XVII век

ЭПОХА «СМУТНОГО ВРЕМЕНИ»

Эпоха, в которую вам, любезный читатель, предстоит погрузиться в этом разделе, необычайно интересна и во многом загадочна. Вообще, на мой взгляд, неинтересных эпох в нашей отечественной истории нет, ибо каждая вбирает в себя наряду с падениями и взлеты, наряду с «застоем» – энергичные реформы, наряду с вялыми – пассионарные периоды в развитии нашей ментальности.

Да, XVII в. – это век Смуты, войн, страшных и кровавых крестьянских бунтов, бессовестных самозванцев и рвущихся к трону карьеристов. Однако, как уже не раз бывало в нашей истории, несчастья, бедствия, нашествия неприятеля не только не сломили, но даже не согнули наш народ. Беды, обрушившиеся на Святую Русь, привели к неслыханному росту национального самосознания. И чем круче заворачивала История в рог событий Россию, тем ярче проявлялись лучшие качества русского народа – стойкость, мужество, преданность Родине, духовная чистота и самопожертвование.

Уже в начале этого века наши предки, «встав заедно», отстояли Отечество, задав определенную патриотическую тональность всему столетию.

Борьба за власть после Смуты закончилась избранием на российский трон Михаила Романова. Начался отсчет 300-летней истории дома Романовых. И XVII век стал для становления династии определяющим.

Кандидатура Романова, представителя одной из наиболее могущественных среди русской знати семей, связанной родством с последним царем из династии Калиты, а также со многими княжескими и боярскими родами, победила. И в этом была своя закономерность.

Ибо приход на трон представителя Дома Романовых дал возможность примирить различные враждующие партии.

Для того, чтобы после иссушающей, кровавой Смуты Россия могла вновь восстать из пепла пожарищ войны, из ужаса классовых и сословных бунтов, нужна была длительная передышка – XVII в. во многом стал таким сравнительно спокойным столетием.

После него – в начале XVIII в. – Россия вновь содрогнулась. На сей раз – от петровских преобразований.

Было бы неоправданным преувеличением, проявлением непонимания связи времен утверждать, что допетровская Русь, век XVII, – время для России «застойное», а сама наша страна, пока Петр не «перетряхнул» ее на западный манер, была дикой азиатской страной, упрямо соблюдавшей старинные дедовские обычаи и отказывавшейся что-либо менять в устоях и порядках, продвигавших общество к сияющим вдалеке вершинам общечеловеческого прогресса.

Движение началось еще до Петра, просто при Петре в начале XVIII в. оно получило, благодаря энергии и пассионарности Петра, новое ускорение.

Спортсмены знают: нельзя без опасности для здоровья сразу развить максимальную скорость. Вообще, чтобы поймать исторический ритм, нужно время. Разбег… XVII в. и был таким «разбегом» в беге на длинную историческую дистанцию.

Можно по-разному относиться к преобразованиям Петра I. Ясно одно – они имели место не в вакууме, а были подготовлены всем объективным развитием России в XVII в. По мнению известного русского историка С. М. Соловьева, нельзя оторвать XVIII в. от века XVII, ибо был он следствием всей предшествующей эпохи. Резюмируя сказанное, не ошибемся, наверное, если отметим, что XVII в. был временем накопления сил и энергии.

Это тем более важно оценить, что начался-то век со страшной катастрофы, чудовищных энергетических потерь русской нации, – с крестьянских войн и польско-шведской интервенции. Страна была опустошена и разорена, утрачены были смоленские, черниговские и новгородско-северские земли, побережье Финского залива. 29 городов потеряла Русь.

В конце XVII в. Россия не только вернула себе утерянные западные земли, но и расширила свою территорию. В Россию добровольно – об этом еще раз не грех сегодня напомнить – вошла левобережная Украина с Киевом. Далеко продвинулась Россия и на Восток от Урала до Тихого океана. Продвинулась, а не прорвалась кровавыми нашествиями. Были и войны. И в результате отвоевала Россия у Турции Азов, проникнув к южным морям, задумалась она и о выходе в Балтийское море. Россия становилась могучим государством…

У сильной державы и противники сильные. Изнурительные войны вела Россия в этом столетии с такими могучими противниками, как Речь Посполитая, Швеция, Крымское ханство, Турция…

У сильной державы и государственные институты должны быть могучими. На протяжении всего столетия происходили изменения в государственном строе, вызываемые объективными и субъективными факторами, как правило, продиктованные естественными необходимостями развивающегося и крепнущего государства.

