Текст книги "Качели"

Автор книги: Геннадий Седов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Глава первая

1.

«Неспетая песня моя», – услышала Ксения, схватив трубку назойливо верещавшего телефона.

Звонил Лёньчик.

«Где пропала? Как поживаешь?»

Было семь с четвертью утра. Она ещё не завтракала, успела только принять душ, стояла возле журнального столика полуголая.

– Лёньчик, – произнесла по возможности приветливо, – что у тебя? Давай побыстрей, я тороплюсь.

Ему, оказывается, срочно понадобился телефон Кицисов. Хочет пригласить их на парти в следующую субботу.

«Вас мы тоже ждём! – звучал жизнерадостный его голосок. – Когда возвращается твой благоверный? Приходи в любом случае, мужиков будет достаточно».

Она листала торопливо телефонную книжку: опять Кицисы! Все поголовно помешались на Кицисах…

– Записывай!

Продиктовала номер телефона. Лёньчик не унимался: глупо острил, захлёбывался словами. Поведал об обалденной какой-то сауне под Ашкелоном на минеральной воде из источника неподалёку от моря, куда стоит семейно прокатиться, предлагал выгодную опцию по страхованию автомобиля в агентстве своего приятеля.

– Лёньчик, ты чо? – не выдержала она. – Какая опция? Мы же продали машину, забыл?

Она внюхивалась в запах доносившийся из кухни. Пахло горелым.

«Ё-о моё, действительно, – заржал он. – Вылетело из головы».

– Подожди минуту!

Ринулась в дверной проём, выключила конфорку под объятой паром, прыгавшей на плите кастрюлькой, откинула крышку. Овсянка безнадёжно сгорела. С кухонным полотенцем на плече, дуя на обожженную ладонь вернулась к телефону.

«Слушай, – не унимался Лёньчик, – Ксюшка! Есть классный анекдот».

– Всё, извини! – оборвала она его. – Мне надо бежать.

«Болван! – бормотала влезая лихорадочно в туфли, хватая сумку и не попадая ключом в прорезь замка входной двери. – Трепло ходячее!»

Вспомнила (уже на лестнице), что забыла перед уходом заскочить в туалет. Ни поесть не успела, ни привести себя в порядок. Неслась галопом к остановке и, разумеется, прозевала автобус. Следующий, вообще, куда-то провалился. Опоздала, в результате, на работу, схлопотала выговор от хозяйки.

День начинался с левой ноги. Незадолго до перерыва забарахлил кассовый автомат, пришлось пересесть за свободный, был инцидент с сомнительным чеком – клиент нагло на неё наорал, за обедом она съела какую-то гадость. Смена тянулась бесконечно. У неё устали глаза, и цифры на экране расплывались и ускользали как её разбросанные, беспорядочные мысли.

Идти домой не хотелось. Брела чувствуя чудовищную усталость в духоте медленно остывавшего августовского дня Было желание перешагнуть парапет, лечь лицом в траву газона чтобы ничего больше не видеть и не слышать.

А город, между тем, оживал в ожидании вечерней прохлады. Обрастали людьми прилавки фалафельных и шашлычен, проворные девочки-официантки в фирменных мини-юбочках расставляли весело щебеча столики и стулья посреди тротуара, расстилали скатёрки, ставили вазочки с цветами. Густел поток автомобилей на улицах, вспыхивали там и тут неоновые огни. В посвежевшем воздухе носились ароматы жареного мяса, выхлопных газов, женских духов.

Людская река несла Ксению в лабиринты экзотических улочек Старого города с вереницей магазинчиков, ателье, кафе, ресторанов, под яркий свет витрин, разноголосицу толпы, оглушительную музыку из проносившихся мимо машин с хохочущими подростками. У неё было любимое место – уединённый запущенный скверик между Музеем истории и полуразвалившейся арабской мечетью, на изразцовом куполе которой светился в лунные вечера небольшой полумесяц из тёмной кованой меди. Здесь можно было сидеть невидимкой в полумраке, смотреть на переливчатые огни, думать без помех

Она отыскала в глубине аллеи укромный уголок среди пышно разросшихся кустов олеандра, села на скамейку, вытянула усталые, неподъёмные ноги.

