Текст книги "Собрание сочинений в 10 томах. Том 8"

Автор книги: Генри Райдер Хаггард

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 49 страниц)

Но все это говорили они после, во время же речи Ви никто ему не возражал.

Изложив эту основную предпосылку, Ви продолжал речь.

Он внял жалобам народа, посовещался со многими мудрейшими из племени и решил, что наступило время издать новые законы, которые заставили бы всех повиноваться и связали бы все племя в прочный узел. Если же кому-нибудь законы не нравятся, он должен уступить большинству, которое соглашается с законами; если же он не уступит, а будет противиться, то его покарают как преступника. Если племя согласно, то пусть выразит свое одобрение.

Народ устал от долгого молчаливого сидения, кроме того, законов еще никто не слышал. Только один или два хитреца воскликнули, что им хотелось бы сперва услыхать законы. Но их голоса потонули в общем крике одобрения.

Племя выразило свое согласие.

– Во-первых, – продолжал Ви, – нужно разрешить вопрос о женщинах. Женщин слишком мало, и единственным средством помочь в этой беде явится обещание каждого мужчины иметь только одну жену. Я сам клянусь Ледяными богами, что не возьму себе второй жены, и сдержу свою клятву. Если же я нарушу клятву, то да покарают Ледяные боги и меня, и племя, которым я правлю, если племя позволит мне нарушить клятву.

За этим потрясающим заявлением наступила тишина.

Тана восторженно шепнула Ааке:

– Что скажешь, сестра? Что скажешь ты о новом законе?

– Я думаю, что из него в конце концов ничего не выйдет, – презрительно ответила Аака. – Ви и другие мужчины будут соблюдать закон до тех пор, пока не встретят женщину, при виде которой им захочется преступить его. Я думаю, что и немало женщин воспротивится ему. Когда женщина старится, она хочет, чтобы все работы по дому и приготовление пищи для всей семьи лежали на ком-нибудь помоложе ее. Вот цена этому закону: он бессмыслен, как все новшества.

Она показала кукиш.

– А впрочем, пускай этот закон проходит, – продолжала она, – он для нас послужит оружием против наших мужей, когда они захотят преступить его. Я думаю, что первым же нарушителем будет Ви, и произойдет это вскорости. Ви – просто глупый мечтатель и считает, что несколькими словами можно изменить людскую природу. А вернее всего, мысль эта не Ви, а пришла в голову Пагу. Паг же, как ты сама знаешь, не мужчина и не женщина, но просто карлик и волчий щенок.

– Волчьи щенки и волки подчас бывают очень полезны, Аака, – задумчиво возразила Тана и стала прислушиваться к разговорам своих соседей.

Разговаривали немало.

Как только потрясающее предложение Ви было понято его слушателями, началось великое смятение. Все мужчины, у которых не было жен, и все мужчины, желавшие чужих жен, кричали от радости, и их поддерживало немало женщин, бывших вторыми, третьими и четвертыми женами и, следовательно, не пользовавшихся достаточным вниманием. Но с яростью протестовали против нового закона именно многоженцы.

Споры были шумны и долги и наконец закончились компромиссным решением. Многоженцы согласились с законом с условием, что им разрешат сохранить ту жену, которая им больше по сердцу, а также вообще менять жен по общему согласию всех участвующих в этом деле. Племя, достаточно терпимое вообще, пошло на эту уступку. Протестовал только Ви.

Ви горел энтузиазмом реформатора и хотел показать пример.

– Пускай каждый поступает как ему заблагорассудится, но знайте все, что я, вождь, никогда не женюсь на другой женщине, покуда жива моя жена. Не женюсь, даже если она будет просить меня об этом, что вряд ли случится. Внимай, о народ: я вновь клянусь богами, что не возьму другой жены. Если же наступит время, когда я ослабею и обезумею и явится мне искушение нарушить клятву, то да проклянут боги, если это случится, не только меня, но и весь народ поголовно, от мала до велика…

Слушатели заволновались, и кто-то крикнул:

– Почему?

