Текст книги "Эль Дьябло"
Автор книги: Георгий Зотов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
– Сочувствую, – деревянным голосом произнёс Михаил, с трудом выговорив слово. – А теперь… может быть… ты… скажешь мне… с какого чёрта… амазонская… магнолия…
Жрец добродушно расхохотался.
– А разве вы поняли бы меня, сеньор, без этой лекции? Подождите ещё минуточку. Мы обожествляли не только людей. Большое значение в религии моего народа имели горы, утёсы, пещеры и скалы… Мы верили, что они – священные обломки небес, упавшие давным-давно на Землю, и называли их уака. Только в окрестностях Куско находится больше трёхсот уака, да и в Лиме их предостаточно. Так вот, первую жертву Художника полиция обнаружила на холме, когда-то бывшим уака, – ещё до того, как конкистадор Писарро основал Город Королей. Древний священный холм с росшей там магнолией, испускающей пусть слабый, но всё же аромат смерти, – согласно мифологии инков, один из первых многочисленных ходов в тёмные подземелья Уку Пача… Мира мёртвых и нерождённых. Сейчас, ввиду того что соседние деревья вырублены ещё в позапрошлом веке, а вокруг холма раскинулся огромный город, магнолия почти утратила свой запах. Но раньше жрецы съезжались сюда со всего Тивантинсуйю, привозя подарки.
Дурман в мозгу Мигеля начал постепенно развеиваться.
– Так, значит… это… жертво… приношение?
Энрике затянулся сигаретой и весьма флегматично кивнул:
– Да… Я удивлён, что у вас в полиции сразу это не поняли, списали убийства на серийного маньяка. Хотя, возможно, тут слились обе ипостаси – и человек, наслаждающийся вниманием газетчиков, и сторонник старого культа – настолько старого, что его боялись сами инки и конкистадоры: они-то и завалили туннели в Уку Пача землёй с камнями.
Жрец осторожно взял Мигеля под руку, помог встать.
– Пойдёмте со мной. Я должен вам кое-что показать. Но прошу вас, что бы вы ни увидели, пожалуйста, не удивляйтесь и не поднимайте шум. Я потом всё объясню.
…Они прошли мимо глиняных индейских хижин к крупному строению: у входа, с треском разбрызгивая искры, горели смоляные факелы. Мигель заметно пошатывался – сказывалась слабость от странной травы в сигаретах. Пригнувшись, он зашёл в зал и остолбенел – вокруг тотемного столба с вырезанной на самом верху мордой зверя были привязаны бессильно свесившие головы девушки в белоснежных платьях. Их щёки отливали алым, длинные волосы касались пола, а на ткани одежд расплылись бурые пятна. У подножия стояла большая чаша, почти до краёв наполненная КРОВЬЮ.
– Блядь, да ты сволочь!
Он обернулся и схватил Энрике обеими руками за горло. Тот не отстранился, однако в живот Михаилу упёрся ствол его собственного револьвера. Того самого, который уборщик вытащил из кобуры, пока эль капитано пребывал в прострации.
– Я же просил, – устало произнёс жрец. – Ничему не удивляйтесь.
…Отделившись от стен, к Михаилу беззвучно скользнули десятки теней.
Часть вторая
Cine Patriotero
Здесь было много мёртвых: мы убьём ещё.
Наш шаман танцует, крови жаждет он.
Лезвия поют во мраке – вы умрёте, как собаки.
Manowar, «Spirit Horse of Cherokee»
Глава 1
Худший мир
(где-то в середине пустоты и неизвестности)
…Затемнение. Сначала не видно ничего, идёт только звук. Прерывистое дыхание из тьмы. Хрип. Короткий кашель. Картина постепенно начинает проясняться… Камера показывает общую панораму с высоты птичьего полёта. Цвета набирают силу, наливаются красками, и сразу видно, что качество съёмки потрясающее – это уже не любительская плёнка, как в прошлый раз, а превосходная цифровая запись. Операторы работают профессионально, охватывая местность с разных ракурсов. Вдали видны очертания большого города, среди зданий десятками столбов поднимается чёрный дым. На поляне застыл человек – скорчившийся, лежащий на боку. Камера фиксирует его минуты две, после чего веки незнакомца слегка подёргиваются. В зрительном зале слышны женские вздохи и всхлипывания.
