Текст книги "Земля пламени"

Автор книги: Генри Каттнер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

Он чем-то походил на Паррора и все же был другим. Если Паррор напоминал Рафту сильную и хитрую пуму, то этот человек, с его гибкими, стремительными движениями, был больше похож на одного из тех гепардов, которых использовали на охоте вместо гончих раджи древней Индии. Потомок диких кошек был ловок и быстр, а его мужественное и вместе с тем тонкое лицо обрамляли чудесные волосы. Смеясь, он бросился на своего могучего противника и вонзил в него когти. На его правой руке было что-то вроде латной рукавицы, из которой выходили три согнутых металлических когтя, острые, как бритва. Это стало понятно по следу, оставленному на обнаженной груди гиганта, смуглая кожа разошлась тремя глубокими порезами, и из них хлынула кровь.

Песня барда оборвалась на пронзительном, резком крике, пьянящем и безумном, но музыка продолжала звучать, в ней тоже был крик – крик любви и смерти и вой удушливого запаха свежей крови.

Поворот, удар, обманное движение, снова поворот. Когтистые рукавицы сцепились, и послышался металлический скрежет. Противники отскочили друг от друга так резко, словно вместо ног у них были пружины. Гигант помотал головой из стороны в сторону, кровь заливала ему глаза. Его противник беззаботно выжидал, посматривая в сторону Рафта. Глаза его горели желтым цветом, зрачки были как две тонкие вертикальные щелки. Светлые, почти рыжие волосы отливали странным темным блеском, и когда он улыбался, Рафту казалось, что он вот-вот увидит острые клыки гепарда. Красные капли падали со зловещей рукавицы на темное бедро. Он о чем-то громко спросил, и Ванн ответил ему. Светловолосый нетерпеливо дернул плечом и небрежно произнес несколько отрывистых коротких слов. Потом он вновь повернулся к гиганту, подняв в знак готовности свою рукавицу. В ответ на это движение его противник прыгнул вперед, и два ловких, проворных тела сплелись в грациозном, но смертельном танце.

Ванн повернулся, глаза его ярко сверкали. Взяв Рафта за руку, он сказал:

– Пошли. Теперь тебе надо спать.

Короткое возбуждение прошло, и Рафт опять точно оцепенел от охватившей его усталости. Даже не взглянув больше в сторону поединка, он последовал за Ванном к главному входу в замок. Словно во сне, он шел по длинным коридорам и извилистым лестницам, не чувствуя под собой ног. Рука Ванна, наконец, остановила его:

– Ложись. Спи. Дарум будет говорить с тобой после того, как ты отдохнешь.

– Дарум? – переспросил Рафт. На полу лежали диванные подушки, и Рафт почти рухнул на них. – Кто этот Дарум?

– Ты только что видел, как он дрался. Он Властитель. Он правит всеми нами. Но сейчас он дерется, а после…

Голос Ванна стал отдаляться от Рафта, сливаясь со слабым, навевающим дремоту гулом, похожим на что-то… на что? Рафт почувствовал убаюкивающую дрожь, поднимавшуюся из глубины замка, словно сам замок и камни, из которых он был построен, ожили и пели ему колыбельную. Врач опустил голову на подушку и моментально заснул под песню чужого мира.

6. Безумный царь

Проснувшись много часов спустя, Рафт почувствовал себя отдохнувшим и полным сил, хотя все его тело ныло от непривычно долгого перехода. Молодой мужчина находился, по всей видимости, в спальне. Стены украшало множество зеркал в витиеватых рамах, да и сама комната была странной, в ней не было ни одного угла. Небрежно разбросанные подушки, гладкий шелк, круглые диваны – все это говорило о роскоши и изысканном вкусе хозяина. Даже струившийся из высоких окон свет был разных оттенков и откидывал на толстый ковер блеклые, узорчатые тени.

Рафт обратил внимание на овальную дверь, на этот раз за ней не маячили тени. Хотя это вовсе не означало, что его оставили без охраны. Рафт зевнул и потянулся, хрустнув онемевшими суставами. Натруженные мышцы тут же отозвались болью, и все же, несмотря на это, он чувствовал себя готовым действовать и… еще он был дьявольски голодным.