– Потому, – пылко заявил Ви, – что, зная, сколько бед мой поступок может навлечь на ваши головы, я не поддамся безумию, ибо я ваш вождь и защитник. Если же я обезумею, вы можете убить меня.

За этим потрясающим заявлением наступила тишина. Через некоторое время Хотоа Заика задал вопрос:

– Если мы даже и убьем тебя, Ви, чем это поможет нам, раз проклятие, о котором ты просил богов, уже обрушится на наши головы? И кто же вдобавок осмелится пойти против тебя, когда ты вооружен чудодейственной секирой, которой разрубил Хенгу надвое?

Прежде чем Ви успел придумать подходящий ответ, – вопрос был задан хитро и о возможности его он не подумал, – снова поднялся общий шум. Много женщин приняло участие в обсуждении, и кричали они во все горло. Таким образом, Ви ответить не удалось.

Наконец выступили вперед трое – достаточно зловещая тройка: Пито-Кити Несчастливый, Хоу Непостоянный и Уока Злой Вещун. Ораторствовал за всех Уока.

– Вождь Ви, – заговорил он, – народ слыхал твои речи о законах брака. Многим слова твои не пришлись по сердцу, ибо ты отменяешь старинные обычаи. Все же мы признаем, что что-то нужно сделать, прежде чем племя погибнет. Ведь у тех, у кого много жен, детей не больше, чем у тех, у кого одна жена. Да и холостяки становятся убийцами и похищают не только женщин, но и иное добро. Поэтому мы принимаем новый закон на срок в пять лет – срок достаточный, чтобы увидеть, что этот закон может дать нам. Мы отметили для себя твою клятву не жениться на другой жене, покуда Аака жива, и запомнили, что ты предашь себя проклятию богов, если нарушишь клятву. Мы не думаем, что ты сдержишь эту клятву; ведь ты вождь и волен делать все, что тебе угодно. Но если ты нарушишь клятву, мы уж присмотрим, чтобы проклятие обрушилось на тебя. Что же до того, что ты призываешь проклятие на все племя, до этого нам вообще нет никакого дела, в это мы вообще не верим. Чего ради должен страдать народ от того, что ты нарушишь клятву! Боги отомстят злодею, а не невинным. Поэтому от имени всего народа я говорю, что мы принимаем твой закон, хотя я лично полагаю, что из отказа от старинных обычаев ничего доброго выйти не может. Думаю, что скоро на тебя обрушится проклятие и ты умрешь.

Так говорил Уока Злой Вещун, оправдывая тем свое прозвище. Он сказал и ушел вместе со своими спутниками и смешался с толпой.

Стало уже темнеть, потому что все эти споры заняли немало времени; к тому же немало народу ускользнуло, чтобы попытаться устроиться заново – воспользоваться возможностями неожиданного и внезапного переворота в брачном законодательстве.

Поэтому Ви отложил обсуждение следующего предлагаемого им закона – закона, касающегося выращивания младенцев женского пола, – до следующего дня.

Племя разошлось.

* * *

Эту ночь Ви спал в хижине, в которой жил до того, как стал вождем. За ужином он попытался поговорить с Аакой о своем великом новом законе. Она с минуту слушала, затем ответила, что с нее хватит всех разговоров об этом за целый день, что нужно ужинать и поговорить о действительно серьезном деле – как ей собирать запасы на зиму теперь, когда она – жена вождя племени. А если ему уж так хочется продолжать болтовню о пустяках, пускай обращается к своему советчику Пагу.

Это возражение рассердило Ви.

– Неужели ты не понимаешь, что благодаря этому закону женщины стали на голову выше, чем были, что теперь они – ровня мужчинам?

