Текст книги "Выживший. Чистилище (СИ)"

Автор книги: Геннадий Марченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Я спокойно посмотрел на замерших в растерянности подельников.

– Претензии имеются? Если есть – я готов немедленно их обсудить. Нет? Ну тогда можете быть свободны, пока я не передумал.

Эти уже не рыпнутся, если только у кого-то из них нет огнестрела. Но вроде бы нет, либо не хватает духу его достать. Хотя посторонних вокруг не видно, могли бы и пристрелить. Но ребятишки предпочли тихо испариться, бросив своего главаря подергиваться в предсмертной агонии на влажной после недавнего дождя земле. Асфальт в этот тихий переулок еще не добрался.

Ну что ж, можно, пожалуй, и нам с Лехой покинуть место драмы. Моих 'пальчиков' на торчавшем из груди покойника ноже нет, свидетелей, кроме тех двоих и моего подопечного, не наблюдалось. Как говорится, дело сделал – гуляй смело. И откуда во мне столько цинизма? Ни малейших угрызений совести.

А вообще что-то раздухарился я. Третий труп за два дня, куда это годится?! На фига мне такой кровавый след, пусть даже это кровь не самых лучших представителей человеческой фауны... Понятно, что первые два убийства были необходимостью, но все же в будущем надо бы попридержать коней.

– Нечего здесь смотреть, пойдем отсюда, – сжал я плечо замершего в немой сцене Лехи.

Тот молча повиновался, даже не спрашивая, куда мы идем. Я и сам шел просто подальше от этого места, куда глаза глядят, думая о своем. И даже когда за спиной раздался истошный бабий крик: 'Убили-и-и!' – я не ускорил шаг.

– А куда мы идем? – наконец робко поинтересовался Леха.

– Пока просто идем. А если честно – сам не представляю. К твоему сведению, я тоже беспризорник, только взрослый. Нет у меня в Москве жилья.

– Как же так? – искренне удивился пацан.

– Да вот так, считай, приезжий я, первый день в столице. И думаю, как бы из нее свалить после всего этого... Кстати, есть хочешь?

– Хочу, – честно признался Леха.

– Тогда давай зайдем вон в ту чайную, а то я тоже что-то проголодался.

В течение ближайших пятнадцати минут за шесть рублей семьдесят копеек мы на двоих умяли по тарелке относительно наваристых щей, картофельному пюре с котлетой по-киевски и теперь пили чай с сахаром вприкуску. Парень аж расцвел на глазах. Умыть бы его еще, постричь, приодеть, да в хорошие руки отдать. Только кроме как в детдом уже хрен куда определишь. Сейчас в стране уже должны были искоренить по идее беспризорность, тем более в Москве и Питере. И это логично, уж лучше детям в приютах расти, чем быть как перекати-поле. Криминал, антисанитария и так далее... Ну, на бумаге, может, и искоренили, а на деле все обстояло несколько иначе. Вон, Леха тому пример. Кстати, наверняка у парня вши, надо бы отвести его в парикмахерскую, обрить наголо, а для страховки еще и керосином голову помыть. Либо, чтобы в цирюльнях не светиться, своей опасной бритвой обрить, которая у меня в выселенном доме припрятана. Намылю ему черепушку, да и обкорнаю под 'ноль'. Ни одна вша не спрячется.

– Годков-то тебе сколько?

– Одиннадцать в прошлом месяце стукнуло.

– Грамоте-счету обучен?

– Немножко, я ж два класса закончил, да и в детдоме учился, пока не сбег.

– Значит, твердо решил в Крым податься?

– Угу. Там тепло, абрикосы... Дядь Вась, – ого, вон уже как, по имени, – дядь Вась, а поехали в Крым, а? Я скажу тетке, что ты мой папка.

– Так она что, не знает, кто твой папка и что он упился до смерти?

– А ты скажешь, что женился на мамке потом уже. Мамка сказывала, дом у тетки большой, а дочка уже взрослая, замуж вышла. Писала, чтобы мы в гости приезжали. Поехали, дядь Вась!

