Текст книги "Уран для Хусейна"

Автор книги: Геннадий Паркин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 25 страниц)

Вячик подогнал «Ладу» к самому подъезду, и мы с Веркой потащили Володю на третий этаж. Машину решили на всякий случай оставить у соседнего дома, и Вячик отогнал ее туда. В квартиру поднялись удачно, никого из соседей не встретив. Я уложил Володю на обширную тахту, а Верка зарыскала по комнатам в поисках реанимационных препаратов. К возвращению Вячика она успела обстучать и общупать Володю, промыть перекисью водорода царапины и ссадины и обильно смазать их йодом. Несмотря на ее хлопоты, сознание к нему не возвращалось.

– Здорово его отделали, – помахивая перед Володиным носом пронашатыренной ваткой, поставила Верка диагноз. – Наверное, сильное сотрясение мозга, вон шишка какая, три или четыре ребра сломано, челюсть, кажется, тоже. Не представляю даже, что у него внутри делается.

– Вскрытие покажет, – неудачно попытался я пошутить, но Вячик одарил меня таким взглядом, что я тут же пожалел о склонности к черному юмору.

– Его в больницу надо, причем срочно, – в сотый раз замеряя Володин пульс, сказала Верка, – это коматозное состояние, я здесь ничего не сделаю.

Вячик закурил и уставился в окно. На пару минут все замолчали.

– У вас тут выпить чего-нибудь есть? – наконец обернулся он к Верке.

– Кажется, коньяк оставался. – Она прошла в кухню, чем-то там погремела и вернулась с начатой бутылкой «Солнечного бряга» и стопкой стаканов.

– Интересно, а утром ты говорила, что мы ночью все уели? – возмутился я.

– Правильно, утром и не было. Это, видно, мой благоверный со своими шлюхами наведывался.

Выпили мужниного бренди, задымили сигаретами, и Вячик заговорил:

– Влипли мы по уши. Дракон, скорее всего, про баню уже знает, так что через час на Вовкину тачку объявят розыск, а через три найдут. В больницу Володю нельзя, там его и кончат. Можно, конечно, отдать его комитету, но пока неизвестно, кто у Дракона в управлении, даже КГБ защиты не обеспечит. На Огарева концы рубить большие мастера. Мы с тобой, малыш, – повернулся он ко мне, – кровь из носу, обязаны выяснить, на кого Дракон работает. Как только гебешники выйдут на тех, кто эту кашу заварил, убирать Володю станет бессмысленно. Ты потеряешься из Москвы, я найду, как отмазаться. Подруга твоя пока нигде не фигурирует, поэтому здесь волноваться не стоит. Таньку свою я предупрежу, но это уже мои проблемы. Надо как-то с Володиной половиной связаться, а то ведь Аленка с ума сойдет.

– Вы что, переворот в стране готовите?

Монологом Вячика Верка была слегка ошарашена.

– Я тебе как-нибудь потом все расскажу, – пообещал я, а Вячик добавил:

– Лет так через пятьдесят, не раньше. Понимаешь, Вера, не стоит тебе голову всякой ерундой забивать. Есть вещи, о которых лучше ничего не знать.

– Эт-то я понимаю, – согласилась понятливая девушка Вера. – Я другого не пойму. Почему Володю в больницу нельзя?

– Его искать станут, в больницах в первую очередь, – терпеливо начал пояснять Вячик, но Верка его перебила:

– Ну и пусть ищут, они же не станут всех пациентов в лицо рассматривать?

– Обычно делается запрос в регистратуру, там же все, кто поступил, учитываются. А о таких травмах любой врач обязан информировать милицию.

Технологию розыска бывший муровец знал преотлично.

– Можно сделать так, что Володю как раз и не учтут, – бухнула Верка, разливая нам остатки коньяка, – что ли, зря я три года мозги в институте сушила. Да у меня же в любой клинике подруги, о бывших любовниках даже не говорю. Уж как-нибудь уболтаю на недельку вашего друга приютить.

– А любовники точно бывшие? – ревнивым кавказским голосом загрохотал я, и мы дружно заржали. Безвыходное положение перестало казаться таковым, стоило лишь очень захотеть выкрутиться.

Тут же был разработан план действий. Вячик оставался пока с Володей, Верке вручили полсотни на такси и отправили подыскивать надежное койко-место в больнице, а я взялся отогнать «Ладу» в Марьино и заодно переговорить с Володькиной женой Аленой.

До Садово-Триумфальной, где Алена работала администратором кинотеатра «Форум», я добрался преимущественно переулками. Хотя три часа, которые Вячик даровал ментам на розыск Володиной тачки, еще не истекли, осторожность не была излишней. Ни прав, ни вообще документов у меня не было, если не считать липового удостоверения водителя второго троллейбусного парка с моей фотографией, которым я иногда пользовался. Человек со значившейся в ксиве фамилией существовал реально, что не раз меня выручало, но серьезной проверки допускать не рекомендовалось. Поэтому я не погнал «Ладу» через всю Москву в Марьино, а решил попытать удачи на Садовом кольце. Окажись Алена на работе, все значительно упрощалось. Достаточно было переговорить с ней и передать ключи, чтобы она сама поставила машину в гараж.

Кое-как вбившись на стоянку у метро «Колхозная», я пешком пошагал к Самотеке. Солнце жарило неимоверно, заставляя подошвы чуть прилипать к разомлевшему асфальту широкого тротуара, встречные прохожие норовили держаться ближе к стенам домов, укрываясь в тени магазинных полосатых навесов, а к редким автоматам с газ-водой подойти было невозможно: длинные очереди страждущих окружали их плотной стеной.

Фасад «Форума» украшала реклама нового советского триллера «Из жизни начальника уголовного розыска» с Леонидом Филатовым и Кириллом Лавровым в главных ролях.

«Вот бы про нашу свистопляску боевичок получился. Так и помрешь героем невидимого фронта; никто не увековечит», – погоревал я и толкнул массивную дверь кинотеатра.

На мое счастье, Алена как раз работала. При виде меня она всплеснула от неожиданности руками и тотчас спросила:

– Мой с тобой? Опять дома не ночевал, что там за аврал такой?

В фойе кинотеатра было пусто и прохладно, но разговаривать здесь как-то не светило, поэтому я предложил Алене перебраться в более уютное место. Она подумала и взяла меня под руку:

– Пошли в буфет, туда сегодня финский ликер завезли.

Усевшись за угловой столик и пропустив соточку замечательного клюквенного ликера, я перешел к делу. Утаивать что-либо от Алены смысла не имело: отношения у них с Володей были самые доверительные. Я рассказал ей обо всем, кроме наших похождений прошлой ночью и крайне тяжелого Володиного состояния, как мог успокоил ее и постарался внушить уверенность, что все обойдется.

– Вячик просил передать, что к тебе обязательно гости заявятся. Ты, главное, не дай им понять, что тебе обо всем известно, кричи побольше, истерику разыграй. Не мне тебя учить, в каждой женщине актриса пропадает. Скажешь, что машину кто-то оставил с ключами возле подъезда. Только сама нас не ищи, надо будет, появимся.

Алена внимательно слушала, только уж очень часто подливала себе из бутылки. По-моему, она была здорово потрясена, хотя внешне этого не выказывала. Володе очень повезло с супругой.

Я уже собирался распрощаться, как вспомнил, что так и не нашел ответа на давно терзавший меня вопрос.

– Слушай, Алена, а как ты считаешь, почему Володя не смог гебешников подальше послать? Чем они его держат?

Она криво улыбнулась и зашарила в недрах сумочки в поисках сигарет. Я вытряхнул на стол остатки «Мальборо» и щелкнул зажигалкой. Тщательно раскурив сигарету, Алена чуть слышно начала рассказывать.

Все оказалось до ужасного просто или попросту ужасно. КГБ, как всегда, выступил в своем амплуа злодея, заботящегося о благе всех, но не каждого. У Володи с Аленой было двое детей: дочка и сын. Дочь, Наташу, я часто встречал у них дома: воспитанная семиклассница-отличница, немного, правда, замкнутая. О сыне шеф никогда не рассказывал. Их Алешка был семейной тайной болью. Какая-то жуткая болезнь поразила еще в младенчестве сосуды его мозга, и он почти не выходил из многочисленных детских клиник, где безуспешно пытались хоть как-то вернуть пацаненку нормальную жизнь. Володя обращался за помощью куда только мог, но все было напрасным. В Союзе болезнь практически никто не мог излечить, хотя на Западе, по слухам, решение проблемы давно было найдено.

Однажды Алена вспомнила о своей троюродной сестре, благополучно вышедшей замуж за итальянца, которого невесть как занесло в Москву, и отчалившей за рубеж, откуда она изредка приезжала навестить родителей. Алена ринулась к ним на поклон, вызнала адрес итальянской родственницы и написала той слезное письмо. В конце концов, когда Володя подарил итальянской чете какой-то безумно дорогой антик, они обо всем договорились. Сестра организовала приглашение на лечение в Италию, оплачивала там все расходы. Алена начала оформлять все документы, и поэтому Алешкину судьбу теперь прочно держал в своих руках комитет. Без санкции площади Дзержинского о лечении не могло быть и речи.

– Он ради сына не только к вашему Дракону, под танк полез бы, – закончила свой рассказ Алена, вытирая платком уголки глаз.

Мне тоже от всего услышанного стало как-то муторно, тем более что особой разницы между Драконом и танком не наблюдалось. Какие-то суки в своих роскошных кабинетах сцепились в схватке за кусок власти, а в итоге несчастный пацан лишен элементарного права на жизнь. О Володиной, Вячиковой да и собственной жизни думать вообще не хотелось. Возникло острое желание перенестись на сто лет назад в губернский город Симбирск, взять в руки дубовый дрын и вышибить дурь из мозгов братьев Ульяновых, Саши и Володи. Чтобы один не кидался в императора всея Руси бомбами, а второй и думать забыл про поиски альтернативных путей в светлое будущее. Но не было у меня под рукой машины времени, а был враз ставший противным стакан с ликером. Я с отвращением посмотрел на остатки сорокаградусной финской гадости и залпом ее саданул.

К Верке я вернулся, когда радио на кухне пропикало семь. Такого насыщенного событиями дня у меня в жизни не было, а предстояло провернуть еще кучу дел.

Володя так и не оклемался, но Вячик встретил меня в хорошем расположении духа.

– Вера все сделала, как надо. Договорилась, что на три дня Вовку положат вообще без регистрации, и знаешь куда?

– В институт материнства, – ляпнул я, что в голову взбрело.

Вячик с хохотом замотал головой:

– Близко, но не то. Хорошо, что ты чувства юмора не теряешь. А договорилась она в инфекционном отделении Боткинской, там завотделением давно на нее облизывается. Полежит Вовчик в боксике, приведут его в порядок, а мы тем временем все устроим в лучшем виде.

Упоминание о каком-то инфекционном прихехешнике вызвало у меня легкое чувство ревности.

– А Верка-то где?

– Пошла брату звонить, он вроде бы на «скорой» шоферит. Надо же как-то Володю в больницу перевезти.

Я вспомнил, что Сергей, Веркин братец, действительно гоняет по столице на машине «скорой помощи». Все складывалось очень удачно, и мое настроение улучшилось.

Пару часов спустя мы с Вячиком ужинали в тихом ресторанчике «Луч», неприметно расположенном посреди Краснопресненского парка. Веркин братан не подвел. Володю бережно перенесли на носилках в Серегин «рафик» и безо всякого риска доставили в Боткинскую больницу. Дабы завотделением, рано облысевший и какой-то весь пожеванный Викентий Павлович, не приставал потом к Верке с требованиями натуроплаты, я всучил ему три бутылки прихваченного по дороге азербайджанского марочного коньяка и здоровенную коробку конфет. От денег лысый наотрез отказался.

Верка отправилась домой, строго приказав нам «если убьют, лучше не приходить», а мы, обратив в сберкассе мою книжку на предъявителя в наличную тысячу рублей, забурились в вышеупомянутый «Луч».

Кабачок этот очень мне нравился. Здесь каким-то образом умудрились сохранить не только мебель, скатерти и посуду конца пятидесятых годов, но и саму атмосферу дней моего бессонного детства. Оркестр играл что-то вроде «Мишка-Мишка, где твоя улыбка», на стене, драпированной пыльным зеленым бархатом, висело нетленное «Утро в сосновом лесу», а на закуску, если у вас водились деньги, всегда можно было получить раритетную осетрину.

– Нужна машина, – смачно чавкая жирным балыком, развивал свою мысль Вячик, – без колес мы, считай, парализованы.

– Давай угоним какую-нибудь, – предложил я, позабыв о Вячиковом ментовском воспитании. – Семь бед – один ответ.

– Я тебе угоню. Криминала нам только не хватало, – пригрозил мне человек, в полдня заработавший десяток статей уголовного кодекса, о чем я поспешил ему напомнить.

– Ты не путай дар Божий с трамвайной ручкой. Заявлять на нас никто не станет. Скорее линчуют, как хижину дяди Тома. А начнем машины угонять – совсем другой коленкор. Нет, поищем другой вариант, – похлопал себя Вячик по карманам и вытащил замусоленную записную книжку. – Пойду-ка позвоню одному корешу, – поднялся он и вышел в холл.

Оголодавши за день, я приналег на домашнее жаркое с грибами, подоспевшее очень кстати.

Вячик вернулся через пять минут, сразу же ухватился за горячее и довольным голосом заявил, что у нас есть двадцать минут, чтобы доесть все, что я тут позаказывал. Через полчаса надо быть возле «Башмачка», куда его приятель подгонит свою машину, которую нам и одолжит на пару дней.

Времени доставало, и я плеснул в рюмки польскую водку «Экстра житнева», другой здесь почему-то не водилось.

– Вячик, ты так и не рассказал толком, что было, когда ты пошел в бане Володю искать?

– Да ничего особенного, – Вячик лениво процедил сквозь зубы поданную рюмку, – открывал все двери подряд, в тот люкс заглядываю, а там вот такой вот, – он, широко раскинув руки, показал какой, – шкаф Вовку как раз в ванну вываливает. Я ему сзади и врезал.

– А стрелял кто? – Я был уверен, что Вячик пристрелил хозяина гигантских кроссовок.

– Ну пальнул для острастки в потолок. Я же говорю, врезал, но он, сволочь, даже не упал. Так мне ногой по печени ахнул, что до сих пор ноет. Пришлось пугануть, а потом уже рукояткой по темени.

– А я-то думал, на нас уже мокруха висит. В горячке как-то выехал, а теперь вспомнил.

– Малыш, – в голосе Вячика звучали нравоучительные нотки, – ну зачем нам с тобой какие-то трупы. В этом деле криминала должно быть как можно меньше, мне потом легче будет выпутаться. Если я кого и пристрелю, как собаку, так только Дракона. Нет, я его не ненавижу, мне безразлично, хороший он парень или дерьмо вонючее. Просто так получается, что и нам с тобой, и Володе ничего другого, пожалуй, не остается. Виноват в этом не он, мы еще меньше виноваты, однако ничего не попишешь. Мы ведь никогда не узнаем, какая именно мразь заставила нас втюхаться в эту грязную историю. – Вячик помолчал и добавил: – Ну ладно, давай рассчитываться, Валера скоро подъедет.

Пока мы на трамвае добирались до «Башмачка», здорово стемнело. Вечер принес городу долгожданную прохладу, однако очередная серия криминального сериала «Место встречи изменить нельзя», только что начавшаяся, прочно удерживала большинство москвичей у экранов телевизоров. По улицам бродили только редкие влюбленные пары да толпились кое-где кучки лениво покуривавших юнцов.

У обувного магазина приткнулось штук пять машин, но Вячик прямо направился к кофейного цвета «двадцать первой» «Волге» со старым черным номером серии «ЮБЦ». Я немного в этом разбирался, а потому спросил:

– Твой друг, что ли, в колхозе живет?

– Да нет, машина Валеркиного тестя, сам он по доверенности ездит. А тесть то ли в Пушкино, то ли в Чехове живет, точно не знаю. Нам с тобой без разницы, лишь бы бегала, – ответил Вячик и легонько постучал по крышке «Волги».

Передняя дверца распахнулась, и на нас глянуло круглое черноусое лицо водителя.

– Привет, мужики. Ныряйте в салон, не задерживайтесь. Ну что у тебя опять стряслось? – вопросительно уставился на Вячика Валера, когда мы забрались в машину.

– В твоих интересах, старик, знать поменьше. Я попросил, ты мне на пару дней машину дал. Чисто по-дружески. К тебе же просьба – сейчас подъедем к моему дому, ты пойдешь, заберешь Татьяну и отвезешь ее к себе на Пески. Пускай день-два у вас поживет. Я сейчас Таньке записку черкану.

– Влез куда-нибудь? – почесал переносицу Валера. – Не можешь ты, Вячик, без приключений. Чем я еще помочь могу?

– Только тем, что уже сделал и сделаешь. Я имею в виду Татьяну. Все очень серьезно, но мы как-нибудь вывернемся, – кивнул Вячик в мою сторону, – вон у меня какой помощник.

– ГАИ остановит, сразу звони дежурному по городу. Я предупрежу, – сменил тему Валера, – техпаспорт в бардачке, а права, надеюсь, у тебя свои имеются.

– Спасибо, старик. Имеются конечно. Не томи, поехали.

Мы пронеслись по Пресненскому валу, на углу улицы Климашкина расстались с Валерой и медленно подъехали к Драконову месту жительства.

– А Валера что, мент? – спросил я у сосредоточенно изучающего темноту пустынного двора Вячика.

– Менты с Драконом вместе нас сейчас ищут, – обиделся за друга Вячик. – А Валерка в МУ Ре работает, замначотдела и вообще хороший парень.

«Хороший мент – мертвый мент», – вспомнил я присказку, но вслух повторять ее не стал. В данной ситуации Валера действительно выступал в роли хорошего парня, а вот попади я к нему в лапы за свои прежние грехи…

Два часа мы добросовестно прочесывали Пресню, но ни самого Дракона, ни его «двойки» так и не засекли. Налет на баню заставил его, видимо, насторожиться. Правда, по настоянию Вячика, мы только ездили и смотрели, в контакт ни с кем не вступая. Он считал, что дать обнаружить себя раньше времени равносильно самоубийству, и я не спорил. Ментовские методы – его конек, чего уж тут спорить.

Поскольку у Валерки, кроме кофе и сахара, на Вишневского ничего не водилось, заскочили в дорабатывающие последние минуты «Бега». Вячик пошептался со знакомой официанткой, дал ей пятьдесят рублей, и вскоре мы возвратились к машине с огромным пакетом деликатесов и двумя бутылками шампанского. Водку Вячик брать не стал, решив уподобиться гвардейским офицерам, распивавшим по утрам перед дуэлью бутылочку «Дон Периньон». Что-то вроде дуэли нам завтра и предстояло.

У Верки были гости. Журнальный столик, выдвинутый на середину комнаты, украшали разномастные заморские бутылки, стены резонировали мелодичными воплями «Бони М», в плотном сигаретном дыму мелькали длинные ноги двух лихо отплясывающих девчонок, а на тахте рядом с Веркой развалился какой-то незнакомый парняга с пиратской повязкой на глазу. Вся компания была уже в приличном подпитии.

– Ребята, – вскинулась нам навстречу Верка, – а у меня гости. Сашка с войны вернулся.

– Видим, что гости, – сунул я ей в руки пакет с продуктами, начиная понимать, что поспать сегодня вряд ли удастся.

– Сашка, познакомься с моими друзьями, – обернулась к одноглазому Верка и поволокла пакет на кухню. Мужик вырубил магнитофон, и мы познакомились.

Первый Веркин муж, Саша, был офицером-десантником. Отец его, полковник Генерального штаба, имевший свои представления о воспитании, помог сыну лишь раз в жизни, протолкнул на спецфакультет Рязанского училища ВДВ. Факультет готовил кадры для спецназа и настоящих мужчин. Сашка с отличием его окончил, женился на Верке и отправился служить в учебный центр, куда-то на Кавказ.

Кавказский плен – так называла год их совместной жизни Верка – быстро ей надоел. Сашка удерживать жену насильно не стал, они легко разошлись, но навсегда сохранили самые дружеские отношения. Приезжая в Москву, бывший муж всегда находил время повидаться с несостоявшейся супругой, ему очень нравилось прожигать жизнь в ее компании.

На этот раз он приехал из Афганистана, где, миролюбиво защищая интересы Кремля в составе десантно-штурмовой бригады особого назначения, геройски влетел под разрыв минометной мины. Папа, ставший теперь министерским генералом, устроил его на лечение в Кремлевскую больницу. Сашка отлежался в престижной клинике, зализал почти все боевые раны, но получилась неувязка с правым глазом. Папа вновь шевельнул связи и пробил направление в филатовскую клинику, под Одессу, куда Сашка и собирался стартовать через пару дней. Но перед отъездом решил гульнуть в столице, расфуговать кровью заработанные чеки. Уболтав на это дело двух хорошеньких медсестер из Кремлевки, он полдня зажигал по московским кабакам, а на апофеоз закатился к бывшей супружнице.

– За знакомство, – провозгласил Сашка, набуровив нам по полному фужеру «Абсолюта». Рейды по кишлакам, видимо, давали доход не только в чеках «Внешпосылторга», но и более твердой валюте.

Ира и Надя, так звали медичек, упоенно продолжали извиваться в замысловатом танце, теперь уже под музыку Криса Нормана. Мы сдвинули фужеры и выпили кристально чистой, как слеза молящего о пощаде душмана, водочки.

– Саша, – хрумкая яблоком, поинтересовался Вячик, – а мы с тобой раньше нигде не встречались?

– Нет вроде бы, – внимательно разглядывая Вячика, задумался Сашка. – Хотя личность твоя мне тоже кого-то напоминает.

– Ты боксом не занимался? Лет десять назад?

– Да-а, в «Буревестнике», до училища еще, – моргнул Сашка единственным глазом.

– Первенство Москвы семьдесят первого года, категория до семидесяти шести, полуфинал, – Вячик расплылся в улыбке, – я тебя уделал во втором раунде.

– Точно! – заорал Сашка. – За это мне КМСа не дали. Ты за «Динамо» выступал. Ордовитин! – вспомнил он фамилию Вячика.

Пришлось срочно выпить за былое спортивное братство. Потом за Верку, которая уютно устроилась между бывшим мужем и мной, давая понять, что мы оба ей очень дороги. Потом выпили за погибших Сашкиных друзей, прервав на минутку половецкие пляски медсестричек, потом пили под рассказы о мирных буднях ограниченного контингента, от которых волосы становились дыбом. Потом кончилась водка, но желание напиться до зеленых соплей, наоборот, усилилось.

Догоняться шампанским Сашка отказался и потянул меня на поиски чего-то более убийственного. На промысел пришлось идти пешком. Вячик наотрез отказался давать ключи от «Волги», и правильно сделал. Неизвестно еще, куда бы нас тогда занесла нелегкая.

Неподалеку была стоянка такси. На часах начало третьего ночи, поэтому маячила надежда, что барыги-таксисты не все еще запасы спиртного распродали. Машин на стоянке не наблюдалось, и нам пришлось минут пятнадцать размахивать руками в безуспешных попытках остановить хоть какую-нибудь колымагу. Наконец повезло, на стоянку лихо вырулил «ЗИЛ»-цистерна, выбрасывая шипящие остатки воды из своих поливальных устройств.

– Куда вам, мужики? – высунулась в опущенное окошко борода водителя.

– За водкой. – Мы поближе подошли к кабине. – Где она тут водится?

– А вы не шпионы? – подозрительно оглядел нас с ног до головы бородатый.

Мы поспешили заверить, что нет, не шпионы, а просто разведка в свободном поиске.

– Червонец пузырек, сколько вам?

– Пару давай. – Я выудил из кармана две десятки, но Сашка успел меня опередить и сунул бородатому четвертной.

Откуда-то из-за поливалки вдруг выперлась четверка пролетарского вида парней. Они притормозили чуть поодаль, с интересом наблюдая, как Сашка принимает из кабины завернутые в газеты бутылки. Мы отошли уже метров на пять, когда послышался голос водителя:

– Все, ребята, только что последние отдал. Себе не осталось.

«Зиловский» движок взревел, оставляя ребят ни с чем.

– Не повезло мужикам, – посочувствовал коллегам Сашка, прижимая к груди бутылки.

