Текст книги "Как я влиял на Севку"

Автор книги: Геомар Куликов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

Глава четвёртая

Утром я подумал: кто такой Севка, чтобы я из-за него пропускал экскурсию?

Мне нравилось в зоопарке. Я любил смотреть на медлительного, степенного слона, ленивого бегемота, весёлых попрошаек мишек.

Только чуточку было жалко зверей. Казалось, они никак не могут забыть всякие там свои джунгли и пустыни. И оттого у слона такие печальные глаза, а тигры часто мечутся по клетке и кричат что-то сердито и жалобно на своём тигрином языке.

Я быстро оделся, ещё быстрее позавтракал и побежал к школе.

Честно говоря, я надеялся, что Севка на экскурсию не придёт. Не было ещё такого случая, чтобы Севка приходил на экскурсии.

И правда, возле школы весь класс был в сборе. Не хватало двоих: меня и Севки. Я пришёл. А Севку ждать не стали.

– Мымриков в своём репертуаре, – сказала Любовь Дмитриевна, наша учительница по ботанике. – Пойдёмте, ребята.

Я разыскал глазами Иру Зимину. Возле неё стояли Толька Овчинников и Алик Камлеев. Алик ей что-то смешное рассказывал. А Толька поглядывал сверху вниз и улыбался.

Ира была девчонка что надо. Разговаривать с ней интереснее, чем с любым мальчишкой. А играть в настольный теннис – не берись. То есть можешь браться, пожалуйста. Только наверняка вылетишь. Хорошо, если не всухую.

На школьных вечерах она выходила на сцену и садилась за рояль. И играла не какую-нибудь там «Перепёлочку», а настоящую взрослую музыку. Её всегда вызывали много раз. И она играла всё новое и новое. А я удивлялся: и влезает же человеку в голову столько музыки!

Я стал придумывать, как бы тоже вступить в разговор и начал понемножку продвигаться в сторону Зиминой. Вдруг земля вырвалась, у меня из-под ног. Я полетел в сугроб. Вскочил – передо мной Севка. Рот – до ушей и орёт во всю глотку:

– Здорово, Горох! Чуть не опоздал. Как приёмчик? Сила! Хочешь, научу?!

Можно было, конечно, обозвать Севку дураком. Полезть на него с кулаками. А что толку?

Я покосился на Иру Зимину. Она была занята разговором, моего полёта не видела.

– Ладно, – сказал я Севке, – научи.

Любовь Дмитриевна укоризненно покачала головой.

– Ты даже с товарищем, Мымриков, нормально не можешь поздороваться. Обязательно с грубыми шутками.

Возле входа в зоопарк меня отозвал в сторону Игорь Булавин.

– Учти, Мымриков на твоей ответственности. Тут дикие звери. А ты Севку знаешь!

– Что я, гувернантка?! – возмутился я.

– Ты – пионер, – строго сказал Игорь. – Мы с тобой на эту тему уже беседовали. Если мало, могу побеседовать ещё. Завтра. А сегодня выполняй поручение.

Я посмотрел на Иру – около неё был теперь один Алик – и подошёл к Севке.

У Севки на животный мир была своя точка зрения. Всяких мелких безобидных зверушек и птах он презирал. Севке нравились звери свирепые и хищные: львы, тигры, пантеры. С уважением остановился он перед пеликаном.

– Вот это клювик… Ка-а-ак долбанёт – не обрадуешься!

Сперва Севке очень понравился бегемот. А когда бегемот зевнул, открыв огромную розовую пасть, Севка пришёл в восторг.

– Гляди! – кричал он мне. – Вот это ротик! Вот это я понимаю! Попадись такому, он и жевать не будет. Захлопнет свой чемодан, только тебя и видели! Любовь Дмитриевна, – спросил он учительницу, – а он крокодила живого может проглотить? Он ими, наверно, питается, да?

– Бегемоты, – сказала Любовь Дмитриевна, – питаются растительной пищей: сочными травами, корневищами водяных и болотных растений, ветками. Должен бы знать, Мымриков. Мы об этом говорили на уроках.

– Он? Травой?!

Севка с сожалением посмотрел на бегемота.

