Текст книги "У колыбели науки"

Автор книги: Генрих Волков

У ПОРОГА НЕВИДИМОЙ ВСЕЛЕННОЙ

Где вы, о древние народы!

Ваш мир был храмом всех богов,

Вы книгу Матери-природы

Читали ясно без очков!

Ф. И. Тютчев

Наше поколение как раз собирает урожай, посеянный греческими атомистами.

Макс Борн

Какие неожиданные повороты делает научное знание в своем историческом развитии!

Античный атомизм привлекал внимание ученых на протяжении всей истории развития науки, но вплоть до нашего времени рисуемая древнегреческими философами картина основ мироздания могла показаться не более как миражем или произвольной гипотезой, имеющей довольно сомнительную научную ценность. Но успехи химии и в еще большей мере успехи ядерной физики изменили дело. Выявленная и поставленная на службу практическим целям могучая энергия атома побудила нас иначе взглянуть на историю античной мысли, по достоинству оценить первые героические усилия человеческого разума подступах к атомным бастионам.

После того как экспериментально была открыта целая вселенная, находящаяся за порогом макромира то есть мира, к которому мы сами принадлежим, после того как в 30—40-е годы нашего века закончился первый головокружительный период освоения невидимого и неведомого мира, математического постижения его «странных» закономерностей и причудливого поведения его не менее странных вечных странников – электронов, протонов, нуклонов, позитронов и т. д,, – физики отчетливо осознали, что вовсе не они являются колумбами этой вселенной. Они – лишь последователи античных мыслителей, перед «умственными очами» которых микромир впервые предстал окутанный голубой дымкой воображения, как манящие и далекие берега, лишенные пока еще четких контуров.

Один из ведущих физиков и математиков современности, Эрвин Шредингер, в статье «240 лет квантовой физики», опубликованной в 1948 году в «Анналах физики», признается: «Современное атомистическое учение всего лишь повторение теории Левкиппа и Демокрита. Из нее оно произошло и есть плоть от плоти ее».

Античный атомизм обычно связывают с именами Левкиппа, Демокрита и Эпикура. И это естественно: именно они дали наиболее разработанные в деталях и в целом атомистические системы, у них же впервые встречается само понятие «атом», что значит «неделимый». Но было бы неверно, однако, рассматривать атомизм этих мыслителей как некое совершенно исключительное для Древней Греции явление, не имеющее философской традиции.

Любопытно, что в самом античном мире атомизм отнюдь не связывался только с именами Левкиппа и Демокрита. Считалось само собой разумеющимся, что он имеет корни в глубокой, чуть ли не в доисторической древности, восходит к дотроянским временам. С точки зрения непосредственной исторической преемственности учение Левкиппа и Демокрита сопоставлялось античными авторами с идеями пифагорейской и элейской школ, а с точки зрения взаимовлияния – с идеями Платона.

Из предыдущей главы уже ясно, что поиски «конечных», «последних» причин сущего, простейших, элементарнейших материальных первооснов – сквозная идея античной философии, начиная с Фалеса. Атомизм – дитя, вынянченное всей античной философской мыслью в целом.

После того как мы увидели, какое значение имела фалесовская постановка вопроса о первооснове материи, постараемся понять также и ответы первых натурфилософов на этот вопрос. Попробуем пристальнее вглядеться в то, как «творит» античная философия цельную картину мироздания, исходя из найденной первоосновы, как организует она структуру своего микрокосмоса.

В этом отношении наибольший интерес представляют три фигуры – Анаксимандр, Анаксагор и Демокрит. С этими именами связаны начало, расцвет и завершение ранней античной натурфилософии.

Итак, Анаксимандр Милетский (ок. 610—546 гг. до н. э.) – ближайший ученик и последователь Фалеса. Он был почти современником своего учителя, но кажется, что их отделяют столетия! Какой разительный контраст! Насколько гибче, свободнее, смелее стала мысль, как уверенно она поднимается ко все более высоким и широким обобщениям! Поистине это было время, когда теоретическое познание человечества шагало не по ступенькам – «из класса в класс», – а сразу совершало в своем развитии гигантские прыжки.

