Текст книги "Профессия: переводчик"

Автор книги: Геннадий Мирам

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

Отсюда естественным образом следует, что переводчик должен учить иностранный язык иначе, чем те, кто собирается на нем просто говорить, пусть и на самые различные темы.

Необходимость учить иностранный язык иначе объясняется еще и тем, что в отличие от других изучающих, которые должны стремиться оторваться' от родного языка, и по возможности полностью погрузиться в иноязычную среду, переводчик в процессе обучения иностранному языку должен сохранить и укрепить его связь с родным языком. Что, несомненно, очень усложняет задачу обучения.

По вполне понятным причинам на страницах этой книги я не смогу даже кратко изложить методику обучения переводчиков иностранному языку. Более того, насколько мне известно, такой особой методики вообще не существует – переводчиков учат иностранному языку так же, как всех.

Тем не менее, достаточно убедительно (как мне кажется) показав необходимость особой методики, я постараюсь изложить ее основы.

Прежде всего с самого начала обучения (после коррективного фонетического курса) должен преобладать академический метод. Студенты-переводчики должны сознательно усваивать чужой язык, постигать его структуру, логику взаимодействия его элементов и частей с подобными элементами и частями родного языка. Обучение на первом этапе следует проводить на ограниченном, специально подобранном лексическом материале, так, чтобы можно было продемонстрировать взаимодействие с род-ным языком во всем разнообразии.

На первом этапе не следует поощрять расширение словаря, заучивание новых слов, не вписывающихся в уже усвоенные логические структуры. Также не следует стремиться к беглости речи – пусть студент чешет в затылке, медленно подбирая иностранные слова, но пусть подбирает их правильно.

Особенно важно, как для первого, так и для последующих этапов обучения, постоянно проводить параллели с родным языком, демонстрируя студентам "проекцию" их ошибок на родной язык. Например, при обучении употреблению артиклей в немецком или французском языке, Шло сказать, что они выражают категории рода и числа существительных (это пустые слова, которые тут же забываются), нужно показать, что, если студент говорит, к примеру, «die Affe» вместо «der Affe», то это все равно, что по-русски сказать «обезьян» вместо «обезьяна». Это смеш¬но и, в отличие от «категорий», запомнится.

На этом же первом этапе следует начать развивать вос-приятие иностранной речи. Восприятие (listening compre¬hension), как я уже говорил, слабое место наших студенток языковых вузов. Нужно, чтобы студенты как можно больше слушали иностранную речь, желательно в объеме уже усвоенного ими словаря, весьма желательно – речь разных людей, быструю и "непричесанную".

Таким образом, после первого этапа обучения (продол-жительность его, конечно, будет зависеть от множества объективных и субъективных обстоятельств) студент-пе¬реводчик должен в основном представлять себе иностран¬ный язык как грамматическую систему, связанную опреде¬ленными аналогиями с системой его родного языка. Кроме того, к концу этого этапа он должен научиться понимать быструю, неадаптированную речь в пределах ограниченно¬го словаря.

После такой подготовки, как мне представляется, сту¬дент должен быть готов отправиться "в свободное плава¬ние". Лучше всего послать его работать на неквалифици¬рованной работе в ту страну, язык которой он изучает, дав какое-нибудь полезное задание, например, составить сло¬варь идиом и выражений, услышанных им во время рабо¬ты в этой стране и т.п. Здесь роль преподавателя должна сводиться к периодическим консультациям и проверкам.

Такова, по моему разумению, общая схема обучения пе-реводчиков иностранному языку. Безусловно, чтобы ее реализовать на практике, нужно еще очень много сделать, начиная с соответствующих методических разработок и заканчивая специальными учебниками иностранного язы¬ка для переводчиков, которых, насколько мне известно, очень мало⁸.

Все сказанное выше о системе значении в языке и о том, как; по моему мнению, следует учитывать соответствие систем родного и иностранного языков при обучении пе-реводчиков, необходимо дополнить еще одним утвержде¬нием, которое также может показаться парадоксальным.

Для хорошего перевода важно не столько знание зако¬нов лексической и грамматической сочетаемости всей сис-

темы языков, участвующих в переводе, сколько той их подсистемы, которая используется данными сообщества-ми носителей этих языков. Такая подсистема обычно на-зывается в лингвистике неблагозвучным словом "узус" (т.е. употребление).

