Текст книги "Как я влиял на Севку"

Автор книги: Геомар Куликов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

Глава одиннадцатая

Сбор совета отряда состоялся в тот же день.

Я в одиночестве тосковал за первой партой. Напротив меня за учительским столом разместился совет отряда. В полном составе. Все пять человек. Двое мальчишек и три девчонки. Посередине восседал Игорь. От него на меня веяло арктической стужей.

– Ну, – сказал Игорь, – мы тебя слушаем, Горохов!

– Чего меня десять раз слушать? – сказал я. – Не патефонная пластинка…

– Прежде всего, не груби, Горохов. А потом, не все присутствовали на отрядном сборе.

Игорь покосился на последнюю парту. Там сидели наш классный руководитель Анна Ивановна и старшая пионервожатая Нина Николаевна.

– Ладно, – сказал я. – Могу повторить: стоял в коридоре, слышал грохот, видел, как из класса выскочил Севка…

– Предположим, мы тебе верим…

– Спасибо! – Я согнулся пополам.

– Не кривляйся, – сказал Игорь. – Нас интересует не только сегодняшний случай. Отчитайся, как ты выполняешь порученное тебе пионерское поручение…

«Порученное поручение, – думал я. – Не человек – тоска дремучая».

– А… А потом мы поговорим о тебе самом, о твоём поведении.

– Даже так? – сказал я.

– А ты как думал?

– Пожалуйста, – сказал я. – Давай поговорим обо мне. Только прежде покончим на счёт Севки. Так вот. С Севкой больше возиться не буду. Можете мне закатить выговор. Два. Три. Хоть десять…

– Минутку, минутку, – перебила меня Анна Ивановна. – Мне кажется, ты, Горохов, напрасно горячишься. Нельзя сказать, чтобы у тебя не было никаких результатов.

– Например? – спросил я.

– Письменные домашние задания Мымриков уже самостоятельно готовит? Готовит!

Я поглядел в окошко. Там было темным-темно. И голуби давно спали по чердакам и голубятням.

– Так ведь, Горохов?

– Нет, – сказал я, – не готовит Севка самостоятельно домашние задания. Ни устные, ни письменные…

– То есть? – спросила Анна Ивановна. – Не понимаю.

– Чего ж тут непонятного, – сказал я. – Списывает каждый раз…

Сначала мне никто не поверил. Даже Игорь сказал:

– Оставь свои неуместные шутки! Ты находишься на сборе совета отряда, а не на вечере самодеятельности.

Должно быть, у меня было не очень-то весёлое лицо. Потому что Игорь уставился на меня и его физиономия стала вытягиваться.

– П-постой! – Игорь, когда волновался, начинал заикаться. – Т-ты серьёзно?

Я пожал плечами. Члены совета отряда застыли, как деревянные. И только моргали глазами.

– Это уже нечто новое, – сказала Анна Ивановна и с последней парты пересела на первую в соседнем от меня ряду. – У кого же он списывает, если не секрет?

Я молча смотрел в окошко.

– У тебя?

Я кивнул головой.

– Мамочка, что делается… что делается… – испуганно забормотала Надя Лазаренко.

– Расскажи поподробнее, – сказала Анна Ивановна.

– А чего рассказывать? – спросил я.

И рассказал всё. От начала до конца.

– Веди сбор, Булавин, – сказала Анна Ивановна, когда я кончил своё повествование.

– К-кто хочет в-высказаться? – спросил Игорь.

– Я хочу! – встал Алик Камлеев.

Алик в своей школе был председателем совета отряда. И, видно, очень хотел, чтобы его выбрали и у нас. А его не выбрали. Просто потому, что плохо знали. И теперь он из кожи лез, чтобы доказать, какой он сознательный и принципиальный.

– Я считаю, – сказал Алик, – Горохова следует исключить из пионеров. Снять перед строем дружины галстук. Я считаю, не честно…

Но тут его перебила Надя Лазаренко. Она покраснела и сказала:

– Я считаю, не честно сводить на совете отряда личные счёты! Вот что я считаю!

После Надькиных слов покраснели сразу трое: Алик, Ира Зимина и я.