Если Фалес – это розовое младенчество философской мысли, ее первые неуклюжие движения и первые слова, то Анаксимандр – это уже ее отрочество, которое жаждет объять разумом весь мир, постигнуть его только рационально, совсем не прибегая к «бабушкиным сказкам» мифологии.

Анаксимандр уже вполне сознательно и определенно ставит вопрос о «принципе» («архе») всех вещей, о том, сущность чего сохраняется, а состояния изменяются (Аристотель), из чего все вещи возникают и во что они, уничтожаясь, превращаются, что лежит в основе их бытия.

Анаксимандра не удовлетворяет ответ Фалеса, что первоосновой всего является вода. Фалес основывается на очевидном, на том, что можно обозреть и ощутить. Такой ответ выглядит слишком наивным и слишком явно вытекающим из мифологических сказаний. Возмужавшая философская мысль не нуждается более в помочах. Она хочет идти своим путем. Принцип Фалеса более не выдерживает беспристрастного суда разума: ведь можно поставить вопрос о том, что лежит в основе самой воды. К тому же вода изменчива, она исчезает, и выкипая и испаряясь. По этой же причине, очевидно, Анаксимандра не удовлетворяют и другие «стихии» – земля, воздух, огонь. Его «архе» – это то, что объединяет все стихии, но не сводится ни к одной из них. Это некая праматерия, некое невидимое глазу первовещество, таящее в себе всю пестроту и многообразие качеств материи.

Анаксимандр называет эту открытую им субстанцию мироздания «Апейрон», что значит Беспредельное или Неопределенное. Один из позднейших античных философов так передает мысль Анаксимандра:

– Он говорит, что начало не есть ни вода и вообще ни одно из так называемых стихий (элементов), но некая иная беспредельная природа, из которой возникают все небеса и все миры в них. А из чего возникают все вещи, в то же самое они и разрешаются согласно необходимости. Ибо они за свою нечестивость несут наказание и получают возмездие друг от друга в установленное время: так говорит он (Анаксимандр) в чересчур поэтических выражениях. Очевидно, заметив, что четыре стихии превращаются одна в другую, он не счел возможным признать какую-либо одну из них лежащей в основе других, но принял (в качестве субстрата) нечто от них отличное[82]82
  «Античная философия. Фрагменты и свидетельства», «стр. 12—13.


[Закрыть].

Апейрон, Беспредельное, Анаксимандра присутствует в каждой вещи, но не сводится к ним и не составляет простой смеси стихий – элементов. Он, будучи материальным, обладает своей собственной природой. «Беспредельное, из которого [возникают] элементы, – учил философ, – есть нечто отличное [от каждого из них]». Беспредельное Анаксимандра не некая туманная расплывчатость, она, как справедливо считает А. Ф. Лосев, определенным образом оформлена, упорядочена, отличается определенного типа структурой[83]83
  См. А. Ф. Лосев, История античной эстетики (Ранняя классика), стр. 341.


[Закрыть].

Анаксимандр, как в новое время Лаплас, не нуждался в гипотезе бога для объяснения возникновения мира. Ему не требовалась никакая сверхъестественная сила, чтобы творить мир с помощью Апейрона. Ни над Апейроном, ни перед ним нет никакого начала, он объемлет все и находится в бесконечном движении. В этом, рациональном, смысле он сам верховное божество, ибо бессмертен, непреходящ и вездесущ.

В выборе Апейрона за краеугольный камень мироздания проявилась во всей своей необоримости мощь и перспективность содержательной теоретической абстракции. Позиция Анаксимандра совершенно неуязвима для логических стрел, как бы заострены они ни были. Ее можно конкретизировать, уточнять, ее можно, наконец, отвергнуть, но вот что удивительно: опровергнуть ее невозможно! Невозможно – ни в античные времена, ни во времена современные.

