Текст книги "Байки старого телемастера"

Автор книги: Геннадий Гендин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

– Я, Сергей Давыдович, должен ещё подумать.

– Сколько же ты собираешься думать? Ведь уже прошло 7 минут!

– Я же сказал, мне надо ещё подумать.

И он снова сосредоточенно уставился в потолок.

Ещё через пару минут Георгий Павлович встал с кресла, подошёл к столу, взял в руки часы и объявил:

– Пошла последняя минута!

Жора тяжело поднялся со стула, глубоко вздохнул и выразительно развёл руками.

– Ну так что, ты собираешься что-либо делать?

– Боюсь, Георгий Павлович, что уже не успею.

– Вот видишь сам, Жора, что для получения восьмого разряда надо ещё дорасти.

– Полностью с Вами согласен, Георгий Павлович, полностью согласен. Но если Вы не возражаете, хотя бы ради удовлетворения моего чистого любопытства, не подскажете, что же это за дефект такой, что я не смог найти?

– Представь себе, что дефект не такой уж и сложный. Даже для шестого разряда.

С этими словами Георгий Павлович взял из дежурного набора две лампы, заглянул внутрь ящика, что-то там поколдовал, затем обошёл стол спереди, щёлкнул ручкой выключателя и в позе победителя стал ждать, пока прогреются лампы. Однако лампы прогрелись, но телевизор оставался безжизненным.

Искренне удивленный этим обстоятельством, Самойлов выключил телевизор, ещё раз заглянул внутрь, опять включил его, но ничего не изменилось.

Тогда Жора встал со своего стула, перешёл к столику комиссии, сел в кресло Георгия Павловича, закинул ногу за ногу, демонстративно снял с руки свои часы и положил их на стол перед членами комиссии.

Самойлов тем временем занервничал, начал торопливо что-то переставлять внутри футляра телевизора, но никаких последствий эти его действия не возымели – телевизор продолжал изображать из себя труп.

– Георгий Павлович! – подал вдруг голос Жора – Может, воспользуетесь соответствующей технической литературой или любыми приборами? А то ведь время идёт.

Самойлов стал краснее варёного рака и продолжал судорожно крутить ручки регуляторов. А Жора демонстративно взял часы, посмотрел на циферблат и, как бы ни к кому не обращаясь, произнес:

– Впрочем, ещё есть три минуты чистого времени.

На Самойлова было жалко смотреть. Он схватил стоявший рядом тестер и начал быстро проверять напряжения в контрольных точках. Все напряжения были в норме, но телевизор стоял насмерть, как партизанка Зоя Космодемьянская.

– Увы, десять минут истекли! – изрек Жора. – Так что будем делать?

– Вероятно, в телевизоре возникла какая-то новая сложная неисправность, для устранения которой потребуется более тщательное исследование…, – пробормотал Самойлов. – Я думаю, что будет правильно предоставить Жоре возможность повторить попытку на другом телевизоре…

– А может, я попробую взглянуть?

Жора встал с кресла, обошёл телевизор сзади, не глядя на него, засунул руку внутрь ящика, буквально через пять секунд вынул её и, обращаясь к Самойлову, сказал:

– Может, попытаетесь включить его ещё раз?

– Для чего?

– А вдруг произойдёт чудо?

С этими словами Жора повернул выключатель, и через полминуты экран телевизора засветился, на нём появилось изображение диктора, который приятным голосом произнёс:

– Добрый вечер, дорогие телезрители! Начинаем наши вечерние передачи!

* * *

Целый год после этого мы тщетно одолевали Жору с требованием открыть нам свою тайну, но он постоянно отнекивался, заявляя, что он и сам был удивлён не меньше нас таким финалом.

– Кончай трепаться! Мы тебе клянёмся, что американцу не расскажем. Так что же произошло?

Но Жора был неумолим. И только спустя много времени, когда он собрался переходить из ателье в НИИ радиолокации, на прощальном вечере мы его «раскололи».

