Текст книги "Перезагрузка или Back in the Ussr-3"

Автор книги: Геннадий Марченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 25 страниц)

И дальше камера уходит вверх, показывая картинку панорамы гор, заросших лесом, с разгорающейся в небе зарей, и финальные титры.

Сценарий был готов за три дня до отъезда в Венгрию. Я отнес его Корзину, а уже на следующий день Валерий Алексеевич мне позвонил и довольным голосом сообщил:

– Сергей Андреевич, я ваш сценарий буквально проглотил за один вечер. Уверен, лента будет иметь успех у наших телезрителей. Осталось только завизировать сценарий у товарища Месяцева. А дальше в дело вступит Борис Михайлович.

– А что за Борис Михайлович?

– Борис Михайлович Хессин, директор творческого объединения 'Экран'. Они снимают фильмы по нашему заказу. Но я думаю, что здесь придется привлекать и кубинских кинематографистов, во всяком случае, большинство актеров должны иметь характерную латиноамериканскую внешность. Разве что того самого американского гринго мог бы сыграть наш актер.

– Есть кандидатура на примете?

– Да вот сам с собой наедине порассуждал, подумал, может быть, удалось бы уговорить Игоря Дмитриева...

– Не слишком мягковат для такой роли. Да, внешность, повадки аристократические, но, мне кажется, не хватает в нем, как бы сказать, мерзости. Я вот когда писал, думал сначала про Янковского, но решил, что для моего героя он все же слишком молодо выглядит. А потом посмотрел недавно вышедший фильм 'Служебный роман', и понял, что роль гринго написана будто для Олега Басилашвили.

– Хм, а что, действительно, можно попробовать Олега Валериановича. Тут, правда, режиссер еще должен свое слово сказать, может быть, у него свое видение актера. Да и товарищ Месяцев, опять же, резолюцию не наложил. Но я учту ваше мнение.

– Послушайте, Валерий Алексеевич... А если мне самому сесть в кресло режиссера?

– Но у вас же нет специального образования!

– Так я ведь учусь на 'Высших режиссерских курсах', у самого Эльдара Рязанова. Да и, если помните, во время съемок 'Марсианина' частенько бывал на съемочной площадке, так что меня трудно удивить какими-то нюансами режиссерской работы.

– Не знаю, не знаю... Если Николай Николаевич сценарий утвердит, я попробую поговорить с Хессиным, но заранее не тешьте себя надеждой.

– Спасибо, Валерий Алексеевич, заранее вам благодарен. А когда можно будет узнать об окончательной судьбе сценария?

– Сегодня отдам его своему непосредственному руководителю, все зависит от того, как быстро товарищ Месяцев прочитает сценарий.

Глава 4

Ну здравствуй, Венгрия! Здравствуй, светлый город Будапешт! Здравствуй, самая веселая казарма коммунистического лагеря!

Мы один за другим спустились с трапа самолета, замыкающим шел майор Метелкин. Ярко светило солнце, за территорией аэропорта 'Ферихедь' уже вовсю зеленели деревья, и сразу стало душно. Стянув с себя куртку, я перекинул ее через плечо, в другой сжимая ручку обтянутого натуральной кожей 'дипломата'. На покупку этого чемодана меня уговорил все тот же Виктор Валентинович, заявив перед одной из наших последних встреч, что с потертой сумкой через плечо я выгляжу несолидно. А в братской стране встречают и по одежке тоже. Хотел заставить меня нацепить еще и костюм, но тут я уже уперся, мол, я все-таки художественный руководитель рок-группы, а не какой-нибудь чиновник.

Помимо 'дипломата' я, естественно, захватил и чемодан с необходимыми вещами, который получил после прилета вместе с багажом своих музыкантов. Наши гастроли начинались и заканчивались концертами в столице Венгрии. Между этими двумя выступлениями должны были пройти шоу в таких городах, как Дебрецен, Дьер, Сегед, Печ, и... Ну куда же без Бекешчабы – побратима Пензы?! Куда ни плюнь, как говорится.