Все еще ощущая слабую дрожь и гул, под которые он заснул накануне, Рафт подошел к окну, открыл его и вышел на балкон. Солнечный диск почти не сдвинулся с места, и его было едва видно сквозь густую дымку поднимающегося снизу тумана. Рафт посмотрел вниз и понял, под ним была пропасть. Балкон нависал над широким выступом, а дальше под ним зияла бездна, над которой клубился туман. Серебристый ледяной поток, образуя дугу, низвергался в недосягаемые глубины. Это был не лед, а река, медленно текущая вокруг замка и впадающая в пропасть под ногами Рафта. Он попробовал определить на глаз глубину, но поднимающийся от воды туман сбивал с толку. Поток устремлялся вниз и исчезал где-то далеко внизу. Вода падала очень медленно. И так же медленно клубился, искрясь, поднимавшийся от воды туман, напоминающий очертаниями сказочные замки лесных фей. Похоже, бледно мерцающее марево, словно зеркало, отражало замок, стоящий на краю пропасти. Уже знакомый Рафту гул становился все отчетливее, и, вторя ему, под ногой Рафта подрагивали каменные плиты пола. Но и этот звуковой эффект был необычным. Под влиянием каких-то странных физических процессов грохот водопада превращался в едва ощутимую вибрацию, которая скорее чувствовалась, чем слышалась.

Мало-помалу до Рафта начало доходить, что здесь творится. Сдвинув брови, он вернулся обратно в комнату. Долгий сон сделал свое дело, и сознание стало проясняться. Медленно текущая вода, камни, падающие как пушинки, ленивое, почти неподвижное солнце на зеленом небосводе. Само время, кажется, было здесь другим. Да и на Земле ли все это происходило? На той самой Земле, где текла Амазонка и стояли Рио и Нью-Йорк? Вероятно, нет.

Он попытался разгадать тайну овальной двери, как вдруг она самостоятельно поднялась кверху и исчезла, будто ее и не было. На пороге стоял Ванн. Изрезанное шрамами лицо выражало готовность и решимость.

– Я вижу, ты уже проснулся, – сказал он по-индейски. – Это хорошо. Дарум хочет видеть тебя, но сейчас он отдыхает. А тебе нужно принять ванну.

– И поесть, – откликнулся Рафт и добавил: – Эти перчатки – они всегда на руках Дарума?

Ванн повернул голову назад, отдал какой-то приказ и, улыбаясь, переступил порог.

– Нет, только на турнирах. Он не так опасен, когда надевает их. Пойдем, я покажу тебе, где ванна, Крэддок.

– Я не Крэддок. Я уже говорил, что я не Крэддок.

Ванн пропустил мимо ушей это замечание Рафта. Он дотронулся до каких-то рычагов на стене, и одна из напольных плит отошла в сторону. Рафт увидел неглубокую, но просторную купальню, в которой плескалась жидкость, напоминающая по цвету мятный ликер. Рафт с наслаждением сбросил с себя одежду, которая за долгий путь превратилась в лохмотья, и погрузился в ванну. Ванн смотрел на него с выражением брезгливости.

– Тебе нужно принять не одну ванну, чтобы отмыться, – заметил он. – Вот, смотри. Он взял в руки кувшин и высыпал в воду немного голубого порошка. У Рафта возникло ощущение, будто всю кожу на нем стянуло от легких покалываний.

Рядом с ванной лежали щетки самых разнообразных размеров и форм, напоминающие скребки древних римлян, и еще какие-то незнакомые туалетные принадлежности, которые Рафт, под руководством Ванна, испробовал на себе. Сложнее всего дело обстояло с водой, она была слишком тягучей.

Одна из щеток выпала у Рафта из рук, и он наблюдал, как она медленно погружалась в воду, оставляя за собой воронку, которая постепенно затягивалась по краям.