– Здоровенный, а ест всякую ерунду. С такой пастью я б на его месте крокодилов, кабанов и ещё чего там водится, как мух, глотал. Не глядя.

– Не сомневаюсь, Мымриков, – сказала Любовь Дмитриевна и все засмеялись.

Скоро звери, большие и маленькие, надоели Севке. Он стал крутить головой по сторонам и увидел лоток с мороженым. Потом ещё покрутил головой и потащил меня к клетке с фламинго, длинношеими голенастыми птицами.

– Гляди: на одной ноге стоит. Спорим на мороженое, я дольше простою.

Я знал, Севка был мастер спорить. И не просто так, а обязательно на что-нибудь. Я однажды видел, как Севка спорил.

Возле школы стоял малыш с яблоком. Сева подошёл к нему и сказал:

– А я, между прочим, могу доплюнуть до второго этажа.

Малыш задрал голову и недоверчиво протянул:

– Врёшь…

– Не веришь? Спорим на твоё яблоко…

Минуту спустя Севка похрустывал яблоком и назидательно говорил:

– Учти, из двух спорящих один обязательно умный, а другой – нет.

Поэтому я сказал Севке:

– Ладно, и так верю.

– А может, поспорим? – спросил Севка.

– Чего спорить, когда я тебе и так верю. Пошли дальше.

Но сбить Севку было не просто. Он задумчиво потёр подбородок и изобразил на физиономии крайнюю степень неуверенности.

– А может, и не простою дольше? Надо попробовать!

Севка проворно, не хуже фламинго, поджал левую ногу.

Птица, которую взялся перестоять Севка, от стояния на одной ноге никакого неудобства не испытывала, а Севка уже через минуту опустил ногу.

– Не могу больше! А ты ещё не хотел спорить!

Мне показалось, что Севка хитрил и что он мог бы ещё стоять долго, но я промолчал.

Мы шли мимо клеток с другими зверями и птицами, а Севка всё сокрушался:

– Подумать только, ещё б немного – и проиграл. Кто ж знал, что она на одной ноге столько стоять может? Ну, да ладно, попадись мне другая такая птица, ещё посмотрим, кто кого!

В окошке служебного помещения я увидел птицу, как две капли воды похожую на ту, с которой Севка только что соревновался. Я хотел отвлечь внимание Севки. Но было поздно.

– Ага! – закричал Севка. – Попалась! – и тут же спохватился: – Конечно, не совсем попалась. Я, конечно, могу потерпеть сокрушительное поражение. А что? Вполне возможно! Но мы сейчас тягаемся. Вот! – Севка протянул мне руку. – Спорим на мороженое, перестою её на одной ноге. Учти, запросто могу и проиграть. Она, может, с пелёнок на одной ноге привыкла стоять, а у меня опыта нет. Но, так и быть, спорим.

– Чего спорить. Я ж тебе сказал: и так верю.

– Ладно, – ставлю два мороженых против одного.

Я покачал головой.

– Три! – предложил Севка.

– Нет, – сказал я.

– Пять.

Когда Севка дошёл до ста штук, мне стало смешно.

– Послушай, – сказал я, – мама мне дала денег. Как раз на два мороженых хватит. Давай купим и пойдём дальше, не то мы возле этой птицы целый час торчать будем.

– Ну, уж нет. Спорить – пожалуйста; а так с какой стати ты меня мороженым будешь кормить?

Мне эта канитель надоела и я махнул рукой:

– Делай, как хочешь…

– Итак, – торжественно возгласил Севка, – если выигрываю я, ты мне покупаешь одно мороженое, если выигрываешь ты, я тебе покупаю сто! Так?

– Так, – согласился я. – Не тяни. Начинай своё единоборство, да пойдём дальше. Мне на эту птицу уже смотреть противно.

– Внимание! – прокомандовал себе Севка. – На старт! Марш! – и поджал одну ногу.

Я присел рядом на скамейку и стал ждать, когда птице за окном надоест стоять на одной ноге и Севка заработает своё мороженое.

Однако время шло, а птица и не думала менять позы.