…Олег пришёл в себя. Опасаясь всего на свете, осторожно приоткрыл один глаз. Прямо перед ним колыхалось растение жёлтого цвета. Он повернулся, и ему укололо щёку. Трава. Сухая трава. Олег лихорадочно покрутил головой. Так. Кажется, он на пригорке, посреди луга… Судя по пожухшим травинкам, сейчас наблюдается осень. Небо налилось свинцом: с минуты на минуту вниз упадут капли холодного дождя. Поле простёрлось вплоть до горизонта, кое-где светятся желтизной стога, за спиной – лес с ёлками и белыми деревцами, – похоже, берёзы. Стога. Если некто собирает сено в скирды, стало быть, здесь существуют коровы… Их режут на мясо, и они уж точно дают молоко.
Он больше не в мире порно. Он всё-таки вырвался.
Олег зажмурил глаза, вспоминая случившееся в хижине Великой Праматери. Когда они с Жанной зашли туда, в помещении было темно, и это неудивительно – зачем слепой женщине включать свет? Колдунья спросила их, доставлены ли остальные артефакты. После утвердительного ответа устроила проверку: брала пальцами, щупала, подносила к носу. Наконец сморщенные губы старухи раздвинулись в ухмылке. Она ещё раз предупредила, что не ручается за успех, однако сейчас же начнёт готовиться к ритуалу.
Собственно, церемония продолжалась считаные минуты.
Вытащив из ящика заранее приготовленного питона (змеи в мире порно активно использовались начиная с фильмов Чиччолины)[9]9
Итальянская порнозвезда восьмидесятых годов во время съёмки отдельных сцен использовала питона в нетрадиционных целях. Питон не пострадал.
[Закрыть], она на ощупь ловко отсекла рептилии голову. Сцедила кровь в специальную чашу. Туда же истолкла ступкой кость монахини. Высыпала пепел существа из другого мира. Тщательно перемешала… Она действовала так уверенно, так быстро и точно, словно у неё были глаза. Полученную смесь Праматерь, делая осторожные шаги, поставила на угли, шипящие внутри бронзового котла посередине комнаты. Предупредила, что сейчас вернётся с Фаллосом Основания, отошла в сторону и… исчезла. Дальше Олег уже почти ничего не помнил. Неожиданный блеск чьих-то зелёных глаз в углу. Фигура, отделившаяся от стены. Ледяная ладонь в его руке. Вспышка яркого голубого пламени. И полная ТЬМА.
Смолкин с трудом распрямился во весь рост.
Надо найти людей. Хоть каких-нибудь. И определиться, куда именно его занесло. В воздухе внезапно послышался тяжёлый гул. Олег посмотрел вверх и замер в удивлении: на низкой высоте, буквально на бреющем полёте, «шли» сразу девять самолётов. Их принадлежность угадывалась издалека – на овальных крыльях красовались чёрные кресты с белой рамкой. Олег открыл рот, провожая самолёты взглядом, и у него как-то резко заболела голова от внезапной догадки. «Только не это, – подумал он, заледенев в ужасе. – Господи, умоляю тебя, не допусти». Однако у Господа на Олега сегодня были свои планы. Со стороны леса вышла толпа людей – человек сто, самых разных возрастов – двадцать, тридцать, сорок лет. Мужчины в касках и серо-зелёной форме двигались не спеша, припечатывая грязь подошвами начищенных сапог. Рукава их мундиров были засучены до локтей, на шеях висели чёрные автоматы с длинными магазинами. Они смеялись, разговаривая на знакомом Олегу с детства отрывистом языке, выделяя слова «ахтунг» и «нох айн маль», а также часто прибавляли букву «я». Не в силах двинуться с места, Олег во все глаза смотрел на приближающихся к нему солдат, – он хотел закричать, но горло ожидаемо выдало лишь жалобный свист.
Вермахт. Немцы. КУДА ОН ВООБЩЕ ПОПАЛ?
За спиной щёлкнул металлом затвор. Олег закрыл глаза. Наверное, в таких случаях принято читать молитву, но ему, как назло, вспомнился лишь запах сдобного кулича на Пасху.
– Ты хто такой, твою мать? – послышалось сзади. – Руки подыми!
Русский язык. Да, ещё хуже. Наверное, вспомогательная полиция или местные СС.
Смолкин послушно воздел руки. В загривок весьма невежливо ткнули стволом:
– Повернись.
Олег повиновался. Направив ему прямо в грудь винтовку-«трёхлинейку» с примкнутым штыком, на него смотрел высокий, лопоухий и конопатый боец в выгоревшей советской форме с петлицами, без погон. Из-под пилотки выбивались светлые волосы.
– Фриц?