– Какие тут могут быть личные счёты? – сказал Алик и покраснел ещё больше. – А в общем, могу и сесть…

Алик говорил неправду. Личные счёты у нас были.

Однажды он здоровенными буквами написал на доске:

ИРА З. + КОСТЯ Г. = Л.

Все, понятно, сразу догадались, о каких Ире З. и Косте Г. идёт речь. И чему всё это равняется.

После дурацкой надписи на доске я старался даже не смотреть на Зимину. Я думал, Алик вообще против дружбы мальчишек с девчонками. А потом увидел, что он просто-напросто сам хочет дружить с Зиминой. И тогда на той же классной доске я ещё более здоровыми буквами вывел:

ИРА З. + АЛИК К. =

Мне не хотелось, чтобы это равнялось букве «Л» и потому после двух чёрточек нарисовал большой кукиш.

Весь класс покатывался, когда увидел моё сочинение. А Алик возненавидел меня лютой ненавистью.

Алик не успел сесть, как слово попросила наша староста Муравьёва. Она скосила глаза на Анну Ивановну и сказала:

– Какие тут могут быть личные счёты? Я принципиально считаю, Горохова надо строго наказать. Надо…

И пошла.

Когда Муравьёва кончила, Игорь спросил:

– Какие будут предложения?

– Подожди, – Ира Зимина отодвинула стул, – я тоже хочу сказать.

– П-пожалуйста! – сказал Игорь. – К-кто т-тебе запрещает?

– По-моему, – сказала Зимина, – мы сами виноваты. И ты тоже, Булавин.

– И-инт-тересно! – сказал Игорь.

– А разве нет? Что получилось? Спихнули Мымрикова на одного человека и успокоились.

– Надорвался, бедненький, – сказал Алик. – От одного поручения.

– Что-то ты сам за это поручение не взялся, – сказала Ира. – Тебе предлагали.

– У меня нагрузок хватает, – сказал Алик.

– Зимина, – сказал Игорь, – ты отвлекаешься. Мы обсуждаем сегодня Горохова, а не Камлеева. А это факт – Горохов не помог Мымрикову, а наоборот…

Я разозлился.

– А почему вообще я должен ему помогать? Почему мне никто не помогает? И почему мы должны цацкаться с лодырем? Не хочет учиться? Не надо. Его дело!

– Во-первых, – сказал Игорь, – истории известны случаи, когда из ленивых людей и даже хулиганов получались выдающиеся личности…

– Что-то я не слышал про такие случаи, – сказал я.

– Я не подготовился по этому вопросу. А завтра, если хочешь, приведу тебе конкретные примеры. Во-вторых, возможно, Зимина, кое в чём права. Но разве сейчас мы тебе не помогаем?

Я промычал что-то нечленораздельное.

– Мне кажется, – сказала Ира, – Горохов многое понял. Иначе бы он нам ничего не рассказал. Я уверена, и с Мымриковым у него тоже всё получится. Горохов последнее время сильно изменился…

– Ещё бы!.. – сказал Алик.

– Напрасно так ехидно улыбаешься! – Ира повернулась к Алику. – Ошибаться каждый может. А вообще, Горохов, по-моему, хороший ученик, хороший пионер и хороший товарищ!

– Вот это да-а! – пропел Алик.

Ира сверкнула сердитыми глазами на Алика:

– Я б тебе сказала, кто ты такой!

– Зимина, – укоризненно сказал Игорь. – Сколько раз надо предупреждать, сегодня мы обсуждаем Горохова. Анна Ивановна, может, вы выступите? Или вы, Нина Николаевна?

Анна Ивановна и Нина Николаевна, конечно, выступили. От меня летели пух и перья. Никогда мне ещё так здорово не доставалось. Я сидел, уткнувшись носом в парту, и старался ни на кого не глядеть.

Под конец Анна Ивановна сказала:

– А в отношении Мымрикова пусть Горохов решает сам. Справится – пусть берётся. Не справится – пусть сразу откажется.

– Ну, Горохов, – сказал Игорь. – Справишься с Мымриковым? Мы тебя, конечно, поддержим.