Густел на глазах вечер, наплывала из близкой пустыни ночь, кричали над головой слетавшиеся на ночлег птицы.

Вспомнила в который раз о Кицисе. После субботнего пикника он исчез. Не попадался на глаза, не звонил. Обиделся? Странно. Вроде бы, не из-за чего.

«Кицис, Кицис, Кицис, – выплыло из памяти. – Где вы? Отзовитесь!».

Остро захотелось его увидеть. Поговорить о книгах, музыке, театре. Поспорить как когда-то. Они ведь часто спорили по самому разному поводу, доходили порой до крайности. А настроение всё равно бывало замечательным: рождались в пылу словесных перепалок неожиданные мысли, возникал удивительный подъём в душе, кровь горячо вскипала (Как результат, диспуты неизменно заканчивались в постели).

Вздохнув она откинулась на спинку скамьи.

Розовые в свете дальних фонарей плыли по небу облака, холодил лицо ветерок. Она смотрела в перспективу маслянисто-чёрного шоссе с мигавшими огоньками стоп-сигналов и тоже плыла куда-то. Смежались сами собой веки. «Кицис, Кицис, Кицис», – слышалось отчётливо в гвалте птиц…

2.

В Южном университете бывшего СССР, куда она поступила из-за сумасшедшего конкурса лишь со второй попытки, аспирант кафедры искусствознания Валентин Кицис слыл знаменитостью. Девчонки всех шести факультетов взахлёб говорили о нём. О его воспитанности, манерах. Его умении модно и со вкусом одеваться – исключительно во всё импортное. О его артистических успехах на сцене самодеятельного студенческого театра, где он играл роли героев-любовников. О притягательной, мужественной улыбке красавца и победителя.

Жгучий интерес женской университетской половины к синеглазому кумиру подогревался необъяснимым и волнующим обстоятельством: публично демонстрируемой верностью единственной даме – при таком-то сонмище соискательниц! Было над чем поломать голову. Ладно бы дама была как дама. А то ведь серенькая невидная птичка с исторического факультета, старообразная, с невыразительным личиком, уступавшая по всем статьям ослепительному спутнику.

Их видели вместе на факультетских вечерах, в плавательном бассейне, на танцах по субботам в парке Дома офицеров, на репетициях студенческого театра. Стоило где-то появиться Кицису, рядом непременно оказывалась птичка.

Слухи по этому поводу ходили самые невероятные. Новая Ксенина подруга по общежитию геологичка Женечка, писавшая Кицису любовные письма в стихах изменённым почерком, всерьёз уверяла, что кумир повязан какой-то давней клятвой с генеральской семьёй птички, оказавшей в своё время гонимым за что-то родителям Кициса важную услугу, чуть ли ни спасших их от суда.

– Пойми, дело в его порядочности! – нашептывала в темноте тесной четырехкоечной комнаты общежития стараясь не разбудить спящих соседок. – Верность слову, понимаешь?

В принципе, всё могло быть. Женечка с её двухлетним стажем влюблённости копала основательно в подноготную Кициса – раздобывала сведения о нём где и как только могла. От неё Ксения – под величайшим секретом! – узнала о каком-то наследственном недуге кумира. Что-то с механизмом центральной нервной системы. Внешних признаков никаких. Это как бомба замедленного действия, может проявиться внезапно. Отсюда его необычный темперамент.

– Ну, ты понимаешь…

Щёки у Женечки пылали, голос дрожал.

Незадолго до Нового года она потащила Ксению смотреть Кициса в новой сценической роли, принца Гамлета. Спектакль студентов собирались везти на смотр самодеятельного художественного творчества в Москву, рассчитывали, как минимум, на диплом, а по максимуму на лауреатство, шуму вокруг было до небес, на премьеру пригласили кучу почётных гостей, руководивший самодеятельным коллективом народный артист Гладильщиков направо и налево давал интервью, местный драмтеатр уступил студентам свою основную сцену.