Обратите внимание, как эта тенденция нарастала на протяжении века…

В начале столетия – ослабление государственной власти, дискредитация власти царской. Династия Романовых оказалась вознесенной на вершину государственной властной пирамиды в результате общенационального движения, освободительной войны. Глупо было бы в интересах Отечества не использовать данный Богом шанс. И династия Романовых в первые десятилетия XVII в. стремится укрепить власть, опираясь на максимально широкие круги русского общества. Пока власть слаба, государь готов делить ее с теми, кто заинтересован в укреплении Отечества. В первой половине XVII в. активно участвует в укреплении государственной власти Боярская дума – фактически она управляет Россией наряду с государем… Или, скажем, – находится рядом с ним, когда ему приходится принимать важные государственные решения.

Все большую роль играют в первые десятилетия XVII столетия земские соборы, на которых в обсуждении насущных дел Государства Российского принимают участие представители феодальной знати и духовенства, посадские – «сливки» городского населения, а иногда (собор 1613 г.) – и выборные от черносошных крестьян…

К середине века царская власть заметно окрепла, и к концу столетия, что совпало – в силу определенной исторической закономерности появления сильных личностей в истории тогда, когда они этой историей оказываются востребованы– с восшествием на престол пассионарного и стремительного Петра I. Царь уже мог обходиться без структур, ограничивающих его власть. Московское царство рывками, одновременно – постепенно и стремительно – перерастало в Российскую империю…

Впрочем, если быть точными, то первым провозвестником складывающегося абсолютизма стал не Петр I, а царь Алексей Михайлович. Именно при нем формируется зависимый от царя бюрократический аппарат, создается личная канцелярия Государя – Приказ тайных дел, вся «государственная работа» оказывается под личным контролем царя.

По мере укрепления власти государя становится все заметнее и интересная тенденция, всячески замалчиваемая в советской историографии: именно по инициативе первых лиц Государства Российского – царей – начинают реализовываться крайне полезные для Отечества реформы и нововведения. На протяжении всего XVII в. цари инициировали освоение плодородных земель Юга России, придавали динамизм развитию ремесел и торговли, поддерживали русское купечество в его конкурентной борьбе с иностранцами…

Уже первые представители дома Романовых проявляли патриотизм, отеческое отношение к армии, выразившееся и в том, что все мужчины дома Романовых с рождения были записаны в те или иные полки, «делали военную карьеру» и носили военные мундиры. Подтверждением тому и постоянные реформы в армии. Какие-то из этих реформ носили лишь внешний характер, но многие шли ей на пользу, заметно повышая надежность и вооруженность армии. XVII век и в этом отношении был как бы «определяющим» для всего трехсотлетнего периода правления Романовых. В 30-е гг. XVII в. были созданы первые полки «нового строя» – солдатские, драгунские, рейтарские, ставшими к концу столетия наиболее боеспособной частью русской армии. Так что победы русского оружия века XVIII ковались в предыдущем столетии…

Реформы, преобразования, чего бы они ни касались, – армии или управления государством, учебных заведений или перестройки сельского хозяйства и освоения новых земель, – никогда не проходят бесконфликтно. Иногда большой кровью, иногда малой. Совсем без крови реформы на Руси не получаются. Казалось, уж такой «тихий участок» общественной жизни, такая мирная сфера духовного существования народа, как религия…

Страна в массе своей православная, остальные конфессии живут с православием в мире и дружбе, сохраняя, однако, некое отношение младших братьев к старшему. Но никаких, казалось бы, катаклизмов в этой сфере ожидать не приходится.

Но уж коли был переполнен XVII в. острыми конфликтами и потрясениями, такими как войны, крестьянские бунты, острейшие кастовые конфликты, противостояние политических групп и т. д., то и в области религии «тихой реформой» обойтись не удалось. Вот почему потрясали XVII столетие и острейший конфликт между светской властью и церковью, и раскол самой церкви на «староверов» и «никонианцев», и ожесточенная борьба в различных сферах культуры.

В сфере культуры объективные процессы привели к заметным преобразованиям, в конечном счете послужившим лишь на пользу Отечеству.

