Текст книги "Эль Дьябло"
Автор книги: Георгий Зотов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Часть третья
Cine Commerciale
Смотри сюда – закрывшись покрывалом,
Она бежит сквозь мрак по лесу ведьм.
Заметил кровь ты под её ногами?
Послушай вой волков – похожих на людей…
Theatres des Vampires, «Lady In Black»
Глава 1
Мёртвые гости
(ночь, заросли кукурузы, нечто такое странное)
…Экран наконец-то включается, – зрители с радостными возгласами подаются вперёд, сжимая подлокотники кресел. Слышно, как у парня в шестом ряду с мягким шорохом сыплется на пол из бумажного стакана попкорн. Все утомились смотреть рекламную паузу с «нарезками»-трейлерами будущих блокбастеров, откровенно скучают и ждут, когда же наконец начнётся кино. Сначала на экране ничего нет: просто прерывистое дыхание и шелест. Всхлипывание, шёпот, шебуршание ткани – кто-то, похоже, в отчаянии шарит по карманам. Чирканье, слабая искра. Загорается свет. Пламя зажигалки освещает трёх человек: юного блондина, мужчину лет тридцати и девушку с короткой стрижкой. За ними – только тьма, они встревожены, испуганно оглядываются по сторонам: камера фиксирует крупным планом их лица. Блондин поднимает зажигалку вверх – куда бы ни светил огонёк, зритель видит высокие стебли растений с широкими листьями. Это кукурузное поле. Оператор отдаляется, показывая всех троих в самой середине тёмного колышащегося массива. Из динамиков на стенах слышится всё, что и положено в таких случаях.
– Где мы сейчас находимся? – грустно спрашивает Олег.
– Понятия не имею, – отвечает Алехандро де Кастильеро. – Если я не ошибаюсь, это поле маиса, столь популярного среди крестьян моей страны. Оказались мы в выдуманной кинореальности или всё же смогли вернуться на Землю, ещё только предстоит выяснить. Но на всякий случай, компаньерос, искренне советую не расслабляться.
Олег со вздохом кивает. Да уж, тут расслабишься. Начнём с того, что даже возвращение в настоящий мир гарантирует дополнительно кучу проблем. Например – а что, если вся троица переместилась за границу? Ну, на ту же Кубу или в Перу, где он неоднократно видел заросли кукурузы? У него ни паспорта, ни копейки денег с собой. Что тогда делать? Да без понятия. Заявиться в посольство России и сказать: простите, я порнуху смотрел, меня в телевизор затащило, поэтому пришёл к вам в чём был? К сожалению, это не вариант. Впрочем – да и пусть. Он готов верблюдиц доить, питаться лягушками, спать на траве, лишь бы в настоящем мире. Главное – вырваться, остальное второстепенно.
Девушка помяла в руке лист кукурузы.
– Так или иначе, нам надо куда-то идти, – сказала она, и мужчины одновременно повернулись к ней. – Мы можем, конечно, сидеть и философски рассуждать, в чьём мире находимся – в моём или вашем, но ситуацию это не изменит. Будь мы в мире порно, у нас бы уже появился отличный повод затеять оргию: я одна, а вас двое, и нас бы тянуло к этому на первых порах автоматически. Но полагаю, мы не в Секс-Сити.
Блондин посмотрел на Жанну с тенью уважения.
– Да, сеньорита, – произнёс он. – Спасибо, весьма мудрые слова. И куда нам идти?
– Какая разница? Давайте двинемся прямо, рано или поздно мы отсюда выйдем.
Некоторое время братья и сестра по несчастью шли вперёд, размышляя каждый о своём. Спустя четверть часа, продираясь через стебли, Алехандро задал Олегу мучивший его вопрос:
– Почему ты так мечтаешь вернуться в наш мир?
– Да вот не понравилось жить полгода в сплошном порно, – злобно ответил Олег. – Я не в курсе, в каких ещё фильмах, кроме российского кино и Секс-Сити, ты тусовался, но поверь – реальность лучше. Хоть и подозреваю, что ты её уже изрядно подзабыл.