Женечка совершила невозможное: добыла пригласительные билеты в третий ряд партера, у самого прохода, не без тайного расчёта, как догадалась Ксения – опередить в конце спектакля всех, кто ринется на сцену обниматься и дарить цветы. Она была полна решимости быть у рампы первой. Взволнованно улыбавшаяся, в платье с кружевным воротничком, держала на коленях букет темно-бордовых роз купленных за бешеные деньги в разгар зимы на рынке, стоивших ей половины стипендии.

– Странно, почему они не начинают? – вскидывала густо накрашенными ресницами. – Уже половина девятого…

Ксения чувствовала себя безмятежно. Сосала леденец, разглядывала публику. Царившая вокруг нервическая обстановка нисколько её не занимала. Миром её увлечений был спорт. Это началось ещё в школе – она хорошо бегала, плавала, играла в волейбол. В университете увлеклась прыжками в воду – у студентов был свой плавательный бассейн, штатные тренеры. Она быстро вошла в число ведущих прыгуний с трамплина, была кандидатом в мастера спорта. Не уговори её Женечка, в жизни бы не пошла ни на какую самодеятельность: зря только время терять. Собираясь в театр заранее настраивала себя на скуку, и просчиталась. Спектакль оказался замечательным, студенты играли великолепно, и лучше всех пассия Кициса с исторического факультета (Ксения впервые узнала по театральной афишке её имя: Алла Горячева)

Её Офелия словно парила невесомо тоненькой фигуркой над сценой, была трогательной и беззащитной. Удовольствием было слушать её негромкий, мягкого тембра голос, следить по выражению лица, как живо, глубоко воспринимает она реплики партнёров. Это была настоящая актриса, свободная, уверенная в себе. Игравшая почти без грима выглядела потрясающе красивой – ничего общего с непривлекательной птичкой, какой казалась всегда в обществе неотразимого спутника.

Зато спутник на сцене неожиданно потускнел. Датский принц в исполнении Кициса был назойливо картинен. Опускал то и дело в задумчивости голову давая возможность тщательно завитым локонам эффектно падать на лицо, с излишней страстностью декламировал текст.

Но любовь, как известно, слепа. Было ощущение, что никто в зале, кроме неё, этого не замечает. Едва отзвучала последняя реплика Фортинбраса: «Войскам открыть пальбу!», поклонники и поклонницы завыли от восторга, окружили толпой сцену и чуть ни полчаса нестройно и восторженно орали: «Кицис! Кицис!». Десяток девиц карабкались спотыкаясь на каблуках с букетами и сувенирами по боковой лесенке, и во главе их – Женечка. Она первая впихнула кланявшемуся на авансцене кумиру поникшие у нее на коленях розы, которые горе-Гамлет немедленно передал скромно стоявшей рядом Офелии…

3.

На зимние каникулы Ксения полетела в Мурманск, проведать и поддержать мать. После перенесенной операции, похоже, наступило улучшение: мама неплохо выглядела, стала прибавлять в весе. Отчим, капитан рыболовного сейнера, сутками пропадал в доке, где ремонтировалось перед путиной его судно, и они коротали время вдвоём. Перешивали что-то из вещей, готовили еду, лежали обнявшись на диване, смотрели телевизор. Идти было некуда и не хотелось – за окнами мела пурга, стояла полярная ночь. Забредали изредка на огонёк мамины школьные сослуживицы, педагоги старших классов. Сметали в прихожей снег с меховых шапок и дублёнок, стучали дружно каблуками о коврик. Мама рассаживала гостей, неслась к буфету, доставала бутылку «Столичной», хрустальные рюмки, извлекала из холодильника литровые банки с домашними разносолами, подмигивала заговорщицки подругам:

– Гульнём, бабоньки! Где наша ни пропадала!

Пить ей было нельзя, она лишь пригубляла рюмку. Разгорячённые гости шумели за столом, обсуждали школьные новости. Закипал на плите чай, мама сама разливала его из пузатого чайника в расписные позолоченные чашки. Женщины благодушествовали, хвалили мамино варенье, выпивали по рюмочке вишнёвого ликёра, долго прощались в передней.

Глядя на мать Ксения думала: ничего-то в ней не осталось еврейского, ни в облике, ни в речи. Типичная северянка с экзотической фамилией Ройтман.