Дядь Вась... Куда деваться, так и придется пока быть Василием Яхонтовым. И что дальше? Может, и правда махнуть на юга? В Крыму сто лет не был, как-то все больше Египет да Таиланд. А на полуострове сейчас бархатный сезон, купайся – не хочу. Правда, и денег не так уж много, хорошо, если на билеты хватит. Опять же, у парня никаких документов. Да и у меня кроме удостоверения ничего. В том числе свидетельства о браке с этой, как ее...

– А как твою мамку-то звали?

– Люда. Людмила Ивановна.

– Кузнецова?

– Угу.

Надо запомнить имя-отчество, может, и пригодится. А свидетельство можно проигнорировать, сказать, что жили в гражданском браке. Не знаю уж, как в СССР с этим обстояло дело, возможно ли было такое в принципе. То есть многие сожительствовать наверняка сожительствовали, но государство этого, конечно же, не поощряло, ратуя за полноценную ячейку общества.

– А сестренок как зовут, сколько им лет?

– Зинка и Ленка, они близняшки, им по семь.

– Ну а ежели приедем мы к твоей тетке, как бы погостить, спросит, мол, чего Зинку с Ленкой не взяли?

– Так в детдоме!

– Ага, что ж я за папка такой, девчонок в детдом сплавил, а тебя на юг привез... Тетка вообще знает, что мамка померла?

– Вроде нет.

– Вроде... Знаешь что, я, пожалуй, помогу тебе до Судака добраться, а там уже своей дорогой пойду.

Тем более, подумалось, тетка эта может оказаться слишком бдительной. Донесет куда надо о подозрительном типе, а снова попадаться в руки НКВД я не спешил. И чего я вообще за этого шкета впрягся!

– Ну ладно, – вздохнул Леха, который еще два часа назад и не знал о моем существовании, а сейчас грустил, что я не его родственник.

Мы вышли из чайной. Я по-прежнему фиксировал все происходящее вокруг, а Лешка уже вовсю щебетал. Я особо не прислушивался, думая о своем. Значит, эмиграция через Архангельск откладывается на неопределенный срок? С другой стороны, можно, конечно, попробовать улизнуть и через южную границу, там Турция через пролив, а западнее Одесса, Румыния, Греция, Италия... Путь в Англию выйдет подлиннее. А может, ну ее в дупу, эту Англию? Англичан я недолюбливал с тех пор, как однажды слетал поглазеть на Лондон, подвернулись на выходные дешевые билеты. Аборигены мне не понравились своим чванством, особенно когда узнавали, что я русский, и начинали сыпать стереотипами. Возможно, это беда всех западников, которые о нашей стране знают лишь понаслышке... Хотя в Испании, куда я летал раза три, русскому человеку наоборот рады. Ну да, снобами назвать знойных испанцев язык не повернется. Может, за Пиренеи махнуть? Ах да, там же гражданская война идет. Вариант – повоевать на стороне Второй Испанской Республики, о которой рассказывал в камере летчик. Веселуха, правда, убить могут, но это уже издержки профессии.

Ладно, там будет видно. Следующий вопрос – как нам добираться в Крымнаш? Опять же, поездом вроде бы сподручнее. Цены на билеты можно узнать на вокзале. Неясно, правда, нужно ли предъявлять документы и проканает ли удостоверение на имя Василия Яхонтова... Ну, попытка не пытка, на парня, тем более, в его возрасте, думаю, документы вообще не нужны.

Скорее всего, нужно ехать на Киевский вокзал. Привык в той жизни все больше самолетами, потому мог только догадываться, с какого вокзала поезда следуют в нужном направлении. Да и в этом времени могут существовать другие рейсы, а не те, которые я знал в будущем. Так и придется ехать, выяснять на месте.

– Ну что, Леха, поехали на Киевский вокзал, узнаем, почем стоит в Крым доехать.

Глава VI

Оказалось, что поезда в сторону Крыма следуют не с Киевского, а с Курского вокзала. И моего удостоверения – вернее, удостоверения Василия Яхонтова – было вполне достаточно для того, чтобы купить билеты на вечерний поезд для себя и пацана. Тем более по деньгам тоже укладывались, учитывая, что билеты пришлось приобретать в плацкартный вагон по 25 рублей за место. Других в продаже попросту уже не имелось, да и нам приходилось экономить – делать деньги из воздуха я еще не научился.