Встречал нас представитель венгерского министерства культуры, звали его Иштван Надь. Невысокий, лет за сорок, с брюшком и залысиной, при разговоре неистово жестикулировал. Он более-менее говорил по-русски, оказалось, учился когда-то в Московском государственном институте культуры. Заявил, что будет нашим куратором на протяжении всех гастролей. И постоянно косился на нашу длинноногую красотку Ингу Чарскую, которая, конечно же, чувствовала на себе плотоядный взгляд мадьяра, но делала вид, что ее больше интересует окружающая обстановка за окном выделенного нам автобуса.

Кстати, еще нам придали местного оператора, сказали, что он будет снимать документальный фильм о визите группы 'Aurora' в Венгрию. Позже его покажут по венгерскому телевидению. Гляди-ка, какой чести мы удостоились.

Всю нашу делегацию поселили в небольшом, уютном отеле 'Hid', название которого переводилось как мост. Инга разместилась на пару со своей костюмершей, меня поселили с майором, Мелик-Пашаева с Гансом, Кроля с Азаровым, а Ордановского с Блиновым. Пока распаковали вещи, помылись после перелета, привели себя в порядок – настало время ужина.

Наш провожатый предложил вместо ресторанчика при отеле посетить находящееся неподалеку заведение под названием 'Borbirosag'. Ресторан предлагал классическую венгерскую кухню, и большой выбор вин. Майор Метелкин с таким подозрением рассматривал карту вин на венгерском языке, словно ему попал в руки зашифрованный документ от перевербованного агента ЦРУ. Естественно, пришлось вступать в дело нашему венгерскому куратору, озвучившему названия напитков, после чего мы смогли выбрать что-то по вкусу.

– Я думаю, ввиду завтрашнего концерта не стоит злоупотреблять, и нам на всех хватит пары бутылок вина, – мягко, но с нажимом произнес 'второй администратор', обведя нас многозначительным взглядом.

– Так что, тогда по бутылочке белого токайского и красного 'Балатон Боглари Трамини'? – подытожил Надь. – Инга, Виктория, вы как, предпочитаете красное?

– Мы вообще-то не пьем, – кинула взгляд на костюмершу Инга, – но за компанию можем немного пригубить.

Не успели закусить после первой, как нарисовался какой-то хрен с горы. Кое-как поняли, что это немецкий турист Вольфганг Шюрле, родом из Баварии. Услышал русскую речь и тут же решил познакомиться. Выяснилось, что его отец воевал на восточном фронте, был взят в плен под Сталинградом и вернулся в родную Баварию только после смерти Сталина. Успел научить сына кое-каким русским словам. Вольфганг с удовольствием выговаривал 'Мать твою', 'Карашо' и 'Пажалуста'. Тут уж и наш Ганс подключился к разговору. Когда Шюрле узнал, что звукорежиссер – потомок обрусевших немцев, а его отец строил 'Беломорканал', то Ганс тут же стал лучшим другом нашего нового знакомого. На все это майор Метелкин взирал с плохо скрываемым подозрением. Впрочем, я его понимал. Учитывая, что Ганс Вольфович кое-как балакал на немецком, а чекист этим языком не владел, можно было предположить всякое. Вдруг они тут дурачками прикидываются, а на самом деле этот Вольфганг работает на западногерманскую разведку, и сейчас элементарно вербует нашего Клинке... Ну а что, работа у него такая – бдеть всегда и везде.

Вскоре немчура принялся уговаривать Ингу на тур вальса, благо что примостившийся в уголке ансамбль стал наигрывать что-то медленное. Инга покосилась на Метелкина. Тот со вздохом чуть заметно кивнул, и девушка отправилась вальсировать. Признаться, у нее это неплохо получалось, да и кавалер оказался подстать.

Надь, глядя на танцующих, выглядел таким несчастным, словно у него только что увели кошелек. Еще бы, достаточно вспомнить, как плотоядно он смотрел на Чарскую все это время, начиная со встречи в аэропорту. Но вряд ли этому пузатенькому мадьяру что-то светило, тем более что Инга была замужней женщиной. А потому и немец кроме тура вальса не мог рассчитываться на что-то большее. В итоге Иштван в жесте отчаяния пригласил на танец Вику – молодую и, в общем-то, вполне симпатичную женщину.