В доме была неплохая библиотека – отчим не жалел денег на книги, и Ксения навёрстывала упущенное, читала до трёх, до четырёх ночи.

– Как же это ты так у меня опустилась? – притворно-строго говорила мать. – «Мастера и Маргариту» не читала! Будущий библиотекарь!

Её интересовала интимная Ксенина жизнь. Боясь показаться нескромной начинала издалека, с житейских случаев, туманных намеков…

– Мама-мама, – теребила её за плечи Ксения. – Ну, чего ты хитришь? Ну, видно же, ей богу! Ну, нет у меня никого! Честное благородное слово!

– Как это нет! – пугалась не на шутку мать. – Ты что, урод?

– Да не в этом дело! – отбивалась смеясь Ксения. – Сейчас нет! В данную минуту! У меня же студенческая спартакиада на носу, мне норматив мастера спорта нужно подтвердить! Кровь из носу! Ясно!

На самом деле она пережила за время учебы два романа. Один с однокурсником, закончившийся обоюдным охлаждением, другой с тренером Павлом, за которого едва не выскочила замуж.

У Павла была мечта: уехать заграницу. Заработать валюту, купить машину, приодеться. «Обарахлиться», как он выражался. Цели своей он добился: оформил контракт на шесть лет по линии министерства высшего образования на работу в Анголу, предложил Ксении расписаться и ехать с ним.

Она колебалась. Павел был первым мужчиной, пробудившим в ней чувственность. Звёзд с неба он не хватал, читал одни детективы, стоически терпел, когда она ставила на проигрыватель пластинки с любимыми композиторами: Моцартом, Григом. В нём была надёжность. Не выпивоха, не бабник, руки золотые: в два счёта починит электроплитку, утюг, врежет в дверь новый замок. Идеальный спутник жизни.

Что-то, однако, мешало дать согласие, труднопреодолимый какой-то порожек. Был случай, они решили провести неделю в профсоюзном пансионате на Сыр-Дарье. Сняли деревянный домик на сваях, ловили рыбу, катались на лодке. На третьи сутки она затосковала: им не о чем было говорить. Павел бегал вдоль берега трусцой, копал в высохшем болотце за оградой червей, вырезал по вечерам охотничьим ножом трости из бамбука на сувениры приятелям. Она слушала на крылечке транзистор, отмахивалась от роившихся вокруг комаров. Думала с досадой глядя в открытую дверь, где он воодушевлённо трудился над очередной тростью: бесчувственный чурбан! рационалист! Пока не доделает дурацкую палку, о её существовании не вспомнит.

Мир Павел, точно, собой не заслонял. В глубине души она сознавала: проживёт спокойно без него. Не затоскует, не помчится сломя голову едва лишь он позовёт. Могла вообразить себя с другим мужчиной, неважно, с кем именно – главное, что это не выглядело невозможным: почему, собственно говоря, нет?

В Анголу он уехал один, они переписывались. Павел на что-то надеялся, она его не разочаровывала: не знаешь как повернётся жизнь, верный мужчина на запасном пути никогда не помешает…

За несколько дней до её отъезда из Мурманска, в пятом часу утра в спящей квартире раздался телефонный звонок. Первым у телефонного аппарата оказался разбуженный отчим.

– Ксения, – отворил дверь в её комнату. – Там тебе звонят по междугороднему…

Полусонная, натянув на плечи одеяло она прошла к телефонному столику, взяла трубку.

«Минуту, сейчас будете говорить»… – услышала голос дежурной телефонистки.

Переминалась на холодном полу босыми ногами, придвинула кресло, села. В трубке прозвучал срывающийся Женечкин голосок:

«Алло! Ксюша? Это я! Не перебивай, ладно? Я с междугородного пункта, звоню по талону… У меня только семь минут»…

На линии потрескивало, попискивало, переговаривались какие-то посторонние голоса. Она подтянула ноги к подбородку, закуталась плотнее в одеяло.

«Ксюша! – с чувством говорила Женечка. – То, что я тебе сейчас скажу, должно остаться между нами, об этом не должен знать ни один человек. Иначе произойдёт трагедия!»