– Сам ты фриц, – огрызнулся Олег. – Русский я, не видишь, что ли?
– Одет ты как-то совсем чудно, – удивлённо ответил боец. – Портки на тебе синие, как быдто тёрли их долго, рубаха непонятная… А почему на ботинках слова заграничные?
– «Адидас», – объяснил Олег. – Фирма такая, немецкая.
Он сейчас же прикусил язык, но солдат расплылся в широчайшей улыбке:
– А-а-а, с немца, значит, снял. Наверное, братуха, ты в окружении был, иль специяльно переоделси? Фрица-то дохлого святое дело раздеть, а так любой политрук скажет: мародёрствовать в Красной Армии запрещено, сам понимаешь – сразу же к стенке.
В душу Олега закралось не слишком веское, но всё же значительное подозрение. Боец выглядел чересчур ИДЕАЛЬНО. Смолкин как будто бы видел его раньше. Олег посмотрел в конопатое лицо, и ему показалось, что над солдатом поработали профессиональный гримёр и стилист. Прекрасно уложенные волосы, обработанные пудрой щёки… Нужели?..
До них донеслась громкая немецкая речь.
Отряд вермахта подошёл совсем близко. Олег отчётливо различил погоны – широкая тёмная полоса, окаймлённая белым, – и серебряных орлов, распростёрших крылья на карманах гимнастёрок. Впереди, раздвигая траву стеком, надменно шествовал офицер.
– Бежим… – прошептал Олег. – Давай быстрее, пока нас не заметили.
– Бежать? – удивился боец. – Почему? Кто нам угрожает?
– Немцы.
– Энти, што ли?
– Ну да.
– Видно, ты с ума сошёл, братуха.
– Да, – слабым голосом подтвердил Олег. – Знаешь, я отчего-то тоже так думаю.
Боец нехотя, исключительно для вида, прицелился.
– Тут возни с ними на две секунды, – сказал он и сплюнул в траву. – Делов-то.
Конопатый выстрелил, и вокруг всё словно замедлилось.
Олег увидел: из ствола винтовки КРАЙНЕ неторопливо с язычком огня вылетела пуля (вся в дыму). Со скоростью примерно десять метров в час она поплыла к немцам и спустя какое-то (очень приличное) время врезалась в голову офицера. Кровь плеснула на фуражку с высокой тульей, и нацист, сделав комичные па, взбрыкнул в воздухе ногами и погрузился в траву. Все остальные немцы, подобно балетной труппе Большого театра, повисли и заколыхались, оседая наземь в причудливых позах. Фонтанчики крови красиво взлетали из открытых в предсмертной муке ртов, разбрызгиваясь в пространстве крупными каплями. «Слоу-мо, – в страхе подумал Олег. – Куча наших режиссёров обожает такой приём – и Бондарчук, и тот же Бекмамбетов…»
Замедленная съёмка внезапно прервалась.
На месте немецкого отряда лежала гора трупов. Не выжил ни один человек. Боец со скучающим видом оттянул назад затвор, наружу выскочила дымящаяся гильза.
– Как такое в принципе может быть? – прохрипел Олег, на глазах теряя рассудок. – Ты только что положил одним выстрелом целую роту! Они даже увидеть тебя не успели!
Красноармеец, закинув винтовку за плечо, равнодушно сворачивал козью ножку.
– Не знаю, – честно сказал он. – У нас тута почему-то всегда так. Немцы ваще дурачьё, плохие солдаты. Идут в атаку в полный рост, оруть на своём немецком, и мы их сразу кладём. Часто пьяные. Воюют хренова. Например, в Сталинграде мы в одном доме закрепилися, а фрицы не могли его неделю взять. По пятьсот человек на одного нашего потеряли, и как у них армия ещё не кончилась? У-у-у, нагнали танков, эсэсовцев полки, ужасть. А командир обороны этого дома взял да и вызвал на себя огонь нашей артиллерии. И сам погиб геройски, и немцев дивизию – в кашу. Вот так здесь, братуха.
– Слушай, – произнёс Олег. – А почему немцы этот дом пушками издалека не расстреляли?
– А не знаю, братуха, – весело ответил боец. – Я сам ваще никакой логики не наблюдаю. Наверное, нетути у фрицев артиллерии. И тупые они – кошмар. Иногда в бою простейших вещей не замечают, ну вот как нас с тобой тока што в упор не видели. Странно, как такие бараны до Волги дошли, а мы отступали, правда? Ладно, хватит базарить уже. Пойдём со мной в Сталинград, покажу тебя ротному, товарищ окруженец. Только смотри, командир у нас на расправу ух лютый, может и шлёпнуть запросто.