– Если так, – ответила Аака, – следовало бы раньше спросить у нас, желаем ли мы становиться выше. Вот если бы ты расспросил женщин, ты наверняка обнаружил бы, что большинство довольны своим теперешним состоянием, не желают ни вырастать, ни прибавлять себе работы и детей. А впрочем, все это неважно, так как вообще твой закон – сплошной вздор; законы придуманы дураками, и я бы сочла тебя за самого большого из них, если бы не знала, что твоими устами говорит Паг, который ненавидит женщин и срубает старые деревья (последняя фраза обозначала: разрушает старинные обычаи). Мужчина есть мужчина, и женщина есть женщина, и что они делали издавна, то будут делать всегда. Болтовней ты не изменишь их, Ви, хотя ты и считаешь себя умнее всех. Впрочем, мне приятно слышать, что ко мне в дом ты не ткнешь никаких нахальных девчонок. Так, по крайней мере, ты поклялся и угрожал самому себе за нарушение клятвы гневом богов и проделал все это в присутствии многих свидетелей. А многочисленность свидетелей лишний раз доказываем что ты дурак. Ведь если ты нарушишь клятву, тебе от них грозит немало хлопот.

Ви вздохнул и замолчал. Он думал, что придется по сердцу Ааке, которую любил и которой добился, претерпев немало мучений. Аака же – он это знал – по-своему любила его, хотя частенько обращалась с ним грубо. Все-таки он отметил, что, поскольку ей это выгодно, она воспользовалась его законом: добилась того, чтобы сохранить Ви для себя одной. Но он никак не мог понять, почему она презирает и унижает то, что ей приносит пользу; ведь так никто на свете не поступает. Он пожал плечами и заговорил о зимних припасах и о планах его и Пага, планах, осуществление которых обеспечило бы им на зиму изобилие.

* * *

Перед рассветом их разбудил сильный шум.

Женщины визжали, мужчины кричали и бранились. Фо, спавший на другом конце хижины, за занавеской из шкур, выполз, для того чтобы разузнать в чем дело; и он, и его родители решили, что, очевидно, волки унесли кого-нибудь.

Фо возвратился почти немедленно и сообщил, что идет форменное сражение, но из-за чего – он узнать не мог.

Ви хотел встать и принять участие в деле, но Аака удержала его словами:

– Успокойся! Это просто действует твой новый закон. Вот и все.

Утром оказалось, что она совершенно права. Несколько жен убежали от своих старых мужей к молодым любовникам; несколько мужчин, у которых не было жен, похитили или попытались захватить их силой. Результатом этого были побоища и целое сражение, в котором один из стариков был убит и немало мужчин и женщин изранены.

Аака смеялась над Ви по этому поводу. Но он был так опечален этим делом, что даже не попытался спорить с ней, сказав только:

– Ты в последнее время дурно обращаешься со мной. А я только и стараюсь сделать доброе и люблю тебя. Это я доказал уже давно, когда бился с человеком, который хотел насильно похитить тебя; помнишь, я убил его, что доставило мне немало тревог и неприятностей. Тогда ты поблагодарила меня, и мы пошли вместе и много лет жили счастливо. И вот недавно Хенга, который ненавидел меня и всегда пытался забрать тебя к себе в пещеру, поймал нашу дочь Фою и убил ее. С того времени ты, любившая Фою больше, чем Фо, переменилась по отношению ко мне, хотя не я виной всему приключившемуся.

– Твоя вина в том, что случилось, – возразила она. – Нужно было остаться охранять Фою, а не идти охотиться для собственного удовольствия.

– Ты знаешь, что я охотился не для собственного удовольствия, а для того, чтобы добыть мяса. А если бы ты только заикнулась мне, я бы оставил Пага сторожить Фою.

– Так карлик уже успел выложить тебе свою историю? В таком случае выслушай истину. Он сам предложил мне остаться сторожить Фою, но я вовсе не желала, чтобы это отвратительное создание охраняло мою дочь.