На следующий день с самого утра поехали знакомиться с концертным залом 'Вигадо'. Нашим ребятам предстояло играть на сцене, с которой в свое время радовали музыкальными экзерсисами публику не кто-нибудь, а великие Лист, Вагнер и Брамс. Красивейшее здание постройки 19 века, восстановленное после войны, с афишами группы 'Aurora' и Инги Чарской у входа, потрясающая акустика, большой зал... Все это произвело на нас неизгладимое впечатление. За несколько часов до вечернего выступления парни занялись настройкой аппаратуры, а мы с майором Метелкиным решили прошвырнуться по мартовскому Будапешту, намного раньше Москвы проснувшемуся от зимней спячки. Впрочем, тут и зимы-то, похоже, не бывает, какая-нибудь слякоть, как у нас осень.

Сразу за 'Вигадо' находилась площадь Верешмарти, названная в честь венгерского поэта Михая Верешмарти, памятник которому высился здесь же, в окружении платанов. Не смогли пройти мимо старинной кондитерской 'Жербо', отведав там изумительное по вкусу мороженое. Глядя на облизывающего рожок Метелкина, подумал, что майор хоть на человека стал похож, а то ведь то и дело подозрительно зыркал по сторонам глазами, словно видел в каждом встречном агента иностранных спецслужб.

Пары часов нам хватило, чтобы осмотреть окрестности, не забыв заглянуть в местные магазины, как продовольственные, так и промтоварные. По сравнению с советскими гражданами мадьяры имели не в пример больший выбор. Те же джинсы продавались по вполне божеской цене, и никакой давки за ними не было. Когда я сказал об этом Метелкину, тот нахмурился:

– Джинсы – это идеологическое оружие Запада, призванное развратить советскую молодежь.

Я не стал развивать тему и вступать в дискуссию. Предлагать тратить на покупки валюту, которую нам обменяли в мизерном количестве, тоже не решился. Я-то не бедствовал, и в Москве что нужно мог достать по своим каналам, а майору, вероятно, претили его нравственные принципы. Или просто было жалко форинтов.

Уже за два часа до начала концерта возле 'Вигадо' стали собираться венгерские поклонники рока. С удивлением обнаружил парочку спекулянтов. Ну да, все же билеты были распроданы, причем еще за неделю, и среди покупателей оказались и почувствовавшие приближение ажиотажа любители подзаработать. Тут же продавались и плакаты – это фото группа делала еще в Москве для венгерских афиш. Про плакаты тогда речи не шло, но гляди ж ты, и тут подсуетились.

К началу шоу зал был набит битком. В основном молодежь, но хватало и людей постарше. Подъехала даже какая-то банда пузатых и бородатых рокеров, чьи чопперы, среди которых я приметил даже один 'Харлей-Дэвидсон', встали рядком на стоянке у концертного зала. Мда, либеральные тут нравы, в СССР подобное в корне было невозможно. Правда, венгерские рокеры не отличались буйным нравом, в отличие от киношных. Во всяком случае, в зал они прошли культурно, по билетам, не поднимая лишнего шума и привлекая внимание разве что немного необычным внешним видом – кожанками и цепями.

Ну что сказать о самом концерте... Зал бился в припадке оргазма – это первое сравнение, которое мне пришло на ум, когда я выглянул из-за кулис в разгар выступления своих музыкантов. Заключительную песню 'The Final Countdown' пришлось исполнять на бис, но и после того, как ребята оказались в гримерке, зал продолжал скандировать 'Aurora', 'Aurora'... Инге, певшей на разогреве, тоже рукоплескали, хотя пару раз во время ее выступления кто-то из зала все же выкрикнул название рок-группы, требуя ускорить процесс появления на сцене кумиров.

К слову, буквально за неделю до отъезда в Венгрию я презентовал Чарской хит будущего 'Плачь обо мне' из репертуара Евгении Власовой. Песня неплохая. Не голимая попса, как принято говорить, но все равно непонятно, как она в свое время затесалась в память моего телефона, а оттуда уже перекочевала на аудиокассету. Но шлягер пришелся ко двору. Но особенно публике пришлось по вкусу исполнение венгерской народной песни 'Журавли улетают', естественно, на языке мадьяров. Это уже была инициатива самой Инги и ее отца, пожелавших сделать приятное местной публике. И действительно, народу понравилось, именно после этой вещи Инге досталось больше всего аплодисментов.