Перед началом совета отряда я твёрдо решил: с Севкой возиться ни за что больше не буду. Но так, наверно, часто получается: сначала человек думает одно, а потом другое. Теперь, после выступления Иры, я не с Севкой, с бенгальским тигром вышел бы один на один. Но об этом вслух не скажешь и я пробормотал:

– Ладно. Раз уж взялся…

Мы шли по коридору с Ирой Зиминой. За нами Алик с Муравьёвой. Они о чём-то вполголоса разговаривали и хихикали. Несколько раз я слышал, как Алик называл наши фамилии: мою и Ирину. Но мне было всё равно. У Иры развязался ботинок. Она хотела положить портфель на пол. Я сказал:

– Зачем? Давай подержу!

Я стоял с двумя портфелями под мышкой, когда мимо прошли Алик и Муравьёва. Они прямо-таки давились от смеха.

За ужином папа сказал:

– Давно собираюсь спросить: как успехи твоего подопечного? Мымриков, кажется, его фамилия?

Я застыл с вилкой в руках. Посмотрел на папу, он преспокойно разрезал кусок мяса.

– Мымриков, – сказал я. – А успехи – не очень…

– Что так?

Я пожал плечами.

– Он, если я не ошибаюсь, капитан вашей хоккейной команды?

– Да, – сказал я.

– А как относятся к его школьным делам товарищи по команде?

Я опять пожал плечами:

– Никак не относятся…

– Почему же?

– Они не из нашего класса. А двое даже из чужой школы.

– Тогда понятно. Это, конечно, уважительная причина.

Папа отодвинул тарелку и взялся за газету.

– А что, – спросил я. – Разве нет?

– Отчего же? – сказал папа. – Вполне. Если, положим, тонет мальчишка, но чужой школы, разве из-за него надо лезть в воду?

– Так Севка не тонет.

– А я разве говорю, что он тонет? И извини, пожалуйста, я хочу почитать газету.

– Значит, не мешать?

– Да, – сказал папа, – если возможно.

– Возможно, – сказал я.

Сначала папа читал газету. Потом разговаривал с мамой. Потом достал рубанок и принялся строгать какие-то палочки.

Мне очень хотелось ещё поговорить насчёт Севки. Я вертелся возле папы. В другой раз он обязательно бы спросил, что мне надо. А тут словно перестал меня замечать. Тогда я предложил:

– Можно, буду тебе помогать?

Папа поднял голову и посмотрел на меня так, будто только что увидел.

– Пожалуйста!

– А что надо делать?

– Можешь вот эти бруски отпиливать.

– Ладно, – сказал я. – Отпилю. А что ты из них сделаешь?

– Полку для цветов. Только пили аккуратнее, – предупредил папа. – Впрочем, у тебя уже есть опыт.

Это папа вспомнил про клюшку.

Я попилил немножко и сказал:

– Не так-то просто вытаскивать этих самых утопающих.

– Конечно, – согласился папа. – Но, понимаешь, всё зависит от того, кто и как вытаскивает. Главное, как говорится, гнуть свою линию. Он тебя вниз. А ты его вверх. Вверх и вперёд!

Мы бы, наверно, ещё поговорили насчёт Севки, но вошла мама и объявила:

– Котик, пора спать!

Мне очень не хотелось уходить, но папа сказал:

– Приказ командира – закон, – и добавил: – А своего подшефного ты всё-таки приводи. И не только тогда, когда никого дома нет.

– Хорошо, – пообещал я. – Обязательно приведу.

Глава двенадцатая

Утром я побежал к Феде. Было ещё очень рано. Я долго колотил руками и ногами обитую войлоком дверь, прежде чем мне открыли.

– Извините, пожалуйста, мне нужен Федя, по важному делу, – одним духом выпалил я Фединому отцу.

– Заходи, – сказал он. – Сейчас позову.

Через минуту или две выскочил Федя. Заспанный, в трусиках и майке.

– Ты чего?!

– Срочно нужно собраться! – сказал я.

– Случилось что-нибудь?

– Да, – сказал я.

– А чего?

– Потом расскажу. Можешь потерпеть?

Феде очень хотелось узнать, что за срочное дело, из-за которого я поднял его в такую рань, но он мужественно согласился.