Оказывается, «шутка» Георгия Павловича состояла в том, что вместо двух исправных ламп он вставил две другие с полной потерей эмиссии, причём таким образом, что поочерёдная их замена ничего не меняла, а надо было заменить сразу обе.

Жора выяснил это в первую же минуту, выключил телевизор, заменил обе лампы на новые, после чего снял переходной тридцатиконтактный разъём между основным шасси и блоком выпрямителей, оторвал малюсенький кусочек бумажки, проложил его между ножом и розеткой в разрыв минусового провода основного выпрямителя и вместе с бумажкой надел разъём обратно. На всё это как раз и ушло три минуты. А в финальной сцене этого спектакля он просунул руку внутрь ящика, сдернул разъём, вытащил бумажку и снова надел разъём.

* * *

Что же касается Георгия Павловича, он вскоре уволился из ателье. Как принято говорить, «…в связи с переходом на другую работу».

КВН ПЛЮС ВЕДРО ГЛИЦЕРИНА

У меня вопрос ко всем сегодняшним телемастерам: кто из вас ни разу не слышал о такой модели телевизора – «КВН–49»? Ну, понятно, таких нет ни одного. Всё-таки, как-никак, а это легенда нашего отечественного телевидения.

А теперь поднимите руки те, кто лично видел «живой» КВН и при том – работающий? Что-то я не вижу ни одной поднятой руки. А ведь не зря говорят, что лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.

Но вы не огорчайтесь, этот пробел мы с вами сейчас легко исправим. Для этого нам понадобится одна старая газета, школьная линейка, обыкновенные ножницы, простой карандаш и малюсенький кусочек пластилина. Приготовили?

Теперь найдите в газете любую, обязательно чёрно-белую, картинку и обведите вокруг неё карандашом прямоугольную рамку размером 105 х 140 мм, чтобы картинка оказалась в центре рамки. Вырежьте картинку по контуру рамки, а все четыре угла закруглите по радиусу.

Вырезали? Закруглили? Отлично! Остальное уже совсем просто. Подойдите к своему домашнему цветному «Сони», «Хитачи». «Панасонику» или, на худой конец, «Грюндигу» с 73-х сантиметровой диагональю и с помощью пластилинового шарика укрепите вырезанную картинку точно по центру экрана вашего телевизора.

Осталось лишь сесть на ваш любимый диван, с которого вы каждый день смотрите телепередачи, и усилием воли перенестись мысленно назад на 60 лет.

Вот теперь вы смело можете поднять руку в ответ на мой вопрос «…а кто из вас видел…?». Подняли? А теперь быстро её опустите, потому что на самом деле, развалясь на своём любимом диване, вы бы ничего не увидели. А для того чтобы можно было хоть что-нибудь не просто увидеть, а разглядеть, сидеть надо было прямо перед телевизором на расстоянии не более полуметра от экрана и точно по его центру. А если телевизор смотрели сразу втроём, то два боковых зрителя видели то же самое, что видят на сцене театра зрители, сидящие в боковых ложах.

Ну, а если уж и этот эксперимент не помог вам ощутить всю прелесть телевидения пятидесятых годов, то для полноты картины встаньте со своего дивана, возьмите обыкновенный стул, поставьте его в полуметре от наклеенной картинки и просидите на этом стуле неподвижно хотя бы 3…4 часа подряд.

Почему так долго? Потому что все телезрители пятидесятых годов, для которых телевизор был настоящей диковиной, ежедневно смотрели телепередачи целиком и полностью, от первого кадра до последнего, независимо от их содержания.

Ну, а что, по-вашему, телезрителям пятидесятых годов хотелось больше всего? Правильно. Им очень хотелось, чтобы экранчик в телевизоре стал хотя бы чуть-чуть побольше. Но, к сожалению, в эпоху КВНов никаких кинескопов, кроме семидюймового, наша промышленность не выпускала.

И тогда, подтверждая великую народную мудрость «Голь на выдумки хитра», наши отечественные умельцы-Левши придумали… линзу! Нет, нет! Напрасно в вашем представлении возник образ маленькой лупы, через которую вы сегодня разглядываете величину номинала на крохотном резисторе.