– Кто знает, – туманно заметил Алехандро. – А вдруг наша реальность – это тоже чей-то блокбастер? Никогда об этом не задумывался? Возможно, земное бытие – плохое кино, но ты этого не ощущаешь, как не ощущала Жанна. Ты встречал такое, когда человек и рад бы сделать карьеру, но не может: загадочные внутренние барьеры, боится противостоять боссу, опасается что-то предложить на планёрке, так до гроба и вкалывает в одном и том же офисе за копейки. Похоже, что его жизнь заранее кем-то прописана, определена, он не способен к резким телодвижениям, у него жалкая роль, её он и играет. Я не исключаю мысль: у нас на небесах есть режиссёры, нам пишут реплики, и по сценарию мы делаем то, что положено.
Под ногами чавкает грязь. Олег останавливается.
– Мне похуй, – коротко и ёмко извещает он о своём состоянии. – Даже если это и так, я хочу назад в свой фильм. И почему ты об этом спрашиваешь? Тебе неохота вырваться?
– Ещё как охота, – тяжело вздыхает Алехандро. – Но я нахожусь здесь восемьдесят три чёртовых года, а ты – всего лишь восемь месяцев. Я мотаюсь из фильма в фильм и составил определённое мнение насчёт современного киноискусства. По мне – чёрно-белое, даже немое кино было самым лучшим. Пускай отчасти стрёмно жить среди женщин и мужчин с сильно подведёнными ретушью глазами, переходить улицы без единой капли цвета, удивляться людям, которые, обращаясь к тебе, достают из карманов таблички с написанными на них словами. Бывало, стоишь в группе на коктейльном приёме, а слуга каждой знатной дамы держит в руках целую стопку табличек. Она ими машет, общается типа, упарилась вся. Персонажи до забавного излишне пафосны, дико вращают глазами, делают резкие жесты, театрально умирают, но… это так прелестно, наивно, замечательно. Однажды я ушёл оттуда, стараясь попасть обратно в реальный мир, и с тех пор не могу вернуться. Если выбирать прямо сейчас, где я хотел бы быть, – предпочёл бы навеки остаться в немом кино. От Голливуда, признаюсь, меня тошнит.
Олег, с хрустом ломая стебель кукурузы, цинично улыбается.
– Ты просто продукт своего времени, Алехандро, – сообщает он. – Родился в начале XX века и считаешь чэбэ кинцо самым восхитительным, а современные блокбастеры – бездумной и бездуховной отравой. Ну, извини. Чаплин – да, для меня лично это смешно. До сих пор прикольно смотреть, как человек с усиками и в котелке, нелепо высунув язык, падает в торт. Но Чаплиным всё и ограничивается. Тогдашний уровень примитивен, школьники на любительской сцене играют лучше. Выпученные глаза, чёрные подкрученные усы, жесты… Кино смотрели не ради актёрской игры, а потому, что оно было в новинку. Даже не нужно было употреблять слова – достаточно скорчить рожицу, как в раннем детстве.
Алехандро хватается за голову, сжимает виски.
– Да что ты понимаешь в искусстве?! – говорит он, и в его голосе чувствуется ярость.
– Ой, простите… – вмешивается в разговор Жанна. – Мальчики, у меня предложение!
Двое мужчин поворачиваются и вопросительно смотрят на неё.
– Мы идём и идём, но никакого толку, – объясняет девушка, переминаясь с ноги на ногу. – Ночь кругом. Направление не знаем. Может, нам разделиться? Тогда хотя бы один…
Олег в мгновение ока меняется в лице.
– Стоп! – Смолкин медленно растягивает слова: – Я такое уже слышал.
Он поворачивается вокруг своей оси, как «волчок», стараясь прочувствовать обстановку. Вскидывает руки. Кукуруза шумит листьями. Моросит мелкий дождь. Слышится стрекотание сверчков. В небе среди туч стыдливо застрял кусочек жёлтой луны.
Ему хватает секунды, чтобы понять.
– Всё ясно, – с горечью бросает Олег. – Мы никуда не выбрались.