– Ишь ты, – пробормотал Севка, – стоит и глазом не моргнёт. И не шелохнётся…

А ещё через некоторое время Севка стал потихоньку кряхтеть. И не так, как первый раз, для виду, а по-настоящему. Не знаю, что было бы дальше и чем бы это всё кончилось, но тут к нам подошла женщина с совком и метлой в руках.

– Не иначе, на космонавта готовится, – кивнула она в сторону Севки.

– Нет, ответил я, – он просто… ну, для собственного удовольствия. А разве на космонавта так тренируются?

– Всяко тренируются, – сказала женщина. – Тут один шустрый мальчишка даже на голове стоял. Привыкаю, говорит, видеть животный мир вверх ногами. Готовлюсь к состоянию невесомости.

Я ещё хотел поговорить насчёт удивительной подготовки к космическим полётам, но меня перебил Севка. Он стоял, теперь скособочившись, красный, точно перезрелый помидор и тяжело дышал.

– Скажите, тётенька, – не своим голосом прохрипел Севка, – а вон та птица за окном долго так стоять будет?

– Года два, почитай, стоит, – сказала женщина. – А сколько ещё будет, кто ж знает?

– Д-два года на одной н-ноге?!

– Она и десять простоит, – сказала женщина. – Известно, чучело. Как сделают, так и стоит.

– Ч-чучело?!

Женщина ушла, а Севка всё глядел в окно, где за стеклом стояло удивительно, ну, просто на редкость хорошо сделанное чучело фламинго, длинношеей, голенастой птицы.

– Теперь, как мне кажется, – сказал я Севке, – ты можешь встать на обе ноги.

Севка мне не успел ответить. К нам подбежала Томка Новожилова и затараторила:

– Разве можно так, мальчики? Вас все ждут. На тебя, Мымриков, я не удивляюсь. А ты, Горохов, мог бы подумать о товарищах. А то бегай по всему зоопарку и разыскивай, думаете, очень интересно?

– Не интересно – не бегай, – мрачно сказал Севка. – Кто тебя просит?

– Любовь Дмитриевна просит. Вот кто просит. А мне вы не нужны вот нисколечко….

По дороге на новую территорию Севка ворчал:

– Безобразие! Раз зоопарк – значит, живые должны быть. А то наставили на каждом шагу чучела, а посетители отдувайся…

На всех неподвижных зверей и птиц Севка косился недоверчиво. Около верблюда он остановился. Верблюд был важный и на Севку даже не поглядел. Севка уцепился за решётку, дотянулся до верблюжьей морды и провёл пальцем по его большим, мокрым губам. Верблюд медленно задвигал губами.

– Не нравится?

Севка ещё раз провёл по губам. Верблюд задвигал губами чуточку быстрее. Севке это надоело и он спрыгнул. И тогда верблюд плюнул. В Севку он не попал. Севки уже перед ним не было. Весь заряд верблюжьей слюны попал в толстого дяденьку, который стоял рядом с такой же толстой тётей.

Получился страшный скандал. Любовь Дмитриевна покраснела и стала извиняться за Севку. Дяденька сердился и ругался. Тётенька ужасно громко кричала. Можно было подумать, что дяденьку укусила, по меньшей мере, гремучая змея. А ведь в него всего на всего плюнул обыкновенный, довольно облезлый верблюд.

Мы сразу ушли из зоопарка. Всю дорогу Любовь Дмитриевна молчала. И ни разу не посмотрела на Севку.

А Игорь мне сказал:

– Плохо работаешь, Горохов. Плохо выполняешь пионерское поручение. Я тебя специально предупреждал сегодня. И учти: твоя задача не только помочь Мымрикову в учёбе. Надо чтобы он человеком стал. Без фокусов. С ним мало уроки вместе готовить. Надо влиять на него в свободное время. А то болтается неизвестно где и с кем и вот результат.

Ночью мне снилась какая-то галиматья: не то звери, не то птицы. А под конец приснился верблюд. Он вытянул шею и спросил:

– Нуте-с, начинающий Песталоцци, как дела?

И захохотал Севкиным голосом.

Глава пятая

Я решил поводить Севку по музеям. И начать с Исторического.