– Могу. Могу потерпеть. Подожди здесь. Сейчас оденусь.

Когда мы с Федей спустились во двор, я сказал:

– Теперь за Эдиком.

– Сперва к Севке, – сказал Федя. – К нему ближе. А потом к Эдику.

– К Севке не надо, – сказал я.

– Как – не надо? – спросил Федя.

– Очень просто. Не надо и всё.

Федя вытаращил глаза:

– А почему?

– Потом объясню, – сказал я. – Ты же обещал потерпеть.

– Ладно… – не очень охотно согласился Федя.

Мы побежали к Эдику. От него к Серёжке Блохину. От Серёжки – к Борису. Его мать нас здорово отругала, но Бориса мы всё-таки вытащили.

Я повёл ребят за сараи на брёвна, где раньше Лёша всегда собирал команду. Их прямо-таки распирало от любопытства. Но я молча шёл впереди и они молча топали следом за мной.

– Рассаживайтесь! – сказал я, когда мы добрались до места.

Ребята послушно принялись карабкаться на брёвна. А я, засунув руки в карманы пальто, расхаживал по тропинке, проложенной вдоль сараев.

– Ну, – сказал Федя, – выкладывай!

Я остановился, поглубже вдохнул в себя воздух и спросил:

– Как, по-вашему, что надо делать, если тонет человек?

– Глупый вопрос, – сказал Федя. – Вытаскивать! Чего ж ещё?

– Правильно, – сказал я.

– А что, – спросил Серёжка, – кто-нибудь утонул?

– Ещё нет, – сказал я. – Но может!

– А-а… – запнулся Серёжка, – кто? Кто может?

– Севка, – сказал я. – Наш капитан.

Ребята, как горох, посыпались с брёвен. Федя схватил меня за грудки.

– Чего ж ты голову морочишь?! Бежать надо. А то, пока мы тут сидим, он…

– Нет, – сказал я, пытаясь отцепить Федины руки. – Ничего за это время с ним не сделается. Он уже давно тонет. Не первый день.

Федины руки сами собой разжались.

– Как это не первый день? Я ж его вчера видел. Ты, часом, не того? – Федя постучал себя по лбу.

– Дело в том, – объяснил я, – что Севка тонет не в прямом, а в переносном смысле. И, между прочим, неизвестно, что хуже…

– Как это: тонет в переносном смысле? – спросил Серёжка.

– Очень просто, – сказал я.

И всё рассказал про Севку. Про то, как он чуть не загубил дерево дружбы. Как подло вёл себя на отрядном сборе. Я говорил, как пламенный трибун. А когда кончил, понял, что речь моя не достигла цели. Ребята смотрели кто куда, только не на меня.

– Ну, – спросил я.

– Не люблю я ввязываться в такие дела. Не нравится мне это – во! – Федя провёл ребром ладони по горлу.

– А когда из-за Севки с нами играть отказываются, это тебе нравится? – спросил я. – Тут не в одних отметках дело. Тут человек погибает!

– Ну, уж и погибает? – усомнился Федя.

– А ты как думаешь? Если он с таких лет жульничать начнёт, знаешь, что его впереди ожидает? Тюрьма!

– Эдик свистнул:

– Это ты загнул!

Но я уже чувствовал, что попал в точку.

Я нарисовал картину страшного Севкиного будущего, если мы, его товарищи, срочно не вмешаемся в его непутёвую жизнь.

– Ладно, – сказал Федя, – а что ты предлагаешь?

Я перевёл дух. Раз сказал «а», надо говорить и «б».

– Разжаловать из капитанов и отстранить от игр.

Ребята даже попятились. И я быстро-быстро, совсем как Томка Новожилова, заговорил:

– Временно, конечно. До тех пор пока он не подтянется немного. А главное, мы ему все поможем. Борис – по немецкому языку. Эдик – по арифметике. Серёжка – по рисованию, у него это здорово получается…

Я не знал, что сказать про Федю. Он был хорошим парнем. Но сам еле полз на тройках. И вдруг меня осенило:

– А ты, Федь, по труду.

Федя хмыкнул.