Реформы в промышленности, реорганизация военного дела, позитивные сдвиги в государственном управлении, динамизация внешнеполитической деятельности России, потребность в выходе из культурной изоляции России, повышение роли православной церкви в духовной жизни общества – все это стимулировало реформирование в области просвещения и культуры. В XVII в. грамотность становится достоянием широких кругов дворянства и посадских людей, растет спрос на учебные пособия. Массы русских людей тянутся к знаниям. Развивается книгоиздание. Растет число учебных заведений низшей ступени. В 1687 г. в Москве открывается первое высшее учебное заведение – Славяно-греко-латинская академия…

В XVII столетии зарождаются отечественный театр и русская светская живопись. Новые, весьма интересные направления появляются в русской иконописи, может быть, не давшей таких громких имен, как имена иконописцев XV и XVI вв., но зато выплеснувшейся ярчайшими проявлениями национального гения в удивительно интересно развивающихся в XVII столетии провинциальных школах. Провинция этого столетия дала дальнейшее развитие самобытным русским ремеслам, а столица – яркой школе национального ювелирного искусства.

Век этот называли «бунташным веком». А век-то был не только громким – от криков восставших крестьян, треска пожаров, бряцания сабель и секир в сражениях больших и малых, но и тихим столетием становления русской литературы, культуры, искусства, веком мудрого развития русской православной ментальности.

Называли его и веком «допетровской Руси», подразумевая под этим словосочетанием некую дремучесть, невежество, застой. А век-то был ярко освещен явлениями русского национального гения, вспышками высоких достижений в литературе, культуре, искусстве, которые освещали жизнь русского народа в любые, даже темные эпохи.

XVII в. изначально «темным» не был. Обычное, закономерное столетие в многообразной многовековой истории нашего Отечества…

Итак, уважаемый читатель, вам предстоит погрузиться в самое обычное столетие в истории России – столетие, в то же время необычайно интересное, таинственное и загадочное. Как и предыдущее, оно полно парадоксов, неожиданностей, открытий и противоречий. Ведь это времена Смуты, времена Бориса Годунова, восшествия на русский престол Дома Романовых, время раскола, Никона, отчаянного сопротивления церковной реформе со стороны старообрядцев, эпоха первых реформ Петра I. Это – время открытий в иконописи, архитектуре, литературе. Это время, когда творили Антоний Подольский и Иван Хворостинин, Аввакум Петров и Симеон Полоцкий…

ИКОНОПИСЬ XVII ВЕКА. НАХОДКИ И УТРАТЫ

Русская иконопись XVII столетия во многом уступает живописи «золотого века» или, точнее, – «золотой эпохи» – XV–XVI вв.

Причины тому можно найти и в истории искусства, и в истории страны. С восшествием на престол династии Романовых в России на долгие годы воцаряются мир и покой. А ведь недаром считалось – революции и катаклизмы, при всей их общей губительности для искусства, стимулируют появление в нем новых направлений, новых имен.

XVII в. – эпоха покоя, чтоб не сказать – застоя. Во всяком случае – в политической жизни и в… иконописи. Традиционная манера исполнения становится главенствующей. Особенно в провинции. Однако именно в провинции, т. е. вне Москвы, рождаются в XVII в. и яркие имена, и самобытные школы и именно в провинции, по замечанию исследователя русской иконописи М. В. Алпатова, можно было в XVII в. найти выдающиеся имена.

Как же так, – воскликнет искушенный любитель нашего древнего искусства. При дворе Алексея Михайловича творил великий Ушаков!

Автор этих заметок относится к московскому мастеру с большим уважением, но не может не согласиться и с логикой М. В. Алпатова, писавшего в фундаментальной своей монографии «Древнерусская иконопись» следующее: «Симон Ушаков подкупал высоких покровителей, особенно Алексея Михайловича, умеренным эклектизмом и гладкой манерой письма. А его «Архангел Михаил, попирающий дьявола» при всей виртуозности исполнения – произведение не столь высокохудожественное».

С чем же сравнивает М. В. Алпатов творения москвича? Да с провинциальной иконой!

Вот что он пишет: «Провинциальная работа того же времени икона «Архангел Михаил-воевода», поэтическое видение огненного ангела-мстителя более верна традициям высокого стиля, чем работы придворных и столичных мастеров, которые соблазнялись сомнительными преимуществами т. н. «фрязи».