И здесь мы снова возвращаемся к двум проблемам, о которых уже говорили. Это проблемы "малой конвенции" и речевых клише.

На основе общей "конвенции о сочетаемости лексических и грамматических значений" языковым сообществом за¬ключается "малая конвенция о том, как принято и как не принято говорить", и речевые клише возникают и сущест-вуют в рамках этой второй, "малой конвенции".

Для переводчика проблема в данном случае состоит в том, что представления о том, как принято и как не при-нято говорить у носителей разных языков, как правило, не совпадают.

Мы говорим "резать курицу, несущую золотые яйца", а англичане говорят "убить гуся, несущего золотые яйца" (to kill a goose that lays golden eggs). Можно, конечно, сказать по-английски и "курицу", а не "гуся" – это будет понятно, но так не говорят".

Мы говорим "осторожно, не споткнитесь", а англичане

– "следите за своим шагом" (mind your step); мы говорим "не торопитесь", а англичане – "располагайте своим време¬нем" (take your time); мы желаем "приятного аппетита", а англичане желают вам "насладиться едой" (enjoy your mea1).

Можно и по-английски сказать "be careful, "do not

stumblе", "do not hurry" и пожелать "pleasant appetite" – все

это будет правильно с точки зрения правил лексико-грам-матической сочетаемости английского языка, но "так не говорят"!

Различие иногда, казалось бы, и небольшое – мы пишем "Входа нет", американцы – "Do not enter", мы пишем "Пос¬торонним вход воспрещен", а они – "Staff only", но оно сра¬зу бросается в глаза. Как-то наши лингвисты от Аэрофлота перевели "Служебное помещение", как "Service Room", и сразу не стало отбоя от иностранцев, которые вполне ло¬гично принимали эту комнату за "бюро обслуживания".

Как-то давно я, тогда молодой и наивный выпускник Иняза, спросил у американца мнение о моем английском. Вежливый американец ответил в том смысле, что в общем-то все хорошо, но "phrasing is a bit unusual". Я запомнил этот деликатный отзыв на всю жизнь и стараюсь с тех пор посмотреть на себя со стороны. Как звучит мой англий¬ский? Как русский у чукчи из анекдотов? Или все-таки не¬много лучше?

Услышать себя со стороны, поверьте, очень не просто, но это абсолютно необходимо, особенно переводчику. И не очень полагайтесь при этом на мнение иностранцев -это, как правило, воспитанные и деликатные люди и горь¬кой правды вы от них не услышите.

Различие "узуальных структур" разных языков часто бывает очень тонким, трудно уловимым для иностранца, но если его не учитывать, может получиться и смешно, и грубо.

Один мой знакомый чех сказал, что прочел роман "Боги хотят пить", имея в виду роман А.Франса "Боги жаждут". Американский студент, учивший русский, говорил, уходя: "Имейте хороший день" (have a nice day) и предлагал "ис¬пользовать ступеньки" (use the stairs), а не подниматься лифтом.

Избегайте дословности, особенно в сфере эмоциональ¬ных, экспрессивных высказываний или императивов. Вос¬питанная английская дама, которая восклицает "shit!", на¬пример, уколовшись иголкой при шитье, хочет сказать, в

худшем случае «Черт!», а совсем не то, что приписывают ей некоторые переводчики телевизионных фильмов. Я видел в центре Киева рекламу нового телевизионного канала на украинском с призывом «Спостерегайте нас!», что означает «наблюдайте за нами», а уж никак не «смотрите нас». Это опять буквальный перевод с английского (Watch us) – анг-личане и американцы, как известно, телевизор не смотрят, а «наблюдают» (по-украински «спостерегають»).

Нужно постоянно помнить о различии культурных и этических традиций. В фильме об американской тюрьме меня поразила скудость неформальной лексики заключен¬ных – один уголовник кричал своему сокамернику, кото¬рый только что его чуть было не зарезал: "Fuck you!" И все! А представьте, что мы услышали бы в подобной ситуации в нашей тюрьме?!