– Ничего, между прочим, смешного, – напустился я на него. – Севка в руках молотка держать не умеет, струбцинку с ножовкой путает. У него отца нет. По дому работы пропасть. А он ничего не делает. Мать гвозди заколачивает и табуретки ремонтирует. Разве дело?

– Ладно, – сказал Федя. – Только ты сам разговаривай.

– Пожалуйста, – согласился я. – А вы меня поддержите. Идёт?

Я протянул Феде руку. Федя дал мне свою. Сверху положил руку Эдик. За ним – Серёжка. За Серёжкой – Борис.

Всё получилось не так, как мы думали.

Я заготовил речь, которая, наверно, проняла бы автомат для продажи газированной воды, а не только человека, хотя бы и такого, каким был Севка. Но произнести мне её не пришлось.

Мы сидели на скамейке возле нашей площадки и ждали Севку. Настроение у всех было неважное. И мы почти не разговаривали, а так, перебрасывались пустяковыми словами.

– Приветик! – издалека замахал Севка клюшкой. Приковылял по заснеженной дорожке и тут только заметил, что мы без коньков и клюшек.

– Чего это вы расселись, как именинники?

– Поговорить надо! – поднялся я.

Севка впился в меня колючими глазами и сквозь зубы процедил:

– Слушай ты, ябеда несчастная, Иуда-предатель…

У меня сами собой сжались кулаки и я двинулся на Севку:

– Я Иуда-предатель и ябеда?!

Ребята не успели оглянуться, как мы с Севкой катились по снегу и лупили друг друга по чему придётся. Нас с трудом растащили. Мы стояли друг против друга, готовые в любую минуту сцепиться, и тяжело со свистом дышали.

– Как с человеком хотел поговорить… – сказал я.

– Нет, – сказал Севка, – с тобой я говорить не буду!

– А со мной будешь? – спросил Федя.

– С тобой, – Севка принялся рукавицей стряхивать снег, – с тобой буду…

– В общем, – запинаясь, начал Федя, – мы тут… это самое… решили тебе помочь…

– Это в каком смысле? – спросил Севка.

– Ну… это самое… Федя спотыкался на каждом слове. – Насчёт отметок… И вообще…

Севка выпрямился и обнял Федю за плечи:

– Слышь, Федя! Ну, этот, – Севка сплюнул мне под ноги, – понятно, маменькин сыночек, отличник, подлиза и всё такое прочее. Он из-за отметки удавиться готов. Мы ведь с тобой не такие, а?

Я стиснул зубы. «Федю на свою сторону хочет перетянуть!»

Федя снял со своих плеч Севкину руку и примирительно сказал:

– Насчёт Кости ты зря. Он парень хороший. А вот про тебя знаешь, что говорят? Я тут с одними ребятами насчёт хоккейной встречи начал договариваться. А они смеются: «Нет уж, спасибо, у вас капитан жулик! С ним же играть невозможно». Думаешь, приятно слушать?

Севка сосредоточенно ковырял носком конька снег.

– Самая пора поддержать Федю! – думал я. – Но ведь если я открою рот, Севка опять взбеленится!

– А меня, – сказал Эдик, – мать целыми днями пилит: «Опять с этим лоботрясом Севкой бегаешь? Неужели других приятелей нельзя найти?!» Тоже, между прочим, не очень большое удовольствие слушать!

– Ты же капитан, – сказал Федя. – Понял? – Ка-пи-тан! Лицо команды. А ты…

Мне казалось ещё совсем немножко, Севка улыбнётся и скажет: «Сдаюсь, ребята, ваша взяла!» – или что-нибудь в этом роде. И всем сразу сделается хорошо и весело.

Но Севка хмуро оглядел нас и сказал:

– Сильно грамотными стали! Поиграйте без меня! Посмотрим, что получится. А потом, когда за мной прибежите, кое-кому, – Севка стрельнул глазами в мою сторону, – придётся поискать другую команду. Ясно? А пока – приветик!

Севка, помахивая клюшкой, заковылял к дому.

– Пошли за сараи, – предложил Федя. – Надо потолковать. И временного капитана выбрать.