– С чего ты взял? – удивляется Алехандро.
– Это классика, – вздыхает Олег. – Трое людей движутся ночью по полю. По мрачному кукурузному полю. Непонятно куда. Темно. Страшно. Любой звук кажется угрозой. Конца-края не видно. Тут некая девушка говорит, что им лучше разделиться, и спутники идут по одному, каждый в свою сторону, после чего злу легче с ними расправиться. И ещё второй признак, Жанна… Ты же девственница, верно? Отныне всё на своих местах.
– К чему ты клонишь? – хмурит брови Алехандро.
Олег звонко хлопает в ладоши – так, что отдаётся эхо.
– Мы в фильме ужасов, амиго, – с грустью констатирует он. – Неужели непонятно?
Жанна и Алехандро не могут ответить. Из гущи кукурузных стеблей к ним с трёх сторон выходят трое людей в пластмассовых масках клоунов: с красными носами и рыжими искусственными кудрями на висках. В руке каждый держит по широкому ножу для рубки сахарного тростника – мачете. Слышится мерзкое групповое хихиканье.
– Сыграем в игру? – голосом, в котором так и чувствовалась глумливая ухмылка, предлагает первый клоун. Он ниже остальных ростом и горбился, зажимая мачете в ладонях.
– Знаем мы вашу игры, – усмехается Олег. – Бежать по полю наперегонки?
– Сначала мы бросим монетку, – сообщает второй клоун. – Кто из вас умрёт первым.
– У вас всего два варианта, – лениво информирует Олег. – Жанна девственница, а по закону жанра фильмов ужасов она не может умереть. Девушка выживет и убьёт вас.
Клоуны заметно тушуются.
– А что ж нам тогда делать? – писклявым голосом интересуется третий.
– Это зависит от того, кто вы сами, – спокойно объясняет Олег. – Просто друзья-психи, как в «Крике», братья-близнецы, родившиеся от изнасилования медицинской сестры в сумасшедшем доме для ненормальных преступников, или больная на всю голову семья людоедов, пострадавшая от ядерной мутации в стиле «У холмов есть глаза».
Клоуны молчат. Первый чешет в затылке.
– Я не знаю, – неуверенно замечает один. – А группа психопатов из цирка не подойдёт?
– Похоже на артхаус, – фыркает Олег. – Или низкобюджетный фильм восьмидесятых годов, их раньше снимали пачками, типа, «Мой кровавый Валентин». Судя по мачете, перед нами характерный слэшер с бюджетом в пятьдесят тысяч долларов, я такие смотрел по видаку, пока в школе учился. У вас даже одежда, похоже, своя, а не киношный реквизит, что говорит о крайней экономичности ленты. Что ж, тем хуже для нашей троицы: бюджетные слэшеры славятся своей капитальной кровавостью. Ребята, а вы пока не можете сказать, что именно планируете с нами сделать? По-человечески интересно.
Алехандро и Жанна следят за беседой, застыв в полном изумлении.
– Если уж честно, – вздыхает пискля, – к этому моменту вы уже обязаны были разделиться. Теперь, к сожалению, нам придётся импровизировать.
Олег выразительно смотрит на Жанну.
– А дальше, – продолжает клоун, – мы кокнем блондинчика. Затем погонимся за тобой. Ты упадёшь, сломаешь ногу, поползёшь, превозмогая боль, и последнее, что увидишь в жизни, – опускающийся над тобой мачете. После мы побежим за девушкой и отрежем ей голову. Возьмём за волосы, поднимем вверх и начнём сатанински хохотать на всё поле.
– Может, не надо? – осторожно спрашивает Жанна.
Клоун тяжело вздыхает. Даже сквозь маску на его лице читается жалость.