Если помните, говоря выше о речевых клише, я утвер¬ждал, что переводчик не должен изучать иностранный язык, заучивая клише, а теперь вот говорю об их важности. Нет ли здесь противоречия? Думаю, что нет. Речевые кли¬ше и штампы, выражающие наиболее "ходовой" лексиче-ский слой языка, знать переводчику совершенно необхо-димо, однако их изучение должно происходить на фоне прочно усвоенных правил лексико-грамматической соче-таемости.

Заканчивая эту тему, я хотел бы коротко коснуться еще двух ее аспектов, имеющих значение для перевода. Во-первых, узуальные фигуры присущи речи не только бытовой, но и профессиональной. По неясной причине определенные слова и выражения вдруг становятся очень популярными среди представителей той или иной профес¬сии, и если кто-либо вдруг использует вполне нейтральный синоним, то он прозвучит явным диссонансом. В речи англоязычных чиновников из таких междуна-родных организаций, как Всемирный банк, Международ-ный валютный фонд и им подобных "обязательство (сде-лать что-либо)" – это всегда "commitment", "льгота" -"in¬centive", "иностранцы" – "expatriates". Это не означает, что нельзя пользоваться синонимами (obligation, relief, foreigner). Можно, но как-то "не комильфо". А иногда могут и не понять, если английский для них не родной. Вопрос тут не в правильности употребления терминологии, а в следовании своего рода "моде".

Так у нас вдруг стали говорить "проплатить", несмотря на то, что этой формы нет в словарях. Говорят, и все тут. Просто имейте это в виду – знание такой "речевой моды" может оказаться полезным для переводчика. Лучше, если вы будете говорить "на их языке".

Во-вторых, при переводе клишированных словосочетаний, многие из которых идиоматичны, нужно остерегаться их "обыгрывания" в дальнейшем.

Например, русский докладчик говорит: "Яблоко от яблони недалеко падает", переводчик совершенно правильно переводит, используя эквивалент этой поговорки "Like father, like son" ("какой отец, такой и сын"), но докладчик продолжает говорить про яблоню, что была, мол, червивая и т.п. Вывернуться здесь можно, продолжая английскую аналогию (отец, мол, был плохой), но можно и растеряться и начать говорить про яблоню, что вызовет по меньшей мере недоумение англоязычной аудитории. Будьте осторожны.

Английское выражение "Beat about the bush" – "ходить вокруг да около" (дословно: "бродить в кустах") причинило немало неприятностей переводчикам. Говорят, Никита Сергеевич Хрущев очень разгневался, когда американский президент сказал ему (в интерпретации переводчика), что он бродит по кустам. Переводчика, говорят, выгнали, и поделом – такие распространенные идиомы надо знать или хотя бы не переводить дословно.

Но в продолжение нашей темы я хочу рассказать о более сложном случае. Исходный текст звучал так: "We seem to beat about the bush and the bush is thick", т.е. говорящий стал развивать идиоматическое выражение и переводчику пришлось выкручиваться. Насколько я помню, он сказал "Мы, похоже, ходим вокруг да около, и это естественно,

так как дорога трудная". Вот так. Будьте внимательны, переводя речевые клише, особенно идиоматические!

А в общем случае ситуация с означиванием языковых единиц выглядит следующим образом:

• широкое значение в рамках общеязыковой конвенции и общие правила лексико-грамматической сочетаемости и на этом фоне;

• частное значение в "малой конвенции" и определенная выборка устойчивых сочетаний.

В общем случае все, кажется, просто, но когда доходит до конкретных вещей, то увы...

Я навсегда запомнил то, что мне сказал когда-то один Львовский профессор-лингвист старой школы, из тех, что учились в Европе и свободно говорили на трех-четырех языках, из тех, что считали (по-моему, справедливо) лингвистику одним из разделов философии. Я тогда занимал-ся так называемой квантитативной лингвистикой, пытаясь

поверить алгеброй гармонию". И вот, говоря о моем докладе, он сказал "Це добре, що ви тут пiдрахували, i навiть корисно, але, розумiете, мова це о!"' И он широко развел руки.

На этой ноте давайте перейдем к следующей теме, к переводу и попытаемся понять, чем же мы, переводчики, собственно, занимаемся, зарабатывая свой хлеб.

Это хорошо, что вы здесь подсчитали, и даже полезно, но, пони-масте, язык – это о-го-го!

 

Глава 2

Перевод или интерпретация – чем же мы все-таки занимаемся?

Возможен ли перевод с одного языка на другой? Чем отличается перевод от интерпретации смысла на другом языке? Как трактуют перевод различные теории? Только ли содержание интересует нас в переводе, или кто такие Бармаглот и Брандашмыг? Отличается ли английский «гад» от русского?

Начнем, пожалуй, с примеров.

Первый пример – это перевод английского текста, вы-полненный системой машинного перевода⁹: Group I surfactants were identified as being the most promising for tertiary oil recovery since their tension ranges coincide most closely with the measured equivalent alkane carbon numbers of crude oils.

Поверхностно-активные вещества группы 1 были идентифицированы в качестве наиболее перспективный для извлечения третичного масла (нефти), так как серии (диапазоны) их натяжений совпадали наиболее близко с числами углерода алана измеренного эквивалента неочищенных масел (нефтей).

Второй пример взят из книги блестящего сатирика Ю.Полякова:

"...по подстрочнику можно переводить даже с древне-азотского языка, который, как известно, полностью утрачен. Делается это элементарно. В подстрочнике значится: У моей любимой щеки, как гранат, Лицо, как полная луна, Тело, как свитки шелка, Слова, как рассыпавшиеся жемчуга

Задача поэта-переводчика – следовать, конечно, не букве, но духу оригинала:

Нас с Зухрою луноликой

Ночь укроет повиликой..."¹⁰

Вот так мы и переводим, лавируя между Сциллой неуклюжей дословности и Харибдой вольной интерпретации. А как же надо переводить?

Считается, что переводить следует так, чтобы передать в переводе всю полноту содержания оригинала, включая его тончайшие оттенки. Мне это требование напоминает известный призыв Н.Островского "...прожить... надо так, чтобы не было мучительно больно и т.д." Требование передать в переводе всю полноту содержания так же категорично, как этот призыв, и так же редко выполняется.

В этой главе мы еще вернемся к вопросу о том, насколько возможен полный перевод, а сейчас попытаемся разобраться, как же вообще протекает процесс перевода с одного языка на другой.

В принципе для целей практических, которые мы преследуем в этой книге, все разнообразие теорий перевода¹¹ можно свести к двум основным подходам, трансформационному и денотативному. Это, по крайней мере, упростит нашу задачу.

Трансформационный подход рассматривает перевод как преобразование объектов и структур одного языка в объекты и структуры другого по определенным правилам.

В ходе трансформации преобразуются объекты и структуры разных языковых уровней – морфологического, лексического, синтаксического.

Так, на лексическом уровне мы преобразуем слова и словосочетания исходного языка в слова и словосочетания языка перевода. То есть, попросту говоря, заменяем одни другими по определенным правилам или, точнее, спискам

соответствий, меньшая часть которых хранится в нашей памяти, а большая – содержится в двуязычных словарях и грамматиках.

Однако нельзя забывать, что слова в составе словосочетаний могут преобразовываться иначе, чем отдельно взятые. Словосочетание – это уже маленький контекст, а контекст, как вы помните, изменяет значение слов и влияет на выбор эквивалента в другом языке.

Таким образом, трансформации (и не только на лексическом уровне) мы производим, как принято говорить, под управлением контекста.

Например, если трансформировать отдельно взятое английское слово "book", то можно с полным основанием заменить его главными словарными эквивалентами – существительным "книга" и рядом глаголов "заказывать", "бронировать", "резервировать". Эти же эквиваленты слова "book" останутся и при переводческих трансформациях большинства словосочетаний с этим словом: "interesting book" – "интересная книга", "book tickets" – "заказывать билеты" и т.п.

Однако, если мы трансформируем, скажем, словосочетание "book value", то получим совершенно иной русский эквивалент "балансовая стоимость", в котором нет русских эквивалентов отдельно взятого слова "book".

Одна из проблем трансформационного метода, как видите, состоит в том, чтобы при переводе с помощью трансформаций отделить связанные словосочетания от отдельных слов, объединенных лишь грамматически, и произвести трансформацию в соответствии с результатами такого разделения.

Надежного формального метода выделения связанных словосочетаний не существует, т.е., скажем, для систем машинного перевода, которые в большинстве своем базируются на трансформационном подходе, более тесная связь между словами "book" и "value" в словосочетании "book value" не заметна – для них такое словосочетание ничем не отличатся, например, от сочетания слов "book store"

(книжный магазин). Человек же выделяет словосочетания такого рода на основе сложного анализа смысла, а соответствующий эквивалент хранит в памяти или находит в словаре.

На синтаксическом уровне в процессе перевода осуществляются трансформации синтаксических конструкций исходного языка в соответствующие конструкции языка перевода.

Примером может служить соответствие конструкций будущего времени в русском и английском языках: личные формы служебного глагола "быть" + неопределенная форма основного глагола преобразуются в личные формы служебного глагола "to be" + неопределенная форма основного глагола. Множество других примеров синтаксических трансформаций при переводе можно найти в любом учебнике грамматики иностранного языка, например английского.

Трансформации осуществляются и на морфологическом уровне. Наиболее наглядный пример – это трансформации словообразовательных моделей. Скажем, английская модель образования отглагольных существительных "глагольная основа + суффикс -tion (-sion)" трансформируется в русскую модель "глагольная основа + суффикс -ание (-ение)" (например, rota-tion – вращ-ение).

Трансформации при переводе не обязательно производятся в пределах одного языкового уровня. Так, например, английская синтаксическая структура have (has)+ Participle II может трансформироваться в русскую структуру морфологического уровня с глагольными приставками с-, на-, про– (например, has done – сделал, have drawn – начертили, has read – прочитал)

Трансформационный метод перевода можно сравнить с расшифровкой зашифрованного текста с помощью "книги кодов", роль которой выполняет двуязычный словарь, и "свода правил дешифровки", изложенных в грамматическом справочнике.

Давайте проведем эксперимент – переведем отрывок из романа Грэма Грина "Брайтонский леденец", используя трансформационный подход, т.е. пользуясь только словарями и своим знанием правил лексико-грамматической сочетаемости английского и русского языков.

Будем действовать, как при расшифровке, т.е. начнем с первого слова, затем перейдем ко второму и т.д.:

"The Boy stood with his back to Spicer staring out across the dark wash of sea. They had the end of the pier to themselves; everyone else at that hour and in that weather was in the concert hall"¹².

Выполним последовательно лексические и синтаксические трансформации, используя правила русской лексико-грамматической сочетаемости для выбора эквивалентов и согласования:

the – определенный артикль, не переводится или переводится как "этот";

Boy – мальчик, парень, школьник, молодой человек (в тексте это слово написано с прописной буквы, т.е. это – имя собственное, может быть, кличка или прозвище); stood – стоял (синтаксическая трансформация английской формы простого прошедшего времени в русский ее аналог);

with – с, от, у, при, творительный падеж управляемого слова (выбираем творительный падеж, учитывая значение управляемого существительного);

his – его, своя, не переводится (по правилам русской стилистики притяжательное местоимение в таком сочетании не употребляется, не переводим); back – спина, назад, поддерживать (выбираем эквивалент

"спина" из-за притяжательного местоимения); to – к, до (выбираем "к" по правилу сочетаемости); Spicer – Спайсер (имя собственное);

staring out – пристально глядя (связанное словосочетание); across – через, сквозь (учитывая сочетаемость со словами "морской прибой", выберем эквивалент "на");

the – определенный артикль, не переводится или переводится как "этот";

dark – темный;

wash – мытье, стирка, прибой (по понятной причине выбираем прибой);

of – родительный падеж управляемого слова, не переводится;

sea – море (здесь "моря");

wash of sea – переводим как устойчивое русское словосочетание "морской прибой";

they had... to themselves – был в их полном распоряжении (связанное словосочетание);

the – определений артикль, не переводится или переводится как "этот";

end – конец (край);

of – родительный падеж управляемого слова, не переводится;

the – определений артикль, не переводится или переводится как "этот";

pier – пирс, мол (здесь "пирса", "мола");

everyone – все;

else – кроме;

at – в, при (выбираем "в");

that – тот;

hour – час;

and – и;

in – в;

that – ту;

weather – погода (здесь "погоду");

was – был (здесь "были" по согласованию с русским подлежащим "все");

in – в;

the – определений артикль, не переводится или переводится как "этот";

concert hall – концертный зал (атрибутивное словосочетание). В итоге, согласовав слова и сделав некоторые перестановки по правилам согласования и управления русского языка, получим вот такой перевод:

"(Этот) Мальчик (парень, школьник, молодой человек) стоял спиной к Спайсеру, пристально глядя на темный морской прибой. (Этот) край пирса (мола) был в их полном распоряжении; все кроме (них) в тот час и в ту погоду были в концертном зале".

Что ж, трансформационным методом, как видите, можно сделать вполне приличный перевод. Правда, останется несколько нерешенных вопросов:

– Кто стоял, мальчик, школьник или молодой человек?

– Этот мальчик, школьник и т.д. или просто мальчик, школьник и т.д.?

– Этот край пирса или просто край пирса?

– Пирс или мол?

– Почему прибой темный, если известно, что ночью полоса прибоя светлее моря?

Значит ли это, что трансформационный метод не позволяет сделать полный перевод? Чего же не хватает в нем такого, что не позволяет прояснить эти неясные места?

Перед тем как попробовать ответить на эти вопросы, посмотрим, как этот текст перевели другие переводчики. Вот перевод этого отрывка из сборника: Грэм Грин "Меня создала Англия" и "Брайтонский леденец" (перевели "Брай-тонский леденец" Е.Петрова и А.Тетеревникова):

"Малыш стоял спиной к Спайсеру, глядя вдаль на темную полосу прибоя. На конце мола не было никого, кроме них; в такой час и при такой погоде все были в концертном зале".

Оставим на совести автора "темный прибой" и посмотрим на отмеченные курсивом отличия.

Как видите, эти переводчики внесли полную ясность в наш перевод и решили почти все проблемы. Но удалось это им не потому, что они применяли какой-то иной подход, а потому, что им был известен более широкий контекст (они знали, что прозвище одного из героев этого романа Грина ранее было переведено, как Малыш и что действие происходит на молу, а не на пирсе).

Однако сравнение переводов по другим признакам показывает, что переводчики действительно применяли не только трансформационный подход. Об этом свидетельствуют появившиеся «из воздуха» слова «вдаль» и «полоса», которые нельзя получить путем трансформаций слов и словосочетаний исходного текста.

Подход, который использовали вместе с трансформационным переводчики этого отрывка, называется денотативным. Это второй наиболее распространенный подход к теоретическому истолкованию переводческого процесса

Согласно этому подходу, перевод осуществляется как трехэтапный процесс, состоящий из следующих этапов:

• Этапа восприятия сообщения на исходном языке.

• Этапа формирования мыслительного образа (концепта) этого сообщения.

• Этапа интерпретации этого образа средствами языка перевода.

В отличие от трансформационного, денотативный подход не устанавливает прямую связь между словами и словосочетаниями двух языков – перевод по денотативному механизму предполагает свободный выбор средств языка перевода для передачи смысла сообщения на исходном языке.

Схемы процесса перевода по трансформационному и денотативному пути приведены на Рис. 3.

Название этого метода происходит от слова денотат, т.е. фрагмент объективной реальности, с которым соотносится как исходное сообщение, так и его перевод.

Наиболее наглядно этот подход иллюстрирует перевод идиом. В приведенных ниже примерах отсутствие прямой связи между исходным текстом и его переводом очевидно, они связаны лишь общим смыслом:

"A stitch in time saves nine" – "Хороша ложка к обеду".

"There is many a slip between the cup and the lip" – "He говори "Гоп!", не перепрыгнув".

"Out of sight, out of mind" – "С глаз долой, из сердца вон".

Трансформации

Морфологические

Лексические Синтаксические

Исходный текст

Перевод

Перевод по трансформационному механизму

Мыслительный образ исходного текста (концепт)

Исходный текст

Перевод

Перевод по денотативному механизму Рис.3

Нет прямой связи между исходным текстом и переводом и в тех речевых штампах, о которых мы говорили в предыдущей главе, например:

"Mind your step!" – "Осторожно, не споткнитесь!" "Enjoy your meal!" – "Приятного аппетита!" Перевод, выполненный по денотативному методу, иногда называют интерпретацией, в отличие от собственно перевода, выполняемого путем трансформации форм одного языка в формы другого.

