Текст книги "Как я влиял на Севку"

Автор книги: Геомар Куликов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 6 страниц)

Глава четырнадцатая

Я волновался, ожидая встречи с Витькиной командой. Перед моими глазами, точно это было вчера, стояла та первая, памятная игра.

Очень скоро стало ясно, что волноваться было нечего. Наши нападающие и защитники легко переигрывали Витькиных хоккеистов. Первый гол забил Федя. Второй – Эдик. Потом Федя забил подряд два гола.

Мне нечего было делать. Борис и Вовка близко не подпускали шайбу к нашим воротам. Когда счёт стал 11:0 в нашу пользу, я сказал Вовке:

– Валяй в нападение, а то из меня сосулька скоро получится!

Шайбы в ворота Витькиной команды посыпались, как горох. Зато нападающие противника, нет-нет, да и прорывались к нашим воротам.

Встреча закончилась со счётом 21:2. Я пропустил всего две шайбы.

Витька со своей командой ушёл. Мы собрались в кучу и обсуждали, кто как играл, когда я заметил среди мальчишек и девчонок, окружавших площадку, двух взрослых зрителей. Один был крупный дядя в шубе и большущей меховой шапке. А другой… У меня бешено застучало сердце. Высокий, стройный, с седеющими висками и весёлыми насмешливыми глазами, одетый в спортивного покроя пальто с накладными карманами. Коротко стриженые волосы на непокрытой голове серебрились, словно подёрнутые инеем. Это было чудо. Передо мной стоял человек из моей мечты. Он разве самую малость отличался от того, каким я представлял себе тренера сборной страны по хоккею. Я соображал, как бы завести разговор, когда он сам, усмехнувшись, сказал:

– Прямо герои!

– А что? – спросил Вовка. – Скажете, плохо играли?

– Играли неплохо. Только противников надо выбирать равных.

– Между прочим, – вмешался Серёжка, – эти самые противники нас два месяца назад разделали под орех.

– Ах так, – сказал человек, – тогда другое дело.

– А вы кто будете? – осторожно спросил Федя.

У меня захватило дух. Сейчас человек выйдет на поле, возьмёт в руки клюшку и покажет, кто он такой! Но человек не двинулся с места. Он стоял, слегка расставив ноги, засунув руки в карманы пальто.

– Я-то? – человек промолчал. – Я инженер. Дома строю.

– Понятно, – сказал Федя.

Я выдохнул воздух, как по команде «глубокий выдох» на физкультуре.

– А вы, извиняюсь, в хоккей когда-нибудь играли? – спросил Серёжка и в голосе его послышалось ехидство.

Человек опять немного помолчал. Видно, у него такая была привычка и, не отвечая на Серёжкин вопрос, спросил:

– А ты и на поле такой же прыткий?

– Ещё прытче! – похвалился Серёжка.

– Я так сразу и догадался, – сказал человек. – Тебя, видно, капитан держит на скамейке в качестве самого главного резерва. Вдруг команда начнёт проигрывать. Тогда уж он тебя выпускает, верно?

– Послушайте, дяденька! – обиделся Серёжка. – Шли бы вы своей дорогой, а?!

Инженер посмотрел на Серёжку и сказал задумчиво:

– Уши тебе, что ли, надрать?

– Не имеете права, – попятился Серёжка. – Меня даже отец пальцем не трогает.

– А, пожалуй, напрасно…

Я почувствовал, сейчас Серёжка опять ляпнет что-нибудь неподходящее и сказал:

– Я подумал, вы хоккейный тренер…

– Почему же? – удивился инженер.

– Сам не знаю, – сказал я.

– А вы без тренера играете? – спросил инженер.

– Без тренера, – сказал я. – Откуда его взять, тренера?

Инженер помолчал, подумал и сказал:

– Есть у меня один знакомый тренер…

– Настоящий? – спросил я.

– Вполне. Даже слишком настоящий.

– Как это? – не понял я.

– Ты за какую команду, кстати, болеешь? – спросил инженер.

– Мы все болеем за одну. И в футболе, и в хоккее.

Я назвал нашу любимую команду.

– Смотри-ка, – засмеялся инженер. – В самую точку. Слышь, Юра? – обратился он к дяде в шубе и мохнатой шапке.

Тот ничего не ответил, только поджал губы.

– Так вот, – продолжал инженер, – мой знакомый как раз тренирует молодёжный состав этой команды.

– Правда?! – спросил я.

– Правда, – сказал инженер и, помолчав, добавил: – Я бы мог попытаться замолвить за вас словечко. Только он ведь с чего начнёт: какие отметки, дисциплина и всё такое прочее. Скучный человек.

– Почему скучный? – заступился я. – Так и надо. Мы сами знаем. И стараемся. А если он с нами будет заниматься…

– Что ты по этому поводу думаешь, Юрий Иванович? – опять спросил инженер у дяди в мохнатой шапке.