Еле двигаясь на ватных ногах, Олег поплёлся вслед за весёлым красноармейцем. Мысли рвались из головы – он расчесал затылок до крови, тело била нервная дрожь.
«Да это ещё хуже, чем порнография! – страдал он. – Я попал в РОССИЙСКОЕ КИНО!»
…Олег с бойцом бредут по направлению к городу, – чем они ближе, чем чаще динамики Dolby Surround в кинотеатре сотрясают мощные звуки взрывов бомб, пулемётной стрельбы и бомбардировщиков, пикирующих на цель. Спутники превращаются в две маленькие точки, и только тогда камера вновь возвращается к поляне, заросшей пожухлой травой. Из леса выходит человек в белой потрёпанной рубашке и таких же штанах. Он несёт поклажу, перебросив через плечо, – нечто вроде большого мешка, сверху не разобрать. Добравшись до трупов немецких солдат, человек озадаченно смотрит на импровизированное кладбище под открытым небом. Затем бережно кладёт мешок на траву, нагибается и начинает расстёгивать пуговицы на груди у мёртвого офицера в форме вермахта. Крупным планом показывают его руки: холёные, с тонкими ухоженными пальцами.
Затемнение.
Глава 2
Нерождённые
(Лима, северный пригород, 21 октября 1931 года)
…Индейцы в серой одежде (вот почему он не заметил их лиц на фоне стены), оторвав Михаила от Энрике, поставили пленника на колени. Один из них взял прислонённый к столбу мачете, но жрец сделал предупредительный знак, и воин вернул нож обратно.
Энрике присел на корточки напротив Михаила:
– Сеньор Мигель, говорят, вы родом из одной северной страны… Удивительно. Люди на севере обычно холодны темпераментом, как их погода, – взять хотя бы тех же патагонцев со льдов Аргентины: они сперва угощают врага ужином, а потом режут. Вы столь экспансивны, вроде моей покойной жены, мир её праху. Хвала Господу, я догадался забрать ваш револьвер, иначе бы вы сначала стреляли, а потом спрашивали у покойников документы. Прошу, спокойно подойдите ближе. Ответ на ваш вопрос – здесь.
Не поворачивая головы, жрец что-то отрывисто произнёс на кечуа.
Руки индейцев разжались. Михаил поднялся и, спотыкаясь, проковылял к жертвеннику. Куклы. Около десятка кукол, привязанных к столбу с мордой неведомого зверя. Эль капитано нагнулся, невольно прислонившись лбом к холодной как лёд плоти. Надо же, он принял их за мёртвых людей. Прекрасно выполненные маски из свиной кожи – специально отбелены так, чтобы она напоминала человеческую… Индейские платья, разрисованные кровью… Уже не приходится сомневаться, тоже из свиных жил. И запах магнолии – чарующий, наркотический… Хочется прямо целовать идолов в губы…
Мигель едва подавил в себе это желание.
Кукла смотрела на него мёртвым взглядом нарисованных глаз. Надо сказать, хорошо нарисованных, – складывалось впечатление, что она видит гостя из любого угла комнаты.
– Убивать за такие шутки надо, – устало и злобно сказал Михаил.
В ответ донёсся тихий смех жреца.
– По-моему, не стоит нервничать. Хотя могу понять, после горы трупов на этой неделе поневоле воспримешь зрелище не очень адекватно. Простите меня. Итак, вы знаете главный постулат в религии инков? Весьма экзотичная мысль. По мнению наших предков, зло имело такое же право на существование, как и добро. Разве это не логично? Сам Дьявол – творение божье, сеньор. Поэтому и ацтеки, и инки старались укрепить отношения не только с добрыми богами, но и со злыми созданиями. Я до сих пор придерживаюсь подобной линии, ублажая кровью покровителей зла. Правда, мы не потрошим людей им в угоду, а лишь символизируем старые празднества… В конце концов, кто сказал, что демону пещер следует обязательно принести в жертву человека? Уверен, ему вполне достаточно и свиньи. Считается, что богу надо отдавать самое лучшее. Ну, мы так и делаем. Человеческая жизнь сейчас почти ничего не стоит, а вот хороший кабан дорог: моё племя ест свинину лишь по большим праздникам. Так что, полагаю, силы тьмы ничуть не против получить эскалоп вместо мёртвой девственницы… По крайней мере, сеньор, я бы на их месте вовсе не возражал.