В самом деле, какое бы начало мы ни приняли за исходный пункт рассмотрения, оно либо произошло из некоего другого начала, либо ограничено чем-то иным. Оно ограничено также и во времени сроком своей жизни и смерти. И только Беспредельное – это такое «начало», которое не имеет начала, так же как не имеет и конца. Оно объемлет все и всем правит.

С какой стороны ни подойти к Беспредельному, оно остается основой основ. Бесконечным является время и пространство, движение, возникновение и исчезновение. Бесконечно многообразны взаимосвязи явлений в мире. Бесконечно делимыми оказываются математические величины. И, наконец, бесконечен сам ; процесс человеческого познания, устремления мысли в Беспредельное.

Нет, никому еще не удалось найти «ахиллесову пяту» в исходном принципе хитроумного Анаксимандра! Разве что отказаться от самой мысли, что мир наш бесконечен в пространстве и времени. Но если наша вселенная конечна, то вне ее находится иная вселенная, не так ли? И снова тонко улыбается нам из глубины веков проницательный милетец Анаксимандр!

Предвосхищая диалектику Гераклита, Анаксимандр считает, что вечное движение Апейрона порождает противоположности: теплое и холодное, сухое и влажное и т. д. И весь мировой процесс протекает в борьбе этих противоположностей. В результате из единого Апейрона выделились «все небеса и все миры в них».

Картина космоса, созданная воображением Анаксимандра, весьма изобретательна. И хотя с нашей точки зрения она, конечно, причудлива и наивна (например, небеса, окружающие Землю, у нашего философа непрозрачны, но имеют отверстия, сквозь которые мы видим части солнечного, лунного и звездного кругов, опоясывающих Землю наподобие огненного колеса), но в ней есть и поистине гениальные догадки.

Если Фалес первым вступил на путь философского исследования, то Анаксимандр – творец первой в античности натурфилософской системы мироздания. У него мы находим попытку дать строго рациональное и всеобъемлющее объяснение происхождения и строения вселенной на основе учения об Апейроне, Он первым выдвинул гипотезу не только о бесконечности мироздания, но и о бесчисленности миров во вселенной, которые закономерно возникают и гибнут.

Но послушаем самого философа:

– Из беспредельной природы рождаются все небеса и все миры в них… И эти миры… то разрушаются, то снова рождаются, причем каждый [из них] существует в течение возможного для него времени[84]84
  «Антология мировой философии», т. 1, ч. 1, стр. 271.


[Закрыть].

Поражает историческое чутье Анаксимандра в ту эпоху, лишенную острого чувства исторической перспективы. Не только бесконечная вселенная предстает у него в генезисе и саморазвитии, но и вся жизнь на Земле.

В этой картине космоса мы ощущаем почти зримо, как философская идея о первоначале сущего порождает и стимулирует мысль естествоиспытателя, стремящегося разобраться в конкретных явлениях природы, как она организует естественнонаучные, эмпирические наблюдения в единую и непротиворечивую систему, выведенную из одной-единственной посылки, из одного принципа.

И вот что достойно удивления, картина космоса, нарисованная Анаксимандром две с половиной тысячи лет назад, конечно, изменилась за это время в деталях, но в сущности своей вполне согласуется с научными взглядами на мироздание XX века. Эти существенные черты, этот нетленный огонь творческой мысли античного философа, перенесенный по эстафете поколений в нашу эпоху, выражается в следующем:

– Как исторически, так и структурно видимые материальные образования возникли из некоего «первовещества» (мы и сейчас не знаем точно, что это за вещество, и называем его полем, плазмой, кварками! и т. д.).

– Вселенная бесконечна, и число миров тоже бесчисленно.

– Миры возникают и уничтожаются.

– Бесконечная материя находится в вечном движении, и причина этого движения в ней самой, в борьбе противоположных начал.

– Человек – продукт эволюции животного мира Гераклит добавит к этим положениям мысль о разумно постигаемой закономерности – Логосе, – пронизывающей и объединяющей вселенную, а Пифагор – идею о ее гармонии, о количественной, а не только качественной природе всего сущего. Это добротные стартовые площадки для всех последующих «прыжков» человеческой мысли в неизведанное. На этих фундаментальных положениях основывается современное естествознание. Здесь зачатки современной астрономии, физики, биологии, математики, эстетики и, конечно, философии.