– Паг никаких историй мне не рассказывал, но, очевидно, он только хотел выгородить тебя и потому упрекал меня за то, что я взял его с собой на охоту, когда нужно было опасаться Хенги. Слушай, Аака, ты поступила дурно. Пускай ты ненавидишь Пага, но он любит меня и всю мою семью. Если бы ты позволила ему остаться охранять Фою, она была бы жива по сей день. Но оставим эти разговоры. Умершие мертвы, и больше мы их никогда не увидим. Слушай, по твоему совету я пошел к богам и молился им, вызвал Хенгу, убил его и отомстил, как ты того желала. Во всем этом деле Паг мне помогал своими мудрыми советами; и главное – он подарил мне секиру. Теперь я прогнал прочь всех женщин вождя, которые по праву и обычаю принадлежат мне, я провозгласил новый закон, по которому у каждого мужчины может быть только одна жена. Для того чтобы служить примером, как и подобает вождю, я обрек себя проклятьям, себя и все племя, на случай, если моя воля ослабнет, если я нарушу закон. А ты все настроена злобно против меня. Или ты разлюбила меня?

– Хочешь знать истину, Ви? – спросила она, глядя ему прямо в глаза. – Хорошо, я скажу ее тебе. Я не разлюбила тебя, и ни один другой мужчина мне не нравится, и я люблю тебя не меньше, чем в день, когда ты за меня убил Ронги. Но вот в чем дело: я не люблю Пага, твоего самого близкого друга. А ты неразлучен с Пагом, а не со мной. Твой советчик – Паг, а не я. Правда, с того времени, что Фоя убита, вода кажется мне горькой на вкус, а мясо точно вывалянным в песке, и вместо сердца камень колотится в моей груди, и мне дела нет ни до чего, и я равно готова жить и умереть. Но вот что я скажу тебе: выгони прочь Пага, – а ты вождь, ты на это имеешь право, – и я, сколько смогу, постараюсь быть для тебя тем же, чем была прежде: не только твоей женой, но и твоим советчиком. Выбирай между мной и Пагом.

Ви закусил губу (так он поступал всегда, когда бывал смущен) и грустно поглядел на нее.

– Женщины странны и не в состоянии понять, что справедливо и что нет. Однажды я спас Пагу жизнь, и потому он любит меня; из-за того же, что он мудр, мудрее всех в племени, я прислушиваюсь к его советам. Да, благодаря его сообразительности и его советам, а также подарку, который он сделал мне, – он взглянул на висящую на стене секиру, – я убил Хенгу; не послушайся я Пага, Хенга убил бы меня. И Фо любит его, и он любит Фо, и с помощью Пага же я создал новые законы, которые сделают легкой жизнь всему племени. А ты говоришь мне: «Выгони Пага, выгони своего друга и помощника». А ты ведь прекрасно знаешь, что, как только он выйдет из-под моего покровительства, женщины, которые его ненавидят, либо убьют его, либо же вынудят уйти прочь и жить в лесах, подобно хищному зверю. Поступи я так, я был бы подлым псом, а не человеком, и, во всяком случае, не был бы достоин звания вождя, ибо долг вождя – быть справедливым ко всем. Почему ты требуешь от меня этого? Или ты ревнуешь меня к Пагу?

– На это у меня есть собственные причины, Ви, и причины вполне достаточные. Но раз я прошу тебя, а ты не уступаешь моим просьбам, ступай своей дорогой, а я пойду своей. Однако нечего разглашать в народе, что мы поссорились. Что же до твоих новых законов, повторяю тебе, что они только принесут тебе неприятности, и больше из них ничего не выйдет. Ты хочешь срубить дерево старое и вместо него посадить новое и лучшее. Но, если даже дерево и примется, ты умрешь прежде, чем оно разрастется настолько, чтобы защитить тебя от дождя. Ты тщеславен; ты безумен. И таким тебя сделал Паг.

* * *

Вернувшись в пещеру, Ви обнаружил, что Паг ожидает его с завтраком.

Пищу добыл Фо, который ушел из хижины раньше, чем отец, на самой заре. Фо подавал еду очень торжественно и таинственно. Завтракая – а ему подали лосося, – Ви лениво заметил, что еда приготовлена как-то по-новому и ей придан особый вкус солью, устрицами и какими-то травами.

– Я никогда ничего подобного не ел, – сказал он. – Как приготовлен этот лосось?

