Текст книги "История тайных обществ, союзов и орденов"

Автор книги: Георг Шустер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 56 страниц) [доступный отрывок для чтения: 20 страниц]

ТАЙНОЕ ОБЩЕСТВО БРАХМАНОВ И ЕГО УЧЕНИЕ

Религия индусов, так властно порабощавшая умы, создавала ужасный кастовый строй; это всемирно – историческое явление навлекло на несчастный народ всевозможные бедствия.

После завоевания долины Ганга черные обитатели ее частью были обращены в рабство, частью добровольно подчинились новым властителям и приняли язык, образ жизни и культ победителей.

Таким путем в начале образовалось два класса людей, резко различавшихся по своему происхождению и правовому положению: победители – арии и лично – свободное туземное население Шудра; в качестве рабов и поденщиков, слуг и носильщиков туземцы вели довольно сносное существование при жилищах и поместьях победителей.

Эта резкая противоположность между властителями и подчиненным, цветным населением не сгладилась. Арийцы во все времена были главенствующим классом.

В дальнейшем историческом развитии новые поселенцы образовали три сословия или касты, различавшиеся по занятиям и происхождению; эти касты так же, как и египетские, напоминали до некоторой степени ученое, военное и земледельческое сословие христиано – германской эпохи.

Когда прошел тяжелый период борьбы за новые владения, когда уснул героический дух народа, главная масса победителей предпочла посвятить себя мирным занятиям, земледелию и скотоводству. За тяжелым ежедневным трудом арийский крестьянин вскоре забыл военное искусство и разучился владеть оружием. Эти занятия – борьбу с врагом и охрану границ – он охотно уступил тем, кого привлекала слава и добыча: предводителям и военной аристократии, выделившейся во время завоевательных войн. Мирно и спокойно жил он с женой и детьми на своей ниве. «Он живет по соседству со своей пашней, мирные поля окружают его сельскую хижину».

На всех этих хлебопашцев и пастухов – вайшья – смотрели как на людей неравноправных.

С ростом культуры отношения становились все сложнее и жизненные потребности все разностороннее. «В пламенной борьбе разгораются соревнующиеся силы». Население не ограничивается одним земледелием и скотоводством, но постепенно обращается к ремеслам, торговле, промышленности. Из промышленного класса развивается городская буржуазия.

Индусская культура пошла по тому же пути. И в Индии вайшьи также составляли большую часть обитателей многолюдных, гордых своим пышным великолепием городов, выраставших вблизи блестящих столиц.

Но арийской буржуазии не удалось занять более высокое общественное положение и добиться большого почета. Отстраненный от высшей духовной жизни нации, трудолюбивый горожанин был прикован железными узами наследственности к своему плугу или отцовскому ремеслу. Доступ в сословие воинов или в касту брахманов был для него навсегда прегражден. Период мира, сменивший эпоху завоевательных войн, умалил, правда, значение военного сословия, но тем упорнее оно чуждалось вайшьев и с высокомерием суверена взирало на его трудовую жизнь. Отличаясь воспитанием, военным искусством и образом жизни как от трудящегося класса, так и от брахманов, это сословие составляло военную аристократию, которая вела беспечное существование, которая даже и при изменившихся условиях быта оставалась верною воинственным нравам предков, которая, вместе с родовой спесью и военной славой, передала потомкам также и уважение к жреческому сословию, покровительствовавшему ее обособленному положению. «Среди этих аристократических родов сохранилось воспоминание о подвигах предков, о жарких битвах прошлого. Певцы царей и высшей аристократии пели старинные песни во время торжественных жертвоприношений и погребальных пиршеств или же прославляли их в новых песнях, из которых постепенно складывался эпос индийцев».

Первым и самым почетным сословием была каста жрецов. Уже на Инде некоторые певцы и чтецы молитв высоко почитались и пользовались любовью и уважением всего народа. Предполагалось, что именно их молитвы и гимны, воспеваемые ими при жертвоприношениях, имели особую силу и влияние. Когда сомкнулись уста этих поэтов – певцов, воспроизводивших старинные напевы и создававших новые, их сыновья и наследники оставались хранителями священных песен, которые, как и всю священную науку, они передавали дальше из уст в уста.