Перед Севкиным приходом я положил на стол самую большую свою драгоценность: каменный топор. Настоящий топор древнего человека. Его подарили папе прошлым летом. Мы решили отдать его в музей. А пока он хранился у меня.

Дух захватывало, когда я пробовал представить себе, кто и когда его делал. Люди ходили в звериных шкурах. Мамонты паслись на лужайках. И даже моря и океаны ещё не были на своих местах.

При виде моего сокровища все мальчишки лишались дара речи. И даже те девчонки, у кого в голове одни фантики-бантики, над ним долго ахали и охали.

Севка заметил топор не сразу. Потом покрутил, прикинул на ладони:

– Тяжёлый! – и спросил: – Сам делал?

Я рассказал всё: и про мамонтов, и про людей в звериных шкурах, и про моря и океаны.

Севка равнодушно меня выслушал и сказал:

– Разве это топор? Вот у нас топор – сам в дерево лезет. Тюкнешь по крыльцу – еле вытянешь.

Мне вдруг захотелось стукнуть орудием древнего человека Севку по затылку. Сказать, что он олух и дичее самого дикого дикаря. Но я сдержался. И даже заставил себя покривить душой.

– Пожалуй, ты прав, неважный. Вот в Историческом музее собраны топорики… Давай сходим.

Севка постучал себя по лбу.

– В уме? У меня каждый день ответственные хоккейные встречи, а я буду по музеям разгуливать?! Нет, видали такого?

– Ну, как? – спросил меня перед уроками Игорь.

– Никак, – сказал я. – Хотел вытащить в Исторический музей. Не получилось. Времени нет. Ответственные хоккейные встречи.

– Плохо, – сказал Игорь.

– Чего хорошего.

– Ты меня не понял. Не то плохо, что Мымриков в хоккей играет. Хоккей – один из видов спорта. А спорт, как известно, полезное и нужное мероприятие. Плохо, что пасуешь перед первой же трудностью. Разве так можно? Где твоя инициатива? Выдумка? Раз Мымриков не хочет идти в музей, значит, ты должен пойти с ним на каток. Даже такая пословица есть: если гора не идёт… к этому… ну, как его?

– Магомету…

– Вот именно: если гора не идёт к Магомету, он идёт к горе. Кажется, достаточно ясно?

– Конечно, – сказал я. – У Севки нет времени сходить в музей. А у меня оно есть, чтобы глазеть, как десять человек гоняют банку из-под гуталина. Так, по-твоему?

– Не десять, а двенадцать. По шесть в каждой команде. Я изучал правила. Но главное не в этом…

На другое утро я сидел во дворе дома напротив и ждал, когда начнётся Севкина ответственная встреча.

Хоккеисты топтались на льду и о чём-то спорили. Крик стоял такой, точно они не поделили первенство мира. На меня никто не обращал внимания. Потом в мою сторону поглядел Севка. Он что-то сказал ребятам, и все до одного уставились на меня. Даже перестали кричать.

– Эге-ге! – замахал руками Севка. – Горохов, иди.

– Слушай, – сказал Севка, когда я, набрав в валенки снега, выбрался на лёд, – в хоккей играешь?

Я за всю свою жизнь держал клюшку один раз. Летом на даче. Но на меня смотрели две команды. И я сказал:

– Так, немного. Не очень хорошо.

Севка подмигнул мне и засмеялся:

– Хорошо играют мастера спорта. И то не всегда. Знакомься. Лёша, наш капитан.

На груди у капитана светился маленький значок: коньки и клюшка.

Заметив, что я смотрю на значок, Севка пояснил:

– Серебряный. Лёша сам выточил.

– Тут, понимаешь, – сказал капитан, – такое положение. Идут встречи дворовых команд. А у нас заболел игрок…

– Хороша команда: ни одного запасного! – крикнул кто-то со стороны.

– А они, – капитан кивнул туда, откуда крикнули, – не соглашаются, чтобы у нас была неполная команда. Говорят, проиграете, – будете сваливать на перевес в игроках. Теперь всё в порядке.

Капитан вытолкнул меня вперёд.

– Вот наш шестой игрок.

На улице было холодно. Я замёрз, пока сидел на скамейке. Но тут мне сразу стало жарко.