– Зато нам повезло, – засмеялся я, но резкий свист сзади тут же заставил меня в нашей везучести усомниться.

– Не оборачивайся, – ускорил Сашка шаг, чуть прихрамывая, – вообще-то нам сейчас следует рвануть по-борзовски метров на сто, да нога, будь она проклята.

Смешанный с польской водкой «Абсолют» и кастет в кармане воодушевляли меня на подвиги. Удивил только Сашкин пацифизм: уж ему-то не к лицу делать ноги в такой заурядной ситуации.

Между тем четверка уже агрессивно дышала нам в спины.

– Тормозите, мужики, – хрипло раздалось едва ли не над ухом. – Дело есть.

Мы остановились и развернулись.

– Закурить нету? – Стандартное начало выглядело многообещающим.

– Пожалуйста, ребята. – Сашка выпростал из кармана пачку «Винстона», перехватив обе бутылки в одну руку.

– Кучеряво живете. – Пачка обошла всех четверых, но к Сашке больше не вернулась.

Курносый здоровяк, примерно его ровесник, демонстративно воткнул сигареты в свой нагрудный карман.

– Ну, мы пойдем, – смиренным голосом монаха-отшельника продолжал удивлять меня герой-интернационалист.

Я, кажется, начинал понимать, почему от него ушла Верка. Она уважала мужиков, а не папиных детей.

– Водочку-то пришлите. – Здоровяк, канавший за пахана этих махновцев, уверовал в полную безнаказанность.

– С какой стати? – словно проснулся Сашка, недоуменно распахивая здоровый глаз.

Как будто поведение этих лохмачей предугадать было невозможно? Я потянулся за кастетом, но Сашка вдруг сунул мне бутылки:

– Подержи-ка.

Поспешно зажав в кулак горловины поллитровок, я примерился, с кого начать, а бугай уже тянул к Сашкиному вороту широченную лапу:

– Давай водку, Кутузов.

Дальше получилось совсем непонятно. Сашка неуловимым движением перехватил его кисть, что-то захрустело, и здоровяк бесшумно осел на асфальт. Трое его друзей в недоумении застыли как парализованные. Сашка присел, оттянул пальцем веко вмиг побелевшего любителя чужой водки и констатировал:

– Шок. Вы, ребята, звоните в «скорую», сами не откачаете. Сильно не горюйте, сам ведь напросился.

Он легонько подтолкнул меня в спину, и мы направились к Веркиному дому. Деревянно вышагивая рядом, я никак не мог оправиться от потрясения.

– Что ты с ним сделал?

Мое недоумение породило на Сашкином лице какую-то жесткую улыбку.

– Славянские клещи. Если не обратится к хорошему костоправу, кисти у него, считай, нет. Было бы сердце послабее, он бы на месте скончался, но я смотрел, жить будет.

– А сигареты зачем отдал? И придуривался, как додолман?

– Понимаешь, – Сашка положил мне на плечо руку, – я ведь драться-то уже не умею. Это меня на ринге учили кулаками махать да перед девочками красоваться. Потом заставили все это забыть. Драки – удел безголовых пацанят, но не уважающих себя мужиков. Я теперь умею только убивать, в интересах дела конечно. А за бутылку разве можно человека жизни лишать? Кабы нога не болела, рванули бы мы по кустам, и вся недолга.

– Я бы все-таки остался, – возразил я Сашке. – Неприятно, когда тебя трусом считают.

– Трусость – это когда четверо пытаются навязать свое двоим. Запомни: ни один человек не нападает на другого, если не уверен в собственном превосходстве. Нормальный человек, разумеется. Бывают отклонения от нормы, состояния аффекта, стрессы и все такое. Но основной инстинкт – это инстинкт самосохранения, поэтому не надо бояться агрессора, он боится еще больше, чем ты. И убежать в подобной ситуации – не трусость, а самый разумный выход. Особенно для меня. Очень не люблю, когда в рыло заезжают, аллергия еще с боксерских времен. А то, что девять лет в меня инструкторы вбивали, слишком опасное оружие. Мне теперь, чтобы пропуск в рай получить, надо еще сто лет жить и все сто лет из церкви не вылезать. На коленях грехи замаливать. Нет, – Сашкино лицо превратилось в стальную маску, – с кого-то за Афган еще ой как спросится. Ладно, когда я, специально обученный, из вертушки под пули выпрыгиваю, сам ведь профессию выбирал. Пацанов жалко. Лезут, дураки, напролом, а чему их в учебке за полгода научат? Уклониться толком не могут, романтики хреновы. Дай-ка сигарету, – неожиданно прервал он монолог, прикурил и молчал уже до самой Веркиной двери.

Музыка в квартире гремела по-прежнему, но отсутствие топлива сказывалось. Поэтому наше возвращение, а главное, добытый с боем литр были встречены дружным «ура».

От Сашкиной серьезности не осталось и следа, он тотчас ухватил за талию стройненькую медсестру Ирочку, усадил к себе на колени и воодушевленно принялся ей что-то нашептывать. Вторая медсестра, Надя, за время нашего похода успела найти общий язык с Вячиком, который тихо млел, прижавшись щекой к ее великолепному бюсту. Пора было готовиться к ночлегу, чем мы с Веркой и занялись.

Сашке с Ирой досталась тахта, Вячику пришлось довольствоваться раскладушкой на кухне, хотя Надя горячо пыталась оспорить подобную дележку.

– Ну чего спорить, – урезонила ее Верка, – все равно ведь ночью поменяетесь, знаю я вас, медперсонал.

Мы выпили все вместе за всепобеждающую силу любви и расползлись по норам.

– И зачем ты только с Сашкой разошлась? Не жилось вам вместе, – с наслаждением затягиваясь сигаретой после получаса безумной страсти, зачем-то попенял я Верке.

– Непутевый он потому что, – ответила путевая девушка Вера и, уткнувшись носом в мое плечо, мгновенно уснула.

Проснулся я около одиннадцати и с огромным трудом. Верка раскинулась в сладком сне, никак не отреагировав на мое пробуждение. Осторожно убрав ее золотистую макушку со своей затекшей руки, я выбрался из постели, натянул джинсы и побрел опохмеляться.

Как Верка и предсказывала, на тахте рядом с Сашкой сопела Надя, изгнавшая подругу с шикарного ложа на раскладушку к Вячику. Я нашарил под столом нераспечатанную бутылку шампанского, пододвинул фужеры и, резко сорвав проволоку, бабахнул в потолок. Сашкина реакция полностью подтверждала эффективность спецназовской выучки. Не открывая единственного глаза, он мгновенно сгруппировался и, отлетев на добрых полтора метра от тахты, замер в боевой стойке.

– Врача вызывали, – заржал я, радуясь его идиотскому виду, – похметолога?

– Придурок, – Сашка встряхнул головой и тоже рассмеялся, – для тебя это могло очень нездорово кончиться. Больше так не делай, – протянул он руку и отхлебнул полфужера шампанского.

На шум из кухни притянулся заспанный, но очень довольный Вячик, и мы занялись винотерапией.

Часом позже Вячик, Верка и я поджидали во дворе Боткинской больницы Викентия Павловича, который должен был проинформировать нас о Володином состоянии. Сашка спровадил медсестер и отправился по своим многочисленным делам, настояв, чтобы вечером мы обязательно ему позвонили.

Запущенный больничный двор был немноголюден. В углу разгружалась хлебовозка, иногда пробегали с деловым видом санитарки с помойными ведрами, да гремели костями в полуразрушенной беседке четверо пациентов в синих больничных пижамах.

Совсем молоденькая лаборантка, рыженькая и веснушчатая, с трудом волокла огромную бутыль с дистиллированной водой, осторожно огибая разбросанные там и сям кучи строительного мусора.

– Спирт?! – рявкнул ей прямо в ухо кто-то из доминошников, едва она поравнялась с беседкой.

– Ой, – жалобно пискнула девчушка, выронив с перепугу бутыль.

Емкость ляпнулась о некстати подвернувшийся кирпич и чудом не разбилась. Беседка так и зашлась от хохота.

– Что вы ржете, жеребцы, – раздался с крыльца инфекционного корпуса знакомый голос. – Помогите лучше ребенку воды донести.

Невзрачный Веркин обожатель, оказывается, был моралистом, но сам почему-то перетаскивать тяжести своим подчиненным не помогал.