Текст книги "Как я влиял на Севку"

Автор книги: Геомар Куликов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

Глава восьмая

И вот наступил день, когда я вышел на лёд на своих коньках, со своей клюшкой. Мне казалось, весь мир будет потрясён этим событием. Ничего подобного.

– Порядок! – только и сказал капитан.

А Севка покрутил в руках мою клюшку и хмыкнул:

– Что это?

– Разве не видишь? – сказал я. – Клюшка.

Севка хлопнул себя по лбу.

– Верно! Как я сразу не догадался. Из музея?

– Да, – сказал я, – ею ещё доисторические люди играли, в каменном веке.

– Ценная вещь для науки, – сказал Севка. – Ты её береги.

– Ладно, – пообещал я, – постараюсь.

Часа через два я возвращался, домой. Настроение у меня было хуже некуда.

Рядом вышагивал Севка и философствовал:

– Думаешь, сделал клюшку, надел ботинки с коньками и всё в порядке – готов хоккеист мирового класса? He-eт! Тут попотеть надо. Меня, например, в какую хочешь команду возьмут. А почему? Очень просто! Утром встал – клюшку в руки и на каток. Из школы пришёл – опять на каток. Понял? И так каждый день!

Я ничего не сказал Севке. Но про себя твёрдо решил: в лепёшку расшибусь, а научусь играть в хоккей. И не как-нибудь – хорошо. Лучше Севки. Лучше самого Лёши.

На уроках в этот день я разрабатывал планы тренировок и общей физической подготовки, без которой, как известно, не может обойтись ни один серьёзный спортсмен.

Вовка Краснопёров принялся было рассказывать про свой карманный радиоприёмник, но его голос доносился до меня словно из-за тридевяти земель. Вовка заметил, что я не слушаю, и сказал:

– Ты сегодня какой-то чудной. Рассеянный.

– Что ты понимаешь, – ответил я. – Вот про знаменитого учёного Ньютона тоже говорили рассеянный. Раз приходят к нему – он себе завтрак готовит. Яйцо держит в руках, а в кастрюльке часы варятся. Так думаешь, потому что рассеянный? Наоборот. Он очень сосредоточенный был. Думал о чём-нибудь очень важном.

– И ты тоже сейчас думал? – спросил Вовка.

– Угу, – сказал я.

– А про что, не скажешь?

– Скажу. Потом. Чего раньше времени болтать?

Вечером после школы я быстро поужинал и проговорил, словно раздумывая вслух:

– Пожалуй, не вредно перед сном проветриться на свежем воздухе!

– Только не долго, – сказала мама.

– Ладно, – сказал я, надел в передней ботинки с коньками и, стараясь не стучать, выбрался на лестницу.

На другой день даже папа удивлённо крякнул. Когда он проснулся, я под весёлую бодрую музыку делал утреннюю зарядку.

Я тренировался, как Севка, два раза в день: утром и вечером.

Одно плохо – у нас не было своего катка. Мы всегда ходили на чужие площадки. А это, известное дело: пришли хозяева – сматывай удочки. Ищи другую площадку или путайся в ногах у прохожих на улице.

Насчёт катка придумал Лёша-капитан. И мы все удивились: как это не пришло никому в голову раньше.

Летом посередине нашего двора – волейбольная площадка. А зимой – по пояс снежные сугробы.

– Чего проще, – предложил Лёша, – расчистим снег и зальём каток.

– А кишка? – спросил Серёжка Блохин. – Где возьмём кишку?

– У нас есть шланг, – сказал Федя. – Им папа летом цветы поливает. Вон, между прочим, и кран…

– Братцы! Это ж здорово! Сейчас раскидаем снег, напустим воды и вечером, пожалте, – у нас свой каток! – Севка выбил чечётку и завопил во всю глотку: – Эге-ге-ге! Ого-го-го!

– Фёдор, за шлангом! – приказал капитан. – Остальные за лопатами!

– А у нас нет, – сказал я. – Нет лопат.

– И у нас нет, – вздохнул Борис.

– Не беда, – сказал Лёша, – будем работать по очереди.