Но оставим пока в стороне и пифагорейцев, и элейскую школу, и Гераклита, хотя и они внесли свою крупную лепту в постижение фундаментальных основ материи. Обратимся к афинскому философу Анаксагору, с биографией которого мы уже знакомились.

Анаксагора от Анаксимандра отделяют более ста лет напряженных и углубленных натурфилософских исканий. И хотя от наследства Анаксагора до нас дошло столь же мало, как и от милетцев, но и по этим крохам фрагментов можно составить представлание о том, как углубилась античная мысль за это время в тайны мироздания. Снова мы наблюдаем разительный скачок в развитии познания.

Если Анаксимандр своей абстракцией Апейрон охватил вселенную во всей ее необозримой и непостижимой широте, как грандиозным телескопом, то Анаксагор, напротив, словно вооружился микроскопом, пытаясь постигнуть мельчайшие элементы строения материи. И в этом направлении поисков он тоже увидел Беспредельное.

Не оспаривая Анаксимандра, взяв на вооружение его основную идею, Анаксагор устремился в глубины строения материи. Его мучит вопрос о структуре материи.

Слишком уж абстрактен, бесплотен этот неуязвимый Апейрон Анаксимандра! Ведь из чего-то и он состоит? Имеет же и он некую природу?

И Анаксагор приходит к выводу, что основой основ материальной действительности являются мельчайшие «зерна», «семена» материи – гомеомерии, то есть себе подобные частицы.

Гомеомерии – весьма искусный и изощренный результат усилий отвлеченного мышления постигнуть «недрожащее сердце хорошо закругленной истины». Ход мысли философа, приведший его к гомеомериям, можно, очевидно, представить примерно следующим образом.

Как и большинство первых натурфилософов, Анаксагор видит мир текучим, диалектически изменчивым, все являющееся – преходящим. И вместе с тем воображение античного грека поражает удивительное постоянство в этой всеобщей и многообразной текучести, некий «разумный» порядок. Все вещи и процессы «смертны», как смертен человек. Но разве они исчезают бесследно? Нет, они лишь превращаются друг в друга. Анаксагор мог бы повторить вслед за своим сицилийским современником Эмпедоклом:

 
Но и другое тебе я поведаю: в мире сем тленном
Нет никакого рожденья, как нет и губительной смерти:
Есть лишь смешенье одно с размещеньем того, что смешалось,
Что и зовут неразумно рождением темные люди.
Глупые! Как близорука их мысль, коль они полагают,
Будто действительно раньше не бывшее может возникнуть,
Иль умереть и разрушиться может совсем то, что было.
Ибо из вовсе не бывшего сущее стать неспособно…[85]85
  «Антология мировой философии», т. 1, ч. 1, стр. 302.


[Закрыть]
 

Очевидно, это одна из первых довольно четких формулировок закона сохранения материи, который Лукреций Кар впоследствии выразил так: «Из ничего ничто не возникает по божественной воле».

Мысль о вечном круговороте веществ для Анаксагора, очевидно, представлялась совершенно естественной. Она и сама собой вытекает из практики повседневной жизни. Растения, которые умирают, превращаются в землю, земля вновь рождает растения. Хлеб и вода, которыми мы питаемся, также не исчезают бесследно, они переходят в наши мускулы, кости, волосы, жилы и т. п.

И здесь мысль философа делает интересный ход. Если наше тело воспроизводит себя благодаря пище, то, следовательно, в ней находится все то, что составляет многочисленные органы тела. Не так ли? Значит, хлеб и мышцы, сливки и кости, вино и кровь состоят из неких подобных элементов – гомеомерий.

Поистине гениальная интуиция! Гомеомерия, будучи миниатюрнейшей частицей сущего, представляет собой целый мир, целую безграничную вселенную. Как бы мала она ни была, она бесконечно делима, и она представляет собой «смесь» из еще меньших частиц, обладающих всеми возможными качествами.