Певцы превратились в жрецов. Как некоторые отдельные роды с течением времени вошли в более тесное общение между собой, так и жрецы постепенно объединились в одно сословие, что естественно привело к взаимному обмену молитвенными формулами, песнями и жертвенными обрядами.

Таким образом, отдельные роды становились хранителями богатого сокровища песен и обширного ритуала жертвоприношения. И когда, под влиянием мирной жизни на Ганге, религия постепенно стала выдвигаться на первый план и сделалась одним из важнейших явлений жизни, престиж жрецов как хранителей священных преданий и древней веры все более и более увеличивался. Поэтому неудивительно, что жрецы преисполнились чувством горделивого самосознания, прониклись убеждением, будто жизнь, посвященная благочестивому служению богам и религиозным задачам, дает право на первое и наиболее почетное место в государстве и обществе.

Так возникла каста жрецов. Резко отграничивая себя, как касту, от воинов, земледельцев, ремесленников и купцов, они сделали науку и религию своим исключительным достоянием. На улице и на рынке различие между тремя классами обнаруживалось уже по покрою одежды, по величине и внешним признакам посоха. Брахман, опоясанный священным шнуром, постоянно появлялся с бамбуковым посохом и с сосудом, наполненным водой для омовений.

Но высших ступеней почета жрецы достигли, когда культ Индры и остальных стихийных божеств уступил место учению о Брахме.

Природная склонность к отвлеченным умозрениям, при более высоком уровне образования и усиленной умственной деятельности жрецов, побудила их обратиться к исследованию вопроса об откровении и к размышлению о высшем существе. Они стремились определить первоисточник всякого бытия и свести отдельные образы богов к одному духовному началу.

Занимаясь этим, они скоро поняли, что определенная, ясно очерченная личность Индры не может быть первоначальной причиной всего существующего. Для этого нужна была сверхчувственная сила. Она была найдена в Брихаспати, таинственной силе, обитающей на небесах вместе с богами и дающей силу жертвенным обрядам и молитвам жрецов, так как Брихаспати заставляет богов выслушивать их. Сила, присущая молитве, считалась поэтому божественным началом, сущностью высшего всемогущества, Брахмой.

Но богословская диалектика на этом не останавливалась. Слишком сильно было искушение распространить представление о духовной силе, имеющей власть над богами и также над окружающей природой.

«В правильном круговороте великой жизни природы, где творческие силы постоянно создавали новые формы явлений», сказывался закономерный порядок, необходимо указывавший на существование единой, скрытой, творческой первоначальной силы и первоисточника всякого бытия и всякой жизни, на существование мировой души, которая, подобно душе, живущей в человеческом теле, приводит в движение поток мировой жизни и господствует над духовным миром и над всей природой как высшее, невидимое божество. Оставался, следовательно, лишь один шаг к тому, чтобы признать Брахму первородной силой, дающей жизнь всему существующему, мировой душой. Во всяком случае, Брахма – уже мировая душа, не личный бог, а абстрактное понятие, не имеющее определенных черт.

Религиозное умозрение брахманов выводит решительно все из духовной сущности: старый мир богов и духов, человечество, разделенное на четыре неравноправные касты, а также вечный и неизменный мировой порядок, мир животных, растительное и минеральное царства. И как все существа берут свое начало в Брахме, точно так же все они должны вернуться к нему. Мир же наполнен существами, в которых преобладает духовная сущность.

Поэтому смерть – лишь переход от низшей ступени к высшей. Такие переходы будут продолжаться до тех пор, пока душа человека не достигнет наконец такой степени чистоты и совершенства, что окажется уже достойной войти в мировую душу.

К этому стремится все существующее на земле. Но достичь этого может лишь тот, кто откажется от всяких чувственных наслаждений, кто, в своем стремлении к святости, отрешится от материального мира, умертвит плоть, разобьет оковы, отягчающие его душу, – а таковы одни лишь брахманы. Кто же, вопреки священным законам, противится вечному, божественному, тот после смерти подвергнется самым ужасным адским мукам; и душа его, в зависимости от степени греховности, соединится путем нового рождения с более или менее низменным существом и принуждена будет до тех пор странствовать, не находя покоя в юдоли печали, пока не будет в состоянии найти вечное успокоение в царстве Брахмы. Это одна из самых оригинальных идей брахманизма: искупление человека собственными силами – коренная противоположность с христианством, которое искупление, вечное блаженство ставит в зависимость исключительно от божественного милосердия. Для христианства вечное блаженство – дар, верующий же брахминист сам завоевывает, добывает себе это блаженство, с согласия богов или вопреки их воле.