– Голубушка, – извиняющимся тоном увещевает он. – Я бы, честное слово, и рад вам голову не резать. Но никак не могу. У меня мама психическая была, и папа тоже маньяк. Жил с детства вместе с трупами, гости если и были в доме, то всегда только мёртвые. Поэтому, если не возражаете, я вас сейчас убью, а потом буду с вами культурно беседовать. Точнее, с вашей головой. Вставлю в пустые глазницы черепа засушенные тюльпаны, а после…
– М-да, это уже закос под Нормана Бейтса, – встревает в монолог Олег. – Чистый «Психоз» по Хичкоку. В общем, я не знаю, что у вас за фильм, но слышал достаточно. Пристрели их.
Грохот трёх выстрелов из «вальтера» Алехандро разрывает тишину.
…Камера парит над кукурузным полем, транслируя вытоптанную поляну ближе к северу. На примятых стеблях распростёрлись три трупа (картинка приближается) – красные пятна на белых клоунских балахонах, в мёртвых руках зажаты рукояти мачете. Двое мужчин и девушка выходят из пределов кукурузного поля. Светловолосый показывает на холм неподалёку, что-то оживлённо кричит. Камера перемещается по направлению пальца блондина, и зрители видят потрёпанный жизнью автомобиль, стоящий на вершине холма. Стоп-кадр: ключи в замке…
Глава 2
Хорошенький дьяволёнок
(предместье Лимы, 1 ноября 1931 года)
…– Прикажете принести стакан воды, сеньор Мартинес? Тут очень жарко.
Михаил взглянул вверх. Над ним, учтиво улыбаясь, склонился полицейский.
– Нет, спасибо, Аугусто, – со вздохом ответил он. – Я пока обойдусь.
Сидя на земле и опираясь спиной о сложенные вместе прутья индейской хижины, эль капитано чиркнул спичкой, прикуривая очередную сигарету. Да, он упустил их снова – оба ушли из-под носа. Только трупы девушек, плавающая в крови земля, кинопроектор и испачканные чёрно-красными разводами простыни. Он больше не увидит их никогда. Художник и Подмастерье получили от демона Уку Пача свою мечту, – в данный момент, возможно, едут в сторону бразильской либо боливийской границы. Убийцы проскользнули сквозь пальцы рук, словно песок. О карьере отныне можно забыть.
Амазонская магнолия силуэтом отпечаталась в чёрном небе.
Ему следовало понять сразу: и Алехандро, и Родриго были откровенно помешаны на кино. Не пропускали ни одной премьеры. Всегда шли в центральный кинотеатр, как на праздник, торжественно вырядившись в лучшие костюмы, покупали самые дорогие билеты и пышные букеты цветов, возлагая затем их к экрану. У обоих юношей была одна и та же любимая актриса – буквально с детского возраста. «Хорошенький дьяволёнок», «Гордость клана», «Бедная маленькая богатая девочка», «Тэсс из страны бурь», «Длинноногий папочка», «Хулиганка». На каждый её фильм они ходили бессчётное количество раз. В автомобиле Родриго всегда висела потрёпанная фотография их общего с другом кумира, пришпиленная булавкой, – с обложки журнала Theatre пятнадцатилетней давности. Румяная златовласка в розовом платье с белыми цветами. Женщина – вечный ребёнок, сыгравшая в десятках лент, в прошлом году получившая престижную американскую награду за съёмки в кино. Кажется, она называется «Оскар».
Мэри Пикфорд.
39-летняя американка, годившаяся обоим парням в матери, стала предметом их безумной любви и страсти, поскольку благодаря синематографу оставалась вечно молодой и вечно привлекательной. Они по уши влюбились в образ на экране. Сумасшедшая любовь, не имевшая никаких шансов на взаимность. В реальности Пикфорд, любимица сотен миллионов зрителей, была уже зрелой женщиной, супругой Дугласа Фербенкса – кумира другого уровня, уже для девочек-подростков. Фербенкса Родриго и Алехандро, как и положено, ненавидели – однако не он был основным их соперником. Мэри Пикфорд, чей типаж соответствовал русской поговорке «маленькая собачка до старости щенок», всё же старела, а оба юноши сходили с ума по фильмам четырнадцатого – двадцатого годов, где по экрану порхала чудненькая бедненькая несчастная сиротка, невинный ягнёночек с улыбкой доброго божества. Они страстно желали любви вовсе не актрисы, а именно персонажа из киноленты, – вот в чём проблема. Чтобы овечка вышла к ним из фильма и одарила счастьем одного из них. Они мечтали об этом. Они умирали от любви. Они заплатили бы своей жизнью за один лишь её поцелуй.