Историк M. Алпатов критикует произведения иконописи XVII в. за одинаковость, за упрямое следование старым канонам. Но разве не на этом и строится иконопись, в отличие от обычной живописи?

«Действительно, – писал ранее сам Михаил Васильевич, – икона – не картина, и в ней воспроизводится не то, что художник имеет перед глазами, а некий прототип, которому он должен следовать. И почитание иконы вытекает из почитания прототипа, от икон ждут чуда, исцеления. Иконам поклоняются, потому что на них изображен Христос, Богоматерь, другие святые. Иконы участвуют в совершении церковных обрядов». Иконопись, по словам М. В. Алпатова, – это «ритуальное искусство».

Так можно ли судить о развитии искусства иконописи с искусствоведческих позиций, рассуждая в привычном русле о сочетании традиции и новаторства? – И да, и нет.

История русской иконописи, связь ее с историей нашей страны вообще не имеет аналогов ни в истории народов, ни в истории школ и направлений в искусстве. Уж очень все тесно связано и переплетено.

Все иконы на Руси были предметами культа, однако лишь те из них, которые одновременно являлись произведениями искусства, вошли в историю живописи. Остальные могут представлять интерес для историка культуры, но не искусства. Трудноотличимая на первый взгляд тонкость. Каждая икона является фактом историческим, – на нее молились прихожане храма, она была связана с историей этого храма, она могла быть в доме князя, воина или земледельца, – и в этом случае становилась частью истории его семьи. Как и любой предмет той или иной эпохи, икона – часть культурного слоя этой эпохи. Вот только частью художественной культуры, искусства она становится далеко не всегда. Нам интересно все, что связано с далеким XVII в. Весь вопрос – в каком контексте рассматривать дошедшее до нас «эхо истории».

Отцы церкви справедливо считали, что если икона XVII в. была освящена, если икона не хранилась в некоем чулана, а была в храме, в «красном углу» жилища, т. е. если это икона «намоленная», – она уже заслуживает почитания.

Историки искусства готовы почитать лишь ту икону эпохи, которая отличается высокими художественными качествами.

В этой полемике правы и те, и другие.

А вот для историков, занимающихся изучением не самого процесса развития православной церкви и не процесса развития человеческого общества в России, а… эпохой, – интересно все: и шедевр, и самая скромная, традиционно и без затей выполненная иконка. Иконография, особенно иконология, многое может дать для понимания древней иконописи. Однако это не единственный возможный способ изучения древнего наследия.

Канонизация иконографических типов – естественное для XVII в. состояние, и искусствоведы могут рассматривать это как признак окостенения традиции, оскудения иконографического творчества. Исключения столь незначительны, что искусствовед, возможно, и не обратит на них внимания…

Для историка эпохи такие вот исключения и составляют особую прелесть. И он заметит: в XVII в. даже в рамках евангельских сюжетов, при всем почтении к традициям, мастера на Руси, особенно провинциальные, всегда пытались добавить что-то свое, переосмыслить старинный образец, создать нечто новое. Вот почему исследование русской провинциальной школы иконописи XVII в. дает богатую пищу для размышлений историка, изучающего эпоху, – ну, скажем, о менталитете русского человека допетровской Руси.

Очень интересным представляется и рассмотрение в контексте истории страны изменений в трактовке традиционных тем и образов. В иконографии, как в основных композициях, так и в житийных клеймах, и борьба с неприятелем – как и в жизни – победоносная, и отстраивание после победы городов и сел… Причем на иконе может быть изображена, например, битва новгородцев с суздальцами в далекие времена, а художник и прихожане храма имели в виду прежде всего победу русских над иноземцами в начале XVII столетия… Традиции в иконописи, возможно, развивались в эту эпоху слишком медленно, если говорить о живописной манере, об изобразительных средствах, но вот становление привычного для второй половины XVII–XIX вв. русского православного менталитета, предполагающего не национальное самоуничижение, а ощущение своей силы и единства всего народа – вещь необычайно интересная и привлекательная.