Это и есть ужасное учение о переселении душ, которое с магической силой подчинило несчастный народ священным законам и строгим предписаниям о покаянии и окончательно омрачило и без того безрадостную жизнь. Куда бы ни обратил своего взора вечно трепещущий индус, всюду, и на том, и на этом свете, за малейшее прегрешение его ожидала строгая кара. Всякое живое существо жаждет освобождения. Для индуса оно не существовало. Жизнь была бесконечным паломничеством, полным горьких разочарований, ужасных страданий, непосильных обязанностей, без бодрящей «надежды на то, что вечно движущееся колесо когда-нибудь остановится», без одухотворяющей силы любви, без благотворительной поддержки сострадания, а смерть часто приносила безысходное отчаяние. Впоследствии самоубийство сделалось даже религиозным долгом. Чтобы достойною смертью уменьшить число грядущих переселений, бесчисленные тысячи людей топились в священных водах Ганга или бросались под колеса священной колесницы, которая давила их. «Сколько должен был претерпеть народ, прежде чем вопрос о том, как освободиться от жизни и от личного существования, сделался единственной задачей его жизни?»

Знание божественных законов было и оставалось исключительным достоянием брахманов, которые превратили его в обширную и сложную науку. Все учение сохранялось в тайне, особенною же таинственностью облекалось спиритуалистическое учение о Брахме; к тому же оно и доступно было лишь людям мыслящим. Брахманы заявляли, что человек не может постичь его и что этому нельзя научить. Поэтому оно оставалось совершенно чуждым народу, тем более что в честь Брахмы не устраивалось никаких торжеств ему не было посвящено храмов. Ибо не существует земного культа Брахмы: его царство и его владычество – не от мира сего. Он – бог жрецов, они – исполнители его воли на земле.

Внутри жреческой касты наиболее ученые и способные члены ее, а именно все знатоки священного писания, образовали тайный союз с верховным жрецом во главе. Своим высоким саном и влиятельным положением верховный жрец был обязан исключительно личным познаниям и ученым трудам. В союз принимались только сыновья жрецов, проявлявшие выдающиеся дарования. Новичок торжественно опоясывался шнуром брахманов, и церемония приема считалась законченной. Строгим соблюдением обрядностей, опутывавших всю внешнюю жизнь, точным выполнением всех предписаний, касавшихся выражений почтения к учителям, детальным изучением Вед ученики готовились к роли достойных представителей жреческой касты. Они должны были учиться обуздывать свои чувства и страсти, отказываться от всего земного и обращать свой взор к небесам.

Период учения – беспрерывная цепь лишений и отречений – продолжался 15–20 лет. Он заканчивался тогда, когда юный жрец знал уже наизусть все священные книги настолько хорошо, что мог в любое время привести выдержки из них. К концу своего обучения избранный ученик посвящался в тайное учение Упанишад. Этот богословско – философский трактат о вечной первопричине, об абсолютной истине заключал в себе все «самое глубокомысленное и таинственное, что только произвела мудрость брахманов».

Основная мысль Упанишад следующая: «Познай самого себя». Это означает: «Познай свою истинную сущность, ту сущность, которая составляет основу твоего я, найди и познай ее в высшей, вечной сущности».

Как единственные знатоки столь важной науки, жрецы имели возможность использовать суеверие народа исключительно в своих интересах, что они и сделали в совершенстве. Но все же было бы несправедливо забыть их разнообразные заслуги в области знаний. В качестве хранителей всякого познания наиболее ученые среди них были самыми ревностными покровителями всякого рода искусств и наук. Они ввели изучение грамматики, громадное значение и чрезвычайная важность которой признана сравнительным языкознанием, они изучали также эстетику и риторику, астрологию и медицину. Ими изобретены цифры, составляющие теперь достояние всего мира. Еще и в настоящее время брахманы считаются самыми одаренными и умственно развитыми обитателями Индостана.