– Чего проще, – сказал Серёжка, когда мы расселись на брёвнах. – Наломаем спичек, как тогда с лопатами…

– Сравнил тоже. Капитана с лопатами!

– Ну, тогда тебя.

Федя покачал головой:

– Не выйдет. Я с отметками от Севки не больно далеко ушёл.

Серёжка выкатил глаза и даже спрыгнул с брёвен:

– Да ты что к этим отметкам привязался?! Велика важность!

– Велика! – сказал Федя. – Больше, чем ты думаешь. Я сегодня утром ездил на стадион. Хотел, чтобы приняли в настоящую команду. С тренером. А там первым делом, знаешь, что спросили? Дневник. Понял? Я предлагаю в капитаны Костю.

– Ну, уж нет, – я тоже спрыгнул с брёвен. – Мне капитаном никак нельзя. Мне Севку надо вытягивать, а если он узнает, что я капитаном стал, знаешь, что с ним сделается?

– Ничего особенного, – сказал Федя. – Может, только чуток поумнеет. А то подумаешь – незаменимый игрок нашёлся! А ты – парень с головой, раз. Дисциплинированный, два. На поле орать не будешь, три…

Федя ещё долго перечислял всякие мои достоинства. Федино предложение было для меня, как снег на голову. Я никогда не думал, что меня могут выбрать капитаном. Хотя бы временным. Но я бы попробовал. Меня смущал Севка…

Эдик поскрёб затылок:

– По-моему, Федя прав. Как считаешь, Борис?

– А я что?! – буркнул Борис. – Я – «за»!

– Тогда и я – «за»! – Серёжка протянул мне руку. – Держи пять.

Я спрятал руки за спину.

– Погодите, ребята…

– Чего ты мудришь? – засмеялся Федя. – Вот увидишь, ещё лучше получится!

– Факт! – подтвердил Эдик.

– Ладно, – сказал я. – Была не была! Только чтоб слушаться. Я орать, как Севка, не умею.

– И очень хорошо, – сказал Федя. – А насчёт дисциплинки, будь спокоен: приказ командира закон!

Мы ещё потолковали насчёт хоккея. Я предложил шестым игроком пригласить моего соседа по парте Вовку Краснопёрова, хоть он и не из нашего двора.

– Лады, – сказал Федя. – Договорились.

Глава тринадцатая

В школе меня поймал Игорь.

– Ну, как?

Мне хотелось сказать: хорошо, Севку уже академиком сделали! Но я сдержался. Всё-таки на совете отряда Игорь не очень задирал нос. Мог бы больше. Дров я наломал порядочно.

– Пока плохо, Севка ушёл из команды. И пообещал, когда вернётся, меня выгнать.

– Ты не унывай, – сказал Игорь. – В один день Мымрикова не перевоспитал бы сам Макаренко Антон Семёнович. Я тут думал, как тебе помочь. И, кажется, кое-что надумал. Сейчас что получается? Мымриков ляпнет какую-нибудь глупость – и весь класс хохочет. А Мымриков доволен – герой! Надо, чтобы в классе никто не смеялся его дурацким шуткам. Я уже почти всех предупредил.

– Не выйдет, – сказал я. – Перед ним Томка Новожилова сидит. Ей палец покажи – полчаса заливаться будет. И другие не выдержат. Севку не знаешь?

– Печально, Горохов, что ты не веришь в товарищей, – сказал Игорь.

– Почему не верю? Верю. Только они не египетские мумии и не каменные бабы из музея, эти самые мои товарищи.

– Нет, – сказал Игорь, – ты, как всегда, недооцениваешь коллектив.

– Это ты недооцениваешь Севку, – сказал я.

– Посмотрим! – сказал Игорь.

– Посмотрим! – сказал я.

На первом уроке Севка сидел, как мышь. Тише воды, ниже травы. Первым уроком была арифметика, а у Анны Ивановны особенно не разойдёшься.

Зато на ботанике Севка решил поразвлечься вовсю. Сначала он корчил рожи. Но, как видно, беседы Игоря всё-таки не пропали зря. Никто на Севку и внимания не обратил. Тогда Севка стал делать вид, что ловит муху. Это был его коронный номер. Надо прямо сказать, получалось здорово.