Повезло еще, что мнимый Яхонтов пока не был объявлен в розыск. Выходило, что настоящий уроженец Змиево послушно ожидает вызова в милицию. Ну и пусть ждет, пока не надоест.

Поезд 'Москва-Симферополь' двигался, минуя Курск, Белгород, Харьков, Днепропетровск и так далее. От Симферополя до Судака как-нибудь доберемся, на автобусе или еще каких перекладных. Может, там даже ходит что-то типа электрички... Хотя какая электричка, в эпоху паровозов!

Главное – мне самому свалить подальше от Москвы, где наверняка идут усиленные поиски сбежавшего бандита Ефима Сорокина, убившего двух честных партийцев. В том, что и Шляхман член партии – я не сомневался. Для комсомольца следователь был уже староват, а на такой должности, не имея партбилета, он вряд ли бы оказался. Про Фриновского речи и не шло, беспартийный заместитель наркома – конкретный, товарищи, нонсенс!

Перед отъездом я не удержался и предпринял еще одну попытку достучаться до небес, то бишь до товарища Сталина. Зашли в почтовое отделение рядом с вокзалом, где я, натянув на глаза козырек кепки, усадил Леху в сторонке с купленной для него плюшкой – пусть пока жует – а сам приобрел тетрадку, конверт и, воспользовавшись халявными пером и чернилами, сел писать письмо. На вырванном из тетрадки листе принялся выводить, старясь не поставить кляксу:

'Уважаемый Иосиф Виссарионович!

Пишет Вам советский гражданин Ефим Николаевич Сорокин. Возможно, вы уже слышали мое имя от тов. Ежова, хотя и сильно в этом сомневаюсь. Не в его интересах предавать большой огласке мое дело. А между тем мне пришлось, спасая собственную жизнь, убить заместителя наркома внутренних дел СССР Фриновского и следователя Шляхмана. Уж об этом-то Вы наверняка слышали, хотя не знаю, как вам все это представили. У меня попросту не было другого выхода, либо я – либо они, а погибать ни за что у меня не имелось никакого желания.

Чтобы внести некоторую ясность, добавлю, что я родился в 1980 году. Это не ошибка, так оно и есть. Просто по чудесному стечению обстоятельств, прыгая с парашютом в 2017-м, я приземлился в 1937 году. Думал, что это какой-то розыгрыш, как так, игнорируя законы физики, человек может оказаться на 80 лет в прошлом? Но суровая действительность быстро привела меня в чувство. Меня арестовали, кинули в следственный изолятор Бутырской тюрьмы, а потом, так и не разобравшись, едва не расстреляли как иностранного шпиона. В последний момент нарком Ежов, познакомившись с моим делом, дал отбой и велел доставить меня к нему в кабинет. Узнав интересовавшие его вещи из недалекого будущего, прежде всего касающиеся его самого, нарком, видимо, решил, что я потерял для него интерес, дал команду Фриновскому и Шляхману расстрелять меня в подвале Лубянки. Там мне пришлось использовать свои боевые навыки, так как в будущем я служил в спецназе, и убивать, в том числе голыми руками, было моей профессией. После этого, переодевшись в форму Шляхмана, я покинул здание НКВД. Пока я вынужден скрываться, в то же время не теряю надежды встретиться с Вами с глазу на глаз. Мне есть что рассказать о ближайших событиях, которые Вас наверняка заинтересуют. Речь в том числе идет о безопасности нашей страны, и поверьте, это очень важно! Я не могу оставить, к сожалению, обратный адрес, тем более что пока я на положении бездомного, да и не хочется рисковать. Если это письмо все же дойдет до адресата, и Вы решите со мной встретиться, то прошу дать знать об этом до конца октября в газете 'Правда'. А именно опубликовать материал для любителей орнитологии под заголовком 'Сорока-белобока и другие пернатые обитатели леса'. После этого дайте распоряжение охране Спасских ворот, чтобы они провели к Вам человека, назвавшегося Ефимом Сорокиным. Когда объявлюсь – не могу точно сказать, но по прочтении статьи постараюсь не затягивать.