Светившийся от счастья Иштван Надь потирал руки, видимо, предчувствуя неплохие премиальные от начальства. Переезд в Дьер состоялся этой же ночью на специально приданном нам автобусе. По прибытии половину следующего дня все отсыпались, после чего по традиции отправились на концертную площадку настраивать аппаратуру. И здесь все прошло как по маслу. Затем последовали Дебрецен, Бекешчаба, Секеч и Печ. И вновь Будапешт, заключительное выступление тура. За время нашего венгерского турне случилось всего одно недоразумение, когда в отеле Бекешчабы у Ордановского прямо из номера сперли гитару. Отлучился пообедать, а окно по случаю явно не мартовской жары оставил приоткрытым, понадеялся, что на второй этаж воры не заберутся. Ага, как же...

До концерта оставалось около трех часов, и понятно, что ребята находились в шоке. Жора вообще готов был забиться в истерике. К счастью, вызванные сразу же милиционеры по горячим следам оперативно поймали-таки преступника, он у них уже значился в картотеке 'как отельный вор'. Причем вор со странными наклонностями, поскольку деньги никогда не брал, только какие-то предметы. Что-то продавал, а что-то оставлял себе на память. Похоже, товарищ слегка не дружил с головой, однако при этом, как нам объяснили, обладал кошачьей ловкостью, что и позволяло ему легко преодолевать заборы и стены. А тут еще и водосточная труба проходила рядом с окном номера Ордановского. Жора тут же принялся осматривать инструмент на предмет повреждений, и с облегчением констатировал, что все в порядке. А затем мы рванули в местный театр, поскольку до начала шоу оставалось около тридцати минут. Мдя, 'отличился' побратим Пензы, ничего не скажешь...

Одним словом, если не считать этого досадного происшествия, то в целом все прошло на высшем уровне. Поставили Венгрию, что называется, на уши. Еще и выступили ан венгерском телевидении. Перед заключительным концертом нас пригласили в какую-то музыкальную программу, где нам пришлось отвечать на вопросы симпатичной ведущей. А затем рокеров и Ингу попросили исполнить по одной песне в небольшом зале со сценкой посередине и окружившими ее молодыми людьми. Мне это напомнило виденную в глубоком детстве программу 'Музыкальный ринг'. Только там сцена была квадратная, а здесь круглая.

А закончились гастроли банкетом с участием какой-то шишки из венгерского правительства, чье имя после обоюдного представления друг другу я тут же благополучно забыл. И этот старпер запал на Ингу, причем был так настойчив в своих ухаживаниях, что тут уж не только Метелкин, но и я всерьез заволновался. Тут еще сама Чарская начала строить ухажеру глазки, и мы, переглянувшись с майором, решили откланяться всей компанией от греха подальше.

Когда наконец мы все уселись в лайнер, следующий рейсом Будапешт-Москва, майор Метелкин выдохнул с облегчением:

– Фух, отмучались, теперь домой. Все нервы в поездке оставил.

– А представьте, отправились бы мы на гастроли в Соединенные Штаты, – подколол я сидевшего рядом комитетчика.

– Типун вам на язык, Сергей Андреевич, с меня и Венгрии хватило.

– Нет, позвольте, Виктор Валентинович, а как же планы по покорению западного слушателя? Венгрия – это так, разминка, – продолжал я стебать майора.

– До Штатов и прочих западных слушателей еще дожить нужно... Товарищ стюардесса, можно вас? У вас леденцов нет никаких? Да, такие сгодятся, спасибо, а то что-то укачивает меня иногда в самолетах.

Как же я соскучился по своим родным! Закрутил Валюшку в объятиях, затискал визжащего от радости сына, а потом принялся выкладывать из чемодана гостинцы. В последний день пребывания в Будапеште решил все же избавиться от оставшихся форинтов и на пару с Мелик-Пашаевым устроил небольшой чес по магазинам, сумев чудом отбрить рвавшегося с нами Метелкина.

На следующий день с утра помчался наверстывать упущенное на режиссерские курсы, где я брал своего рода академотпуск. Рязанов встретил меня с улыбкой:

– Ну как там в Венгрии, Сергей Андреевич, новых революций затевать не собираются?

– Все нормально, Эльдар Александрович, венгры буянили только на наших концертах.