Однако в итоге щедро расплатились жизнями других.
Обращение к демонам Уку Пача тоже выглядит более чем логично. Даже если в них не веришь, поневоле придётся проникнуться: ведь только чёрная магия нерождённых способна даровать то, чего хотели друзья. За определённую плату – но, разумеется, такие мелочи никого не смущали. Интересно, почему они не догадались попросить у подземного бога сразу две копии Мэри Пикфорд, упростив задачу? Хм… Нет, пожалуй, что нет. Родриго и Алехандро на подобный ход никогда не согласятся. Мэри может принадлежать только одному – соперник-неудачник либо совершит добровольное самоубийство, либо удалится в изгнание. Кто пришёл к ним из Уку Пача, какой могущественный демон, исполнитель желаний? Энрике мог поведать Мигелю об этом, но он лежит в полицейском морге…
Так-так-так.
Полицейский кое о чём забыл. А именно – о дыме семян, воскуренным Энрике, благодаря чему Михаил встретился с конкистадором Франсиско Писарро перед спуском в Уку Пача. Это, конечно, не что иное, как местный наркотик, вроде дешёвого «марафета», горстями которого забивали ноздри утончённые офицерики «Земской рати» вкупе с проститутками в портовом районе Владивостока. Дурман никоим образом не перемещает во времени, зато вытаскивает зрелища из самых дальних закоулков подсознания. Кратковременно развивает способности фантазии до красочного взрыва, создаёт реальную ощутимую галлюцинацию, её едва ли не трогаешь своими собственными руками.
Глаза Михаила широко раскрылись. Что, если…
Как, прямо здесь, при остальных полицейских? А почему бы и нет? Он же начальство. Встав с места, Мигель бросил через плечо: «Никого ко мне не пускать!» – и двинулся к ритуальному зданию Энрике. Мешочек с искомыми семенами нашёлся у тотемного столба почти сразу же: убийцы ничего не тронули. Чиркнула спичка, разжигая костёр. Горсть семян посыпалась на угли. Шипение. По помещению поплыл сладковатый запах…
…Михаил очнулся в полной тьме. Непонятно каким образом, но он отлично видел, – словно включилось кошачье зрение. Извилистые коридоры, гигантские каменные подвалы без капли света. Десятки тысяч существ, обитающих в вечной мгле. Вот рядом с ним проползло одно – без рта и носа, восьминогое, подобно пауку, оно передвигалось боком, стараясь не задеть остальных. Подземелья наполняли звуки – жевание, хруст, шорох, волчий вой, стоны и постоянные крики боли, – дикая какофония, способная свести с ума за десять минут… А эти чудища, похоже, живут тут тысячелетиями. Кто здесь? Снова леденящий сердце вой, совсем близко. Навстречу бежит целая стая чёрных собак – тех, что переводят сюда усопших по волосяному мосту из мира живых после похорон. Псы жирные, шерсть лоснится, но никто не протягивает к ним руку потрепать по холке, – во мраке светятся жёлтые глаза. Медленно снуют туда-сюда мертвецы, погребённые ещё инками и попавшие в царство Уку Пача, – полусгнившие лица, разлезшаяся в лоскуты одежда, полная червей плоть. Но это бедняки, а вон дальше, за широким столом, чьи ножки сделаны из узловатых корней деревьев, разрывая в клочья тушки кротов, пирует группа мумий инкских землевладельцев – с румяными щеками и нарисованными на лицах улыбками. Их кожа суха, трескается при движении, но здесь