БУДДИЗМ, ЕГО УЧЕНИЕ И СООБЩЕСТВО

Последнее великое создание религиозного творчества Восточной Азии – буддизм. Возникший на индийской почве, он проявил по отношению к господствующей религии брахманов реформаторские тенденции. Основателем его был Будда, царский сын из Капилавасту, города в северной Индии.

Родившийся в первой половине VI в. до Р. X., Будда (то есть пробуждавший познанием истины в ночи заблуждения), современник семи мудрецов Греции, на двадцать девятом году своей жизни отказался от блеска царской короны и решил, удалившись в уединение, предаться размышлениям о страданиях человеческого рода и о средствах его спасения. (Легенда мотивирует его решение тем, что однажды во время прогулки он неожиданно увидел старика с дрожащими членами, неизлечимого больного и изъеденный червями труп монаха. Эта встреча заставила его задуматься о бренности человеческого тела и о жизни жрецов. Действительным же поводом для выбора иного жизненного пути была, быть может, неудачная война и изгнание всей его семьи.) Гордый сын царя стал отшельником. Шесть лет провел он в тихом уединении леса, предаваясь суровым лишениям и беспрерывным размышлениям, пока наконец не дошел до полного познания истины. Тогда он выступил в качестве учителя и в нищенской одежде, с сосудом для сбора подаяний в руках стал бродить по всей стране, проповедуя свое учение.

После 20–летней неустанной проповеднической деятельности он снова удалился в уединение и 80–летним стариком умер, по словам легенды, под тем самым фиговым деревом, где на него снизошло просветление. Его труп был сожжен с большой торжественностью, и пепел погребен в золотой урне. Он умер, чтобы уже не родиться вновь.

Будда проповедовал равенство всех людей и обращался ко всем классам народа со своим учением, отвергавшим суровых богов брахманского пантеона, отрицавшим молитву, жертвоприношение, покаяние и внешнюю обрядность и, кроме того, обещавшим скорое освобождение от жизни, полной страданий; он обращался к свободным и рабам, к отвергнутым и презираемым, ко всем измученным и обремененным, кому оставалась одна лишь надежда, – замысел, неслыханно смелый, революционный и имевший крайне важное историческое значение.

Светлым откровением прозвучало новое учение среди царившего мрака эпохи, и бесчисленны были толпы почитателей и учеников, которые последовали за кротким, гуманным, преисполненным искреннего религиозного чувства учителем.

Особенность религии и церкви вообще состоит в том, что преследования содействуют их росту. Эта старая истина подтверждается также и на примере истории буддизма. Число его последователей возрастало тем быстрее, чем ожесточеннее становились преследования и нападки, которым он подвергался со стороны брахманизма.

Многочисленные последователи Будды покидали родину и искали убежища в соседних странах, где они встретили радушный прием. И когда, уже после смерти великого реформатора, на общем соборе верующих было постановлено разослать миссионеров, чтобы сообщить всему миру дивное учение об искуплении, «индусы и китайцы, малайцы и монголы, выведенные из своего первобытного варварского состояния, по прошествии немногих веков протянули друг другу руки в признание бренности всего существующего».

Высшего расцвета буддизм достиг в Тибете, где он сделался могучим источником духовного и нравственного развития. С течением времени здесь возникла могущественная иерархия, глава которой, далай – лама, пользуется божественными почестями.

Современный буддизм отчасти уже выродился. Распавшись на бесчисленные секты, он воспринял в себя в различных странах различные учения и религиозные формы; в особенности много внесли в него жрецы – кудесники. Религия составляет теперь монополию жреческой касты, а мирянам предоставляется лишь слепо веровать в непостижимое для разума таинство. Искусно сделанные молитвенные машины и мельницы, развитая система реликвий и святых – вот характерные черты и отличительные признаки современного буддизма.

В своем первоначальном виде буддизм – это чистый атеизм. Божество его – есть ничто. И, несмотря на это, буддизм – наиболее нравственная религия совершенно объективного мировоззрения. «Всем своим нравственным существом воспринял Будда идею мировой скорби и человеческого страдания». С полным самопожертвованием «отдал он всю свою жизнь» на борьбу с ними и, в своем стремлении понять истинную причину страданий мира, пришел к выводу, что разрешение ужасной загадки заключается в идее, что «мир – не более как мыльный пузырь». Так провозгласил он свой догмат абсолютного ничтожества всего существующего и возвестил свое, дающее блаженство, учение о небытии.