Из-за первой очереди мы чуть не подрались. Каждому хотелось первому покидать снег. А на семерых оказалось всего три лопаты.

– Будем тянуть жребий! – сказал Лёша.

– Ещё чего?! – фыркнул Севка. – Я принёс лопату, а кидать будет дядя?! Нашли дурака!

– Слушай, умник, – нахмурился Лёша. – Забирай свою лопату и чтоб духу твоего здесь не было. Понял? А у нас ровно шесть человек останется, как раз полная команда. Понял?

– А я что? – пробормотал Севка. – Я ничего…

Лёша достал семь спичек, у трёх отломал головки, зажал спички в руке, так, что виден был ровный заборчик, и предложил мне:

– Тяни!

Я немного подумал и вытянул среднюю спичку. Без головки.

– Теперь я, – сказал Севка. – Моя очередь!

Лёша опять нахмурился.

– Ладно, пусть тянет, – сказал Эдик.

Севка долго примерялся. Глядел на спички и так, и этак. Взялся было за одну, глянул на Лёшу и отдёрнул руку, точно его ударило электрическим током.

– Хитрый! Думаешь, я не вижу?!

– А если видишь, – закричал сердито Лёша, – тяни, не морочь голову!

Севка торопливо выдернул крайнюю спичку и с досады плюнул:

– Выбрать даже не дадут. Вот люди!

Вторая спичка без головки досталась Эдику. Третья – Лёше.

Мы поплевали на ладоши и дружно взялись за лопаты.

Мне всегда нравилось смотреть, как дворники разгребают снег. Только что перед тобой был сугроб, а теперь, пожалуйста, – чистенькая дорожка… И работа казалась мне весёлой и лёгкой. Покидывай себе снежок – одно удовольствие! Я и раньше замечал, со стороны часто так – подумаешь, что особенного? А возьмёшься сам… Очень скоро мы взмокли, как мыши, от нас валил пар, а снега убавилось совсем немножко. Первым сдался Эдик. Он воткнул лопату в снег и хрипло сказал:

– Следующий!

– Слабаки! – засмеялся Севка. – Тоже мне работнички. Учитесь, пока жив!

Лопата в Севкиных руках замелькала быстро-быстро.

– Жарко! – сказал Севка минут через пять и покосился на нас. – В общем, если кто хочет, могу уступить лопату…

Мы стояли и молча улыбались.

Севка вытер шапкой мокрое лицо и жалобно протянул:

– Кто бы мог подумать, что в такой маленький двор может влезть такая прорвища снега?!

Целую неделю мы работали как каторжные. Зато каток получился, какого не было ни в одном соседнем дворе.

Отец Феди помог сколотить хоккейные ворота. А старший брат Эдика провёл над площадкой электричество.

В воскресенье мы устроили торжественное открытие катка.

Главным распорядителем был Севка. Повязав на руку красную повязку, он носился по двору, как метеор и всеми командовал.

Взрослые хвалили нас:

– Давно бы так!

– Молодцы, ребята!

– Когда человек делом занят, на него приятно посмотреть!

А мать Эдика сказала моей бабушке:

– Хоть на глазах будут. Всё спокойнее…

Гвоздём дня была показательная хоккейная встреча. Нашими соперниками были ребята с соседней улицы.

Мы договорились играть вежливо. Получился не хоккей, а балет на льду.

Один раз Севка было сцепился с мальчишкой в клетчатом свитере. Но тут подоспел судья, а за ним оба капитана и противники разъехались.

Все остались очень довольны встречей, игроки и зрители.

Вечером за ужином мама сказала:

– Надеюсь, теперь, когда каток построен, мы будем чаще, чем последние дни, видеть тебя дома?

Мы все – бабушка, папа и я, точно по команде, повернули головы.

Мама пожала плечами:

– Что вы на меня вдруг уставились?

– Странно, – сказал папа, – до сих пор тебя беспокоило, что Константин мало бывает на улице.

– Да, – сказала мама, – но для всего существуют разумные границы…

– Тебе кажется, что Константин их преступил?

– Нет, но…

– Мама, – сказал я, – положи, пожалуйста, если можно, ещё одну котлету. Проголодался что-то.