Анаксагор выдвинул принцип «все во всем», который казался его современникам темным и даже мистичным. Однако мысль философа вполне логична. Какое бы вещество мы ни взяли, какую бы часть его ни исследовали, в ней содержится все бесконечное многообразие бесконечно малых элементов, именно поэтому гомеомерия может быть уподоблена целой вселенной. Анаксагор так и говорит:

– Каждая гомеомерия, подобно целому, заключает в себе все существующее. И сущее не просто бесконечно, но бесконечно бесконечно.

Анаксагор развивает и дополняет учение Анаксимандра о Беспредельном с неожиданной стороны. Гомеомерия у него не просто Апейрон, но Апейрон Апейрона. Беспредельное у него, как уже говорилось, обращено, впервые в философской мысли, не только в ширь материи, но и в ее глубь, или, как мы сейчас сказали бы, не только в макромир, но и в микромир.

И в малом ведь нет наименьшего, но всегда есть меньшее. Ибо бытие не может разрешиться в небытии. Но в отношении к большому всегда есть большее. И оно равно малому по количеству. Сама же по себе вещь и велика и мала.

Сейчас, переводя смысл этих положений на язык современной атомной физики, мы бы сказали, что каждая бесконечно большая вещь подобна любой бесконечно малой вещи, ибо состоит из тех же протонов, мезонов, нуклонов и т. д., имеющих столь же бесконечную, неисчерпаемую природу.

Когда Анаксагор говорит: «Золотом кажется то, в чем много золотого, хотя в нем есть все», то с современной точки зрения понять его не представляет труда. Действительно, атом золота, как и любой другой атом, содержит все бесконечное богатство элементарных частиц.

Но что же все-таки делает золото золотом, а не чем-либо другим? В сохранившихся фрагментах Анаксагора на этот вопрос, к сожалению, не найти определенного ответа. Быть может, в золоте просто присутствует больше частиц с теми качествами, которые определяют его свойства? Но ведь все гомеомерий подобны друг другу. Сама логика рассуждений Анаксагора толкает к более глубокому выводу: «Если все элементы заключаются во всяком элементе, то, очевидно, нет никакого другого принципа для различения элементов, как только структура или тип упорядочения той бесконечности элементов, которая заключена в каждом элементе»[86]86
  А. Ф. Лосев, История античной эстетики классика), стр. 322.


[Закрыть].

Если это справедливо, то «атомизм» Анаксагора оказывается еще более близким предвосхищением современных представлений о строении материи. Ниже мы увидим, какую неожиданную интерпретацию получает тезис Анаксагора «все во всем» в современной физике.

Своим учением о гомеомериях Анаксагор поднялся на такую теоретическую высоту, что чем далее физика проникает в глубины микромира, тем с большим почтением она оглядывается на Анаксагора.

Уже проницательный «олимпиец мысли» Гёте в статье «О спиральной тенденции в росте растений», касаясь учения Анаксагора, пророчески заявил: «…Именно эти гомеомерий скорее всего могут быть использованы при толковании элементарнейших явлений»[87]87
  Гёте, Избранные философские произведения. М., 1964, стр. 75.


[Закрыть].

Современная физика после долгих исканий вынуждена была прийти к мысли, что «элементарные» частицы отнюдь не элементарны и не представляют предела фундаментальности материи. Американский физик-теоретик Джеффри Чу прямо писал недавно, что «достижения физики последних трех десятилетий… по-видимому, приведут к отказу от многовековой идеи об элементарности и, более того, не поставят на смену ей столь же простые представления»[88]88
  Джеффри Чу, Кризис концепции элементарности в физике. «Будущее науки», вып. 2. М., 1968, стр. 45.


[Закрыть]. Это означает, что современная физика экспериментально подтверждает тот вывод, который был сделан В. И. Лениным еще в начале нашего века, вывод, что электрон так же неисчерпаем, как атом.

Так мы словно воочию убеждаемся, как древняя мысль античной философии обретает свое второе рождение в современной философии и субатомной физике.