– Зачем тебе это? – в упор спросил Мигель. – Ты не похож на идолопоклонника.
Жрец воздел вверх обе руки, символизируя отрицание.
– Ничего подобного, сеньор. Как я уже сказал вам, я полностью уверен в существовании инкских богов. Одно другому не мешает. Внизу, в селении нашего племени, стоит церковь, а наверху, под охраной двадцати воинов, – святилище с магнолией, скрытое от посторонних глаз. Вы знаете, в чём проблема христиан? Вы придерживаетесь веры в бесплотное божество, летающее в облаках и лишь однажды пославшее на Землю курьера с обязательством ждать его второго пришествия. Зато боги инков всегда обитали вместе с нами. Да, в общем, чего я рассказываю? Если не возражаете, сами полюбуйтесь.
Достав из-за пазухи горсть семян, Энрике бросил их в очаг.
Хижину заволокло густым сиреневым дымом. Михаил, зажав рот и нос обеими ладонями, бросился к выходу, но путь ему преградили мачете безмолвных индейских воинов. «Какой смысл сопротивляться?» Он покорился судьбе и полной грудью вдохнул дым.
…Когда Мигель открыл глаза, то увидел, что стоит в горах, посреди гигантских чёрных валунов. Дышалось с трудом, кажется, он находится очень высоко. Из-за ближайшего камня вышли двое людей в доспехах, производя такой звук, словно они были увешаны гирляндами консервных банок: оба гремели, громыхали и скрежетали. Михаил отшатнулся, но рыцари его не увидели. Они тащили за ноги труп женщины, – голова подпрыгивала, длинные волосы волочились по каменной крошке, кровь из разрезанного горла залила лицо: закатившиеся белки глаз жутко глядели из красной массы. Солдаты громко переговаривались по-испански, но это был какой-то иной испанский язык, не слишком понятный Мартинесу. Диалекты отличались друг от друга, как современный русский от старославянского, звучало много латинских слов. К счастью, латинский он учил в гимназии и в общем-то распознал смысл разговора рыцарей.
– Как ты думаешь, эта последняя?
– Сейчас посмотрим. Франсиско сказал, нам нужно тридцать девок-нехристей.
Размахнувшись, они бросили тело в гору трупов, сваленных у подножия старой магнолии на холме с каменной расщелиной. Один из рыцарей влез в гущу мертвецов, считая по головам. Проделав эту процедуру дважды, он со злобой выругался сквозь зубы.
– Так я и думал – двоих не хватает! Франсиско с нас шкуру спустит… Иди, приведи.
Второй испанец недовольно заворчал, но спорить не стал. Спустя полтора часа он появился вновь, таща за собой двух рыдающих индейских девушек – обеим не более пятнадцати от роду. Первый рыцарь с аппетитом грыз сочное яблоко. Завидев девиц, он оживился. Солдат поверг жертв к его ногам, – продолжая жевать, палач воткнул одной в горло меч, выдернул лезвие и сейчас же пронзил им грудь второй. Не отрывая взгляда от умирающих, убийца облегчённо вздохнул, улыбнулся и с хрустом прикончил яблоко.
– Ну, теперь всё. Надо доложить Франсиско, что работа сделана.
– Да, он велел убивать всех взятых в плен индейских баб. И верно, нечего с нехристями церемониться, разыгрывая христианское милосердие: после бойни под Ольянтайтамбо это верх неразумия. Ложась спать, я молюсь Иисусу, чтобы на следующее утро проснуться без ножа в горле, – ведь против нас воюют даже двенадцатилетние щенки.
Они удалились, спускаясь по узкой тропинке.
С места, где стоял Михаил, хорошо просматривались контуры большого города в окружении стен, сложенных из блоков однотипных камней. На одной из башен развевалось уже знакомое ему индейское знамя цвета радуги, на другой – белый флаг с красным зубчатым крестом, похожим на две пилы[10]10
Так называемый «бургундский крест» – флаг испанской армии, а также испанских колоний в Латинской Америке, включая Перу.
