Текст книги "Возникновение и устройство инквизиции"

Автор книги: Генри Ли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 14 страниц)

Второстепенные подробности известны нам из отчета одного свидетеля казни Яна Гуса в Констанце в 1415 году. Еретик стоял между двух вязанок хвороста; его крепко привязали к толстому столбу, причем веревки охватывали его лодыжки, колени, талию, их продели между ногами и под мышками; на шею ему надели цепь. Затем заметили, что он повернулся лицом к востоку, а так как это сочли неприличным для еретика, то его повернули лицом к западу. Он был обложен до самого подбородка связками хвороста и соломы. После этого граф-палатин Людовик, наблюдавший за исполнением казни, подошел к эшафоту вместе с констанцским прево и в последний раз предложил Гусу отречься. Когда тот отказался, они отошли и ударили в ладоши, что было знаком поджечь костер. Когда огонь пожрал все, то приступили к окончательного уничтожению обуглившегося трупа; его разорвали на части и перебили кости, а затем останки и внутренности снова бросили в огонь.

Когда опасались, что присутствующие сохранят для поклонения останки мученика, то после того, как огонь гас, тщательно собирали пепел и бросали его в проточную воду.

Сохранились отчеты с указанием расходов, которые потребовались на казнь еретиков. Вот, скажем, подробная запись трат на сожжение четырех еретиков в Каркассоне 24 апреля 1323 года: «Дрова – 55 су 6 денье; хворост – 21 су 3 денье; солома – 2 су 6 денье; 4 столба – 10 су 9 денье; веревки – 4 су 7 денье; палачу по 20 су с головы – итого 80 су…» Немного более двух ливров на каждого казненного еретика.

В 1237 году в Тулузе из могил вырыли множество людей, признанных еретиками после смерти. Их полуразложившиеся трупы протащили по улицам, впереди шел глашатай и кричал: «Всякий, кто поступит так, так вот и погибнет»; затем их сожгли на кострах «во славу Бога, Блаженной Девы Марии, Его Матери, и блаженного Доминика, их служителя». Эта процедура, несмотря на то что была довольно дорога, вошла в традицию и сохранялась все время существования инквизиции, причем на нее тратились немалые деньги.

Костер служил инквизиции еще и для того, чтобы очищать страну от «заразительных и еретических сочинений»; это было начало цензуры, занявшей впоследствии видное месте в деятельности инквизиции. В 1210 году был издан приказ сжечь еретические сочинения Давида де Динана, а также «Физику» и «Метафизику» Аристотеля. По приказу Якова I Арагонского сожгли неканонические переводы Святого Писания. Сожгли сочинение Вильгельма из Сент-Амура «Опыты».

Особую ненависть вызывали книги евреев – прежде всего Талмуд; церковь не щадила усилий, чтобы уничтожить их. Эти гонения инициировал обращенный в христианство еврей Никола де Рупелла, который около 1236 года обратил внимание Григория IX на богохульство, заключающееся в еврейских книгах, в особенности в Талмуде. В июне 1239 года Григорий потребовал от королей Англии, Франции, Наварры, Арагона, Кастилии и Португалии, а также прелатов этих королевств, чтобы в субботу грядущего поста, когда все евреи будут в своих синагогах, все книги их были схвачены и выданы монахам нищенствующих орденов. В мае 1248 года в Париже было сожжено четырнадцать возов книг, а затем еще шесть. В 1255 году Людовик Святой приказал сенешалям Нарбоннской провинции уничтожить все экземпляры Талмуда, а также все другие книги, «содержащие богохульства». В 1267 году Климент IV предписал арагонскому архиепископу заставить короля Арагона и его сеньоров под страхом отлучения от церкви распорядиться, чтобы евреи выдали инквизиторам Талмуд и другие книги. Книги, в которых не обнаружится богохульство, следовало возвратить, а остальные опечатать и спрятать в надежное место. В 1299 году Филипп Красивый приказал своим судьям помогать инквизиторам в уничтожении Талмуда. В 1309 году в Париже были публично сожжены четыре воза еврейских книг. В 1319 году понадобились две телеги, чтобы свезти еврейские книги, осужденные на аутодафе в Тулузе. В 1554 году папа Юлий III подтвердил требование инквизиции, обращенное к евреям: им было приказано под страхом смерти выдать все книги, где встречаются богохульственные отзывы о Христе; это папское предписание было внесено в каноническое право.

Заключение

Методы, изобретенные инквизицией, произвели на церковь самое печальное действие. Епископские суды сначала применяли эти методы только к еретикам, но затем нашли, что насилие и произвол дают блестящие результаты, и распространили их абсолютно на все дела, подсудные епископским судам. Уже в 1317 году инквизитор Бернар Ги говорит о пытке как о явлении, обычном в духовных судах, и задается вопросом, почему надо стеснять епископов в ее применении к еретикам, тогда как пытка свободно применяется к другим обвиняемым?