– Да я…

Но меня никто не слушал. Опять поднялся гвалт. Теперь спорили, можно ли меня приглашать в команду.

– Может, он в сборной Советского Союза играет? Может, он мастер спорта? – кипятился маленький вёрткий мальчишка, как я узнал потом, вратарь.

– Что из того? Ну, и играет за сборную! Ну, и мастер спорта! – отбивался Севка. – А за свою клубную команду он может выступать?! Может?!

Всё решил судья. Он вынул свисток изо рта и спросил меня:

– Ты за кого-нибудь ещё играешь?

– Нет, – сказал я.

– Честно?

– Честно.

– Чего зря кричать? Начали! – судья сунул свисток в рот.

– А если он врёт? – не унимался вёрткий мальчишка.

Судья нахмурился, снова вынул свисток изо рта и сказал:

– С судьёй не спорят. Забыл?

– Валяй за коньками! – сказал Севка. – Только живо!

– А у меня нет коньков, – сказал я. – Коньки есть. Ботинки малы. Их два года назад купили. Честное слово! Хочешь, покажу!

– А может, влезут?

– Куда там! Прошлой зимой еле надевал.

Севка задумался.

«Пронесло!» – подумал я.

– Коньки – ерунда, – вмешался капитан. – У Эдика возьмём. Какой у тебя размер?

– Тридцать шестой.

– Порядок. Сейчас будут коньки.

Игроки другой команды опять загалдели.

– Сколько можно ждать?

– Судья, чего смотришь?

Судья долго шарил у себя за пазухой. Достал большие карманные часы на толстой медной цепочке и, вынув изо рта свисток, сообщил:

– Через десять минут засчитываю поражение.

И снова застыл со свистком в зубах величественный и неприступный.

Эдик жил тут же. Мы встали под окнами и стали кричать хором:

– Э-дик! Э-эдик!

Ребята старались изо всех сил. Один я кричал, не особенно громко. В окне третьего этажа появился мальчишка с завязанным горлом.

– Конь-ки! Клюш-ка! Конь-ки! Клюш-ка! – заорали все в один голос.

Только я для виду открывал и закрывал рот. Эдик не понимал, чего от него хотят, а только улыбался и пожимал плечами.

– Стоп! Так толку не будет, – сказал капитан. – Давайте я сам.

Он помахал руками. Мальчишка за окном вытянул шею. Тогда капитан похлопал ладонью по своим конькам и, схватив меня за ногу так, что я чуть не шлёпнулся, похлопал по подошве моего валенка. Мальчишка просиял и быстро-быстро закивал головой. Капитан потряс в воздухе клюшкой и опять показал на меня. Мальчишка ещё раз мотнул головой и исчез.

Через минуту открылась форточка и к нашим ногам шлёпнулись коньки с ботинками и клюшка.

– Ну и парень! – сказал капитан. – Этот не подведёт!

Тут мальчишка за окном как-то странно подпрыгнул. А на лице появилось такое выражение, точно у него вдруг заболели зубы.

– Что это с ним? – удивился Севка.

В неведении мы оставались недолго. Мальчишка вновь исчез, а на его месте появилась женщина.

Она сердито погрозила нам пальцем.

– Понятно, – сказал капитан. – Ничего не поделаешь. Бывает.

Ботинки пострадавшего за команду Эдика оказались мне впору. Тютелька в тютельку. Точно они были не его, а мои собственные. Хуже было другое. Я почти совсем не умел кататься на коньках. Я любил книги и прочитал их, наверно, больше, чем все ребята в нашем классе. А ко всяким там футболам-волейболам был равнодушен.

Мне гораздо больше нравилось скакать на храпящем коне рядом с д’Артаньяном или Питером Марицем – юным буром из Трансвааля, чем на нашем дворе лупить по мячу, стараясь попасть между кирпичами, изображавшими ворота.

Мама и бабушка, увидев меня на диване с толстенной книгой, говорили:

– Опять глаза портишь?! Пошёл бы на улицу. Погулял. Подышал свежим воздухом.

Папа посмеивался:

– Ты, брат, как воспитанница института благородных девиц. Те всё пухлые романы читали. Хоть бы раз домой с синяком пришёл…

Тут пугалась мама:

– Миша, что ты говоришь?