Или такой распространенный для русской иконописи сюжет – «Успение». В иконах великих живописцев XV–XVI вв. в таком сюжете превалирует все-таки отчаяние апостолов, грусть святых, собравшихся вокруг умирающей Марии. В иконах же XVII в., родившихся после освобождения Руси от оккупантов, после раздиравшей страну смуты, – доминирует всеобщее одушевление, радость единения людей, поющих славу Марии. Сюжет тот же, но иная эпоха, иной менталитет. Для византийской иконы, долгое время диктовавшей иконописные каноны на Руси, главное было показать таинство смерти, для русского же живописца середины XVII в. – таинство жизни, победившей смерть…

Говоря словами М. П. Алпатова, изучение исторических предпосылок историко-культурной основы древней иконописи помогает глубже понять ее роль в жизни конкретной эпохи в истории России. Разумеется, в развитии иконописи есть своя, художественная, внутренняя закономерность. Однако важно постоянно иметь в виду, что икона в России – это и историческое явление, часть истории России. И так же, как иконопись эпохи расцвета этого вида искусства – с конца XIV до середины XVI в., – это искусство народа, осознавшего свое единство и освободившегося от татарского ига, так и иконопись XVII в. – это искусство народа, прошедшего сквозь иссушающую трагедию «смуты» и польско-литовского нашествия и вновь, даже с большей силой, ибо на новом витке, ощутившего свое единство как народа.

И, как и в эпоху «золотого века» русской иконописи, в жесткие времена сражений, предательств, смертей и лишений, в недрах талантливого и доброго народа рождается не жестокое мрачное искусство, – иконопись поражает светлой тональностью, оптимизмом, надеждой и просветленностью.

В XVII в., может быть, в большей степени, чем в предыдущую эпоху, проявляется социальная неоднородность русского общества. И в предыдущую эпоху, в XV–XVI вв., в иконописи сосуществовали господский и крестьянский стиль. Иногда это разделение шло по принципу «столица» – «провинция», иногда по региональному – центральная Россия – «Северное письмо». Но чаще по месту рождения иконы – в столице, княжеских центрах, боярских иконописных мастерских создавались роскошные, утонченнные произведения иконописи. Посадские и крестьянские мастера, имевшие материалы, краски поскромнее, а главное – иной менталитет, взгляд на прошлое и настоящее, иной вкус и иное отношение к природе, вообще окружающей жизни, – создавали незамысловатые по манере исполнения, но порой необычайно глубокие по философии жизни вещи. При этом иконография оставалась общей и для столичных мастеров, и для иконописцев ярославской, скажем, княжеской мастерской, и для крестьянина или монаха из русского Обонежья на Севере…

Интересно в этом смысле сравнивать иконы из «княжеских» мастерских и иконы, рожденные в монастыре Севера или крестьянской избе, – написанные на один и тот же сюжет. По меткому выражению М. В. Алпатова, в «народных репликах» многое из творческих находок «профессионалов» из княжеских мастерских теряется – формы угловаты, краски прямолинейны, но зато в них неизмеримо больше искренности и теплоты…

Тот же М. В. Алпатов сравнивал, в частности, две иконы, созданные в разных условиях, но посвященные одному сюжету, – «Архангел Михаил». На иконе придворного живописца царя Алексея Михайловича Симона Ушакова «Архангел Михаил, попирающий дьявола» – благородная изысканная живопись, но нет страсти, нет ощущения, что художник сам переживал когда-нибудь страх перед нашествием врага или карой Господней. На иконе «Архангел Михаил-воевода» из собрания П. Д. Корина – совсем иное, и по настроению, и по разработке сюжета. Тут не борьба с искусителем, как у Симона Ушакова, – а победа над врагом.

Написанная вскоре после освобождения Руси от польско-литовской интервенции, в первой половине XVII в., в местах, откуда во главе с Мининым и Пожарским и пошло ополчение русское освобождать Отечество, икона и сегодня воспринимается как гимн освободителям.

Красноликий всадник несется вправо на огненном коне. Копьем поражает он коричневого беса, ползущего под передними ногами вздыбившегося коня. Огненный конь вознесся над иссиня-черной пучиной. В темные воды рушится охваченный огнем град. Шею коня охватывает драгоценное ожерелье с подвешенной тяжёлой золотой кистью. Унизанный камнями и жемчугом золотой с чернью конский прибор спорит своим богатством с золотым доспехом Михаила.

Надпись на верхнем поле: «И бысть у Государя Иисуса Христа святый архистратиже Михаил, грозный страшный воевода и предстатель престола божия, творитель воли господней и совершитель заповеди его, вселенную просвещающей. Враги скоропленяющий, немедлящий никогда, неусыпныя славы божией неохуждающиеся, но всегда…» (далее белила букв осыпались).