Телевизионная линза должна была увеличивать изображение на экране КВНа, а потому и превосходить по размеру это изображение, по крайней мере, вдвое. Ну и в чём проблема? Выпиливаем деревянный пуансон чечевичного профиля, размягчаем в кипятке лист плексигласа соответствующего размера, выгибаем на пуансоне переднюю сторону будущей линзы, даём ей затвердеть, затем обрезаем излишки и приклеиваем эту заготовку к другому, плоскому кругу из того же плексигласа. Вот почти и всё. Остаётся просверлить в месте стыка отверстие диаметром в 5…6 мм и через эту дырочку заполнить внутреннее пространство дистиллированной водой. Теперь затыкаем дырочку резиновой пробочкой – и наша линза готова!

Именно такие линзы были изобретены и впервые изготовлены умельцами из лётно-испытательного НИИ в подмосковном городе Жуковский. Известно, что слава всегда бежит вперёди героя, поэтому очень скоро в стране появились десятки полукустарных предприятий, приступивших к серийному производству усовершенствованных «водяных» линз.

Теперь у меня к вам следующий вопрос: ну и что делать с этой линзой весом почти в полпуда, которую вы сейчас держите в руках?

Понятное дело – установить перед экраном. А как? Самый простой способ состоял в следующем: на линзу надевался металлический обруч, к которому на четырёх регулируемых втулках закреплялись две «кочерги» из железного прута толщиной в палец.

В комплект изделия входили две железные трубки, которые надо было подсунуть под футляр телевизора, а в них воткнуть обе кочерги.

Телевизор КВН с линзой

Линза при этом удерживалась в вертикальном положении за счёт веса телевизора.

Новое изобретение обладало замечательным свойством: чем дальше выдвигали линзу из-под телевизора, тем больше становилось изображение. Используя это свойство, многие телезрители-экстремалы, плохо знакомые с понятиями «статическое равновесие сил» и «центр тяжести механических систем», в своей неуёмной жажде увеличения размеров изображения вытягивали линзу на себя до того самого момента, о котором в любом учебнике механики недвусмысленно говорится: «В некоторых случаях точка равновесия сил может находиться вне геометрических пределов системы».

И когда такой момент наступал, происходило именно то, что и должно было произойти в строгом соответствии с законами статики: центр тяжести системы оказывался вне геометрических пределов системы, линза, обретя собственную силу тяжести, выскальзывала из удерживавших её трубок и устремлялась к полу, опрокидывая попутно навзничь незадачливого экстремала вместе со стулом.

Иногда при этом линза чудом оставалась цела, чаще же она разламывалась на две части по месту клеевого шва и выливала на своего хозяина ведро воды.

Это чудо оптики продолжило своё существование и после появления телевизоров с 9-дюймовыми кинескопами, первым из которых был уже упоминавшийся «Т-2 Ленинград». Правда, для них пришлось выпустить новую линзу увеличенного размера, вмещавшую в своё чрево уже 9 литров (!) воды.

Это обстоятельство для многих оказалось трудноразрешимой проблемой, поскольку в таких количествах аптеки отпускать дистиллировку категорически отказывались, а залитая в линзу водопроводная вода через некоторое время «зацветала», причём эта зелень так прочно прилипала к плексигласу изнутри, что отмыть её становилось просто невозможно. В результате чёрно-белые телевизоры превращались в частично цветные, что создавало полную иллюзию реальности при демонстрации подводных съёмок.

Однако мысль наших самородков-изобретателей не стояла на месте, и очень скоро они сообразили, что коэффициент оптического преломления, скажем, у обыкновенного глицерина гораздо больше, чем у воды. Поэтому если в линзу…

Ну, разумеется. В результате уже через несколько дней после удачно проведённого эксперимента в стране обнаружился ажиотажный спрос на глицерин, притом самой ходовой единицей измерения этого продукта оказалось… одно ведро. О многочисленных приключениях, связанных с линзами, можно рассказывать целый день, но мы завершим это повествование упоминанием об одном нашем Кулибине, который решил удалить из линзы зелень от зацветшей воды весьма нестандартным способом.