Тогда Фо с гордостью показал ему стоящий возле огня выдолбленный кусок дерева. В чурбан была налита вода, и она кипела.

– Это каким образом? – спросил Ви. – Ведь если дерево попадает на огонь, оно загорается.

Фо сдул пепел с очага и показал отцу несколько раскаленных докрасна камней.

– Сделано это вот таким образом, – сказал он. – Вот этот чурбан найден в болоте; я много дней подряд выжигал его сердцевину и, когда она обугливалась, вырезал ее куском такого же блестящего камня, из какого сделана твоя секира. Когда я все очистил, я залил чурбан водой и наложил туда раскаленные докрасна камни, накладывал, покуда вода не закипела. А тогда я опустил в воду очищенную выпотрошенную рыбу, устриц и травы и продолжал бросать туда камни, чтобы вода не стыла; бросал до тех пор, покуда рыба не оказалась готовой. Вот как это было сделано. Скажи, рыба получилась вкусная?

И он рассмеялся и захлопал в ладоши.

– Очень вкусная, – ответил Ви, – и я с удовольствием поел бы еще, но только сыт по горло. Вообще, это очень хитрая выдумка. Чья она?

– Все это выдумал Паг, но я сделал почти всю работу.

– Хорошо. Возьми себе остатки рыбы и можешь есть. А затем вымой чурбан, чтобы он не вонял. Вы с Пагом сделали больше, много больше, чем думаете, и скоро будете прославлены всем племенем.

Фо ушел в полном восторге, а затем даже отнес горшок матери, ожидая, что она похвалит его. Но этого он не дождался. Как только Аака узнала, что идея нового приготовления пищи принадлежит Пагу, она заявила, что вполне удовлетворена пищей, приготовленной так, как это делали предки, и убеждена, что от вареной рыбы можно заболеть.

Но никто не заболел, и скоро варка рыбы распространилась повсеместно. Все племя занималось выжиганием деревянных чурбанов, вычищало обугленную сердцевину кремневыми орудиями и затем кипятило воду в горшках раскаленными камнями. В эту воду бросали не только рыбу, но и яйца, и мясо, замороженное при хранении во льду. Так, даже старые и беззубые снова могли есть и стали тучнеть. Да и вообще здоровье членов племени улучшилось, и в частности, дети почти перестали болеть несварением желудка – результатом питания обугленным на огне мясом.

Глава VI. Паг заманивает волков

Ви с советниками снова собрал племя перед пещерой, для того чтобы объявить новые законы. Впрочем, на этот раз явилось не столько народу, сколько накануне, так как многие – таковы были плоды первого закона – лежали больные и раненые, а иные продолжали еще ссориться и драться из-за женщин, многие же холостяки строили хижины достаточно большие, чтобы жить там вдвоем.

Сразу же, прежде чем Ви успел заговорить, посыпалось множество жалоб на бесчинства последней ночи и просьбы о вознаграждении за убытки и увечья. Выплыло немало запутанных вопросов, связанных с распределением женщин. Например, если три или четыре человека хотят жениться на одной и той же девушке, кто из них должен взять ее?

Ви отвечал, что выбор в данном случае всецело принадлежит девушке.

Этим заявлением все были удивлены и просто ошарашены. До сих пор женщина по большей части не имела права выбора; дела такого рода разрешались ее отцом, если он был известен, обычно же – матерью. Иногда, если у нее не было покровителя, сильнейший из поклонников убивал или избивал всех своих соперников и попросту уволакивал приглянувшуюся ему девушку за волосы.

Однако Моананга и Паг вскоре указали Ви, что, если он будет тратить много времени на выслушивание и разбор всех жалоб, немало дней придется ждать, покуда удастся объявить новые законы.

Поэтому Ви отложил разбор всех споров на будущее время и провозгласил народу новый закон. Согласно этому закону отныне ни один младенец женского пола не может быть выброшен на съедение волкам или обречен на смерть от холода, если только он не родится нежизнеспособным уродом. Этот закон вызвал немалый ропот. Ворчавшие возражали, что дитя принадлежит родителям, в частности матери, которая вольна поступать со своим добром как ей вздумается.