Женечка на том конце провода торопилась, глотала слова.

«У нас с ним произошло, понимаешь! Он меня взял как женщину. Уже несколько раз… Я тебя, наверное, разбудила, да? Ксюшенька, родная, прости! Я так счастлива! Только умоляю, слышишь? Никому ни слова! Обещаешь?»

Из спальни вышла заспанная мать, спросила вполголоса:

– Что-то случилось, дочка? Кто звонит?

Она махнула рукой:

– Иди, всё в порядке.

И, следом, в трубку:

– Кто, чёрт возьми, взял тебя как женщину? Ты хоть знаешь, сколько сейчас времени?

«Как ты не поймёшь, Ксюша! – послышался ответ. – Это же он! Неужели не догадываешься? Он, он!»

В трубке проскрипела мембрана, механический голос телефонистки произнёс:

«Абонент, ваше время истекло!»

Раздались короткие гудки.

4.

О грехопадении Кициса говорили в те дни не меньше, чем о последовавшем вскоре падении Берлинской стены. Говорили в основном университетские женщины. Им, что называется, наплевали в душу. Идеальный мужчина, рыцарь без страха и упрёка оказался на поверку заурядным потаскуном, каких вокруг пруд пруди. Почуял поблизости бабский подол, и разом сделал стойку. Тьфу!

Публика ожидала дальнейшего развития событий, и они не замедлили последовать. Продолжавшая хранить тайну отношений с Кицисом Женечка тайно сделала аборт. Тайна немедленно сделалась всеобщей.

«Что-то нас ждёт впереди?» – злорадствовали мигом возненавидевшие Кициса оскорблённые поклонницы.

Кумир ничем себя не выдавал. Связь с геологичкой не афишировал, продолжал как ни в чем не бывало появляться с прежней пассией. Осчастливленная Женечка честно держала язык за зубами доверяя под величайшим секретом подробности отношений со знаменитым любовником ей одной: знала, что она не проболтается.

Подругу было не узнать. Куда девалась большеротая, с наивной чёлкой на лбу провинциалка по любому поводу удивленно распахивавшая глаза? Любившая восклицать: «Ну ты!» и «Ой, это прямо!..» У неё изменилось всё: походка, причёска, глаза, способ выражать мысли. Как заметил редактировавший университетскую юмористическую газету «Колючка» признанный сердцеед и остряк Эдик Акопян: «Я снова поверил в Дарвина. Эволюция может творить чудеса». Чего не смогла достичь вузовская система воспитания и дружески опекавшая чокнутую геологичку Ксения сделали любовь и страсть.

– Я буду достойна его, вот увидишь, Ксюша!

Женечка стала посещать открытый для школьников старших классов дневной музыкальный лекторий «Знаете ли вы классическую музыку?» (Кицис играл на фортепиано). Вечно голодная как крыса, стрелявшая где только можно десятку взаймы сшила в ателье Дома офицеров, самом дорогом в городе, шикарный костюм из серебристо-бежевого итальянского велюра в котором появилась на факультетском вечере подобно Золушке из сказки Перро.

В воздухе запахло грозой: у Женечки появились поклонники – такое и во сне не могло присниться! Причём, не завалящие неудачники готовые на любой вариант, нет! Ребята из первого эшелона, имевшие богатый выбор, и в их числе богач и кутила Эдик Акопян, в активе которого значились собственный мотоцикл «Иж-350» и любящий папа торговавший пивом на городском рынке.

Женечка повела искусную игру. Не строила из себя недотрогу, поклонников сходу не отвергала. Позволила Акопяну сводить себя вечером на шашлык и белое вино в «Стекляшку» с последующим провожанием на заднем сидении мотоцикла, но, однако, без заезда в Эдикину холостяцкую кооперативку, о чём редактор «Колючки» её всю дорогу умолял. Душу свою и тело Женечка берегла для единственного избранника…

5.

Странная, необъяснимая вещь – чувство, в жизни не угадаешь, какое выкинет коленце. Он же совершенно Ксении не нравился. Нисколечко!