Рафт наслаждался, чувствуя, как боль постепенно уходит из тела. Ванн, не мигая, наблюдал за ним, и один раз даже заметил что-то по поводу волос своего пленника, после чего протянул Рафту светящуюся мазь, которая быстро впиталась в кожу и оставила на коже ощущение необыкновенной свежести и чистоты. Чуть позже в комнату вошел мальчик-слуга, вкатил за собой столик на колесах, уставленный совершенно незнакомой Рафту едой, и остановился как вкопанный, увидев в купальне Рафта. Ванн подал ему знак, и шустрый, но еще совсем неуклюжий подросток, с тонким, недобрым, почти треугольным лицом, поклонился и быстро вышел, провожая удивленным взглядом купающегося незнакомца.

– Нет ничего странного в том, что он удивлен, – пояснил поведение подростка Ванн. – Твое тело так не похоже на наше, что показалось ему изуродованным. Но я бы при случае хотел с тобой сразиться.

– Спасибо, – ответил Рафт. – Могу себе представить, как ты позабавишься, когда, надев перчатки, будешь резать ими мое горло.

– Вовсе нет, – с кровожадной ухмылкой проговорил Ванн. – Убивать – это совсем не то. Какой смысл в убийстве? Совсем другое дело – настоящий бой, поединок, а он редко заканчивается смертью. – Он подал Рафту плотную одежду, похожую на свою собственную, и помог ему одеться. – И потом, у меня было бы слишком большое преимущество перед тобой, если бы на мне были эти рукавицы. А какое оружие там у вас?

– Нарезное, – ответил Рафт и коротко рассказал, что это означает.

– Странно, – удивился Ванн, – разве можно получить удовольствие, посылая в противника снаряд? Это ведь совсем не то, что чувствуешь, когда лезвие входит в его тело… Нет, по-моему, этим нельзя наслаждаться.

– Хорошо, тогда будем просто драться, на кулаках.

– Обмениваться ударами? Нет, это совсем неинтересно. Скажи, разве у вас совсем не сражаются на шпагах?

– Только некоторые любители старины, – ответил Рафт. – Но я не фехтовальщик. Кстати, ты что-то сказал об убийстве? У вас разрешено убивать?

– Нет. Мы же не варвары, убийца, если его находят, должен возместить убытки, но попадаются только глупцы, – пояснил Ванн.

– А-а, – задумчиво протянул Рафт и взял мягкий кисловатый плод, напоминающий апельсин. – Значит, у вас и полиция есть? Ему пришлось кое-что пояснить Ванну, прежде чем тот правильно смог понять заданный вопрос.

– Да, конечно, у нас есть люди, которые разыскивают тех, кто убивает. Но если убийца обманет их, его уж никто не тронет, здесь самое главное, чтобы никто не узнал о причине убийства. Убийц ловят, потому что они не умеют скрывать причину, – он осуждающе покачал головой.

– Ну а вообще-то как здесь у вас все устроено? – спросил Рафт. – Паитити правит Властитель Дарум, да?

Ванн кивнул.

– Да, – сказал он, – у нас все, как в любой цивилизованной стране.

– Это точно, например убийство ради забавы. А откуда ты знаешь язык, на котором мы говорим?

– Ты здесь не первый чужак, а люди с коричневой кожей приходили сюда еще во времена наших отцов, но вот нам самим очень трудно уйти из этой долины. В семье Паррора были пленники-индейцы, и теперь многие из нас знают этот язык.

Да, вполне логично, отметил про себя Рафт. Языковые способности указывали на космополитические корни этих людей, даже при том условии, что их мир был почти полностью замкнут на себя.

– А португальский?

– Что? – переспросил Ванн.

– Falam portugues?

– Не понимаю, – признался Ванн.

– Где же его мог выучить Паррор? И Джанисса… – задумчиво проговорил Рафт.

И тут он вспомнил о пилоте.

– Скажи мне, здесь был человек из моего мира? Его звали да Фонсека. У него была машина, которая летала по воздуху. Это случилось… пятьдесят или около того снов тому назад.

Глаза Ванна заблестели.