Мама пристально поглядела на меня и погрозила пальцем.

– Честное слово! – сказал я, – у меня последнее время прямо-таки волчий аппетит!

– Тьфу, тьфу, не сглазить бы, – сказала бабушка, – и вправду, точно подменили ребёнка. Бывало, ковыряется, ковыряется в тарелке, а теперь под метёлку подбирает…

– Ничего удивительного, – сказал я. – Здоровый образ жизни. Свежий воздух! Физические упражнения.

– Всё это очень хорошо, – сказала мама, – а всё-таки…

– Не понимаю тебя, Вера, – сказал папа. – Вечно у себя страхи и опасения…

Папа хотел, как видно, сказать ещё что-то. Но мама показала глазами в мою сторону и он взялся за газету. А я понимал, что хотела сказать мама. Очень даже хорошо понимал.

Моряки говорят, будто чайки заранее знают о приближении бури. У них для этого есть какое-то шестое или седьмое чувство. Наверно, такое чувство было и у моей мамы. В моей жизни уже давно было не всё благополучно, а надвигалась – я в этом скоро убедился – самая настоящая буря.

По правде сказать, из-за хоккея и катка у меня уже давным-давно не хватало времени не только на книжки про шпионов…

«Стоит ли волноваться, – думал я, – закончим с катком и тогда всё пойдёт как надо».

Я ошибся.

А тут ещё у нас появился новый капитан.

Получилось так.

Мы собрались на тренировку и ждали Лёшу. Он опаздывал.

– Семеро одного не ждут, – ворчал Севка. – Будь он хоть сто раз капитаном. Дисциплина для всех одинаковая.

Мы уже погоняли шайбу и собирались расходиться, когда прибежал капитан. Без коньков и клюшки. И сияет, как ясное солнышко.

– Ребята, можете поздравить!

– С чем это?

– Нам квартиру дали. Трёхкомнатную. В новом доме. Лифт есть, мусоропровод, балкон и вода горячая и холодная.

– Здорово! – сказал я. – Прими и прочее! – и пожал капитану руку.

Вслед за мной Лёшу поздравили остальные.

– Так, – сказал Федя, – значит, скоро переезжаете?

– Завтра, – сказал Лёша. – Или послезавтра. Батя говорит: чего тянуть?

– Так… – ещё раз сказал Федя. – Значит, в понедельник играем без тебя.

Лёша помрачнел.

– Почему без него? – сказал Эдик. – Приедет и будет играть. Чего тут особенного? Думаешь, игроки «Спартака» или «Динамо» в одном дворе живут?

– Нет, – сказал Лёша. – Не выйдет. Один или два раза я могу сыграть. А потом? Через всю Москву не будешь каждый день ездить. Так что лучше сразу…

Мы провожали капитана всей командой. Помогали таскать вещи. Федя даже ухватился вместе с взрослыми за буфет, но его прогнал Лёшин отец.

А когда машину погрузили, около крыльца собрались чуть не все жильцы дома. Какие-то старушки в чёрных платках утирали слёзы.

Лёшина мать со всеми по очереди целовалась и улыбалась, и плакала сразу.

– Шутка сказать, всю жизнь здесь прожила и вот тебе…

– Оставайтесь! – крикнул кто-то.

– Нет уж, – сказала Лёшина мама, – это вы к нам переезжайте!

– Обязательно переедем! – пообещал я за всех.

Лёшин отец взъерошил мне волосы:

– Молодцы, ребята! Спасибо за помощь. Мы бы без вас так быстро не управились.

Лёша тоже попрощался со всеми по очереди. Потом достал из кармана что-то маленькое и блестящее и протянул Эдику:

– Для будущего капитана. Когда выберете.

Я заглянул в Лёшину ладонь. На ладони лежал его значок: серебряные коньки и клюшка.

– Зачем?! – сказал я. – Не надо!

– На память, – сказал Лёша. – Я себе ещё выточу.

– Алексей! – крикнул Лёшин отец. – Тебя одного ждём.

Лёша забрался в кузов грузовика. Машина отъехала. Лёша вместе с матерью и сестрёнкой сидел на диване и махал нам рукой. Мы махали ему.