– 3-з-з-з-з-з… – потихоньку жужжал Севка и делал вид, будто это не он жужжит, а вокруг него летает муха и будто эту муху он хочет поймать. Севка косил глаза в разные стороны, физиономия при этом у него была уморительная. Иногда Севка быстрым движением хватал рукой воздух и муха его принималась жужжать печально и тонко.

Любовь Дмитриевна сперва на Севку не обращала внимания, а потом вдруг сердито стукнула ладонью по столу:

– Когда это кончится, Мымриков!

Севкина муха сразу пропала. Всё было хорошо. Но тут Вовка Краснопёров не знаю, что с ним случилось – громко, на весь класс брякнул:

– Проглотил!

Наверно, в этом ничего особенно смешного не было. Но все так долго терпели, чтобы не рассмеяться, когда Севка изображал муху, что теперь повалились от хохота. Даже Любовь Дмитриевна покачала головой и улыбнулась.

На перемене я сказал Игорю:

– Ну, кто был прав насчёт Севки?

– Это всё из-за Краснопёрова, – сказал Игорь. – Сейчас я с ним серьёзно побеседую.

Я видел, как Игорь прижал Вовку к стенке и долго что-то бубнил. А Вовка оправдывался:

– Я нечаянно! Честное пионерское, сам не знаю, как вырвалось.

И всё-таки Севке приходилось туго.

– Слушай… – подошёл он к Тольке Овчинникову.

Толька равнодушно оглядел Севку с головы до ног, зевнул и, не сказав ни единого слова, вразвалочку двинулся по коридору.

Девчонки, мимо которых прошёл Севка, отвернулись и кто-то из них сказал:

– Бывают же такие подлые люди…

На немецком Лариса Васильевна вызвала Севку читать параграф про зиму. Обычно Севке подсказывали и он с грехом пополам вытягивал на тройку. А тут в классе сделалась такая тишина, которая бывает только, когда на уроке присутствует директор.

Севка беспомощно побарахтался в незнакомых словах и замолчал.

– Плохо, Мымриков! – сказала Лариса Васильевна. – Никуда не годится! Ставлю тебе «два». До конца четверти осталось совсем немного дней. Не знаю, о чём ты думаешь…

Севка всегда умел легко переносить неприятности.

Он и сейчас, когда Лариса Васильевна отвернулась, скорчил такую смешную рожу, что оглянувшаяся Томка Новожилова не выдержала и фыркнула. Но мне показалось, что на этот раз Севке было не так-то уж весело.

Нам было тоже не очень весело, когда мы вышли первый раз на хоккейное поле без нашего капитана.

Встреча закончилась со счётом 12:3 в пользу наших противников.

Я приуныл. А Федя хлопнул меня по спине и пропел:

– Капитан, капитан, улыбнитесь!

И прибавил:

– Надо понимать, кому проиграли. Они же в розыгрыше первенства дворовых команд участвуют. Погоди, будет и на нашей улице праздник!

Скоро наши дела, и правда, пошли на лад. Я даже удивился. Мы вдруг стали выигрывать у таких команд, у которых с роду не выигрывали.

– Во, что значит настоящий капитан! – говорил Федя.

А я не делал ничего особенного. Просто старался быть справедливым. Не орал на ребят и не строил из себя самого лучшего игрока и самого главного командира..

Начались зимние каникулы и Севку я почти не видел. Он болтался где-то по соседним дворам.

В последний день занятий Игорь отозвал меня в сторону и сказал:

– Попробуй во время каникул установить контакт с Мымриковым. Если не получится, не волнуйся, пожалуйста, и не дёргайся. Начнётся третья четверть, возьмёмся за него общими силами.

– Ладно, – сказал я. – Только заранее ничего не обещаю. Ты Севку знаешь.

Как-то договариваться к нам насчёт встречи пришёл Витька Лузгин, капитан той самой команды, с которой я играл первый раз. Он загадочно посмеивался и делал какие-то туманные намёки. На прощание Витька бросил:

– Мы вам сюрпризик приготовили – закачаетесь!

