Текст книги "De Rebus"

Автор книги: Георгий Борский и ВК

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

О химических знаниях. Жизнь – модульна и иерархична. На одном уровне мы имеем законы физики, над ними – химии, еще над ними – биологии, социологии и т. д. При этом речь идет об одном и том же феномене. Помочь уложить это в голове хорошо помогает знаменитая математическая игра «Жизнь» Джона Конвея. Там можно воочию наблюдать формирование новых слоев моделей со своими законами из простейшей изначальной модели.

Про «порядок в мире» – это самое полемическое высказывание из тех, которые я сделал в прошлый раз. С ним многие не согласятся. Физики до сих пор ищут свой Священный Грааль – универсальную теорию, которая объяснит существование всех известных элементарных частиц и типов взаимодействия, квантовую физику и теорию относительности. Тем не менее многие из них высказывают сомнения, что она, даже будучи построена, останется простой и красивой – слишком уж много всего намешано. И по самим элементарным частицам: существует мнение, что мы можем найти их сколько угодно, организуй только побольше гигаэлектронвольт в коллайдерах.

Это больше на уровне ощущений. Классический пример дарвинистов – человеческий глаз. Он объективно плохо спроектирован, поскольку фокусировка не производится в точности на сетчатке. И здесь нет «аппаратных» ограничений, ибо существуют виды животных, у которых эта проблема решена лучше. Вывод логичен и естественен: это следы слепоты эволюционного процесса. То же самое чувство возникает, когда смотришь на все растущий набор элементарных частиц и законов природы. Может быть, и наш физический мир – результат подобного эволюционного процесса?!

По энтелехии и монадам. В двух словах я сформулирую эту мысль

так. Мы все пытаемся из законов физического мира вывести законы эволюции. А что, если все происходило с точностью до наоборот? Если как раз эволюция – краеугольный камень бытия? Если некое имманентное свойство моделей, заставлявшее их «плодиться и размножаться» (т. е. развиваться), – жизненная сила – и породила в одной ветке миры типа нашего, а в другой – мыслящие существа, типа нас с вами?! Боюсь, что даже приблизительного ответа на этот вопрос нам не даст никто, кроме математиков…

Что было в начале? В моем понимании, сначала были «законы», как все работает и взаимодействует, начиная с закона сохранения энергии, взаимодействия элементарных частиц, заканчивая непонятной синхроничностью.

Я не знаю, что такое Бог, но пока это вписывается в мою модель понимания мира. Так Бог и вездесущ, и всемогущ, и все контролирует. Это соотносится с моим ощущением красоты теории пантеизма. И абсолютно не уничижает понятие Бога, а, скорее, наоборот. И когда мы к нему обращаемся и что-то получаем, то это закономерности движения в пси-пространстве.

Для начала разберем путаницу с законами. Есть законы природы нашего мира: упомянутое автором взаимодействие элементарных частиц, теория относительности и т. д. А вот синхроничность – это уже метазакон. В чем отличие? Философы часто оперируют понятием «возможных миров», это попытка взглянуть на абсолютно все со стороны, т. е. целиком, не на Землю, а на Вселенную. Скажем, может ли существовать мир, в котором гравитационная постоянная в два раза выше? Или скорость света не ограничена? Или мир Аристотеля, где люди проживают в самой кочерыжке мироздания, окутанной небесными сферами? Ответ в принципе очевиден: коль скоро нет внутренних логических противоречий, то почему бы нет?

А может быть такое, что эти законы изменятся со временем? Положим, определим цвет «селый» как серый до 2017 года и белый после. А «берый» как белый до 2018 года и серый после. Тогда все наши модели «селых» и «берых» предметов можно будет сдать в утиль непосредственно после того, как часы пробьют двенадцать раз в грядущую новогоднюю ночь. Именно подобные рассуждения привели Юма к выводу о том, что все наши заключения «по индукции» покоятся на фундаментальном предположении постоянства нашего мира и, следовательно, не могут считаться абсолютным знанием.

Так вот, законы, которые гипотетически могут отличаться от одного возможного мира к другому, – это просто законы. А вот те, которые «работают» во всех возможных мирах насквозь, – это метазаконы. Чтобы это лучше усвоить, приведу знакомую всем аналогию. В каждой компьютерной игре свои «законы природы»: где-то персонажи прыгают вкривь, где-то вкось и т. д. Однако существуют некоторые метазаконы, которым подчиняются абсолютно все игры. Какие же? Ну, например, то, что в каждой из них следующее состояние вычисляется из предыдущих. Именно на такого сорта метаистинность претендует «синхроничность» Карла Юнга.