Как-то ей навязали со стороны кафедры физкультуры поручение: провести воскресный однодневный турпоход в Голубиное ущелье в окрестных горах. В группе оказался Кицис окончивший к тому времени аспирантуру, читавший курс по истории театра на искусствоведческом отделении филфака. Рядом, разумеется, была Алла.

Ксения наблюдала за ними – в автобусе, перевозившем группу на горную турбазу, во время пешего перехода с несколькими запланированными подъёмами, спусками и короткими привалами.

Они выделялись среди остальных участников похода – бросавшейся в глаза спортивной формой, горными ботинками импортного производства. Кицис с чудным ровным загаром на лице был в ярко-алой штормовке и вязаной тирольской шапочке, с биноклем на шее.

На одном из привалов, когда она обходила закусывавших с аппетитом туристов, парочка предложила ей горячего кофе из термоса.

Она присела рядом.

– Посмотрите, какая красота! – протянул ей бинокль Кицис показывая на маячивший вдали, выветрившийся от времени горный кряж. – Замок графа Монте-Кристо.

Из вежливости она посмотрела.

– Да, очень красиво, – вернула бинокль. – Спасибо за кофе!

Алла в разговор не вмешивалась. Сидела на скальном выступе подставив лицо солнцу с закрытыми глазами. В неброском ее облике, вновь отметила про себя Ксения, был неуловимый шарм.

Всю оставшуюся часть пути Кицис крутился неподалеку. Похвалил за качество её спортивный костюм.

– По-моему, фирменный «Адидас». Я не ошибся?

Изумился, узнав, что костюм пошили для сборной команды спортсменов университета где-то, кажется, в Вологде.

– Вологда, это в Южной Америке?

– В штате Техас, – отзывалась она.

Кицис распустил хвост, откровенно флиртовал. Слушая его, что-то наобум отвечая она спрашивала себя: чем влюбил в себя голубоглазый доцент кучу университетских дур? Женечку? (А теперь еще, как говорили, преподавательницу английского Голенпольскую). Неужели только внешностью? Что так властно держит возле него неуловимо отмеченную качеством породы одарённую молчаливую Аллу? Несмотря ни на что?

Алла не обращала внимания, как ведет себя любовник. Рвала по дороге цветы, садилась в окружении дурачившихся парней на придорожный валун, ждала смеясь, пока очередной фотограф щёлкнет затвором камеры. Позволила Кицису, когда на обратном пути похолодало, накинуть на плечи шерстяной плед. Казалось, она нисколько его не ревнует, зная чего-то, чего не знают другие. Или ей было всё равно.

Дальнейшего знакомства с ними не последовало. Вежливо здоровались при встрече, могли перекинуться парой слов, и не больше. А жизнь тем временем бежала дальше, плела свою нить созидая неумолимо Ксенину судьбу. Подошло время выпускных экзаменов, она получила диплом библиотечного работника. А перед этим умерла мама, внезапно, во сне. Отчим ловил треску где-то в Атлантике, прилетел спустя три дня после похорон, все заботы легли на неё. Каменно отрешённая, в тёмной косынке по самые глаза заказывала гроб, оформляла бумаги, закупала продукты и водку для поминок. Так было легче, чем сидеть в гостиной у обеденного стола, на котором лежала в гробу со сложенными на груди руками восковолицая женщина с маминым лицом…

Большая часть выпускников библиотечного факультета избрала местом будущей работы районы Сибири и Дальнего Востока разумно посчитав, что, один чёрт, госкомиссия по распределению лучшего региона всё равно не предложит, а так хоть по праву добровольцев можно получить от государства небольшую дотацию на первичное обустройство, бесплатный билет до пункта назначения, суточные.

Ксению распределение не волновало: куда пошлют, туда пошлют. А вышло так, что она осталась в Южном. За неё горой встало местное спортивное руководство не желавшее отпускать на сторону перспективную спортсменку побеждавшую под флагами республики на престижных соревнованиях. Так она получила место заведующей отделом редких рукописей Государственной публичной библиотеки. Не желая того, по блату…

Разъезжались кто куда выпускники. Уезжала к месту новой работы, свободной и незамужней, дипломированный инженер-геолог Женечка. Все её мечтания и фантазии, попытки культурно и нравственно возвыситься до любимого человека пошли прахом. Кицис год уже как был женат на Алле, у них был ребёнок, с Женечкой он больше не встречался.