Учение Анаксагора о гомеомериях как бесконечной совокупности бесконечностей (больших и малых) может быть также оценено по достоинству современной математической теорией множеств, где бесконечным является такое множество, в котором имеются части, равные целому множеству.

У Анаксагора мы находим и другие блестящие догадки, сослужившие большую службу науке. Он, по словам К. Маркса, «первый физически объяснил небо и, таким образом… приблизил его к земле»[89]89
  К. Маркс и Ф. Энгельс, Из ранних произведений, стр. 58.


[Закрыть]. Он первым осмелился отрицать божественную природу Солнца и небесных тел, за что, как об этом уже говорилось, был обвинен в безбожии и едва избежал смертной казни. Он учил, что Луна получает свой свет от Солнца, и объяснял лунные затмения тем, что Земля загораживает ее от Солнца, «солнечное же затмение бывает тогда, когда во время новолуния луна загораживает собой солнце».

Философ полагал, что Луна расположена ближе всего к нам, что она «земной природы» и на ней находятся «равнины и пропасти». Он считал даже, что Луна обитаема. Но тут он явно забегает вперед даже по сравнению с нашим временем, когда человек делает по Луне только свои первые шаги.

Впрочем, в объяснении движения небесных тел Анаксагор не был так прозорлив, как в объяснении микроявлений. Следуя своей атеистической посылке, что небесные тела представляют собой мертвые, неодушевленные предметы, он не мог допустить их «самостойного» движения согласно «разумным» закономерностям. Желая найти вещественные, эмпирически очевидные причины движения, Анаксагор предположил, что небесные тела увлекаются вихревым потоком. Эта мысль, увы, не явилась перспективной идеей для астрономии.

Поисками философа двигало естественное для того времени побуждение: очистить представление о материи от всяких следов мифологии, антропоморфизма и анимизма. Но, решительно изгоняя из материи все сверхъестественное, божественное, Анаксагор вместе с тем выплескивал из нее живую жизнь, духовность, разумность, способность к саморазвитию и самодвижению. Этой инертной, вымученной в абстракциях материи он противопоставлял некую активную силу – божественный Ум – «Нус», якобы приведший вселенную в движение.

Скальпель абстрагирующей философской мысли становится настолько острым, что пользоваться им теперь надо сугубо осторожно: вместо того чтобы проникнуть с его помощью в чрево природы, мыслитель рискует рассечь и омертвить предмет своего рассмотрения.

«Устройство и мера всех вещей определяются и производятся силой и разумом бесконечного ума» – вот куда завела Анаксагора его операция над материей!

Однако «Нус» у него наделен весьма ограниченными правами. Он, наподобие современных английских королей, скорее царствует в природе, но не правит.

В этом отношении весьма характерно рассуждение Сократа у Платона: «…Однажды мне кто-то рассказал, как он вычитал в книге Анаксагора, что всему в мире сообщает порядок и всему служит причиной Ум; и эта причина мне пришлась по душе, и я поду мал, что это прекрасный выход из затруднения, если всему причина Ум. Я решил, что если так, то Ум-строитель должен устраивать все наилучшим образом и всякую вещь помещать там, где ей всего лучше находиться… С величайшим рвением принялся я за книги Анаксагора, чтобы поскорее их прочесть и поскорее узнать, что же всего лучше и что хуже.

Но с вершины изумительной этой надежды, друг Кебет, я стремглав полетел вниз, когда, продолжая читать, увидел, что Ум у него остается без всякого применения и что порядок вещей вообще не возводится ни к каким причинам, но приписывается – совершенно нелепо – воздуху, эфиру, воде и многому иному»[90]90
  Платон, Соч., т. 2. М., 1970, стр. 67—68 (Федон, 97,98).


[Закрыть].

Заметьте, что в этом отрывке Сократ понимает Ум Анаксагора не как нечто сверхъестественное, а как принцип порядка, красоты, разумности всего сущего и сетует на весьма ограниченное применение этого принципа.