Вылив из линзы протухшую воду, он с вечера заполнил её девятью литрами… чистого ацетона, заткнул пробочкой и спокойно лёг спать, справедливо полагая, что утро вечера мудренее.

Тем нашим читателям, которые знакомы со взаимоотношениями ацетона и плексигласа, нет смысла объяснять, чем и как закончился среди ночи этот смелый эксперимент.

ВРЕДНЫЙ КЛИЕНТ ПО ФАМИЛИИ ПЕТЛЮРА

Ремонтники хорошо знают: клиенты бывают разные. Толстые и худые, рыжие и лысые, весёлые и мрачные, щедрые и скупые. Но среди многообразия видов клиентуры обязательно присутствует клиент вредный. Вредность эта проявляется абсолютно во всём, начиная от желания заполучить непременно самого лучшего и опытного мастера, и притом вне очереди, и кончая требованием выдать ему жалобную книгу.

Но вот что самое любопытное: вредность такого клиента никак не связана ни с качеством его обслуживания, ни с вежливостью обращения с ним, ни вообще с какими бы то ни было внешними факторами. Такой клиент родится уже полноценным врединой, растёт вредным в детском саду, матереет в школе и, даже получив по блату золотую медаль (чтобы потом, упаси Бог, преподаватель не был привлечён к суду за несправедливо заниженную оценку его выпускного сочинения всего с шестью грамматическими ошибками), пишет жалобу в прокуратуру на то, что его обманули и подсунули позолоченную медаль вместо настоящей золотой.

И когда такой клиент покупает новый КВН и приходит к вам в ателье ставить его на гарантийное обслуживание, после его ухода, которому предшествовала его первая жалоба в «Книге жалоб и предложений», в ателье объявляется трёхдневный траур, а тому из разъездных техников, в чьём районе проживает новоявленный писатель, коллеги начинают приносить искренние соболезнования.

В данном случае таким техником оказался я, а мой новый клиент, судя по записи в регистрационной карточке, оказался жителем дома номер 37 по Лесной улице посёлка Малаховка гражданином… Петлюрой С.А.

– Ладно, старик, не переживай особо, – утешали меня ребята. – Гарантия-то всего полгода, а ты у нас ещё молодой, может, и переживёшь общение с этой Петлюрой, а там, глядишь, и гарантия закончится, а вот тогда уж и на нашей улице окажется праздник!

Однако настроение моё оказалось сильно испорченным, и, как выяснилось, не зря. Дело в том, что на комнатную антенну, которой комплектовались все телевизоры КВН, устойчивую картинку в его одноэтажном частном доме получить не удалось, и я сообщил Петлюре, что ему необходимо установить на крыше наружную антенну.

Результатом этого моего легкомыслия оказалась вторая жалоба, уже конкретно на меня, в которой Петлюра сообщил, что раз к телевизору придаётся комнатная антенна, техник обязан установить и настроить телевизор, а этот горе-специалист куда-то торопился и не захотел исполнить свой долг.

Напрасно Петлюре пытались объяснить, что существует такое понятие, как зона уверенного приёма. Он ничего не хотел слышать и пообещал написать жалобу в прокуратуру и на меня, и на всё ателье, которое, понятное дело, выгораживает своего недобросовестного сотрудника.

Своё слово он сдержал, и вскоре в ателье на адрес директора пришёл запрос из прокуратуры. Между тем, шёл всего лишь третий день гарантии его телевизора. Дело принимало нешуточный оборот, и директор созвал закрытое заседание выездной группы.

– Вот что, ребята, – сказал он. – Задача перед вами – проще пареной репы: чтобы впредь от этой сволочи обоснованных – я это особо подчёркиваю – обоснованных жалоб не поступало, а необоснованные мы будет транзитом пересылать в Госрадиотрест – пусть они там с ним разбираются. Больше того, добавлю, что даже если такие необоснованные жалобы будут поступать ежедневно, я вас особо ругать не буду, потому что полгода нам наверняка не выстоять.