Накануне её отъезда они решили посидеть где-нибудь вдвоём. Выбрали любимый студентами недорогой ресторанчик неподалёку от университета, заказали бутылку шампанского, котлеты по-киевски, фирменное мороженое – кутить, так кутить!

Был душный вечер перед дождём, в зале стоял полумрак, горели только настенные бра. Знакомый официант Алик зажёг на столике три свечи в подсвечнике, пожелал приятного аппетита.

– Ну, – подняла бокал Ксения, – давай! Зa всё хорошее! Чтоб не забывать друг друга!

– Я тебя, Ксюша, никогда не забуду! – горячо отозвалась Женечка! – До гробовой доски!

Привстала чокаясь с мокрыми глазами.

Они прожили вместе бок о бок пять лет, считались подругами, но только сейчас, глядя на залитое слезами лицо Женечки утомлявшей её часто приставаниями и откровениями, Ксения поняла, какой Женечка, в сущности, чистый, цельный человек, как они близки.

В зале танцевали, пели, играла музыка. Возникали в разных местах пьяные стычки, кого-то повели мимо их столика с завёрнутыми за спину руками милиционеры. Крутилась рядом бессмысленно-улыбавшаяся личность в ковбойке со взъерошенной шевелюрой, приглашала Ксению на танец. Она отказывалась, говорила, что не танцует.

– Давай, я с ним пойду! – дурачилась захмелевшая Женечка. – На рок-н-ролл! Ради хохмы! А, Ксюш?

В конце вечера погрустнела, смотрела пристально в окно, где шелестел в каштановой листве тихий дождь.

– В одном тебе завидую, – говорила вполголоса. – Ты можешь его случайно встретить. На улице, в кино. А мне уже не придётся. Никогда… Он тебе не нравится, я знаю. Но когда-нибудь ты поймёшь, какой это удивительный человек. Он так много мне дал! Господи, ведь я была дуб дубом, Ксюша! Думала, что любовь это наши кобели из мужского общежития. Которым всё равно: где, как. Хоть под забором. А он мне руки целовал, называл «моя королева». Королева, представляешь? Скрипку от альта не могу отличить…

Они бежали под проливным дождём к автобусу накрывшись болоньевым плащиком Женечки, вымокли до нитки. Сушили волосы под феном в полупустой комнате общежития с несколькими не вынесенными кроватями, хихикали как дурочки вспоминая общие приключения, шептались в темноте, долго не могли уснуть.

У Женечки был ранний самолёт. Когда Ксения пробудилась на другое утро с головной болью в затылке, соседняя кровать была пуста. На голом, без постельного белья пружинном матраце лежал свёрток и записка сверху: «Носи на здоровье, я тебя очень люблю».

Развернула свёрток. В нём лежал свежевыглаженный, аккуратно свернутый костюмчик из итальянского серебристо-бежевого велюра…

6.

Поди, знай, как повернётся жизнь, какой неожиданный преподнесёт сюрприз. Исчезнувшая Женечка точно передала ей по наследству вместе с велюровым костюмчиком мысли об идеальном любовнике. Наваждение, не иначе: не выходил из головы.

«Что, чёрт возьми, происходит? – казнила себя. – Какое мне дело до этого человека?»

Дошло до полного идиотизма. Похолодела войдя в разгар рабочего дня в читальный зал для учёных, увидев за столиком склоненного над книгой доцента. Кинулась к двери, сидела с бьющимся сердцем у себя в закутке. Вскочила, направилась в отдел регистрации. Отыскала в картотеке его формуляр, стала просматривать список литературы, который он последнее время запрашивал. Тема во всех случаях была неизменной: русский театр восемнадцатого-девятнадцатого веков, миновать её отдел Кицис не мог.

«Думай, Ксения, думай»…

Сила воли у неё всё же была. Ожидаемая встреча, нюансы которой анализировались потом на досуге, завершилась без ущерба для самолюбия. Она, пожалуй, даже взяла над ним верх. Не оплошала, во всяком случае.