– Вот и всё, – сказал Севка, когда машина скрылась за углом. – Надо выбирать нового капитана.

– Может, потом? – предложил Эдик. – Завтра.

– Нет уж, – сказал Севка. – Забыл, что Лёша говорил: лучше сразу.

Ясно было, куда клонит Севка.

– А чего выбирать? – Серёжка Блохин сплюнул через зубы и попал себе на рукав. – Ты и будешь капитаном.

– Я могу, – быстро согласился Севка. – Если остальные не возражают…

Мы не возражали. Мы, конечно, знали, что у Севки есть недостатки. Но из нас он играл в хоккей лучше всех.

Севка очень уж любил командовать и Федя сказал:

– Только чтоб нос не задирал!

– И не орал на поле, – продолжил Эдик.

– И…

Мы высказали свои пожелания новому капитану. Но Севка их не слышал. Он смотрел на кулак Эдика, в котором был Лёшин значок, ставший теперь капитанским значком нашей команды.

– Ладно, – сказал Севка, когда мы кончили, – на всё согласен! – и протянул руку к Эдику: – Давай!

Серебряные коньки и клюшка вспыхнули на Севкиной груди. Севка стал нашим капитаном.

Глава девятая

Мы не сразу привыкли к новому капитану.

У него было семь пятниц на неделе. Он орал на нас так, словно был римским императором, а мы – его рабами.

Если с Севкиной подачи кто-нибудь из нас мазал по воротам, он кричал на весь двор:

– Не команда, а сплошные рахитики! С двух метров по воротам попасть не могут!

Если же мазал сам Севка, виноватыми получались опять-таки мы.

– Кто так подаёт?! Лопухи несчастные! – выходил он из себя.

Когда только можно, Севка обязательно жульничал.

Как-то раз мы играли с ребятами из пятнадцатого ЖЭКа.

Я пропустил шайбу. Сам даже не знаю как. Шлёпнулся, а шайба уже в воротах. Лёжа на животе, я её и выкинул. А судье показалось, будто шайбу я взял, будто гола не было. Но многие ребята видели, что шайба побывала в сетке. Казалось бы, чего проще: гол есть гол. Так и надо было сказать судье. А Севка заспорил. Он бил себя кулаками в грудь и кричал:

– Не было гола! Провалиться мне на месте, если вру!

Я потянул Севку за свитер и тихонько сказал:

– Был же гол…

Севка зыркнул на меня злыми глазами и прошипел:

– Пикни только!

Гол нам не засчитали. Судья назначил спорный.

В перерыве я сказал Севке:

– Так ведь был гол… Может, ты плохо видел?

– Ха! Слепой я, что ли? – сказал Севка. – Сам видел, что был.

– Так чего же? – удивился я.

– Ничего! Судья-то не видел!

Мы сыграли вничью.

После финального свистка судьи Севка подъехал ко мне:

– Понял теперь? А то бы проиграли. Соображать надо!

– Зря это ты, – сказал я.

– А что зря? Что зря?! – вскипел Севка. – А ты видел, как ихний вратарь из сетки шайбу выкидывал? Нет? А я видел! Они могут жульничать, а мы нет?

Никто из нас этой шайбы не видел. Но разве Севку переспоришь? Я махнул рукой.

Раньше у меня было много всяких «надо». И ещё больше всяких «нельзя». Теперь и тех, и других здорово поубавилось.

Насчёт уроков у нас с Севкой давно был разговор, ещё тогда, когда его ко мне только прикрепили. Севка поглядел, как я делаю домашние задания и спросил:

– Неужели всё подряд учишь?

– Конечно, – сказал я.

– А если сегодня спросят, завтра всё равно учить будешь?

– А как же?

Севка засмеялся.

– Чудак!

Я сказал с достоинством:

– Я учусь не для отметок. Для знаний. В наш век…

– Ладно! – зевнул Севка. – Без тебя знаю. Сто раз слышал. Надоело.

Теперь для меня всё это было давно прошедшим временем. На уроках я лавировал, как лихой лоцман в проливе, утыканном рифами. Время от времени меня допекали с Севкой.