– А ты, главный виновник, – он обратился ко мне, – в свою очередь пошевели мозгами, не мне тебя учить. Как-никак, это твоя Петлюра, а не моя.

– Вас понял, – скромно ответил я.

– Вот и отлично!

* * *

Заявка на ремонт с жалобой на неустойчивое изображение поступила от Петлюры через три дня.

– Прими мои соболезнования, – сказала мне приёмщица, передавая заявку. – Жалобную книгу я уже приготовила.

– На этот раз жалоба будет необоснованной, – убежденно ответил я. – Завтра у нас какое число?

– Завтра тринадцатое. А в чём дело?

– Значит, завтра у Петлюры и впрямь будет несчастливое число.

– Что это ты такое надумал?

– Сейчас увидишь.

С этими словами я сел рядом с ней, взял петлюрин наряд и написал в нем: «В назначенный день был по заявке номер такой-то у гр-на Петлюры С.А. по адресу: пос. Малаховка, ул. Лесная, дом 37, с 13:20 до 13:40. Владельца телевизора не оказалось дома, на звонки никто не вышел».

Дальше шло подробное описание зелёного забора, формы почтового ящика, места расположения звонка у калитки и даже указывалась порода собаки у него во дворе. Я передал диспетчеру заполненный таким макаром наряд, расписался в нём и посоветовал:

– Обязательно приготовь официальное положение о гарантийном обслуживании телевизоров, ткни его носом в пункт 14-й, где сказано, что отсутствие клиента в назначенный срок классифицируется как ложный вызов, заставь его заплатить за этот вызов 24 рубля, и только после того, как оплатит, прими новую заявку, но не раньше, чем на следующий месяц.

Разумеется, всё вышло точно так, как я предсказал. Петлюра битых два часа бесновался, изрыгал проклятия и обещал всех нас отдать под трибунал, но подготовленная администрация с «Положением» в руках твёрдо держала оборону, и, поняв бесполезность дальнейших атак, Петлюра, стиснув зубы, заплатил в кассу 24 рубля, получил новый наряд и сказал, что в назначенный день будет сидеть дома, не отлучаясь ни на минуту с 6 утра до 12 ночи.

* * *

В назначенный день я приехал на Лесную улицу, крадучись и пригибаясь, подкрался к почтовому ящику Петлюры, незаметно опустил в его почтовый ящик копию наряда, в которой было сказано, что в назначенный день, такого-то числа, с такого-то по такое-то время…

* * *

Петлюра появился в ателье задолго до его открытия, и когда я пришёл, битва была уже в самом разгаре. Как я точно и рассчитал, Петлюра сгоряча допустил главную стратегическую ошибку: он размахивал перед директором копией наряда, уверяя, что из дома никуда не отлучался, хотя эта копия акта и была главным аргументом в мою пользу.

При моем появлении линия фронта сразу же переместилась, однако я, как ни в чём ни бывало, предъявил, помимо петлюриной заявки, ещё три наряда на этот день, два из которых были в Малаховку, а один и вовсе на Лесную улицу. Все заявки были выполнены, на всех были подписи владельцев телевизоров, что однозначно и бесспорно подтверждало факт моего пребывания на Лесной улице именно в этот день и в эти часы. Так что карта Петлюры была бита им же самим, а других козырей у него не было.

Плюясь и чертыхаясь, он был вынужден заплатить в кассу очередные 24 рубля, поскольку без этого новую заявку у него не принимали. А новую заявку приняли только на две недели вперёд.

* * *

В следующий мой визит в назначенный день я обошёл дом Петлюры стороной, поскольку допускал мысль, что он будет целый день стоять на улице в ожидании меня. Однако на улице его не оказалось, что позволило мне незамеченным зайти в дом… к его соседке, у которой также был телевизор и с которой я был хорошо знаком.