«Нус» у Анаксагора к тому же сам по себе материален: «Он – тончайшая и чистейшая из всех вещей»[91]91
  «Антология мировой философии», т. 1, ч. 1, стр. 312


[Закрыть]. В некоторых вещах он отсутствует, в других присутствует: «В каждой вещи есть частицы всех прочих вещей, кроме Разума; но в некоторых вещах есть и Разум»[92]92
  Цит. по кн.: С. Я, Лурье, Очерки по истории античной науки, стр. 94.


[Закрыть].

Все-таки дрогнул скальпель в руках хирурга! Отсек было он хладнокровным ударом живое и разумное от материального, да не до конца. Это сделали за него потом другие. Пусть противопоставление «Нуса» мертвой, инертной и неразумной материи у Анаксагора еще непоследовательное и робкое, но тем самым образовалась завязь того пустоцвета, который столь пышно разросся в последующих идеалистических учениях, начиная с Платона и кончая Гегелем.

В этом отношении учение Демокрита обнаруживает очевидное преимущество. Демокрит (как и его учитель и единомышленник Левкипп, о котором мы, к сожалению, знаем слишком мало) не нуждается ни в какой внешней, «потусторонней», причине для объяснения движения вселенной.

В созданной им грандиозной модели устройства мироздания все продумано до деталей и каждая деталь надежно пригнана к другой. Его универсальный гений все охватил и все объяснил, исходя из единого фундаментального принципа – атомизма.

Фундаментальными «кирпичиками» мироздания Демокрит считает «атомы», что значит неделимые частицы. Вот как описывается его учение в одном из античных свидетельств:

«Демокрит полагает, что вечные [начала] по своей природе суть маленькие сущности, бесконечно многие по числу. Кроме них он предполагает [истинно сущим] еще другое – место, бесконечно большое по величине. Называет он [это] место следующими именами: «пустотой», «ничем», «беспредельным»… Он полагает, что сущности настолько малы, что недоступны [восприятию] наших органов чувств. У них разнообразные формы и разнообразные фигуры, и они различны по величине. И вот из них, как из элементов, возникают вследствие их соединения видимые и ощущаемые массы. Вследствие несходства и прочих указанных различий они пребывают в беспорядочном движении и носятся в пустоте, носясь же, они встречаются и переплетаются [друг с другом], так что приходят в соприкосновение и располагаются рядом»[93]93
  «Материалисты Древней Греции», стр. 62.


[Закрыть].

Итак, атомы Демокрита имеют следующую природу:

– Они неделимы.

– Существуют вечно.

– Бесчисленны.

– Невидимы глазу и постигаются поэтому лишь мыслью.

– Отличаются друг от друга формой, фигурой и величиной или, по другим свидетельствам: структурой, строем, схемой, порядком и положением.

– Пребывают в непрерывном и самопроизвольном движении.

– Группируясь различным образом, производят все многообразие явлений.

– Атомы никогда не возникают и не погибают.

– Атомы имеют своей противоположностью пустоту.

Пустота, по Демокриту, не есть просто ничто. Она существует так же, как и атомы, но в отличие от них она беспредельна, неоформленна, неподвижна. Иногда пустота противопоставляется атомам, как редкое – плотному. Скорее всего Демокрит понимал ее как предельно разряжённую материю. Атомы же для него – предельно плотные и предельно малые сгустки материи… Атомы потому и неделимы, что, как свидетельствовал Симплиций, «абсолютно плотны».

Атомы – единственные тела, которые совершенно не заключают в себе пустоты. Все же другие тела составлены из атомов и пустоты, имеют как бы пористую структуру.

Быть может, на идею об атомном строении материи Демокрита навела аналогия с письменностью. Так же как слова и предложения состоят из различных сочетаний букв, сочетания атомов порождают бесконечное множество форм.

Аристотель, говоря об атомизме Демокрита, не раз проводит сравнение с письмом. Различие в форме, порядке и положении он иллюстрирует формой написания, положением и типом сочетания различных букв. А в другом месте пишет, что тела состоят из атомов так же, как «из одних и тех же [букв] возникает трагедия и комедия»[94]94
  «Материалисты Древней Греции», стр. 55, 58.