Что же было в начале? Можно, конечно, сказать, что Большой взрыв, но это в пределах нашего мира. А до него, вовне его, что, ничего так и не было? Почему наш мир именно такой, какой он есть? Почему вообще что-то существует, ведь могло бы ничего и не быть? К сожалению, пока у нас нет надежных, проверенных эмпирикой ответов, – отвечая на эти вопросы, приходится спекулировать. Коль скоро меня пригласили на этот банкет, то не буду отказываться.

Вполне может оказаться, что в начале была… ну конечно же, вы меня знаете уже давно, поэтому догадались правильно – модель. Мы все отлично знаем, что для построения любого компьютера достаточно иметь три вещи – логический ноль, единицу и операцию «и-не». Из малых кирпичиков строятся гигантские храмы науки. Поэтому почему бы не представить себе, что такими же атомами мироздания является нечто нематериальное?! Что именно? Если без математики – маленький квадратик с входами и выходами. И он как-то из одного делает другое, типа того же «и-не». Пока все понятно, не правда ли?

Потом начинается настоящая чехарда: квадратики соединяются друг с другом. Есть у них такое свойство – стремление к развитию, эволюция. Выходы одних отправляются на входы других и т. д. Но не просто абы как и случайным порядком. Строго ограниченным, красивым порядком. Забегая вперед, именно эта «красота» в далеком будущем поможет нам объяснить, почему эволюция жизни на Земле длилась жалкие миллиарды лет, а не квадрильоны квадрильонов. Возвращаясь назад, именно эти «развитолюбие» и «красота» являются теми метазаконами природы, о которых мы только что говорили.

Я знаю, что затянуто, не волнуйтесь, это болеро, сейчас мы пойдем ваять широкими мазками. Давайте устроим «большой взрыв» – запустим нашу конструкцию на гиперкомпьютере. Для этого достаточно пустить на вход нолики или единички, и – закрутилось. Такие модели назовем живыми. Представим себе теперь, что наши модели так наслоились друг на друга, что получился целый мир, типа нашего с вами. Но это ведь не больше, чем обыкновенный компьютер, скажете вы и будете абсолютно правы. Эти «живые» модели – мертвые, типа наших электронных помощников.

Время для магии – на сцене появляется жизнь. Пусть на вход наших квадратиков поступают теперь не только нолики или единички, но и сами квадратики, т. е. рекурсивно. Более того, с выхода мы тоже будем снимать некую оценку и отправлять ее на вход другой гигантской модели, которая может даровать входным моделям «жизнь», т. е. выделить им определенное процессорное время на нашем гиперкомпьютере и запустить их. Мы только что описали метамодели (модели, оперирующие моделями). Разрешите представиться: это наши с вами Адам и Ева. Их функция – помогать «красоте» выбирать достойные для «жизни» модели.

А потом «жизнь» занесло на голубую планету. Как это случилось? Показалось «красивым» поисследовать модель «изнутри». Типа того, как мы изучаем работу двигателей космических кораблей – сенсорами-зондами. Собрал данные – назад, смерть называется. Доступ снаружи возможен, конечно же, только через «кожу» – протомодели, из которых все построено, т. е. элементарные частицы, посредством квантовых эффектов. После этого шла длительная эволюция форм жизни, усложнение «зондов», добавление локальных процессорных мощностей. И тут появляемся мы…

Где в этой истории место для «синхроничности»? Дело в том, что «выход» в виде одобренных нами ментальных моделей никто не отменял. Они получают свою долю «жизни» в мире моделей. Если это наше «желание», т. е. модель будущего, то они «стараются» воплотиться, т. е. отыскивается кратчайший путь к ним из текущего ядра моделей. Если это «оценка», т. е. модель настоящего, то они «стараются» раздвинуть и изменить окружающие их модели внутри ядра. Таким путем через мир моделей наши душевные движения производят нелокальные эффекты. Достичь этого удается по той простой причине, что пространство и расстояние – всего лишь иллюзия, на манер места для путешествий героя в вашей излюбленной компьютерной игре.

Где в нарисованной выше картине место для Бога? Может быть, это та «красота», или «эволюция», или «гиперкомпьютер», дарующий «жизнь»? Может быть, вообще все наши модели – это мысли в голове у Бога? Это возможные миры. Но вот «всемогущий» и «вездесущий» Всевышний – это уже мир невозможный. Особенно в комбинации с повышенной любовью к нам, великим и двуногим. Это логически несовместимо с длительной эволюцией со множеством тупиков и ошибок. Я бы вообще избегал слова «Бог», чтобы не породить ненужных ассоциаций в нашем обширном модельном наследии.

Вы говорите, красота породила разум. Почему именно «красота», а не, к примеру, упорядоченность или логика? Верно ли, что «красота» исходит изнутри? И у меня есть большие сомнения в том, что «красота» – это безупречное идеальное совершенство.

Начну издалека. Совсем недавно в новостях проскользнула сенсационная для шахматистов новость. Один из сильнейших движков

современности Stockfi sh был разбит в пух и биты гугловской программой AlphaZero. Людей «железяки» уже давно побеждают, не пролив и капли машинного масла, так что соревнуются между собой. Потрясает результат: 25 побед при 25 ничьих. Сам Господь Бог не смог бы так потопить Stockfi sh’а. Гугловский алгоритм прославился тем, что победил людей в игру го, что машинам ранее сделать не удавалось, а теперь то же самое – в шахматах? В чем же секрет его успеха?

Прежде всего, в бизнесе. На поверку оказалось, что матч происходил при не самых честных условиях: обеим программам отключили дебютные книги и дали по минуте на ход. По всей видимости, искались те условия, при которых результат был бы столь впечатляющим. Гугл – контора коммерческая, смысл создания программ искусственного интеллекта – продать их в перспективе подороже. Соответственно, команда разработчиков должна постоянно рапортовать об успехах в целях сохранения финансирования. Сможет ли AlphaZero победить на чемпионате мира для шахматных программ – большой вопрос, ответ на который, скорее всего, отрицателен. Тем не менее это, безусловно, серьезное достижение. Но самое интересное в нем то, что алгоритм базируется на моделях нейронных сетей и обучается сам.

Еще более интригует субъективное восприятие манеры игры нового кандидата в транзисторные гроссмейстеры людьми. В отличие от традиционных движков, стиль которых обычно называют «комповщиной» (т. е. они принимают совершенно нечеловеческие решения), партии гугловского отпрыска оставляют позитивное эстетическое впечатление, они интуитивно красивы. Когда я говорил о красоте, породившей разум, я имел в виду именно это, а не «безупречное идеальное совершенство». Наше ощущение «красоты» подсознательно, неоднородно (от культуры к культуре) и постоянно меняется (в истории). Подсознательное внутри нас реализовано при помощи все тех же нейронных сетей. Правдоподобной кажется гипотеза о том, что решения AlphaZero кажутся нам красивыми именно благодаря резонансу нашего и его способов «мышления». Традиционные движки тем временем используют эвристики, подготовленные для них человеком, т. е. их расчет вариантов близок к разумному (разве что перебор они делают более тщательный, человек ограничивает дерево расчета «красивыми» ходами).

Зачем же нам вообще потребовался разум, сознание? Разве нельзя было, подобно гугловской программе, как-то на ощупь, подсознательно настроить наши нейронные мозги? Чуть выше мы уже поднимали этот вопрос. На входе шахматной программы – позиции, на выходе – выбранные ходы. На входе живого организма – сенсорика, данные с датчиков чувств (назовем это фазовым пространством), на выходе – моторика, те или иные действия. Если бы функция, описывающая идеальное поведение (т. е. преобразование входа в выход), была постоянной во времени и более-менее гладкой, то достаточно большой нейронной сети и впрямь хватит. Таковым, по всей видимости, является фазовое пространство игры в го. Не факт, что таковым является фазовое пространство игры в шахматы (очень много особых правил – например, рокировка или взятие на проходе). Абсолютно точно, что таковым не является наш мир. Помимо его нерегулярности (то потопы, то землетрясения), он постоянно меняется посредством деятельности живых организмов.

Давайте на секундочку посмотрим на наш мир глазами госпожи Эволюции и попробуем «вспомнить» вехи ее большого пути на Земле (т. е. поспекулировать на эту тему). Представим себе живой организм в виде… ну, хотя бы модели, т. е. некоего квадратика, который упрямо преобразует информацию на входах (в данном случае сенсорика) в информацию на выходах (в данном случае моторика). Развитие устройств ввода-вывода (органов чувств и передвижения), конечно же, тоже было гигантской задачей, но мы оставим ее пока без нашего внимания. Нас будет интересовать только то, что происходило в веках, которые были прежде нас, в самом сердце модели – внутри квадратика, т. е. в «нервной системе».

Итак, существует задача сбора информации посредством «зондирования». При этом необходимо обеспечить надежное функционирование дорогущего оборудования. Как запрограммировать аппаратуру таким образом, чтобы она принимала наиболее адекватные решения и избегала поломок? Жестко запаять реакции на те или иные стимулы – только первый шаг в этом направлении. Это безусловные рефлексы, уровень условной амебы. Последовательность трагических неудач в полевых условиях должна была привести к следующему этапу развития – самообучающимся нейронным сетям. Для того чтобы настроить систему, первым делом необходима обратная связь – оценка успеха или неудачи произведенной реакции. Ее обеспечил древний прототип того, что в современности часто величают «системой ценностей». На входе этой модели были сенсорные данные на момент времени непосредственно после принятого решения. На выходе – оценка, регулирующий сигнал для настройки нейронной сети. Это зачатки тех функций, которые мы называем «условными рефлексами».

Но и у этого решения нашлись свои недостатки. Действует быстро и не требует постоянной связи с «Центром» – очевидный плюс. Но продолжает регулярно делать ошибки в условиях меняющейся окружающей среды – не менее очевидный минус. Тем временем постоянно растущий арсенал средств воздействия на окружающую среду привел к новой проблеме: какую именно реакцию из гигантского ассортимента выбрать? Было замечено, что далеко не во всех случаях от организма требуется мгновенная реакция, можно и подумать. Это привело к организации внутреннего интерпретатора, модели (опять же нейронной сети), при помощи которой можно прикинуть, как изменится мир после принятия того или иного решения. И оценить «позицию» впоследствии, при помощи готовой e-модели. Для реализации расчета вариантов потребовалась «оперативная память» – место для сохранения промежуточных результатов (текущей ветки анализа). Стоящая на сенсорном входе нейронная сеть продолжала обрабатывать информацию датчиков, но, отфильтровывая шум, преобразовывала ее уже не в конкретные действия, а всего лишь в ходы-кандидаты для последующего анализа. Теперь их можно было опять запустить на вход того же интерпретатора для расчета «следующего хода». Это еще не разум, но уже осмысленная деятельность, интеллект на уровне AlphaZero. Работает значительно медленнее, чем простая нейронная сеть, но значительно гибче в использовании.

Чтобы отличить те ситуации, где требуется немедленное решение, от более-менее безопасных, потребовалось ввести понятие режимов работы. Изначально это был простенький детектор опасности – подсистема страха. Со временем добавились новые, так называемые эмоции, ограничивавшие спектр возможных действий строго определенным набором. Все это дало некоторое увеличение жизнеспособности, но опять же далеко не всех катаклизмов удавалось избежать. Точная настройка на решение одной проблемы запросто теряла ее плюсы по отношению к ранее решенным. У этой девицы-сети была короткая память. Потребовался новый виток усложнения алгоритма. Было бы здорово запомнить и передать от зонда к зонду накопленный опыт. Ведь на этом этапе он был как-то распределен в виде безумного количества коэффициентов передачи сигнала от нейрона к нейрону по всей сети. Куда бедной Эволюции податься?

Тут в изначально первобытном нейронном море подсознания один за другим начали всплывать островки ментальных моделей. Это они теперь стали использоваться при распознавании образов (событий), и побеждала наиболее адекватная из них. Функция оценки результатов интерпретатора тоже перестала быть запаянной, это теперь настраиваемая модель. У страны психики появился президент. Если ему не нравится положенная ему на рабочий стол ментальная модель, то его отрицательная оценка понижает приоритет победителя в будущем, иначе – усиливает ее. К этой точке мы уже где-то на уровне высших животных, поскольку даже крысы составляют ментальный план лабиринта и в состоянии найти в нем оптимальный путь, если закрыть привычный для них ход.