[Закрыть]. Издалека доносился сухой треск ружей, гулко слышалась канонада орудий, в воздух то и дело взвивались облачка белого дыма. Мигель со стоном взялся двумя руками за голову. Нет. Галлюцинация, мираж. Однако испанцы не видят его… Похоже, он наблюдает за происходящим из другого измерения. Смятенье мыслей прервалось звоном и скрежетом, какой он уже слышал два часа назад. Но на этот раз на тропинке появились два других рыцаря. Один постарше, носитель характерной козлиной бородки с сильной проседью, на вид лет шестидесяти – измождённое лицо сплошь покрывали морщины. Второй – бодрый молодой человек с рыжеватыми волосами, однако без растительности на подбородке. Оба вели с десяток связанных индейцев, включая старика в головном уборе с орлиными перьями. Завидев покойниц, индейцы остановились, послышались восклицания ужаса. Конкистадоры, матерясь и оглядываясь, подтолкнули их к подножию магнолии клинками мечей.
– Ты уверен, Манка делал именно это? – спросил старика пожилой испанец.
– Да, сеньор, – кивнул тот, еле держась на ногах.
– Хорошо, – буркнул рыцарь. – Тогда давай – выполни своё обещание. Иначе, клянусь кровью Спасителя, я выпотрошу всю твою семью на твоих же глазах. – Последнее, что они увидят в этой жизни, будет завлекательное зрелище, как ты жрёшь их внутренности.
Соратник конкистадора дрожал всем телом.
– Франсиско, во имя Господа, одумайся! Неужели ты хочешь подражать нехристям? Мы пришли сюда нести веру Христову, установить крест святой на землях язычников, а не ублажать нечистого… Вспомни проповедь: мёд Сатаны сладок, но горечь на устах…
– Хуан, прекрати скулить! – Рыцарь сплюнул на камни тёмной слюной. – Господь нам не поможет. Как ты думаешь, откуда у этого предателя Манки вдруг, словно из-под земли, выросли сто тысяч отборных солдат? Поверь – это дело не Иисуса. Нам с тобой осталось недолго, – язычники прибывают и прибывают, скоро кастильское мясо украсит их алтари. Если Дьявол нам поможет, я заключу сделку с ним… Ты ведь знаешь, Хуан, грех можно замолить. Начнём потрошить девок, брат[11]11
Франсиско считался незаконнорожденным сыном дворянина Гонсало Писарро: тот совратил его мать – молоденькую сироту, работавшую служанкой в монастыре и изгнанную затем оттуда за беременность. В результате Франсиско получил кличку El Ropero – «сын кастелянши». Хуан являлся братом конкистадора по отцу, сыном Гонсало от другой служанки – Марии Алонсо. Оба бастарда часто подвергались насмешкам при дворе короля за своё низкое происхождение. Этот факт и толкнул обоих на завоевания в дальних землях.
[Закрыть], – сейчас не время для жалости.
…Михаил, затаив дыхание, наблюдал: оба рыцаря (пожилой то и дело сетовал на тяжесть и неудобство доспехов) вспарывали животы мёртвым женщинам. Кровавая работа была им не в новинку, даже молодому испанцу, – они работали ловко и бодро, как положено опытным мясникам. Мигель в своё время читал в хрониках завоевания Перу: испанские конкистадоры часто разделывали тела индейцев, чтобы кормить своих собак[12]12
По свидетельству летописцев, конкистадоры Писарро брали индейцев в дорогу как «живые консервы» для своих собак. Сохранилась запись XVI века: «Одолжи мне четверть нехристя покормить моих псов, я позже отдам».
[Закрыть].
Справившись с задачей, забрызганный кровью жертв Франсиско кивнул старику:
– Теперь твоя очередь. Работай так быстро, насколько это возможно.
Целых четыре часа пленные индейцы под руководством старого жреца сооружали кукол. Михаил впервые воочию увидел, как, пусть и не столь ювелирно, мог работать Художник. Тела набивали сладко пахнущими травами, запихивали в утробу лепестки магнолии и зашивали на скорую руку. Озадачили Михаила две вещи. Первая – трупы никто не расчленял, вторая – убийцы не красили лица покойниц алым и не разливали содержимое вен у корней дерева: кровь просто стекала под ноги, на неё никто не обращал внимания. Закончив чудовищный ритуал, индейцы встали вокруг магнолии подобием русского хоровода. Склонив головы (словно пытаясь разглядеть что-то под босыми ногами), пленные хором затянули мрачную песню на языке кечуа. Как только припев заканчивался, они ударяли ступнёй в землю, и вверх летели брызги крови. Уже совсем стемнело, и жертвоприношение освещалось только факелами в руках рыцарей. Пожилой был потрясающе спокоен. Молодой определённо нервничал, но, очевидно, его заботил не сам факт массового убийства, а лишь ощущение греха и низкопоклонства тёмным силам.
Пение оборвалось.