– Вот это да! – вскинул он картинно руки на пороге хранилища (был в джинсовом костюме и ярко-красной водолазке). – Если не ошибаюсь, наша прекрасная спортивная руководительница по горным тропам?

Шагнул к конторке приятно благоухая лосьоном.

Что-то в ней сработало – как перед прыжком с вышки.

– Здравствуйте! – окинула взглядом. – Если не ошибаюсь, ценитель красивых горных пейзажей?

Усмешка у него на лице погасла.

– Почему, кстати, вы сравнили тогда хребет, помните, мы смотрели на него в бинокль? С замком графа Монте-Кристо? Вы имели, вероятно, ввиду замок Иф, да? Где Монте-Кристо держали в заточении. Он, по-вашему, был красив? Так написано у Дюма, да? Садитесь, пожалуйста…

Кицис смотрел на неё с недоумением.

– А вы злючка. Помните до сих пор то, что я сказал…

– …три года тому назад, – подсказала она.

– Слово в слово! – съязвил Кицис. – Можно подумать, вы держали в лифчике подслушивающий аппарат.

– У меня абсолютная слуховая память, – Ксения очаровательно улыбалась. – И, кроме того, я тогда была без лифчика.

– А сейчас?

Игра, судя по всему, ему нравилась, он ласкал её взглядом.

– Давайте вашу бумагу.

Картинно склонившись он протянул заполненный бланк:

– Прошу…

– Репетируете новую роль? – пробегала она глазами письменное ходатайство на имя руководства библиотеки быть допущенным в отдел редких рукописей.

– С театром покончено, – он грустно улыбнулся, – актёра из меня не вышло. Может, получится театровед. Впрочем, кто знает?

Она подняла глаза: перед ней сидел незнакомый Кицис. Простой, милый, беззащитный, нуждавшийся в понимании. Стало не по себе, глупостью показалось собственное ненатуральное кривлянье.

Он заговорил о диссертации. Очень нужен сопутствующий материал. Элементы театрализации народного быта: праздники, обряды, игры. Всё это по сути театр, во всём присутствует игра, сюжет…

Увлёкся, ораторствовал. Она делала пометки в блокноте, прикидывала какой следует искать источник.

«Что, интересно, будет дальше?»

За дверью выстроилась очередь. Несколько раз она пробовала его остановить, тщетно: Кицис летел на волне вдохновения, мысли рождались у него одна за другой.

– О-го! – глянул на часы. – Простите, ради бога! Я, кажется, увлёкся.

– Пустяки, – заметила она. – Главное, мне понятно, что именно вам нужно подобрать.

– Огромное спасибо! – он схватил её за руку. – Скажите, мы могли бы продолжить завтра? Найдётся у вас свободных час-полтора? Меня невероятно поджимают сроки, я просто не успеваю вовремя представить учёному совету автореферат. Защиту могут отложить как минимум, на год.

Смотрел с мольбой:

– Пожалуйста, Ксения!

Она была в замешательстве. Выхлопотала на завтра отгул для участия в контрольных соревнованиях прыгунов в воду, по результатам которых формировалась сборная команда на летнюю Спартакиаду профсоюзов. Маячила перспектива прокатиться за государственный счёт в Прибалтику на двухнедельные сборы…

– Хотите, встану на колени?

Опустился картинно на пол с воздетыми руками.

«Буду нужна, пригласят и так, – мелькнула мысль. – Господи, какой чудак!».

– Встаньте, – улыбнулась. – На вашем месте я бы не бросала сцену.

Кицис отряхивал джинсы.

– Насколько я понял, вы согласны.

– Согласна.

– Не сомневался, что вы сдадитесь..

– Мне нетрудно передумать, – вспыхнула она. – Тем более, что завтра у меня отгул.

Он снова сделал попытку опускаться на колени.

– Хорошо, хорошо, – засмеялась она. – Ваша взяла. Встретимся во второй половине дня. Скажем, в половине четвёртого…

7.

Благоговевшая перед ней Женечка в жизни бы не поверила, что через неделю после возобновления знакомства с университетским кумиром Ксения станет её преемницей.