Наверняка, прежде чем оказаться у вас на столе, это письмо будет перлюстрировано. Возможно – даже скорее всего – его сочтут чьей-то шуткой или бредом умалишенного, и отправят в утиль, либо попробуют разыскать отправителя, с мыслью примерно наказать. Но все же надеюсь, что здравый смысл возобладает и нам удастся встретиться и обсудить будущее СССР, которому я со своими знаниями мог бы принести немало пользы'.

Подпись, дата. На конверте, не мудрствуя лукаво, написал: 'Москва. Кремль. Секретарю ЦК ВКП (б) тов. Сталину лично в руки'. Авось дойдет.

Уже опустив письмо в почтовый ящик, задним числом подумал, что сотрудники НКВД, если им дадут соответствующую команду, могут вычислить местонахождение этого самого ящика. А раз он расположен на Курском вокзале, то у моих преследователей может появиться мысль, что именно с этого вокзала я куда-то и ломанулся, не исключено, что и куда подальше. Хотя бы в тот же Крым. Мда, ну что уж теперь, кулаками махать после драки.

Дабы не терять время даром, до поезда мы смотались снова на Тишинку, где я прикупил потертый вещмешок. С ним добрались до заброшенного дома, где я переодевался, там я захватил из тайника бритву, мыло и помазок, сложив все это в вещмешок. Туда же кинул и трусы, не в кармане же их все время таскать. Подумал было о револьвере, но решил все же не рисковать.

– Все, теперь на вокзал и к твоей тетке в Крым, – подмигнул я Лехе.

До отправления поезда оставалось полтора часа. Это время мы использовали с толком, затоварившись продуктами в магазинчике возле вокзала. Буханки хлеба, по четыре банки гречневой и перловой каши с тушенкой на пару дней нам должно хватить. Оставалось около двадцати рублей. Честно говоря, я не знал, как мы будем экономить, ведь помимо пропитания нам предстояло еще добираться от Симферополя до Судака. И вряд ли удастся сделать это бесплатно. О том, что мне еще потом надо будет как-то выживать, я уже и не задумывался. Разве что жалел с запозданием, что не проверил карманы убитого мною Фриновского. Наверняка покойный имел при себе какую-никакую наличность. Можно было бы и часы с него снять, загнать после на толкучке... Нет, ну ее на фиг, до такого уровня мародерства я и сейчас бы не опустился.

Еще за рубль, невзирая на возражения Лехи, я в ближайшей парикмахерской попросил обрить наголо его русую шевелюру, разрешив оставить лишь намек на челку. Вшей и гнид, как ни удивительно, пожилой мастер – обладатель развесистых усов – на голове парня не обнаружил. Ну ничего, для профилактики все равно бритая голова лучше заросшей.

Пуская клубы пара, паровоз с красной звездой на выпуклой 'морде' подтащил к перрону вереницу пассажирских вагонов. Спустя несколько минут объявили посадку. Нам предстояло загрузиться в 'счастливый' 13-й вагон. Леха, до последнего не веривший, что мы вот так просто возьмем и уедем в Крым, буквально цвел от счастья. Меня же порадовало, что нам достались места не в проходе, а две нижние полки – одна против другой. Но в то же время кольнуло тревожное предчувствие: показалось, будто в толпе провожающих мелькнуло знакомое лицо. Тот ли это парень, что был с Лютым, или просто похож? Мелькнуло и исчезло, поселив в моем сердце сомнения.

Нашими ближайшими соседями по вагону стала веселая компания комсомольцев с гитарой и семья военного, который вместе с семьей, как позже выяснилось, был откомандирован к новому месту службы в Харьков. Семья его состояла из вполне миловидной супруги и пацана, с виду ровесника моего Лехи. Гляди ты, 'моего'... Ну, по легенде он и есть мой сын, надеюсь, до конечного пункта назначения ни у кого из посторонних вопросов по этому поводу не возникнет. Мы и с Лешкой договорились, что он будет называть меня папкой, а я его сыном. И что он у меня один, про сестер пока придется забыть.