Наконец, на авансцене истории появляется homo sapiens. Для него модели сами по себе становятся ощущаемыми сенсорными объектами. Он в состоянии запустить любую из них на интерпретаторе даже без наличия данных на органах чувств, комбинировать их произвольным образом и производить запросы на построение новых моделей. Он может дать каждой модели имена-слова и передать знание соплеменникам. Осталось только пришить ему желание поболтать, и на сцене появляются ментальные модели, размножающиеся по образу и подобию вирусов. Их распространением и синхронизацией удалось добиться взаимопонимания и согласования действий многих индивидуумов, что стало решающим фактором в борьбе за существование.

Подчеркну еще раз, что модели оказались более не связаны с непосредственными сенсорными ощущениями. Возникла модель самого себя, и человек получил страдания по причине своей неизбежной кончины. Возникла фантазия (местами нездоровая), где оказалось возможным представить себе события, никогда не происходившие ранее. Возникли абстрактное мышление и несуществующие сущности (боги). Возникла логика как следствие постепенного усложнения моделей.

Кстати, о ней, упорядоченной, было что-то в вопросе. Многочисленные эксперименты в области психологии доказали, что логика вовсе не является встроенным механизмом мышления людей. Например, мы значительно быстрее обрабатываем конъюнкции (логическое «и») против дизъюнкций (логическое «или»). Происходит это потому, что, размышляя логически, мы всего лишь строим большую модель пространства возможных решений. Вычеркивая из нее те ситуации, которые логически противоречат известным данным, мы в состоянии делать дедуктивные выводы.

И вот счастливый финал: изучение самих ментальных моделей и взаимосвязей между ними привело к появлению науки. Так разум рождался из красоты… Я чуть ли не час писал ответ на этот вопрос, но мы значительно дольше (миллиарды лет!) шли по этой темной пещере со многими тупиками под чутким руководством не Всемогущего, но большого любителя прекрасного генералиссимуса Эволюции. Посмотрим теперь на нас с вами. Странные игры породили странный суп из психических ингредиентов разных геологических периодов. В нем намешано всего понемногу: реакции амебы и рефлексы крокодила, прожорливость крысы и подражательность обезьяны, фанатизм верующего и логика ученого.

Наше сознание переплетено с подсознательным. Подсознательные

процессы могут привести нас к осознанным выводам. Сознательный вывод может привести нас к подсознательным эмоциональным состояниям. Даже ментальные модели реализованы на подсознательном процедурном (нейронном) знании, поскольку мы зачастую не осознаем то, каким образом из входов получаются выходы (хотя можем это рационализировать). Наши ментальные модели – отдельные кирпичики в здании знания.

Его построение было гигантским по масштабам предприятием, и мы бы никогда не стали венцом творения, если бы оно было ошибочным. AlphaZero предстоит еще многому поучиться у людей. Лучшее решение, скорее всего, найдется в комбинации его нейронной сети с человеческими эвристиками-моделями Stockfi sh’а. Да, компьютеры обыгрывают белковых шахматистов в домене шахмат, но они бессильны в странной игре под названием «жизнь».

***

Итак, теория моделей утверждает, что и материя, и пространство являются иллюзией. На чей-то вкус это может показаться экзотическими построениями в стиле Беркли. Другие найдут в этих идеях привкус пифагорейщины или платонизма. Третьи вспомнят упомянутых выше Аристотеля, Лейбница или Бергсона. На самом деле ничего ненаучного в этом подходе нет, проповедуется привычный философский реализм (существует объективная реальность вовне нашего сознания) и монизм (нет декартовского деления мира на несовместимые друг с другом материю и разум). Более того, на самом деле похожие идеи защищает почти респектабельная современная цифровая физика.

Серьезное отличие теории моделей от материализма заключается в том, что за первооснову мира принимается информация (ментальные модели). Другими словами, не материя создала жизнь, а прямо наоборот. Теория моделей при этом не видит необходимости в том, чтобы постулировать наличие Всезнающего, Всемогущего Всевышнего. Однако она описывает осмысленный, даже красивый эволюционный процесс, возможно, имеющий доступ к вычислительным мощностям впечатляющего масштаба, возможно, производящий некие нелокальные эффекты.

Философская теория моделей, конечно же, на сегодня имеет спекулятивный статус и не претендует на то, что обнаружила чистую истину. Однако она указывает на один из возможных путей приближения к ней. Ее принципиальное отличие от давно списанных за ненужностью древних верований – в разработанности. На модельном небосклоне давно не появлялось учений, претендующих на название философских систем. Теория моделей при этом имеет когерентную позицию практически по всему спектру вечных вопросов, от эпистемологии до этики. Но об этом в последующих главах…