нет воздуха, они могут сохраняться столетиями. Нерождённые, впрочем, сторонятся трупов, – они высшая каста, слуги демонов, да и сами без пяти минут демоны. Держатся особняком… Высокие тощие монстры без глаз, кончики пальцев увенчаны длинными ногтями, словно у китайской императрицы. Большие рты, круглые, как яблоко, и зубы – чёрные, в форме иголок, высунутые извивающиеся языки, сморщенная кожа. Это ещё ангелочки – чистокровные подземные демоны и вовсе откровенные уроды, существо с паучьими ногами далеко не худший их представитель. Благодаря инстинкту самосохранения Мигель вжимался в стену всякий раз, когда они оказывались рядом, хотя и знал, что существа не видят его. Порождения подземного царства слепы, подобно нерождённым, ориентируются во тьме на запах с помощью носа – вытянутого в трубочку, как у муравьеда. Мохнатые и с голой кожей, мелкие и огромные, демоны ползком либо бегом двигались по коридорам из гладкого гранита, минуя низшие касты мертвецов. Но и они покорно склоняли головы при появлении полных достоинства подземных богов. Те, как правило, рогаты, пятнисты, с вытянутыми крокодильими и ягуарьими мордами, из раскрытых пастей капает слюна… Они никогда не говорят и отдают приказания жестами: ведь Уку Пача считается у инков землёй немых. Боги запрокидывают головы и часто смотрят в потолок, облизывая безгубые рты сухими серыми языками. В старину по корням растений к ним в подземелья стекала кровь. Инки поклонялись Уку Пача, ежедневно убивая домашних животных – альпак и гуанако… Но частенько боги получали на пропитание вдоволь человеческой крови. Это и массовая резня пленных на алтарях в Куско, и жертвоприношения с просьбой ниспослать хороший урожай, – тогда жрецы забирали из семей на заклание десятилетних детей, дабы избежать голода[34]34
Жертвоприношения такого рода часто встречались у инков во время засухи или по причине плохих перспектив урожая. Считалось, что семьи (включая и самые знатные) должны пожертвовать богам самое дорогое, а именно – десятилетних детей, так как это период, когда отпрыска любят больше всего. Историки видят сходство ритуала с жертвоприношением в Карфагене, когда дети-первенцы сжигались живьём в чреве металлического бога Баала.
[Закрыть]. Видно, что богов мучает жажда… Нет сомнений, им очень хорошо сейчас на улицах Лимы, где можно вдоволь упиться горячей красной жидкостью. Какой в Уку Пача год, месяц, какое время? К сожалению, Мигель не может этого знать. Он подходит к залу, где лежат деревянные статуи, облачённые в одежды, – по виду от богачей до бедняков. Что это такое? Внутренний голос нашёптывает: здесь те, кому индейцы желали смерти. Сосед, любовник жены, даже чиновник правительства. Надо всего лишь зарезать с десяток морских свинок, похитить у врага кусочек одеяния, окропить ткань кровью животных, обернуть деревянную статую. Затем оплевать, проклясть, сбросить в шахту и отдать врага на растерзание демонам Уку Пача, – а те уж найдут, как вытянуть из человека кишки[35]35
В этом инкском ритуале заметно сходство с культом вуду на Гаити, где жертву пытаются извести схожим методом, но только при помощи особых кукол. Кто у кого в принципе заимствовал подобную процедуру, теперь сказать уже сложно.