Привыкнув, таким образом, к безжалостному суду, церковь становилась все более и более жестокой и грубой, все менее и менее христианской. Самые худшие папы XII и XIII столетий не решились бы опозорить мир поступком, подобным тому, в котором Иоанн XXII проявил свою ненависть к Гуго Герольду, епископу Кагора. Иоанн был сыном простого работника из этого города, и весьма возможно, что он питал к Гуго старинную ненависть; во всяком случае, сделавшись папой, он яростно обрушился на епископа. В 1317 году несчастный прелат был лишен звания и осужден на пожизненное заключение в тюрьму. Но этого Иоанну было мало.

Под предлогом того, что Гуго готовил покушение на жизнь папы, его выдали в руки светской власти, которая уготовила ему страшную казнь: в июле того же года с него содрали кожу, затем протащили по улицам и уже полумертвого сожгли на костре.

Привычка к зверскому насилию настолько укоренилась, что некоторые высокопоставленные прелаты стали сводить счеты со своими врагами с такой невероятной жестокостью, какой устыдились бы отпетые разбойники. В 1385 году шесть кардиналов были обвинены в заговоре против Урбана VI; взбешенный папа велел схватить их и поместить вместо тюрьмы в заброшенном подвале в замке Ночера, где находилась его резиденция. Несчастные прелаты находились по пояс в воде; этот подвал, более похожий на канаву, был так узок, что грузный кардинал ди Сангро не мог там даже повернуться. К несчастным были применены методы, введенные в употребления инквизицией. Их мучили голодом, холодом, бросали в воду червей и постоянно допрашивали, побуждая к признанию. Когда они ответили отказом, их подвергли пыткам, и один из них, епископ Аквилы, не вынес страданий и оговорил остальных. Другие продолжали отрицать свою вину, и тогда пытки усилились. От кардинала ди Сангро удалось услышать лишь то, что он страдает заслуженно за зло, которое причинил, по приказанию папы Урбана, архиепископам, епископам и другим прелатам. Когда пытали кардинала Венеции, папа прогуливался по саду мимо окон застенка и громко читал молитвенник, так что звуки его голоса напоминали палачу о приказании мучить жертву. Но тщетно мучители прибегали и к дыбе и к кобыле – признания у кардинала вырвать не удалось. Прелаты сидели в своей ужасной тюрьме до тех пор, пока замок не был осажден одним из противников папы – Карлом Неаполитанским; освобождение было близко, но, на их несчастье, папе удалось бежать, захватив их с собой. Причем во время бегства Урбан приказал убить ослабленного пыткой епископа Аквилы, который был не в силах двигаться в том же темпе, что и остальные; его труп был брошен на дороге без всякого погребения. Другие кардиналы были доставлены в Геную и заключены в тамошнюю тюрьму. Впоследствии один из них, англичанин Адам Астон, был выпушен на свободу благодаря энергичному вмешательству короля Ричарда II, а остальные загадочно исчезли. По одним сведениям, папа велел их казнить, подругам – их повезли морем в Сицилию и по дороге утопили; а третья версия передает, что их зарыли живыми во рву, выкопанном в папской конюшне.

Соперник Урбана, известный под именем антипапы Климента VII, был не менее кровожаден. Когда он был еще легатом Григория XI и назывался кардиналом Робертом Женевским, то из политических соображений поощрял к действию дорожных грабителей. Самым крупным его подвигом была ужасная резня в Чезене; для его характеристики можно вспомнить угрозу, с которой он обратился к жителям Болоньи, обещая «омыть руки и ноги в их крови».

Еще более гибельно повлияла инквизиция на светское судопроизводство. Это влияние пришлось на период, когда выходили из употребления старые варварские обычаи: ордалии, судебные поединки и т. п. – и начало вырабатываться новое право. Судебные системы европейских государств вступили на путь полного изменения, и счастье будущих поколений зависело от характера новых учреждений. И если при этой реформе были почти исключительно избраны худшие образцы, а именно инквизиционный процесс и пытка, которые в течение пяти столетий оставались отличительной европейской чертой уголовного судопроизводства, то мы без всякого колебания можем объяснить это санкцией церкви. Эти приемы проникли всюду, куда проникла инквизиция. Наоборот, большинство народностей, не испытавших инквизиции, сохранило свои прадедовские традиции и самостоятельно развило их, вводя, таким образом, новые обычаи, которые нам кажутся, конечно, очень суровыми, но где мы, по крайней мере, не встречаем инквизиционных жестокостей.

До конца XVIII века в большей части Европы инквизиционное судопроизводство, развившееся в целях уничтожения ереси, было обычным методом, применявшимся в отношении всех обвиняемых. В глазах светского судьи обвиняемый был человеком, стоящим вне закона, виновность его всегда предполагалась, и из него надо было во что бы то ни стало, хитростью или силой, вырвать признание. Так же относились и к свидетелям. Узник, сознавшийся под пыткой, подвергался новым пыткам, чтобы он выдал «других преступников», которых мог знать. Равным образом инквизиция ввела в судебную практику понятие «подозрение в преступлении»; если не удавалось обличить обвиняемого в преступлении, то его можно было наказать как подозреваемого, причем наказание предоставлялось усмотрению судьи и часто равнялось наказанию за преступление. Как назвать всю эту порожденную инквизицией систему, вершившую судьбы беззащитных людей? Она кажется настоящим изобретением дьявола, и недаром знаменитый английский юрист XV века сэр Джон Фортескью назвал ее «дорогой ада».