Тот опять поджал губы и, как мне показалось, вздохнул. Потом протянул руку Феде и хрипловатым баском сказал:

– Дай-ка клюшку!

Федя пожал плечами и отдал клюшку.

– Становись в ворота!

Это уж мне. Я пожал плечами: что этому дяде ещё надо? – и пошёл к воротам. Не снимая шубы и шапки, стараясь не зачерпнуть снега в жёлтые остроносые полуботинки, Юрий Иванович вышел на лёд.

– Держи!

Я не успел глазом моргнуть, шайба трепыхнулась в сетке.

– Что ж ты? – спросил Юрий Иванович.

– Не успел, – сказал я. И выкинул шайбу.

– Держи!

Шайба тонко свистнула. Я шлёпнулся на лёд. Посмотрел под руками – пусто. И выкинул шайбу из сетки.

– Быстрее двигаться, милый, нужно, – сказал Юрий Иванович. – Спать дома будешь.

Я разозлился и подумал: умру, а возьму следующую!

Снова удар и снова шайба в сетке.

– Ниже клюшку держи, – сказал Юрий Иванович.

И я ещё раз вынул шайбу из сетки. Пятую шайбу я отбил. А потом пропустил подряд шесть штук. Я плюхался, как подкошенный. Лез из кожи, чтобы только перехватить чёрный резиновый кружок, но он, словно заколдованный, проскальзывал мимо моих рук.

– Хватит, – сказал Юрий Иванович.

– Ну, Юра, – спросил инженер, – твоё мнение?

Юрий Иванович молча поджал губы.

– По-моему, неплохие ребята! – сказал инженер.

– Все они хорошие, когда спят. А спать на хоккейном поле не положено.

И тот, кого инженер называл Юрой, посмотрел на меня. А я уставился на его жёлтые остроносые полуботинки.

– Помню, – сказал инженер, – я вот так же одного мальчишку в бо-ольшого хоккеиста вывел…

Юрий Иванович первый раз улыбнулся:

– Фёдор Матвеевич! Так ведь времени нет…

– Полчаса два-три раза в неделю, а? Для начала. Живёшь близко.

Юрий Иванович опять поджал губы и молчал долго-долго.

Мы уже начали догадываться, что, видно, Юрий Иванович и есть тот самый тренер молодёжной сборной, про которого говорил весёлый и настойчивый инженер. Затаив дыхание, мы ждали решения нашей судьбы.

– Добро, – сказал наконец Юрий Иванович. – Завтра в одиннадцать по этому адресу.

Юрий Иванович написал в блокноте несколько слов и протянул мне вырванный листок.

– С собой взять трусы, майку, тапочки и… – Юрий Иванович сделал многозначительную паузу, – дневники с отметками…

Заметив, как Федя и Серёжка поскучнели, добавил:

– Приходите все, там разберёмся.

Глава пятнадцатая

Утром я выскочил на улицу и зажмурился.

Ночью во дворе побывал волшебник. Он одел землю в новенькую белую шубу. Покрыл толстым пушистым одеялом дома и сараи. На столбы нахлобучил белые шапки. Разукрасил снегом деревья, провода и даже телевизионные антенны. А чтобы люди, проснувшись, могли как следует налюбоваться его работой, разогнал облака, закрывавшие солнце. И теперь всё светилось и сверкало так, словно с неба упала радуга и разбилась на мелкие-мелкие осколочки, усыпав всё вокруг холодными разноцветными искрами.

Мне было жалко – трогать такую красоту. Но наступила моя очередь дежурить по катку и я побежал к дворничихе тёте Насте за большой лопатой.

Я разгребал снег и распевал не очень громко папину любимую песню:

 
Там, где пехота не пройдёт,
Где бронепоезд не промчится,
Тяжёлый танк не проползёт —
Там пролетит стальная птица.

 

Особенно мне нравился припев:

 
Пропеллер, громче песню пой,
Неся распластанные крылья.
За вечный мир, в последний бой
Летит стальная эскадрилья!
 

Из снега, который мы сгребали со льда, вокруг катка получилась высоченная насыпь. И как мы ни старались кидать снег подальше, насыпь потихоньку надвигалась на хоккейную площадку. Я подумал: хорошо бы эту насыпь потеснить. И принялся за дело. Лопата работала, как ковш экскаватора. Только снежная пыль летела. Иногда на лопату попадались посторонние предметы, то обломок клюшки, то сломанный детский совочек. Вдруг в снегу мелькнуло что-то чёрное. Я нагнулся и увидел галошу. Я её сразу узнал. Это была Севкина галоша. Севка потерял её, когда мы ещё только строили каток. Сколько мы тогда ни искали, так и не нашли. Севке была здоровая трёпка от матери. Теперь я держал в руках эту самую галошу.