Индейцы разомкнули круг. Все, за исключением жреца, подошли к краю скалы. Закрыли глаза. Пропели славословие, прося Уку Пача принять их к себе. И прыгнули вниз. Старик-жрец остался стоять на месте – сомкнув веки, он продолжал тянуть зловещую песню. Франсиско не обратил внимания на самоубийство индейцев, но Хуан перекрестился.
– Не нравится мне это… – вновь начал он.
– Заткнись, – прервал его Франсиско. – Милостей ждать не от кого. Как рассказала мне эта тварь, Манка принёс в жертву триста девок, а я за неделю зарежу пятьсот: кому из нас достанется благосклонное внимание? Мы с тобой оба бастарды, наши матери стирали бельё у господ, – где мы оказались бы сейчас, не сумей схватить фортуну за загривок? И я, и ты своими зубами выгрызли себе чины, звания, золото. Не забудь: нас здесь семьсот человек, нехристи очухались и осознали – испанцев тоже можно убивать, мы не боги с заоблачных высот, не сыны Виракочи. Не нравится? Тогда просто терпи, как делаю я.
Он толкнул старого жреца. Тот открыл глаза.
– Как ты думаешь, мои дары духам достаточно щедры?
– Более чем, – сказал индеец, тщательно выговаривая испанские слова. – Те, кто спускается в Уку Пача без даров, не возвращаются – их убивают ядовитые испарения. Стоит лишь не поскупиться, и властители подземного мира почтят тебя вниманием. Хотя нужно ли идти туда, бородач[13]13
Прозвище испанцев у инков – индейцы не носили бород.
[Закрыть]? Инка Манка исчез в Уку Пача всего на три часа, а когда появился вновь, он больше не был уже человеком. Подземная страна меняет – так, как ты не можешь представить в своих самых страшных снах. Пусть нерождённые даровали Манке войско призраков, ведаешь ли ты, что именно он отдал взамен? Ходы между мирами Уку Пача и Кай Пача не имеют дверей и засовов, – нужно только принести кровавые жертвы, и тебе позволят войти… Однако многие люди, потерявшие власть и богатство, предпочли умирать в нищете, но не потревожили нерождённых. Инка сошёл с ума: он считал, если бог Виракоча ему не помог, нужно упасть к ногам монстров подземного мира. Но бородач не умнее Манки: ты совершаешь ужасную ошибку, и она будет стоить тебе жизни. Инка никогда не говорил о тех, кого встретил в недрах Уку Пача. Ты хоть представляешь, с кем именно тебе придётся столкнуться?
Хуан истово перекрестился дрожащей рукой.
– Да хоть с Сатаной, – прохрипел Франсиско, меняясь в лице. – Я…
– Сатана? – усмехнулся индеец. – Ты думаешь, он самое страшное, что существует? В Уку Пача обитают такие создания, у которых сам Дьявол на побегушках, приносит им на завтрак сладкий картофель и старательно набивает трубку лучшим табаком. Ушедшие пообщаться с мертвецами вернулись чужими, а многие и вовсе сгинули навеки. Бородач, это не из тех сказок, что детям рассказывают на ночь. Уку Пача заманивает к себе. Есть расщелины, пещеры, ручьи и даже специально построенные шахты: просто принеси жертву да заходи. Тебя разве не пугает, что Великий Инка больше сам не свой, когда управляет призрачными воинами? У него нет даже зрачков, глаза залиты тьмой. Ночью царь воет так, что кровь стынет в жилах, – поверь, я сам это слышал. Остановись.
Хуана эта речь ожидаемо не порадовала.
– Ты же помнишь, Франсиско, наш совместный спуск в шахты за серебром? – спросил он ломающимся голосом. – Мы не нашли внутри ничего, кроме груд человеческих костей, а стены были исцарапаны ногтями. Жертв сбрасывали туда ещё живыми, они пытались выбраться наружу. Чем мы тогда лучше нехристей, если целуем Люцифера под хвост?
В сумраке коротко свистнуло лезвие.
Голова индейца покатилась по камням, – старик, заливаясь кровью, осел на колени. Франсиско выругался и свободной от меча рукой от души залепил Хуану затрещину. На магнолии засветились тельца тысяч ночных насекомых, причудливо освещая сучья дерева.
– Я спускаюсь, придурок. С тобой или без тебя.
– Иди, – коротко бросил молодой человек. – Я буду ждать здесь до начала следующего рассвета. Если ты не явишься, вернусь к своим… В Куско идёт бой, нужны солдаты.