– Ничего, – отвечал папа, – парню надо больше бегать, в футбол играть…

– Видели мы этот футбол, – перебивала мама. В прошлое воскресенье по телевизору опять показывали. Здорового взрослого мужчину на носилках унесли. А много ли ребёнку надо?

Мне такие разговоры, понятно, большого удовольствия не доставляли. Но я считал, дело вкуса: одному нравится одно, другому – другое. Коньки купил мне папа. В позапрошлом году. На день рождения. Я немножко научился кататься. Но не очень. А в середине прошлой зимы, я не обманывал Севку, ботинки сделались мне малы. Папа хотел купить новые. Но мама сказала:

– Зачем напрасно тратить деньги. Скоро весна. А за лето у Костика ноги опять вырастут и придётся покупать снова.

Папа удивился:

– С каких пор ты стала экономить на сыне?

Я-то хорошо знал: не в экономии дело. Просто мама по тому же телевизору увидела хоккейную встречу. Играла наша команда с одной иностранной. Известно, хоккей, как говорят, – игра мужская. В ней разрешены и силовые приёмы. А тут ещё наши гости играли грубо, как объяснял комментатор. Мама с бабушкой только ахали. И вот теперь на негнущихся ногах я выехал на лёд и замахал руками так, словно хотел улететь в стратосферу.

– Лихо! – сказал наш капитан.

– Скользко… Что-то очень скользкий сегодня лёд… – я попытался изобразить улыбку.

– Ладно, – сказал капитан. – Вставай в ворота… Клюшку держи пониже.

Судья дал свисток. Игра началась.

Рассказывать подробно, что это была за игра, у меня нет охоты. Корова на льду чувствовала бы себя, наверно, увереннее, чем я. Я пытался кинуться туда, куда летела шайба, а ноги несли меня совсем в другую сторону. Чтобы не потерять равновесия, я цеплялся за своих и чужих игроков и они кричали одинаковыми тонкими голосами:

– Отцепись! Чего привязался?!

Зрители – и откуда они только набежали? – вопили, свистели и улюлюкали. Они прямо-таки помирали со смеху.

А вёрткий мальчишка острил:

– Эх вы, ничегошеньки не понимаете. Он показывает новый способ защиты. Бразильский!

Мы проиграли с разгромным счётом.

После финального свистка судьи обе команды опять сцепились в центре поля. А я добрался до скамейки, снял ботинки с коньками, сунул ноги в застывшие на морозе валенки и удрал.

Я понимал: произошла катастрофа.

Ребята во дворе всегда относились ко мне неплохо. Даже чуточку уважали. Я мог разрешить спор: кто написал «Всадника без головы», а кто «Последнего из могикан». Ко мне бежали, когда надо было узнать, что за штука автомобиль на воздушной подушке и чему равна первая космическая скорость.

Теперь меня не могла спасти даже скорость света и знание назубок всех приключений Шерлока Холмса. Я оказался голым королём. Завтра всё будет известно в классе. Алик Камлеев пустит по рядам ехидную карикатуру. Она попадёт к Ире Зиминой…

– Вы-ы… – я даже застонал, как от зубной боли.

Случается же, подумал я, с людьми этот самый… инфаркт, что-то такое с сердцем, отчего и помереть не долго. Вот бы мне его сейчас.

Тогда бы сказали:

– Чего вы хотите? Он же был тяжело болен. И всё-таки вышел на поле. Хотел выручить товарищей.

Вертлявый мальчишка, конечно, мог бы спросить:

– А чего он шарахался от моей клюшки, как заяц? Это что: тоже болезнь такая?

Но тут бы выступил вперёд судья, вынул свисток изо рта и сказал:

– Как ты смеешь говорить такое? За нарушение спортивной этики, за злостную клевету на товарища – дисквалифицирую тебя и запрещаю играть до конца сезона.

Я приложил ладонь к левой стороне груди.

– Так-так, так-так… – ровно выговаривало сердце.

– Тебе хорошо, – сказал я. – Сидишь там, в темноте, ничего не знаешь. А каково мне? Как завтра появлюсь во дворе? А в классе?!