Для того чтобы прекратить эти толки, Ви торопливо объявил, какое наказание полагается за нарушение этого закона. Наказание это было ужасное: выбросившие ребенка на погибель сами должны были подвергнуться такой же участи, и никто не смел прийти к ним на помощь.

– А если нам нечем прокормить ребенка? – спросил чей-то голос.

– Если это докажут мне, я, вождь, возьму этих детей и буду заботиться о них так, как если бы они были мои. Или же отдам их в бездетную семью.

– Семейство у нас скоро будет немалое, – заметила Аака.

– Да, – согласилась с ней Тана, – и все-таки Ви великодушен и Ви прав.

На этом собрание закончилось с общего согласия, так как племя чувствовало, что больше чем один закон в день оно переварить не в состоянии.

* * *

На следующий день они сошлись вновь, но в еще меньшем количестве, и Ви продолжал объявлять свои новые законы, законы превосходные, но слушателей они интересовали мало – наверное, потому, что, подобно всем дикарям, были не в состоянии надолго сосредоточиться на подобных вещах.

Кончилось дело тем, что народ вообще перестал являться на Место Сборищ, и законы пришлось объявлять Вини-Вини Трубачу. Целыми днями ходил он от хижины к хижине, трубя в рог и выкрикивая законы в дверь, покуда все женщины не рассердились на него и не приказали детям прогонять его градом яичной скорлупы и головами сушеной рыбы.

В общем же, к тому времени, когда он кончил свой обход, в хижинах, с которых он начал, уже начисто позабыли о том, что он говорил.

Но законы были объявлены, никто против них не протестовал, и Ви считал их действующими. И незнание законов не могло считаться оправданием для нарушения их. Предполагалось, что каждый мужчина, каждая женщина и каждый ребенок знает законы, если даже и не выполняет их.

Но Ви вскоре убедился, что одно дело – издать закон, а другое – заставить народ исполнить его, что первое значительно легче второго. Убедился он в этом, когда к законодательной деятельности ему пришлось прибавить деятельность судебную. Почти каждый день вынужден он был сидеть перед пещерой или – если погода была скверной – в самой пещере, и разбирать судебные казусы и назначать наказания. Таким образом постепенно по всему племени распространялось знание законов и соответствующих наказаний за нарушение их.

Так, когда Тури, хранитель пищи, ухитрился захватить себе больше, чем полагалось, из запасов вяленой рыбы (он попросту явился на место, где вялилась рыба, раньше других), его хранилище было разгромлено и запасы были распределены между нуждающимися. С тех пор он стал тщательнее прятать свое обманным путем приобретенное добро.

Так, когда удалось доказать, что Рахи Богатый, который нажился на торговле, в обмен на данные ему уже вперед шкуры вручал скверные рыболовные крюки, либо недостаточно острые, либо с обломанными кончиками, либо на слабой основе, к нему в хижину явился Моананга в сопровождении нескольких человек, разрыл земляной пол, нашел завернутые в шкуру крючки, забрал их и распределил между теми членами племени, у кого крючков не было. Рахи рвал и метал по этому поводу, но на его сторону не стал никто, потому что всем было приятно видеть, как человек, нажившийся на бедняках, наказан за свое стяжательство.

В общем же итоге Ви – хотя многие и стали роптать и даже плести интриги против него – приобрел за свои новые, хорошие законы большую популярность в племени. Теперь народ знал, что в пещере живет не убийца и не грабитель вроде Хенги и бывших прежде вождей, но человек честный, который берет с племени возможно меньшие поборы и стремится принести пользу всему народу, хотя и является, как считало большинство, безумцем. Поэтому племя постепенно стало подчиняться его законам, одни больше, другие меньше, и народ начал хвалить Ви и желать, чтобы он правил племенем подольше. Так говорили люди, хотя в открытую и восставали против него.

Но вот произошли большие неприятности.