– Летающая машина упала в Паитити четыре сотни снов назад и убила всех, кто в ней был, кроме одного. Паррор взял его в свой замок, да, это был да Фонсека, и с его помощью прочитал те записи, которые ты оставил в пещере Пламени.

Рафт отложил плод, так и не попробовав его.

– Четыре сотни снов назад, говоришь? – переспросил он нерешительно. – Больше года. Сколько же времени я провел в Паитити, Ванн?

– Я взял тебя в плен вчера, это случилось сразу после того, как ты оказался здесь. Я следил за возвращением Паррора из внешнего мира и знал, когда и как надо действовать.

– Понимаю, – сказал Рафт, ничего на самом деле не понимая. – А о каких записях ты говоришь? И что это такое – пещера Пламени?

– Разве ты не видел пещеру?

– Ну, я видел какую-то пещеру с отвратительными существами, живущими в ней… Ты ее имеешь в виду?

При этих словах Ванн вздрогнул, и в его глазах появился страх.

– Нет, не ее, – отрывисто сказал он и, неожиданно сменив тему разговора, добавил: – Тебе пора идти к Даруму. Ты готов?

– Кажется, да.

– Хорошо.

Ванн встал и направился к овальной двери, и Рафт последовал за своим стражем. Они вышли из комнаты и пошли по слабо освещенному залу. Ванн, прервав молчание, сказав:

– Властитель дрался на поединке, а потом предавался утехам и спал. Сейчас он покажется тебе несколько… странным и я хочу дать тебе совет, Крэддок.

– Я не… а, Бог с ним, какой совет?

– В отношении тебя еще не все решено, – глубокомысленно сказал Ванн, глядя себе под ноги. – Я, например, сам не знаю, чью сторону выбрать, и Дарум тоже колеблется. Он забрал тебя от Паррора для того, чтобы принять окончательное решение, и еще, возможно, согласится с ним, тогда тебе повезет. А может быть, и нет. Предугадать мне трудно. Но ты чужак, и поэтому я тебе скажу об этом, ты должен быть очень осторожен, Дарум – сумасшедший.

Рафт вздрогнул и уставился на воина.

– Ваш царь сумасшедший?

– Да.

– И тем не менее он властвует?

– Конечно, – ответил Ванн. – А почему нет? Он бывает и в своем уме, ну. а даже если и нет, то это не так уж и важно. Только для тебя это вопрос жизни и смерти. А может быть, это вопрос жизни и смерти и для Паитити. Помни, Дарум не твой царь, – задумчиво проговорил он.

– Да уж надеюсь, – искренне согласился Рафт.

– Он один из нас, – пробормотал Ванн, и глаза его засветились. – Я буду рад, если ты останешься жив. Я бы очень хотел встретиться с тобой в поединке, Крэддок. Мы пришли, – с этими словами Ванн поднял тяжелую портьеру, за которой начинался темный проход. – Входи.

– Спасибо, – сказал Рафт и шагнул вперед.

Ванн опустил полог за собой, и наступила тишина, едва нарушаемая непрекращающейся вибрацией, от которой подрагивал весь замок. Даже сюда доносился размеренный гул водопада. Рафт подошел к следующей портьере, которая закрывала проход.

«Они здесь совсем другие, – подумал он, – другая раса. Убийство для них игра, а смертельный поединок – физическое наслаждение. Для них нет ничего странного в том, что ими правит сумасшедший царь». Рафт помедлил перед портьерой, но в конце концов отодвинул ее в сторону и оказался в полумраке.

Тусклый, отливающий багрянцем свет лился со всех сторон. Определить, насколько большим было помещение, в которое он вошел, Рафт не смог. Вокруг него смутно что-то вырисовывалось, какие-то неясные тени. Вдруг одна из теней шевельнулась, и Рафт увидел два сверкающих круга, на него смотрели чьи-то глаза. В носу защипало от резкого запаха духов. Подземный гул, казалось, сотрясал все пространство комнаты. И при этом ни единого звука вокруг. Рафт помедлил и шагнул вперед под прицелом неотступно следящих за ним глаз. Вскоре, как только зрение адаптировалось к полумраку, он смог различить тонкую фигуру, лежащую на чем-то большом и бесформенном, мягкую линию подбородка и лицо, обрамленное едва заметной шапкой волос.