«Вот случай установить с Севкой контакт, – подумал я. – Лучше не придумаешь».

Мне не очень-то хотелось видеть Севку. А если сказать по правде, не хотелось совсем. Но я понимал: когда-то надо делать первый шаг. Тот, который, как любят говорить взрослые, – самый трудный.

В Севкиной квартире, должно быть, жили весело.

На двери пять почтовых ящиков и штук десять кнопок с электрическим звонком. Под каждой кнопкой – бумажка с надписью, к кому сколько раз звонить. Я нашёл бумажку с Севкиной фамилией и нажал кнопку.

Дверь открыл сам Севка.

Я боялся, что, увидев меня, Севка попросту захлопнет дверь и тогда – пиши пропало. Но я зря беспокоился. Севка и не думал закрывать дверь. Мне показалось, он даже обрадовался моему приходу.

– Здравствуй! – сказал я.

– Привет! – ответил Севка.

Мы стояли друг против друга и не знали, что делать дальше. Потом я вспомнил.

– Вот! – и протянул галошу. – Разгребал снег, смотрю, что-то чёрное выглядывает.

– Моя! – засмеялся Севка. – Факт! Только мне мамка другие купила.

– Будет две пары, – сказал я.

– Не будет, – сказал Севка. – Вторую галошу я выкинул. Зачем, думаю, она, если первая потерялась?!

– А куда выкинул?

– Во двор.

– Тогда не беда. Стает снег и найдётся та галоша. Так что – держи!

Севка взял галошу.

– Долго будете в дверях торчать?! – закричал сердитый женский голос откуда-то из коридора. – Или сюда идите, или туда. Не лето на дворе!

Я попросил:

– У тебя напиться можно?

– Заходи, – сказал Севка. – Вот наша дверь. Первая направо. Только вытри ноги. Натопчешь, мне влетит.

Я старательно вытер ноги об половичок и толкнул дверь.

Комната у Севки с матерью была небольшая. И никаких сервантов и торшеров, как у нас. Посередине стол, накрытый старенькой скатертью. Большая никелированная кровать с облупленными шишками. Клеёнчатый продавленный диван. Шкаф с зеркалом. Где только можно, салфетки и салфеточки. И везде очень чисто.

– Пей! – Севка принёс стакан воды.

Я пил долго, маленькими глотками. А когда выпил, отдал Севке стакан.

– Спасибо.

– Может, ещё хочешь? – спросил Севка.

– Нет, – сказал я. – Больше не хочется.

И мы опять стояли друг против друга и опять не знали, что делать. Тогда я сказал:

– А с нами теперь будет заниматься тренер.

У Севки загорелись глаза:

– Настоящий?

– Ага!

И я рассказал про инженера с седыми висками, которого я сначала принял за тренера. Про самого тренера и про то, что сегодня мы должны к нему идти всей командой. Я рассказывал и думал: пригласить Севку или нет? Мне, понятно, очень хотелось пригласить его. Но я боялся – только заведу разговор, как пойдёт старая картина: Севка надуется, начнёт фыркать и опять всё полетит кувырком. И всё-таки я решил попробовать.

– Так что в половине одиннадцатого приходи. Вместе поедем. Возьми майку, трусы и тапочки.

Севка долго молчал, сопел, рассматривал пол у себя под ногами и потом тихо выговорил:

– Ладно. Приду.

– И не забудь дневник захватить.

Севкины глаза сразу сделались колючими и злыми.

– Это ещё зачем?

– Юрий Иванович, тренер, велел! – поспешно объяснил я. – Не веришь? Честное пионерское!

Севка опустил голову.

– Если дневники потребовались, мне там делать нечего…

– Что ты?! – быстро сказал я. – Ничего подобного. Подтянуться, конечно, придётся. Так ведь сейчас каникулы. Времени – хоть отбавляй. У Феди с Серёжкой тоже отметки не очень-то…

– А ты мои видел? Нет? То-то! А насчёт подтянуться… – Севка опять уставился себе под ноги. – Не выйдет насчёт подтянуться…

– Почему, чудак-человек?! – закричал я.

– Отстал сильно…

– Слушай, – я старался говорить бодро и уверенно, – неужели никогда не видел? Бегут спортсмены на большую дистанцию. На пять тысяч метров. Или на десять. Всё впереди. А один сзади. На него никто уж и внимания не обращает. А он поднажал у финиша и, глядишь, первым пришёл. Ну, не первым, так вторым или третьим.

– Неудачный пример, – сказал Севка. – Тот нарочно у него тактика такая, силы бережёт. А я похож на другого бегуна. Все вышли на последнюю прямую перед финишем. А он на середине дистанции. Вот тут попробуй, догони!