[Закрыть].

Излагая сущность атомизма, Лукреций впоследствии также обращается к этой аналогии:

 
Даже и в наших стихах ведь имеет большое значенье
Расположение букв и взаимное их сочетанье;
Теми же буквами мы означаем ведь небо и землю,
Солнце, потоки, моря, деревья, плоды и животных;
Если не полностью все, то все-таки большая часть их
Те же и только один распорядок их дело меняет.
То же и в самых вещах: материи все измененья —
Встречи, движения, строй, положенья ее и фигуры —
Необходимо влекут за собой и в вещах перемены[95]95
  Тит Лукреций Кар, О природе вещей. М.—Л., 1936, стр. 63 (11, 1013—1021).


[Закрыть].
 

Любопытна догадка Демокрита, что атомы обладают совсем иной природой, иными качествами, чем видимые и ощущаемые тела. Атомы не имеют ни цвета, ни вкуса, ни запаха, они не могут быть ни теплыми, ни холодными, ни влажными, ни сухими. Такими тела лишь являются нам в наших ощущениях, в «мнениях», сущность же их или их «действительность» лишена этих качеств. «Лишь в общем мнении, – заявляет Демокрит, – существует сладкое, в мнении – горькое, в мнении – теплое, в мнении – холодное, в мнении – цвет, в действительности же [существуют] только атомы и пустота»[96]96
  «Материалисты Древней Греции», стр. 60—61.


[Закрыть].

Атомы и пустота постигаются не чувствами, а только разумом:

– Над всем тем, что ускользает от взора очей, – говорит философ, – господствует умственный взор[97]97
  Там же, стр. 85.


[Закрыть].

Так традиционное для античной мысли расчленение на мир ощущений, явлений и мир сущностный, умопостигаемый приобретает у Демокрита логическое обоснование и разработку на основе атомной гипотезы.

В атомной вселенной Демокрита отсутствуют всякий произвол и случай, все иррациональное и необъяснимое. Здесь царит жесткий и однозначно четкий порядок. Здесь нет места божественному вмешательству даже в той ограниченной форме, в которой его приемлет Анаксагор. Душа, ум, божество – все это у Демокрита тоже имеет атомную природу.

Демокрит – цельный характер и последовательный мыслитель. Его стиль мышления чужд дуализма, эклектическим двусмысленностям, колебаниям, туманным выражениям. Он строит свою систему как современный инженер сооружает агрегат по утвержденному проекту. Он неукоснительно стремится к тому, чтобы каждая часть системы работала в заданном режиме и темпе и не сбивалась с них случайными обстоятельствами. «Свобода поведения» деталей расстроила бы работу всего агрегата. Она неприемлема для инженера. Она неприемлема и для Демокрита.

Принцип сочленения элементов в системе Демокрита и принцип их взаимодействия также сродни принципам механики (сформулированным и воплощенным в индустрии значительно позднее).

Движение атомов, их соединение и отталкивание – заранее «запрограммировано» с железной необходимостью, которую Демокрит называет Ананке.

Ананке – Необходимость – правит миром от мельчайших частиц до целой вселенной. Все подчинено ей, и ничто не может избегнуть ее. Ананке устанавливает сцепление атомов друг с другом, их взаимодействие, она же правит и взаимодействием тел. Все в мире совершается благодаря каким-то причинам, и если мы их не видим, то, очевидно, просто еще не сумели их установить. Ананке существует вечно, так же как вечно существует и вселенная.

– Безначальны причины того, – пишет философ, – что ныне совершается; искони, с бесконечного времени, они в силу необходимости предсуществуют, предваряя без исключения все [когда-либо] бывшее, [ныне] существующее и будущее[98]98
  Материалисты Древней Греции», стр. 64.


[Закрыть].

Ананке Демокрита, очевидно, рационалистическая интерпретация представлений о неизбежной Судьбе, Мойре, Роке, божественной предначертанности всей жизни человека, представлений, которые господствовали в обыденном сознании античного грека: