Текст книги "Россыпь"

Автор книги: Геннадий Конюков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

Своя ноша не тянет

Поближе к весне, как только отпустили морозы, Гарпан Еремеевич надумал поехать в город. Кана́ли ноги, и надо было обследоваться в диагностическом центре, заодно проведать сына с невесткой. И хотя сын сообщил, что находится в командировке, это никак не расстраивало его планы – невестка Тая дома. А пока обследуется , вернётся сын. Ехал он к ним не впервые и знал, что добираться нет никаких проблем – от автовокзала на такси можно подъехать к самому дому, останется только подняться на второй этаж. Если и была, какая проблема, так это лишь стронуться с места.

– Мать, собирай-ка гостинцы детям! – распорядился Гарпан Еремеевич, подавая жене новый, ёмкий рюкзак. Объявлено было торжественно, как твёрдо принятое решение.

В самый низ рюкзака Гарпан Еремеевич заложил целого гуся из морозилки, ощипанного и опаленного, завёрнутого в непротекаемый пакет, а дальше предоставил волю Марковне. И та расстаралась: доставала из подполья и погреба баночки-скляночки со всевозможными соленьями и вареньями, обматывала чистыми тряпицами, чтобы не побились в дороге, бережно укладывала их в рюкзак, который распухал на глазах. Гарпан Еремеевич поглядывал на хлопоты жены уже настороженно, но не вмешивался. «Больше того стекла» – только и проворчал он вполне лояльно, зная, что в банках достойное содержимое.

– Ей сейчас солёненького захочется… – как бы между прочим, обмолвилась Марковна, держа у груди две банки с отборными молоденькими груздочками и вопросительно глядя на мужа. Гарпан Еремеевич усмехнулся: проговорилась, старая, знать, хорошую новость готовят они ему в качестве сюрприза, да всё выжидают чего-то…

– Толкай! – И обречённо махнул рукой, для себя решив, что ради невестки готов будет справиться и не с таким грузом, представляя себе, как Тая будет рада – она всегда радовалась гостинцам из деревни, как ребёнок.

Гарпан Еремеевич попробовал рюкзак на вес: «Ого! Не убавить ли…» Но так всё добротно, любовно, компактно уложено, что убрать – как от себя оторвать. «Как-нибудь довезу… Своя ноша не тянет», – поведал он народную мудрость снаряжённому в путь рюкзаку и стал собирать в чемоданчик всё необходимое в дорогу.

Скоро просигналила машина и на пороге предстал Сашка, свой парень, сельчанин, с которым днём раньше договорился Гарпан Еремеевич. Сашка, шустрый, ладно скроенный малый, постоянно улыбающийся, с рединкой в передних зубах, которой он ничуть не стеснялся и которая придавала его улыбке задорное выражение, собрался тоже к автобусу на своей «таблетке» встретить из города брата.

– Карета подана, – объявил Сашка, широко улыбаясь. – Просим занять место. Это в машину? – Кивнул он на рюкзак и, не дожидаясь ответа, легко вскинул его на плечо.

До трассы часа четыре ехали зимником через хребты, и тряскую дорогу скрашивало «Авто радио» – всё такие хорошие песни, что Гарпан Еремеевич отдыхал душой.

К рейсовому автобусу едва не опоздали – посадка закончилась, и дверь автобуса была уже закрыта. Вовремя сообразив, Сашка с ходу сделал объезд готового вот-вот тронуться автобуса, выпрыгнул из кабины и замахал водителю рукой, затем выхватил из салона рюкзак, помог Гарпану Еремеевичу погрузиться и только потом пошёл здороваться с братом.

В автобусе было полно народа. Юноша, сидевший напротив входной двери, незамедлительно уступил место Гарпану Еремеевичу, как будто специально держал место для него, а сам втиснулся на заднее сиденье между таких же, как он, молодых парней. Судя по их раскованным репликам, все из одной компании. И Гарпан Еремеевич воспринял этот жест с чувством благодарности. И вообще он испытывал сейчас в себе нечто похожее на умиление к этим молодым людям, какие они приятные и, что немаловажно, любезные. И он подумал, что, наверное, все они ушли далеко вперёд по жизни, а он, вероятно, безнадёжно отстал в своей глуши. Это кум Арсений всё ворчит на нынешнюю молодёжь. Как будто сам в своё время не был руган старшим поколением – такое водилось во все времена. «Мы – то сами, молодые, только вкалывать и умели – руками да спиной, а сейчас вот они работают больше головой…»

Говорят, первую половину пути человек думает о том, что оставил, вторую – о том, что впереди. И хотя Гарпан Еремеевич был уже наверняка на второй половине, думал он, скорее о том, что оставил или собирался оставить. Всё чаще приходила мысль о переезде в город, да и сын постоянно напоминал ему о том же. Эта мысль занимала его и сейчас. Хватит сопки ломать, походил своё, Еремейка! Столько безвинной крови пролито – в церковь идти надо! В последнее время любую зверушку жалко стало… Годы, да что годы – вся жизнь в тайге! И почему-то, как ни странно, даже нисколько не разбогател, только болячки себе нажил…

Город встретил его строем машин и множеством народа на привокзальной площади. Вероятно, был как раз час пик или только что прибыл поезд – автовокзал примыкал к железнодорожному вокзалу.

Гарпан Еремеевич вспомнил напутствие жены перед выездом: «Ты уж там в городе-то с деньгами поаккуратней, народ разный…». Имела ввиду, как он понимал, не затраты, а сохранность, и усмехнулся: здесь только того и ждут, когда он приедет, чтобы залезть к нему в карман. Недалеко от того же кума Арсения ушла, у которого все люди – воры, да наркоманы…

Гарпану Еремеевичу помогли выгрузиться те же молодые люди, и он опять же был благодарен такой обходительности.

Не желая мять новую куртку, он, подхватив рюкзак за петлю одной рукой, в другой держа чемоданчик, пошёл в сторону стоянок такси, но вскоре понял, что так не получится: рука занемела, надо было надевать рюкзак за плечи.

– Тяжело, батя? – вдруг услышал он рядом голос.– Давай, помогу?

Повернув голову, Гарпан Еремеевич увидел парня в куртке и вязаной шапочке, идущего в одном направлении с ним. Гарпан Еремеевич поставил рюкзак и, несколько удивлённый любезностью молодого человека, смерил его взглядом с дружелюбным интересом.

– Помоги, помоги, коль не шутишь, – с достоинством отвечал Гарпан Еремеевич.

Парень подхватил рюкзак за лямки на одно плечо.

– Далеко нести-то?

– Не так, до стоянок такси.

– Мне туда же, – сказал парень.

Они шагали вровень, но встречный люд и те, которые впереди, мешали идти таким порядком. Гарпан Еремеевич шёл теперь уже вслед за парнем, который не оглядывался и молчал, и он сам тоже молчал, будучи не горазд на знакомства и разговоры. Парень шагал быстро, и Гарпан Еремеевич, едва поспевая за ним, чувствовал, как нависает какая-то неловкость. В душе возникло непонятное беспокойство, как будто происходит что-то неладное.

От быстрого шага вдруг кольнуло в коленном суставе.

– Эй, молодец, давай маленько потише, а? – взмолился Гарпан Еремеевич.

Но молодец или ли не расслышал его, или же просто проигнорировал призыв. Оглянувшись через плечо, к недоумению Гарпана Еремеевича, он наддал ещё, широким танцующим шагом лавируя между прохожими и заметно отдаляясь в дистанции.

«Да он же натурально удирает, подлец!» – осенило Гарпана Еремеевича.

– Э-э! – только и нашёлся он что прокричать, при этом на него оглянулись несколько человек, а рядом идущая дама посмотрела на него с удивлением. Лихорадочно соображая, что дальше предпринять, Гарпан Еремеевич устремился за вором.

В это время объявили посадку на один из автобусов, толпа смешалась, продвинулась, кто-то приставил сумку прямо под ноги Гарпана Еремеевича и он, споткнувшись об неё, полетел вперёд и уткнулся в женскую особу внушительных габаритов.

– Ты что! – возмутилась особа. – На ногах не стоит, старый чёрт!

– Не ломись, дед, никто твоего места не займёт, – важно и рассудительно изрёк рядом стоящий мужчина. – Места́ по билетам.

Не вступая ни с кем в пререкания, вырвавшись из толпы, Гарпан Еремеевич не сразу углядел вора. Тот мелькал далеко, уже в конце пешеходного перехода.

Встречный прохожий, мужичок в надвинутой на лоб кепке, очевидно, углублённый в какие-то свои мысли, внезапно для себя увидевший решительно надвигающегося Гарпана Еремеевича, поспешно сделал шаг в сторону, чтобы пропустить его. Как раз в тот самый момент Гарпан Еремеевич шагнул в ту же сторону чтобы не налететь на мужичка, и таким образом они оказались друг перед другом.

Отпихнув бедолагу и отпустив по его адресу несколько совсем не любезных слов, Гарпан Еремеевич остановился в растерянности: он потерял вора из виду. Но скоро увидел – тот за стоянками такси уходил на второй переход, и рюкзак у него был уже на обоих плечах. Надо было что-то кричать, как понимал Гарпан Еремеевич, но он не знал, что кричать и машинально продолжал преследование, хотя и сознавал, что дело это совсем пустое. Тут перед ним, пропустив очередную партию пешеходов, на переход въехал автобус – длинный, медлительный, и когда он проехал, Гарпану Еремеевичу представилось время для невесёлых размышлений. И вдруг он увидел его! Далеко уже. Негодяй, как бы на прощание, глянул через плечо в сторону Гарпана Еремеевича, кинул рюкзак в багажник и прыгнул в машину. Не то, что номер, даже марку машины Гарпан Еремеевич не смог различить, только цвет – не то грязно-белый, не то грязно-кремовый. Машина рванула с места и исчезла в потоке других машин. Он стоял и смотрел туда, где только что скрылась машина, ошеломлённый случившимся, не в состоянии собраться с мыслями. Всё произошло одним махом, как промелькнувший кадр, и как бы не с ним.

Что было делать, Гарпан Еремеевич не мог придумать. Предстанет перед невесткой, как студент, с одним чемоданчиком…

Ах, Еремейка, Еремейка…

Земляки

– Вай-вай-вай, кого я вижу! Запрягаев, Кешка! – На выходе из здания аэропорта согнувшись в полупоклоне, сияя подобострастной улыбкой, Жамьян долго тряс Кешке руку. – Какими судьбами в наших краях?

Кешка не без натуги узнал односельчанина Жамьяна, много лет назад покинувшего родное село. Сейчас перед ним стоял хоть и не цветущий мужик, но и не тот худосочный парень, каким он остался у него в памяти.

Худой и бледный, как картофельный росток из подполья, всегда одетый в трикотажные брюки в полоску, брезентовые тапочки и кожаную кепку – он, бывало, выходил на улицу, передвигаясь с палочкой в руке на прямых, плохо гнущихся в коленях ногах, и подолгу стоял у ворот. Потом как-то незаметно исчезал. На следующий день или через день появлялся снова, всегда неожиданно и на том же самом месте – казалось, для того только, чтобы показать миру, что он пока ещё жив. Поговаривали, Жамьян болел сифилисом. Жил он со стариками родителями недалеко от Залива.

И вот с каких-то пор Жамьяна не стало видно. Он перестал выходить на улицу. Нет, он не умер, но куда-то исчез. Незадолго перед этим у Запрягаевых гостил старый Санга, они пили чай с отцом, о чём-то толковали. Похоже, отец тогда дал Санге взаймы деньги. Спустя полгода Санга умер, так и не отдав отцу долг, о чём можно было судить по упрёку матери в его адрес, на что тот отвечал: «Да ладно, хоть на благое дело…»

За Сангой в скором времени последовала и Сангашиха. На похоронах родителей Жамьяна не было, он как бы канул в небытие. Избушку Санги разобрали на дрова, и на том месте построили новый дом другие люди.

И вот сейчас перед Кешкой стоял тот самый Жамьян, так давно исчезнувший из посёлка, но уже не та худоба, а мужик в силе. Кешка тоже теперь был уже далеко не парнишка. Он был удивлён, что Жамьян мгновенно узнал его, тогда как сам, не будь остановленным, наверняка прошёл бы мимо.

– Откуда и куда путь держим, земляк, если не секретно? – Жамьян наконец отпустил кешкину руку.

– Да уж какой секрет! Домой еду, отец плох. От брата телеграмму получил, вызывает срочно.

– Вай-вай, болеет или как?

– Сам не знаю, Костя не сообщил.

Жамьян сочувственно поцокал языком.

– На город, значит… Автобус утром ушёл. Так-то частником можно, но они тоже по утрам едут. Ночевать надо…

– Гостиница-то работает?

– Зачем тебе гостиница?! Обижаешь, земляк. Ночуй у меня, моя Баирма будет рада!

– Но ты же куда-то направлялся…

– А… – махнул рукой Жамьян – никуда не направлялся… так просто. Промышлял… – непонятно хохотнул он.

– Как здоровье-то? – поинтересовался Кешка, когда они вышли на улицу. Жамьян шагал непринуждённо, слегка припадая на одну ногу.

– Здоровье ничего, ладно. Лама лечил. Шибко хороший лама.

Они какое-то время шли по главной улице, в одном из магазинов Кешка купил яблок и бутылку вина, а дальше Жамьян повёл его закоулками со сплошными лужами. Кешка, выбирая сухие места, невольно стал примечать дорогу обратно, чтобы завтра утром без проблем выбраться к автобусной остановке.

Наконец, они уткнулись в тупик и остановились у ворот. Жамьян, как показалось Кешке, с опаской открыл калитку.

– Баирма дома…

С той же нерешительностью, что и калитку, он открывал дверь в избу.

Даже беглого взгляда было достаточно, чтобы понять, что в этом доме прочно поселилась нужда. Само жилище трудно было назвать домом – это была обыкновенная «засыпнушка», утеплённая опилками и обшитая горбылём. Вопреки уверению Жамьяна, Баирма оказалась не столь радушна. Она долго и нешуточно что-то выговаривала Жамьяну на своём языке и, казалось, была готова прибить его мухобойкой. Кешка ничего не понимал из происходящего, тем более её речь, и чувствовал себя так, точно был соучастником Жамьяна в каких-то неведомых грехах. Он уже было собрался развернуться и выйти, как, наконец, Баирма сменила гнев на милость, и Жамьян представил его:

– Это Запрягаев Кешка… Иннокентий, вернее. Мой земляк. Друг из детства, – добавил он для большей убедительности.

Баирма посмотрела недоверчивым изучающим взглядом на Кешку. Когда же тот достал из дипломата вино, она мгновенно преобразилась.

– Проходите, пожалуйста, Иннокентий… Как будете по батюшке?

– Ильич.

– Проходите, пожалуйста, Иннокентий Ильич, будете гостем. Просим извинений за беспорядок. – Она кинулась вытирать стол, усыпанный битыми мухами. На столе вмиг появились разнокалиберные чайные чашки.

В избе было душно, откуда-то явно натягивало злостной тухлятиной. Когда Жамьян, приподнял крышку и заглянул в кастрюлю, стоящую на полу возле печи, источник зловония определился. Баирма что-то проворчала и вынесла кастрюлю за дверь.

– Но, за встречу, земляк! – произнёс тост Жамьян. Выражение лица у него при этом было заискивающее.

– Как поживаем, где трудимся, Иннокентий Ильич, если будет не секретно?

– В Толмачевске, строим обогатительный комбинат.

– О-о! – протянул Жамьян и хихикнул. – Небось, лопатой гребёшь башли… – Неуклюжая шутка повисла в воздухе. И Жамьян, сообразив, что сказал неладное, продолжил: Поди, в начальниках или как?.

Кешка ответил, что он обыкновенный бульдозерист.

– Ты-то как?

– Э-э, арботы пока никакой… Мало-мало калымил. Осенью пойду в хачегарка.

Вина хватило на два разлива. Жамьян на отлёте руки, страдая старческой дальнозоркостью, изучал этикетку порожней бутылки.

– Деньги будут – надо взять… Однако, кислый, водка – лучше. А давай, земляк, ради спорта возьмём водки?

– Водка в продснабовском, – не замешкалась с наводкой Баирма.

– Спорт спортом, а упражняться придётся тебе, у меня – дорога. – Понимая, что от него требуются деньги, Кешка поднялся и сказал: – Пошли».

У Жамьяна заблестели глаза.

– Земляки, называется, тоже мне! – запротестовала Баирма, – Человек в гости пришёл, он его в магазин тянет, старый дурбан!

– Верно, сиди земляк, отдыхай. Я – пулей.

Кешка, вспомнив дорожную грязь, охотно согласился остаться.

– Купи там чего-нибудь на стол, – сказал он, доставая деньги.

Жамьян взял сумку и уже на пороге обернулся:

– Баирма, эй, давай позы, а?

– Какой быстрый – позы! – возмутилась Баирма. – Он думал, чик-чик и готово! Позы ему!

Баирма ушла за перегородку и вернулась оттуда уже в другом платье. От неё веяло духами. Похоже, Баирма считала себя неотразимой, опускаясь на диван рядом с Кешкой, заводя светскую беседу.

– Вы это, Иннокентий Ильич, очевидно-вероятно, хор-шо зарабатываете на вашей стройке?

– Да как сказать… – замялся Кешка от неожиданного вопроса, – в общем, неплохо. Не обижают.

– А! – с удовлетворением воскликнула Баирма. – Значит, жена довольна.

– Никакой жены у меня нет.

– Как это так – нет жены! Вы такие молодые, интересные… Тогда, очевидно-вероятно, невеста есть? Должно быть, скучаете – дело молодое… – Шаловливо улыбнулась Баирма.

Кешка пристально вгляделся в неё и резко поднялся с дивана:

– Пойду на улицу, покурю.

– Курить он хочет! – подобрав губы, бросила ему в спину Баирма, – Кури здесь, какой шибко культурный!

Кешка прошёл в угол двора и оставался там до тех пор, пока не хлопнула калитка и не появился сияющий Жамьян. Гостеприимно пропустив Кешку в дом, он выгрузил из сумки на стол кусок варёной колбасы, банку шпрот, хлеб и две бутылки водки. Протянул Кешке сдачу.

– Может, лишнее взял, а?

– Да ладно тебе!

Баирма молча, с надменным видом наре́зала хлеб, колбасу, вскрыла банку со шпротами, подала вилки, и все те же чайные чашки; сначала на двоих, потом демонстративно приставила третью.

Заметив её в другом платье и уловив запах духов, Жамьян тронул Кешку за колено и подмигнул:

– Это мой Баирмашка-то вы́годал: я – старик, он – всё молодой…

Баирма вздёрнулась, всем видом своим показывая, что так оно и есть на самом деле.

Жамьян быстро пьянел. На губах появилась слюна, он тянулся обнимать Кешку, пытался поцеловать ему руку. Кешка, как мог, оборонялся локтём и отодвигался на стуле.

Вместе с Баирмой трясли какого-то Доржишку. Как можно было понять, тот когда-то перехватил у Жамьяна заработок – калым. Заочно досталось тому пройдохе Доржишке на бобы!

И опять Жамьян то хвалил Кешку за щедрость, а то мечтал о калыме, где-нибудь хорошо заработать, восхищался своей Баирмой. Услышав из хриплого голоса динамика известную песню, он подхватил, страшно перевирая слова: «И синица не зувуки космодро-ома, зелёная, зелёная тарва-а…».

Привстав из-за стола и зажмурив глаза, кивая в ритм головой, рванул через колено меха воображаемой гармошки:

– Ар-рдная, ардная, ардная земля-я…

– Э-э, проворчала Баирма презрительно. – Совсем пьяный сделался, старый дурбан!

– Баирмашка, давай, верно, позы! – не унимался со своим заказом Жамьян.

– Позы! Ты мясо вчера в ямку положил? Забыл он! Кушай теперь тухлые позы. Ты сам тухлый поза – Доржишке калым воро́нил!

– Доржишка–то мой шибко хороший друг, – доверительно пояснил Кешке Жамьян, – Тот раз мой калым перехватил. Уборный, помойку в больнице чистил. Баирма ругается…

Баирма, принимавшая доселе активное участие в пирушке, относившаяся к Кешке весь вечер подчёркнуто официально, а к Жамьяну – агрессивно-пренебрежительно, убрала со стола чашки. Потом принесла на диван покрывало, простыню, подушку – всё предпоследней свежести.

– Очевидно-вероятно, будете отдыхать, Иннокентий Ильич, или желаете подышать свежим воздухом на сон грядущий? – осведомилась она, игриво улыбнувшись, давая понять, что великодушно прощает Кешке страшную обиду и потому определённо имеет право на какие-то особые отношения между ними.

Кешка посмотрел на неё как на чудо в перьях и промолчал.

– Выключатель рядом с тобой, – сухо пробурчав, Баирма исчезла за перегородкой, где сорвала зло сдержанной бранью на замычавшего спросонья Жамьяна.

Кешка повесил пиджак на спинку стула и лёг на диван, не раздеваясь, укрыв покрывалом только ноги. Он долго лежал так без сна, и хотя «принимал на грудь» через раз, памятуя о завтрашнем дне, сказывалось возбуждение от выпитого. И была тревога за отца: что случилось с ним? Ещё полгода назад, когда Кешка был дома в отпуске, он казался несокрушим и полон энергии. Неужели это страшная болезнь, о которой не упоминалось в телеграмме? Загадка разрешится не ранее, чем через сутки. Из города надо ехать ещё на поезде. А сейчас спать, спать и спать, но, как всегда бывает, в приказном порядке сон не шёл.

– Спишь, земляк? – вдруг вполголоса спросил Жамьян из-за своей перегородки совершенно трезво и, не получив ответа, пробормотал: – Но спи, спи. Автобус рано, дорога длинный.

Воздух в хибаре был затхлый, смрадный. Кешка, не включая света, потихоньку, стараясь не скрипнуть дверью, выбрался на улицу и долго сидел на крыльце, думал об отце, о своей жизни, о Жамьяне… Земляки-то земляки, но только никакой радости не было от встречи, была лишь досада, что не определился в гостиницу. Жамьян за весь вечер ни разу не вспомнил родное село, не спросил, когда Кешка был там в последний раз, кто из односельчан жив-здоров, а кто покинул этот мир.

Когда Кешка спросил его, почему он не был на похоронах родителей, Жамьян, явно уклоняясь, пробормотал что-то невразумительное. Цепкой детской памятью он хорошо помнил Сангу, других старых бурят, живших в то время в посёлке, помнил их добродушие, сердечность, гостеприимство. Что стало с Жамьяном, почему такой ханыжный вид и образ жизни? А что Баирма, так видно «по Сеньке шапка» – стоят друг друга.

«Ладно, будет размышлять! Надо всё-таки как-то уснуть. Да не проспать бы автобус…».

Кешка тихонько вернулся на диван и только под утро забылся.

Проснулся он от загремевшей посудины. Из-за перегородки выглянула Баирма:

– Иннокентий Ильич, приносим извинений, мне полагается торопиться арбота…

«Броччоха, хоть бы чаем напоила, – с неприязнью подумал Кешка. – Работа у неё появилась за ночь!» Вчера Жамьян проговорился, что сама безработная, за что и получил шлепок по затылку: «Дурба-ан!».

– А где Жамьян?

– Калымить ушёл.

– Что не разбудил-то?

– Он сказал, пускай, спит, дорога длинный…

Кешка глянул на часы, надо было поторапливаться к автобусу. Он взял свой дипломат и, не прощаясь, с чувством облегчения вышел на улицу.

Третий час без остановки «пазик» урчал по гравийке. В автобусе было душно, в щели проникала пыль.

В Осиновке водитель объявил стоянку на полчаса. Все пассажиры вышли. Кешка от нечего делать зашёл в магазин, бесцельно скользя взглядом по витринам. Когда народ стал подходить на посадку, он тоже направился к выходу и натолкнулся на какого-то парня, идущего ему навстречу. Хотел было обойти его, но тот преградил ему дорогу. С другой стороны к нему подошёл ещё один парень.

– На выходе готовь на бутылку или ты не дойдёшь до автобуса, понял? – глухо, вполголоса сказал первый парень, и прежде чем Кешка успел что-либо сообразить, они оба, круто развернувшись, быстро вышли из магазина. Это произошло так неожиданно, что Кешка попросту оторопел, но размышлять было некогда, и он толкнул им на выходе несколько смятых десяток, буркнув: «Больше нет». И, не оглядываясь, прошёл к автобусу.

– Все на месте, никого не забыли? – спросил водитель, окинув взглядом салон. И, получив подтверждение, закрыл двери автобуса.

До города оставалось около двух часов.

Шокированный только что происшедшим, Кешка не сразу пришёл в себя. Пионеры! Далеко ребята пойдут, если никто не остановит… Достойные кандидаты в казённый дом.

Кешка знал, что поезд до Тынды отправляется поздно вечером. Можно было, конечно, сесть на проходящий скорый, но в этом случае придётся коротать ночь на вокзале в Тынде – от станции до дома ему предстояло ещё ехать на автобусе.

Он вспомнил, что ничего сегодня не ел, и решил, после того как возьмёт билет, где-нибудь основательно пообедает, а потом купит подходящую книгу, обоснуется где-нибудь в зале ожидания и будет коротать время до поезда.

– Одно место до Тынды, плацкарт, – доставая паспорт из внутреннего кармана пиджака, сказал он в окошко кассы.

– Ваш паспорт, – сказала кассир и после небольшой паузы, решив, что человек не понял, повторила: «Дайте ваш паспорт!»

Кешка выдернул паспорт из обложки, где у него были заложены пятитысячные купюры, с недоумением провёл большим пальцем по торцам листов – денег не было! Пробурчав что-то невнятное и отойдя от кассы, проверил по всем карманам. Сам того не ведая, прав был, отвечая тем барбосам в Осиновке, что денег у него нет. Их действительно уже на тот момент не было, лишь в одном из карманов нашлась мелочь, разве что на пачку сигарет.