Небытие есть истинная первопричина, настоящая сущность мира, его начало и конец, его исходный пункт и его конечная цель. Из «ничто», из бесконечной пустоты возникают бесчисленные миры. На вопрос «как?» буддийский пессимизм не дает, правда, никакого ответа. По его учению, этот процесс непостижим для человеческого ума, которому доступен лишь мир явлений. Миры исчезают так же, как возникают, и над обломками «царит вечное, непреходящее небытие». И все наполняющее эти миры, подобно им, есть ничтожество и тлен. Все существующее осуждено на верную гибель.

Непременное изменение, «безостановочное круговращение мира» сопряжено с многообразными муками и страданиями. Четыре главных бедствия наполняют мир страданием: рождение, болезнь, старость, смерть. Существует еще множество других бедствий, тревоги и заботы, желание без удовлетворения, горькие разочарования, тяжелые утраты. Неудачи и горести составляют удел всех. «В глубоком страдании томится все живущее, пока не падет в борьбе со смертью».

Из безотрадного представления о тленности и ничтожестве всего существующего, из горького сознания, что все живые существа обречены в этой жизни на страдание, возникает естественное стремление человека «освободиться» от нее. И он приближается к этому, стремясь понять и уничтожить причину страдания. Размышляя об этом, он убеждается, что ощущение преходяще, следовательно, также подлежит уничтожению, и этим самым освобождается от него. Боль проходит, когда устранена причина ее. Человек уже не испытывает более ни любви, ни отвращения, ни отчаяния – одно только блаженство и радость успокоения.

Продолжая размышлять в том же направлении, человек приходит к неопровержимому выводу, что чувства и плоть также ничтожны и преходящи и что необходимо «освободиться» от них.

Но Будда не только дал душе успокоение и избавил ее от страданий в земной жизни, он освободил ее также от муки загробных переселений. Проповедуя, что земное существование есть величайшее бедствие и что для уничтожения его следует уничтожить также и корень его – рождение, он приходит к следующему выводу: подобно тому как конечная цель мира состоит в переходе к абсолютному «ничто», к Нирване, так и возрождению к новой жизни может положить предел лишь окончательное погашение души в блаженном покое небытия. Но это возможно лишь в том случае, если человек искренно стремится к блаженству, к высшему познанию и нравственности, если он совершенно отказывается от мира и ведет целомудренное существование отшельника и нищего.

Само собою разумеется, что суровая философия Будды, которая в конце концов неизбежно должна была привести к полной пассивности, к тупому, бессмысленному прозябанию (и в действительности, именно в политическом отношении часто приводило к продолжительному рабству), была недоступна для неразвитых, невежественных классов народа, что они не могли постигнуть сурового понимания буддийской религии, предназначенной для немногих избранных. Глубокий мыслитель и великий мудрец не удовольствовался поэтому одними выводами из своих умозрений, но прибавил к своей философии нравственное учение для народа, это чистое и светлое учение во многих пунктах вполне совпадает с христианством.

Исходя из положения, что не все люди способны вести жизнь нищего и соблюдать целомудрие, он освободил большинство своих последователей от обета целомудрия и отшельнической жизни. Вместо этого он требовал от них уважения к собственности, обуздания своих инстинктов желаний и страстей. «Победа над самим собою, – гласит древнее изречение, – самая лучшая из всех побед». Подобно тому как он сам обошел весь мир, питаясь подаянием, и тем постоянно давал народу доказательства истинности своего нравственного учения, так и мирянин должен провести всю свою жизнь в мире и спокойствии, в простоте и бедности, в кротости и терпении и выказывать полнейшее равнодушие и к радости, и к страданию, к несправедливости, дурному обращению и оскорблениям. Чувство ненависти и мести должно быть изгнано из сердца последователей Будды. Они должны непрерывно стремиться к тому, чтобы путем самоотверженной любви ко всем людям, без исключения, смягчать земные горести и страдания.