Рафт остановился в ожидании. Он чувствовал, что это был уже другой человек, совсем не похожий на того, который дрался во дворе замка. Он изменился даже физически. С Дарумом произошла какая-то перемена, и это было очевидно, но какая – Рафт определить не сумел.

– Садись, – проговорил царь по-индейски.

Даже его голос звучал сейчас иначе. Сдержанно и бесстрастно, словно далекая музыка. Рафт вытянул руку, нащупал диван и сел. Наблюдавшие за ним глаза сверкнули зеленым цветом.

– Слушай, – приказал Дарум.

В его ногах шевельнулась тень, мягкие линии которой выдавали женскую фигуру. Саму женщину было почти не видно, но от ее дыхания веяло холодным ужасом. Рафт услышал звук, в котором слились флейта и вздыхающая лютня, этот звук был почти голосом, который о чем-то молил и спрашивал.

Царь заговорил снова:

– Юранн хочет знать, зачем ты пришел в Паитити, Крэддок. Музыка, это ее голос, по-другому она не говорит. Но она спрашивает тебя, кто ты? Из какого мира?

Снова запели струны, и в них снова прозвучал вопрос. Рафт подался вперед, но взгляд царя остановил его.

– Он – бог, Юранн, – сказал Дарум, обращаясь к женщине и указывая на Рафта. – Он был здесь в самом начале, и сейчас, в самом конце, пришел снова. С тех пор как он впервые увидел Паитити, на свет появился новый род, и тень, которую отбрасывает Пламя на все живое, приблизилась к этому роду.

Вновь зазвучала флейта, – она словно вздыхала о наступающей тьме, о тучах, которые стремительно спускались на эту благодатную землю.

– Но есть и другие тени, – шептал царь. – Ты знаешь, Юранн, была женщина, чья красота ослепляла, как огонь, и пьянила, как вино. Ты знаешь, она сводила с ума. Я это тоже знаю.

Страх медленно сжимал сердце Рафта, музыка звучала мучительно, жутко, а из мрака выступали мягкие линии женской фигуры, округлые плечи – и тонкие пальцы Юранн, казалось, просто ласково перебирали плачущие струны.

– Огонь разгорался, – тихо продолжал царь. – В Паитити не было женщины красивее ее, деревья и те склонялись перед ней, когда она танцевала, и даже камни отвечали на ее улыбку.

Неожиданно в этой песне без слов зазвучала надежда, и мрак в комнате словно рассеялся. Переливами зашумел наполненный весенним солнцем зеленый лес, послышался нежный смех, и ярким цветом засияли боевые знамена. Раздался звон клинков и зазвучал легкий, веселый танец.

Но раздался низкий голос царя, и музыка вновь перешла на шепот.

– Был мужчина, который любил эту женщину и думал, что она принадлежит только ему, а она смеялась. Смеялась оттого, что знала о власти не меньше, чем о красоте. Ее опьяняла мысль о господстве над Паитити, о господстве над мужчиной, который властвовал.

В песне Юранн послышалось торжество победы. В темноте нежно светились контуры тонких женских рук.

– И тогда ее взгляд упал на другого, который не был царем. Она знала, что любой мужчина рядом с ней мог повелевать Вселенной и сравниться с самим богом. И клянусь, это было так! И если ее объятия дарили смерть, то смерть эта была как сладкий яд.

Тонкий издевательский смех слился в музыке с потаенной грустью.

– Она была коварной, – проговорил царь, и в застывшем воздухе эти слова упали тяжело, как камни. – И губы ее были коварны… И белое тело Юранн томилось в ожидании…

Песня почти стихла, горько отозвавшись минорным аккордом.

– Это было давно. Так давно. Теперь уже нет в ней коварства, и царь позабыл свою печаль. Перед ним танцуют девушки, они просят его любви, но ему нечего им дать. Он отдал свою любовь Юранн, самой красивой женщине на свете, и она… она любит его теперь.