– Преувеличиваешь! – сказал я. – Честное слово, преувеличиваешь! Я тебя за две недели по всем предметам вытащу. А с тренером всегда можно договориться. Он поймёт.

– Нет, – упрямо помотал головой. Севка. – Не пойду.

– Хочешь, – сказал я, – устрою, тебе экзамен. И сам увидишь, что не так-то здорово ты отстал. Ну, хочешь?

Севка молчал.

– Скажи мне, например… – засунув руки в карманы, я принялся вышагивать по комнате. – Можно, между прочим, снять пальто? Жарко очень!

– Снимай, – сказал Севка.

Я разделся и повесил пальто и шапку на вешалку рядом с дверью.

– Так вот, расскажи, например, про воздух и его состав.

Я старался задать вопрос полегче, на который бы Севка мог ответить.

Севка покрутил головой, точно хотел разглядеть, чего в этом самом воздухе содержится, и пожал плечами:

– А я почём знаю?

– Знаешь! – сказал я. – Просто ты забыл. Ну, вспомни, какой составной частью воздуха мы дышим?

Севка молчал.

– Ну, ещё тяжёлым больным в подушках дают…

– Этот самый… как его… кислород? – не очень уверенно сказал Севка.

– Конечно! – обрадовался я. – А ты ещё говорил, не знаешь! Ну, а ещё?

Но дальше дело не пошло. Про азот и углекислый газ Севка словно и не слышал. А мы это совсем недавно проходили по ботанике.

Я погонял Севку по другим предметам. И у меня волосы встали дыбом. Я бы никогда не подумал, что человек может так отстать от всего класса.

– Ну, – сказал Севка, – убедился?

Теперь пришла моя очередь рассматривать пол под ногами. Можно было, конечно, успокоить Севку. Сказать, ничего мол, особенного, плёвое дело, догнать класс. Но я не хотел больше врать. Не хотел делать никаких обходных манёвров. Я ими был сыт по горло.

– В общем, отстал ты здорово, – сказал я. – Но догнать, конечно, можно. В каникулы, если часа по два каждый день заниматься, уже здорово подтянешься. Хочешь, вдвоём будем, хочешь, Борис и Эдик помогут.

– Лучше уж, – пробормотал Севка, – вдвоём…

Это была победа. Но по радио не пели фанфары и не гремели парадные марши. И даже я сам не пустился в пляс, и не завопил от радости. Я понимал: мне придётся ещё не раз хлебнуть лиха…

Я глянул на часы и охнул: половина одиннадцатого!

– Опоздаем, надо бежать!

– Погоди, а ребята знают, что… – Севка замялся, – что я… что я тоже с вами еду?

– Нет, – сказал я и весело добавил: – Не знают, так узнают!

– Только пойдём вместе, – попросил Севка. – Ладно?

Я согласился.

Севка быстро собрался и мы спустились во двор. Все были уже в сборе.

Увидев рядом со мной Севку, ребята сперва пораскрыли рты, а на Серёжкином лице появилась ехидная улыбка. Я погрозил ему из-за Севкиной спины кулаком. И всё сошло гладко.

Я – одна нога здесь, другая там – сбегал домой и, вернувшись, скомандовал:

– Пошли!

– Минутку! – остановил нас Федя. – Надо сразу покончить с одним делом.

Федя подошёл к Севке и сказал:

– Ты не обижайся… Только, сам понимаешь…

Севка ничего не понял. И я тоже. И остальные.

– Значок, – сказал Федя. – Капитанский значок отдай Косте.

Севка побелел. «Сейчас все мои старания пойдут прахом», – подумал я и закричал:

– Не надо!!!

– Надо, – сказал Федя. – И он сам знает, не глупый же?

Севка закусил губу и начал краснеть. Он краснел всё сильнее и сильнее и я начал беспокоиться, что его сейчас хватит кондрашка. Но понемногу Севкино лицо стало светлеть и сделалось наконец нормального цвета.

– Ладно, – сказал Севка и полез рукой за пазуху.

Отстегнул там значок и протянул мне.

– Бери! – сказал Федя.

Значок был гладкий и тёплый. Я хотел побыстрее сунуть его в карман.

– Нацепляй! – сказал Федя.

Я приколол значок. На груди моей засветились серебряные коньки и клюшка.

– Теперь пошли? – спросил я.

– Теперь пошли! – сказал Федя.

Мы двинулись к троллейбусной остановке.

Серёжка всё-таки не вытерпел. И громко, так, чтобы слышал Севка, сказал:

– Как услышал про тренера, сразу прибежал!

Федя легонько стукнул Серёжку по затылку. А я подумал: ничегошеньки-то Серёжка не понял. Разве из-за тренера вернулся к нам Севка.

– Славный денёк! – сказал я.

– Ага! – ответил Севка.

Он шагал рядом со мной и лицо у него было такое, как у человека, который принял очень важное и очень трудное решение.