– Чего это он? – забеспокоился Серёжка, когда Витька ушёл.

– Психическая атака, – сказал Федя. – Страху нагоняет! А вот они, когда увидят нас в форме, локотки покусают.

Мы давно собирались ввести у себя форму, как в настоящей команде. И теперь она у нас была: синий свитер с нашитой широкой белой полосой поперёк груди и синяя в белую полоску вязаная шапочка. Свитеры были не совсем одинакового цвета. А у Серёжки вообще скорее зелёный, чем синий. Серёжка сам красил, за что был выдран матерью. Зато шапочки были, как на подбор. Мы их купили в одном магазине.

На встречу с Витькиной командой мы первый раз надели форму. Результат получился потрясающий. Едва мы появились на льду, набежали зрители и, хотя мы ещё играть не начали, стали хлопать в ладоши.

Мы лениво купались в лучах славы, когда ко мне подъехал Эдик.

– Идут!

– Вижу, – сказал я.

– Гляди на второго после Витьки.

Я всмотрелся. Через игрока от Витьки шёл Севка.

– Ловко! – круто затормозил возле нас Федя. – Что делать будем?

Витька и его команда были страшно довольны произведённым впечатлением.

– Начнём, – сказал Витька.

Я выехал вперёд и поднял руку:

– Стоп!

– В чём дело? – спросил Витька.

– А где же ваш шестой игрок? – спросил я.

– Товарищ Горохов, – сказал Витька, – каникулы только начались, а вы уже разучились считать до шести? Вот шесть игроков нашей команды.

Сосчитайте по пальчикам.

– Извиняюсь, – сказал я. – Тут какая-то ошибка. Я лично вижу пять игроков вашей команды.

– А этот? – Витька показал на Севку.

– А этот, – сказал я, – капитан нашей команды.

– Ха! Ха! – гоготнул Витька. – Был ваш, да весь вышел. Теперь наш.

– Извиняюсь! – опять сказал я. – Снова ошибка. Он и сейчас наш. Кто не верит, может убедиться – у него на груди наш капитанский значок. Правильно говорю, ребята? – обратился я к своей команде.

– Правильно! – рявкнули они в один голос.

Витькина команда и он сам уставились на крохотные коньки и клюшку, светившиеся на Севкиной груди.

– Если, конечно, он сам откажется и отдаст капитанский значок, тогда другое дело…

– Факт, откажется! – сказал Витька.

Но Севка стоял и, задрав голову, сосредоточенно изучал телевизионные антенны на крыше нашего дома.

Витька забеспокоился.

– Ха-ха, – гоготнул он не очень уверенно. – Прохлопали вы своего капитана! Тю-тю! Он сам пришёл. Сам сказал, что за нас играть будет!

– Чудаки вы, – сказал я. – Он же пошутил. Он вообще любит шутки. Верно я говорю, ребята? – снова спросил я у команды.

– Верно! – дружно гаркнули они.

Ребята стояли полукругом. В одинаковых шапочках. С одинаковыми белыми полосами поперёк груди. И почти в одинаковых свитерах. Даже Серёжкин свитер был сегодня больше синим, чем зелёным.

– Ты погляди, – сказал я Витьке. – Разве такую команду можно бросить? И на своих посмотри.

Витькины игроки, одетые кто во что горазд, сбились в кучу и, раскрыв рты, ждали, чем кончится наш поединок.

И тут Витька, как говорится, потерял лицо. Он замахал клюшкой и с пеной у рта принялся доказывать свою правоту. Он кричал долго. Пока не подъехал Эдик и не сказал:

– Зря стараешься, капитан!

– То есть, как это зря?! – взвился Витька.

– Очень просто, – Эдик кивнул туда, где только что стоял Севка.

Севки не было.

Витька покрутил головой, плюнул с досады и сказал своим игрокам:

– Пошли, ребята!

– Зачем? – спросил я. – Сыграть-то мы всё равно можем, пять на пять.

Витька замялся, но на него насели его собственные игроки и он согласился.

– Федя и Эдик в нападении, Борис и Вовка – в защите. Блохин отдыхает.

Серёжка поморщился и ушёл с поля к зрителям. Игра началась.