Тихо, нежно и покорно заиграла флейта.

– Но царь сошел тогда с ума, – продолжал спокойный, ровный голос, и музыка вновь смолкла. – Был страшный час, когда безумие вселилось в него. Этот час, Юранн, всегда будет с ним, любовь и безумие следуют за ним неотступно.

Наступила долгая тишина, в которой угадывалась лишь слабая вибрация от водопада, и в ее железной хватке подрагивало все здание замка.

– Мы с Юранн говорим о том, что давно уже забыто, и о том, чего нельзя забыть, – произнес наконец царь. – Теперь ее язык – музыка, – голос царя резко изменился. – Паитити умрет, но Юранн не должна умереть. Я думаю, что ответ в твоих руках, Крэддок, но позволю ли я тебе открыть эту тайну – пока не знаю. Сначала нам надо поговорить. У меня к тебе очень много вопросов.

Рафт облизнул внезапно пересохшие губы и заговорил:

– Наверное, сначала нам нужно выяснить один момент, Властитель.

– Какой? – спросил царь.

– Я не Крэддок, мое имя Брайан Рафт.

Глаза внимательно смотрели на него, но Рафт уже все решил, и отступать было поздно.

– Я пытался сказать об этом твоему воину, Ванну, но он мне не поверил. Я не знаю, какую историю выдумал Паррор, но думаю, что очень неплохую, дело в том, что Крэддок – его пленник и находится сейчас в его замке. А я пришел сюда, чтобы спасти Дэна Крэддока.

– Я не верю этому.

– Зачем мне лгать? – спросил Рафт. – Какая мне польза от этого?

– У тебя может быть много причин, но Паррор тоже умен, и если ему надо выиграть время – он пойдет и на обман.

– Девушка в замке Паррора, Джанисса, знает, кто я такой.

– Но скажет ли она правду? – задумчиво проговорил Дарум. – Она переменчива, как утренний ветер.

Расскажи мне свою историю, я не знаю, чего в ней будет больше – правды или лжи, но я выслушаю ее.

Рафт начал рассказывать с самого начала, с того вечера, когда в их маленькой больнице в самом сердце джунглей появились да Фонсека и Паррор. Он старался изложить свои мысли как можно точнее, но красноватый сумрак комнаты действовал на него странным образом, и он с трудом подбирал слова. Когда Рафт закончил свой рассказ, сверкающие глаза царя были полузакрыты.

– Иди, – приказал Дарум.

Рафт медлил, и тогда царь своим низким голосом повторил приказ:

– Иди, я сказал. Мы еще будем говорить с тобой, а сейчас мне надо проверить все, что ты рассказал мне.

Рафт встал. Наполовину скрытая мраком женская фигура у ног Дарума шевельнулась, и вновь зазвучала волшебная, завораживающая музыка, ласкающая, влекущая и печальная.

Глаза царя следили за Рафтом.

Неуверенно ступая, Рафт направился к выходу. Бархатная портьера задела его по лицу, он поднял ее и шагнул под мягкий покров, и позади ярко блеснул свет. Музыка стала громче, пронзительнее, и Рафт обернулся. На возвышении, похожем на помост для царского трона, среди разбросанных подушек стоял Дарум. Он наклонил голову и смотрел вниз на распростершуюся у его ног фигуру. Рафт понял, что не ошибался в своих догадках, – он увидел удивительные, молочной белизны руки и красивое, наполовину скрытое от его глаз тело. Но лицо Юранн было открыто. И это лицо было воплощением ужаса.

Помимо его воли в памяти Рафта всплыла та страшная рукавица с когтями, которую он видел на руке царя. Что-то страшное, жестокое, безумное изуродовало лицо Юранн, оставив нетронутой красоту ее божественного тела.

Царь поднял глаза, и его взгляд встретился со взглядом Рафта, но тот уже отступил в глубь прохода, и портьера упала, укрывая его от взгляда безумного Властителя Паитити.