– Здравствуйте, Анна Николаевна! У меня к Вам огромная просьба. Тут вот у меня заявка на ремонт к Вашему соседу, Петлюре, но его нет дома. Я уже два раза заходил, но больше ждать не могу, мне ещё надо успеть в Ильинку. Так что, если Вас не очень затруднит, я оставлю копию наряда, а когда он вернётся, скажите ему, что я был, его не застал и просил завтра подъехать в ателье не позже 10 утра.

– Конечно, конечно, не беспокойтесь, я непременно всё ему передам.

– Вот спасибо большое. Кстати, а как Ваш телевизор, в порядке?

– Тьфу-тьфу-тьфу, чтобы не сглазить. После Вашего ремонта вот уже третий месяц хорошо работает.

– Ну и отлично. Привет супругу Вашему.

* * *

Поскольку никакими словами нельзя передать, что за этим последовало, предоставляю Вашей фантазии нарисовать эту сцену. Скажу лишь, что после полуторачасовой истерики Петлюра заплатил в кассу очередные 24 рубля и подписал письменное соглашение в двух экземплярах, в соответствии с которым в новый назначенный срок – ровно через три недели должна была состояться наша встреча у первого вагона электрички на перроне станции Малаховка в 15 часов 00 минут.

Перед уходом Петлюра заявил, что на этот раз никакой случайности не будет, поскольку он придёт на перрон с тремя свидетелями.

В назначенный день я приехал в Малаховку за два часа до оговорённого срока и направился к одному из своих старых клиентов – дежурному электрику местной электроподстанции. Я застал его на работе. Встретил он меня как и подобает клиенту встречать своего постоянного мастера.

– А какими судьбами тебя занесло на подстанцию?

– Понимаешь, Вася, у меня к тебе необычная просьба, и я не уверен, что ты захочешь её выполнить.

– Да ты что! Чтобы я для тебя и чего-то не сделал?! Что нужно?

– Видишь ли, Вася, мне позарез нужно, чтобы ты сегодня с половины четвёртого до пяти отключил электричество по правой стороне Лесной улицы. Ровно на полтора часа, но ни раньше, ни позже половины четвертого.

– А зачем тебе это надо?

– Послушай, Василий, если не можешь – считай, что разговора не было, а вопросы мне не задавай.

– Да нет же, конечно, отключу, о чём речь. Просто интересно.

– Считай, что это мне в голову пришла такая блажь.

– Хорошо! По правой стороне, говоришь? Это не там ли, где живёт Петлюра?

– Какая ещё Петлюра? – очень правдоподобно удивился я.

– Да есть там такая сволочь. Этот гад завёл специальную тетрадку, каждые четыре часа измеряет напряжение в сети, а потом пишет жалобы во все инстанции, когда напряжение было не в норме. Ну да, точно. Правая сторона – это нечётные номера, а этот паразит живёт в доме 37. Наверняка жалобу напишет.

– Так может, не стоит отключать?

– Ещё чего! Пусть пишет, я сейчас в рабочий журнал заранее напишу, что в это время проводил профилактические работы на линии.

* * *

Прямо с подстанции я направился на платформу, проехал на электричке, идущей в Москву, две остановки, вышел из поезда, в привокзальной столовой пообедал и с чувством хорошо выполненного долга стал дожидаться трёхчасовой электрички из Москвы.

В 14:55, как и было предусмотрено письменным соглашением, я, как ни в чём ни бывало, вышел на платформу Малаховка из первого вагона, где меня уже встречал Петлюра. Он и впрямь привёл с собой каких-то двух мужиков в качестве свидетелей на случай, если я не приеду.

Ну, а что было дальше, догадаться не трудно. Мы пришли в дом к Петлюре около половины четвёртого, но не успел я включить телевизор, как неожиданно погас свет. Я выразил Петлюре искреннее соболезнование, отсидел у него полагающиеся по закону 30 минут и даже добавил от щедрости души 10 лишних, после чего с чувством глубокого сожаления сообщил Петлюре, что, поскольку ремонт не состоялся по не зависящим от меня причинам, ему надлежит назавтра приехать в ателье, заплатить 24 рубля за ложный вызов и сделать новую заявку.

Финал этой эпопеи был вполне предсказуем: взбешенный Петлюра категорически отказался платить очередные 24 рубля, за что и был на законном основании и ко всеобщему нашему ликованию официально лишён права на гарантийное обслуживание. После этого он написал ещё около десятка жалоб во все инстанции, но, поскольку наша позиция была неуязвима и непробиваема, в конце концов смирился с поражением. А ещё спустя несколько дней, проходя по Лесной улице, я заметил на калитке у Петлюры небольшое объявление. На листке школьной тетради было написано:

Продаётся телевизор КВН–49.

Новый, с гарантией.

КРЕМЛЁВСКИЙ ТЕРРОРИСТ

Я уже раньше упоминал, что в течение почти двух лет мне пришлось обслуживать телевизионный парк Московского Кремля. Телевизоры в Кремле в ту пору были далеко не в каждом помещении, а только в кабинетах достаточно высоких руководителей. В основном это были хорошо зарекомендовавшие себя «Т-2-Ленинград», а в кабинетах членов Политбюро, Правительства и руководителей Верховного Совета с некоторых пор были установлены самые современные, престижные телерадиокомбайны «Т-3-Ленинград», специально разработанные и изготовленные для этой цели ленинградским заводом имени Козицкого под руководством главного конструктора этой модели Давида Самуиловича Хейфеца.

В комбайнах, помимо телевизора с огромным по тем временам экраном (представляете – 31 см по диагонали!!!), были смонтированы всеволновый радиоприёмник и проигрыватель грампластинок, а также мощный двадцативаттный усилитель с соответствующим громкоговорителем

Было выпущено всего чуть больше 50 таких аппаратов, большая часть из них находилась в кремлёвских кабинетах и на Старой площади, но несколько штук было и в частном владении, например, у Патриарха Всея Руси Алексия, у премьера Косыгина, у министра Госбезопасности Серова, у начальника секретариата Верховного Совета Деркачёва. Все они были «закреплены» за мной, и я отвечал за их бесперебойную работу.

Интересен был сам «техпроцесс» такого обслуживания. Каждое утро я был обязан появляться в проходной Кремля слева от Спасских ворот и выяснять у дежурного, есть ли заявки на ремонт «моих» телевизоров. Если таковые были, ко мне выходил «товарищ» в штатском, забирал мой походный чемоданчик с инструментом и деталями, моё служебное удостоверение, после чего вместо товарища выходил обыкновенный солдат (скорее всего, в чине майора), который сопровождал меня неотступно до самых дверей нужного кабинета.

В кабинете меня уже ожидал товарищ с моим чемоданчиком. Пока я занимался ремонтом телевизора, он делал вид, что с увлечением изучает газету «Советский спорт». Закончив ремонт, я предъявлял ему работающий телевизор с открытой задней стенкой, он внимательно осматривал, не заложено ли в него чего-нибудь лишнего, затем крышка закрывалась под его неусыпным наблюдением, я опечатывал телевизор своим именным пломбиром, и процесс моей транспортировки осуществлялся в обратном порядке. В бюро пропусков мне возвращали чемоданчик, пропуск, подписывали наряд, и я был свободен до завтра

* * *

В тот злополучный день ремонта потребовал телекомбайн «Т-3» в кабинете Ворошилова. Никаких проблем с ремонтом у нас не возникло, поскольку неисправным оказался не телевизор, а кинескоп. Я сообщил об этом товарищу, тот в свою очередь связался с кем-то по телефону, после чего сказал, что объявляется двухчасовой перерыв, пока с московского электролампового завода привезут новую трубку. На этот период мне было предложено погулять по набережной или посетить ГУМ.

Через два часа новый кинескоп был уже в кабинете, я установил его в телевизор, сдал товарищу работу, опломбировал обе задние стенки и с чувством исполненного долга покинул Кремль. Мне и в голову не приходило, какие за этим последуют события.

А события последовали самые неожиданные. Я в те годы снимал комнату в частном доме в районе Преображенки. Поздно вечером, подходя к дому, я увидел во дворе незнакомую темно-серую «Победу». Едва я поравнялся с ней, как открылась задняя дверца, оттуда вылез капитан в форме внутренних войск и скорее утвердительно, чем вопросительно, поинтересовался моей личностью. Убедившись, что я и есть предмет их ожиданий, меня достаточно вежливо, но решительно усадили в машину и на мои недоумённые вопросы посоветовали помолчать во избежание неприятностей.

* * *

Помещение, в которое меня доставили, оказалось обычной «жилой» квартирой в самом обыкновенном неказистом двухэтажном особнячке, каких немало в старых московских переулочках внутри Садового кольца. Входную дверь снаружи никто не охранял, но когда препровождавший меня капитан позвонил в звонок, её открыл солдат с автоматом и, молча кивнув, пропустил нас внутрь. За дверью оказалась маленькая прихожая, в которую выходили три другие двери, одна из которых со стороны прихожей была забрана крупной решёткой. Капитан взял из шкафчика, висевшего над столом охранника, один ключ, открыл им зарешёченную дверь и кивком головы сделал мне знак.

– Может, всё-таки объясните, в чём дело и как это следует понимать? – решил я, наконец, прервать затянувшееся молчание.

– В своё время, – ответил капитан и вслед за этим неуловимым профессиональным движением затолкнул меня внутрь комнаты и захлопнул за мной дверь.

Описать комнату я не могу, поскольку в ней не было ни окон, ни электрической лампочки, и после того, как за мной захлопнулась дверь, я оказался в кромешной темноте.

То, что стучать в дверь и требовать каких-либо объяснений совершенно бессмысленно, я понял ещё раньше и заставил себя набраться терпения и не реагировать никак, чтобы не давать повода применить обычные в таких случаях методы усмирения. Естественно, что и представление о времени у меня оказалось весьма смутным, однако я легко сообразил, что до утра, скорее всего, никто со мной разговаривать не будет.

Так оно и вышло. Когда дверь моего «люкса», наконец, отворилась, в прихожую через одну из открытых дверей лился яркий солнечный свет, вероятнее всего, из окна. Тот же капитан с полным безразличием на лице и так же молча указал мне на раскрытую дверь, в которую я так же молча проследовал. Дверь за мной закрылась, и я оказался один на один с сидящим за столом полковником. К какой из служб безопасности он относился, не могу сказать, поскольку в погонной символике практически не разбирался.

– Садись! – коротко изрёк он, показав на стоящий перед столом стул. – Вот бумага, ручка, пиши всё подробно.

– О чём писать!? – не выдержав, вспылил я. – Кто-нибудь объяснит мне, наконец, в чём дело?

– Не валяй дурака. – спокойно и не повышая голоса, ответил он. – Пиши всё подробно, ничего не упуская, нас интересуют все мелочи и детали.

– Да Вы что, в самом деле?! – заорал я. – О чём я должен писать? Какие подробности?

– Значит, по-хорошему не хочешь, – так же рассудительно резюмировал полковник. – Ну что ж, будь по-твоему, придётся применить другие меры…

– Да при чём тут не хочу? Можете Вы понять, что я не имею ни малейшего представления о том, что происходит, и что Вы хотите от меня услышать?

– Нет, вы только посмотрите на него! – полковник вдруг неожиданно рассмеялся. – Он, оказывается, ни о чём не догадывается! Ну, так я тебе подскажу: опиши подробно, как готовилось покушение на Председателя Президиума Верховного Совета товарища Ворошилова, кто был инициатором, сколько человек участвовало – перечисли всех по фамилиям; как распределялись роли, кому и как удалось пронести в кабинет взрывчатку, какова твоя личная роль в этом гнусном деле. В общем, опиши всё в подробностях, не упуская ни одной мелочи. И учти – я сверю твои показания с показаниями остальных заговорщиков, и если они не совпадут, пеняй на себя!