[Закрыть]. Миновав зал, Михаил направляется по коридору с указателями, изображающими корону – плоский золотой обруч, по обе стороны – козлиные рога. Кажется, он не идёт, а плывёт по воздуху, хотя откуда тут воздух? Им же не нужно дышать. Ближе к царским покоям появляются демоны с жуткими улыбками на крысиных мордах – похитители веселья у людей, обеспечивающие человечество дурным настроением. И правда, похоже на христианский ад, правда, в отличие от нравов преисподней, обитателей Уку Пача никто не мучает и не угнетает. Простое существование, как и на поверхности Земли, – одни управляют, другие подчиняются… Но мёртвые инкского ада – полноценные члены общества, и без них существование мира Уку Пача немыслимо. Ещё один зал. Михаил с любопытством заглядывает внутрь. Сотни мертвецов, стоящих неподвижно… Их ноги превратились в толстые узловатые корни, побеги растут из головы и плеч, устремляясь вверх. Как полагали инки, мёртвые способны выбраться наружу, превратившись в стебли растений. Прорастая сквозь ходы Уку Пача на поверхность, они воскресают там вновь – сплошное перерождение, словно у индусов и китайцев. Однако видно: корни давно засохли, никто и никогда больше не прорастёт вверх… Ходы из царства мёртвых заблокированы испанцами, мертвецы останутся здесь навсегда. Главные залы пройдены, Мигель находится в конце пути. Перед ним – просторное помещение с покрытым паутиной потолком, откуда вниз головами свешиваются летучие мыши – страшные, пахнущие внутренностями покойников. В центре – сложенный из черепов трон, место царствования вечного владыки государства мёртвых. Михаил протискивается через тысячи коленопреклонённых подданных: трупы, демоны, боги… Сидящий на троне неизмеримо выше их своей мощью, властью, магией. К вершине трона ведут 99 ступеней, и Михаил щурится, пытаясь разглядеть повелителя. Тщетно. Трон пуст, но обитатели Уку Пача этого не чувствуют: согнувшись в верноподданническом экстазе, они униженно вытирают языками грязь вокруг престола.
Правителя здесь больше нет.
Михаил проклинает себя последними словами. Он-то думал, что Родриго и Алехандро обратились к одному из высокопоставленных демонов. Даже, скорее всего, к богу – им не нужен рядовой мертвец, который даже свою кожу залатать не в состоянии. Их жертвоприношения свидетельствовали о преклонении, почёте и в то же время дразнили того единственного, кто мог сломать замки испанских «печатей», наложенных на ущелья и шахты. Лишь самый главный демон, опьянённый кровью, способен удесятерить все свои силы и с помощью полчищ нерождённых наконец-то вырваться из Уку Пача – на праздник diablada, уже 400 лет проходящий в Лиме и других городах без присутствия существ подземного мира. И, похоже, он в итоге оказался на свободе – после четвёртой куклы. Возблагодарив своих жертвователей, король мертвецов без труда сотворит для них чудо. Во время пребывания на земле, а также учитывая страшную тяжесть прорыва на поверхность, демон теряет немалую часть своих магических способностей… Однако уж далеко не все. Супай (в переводе с языка кечуа его имя означает «тень») – властитель царства мёртвых. Тот, кого испанцы принимали за Сатану и рисовали на гравюрах в виде Дьявола, – но это не привычный «князь тьмы», знакомый Европе. Супай гораздо хуже.
Михаил закрыл глаза.
Каково это – бред в бреду? Он зажмурился ещё сильнее. Сознание сперва неохотно, но затем даже с некоторой услужливостью нарисовало ему нечётко видимых, однако узнаваемых Родриго и Алехандро. Они идут по улице, направляемые загадочной личностью, напоминающей пожилого испанского идальго из Средних веков. Идальго гордо шествует, не оглядываясь по сторонам, а оба друга следуют за ним едва ли не на цыпочках – сопровождают, точно пажи короля. Компания направляется к старому колониальному зданию – величественному, с колоннами и дверьми из кованого железа.
Ну конечно! Это же значит…
…Скорее всего, киносеанс в Корпус Кристи не удался: поломка проектора или что-то иное. Деревня была важна лишь как «колыбель» для рождения Супая и демонстрации смысла их просьбы. Изначально план собирались претворить в городе. Мигель пришёл в себя внезапно, как и в прошлый раз. Поднялся с пола. Откашлялся. Шатаясь, вывалился на улицу, – полицейские, следуя его приказу, не смели зайти внутрь и столпились неподалёку от входа. Михаилу не хотелось даже спрашивать, сколько он пребывал в забытьи. Он сделал знак, и сейчас же к нему приблизился офицер в форме лейтенанта:
– Сеньор Мартинес?
– Направьте всех наших людей к Casa de Cine. Прикажите окружить кольцом.
– Крупнейший кинотеатр? Но что…
– Без объяснений. Выполняйте!
– Слушаюсь, сеньор.