– Что-то, Горохов, не высокие успехи у твоего подшефного, – говорил кто-нибудь из учителей.

Я вставал и пожимал плечами:

– А что я могу сделать? Он отстал очень.

– Конечно! – тут же вскакивал Севка. – Шуточки, четыре года человек лодырничал, а теперь всё сразу догонять приходится!

Учитель улыбался:

– Ну-ну, желаю успехов!

Успехи у нас были. Особенно у меня.

Я освоил все Севкины «приёмчики». Все соседние дворы я изучил за полтора месяца лучше, чем за все предыдущие двенадцать лет жизни. Я научился плевать сквозь зубы так, что все мальчишки зеленели от зависти.

У меня, наверно, были бы ещё большие успехи. Но тут грянул гром. Нежданно-негаданно.

Я очень любил географию. И когда учитель Леонид Михайлович вызвал меня к доске, он, как всегда, спросил у класса:

– Ну как, ребята, может быть, не будем тратить зря время на Горохова? А? Поставим ему пятёрку и дело с концом? А вместо него спросим… – Леонид Михайлович начал изучать журнал.

В классе поднялся гвалт:

– Пусть тоже отвечает!

– А вдруг он не выучил?!

– Сомнительно, – покачал головой Леонид Михайлович. – Весьма сомнительно. Но, коль такова воля большинства, – Леонид Михайлович развёл руками, – ничего не поделаешь, Горохов, придётся тебя побеспокоить.

Леонид Михайлович, понятно, шутил. Но всем нам это нравилось.

Я вышел к доске и отчеканил урок, да ещё прибавил такое, чего нет в учебнике и что не рассказывал Леонид Михайлович.

– Вот видите, – Леонид Михайлович снова развёл руками, – выходит, опять напрасно побеспокоили человека. Извини нас, пожалуйста, Горохов!

На следующем уроке географии я сидел и думал о разных разностях, когда услышал свою фамилию. Я решил, что ослышался.

Но Леонид Михайлович сказал:

– Итак, Горохов, мы ждём.

– Меня? – спросил я.

– А разве у нас в классе есть второй Горохов? – спросил Леонид Михайлович.

– А что я должен делать? – спросил я.

– Выйти к доске и отвечать урок, – сказал Леонид Михайлович.

Все засмеялись.

Я вышел к доске и посмотрел в окошко. В голубом небе вилась стая белых голубей.

– Ну-с, – сказал Леонид Михайлович, – прошу начинать. Расскажи нам о величине земного шара.

Я не мог выдавить из себя ни одного слова. Если бы нам задали что-нибудь другое, я, может, и ответил. А тут надо было сказать несколько цифр. А я их не знал. Не может же человек знать всё на свете!

– Тише, тише! – сказал Леонид Михайлович, потому что в классе стал подниматься шум.

И тогда я брякнул:

– А Земля не круглая!

Сразу сделалось так тихо, что стал слышен голос Анны Ивановны из соседнего класса за стеной.

– Занятно! – сказал Леонид Михайлович. – А какая же она, на твой взгляд? Плоская и похожа на тарелку?

– Нет, – сказал я. – Зачем на тарелку? Она похожа на грушу…

– Ах, так, – сказал Леонид Михайлович, – не на яблоко, огурец или картошку, а именно на грушу?

– Да, – сказал я, – Именно на грушу…

Ребята давились от смеха.

– Тише, тише! – сказал Леонид. Михайлович. – Как это ни странно, Горохов по обыкновению прав. Некоторые учёные утверждают, что Земля не просто шар и не шар, сплюснутый с полюсов. Есть точка зрения, что Земля имеет гораздо более сложную форму, действительно напоминающую форму груши. Ну, Горохов, а по поводу заданного на сегодня ты имеешь что-нибудь нам сообщить?

Я молча опустил голову.

– Нет? Жаль! Какую отметку в таких случаях ставят, ты, очевидно, знаешь?

Я продолжал молчать.

– Учитывая твои прежние заслуги, мы сегодня твои познания оценивать не будем, а продолжим разговор на одном из ближайших уроков. Не возражаешь?