Пожилой рыцарь вздохнул и деловито, без ненависти, обматерил Хуана последними словами. Повернувшись, Франсиско начал спускаться в пещеру под магнолией…
Михаил потерял счёт времени. Он видел, как Хуан, установив между камней меч рукоятью вверх, горячо молился. Спал. Проснулся, развернул свёрток с тушёной свининой, вкусил обед, предварительно испросив Господа благословить пищу. «Поразительно, – подумал Михаил, окончательно свыкшийся со своим перемещением на четыреста лет назад, а также с тем, что ему здесь не требуется воды и питья. – И эти благородные, глубоко верующие люди без зазрения совести убивали индейцев тысячами, словно скот на бойне. Ну да – до того, как племена стали обращать в католичество, официально считалось, что у туземцев нет души». Хуан, тоскливо глядя в расщелину, наверное, в сотый раз перекрестился и вновь скороговоркой начал повторять псалмы.
Грохот. Звук скрежетания железа о камни.
Франсиско появился из расщелины внезапно, будто прятался за валуном, а тут вдруг выскочил, желая напугать юношу. Хуан попятился, рыцарь шагнул вплотную к факелу, и пламя осветило его лицо. Оно изменилось. Это всё ещё был брат Хуана, но в то же время он уже им не являлся. Писарро-старший помолодел. Он потерял лет десять, с висков исчезли седые волосы, разгладились морщины… Глаза приобрели волчий блеск. В целом в облике рыцаря теперь было больше откровенно звериного, нежели человеческого. Он улыбнулся, и Хуан в страхе заметил: зубы брата заметно удлинились. И верно, в пещеру зашёл один человек, а вот вернулся… совсем-совсем другой.
– Хвала Господу, ты цел! – воскликнул Хуан. – Рассказывай… Увидел нерождённых?
– Да, – молвил Франсиско, и голос его также не походил на прежний. – Но они не понравились мне, и я не стал заключать с ними сделку. Пришлось договориться кое с кем другим… Теперь всё будет хорошо, брат. Просто замечательно. Мы отобьём нехристей от Куско и станем торжествовать победу… Мне это пообещали. Воистину, великое чудо.
Хуан с тревогой всматривался в лицо Франсиско.
– С кем именно ты разговаривал? – спросил он.
Зверь, сутки назад бывший его братом, оскалился ледяной улыбкой.
– Какая тебе разница? Главное, что я узнал, – наших даров недостаточно. Требуется ещё одна жертва… И следует принести её прямо сейчас. Прости меня, милый братец.
Он бросился на Хуана и сбил его с ног. Борясь, оба рыцаря откатились к обрыву, – Михаил уже не видел ничего во мраке, только слышал звуки борьбы. Чья-то рука подхватила камень. Удар. Хрип. Второй удар. Молчание. Тьма заколебалась вокруг Мартинеса, расплываясь сиреневой дымкой. Крепость на горе растаяла, облака упали с неба вниз…
…Михаил подавился кашлем, лёжа на полу. В первую минуту казалось, что он выплюнет лёгкие, – стоило приступу затихнуть, и несчастного тут же скручивало с новой силой, выворачивая наизнанку. Индеец, сжав пальцы на его шее сзади, буквально втиснул в рот глиняную кружку, полную противной мутной жидкости. Эль капитано глотнул – и, как ни странно, ему резко полегчало. Будучи образцовым офицером русской армии, Михаил пил и такое, от чего падали в обморок быки, причём от одного запаха. Однако вкус дряни, пахнущей болотной тиной, слизью лягушек и змеиными потрохами, превосходил даже денатурат.
– Надеюсь, эль капитано впечатлён? – спокойно спросил Энрике.
– Не слишком, – в том же тоне ответил Михаил. – Думаешь, я увидел что-то новое? Сначала ты бросил в огонь семена… Полагаю, это растение вроде нашей белены или опиума, тоже родом из Амазонии? Густой дым ожидаемо вызвал сильные галлюцинации. В дальнейшем ты сидел тут и рассказывал мне сказки, а я наблюдал их воплощение. Ты хоть раз был в синематографе? Такой сюжет показывают часто. Один человек удерживает другого от опасного поступка: там страшно, пожалуйста, не ходи туда, – а он всё равно идёт… И возвращается с довольно странным видом, а то ещё и с клыками, как Бела Лугоши в недавнем фильме «Дракула». «Франкенштейна» ты смотрел, Энрике? Буквально на днях крутили, – Борис Карлофф потрясающе играет.