Одна сварливая и скверная женщина по имени Эйджи родила девочку и, не желая возиться с ней, заставила мужа снести ребенка на опушку леса, где его должны были съесть рыскавшие там по ночам волки. Но за этой женщиной следили другие женщины, которым Паг поручил это дело (Паг хорошо знал ее натуру и подозревал ее). Мужа же заметили в то самое мгновение, когда он – при наступлении ночи – клал ребенка на камень у опушки леса, и подслушали, как он рассказывал жене о том, что сделал, и как она благодарила его.

На следующее утро их обоих привели к Ви, который сидел возле устья пещеры и вершил правосудие.

Ви спросил их, что стало с девочкой, которая родилась у них месяц тому назад. Эйджи смело ответила, что девочка умерла и что труп ее согласно обычаю выброшен. Тогда Ви подал знак, и из пещеры вышла повивальная бабка с той самой девочкой на руках: девочка была взята в пещеру, как обещал Ви, издавая закон.

Эйджи заявила, что это не ее дочь. Тогда девочку показали отцу. Тот взял ее на руки и заявил, что это его ребенок. Его стали расспрашивать, и он сознался, что снес девочку на съедение волкам против собственной воли, только ради того, чтобы избежать шума и ссор в доме.

Итак, когда преступление было доказано полностью, Ви, повторив закон, объявил решение. Так как родители богаты и отнюдь не нужда привела их к преступлению, они подлежат следующему наказанию: на закате солнца их отведут к опушке леса и привяжут к деревьям у того же камня, на который они положили девочку, и оставят там, чтобы волки сожрали их.

При этом строгом приговоре в народе раздались крики, так как большинство членов племени в свое время выбрасывало новорожденных девочек. Послышались даже угрозы в адрес Ви.

При наступлении ночи Эйджи и ее муж под плач и завывания родных и друзей были выведены из хижины и привязаны к деревьям в назначенном месте. Там их покинули как преступников, которые попались в совершенном преступлении.

Всю ночь с места казни раздавались вой и крики, и племя считало этот шум знаком того, что Эйджи и ее муж растерзаны волками. Волки всегда блуждали на некотором расстоянии от хижин, но в зимние месяцы, когда бывали очень голодны, врывались в поселение; обычно же они не осмеливались приближаться к хижинам, так как боялись острог и волчьих ям.

Смерть преступников разъярила народ, так что немало людей бросилось к пещере с воплями протеста и негодования против Ви, по чьему приказу погибли Эйджи и ее муж. Народ кричал, что не стерпит, чтобы мужчин и женщин убивали за то, что они хотят отделаться от бесполезного порождения. Сбежавшиеся немало изумились, когда увидели в устье пещеры трех убитых волков и стоящих позади них Эйджи и ее мужа со связанными руками и ногами.

Тогда вперед проковылял Паг с окровавленным копьем в руке и заговорил:

– Слушайте! Эти двое справедливо были приговорены к той же смерти, на какую они обрекли своего ребенка. Но вот вышли Ви Вождь и Моананга, брат его, и я, Паг, и с нами пошли собаки, и мы притаились в ночи рядом с приговоренными, но так, чтобы они нас не видели. И пришли волки, шесть или восемь штук, и набросились на обреченных. Тогда мы отвязали собак и, не щадя собственных жизней, обрушились на зверей, троих убили и остальных так изранили, что они убежали. А затем отвязали Эйджи и ее мужа от деревьев и снесли их сюда, так как они были настолько перепуганы, что сами не могли идти. А теперь по приказу Ви я освобождаю их и объявляю всем, что если кто-нибудь еще выбросит новорожденную девочку, то его приговорят к смерти и оставят умирать, и никто не придет к нему на помощь.

Так Эйджи и ее муж были освобождены и ушли восвояси, покрытые позором, слава же Ви после этого происшествия сильно возросла – так же, как слава Моананги и даже слава Пага.