– Не возражаю, – шёпотом проговорил я.

– Значит, договорились. Можешь сесть на место.

Весь урок я просидел, уткнувшись носом в парту.

На переменке ко мне подошёл Игорь Булавин, председатель совета нашего отряда.

– Ты, правда, не выучил?

– Я? Не выучил? Откуда ты взял? – вытаращил глаза. – Просто в самый последний момент из головы выскочило. В классе форточка открыта. Сквозняк. Вот и выдуло.

– Слушай, Горохов! – Игорь от возмущения даже заговорил басом. – Ты последнее время мне не нравишься.

– Ты мне тоже, – сказал я. – И, между прочим, никогда не нравился.

– Оч-чень хорошо, – сказал Игорь. – После каникул мы с тобой встретимся на заседании совета отряда!

– Оч-чень приятно, – сказал я и вышел из класса.

Но нам с Игорем пришлось встретиться на совете отряда гораздо раньше. Только ни он, ни я этого ещё не знали.

Глава десятая

В нашем классе произошло ЧП. Чрезвычайное происшествие.

Несколько лет назад в нашей школе побывали гости с Цейлона, острова в Индийском океане. Наши ребята завалили их всякими подарками: самодельными полочками, шкатулочками и вышитыми салфетками. Гости дарили в ответ значки. Но нас было много, а гостей мало и значки у них скоро, кончились. И когда в пятом «Б» им преподнесли очень здорово сделанную модель Спасской башни Кремля, один из гостей, совсем седой смуглый человек, полез в карман пиджака, достал оттуда прозрачный пакетик и вытряхнул из пакетика зёрнышко. А переводчица объяснила, что господин такой-то, я забыл его имя, дарит в знак дружбы семечко лимона. Ребята тут же посадили семечко в горшок с землёй и дали цейлонскому гостю маленькую леечку, чтобы он первым полил землю.

Когда пятый «Б» сделался шестым «Б», долго спорили, что сделать с лимоном. Многие предлагали, чтобы он путешествовал с бывшим пятым «Б» из класса в класс. Но, говорят Николай Степанович, директор школы, предложил, чтобы за лимоном ухаживал каждый пятый «Б» класс.

Мы были третьим пятым «Б», которому досталось дерево дружбы, как в торжественных случаях назывался лимон. Мы очень гордились своей ролью и ухаживали за лимоном так, точно это была самая величайшая драгоценность на свете.

И когда однажды мы сорвали урок рисования, Николай Степанович сердито сказал:

– Очевидно, хотите его лишиться! – и кивнул на подоконник, где стоял лимон.

Мы струсили. Мы знали, в позапрошлом году у пятого «Б» за срыв урока на целую неделю отняли дерево дружбы. Это была чёрная неделя для всего класса. На следующем уроке рисования стояла мёртвая тишина. Вот что такое было для нас лимонное деревце, стоявшее на подоконнике в классе.

На последней перемене я подпирал стенку в коридоре, когда из класса донёсся грохот. Секунду спустя дверь класса приоткрылась и в образовавшейся щели показалась голова Севки. Севка огляделся по сторонам и проворно шмыгнул в толпу ребят. Я хотел было заглянуть в класс, но тут, точно из-под земли, выросла Томка Новожилова, она была дежурной, и затараторила:

– Дадут звонок, вместе со всеми войдёшь. А то, если каждый будет на переменке входить в класс, никакого порядка не будет.

Когда звонок действительно прозвенел и мы, напирая друг на друга, ввалились в класс, то увидели такое, от чего самые горластые потеряли дар речи. Весь пол от окна до учительского стола был засыпан землёй и глиняными черепками. У доски лежало растоптанное лимонное деревце.

Мы завопили все. Тридцать пять человек сразу. В нас проснулись, наверно, какие-нибудь дикие предки, которые таким образом выражали своё горе. Потом девчонки побежали за новым горшком для лимона, а Игорь вскочил на учительский стол, чего с ним в жизни не бывало, и приказал:

– Дежурные, ко мне!

С круглыми, как у кукол, глазами к столу стали пробираться Томка Новожилова и Лялька Гребешкова.