Зачастую мы прибегаем к денотативному механизму перевода в силу необходимости разъяснить тем, для кого предназначен перевод, смысл обращенного к ним высказывания:"You must show your commitment" – "Вы должны показать свою готовность участвовать" (например, в проекте).

Если бы мы переводили путем трансформаций, то среди русских эквивалентов слова "commitment" не нашли бы подходящего (commitment – вручение, передача, заключение под стражу, обязательство, совершение, например, преступления).

Различия в образе жизни и мышления носителей разных языков довольно часто приводят к тому, что переводчик бывает вынужден интерпретировать, объяснять то или иное понятие, прибегая к денотативному подходу.

Много таких понятий появляется сейчас, в постсоветский период. Это не только термины и квазитермины, которые чаще всего транслитерируются и не вызывают затруднений при переводе (например, "римейк", "фан", "бу-тик"); это и новые понятия качественной оценки действий (такие как "integrated" или "counterproductive"), которые почти всякий раз требуют от переводчика интерпретации в зависимости от контекста и речевой ситуации.

Мы еще вернемся к этому, а с₍ейчас, я думаю, у читателя возник вполне закономерный вопрос: «Как же мы, собственно переводим? Какая из этих теорий соответствует истине?»

Ответ достаточно однозначно подсказывает нам практика перевода – в определенной мере обе теории соответствуют истине, и при переводе мы пользуемся как одним, так и другим методом.

Переход от трансформаций к интерпретации смысла средствами языка перевода точнее всего описан В.Н.Комиссаровым¹³.

Он выделяет пять так называемых уровней эквивалентности перевода, из которых два первых (уровень слов и словосочетаний и уровень предложения) соотносятся с прямыми межъязыковыми трансформациями, а остальные предполагают достаточно свободную интерпретацию смысла переводимого текста на основе более широкого контекста, ситуации и фоновой информации.

Следует отметить, однако, что на практике такое четкое разделение уровней вещь достаточно редкая. Как правило, переводя, мы применяем своего рода комбинацию этих двух подходов и тот или другой подход преобладает в зависимости от переводческой ситуации, вида перевода, типа переводимого текста и, конечно, прямо связан с профессиональным уровнем переводчика.

Прежде всего следует сказать о роли "человеческого фактора" в выборе одного из этих механизмов.

Сколько бы не утверждали обратное певцы "трудового подвига", все мы довольно-таки ленивы и склонны идти по пути наименьшего сопротивления, а именно этот путь предлагает трансформационный метод.

Перевод по трансформационному механизму требует меньше "умственных усилий" и, как правило, переводчики предпочитают его в своей рутинной работе, переводя слово за словом, пока не натолкнутся на такое слово или на такую грамматическую конструкцию, которые заставят их изменить порядок слов, перефразировать перевод или вообще отказаться от трансформаций и пойти по пути интерпретации содержания оригинала (т.е. применить денотативный подход).

Приведу пример из того же "Брайтонского леденца":

"The banister shook under his hand, and when he opened the door and found the mob there, sitting on his brass bedstead smoking, he said furiously..."

"Перила шатались под его рукой, и, когда он открыл дверь и увидел, что все ребята здесь и курят, сидя на его медной кровати, он гневно крикнул.."

Можно, по-видимому, с достаточным основанием утверждать, что до слов, отмеченных курсивом, переводчики переводили этот текст "слово за слово", т.е. трансформационным путем, и только натолкнувшись на конструкцию "found the mob... sitting... smoking", прибегли к денотативному механизму (почему перевод этой конструкции нельзя считать сложной синтаксической трансформацией, я скажу чуть позже).

А ведь у переводчиков художественной литературы времени на обдумывание, на интерпретацию, казалось бы более чем достаточно, но, во-первых, трансформировать текст легче, во-вторых, трансформации нередко дают вполне приемлемый результат, поэтому, как говорится, "от добра добра не ищут".

При синхронном переводе на интерпретацию просто нет времени, поэтому синхронисты, как правило, переводят по трансформационному механизму, зачастую жертвуя стилистической "гладкостью".

При устном последовательном переводе, когда нужно запомнить и перевести сразу несколько предложений, естественно, преобладает денотативный подход, т.е. интерпретация, и перевод редко бывает структурной копией оригинала.