Лучший цветок буддийской морали – это терпение, высшая форма проявления его – религиозная и национальная терпимость: черта, настолько возвышенная и облагораживающая, что она ставит буддизм много выше всех прочих догматических вероучений. Понятие так называемого «избранного» народа чуждо ему, и так как на знамени буддизма написано: «Братство людей» – первое поистине пророческое прозрение единства и нераздельности человеческого рода – то данная религия никогда не могла воспринять невероятно жестокой идеи разделения людей на правоверных и безбожников. В то время как брахманы предавали всех иноверных самым тяжким проклятиям, а Моисей и Мухаммед повелевали истреблять всех идолопоклонников, – не говоря уже о католической церкви, которая «по шею погрузилась в кровь язычников и еретиков», – Будда завещал с сердечной мягкостью и спокойной непредубежденностью поучать и убеждать людей других религиозных верований, последователей других культов. В истории буддизма напрасно стали бы мы искать кровавых гонений на еретиков, инквизиционных судов, процессов над ведьмами и других ужасающих религиозных преследований.

Какого глубокого уважения и восхищения заслуживает поэтому религия, которая, «не прибегая ни к идеи божества, ни к молитвам, ни к обещаниям и угрозам относительно загробной жизни», сумела оказать такое глубокое влияние на смягчение нравов более чем 400 миллионов верующих.

Буддизм ведет свое начало от учрежденного индусским реформатором ордена нищенствующей братии. Сам Будда был довольно строг в выборе своих учеников.

Члены ордена назывались бикшу (то есть духовные нищие), они вели безбрачную отшельническую жизнь с целью сбросить с себя оковы плоти. Их жизнь была всецело посвящена созерцанию высшей истины, то есть Нирваны. Они одни были носителями и хранителями буддийской философии, которая для мирян навсегда осталась книгой за семью печатями и которая вследствие этого представляла собой нечто вроде тайного учения.

Бикшу, мужчины и женщины, после смерти учителя жили в основном в монастырском уединении, под руководством и покровительством старейшины. Буддийские мужские и женские монастыри основывались в священных местах, большею частью среди красивой природы, и снабжались всевозможными удобствами.

Чтобы сделаться бикшу или членом братства, кандидат должен был сначала подвергнуться целому ряду испытаний и доказать свою пригодность, выдержав кратковременный искус или выполнив несколько легких обетов. При этом требовались не одни только определенные физические, но и нравственные и гражданские качества. Так, больные проказой, горбатые и признанные преступники не принимались в общество.

Кандидат должен был просить о приеме старшего монаха. Если последний принимал такое заявление, то желающий вступить в орден обязывался повиноваться ему, а учитель, со своей стороны, брал на себя заботу о его обучении. Когда послушник достигал 20–летнего возраста, то через своего наставника он передавал собранию всех членов ордена просьбу о приеме в члены.

На таком собрании всего братства должны были присутствовать, по крайней мере, десять монахов, уже посвященных в духовный сан. Председатель поручал одному из пожилых монахов подготовить кандидата к посвящению и составить требуемое в таких случаях заявление. Затем оба являлись в собрание, сначала монах, затем послушник. Последний три раза приносил торжественную формулу просьбы о посвящении, после чего начиналось испытание. Сначала ученику задавали вопросы по всем тем пунктам, которые делают посвящение возможным. Затем он должен был назвать себя и своего учителя и заявить, что имеет надлежащую монашескую одежду и сосуд для сбора милостыни. Если ответы оказывались удовлетворительными, то председатель предлагал совершить посвящение, причем три раза произносил формулу: «Если община согласна, то пусть она разрешит посвящение послушника». Если возражений не было, то председатель заявлял, что община согласна принять его.

Нового члена знакомили с правилами общества и сообщали ему четыре великих завета и запрета, неисполнение или нарушение которых влекло за собою исключение из общества. Посвящение – акт, сам по себе не заключавший священного таинства, – этим и заканчивалось.

Первые пять лет новый член братства должен был состоять при двух пожилых монахах, посвященных в члены ордена не менее десяти лет назад. Они становились его учителями и наставниками, он же – их слугою и неизменным спутником. Соответственно с возрастанием его добродетелей и расширением познаний он постепенно возвышался до сана сакридагамина, анагамина и арката, приходил к свободе от пут и условностей земной жизни.