– Ну, – сказал Игорь, – мы слушаем…

Томка и Лялька часто-часто заморгали глазами и начали всхлипывать.

– Прекратить! – рявкнул Игорь.

Томка и Лялька заревели в голос.

Мы не заметили, как в класс вошла ботаничка, Любовь Дмитриевна.

– Что здесь происходит?! – сердито крикнула она. – Булавин, что всё это значит?!

Игорь спрыгнул со стола и показал на пол, испачканный землёй и черепками, и сломанное лимонное деревце.

Весь урок полетел, понятно, вверх тормашками.

Пока искали горшок, пока пересаживали лимон, пока Любовь Дмитриевна подрезала повреждённые веточки – прозвенел звонок.

В нашем классе сразу началось столпотворение. Набилось чуть не полшколы. Пришёл директор, завуч Светлана Владимировна, классный руководитель Анна Ивановна. Томка и Лялька с распухшими от слёз физиономиями твердили одно и то же: они ничего не видели, они ничего не знают…

– Вот что, – сказал директор, – я полагаю, нам здесь делать нечего. В классе, достаточно взрослые люди для того, чтобы самим разобраться в происшедшем. Согласны? – спросил директор у нас.

– Согласны! – ответили мы нестройным хором.

Директор выпроводил всех ребят и ушёл сам. Вместе с ним ушли учителя. Мы остались одни.

Игорь засунул ножку стула в дверную ручку, чтобы никто не лез в класс и объявил экстренный, внеочередной сбор отряда открытым. Постучал карандашом по столу и сказал:

– Надеюсь, тот, кто это натворил, встанет сейчас и всё расскажет нам.

Игорь замолчал и строго оглядел класс. Однако никто не встал и ничего не рассказал. Тогда Игорь произнёс длинную гневную речь. Но и она не помогла. За Игорем стали выступать другие.

– Оказывается, – начала Аня Муравьёва, она была у нас старостой, – среди нас есть пионер, нет, не пионер, а просто трус, которому не дорога честь отряда, который…

Она ещё долга перечисляла всякие «которые»… Через полчаса в классе стоял крик, как на новгородском вече. Один только человек вёл себя так, будто происходящее его совершенно не касается. Этим человеком был Севка. Он сидел за своей партой и читал пухлую, растрёпанную книгу. Меня распирало от возмущения. Я готов был вскочить и указать пальцем на Севку: «Вот чья это работа». И рассказать всё, что я видел. Но мне хотелось, чтобы Севка сознался сам.

Я поднялся и, не сводя с Севки пристального взгляда, твёрдо произнёс:

– Ребята, лимон уронил я.

Сразу наступила тишина. А Севка посмотрел на меня и снова уткнулся в книжку.

– Так, молодец, – сухо бросил Игорь. – Ну, докладывай.

– Нет! – мой голос сорвался. – Пусть Мымриков расскажет. Он всё видел…

– Хорошо, – согласился Игорь, – пусть говорит Мымриков.

Я прямо-таки сверлил взглядам Севку. Он поднялся, пожал плечами:

– Как уронил? Обыкновенно. Как роняют. Полез на окно, задел ногой и готово. Горшок на мелкие кусочки. А когда спрыгнул, наступил на лимон.

– Ты всё видел? И до сих пор молчал?! – глаза Игоря метали громы и молнии.

– А мне что, больше всех надо?

– Ясно, – сказал Игорь. – Все могут разойтись. Попрошу остаться членов совета отряда. И Горохова. А завтра проведём отрядный сбор. Обсудим и примем меры.

Я подскочил, точно ужаленный:

– Нечего меня обсуждать!

– Это ещё почему? – спросил Игорь.

– Потому, что не я уронил лимон. Вот почему!

– А кто же тогда?

– Севка Мымриков. Вот кто!

– Видали психа! – вскочил Севка. – Сначала рассказывай. А теперь, выходит, и не он лимон разбил? Вы как хотите, а я пошёл. Меня дома ждут. Мне домой надо!

Он сунул книжку в портфель и вышел из класса, громко хлопнув дверью.