В общем, Леха и Серега – как звали сына майора РККА – быстро нашли общий язык, и еще не успели мы отъехать от Курской, как они принялись с воплями носиться по вагону. Самого же майора величали Степаном Федоровичем Кузнецовым, а его молчаливую супругу Вероникой. Сам он называл ее Никой. Семейство военного занимало две верхние полки в нашем закутке, и еще одну верхнюю в проходе напротив. Билеты они купили уже после нас, поскольку буквально днем майору позвонили и приказали выезжать уже сегодня, а не через три дня, как они планировали. Будучи джентльменом, я тут же предложил Нике поменяться местами, та было замялась, но в итоге благодаря моей настойчивости размен состоялся.

За окном мелькали уже деревянные дома окраины Москвы. Обладатель двух золотых галунов в красных петлицах распоясался, впрочем, портупею с кобурой держа возле себя, и выставил из чемодана на стол полулитровую бутыль с самодельной пробкой и чуть замутненным содержимым. Следом на столике появились съестные припасы в виде стандартного дорожного набора: жареная курица, десяток вареных яиц, огурцы и помидоры, похоже, позднего сбора, перья лука, соль и хлеб. Я было дернулся выставить с внутренним вздохом пару банок каши с тушенкой, но майор махнул рукой:

– Не надо, уберите, Василий Матвеевич, вам еще пригодится. Мы не последнее выставляем. Ник, крикни там парней, пусть присоединяются... Ну что, за знакомство? – улыбаясь, предложил он.

В общем, до самых сумерек посидели хорошо, майорская жена тоже пригубила вполне неплохо самогона от какой-то тети Клавы. Пацаны, чуть перекусив, отправились слушать, как комсомольцы, отправившиеся на Украину с какой-то агитационной миссией, распевают песни под уже порядком расстроенную гитару.

– А вы, значит, в Судак путь держите? – спросил майор, смачно хрумкая огурцом.

– Туда, к родне в гости. На работе отпуск дали, вот, решили в бархатный сезон к морю съездить.

– А жена что?

Я тяжело вздохнул, с грустью глядя в стол:

– Нет ее, в прошлом году схоронили.

– Извините...

– Да не стоит, жизнь – такая штука, что неприятности могут поджидать в любую минуту. Хотя случаются и приятные моменты. Вон – один из них, – с улыбкой кивнул я в сторону пробежавшего по коридору Лехи.

– Это да, дети – они всегда кстати, – тоже улыбнулся майор и тронул жену за руку. – Мы вот с Никой еще одного ждем через полгодика. Она девчонку хочет, я не против. Пусть будет девчонка, Аней назовем, в честь моей бабушки.

Ника тоже улыбнулась, переглянувшись с мужем, и положив свою ладонь на его. Ну хоть кто-то счастлив в этом мире, если, конечно, не считать сиюминутной радости моего названого сына, носящегося с новым другом по вагону. И хорошо, что майор и его жена не знают о грядущей войне, на которой, вполне вероятно, этому вполне положительному человеку Степану Федоровичу Кузнецову придется сложить голову. Кто знает, вдруг и мне доведется с орудием в руках защищать честь Родины. И даже сложить голову на ратном поле. Все ж лучше, чем быть глупо расстрелянным на за что ни про что.

О себе я старался много не говорить, чтобы потом не запутаться. Сказал лишь, что работаю на чаеразвесочной фабрике, и вот решили в отпуск смотаться с сыном к родне в Крым. Кузнецов тоже не слишком распространялся о своей работе, его вообще больше интересовала международная обстановка.

– Вот в прошлом месяце мы заключили договор о ненападении с гоминьдановским Китаем, и даже отправляем военную помощь для борьбы с Японией. Не знаю, не знаю... Гоминьдановцы, они же против коммунистов выступают, выходит, наши противники. Конечно, наверху виднее, там знают, с кем и когда дружить, если так решили – значит, так выгодно СССР. А вы как считаете, Василий Матвеевич, правильно мы поступили?

– Я, Степан Федорович, линию партии не обсуждаю. А то такие сомнения могут нас завести совсем не туда, куда надо. Вы правильно сказали, там, – я показал глазами в потолок, – сидят не дураки. Опять же, Китай – своего рода прослойка между СССР и профашистской Японией, и эту прослойку поневоле придется поддерживать. Ни к чему нам враг у ворот.

– Это точно, с какой стороны ни глянь – окружены врагами. И каждый норовит устроить нам какую-нибудь пакость. Но нас голыми руками не возьмешь, сейчас Красная армия совсем не та, что была еще десять лет назад. У нас уже есть несколько танковых корпусов. Об этом писали и в газетах, – добавил майор, видимо, опасаясь, как бы я не подумал, что он выболтал засекреченную информацию.

Между тем Ника принялась сворачивать остатки еды в газету 'Красная звезда', причем с портретом Сталина на первой полосе.

– Ника, ты что делаешь?!!

Бедняга аж вздрогнула от возмущенного шепота мужа.

– Что случилось, Степан?

– Ты посмотри, куда мусор заворачиваешь!

– Ой, и правда, это же товарищ Сталин.

Оба испуганно посмотрели на меня, но я сделал вид, что глазею в окно, на проплывающие мимо сумеречные пейзажи. Наверное, думают, настучу я или нет, переживают. А скажу сейчас, что промолчу, не сдам – еще больше изволнуются. Мол, успокоил, а сам уже думает, как донос составить.

Я зевнул, прикрыв рот рукой. Насыщенным сегодня получился день, столько всяких событий.

– Наверное, спать уже нужно ложиться, – сказал майор. – Поезд прибывает в Харьков рано утром, не проспать бы. Хотя вроде и предупредили проводника, но лучше не рисковать. Сережка! Хорош носиться, давай в туалет тебя отведу – и на боковую.

Отпрыск подчинился беспрекословно, причем Степан повел его справлять нужду, не забыв прихватить упряжь с кобурой, а по пути попросив комсомольцев заканчивать шуметь.

– И нам пора, Леха, а то, смотрю, уже глаза трешь. Сейчас тоже в туалет сходим, и ложимся спать.

– Да я не хочу!

– Вижу я, как не хочешь... Если и правда не спится – лежи и смотри в окно. Все равно уснешь.

– Ага, снизу неудобно смотреть. Пап, давай я на верхнюю полку лягу, там в окно хорошо глядеть.

– Ладно, забирайся, если так хочется, мне еще лучше.

В общем, понемногу вагон угомонился. Увидев, как свесилась вниз тонкая рука уснувшего Лешки, я повернулся на бок и моментально отрубился.

Проснулся в половине седьмого, когда поезд подъезжал к Харькову, и семья майора вовсю готовилась к высадке, пакуя чемоданы.

– А, проснулись, – улыбаясь, негромко сказал он. – Извините, если мы тут пошумели.

– Да нет, все нормально, я всегда рано просыпаюсь, – тоже улыбнулся я, с легким стеснением натягивая штаны поверх купленых вчера трусов.

Тихо, чтобы не разбудить Леху, попрощались, пожелав друг другу удачи. Ну вот, вполне милые люди! Побольше бы таких. А на смену им тут же заселились новые постояльцы – немолодая чета и девушка в круглых очках. Девица сидела сама по себе, и вышла в Днепропетровске, а старики ехали навестить сына в Симферополе, который работал начальником цеха на консервном заводе 'Трудовой Октябрь'. То есть, получается, с нами до конечной.

– У вас ведь две верхних полки? – спросил я.

Выяснив, что так оно и есть, снова предложил поменяться. Бабка и так, понятно, внизу устроилась бы, но и ее старику не с руки скакать по верхним полкам. Так что в итоге все равно следующую и последнюю в поездке ночь мне предстояло провести под потолком.

Когда Лешка проснулся, мы собирались позавтракать тушенкой, но и на этот раз откушали за чужой счет. Сердобольные старики, умилившись видом бритого наголо Лешки, тут же выставили на стол бутыль молока с домашними пирожками, и пацаненок резво принялся их уплетать за обе щеки. Ну и я не отказался, съев для приличия парочку, но запив заказанным у проводника чаем. А ничего так пирожки, даже еще теплые, видно, ни свет, ни заря бабка пекла. Соскучился я по домашней выпечке.

Симферополь встретил нас солнечной и по-настоящему летней погодой. Середина сентября в Крыму – бархатный сезон, это я помнил еще по давнишней поездке с матерью по профсоюзной путевке в санаторий 'Мисхор'. Тогда же, кстати, в девять лет я и плавать научился. Эх, какие были времена... вернее, будут. Канувшее в Лету беззаботное детство, которого еще нет, но которое ушло безвозвратно. Вот такие парадоксы времени!

Выйдя из вагона, мы какое-то время постояли на перроне, осматриваясь, затем я обратился к катившему тележку грузчику с номером на грязном фартуке:

– Товарищ, не подскажете, на чем лучше добраться до Судака?

Тот остановился, сдвинул на лоб фуражку с треснутым плексигласовым козырьком, почесал затылок и изрек:

– Да отсель разве что автобус ходит. Народ как раз забирает от вокзала, слева, выйдите из здания и там спросите.

Поблагодарив за совет, отправились в указанном направлении. И впрямь на одном из пятачков на краю привокзальной площади была стоянка маршрутных автобусов, на одном из них как раз под стеклом красовалась табличка 'Симферополь-Судак'. Здесь в будке продавались билеты. Детский, что любопытно, стоил на тридцать копеек дешевле взрослого, хотя ребенок занимал точно такое же место. Ну и ладно, небольшая экономия – а приятно.

Перед тем, как занять места в автобусе, купил в киоске свежий номер местной газеты 'Красный Крым'. Покупать 'Правду' пока рано, вряд ли в центральной прессе даже в случае успешного решения моего вопроса так скоро успели бы опубликовать нужную мне статью. А местную прессу всегда почитать полезно, чтобы быть в курсе происходящих здесь событий.

Итак, о чем пишет 'Красный Крым'? Там перевыполнили, тут недовыполнили, но реже, здесь дадим отпор троцкисткам... Мда, в принципе, то же самое, что я вычитал пару дней назад в 'Правде', только местечкового масштаба, с учетом местных реалий. Скукота!

Лучше уж в окно пялиться на проплывающие мимо пейзажи. Лехе вон как интересно, буквально прилип парень к стеклу. Я же сидел ближе к проходу, который был заставлен тюками и чемоданами, принадлежащими пассажирам автобуса. Судя по лицам и одежде – все местные. Я же свой опустевший к концу путешествия вещмешок держал свернутым на коленях.

И вот Судак – небольшой, уютный городишко на берегу Судакской бухты, окруженный невысокими, поросшими редколесьем горами. Спрашиваем нужный нам адрес, оказывается, до улицы Таврической топать нам минут десять. Еще минут двадцать мы двигались по пыльной дороге до дома под ?16, почти в другой конец Таврической. А ничего, приятный такой домишко с дымящейся трубой, верандой, окруженный виноградными лозами и плодовыми деревьями. Налитые соком яблоки, поспевающие персики и инжир, уже отплодоносившие в этом году вишня, еще какие-то деревья, наверное, какие-нибудь абрикосы и алыча... Приличный сад, наверняка в подвале десятки банок с вареньями и прочими фруктовыми закрутками.

Калитка была заперта на щеколду изнутри, а вот на двери замок не висел, значит, кто-то дома, скорее всего, был. Выскочившая из конуры лохматая собачонка принялась нас облаивать, натянув цепь, и через полминуты на крыльцо выплыла Женщина. Да-да, именно Женщина с большой буквы! Грудь, как у Седоковой, аппетитнейших размеров корма, крепкие руки и ноги, но при этом назвать женщину толстой язык не поворачивался. Это была дама в полном соку, на вид лет сорока пяти, в переднике, вытиравшая руки расшитым полотенцем.

– Ашот, ну-ка прекрати! Замолчи, я сказала!

Пес перестал брехать и нехотя забрался в тень конуры.

– Здравствуйте! – поздоровался я, по-прежнему стоя с Лешкой возле калитки.

– Здравствуй, мил человек! – с ноткой подозрения глядя на меня, ответила хозяйка, спускаясь с крыльца. Леху, скрытого высокой калиткой из плотно пригнанных реек, она еще не видела. – И чего надобно?

– Да вот, Екатерина Васильевна, племяша вашего привез из Москвы погостить.

Я подхватил жадно прислушивавшегося к нашему разговору парнишку подмышки и поднял вверх.

– Ой, Лешка! – охнула та, хватаясь за сердце, а затем протягивая руки к племяннику над калиткой, но, вовремя сообразив, что это как-то неудобно, все-таки ее отворила и смогла по-настоящему обнять родственника. – Я ж тебя во-о-от таким помню, а фотокарточку твою мне мамка твоя присылала, когда тебе семь лет исполнилось. Почти и не изменился... А исхудал, ой, исхудал. Голодный поди?.. Ой, а вы что же стоите! Тоже заходите, с дороги, небось, все головные.... Вы кем Лешке-то будете?

– Папка это мой, – опередил меня пацан.

– Как папка? Он же помер у тебя!

– Ну да, его родной отец помер, – попробовал я взять инициативу в свои руки. – А я с Людмилой сошелся, жили вместе, пока и она не померла.

– Как померла?! – аж присела тетка, зажав ладонью рот и выкатив глаза.

– Да вот так, туберкулез. Сгорела за три месяца.

– Ой мамочки, – на глазах тетки выступили слезы. Она присела на корточки, обняв – Как же вы теперь с сестренками, сиротинушки?!

– Нам дядя Вася был заместо папки. Только его в Казахстан в командировку отправляют, пришлось сестренок в детский дом отдать, а меня я уговорил дядю Васю к вам привезти. Если не выгоните.

И так печально посмотрел на тетку, что я внутренне зааплодировал актерскому таланту парнишки. Ну а Екатерина Васильевна, всхлипнув, торжественно заявила:

– Живи, Лешенька, сколько хочешь, я теперь тебе заместо мамки. А я и сестренок твоих вызволю сюда. Мой-то старший уже упорхнул из гнезда, Варьке девятнадцатый год, тоже, того и гляди, лыжи навострит. Она после семилетки в Симферополе на повара выучилась, сейчас ждет распределения. Хорошо бы в Крыму оставили, а могут ведь отправить к черту на кулички. Вот уедет, а я одна останусь, с тоски взвою. Моего-то Никифора как бандиты зарезали в двадцать втором – он у меня в ЧК служил – я так больше замуж и не вышла. Осталась с двумя на руках, а все ж выходила их. Конечно, мать и моя, и Никифора помогали, но все равно тяжко приходилось...

– Спасибо, Екатерина Васильевна, вы меня сильно выручили, – искренне поблагодарил я хозяйку, прервав ее словоизлияния. – Хорошо, Валя перед смертью успела адрес ваш написать, а то бы даже и не знал, что делать. Да и то, опасался, что не примете, или переехали куда, где ж вас потом искать. А мне в Казахстан через неделю отбывать, Лешку с собой как повезу? Там никаких условий, бокситовые рудники, хоть тоже в детдом сдавай.

По новой легенде, которую мы с Лешкой вызубрили заранее, я был горным инженером, и такая серьезная командировка в дикие места оправдывала невозможность отправления туда с ребенком. Потом пусть тетка проверяет сколько угодно, я все равно денек погощу и упорхну, не оставив следов. Хоть и прикипел малость к парню, но все же задерживаться на одном месте мне нельзя, раз уж наверняка за мою голову, выражаясь языком голливудских вестернов, обещана награда.

В общем, тетушка побожилась, что обязательно найдет время съездить в Москву, забрать сестер. Расспросила Лешку, на каком кладбище похоронили мать, оказалось, на ..., в одной могиле с отцом. Пообещала и ее могилку навестить, цветов положить.

– Сейчас накормлю вас с дороги, – суетилась Екатерина Васильевна, накрывая стол на тенистой веранде. – Небось устали, пока ехали, не ближний свет... А моя-то Варька на колхозном рынке. Урожай нынче в саду хороший, и нам хватает на варенья-компоты, и продать остается, тем более сейчас у отпускников сезон, море теплое... Вы на море-то сходите, водичка как парное молоко, особенно вечером... А когда уезжать собираетесь?

– Думаю, завтра и поеду, чтобы вас сильно не обременять.

– Да чего уж, не обременяете вы меня, я только рада гостям. Билеты ведь еще не брали?

– На поезд? Пока нет, я же не знал, как тут дела сложатся. А теперь можно с чистой совестью и на вокзал в Симферополь отправляться.