С той поры больше не выбрасывали девочек на смерть и на съедение хищным зверям. Но немало девочек было принесено к Ви родителями, заявлявшими, что не в состоянии прокормить их. Этих детей Ви – согласно своему обещанию – поселил в пещере и отвел для них несколько закоулков, расположенных недалеко от света и от огня. Сюда и являлись матери кормить их грудью, покуда девочки не подрастали настолько, что их можно было поручить уходу специально назначенных для этого женщин.

Естественно, что все эти перемены вызвали много разговоров в племени, так что даже создались две партии, из которых одна стояла за нововведения, а другая была против них.

Как бы то ни было, до сих пор никто еще не ссорился с Ви, которого все признавали лучшим и мудрейшим из всех вождей, о которых жили предания в племени. К тому же у народа не было времени для размышлений, ибо в летние месяцы все были заняты тем, что собирали пищевые запасы для долгой и свирепой зимы.

Ви и его совет распределяли работу по добыче пищи, считаясь с силой каждого человека в племени. Даже детям поручили собирать яйца морских птиц, потрошить и разделывать треску и других рыб и вялить их на солнце, и круглые сутки охранять в огороженном месте, куда не могли добраться ни волки, ни лисицы. Десятая часть всей собранной пищи шла вождю на прокорм его самого и всех, кого он содержал.

Половина остального количества пищи складывалась про запас в расчете на зимнюю нужду. Хранилищем служила пещера, но главные склады пищи вырубались глубоко во льду, у подножия глетчера, и заваливались огромными камнями для того, чтобы ни волки, ни другие хищники не могли растаскивать запасы.

Так Ви работал с утра до ночи. Паг помогал ему. Ви распоряжался всем в жизни племени и уставал настолько, что засыпал, еле добравшись до ложа, – тот самый Ви, который прежде охотился без устали целыми днями.

Ночи ему случалось проводить иногда и в хижине Ааки, но Аака держала слово и не оставалась на ночь в пещере, потому что там жил Паг. Так Ви с женой жил якобы мирно и разговаривал с ней о повседневных житейских мелочах, но оба ни слова не говорили о том, из-за чего однажды рассорились.

Фо было приказано спать в хижине матери. Но там он проводил только ночи, а все дни бывал с отцом, который его встречал с каждым днем все более радостно.

Аака стала ревновать мужа даже к Фо. Мальчик скоро это почувствовал.

* * *

Зима наступила очень рано; в сущности, в тот год вообще не было осени.

Был спокойный день, и солнце светило, совершенно не грея. Ви ходил по берегу с Урком Престарелым, Моанангой и Пагом. Он был так занят, что мог совещаться только во время работы, на ходу. Внезапно раздался звук, подобный грому, – это поднялись покрывавшие побережье утки; их были тысячи. Они поднялись, взметнулись столбом и улетели на юг.

– Что их могло испугать? – спросил Ви.

– Ничего, – ответил Урк. – Лет семьдесят тому назад, когда я был еще ребенком, помню, они вели себя точно так же в это самое время года. И после этого отлета наступила самая жестокая и самая долгая зима, какую мы когда-либо знавали. Было так холодно, что умерло много народу. Впрочем, может быть, птицы испуганы каким-нибудь шумом, например треском льда. Если их испугал какой-нибудь шум, они вернутся. Если же не вернутся, мы их не увидим до следующей весны.

Птицы не вернулись. И улетели они так поспешно, что на берегу остались сотни еще не вполне оперившихся птенцов, которые едва-едва умели летать. За ними гонялись дети, избивали их и складывали про запас во льду. Прочь от берега шли также и тюлени; исчезла и рыба.

В следующую же ночь ударили свирепые заморозки.

Ви совершенно правильно расценил их как начало зимы. Поэтому он послал людей за дровами на опушку леса, где валялось много сломанных деревьев.

Работа была медленная и мучительная.

Племя не знало пилы и очищало деревья от сучьев и разделяло на части кропотливой работой – действуя кремневыми топорами. Долгий опыт позволял им рассчитывать на добрый месяц работы в лесу, прежде чем пойдет снег, который схоронит палые деревья так, что к ним уже нельзя будет подступиться. Сбор топлива обычно бывал последней перед наступлением зимы работой племени.