Наивно было бы видеть в лице архангела конкретных полководцев-воевод XVII столетия, но бесспорно, что икона создания первой половины века несла на себе некие духовные установки, характерные для русского общества, освободившегося от смуты, раздора и иноземного владычества.

Несколько пренебрежительное, в сравнении с восхищением искусством XV–XVI вв., отношение к иконе XVII в. (даже в трудах выдающихся историков искусства) имеет свои причины.

Действительно, мастера XVII в. все чаще слепо следуют за лучшими работами предыдущей эпохи, занимаясь подражанием и повторением, – иногда так диктуют заказчики, князья и бояре, иногда – по велению своего сердца, будучи увлечены памятниками недавнего прошлого. Но в этом случае неизбежно исчезает живой дух творчества.

Иконы все чаще создаются ремесленниками. При этом техника может быть виртуозной, но поэтические озарения мастеров предшествующей эпохи уступают место педантичной точности и исполнительности.

С приходом к власти Петра I иконописцы все чаще, в угоду государю, по своему ли побуждению, продиктованному общей прозападной ориентацией, начинают подражать западной манере. При всей перспективности использования опыта Возрождения потеря своего, истинно русского (хотя и берущего начало в далекой Византии, но ставшего русским после тысячелетнего бытования) печально сказывается на развитии русской иконописи – она теряет свою самобытность и очарование.

Меняется и колорит. Под влиянием моды на сдержанный западный колорит из русской иконы уходят яркие, пронзительные, праздничные и тревожные, даже трагические краски. Побеждают тона темные, тусклые, в начале XVII в. еще насыщенные, звучные, благородные, а затем – все более землистые… Даже золотистость, присущая строгановским иконам XVII в., не идет, по мнению М. Алпатова, в сравнение с лучистыми красками того же Дионисия…

«Строгановская школа» – это особая страница в истории русской иконописи XVII в. Постепенно в мастерских иконописных у северных купцов, несметно богатых Строгановых, складывается присущая только им манера письма. Работавшие в небольших иконных горницах, мастера те знали и стенное письмо, разумели и способ писания больших алтарных досок, икон для деисусного чина. Однако чаще писали небольшие иконки, с тыльной стороны отмеченные монограммой-меткой торгового дома, привыкшего строго учитывать свое имущество.

«Строгановское письмо» – своя школа, отличающаяся высоким профессиональным мастерством. Иногда высокий класс их икон объясняли тем, что на богачей Строгановых работали лучшие московские живописцы. Автору этих строк ближе концепция В. И. Антоновой, автора замечательной книги «Древнерусское искусство в собрании Павла Корина», считавшей, что на манеру «строгановских мастеров» большее влияние оказали не москвичи, а иконописцы Русского Севера XV–XVI вв., сохранявшие лучшие традиции иконописи северных областей еще удельной Руси.

Интересно, что в XVII в. в строгановских иконных горницах постепенно складываются целые династии иконных дел мастеров. Так, особенно широко прославилась семья художников Савиных, родоначальником которой был Истома, автор ряда изумительной красоты складней (см. о них: М. П. Степанов «Храм-усыпальница во имя Сергия Радонежского в Чудовом монастыре в Москве», М., 1909). Начинал Истома как мастер строгановской мастерской, а уж затем, по достижении известности, стал государевым иконописцем в Москве. Безупречный рисунок и изысканный колорит делали его искусство привлекательным и в глазах строгих ценителей – государей российских, и в представлении недоверчивых Строгановых, и в восприятии простых людей. Исследователь Антонова видит в работах Истомы явные следы влияния северного письма, а истоки колорита читает в созданных на Севере шедеврах Дионисия. Государевыми живописцами стали и сыновья Истомы – страстный Назарий и сдержанный Никифор.

Обидно, что мы с благодарностью произносим имена итальянских герцогов, «спонсировавших» работу выдающихся мастеров эпохи Возрождения, и не находим доброго слова для сольвычегодских купцов Строгановых, по сути дела вырастивших в иконописных горницах целую художественную школу мастеров. И «Спас Еммануил» Назария Савина, и «Богоматерь Печерская, с предстоящими Никитой-воином и великомученицей Анастасией» или «Избранные святые» Никифора Савина – это, бесспорно, такие же шедевры, пики русской православной культуры, как вершины иконописи XV–XVI вв. в России или лучшие полотна позднего Возрождения в Италии.