– А тут мне Месяцев лично звонил, непонятно с какой целью интересовался вашими успехами на ниве учебы.

– А я, кажется, догадываюсь... И что вы сказали, если не секрет?

– Сказал, что ученик вы прилежный, не без доли божьей искры, что со временем из вас может получиться неплохой режиссер.

– А он?

– А что он... Поблагодарил и попрощался. Рассказывайте, Сергей Андреевич, что он задумал?

Пришлось признаваться, что звонок от Председателя Гостелерадио СССР был связан, скорее всего, с моим сценарием и предложением своей кандидатуры на пост режиссера сериала.

– Ого, высоко взлетаете, – прокомментировал Рязанов.

– Да уж, не упасть бы, а то ведь чем выше взлетишь – тем больнее падать. И соломку не подстелишь. Но это, повторюсь, мои предположения, не более того. Мало ли, что там на самом деле было на уме у Месяцева.

На Москву тем временем навалилась эпидемия гриппа. Вроде весна почти в самом разгаре, страна со дня на день отпразднует День космонавтики, в связи с чем меня, кстати, как автора 'Марсианина', попросили выступить в Звездном городке, а тут на тебе! Как-то сама собой пришла в голову мысль... А ну как Данька получил от меня по наследству тот самый ген, благодаря которому ни я не болел в этом времени, ни он? Интересно было бы его кровь взять на анализы. Правда, тут же себя осадил: что я, вивисектор что ли какой, ребенку боль доставлять ради подтверждения своей догадки?! Валя-то вон периодически, случается, то раскашляется, то расчихается, на нее, похоже, мой иммунитет не перекинулся, хотя половые контакты случаются регулярно. Со временем посмотрим. Если Даниил ни разу не простудится и ничем другим не заболеет – значит, наследственность сработала.

Поездка в Звездный городок, к слову, принесла мне немало новых знакомств и впечатлений. Само выступление перед космонавтами и сотрудниками городка прошло, как принято было говорить в это время, в дружеской и непринужденной обстановке. Помимо рассказа о том, как писалась книга (вот было бы прикольно рассказать, как я переписывал ее с 'ридера') и снимался одноименный фильм, для разнообразия исполнил несколько песен под гитару.

Чтобы потрафить местным, спел не очень известную в будущем вещь из репертуара Потани 'Любовь неземная или фантазия в стиле футуристический фолк'. Народу понравилось, все смеялись. Решив хулиганить до конца, спел 'Таких не берут в космонавты' из репертуара группы 'Манго-Манго', благо что текст с легким стебом и без всяких политических выпендрежей. На этот раз публика вновь была в восторге, люди подходили после моего выступления и просили переписать им слова и аккорды. Ну и по заявкам, скажем так, слушателей, спел под гитару 'Траву у дома', раз уж в свое время она прозвучала в фильме 'Марсианин'.

Творческим вечером это было назвать нельзя, потому что выступал я в городке субботним днем. Потому и домой на неизменной 'Волге' отправился рано, не было еще трех часов. Проезжая деревеньку под названием Орловка, решил остановиться у старой, ветхой церквушки. На нее я обратил внимание еще по пути в Звездный городок. Дело в том. что в последнее время я неожиданно даже в чем-то для самого себя увлекся фотографированием старых храмов и церквей. Не то что я ощущал себя таким уж набожным человеком, просто завораживала красота этих древних строений, отмеченных печатью времени, переживших войны, царей и революцию. Дома у меня уже накопилась неплохая коллекция цветных и черно-белых снимков, из которых можно было устраивать выставку под названием типа 'Православная Русь'. Поэтому, выбираясь за город, особенно когда предстояло ехать в неизведанные доселе места, захватывал неизменную 'Практику', вот уже не первый год служившую мне верой и правдой.

При ближайшем рассмотрении храм Господень выглядел не таким уж и заброшенным, а высокие, обитые металлом двери, оказались заперты. Оказалось, здесь даже вели службы, о чем поведала встреченная возле церкви старушка.

– Это у нас храм святых первоверховных апостолов Петра и Павла, ему уже лет двести поди. А батюшка наш, протоиерей отец Александр, во-о-н там живет, вместе с матушкой своей и двумя детишками, – показала бабулька на стоявший метрах в ста от церкви домик с изгородью, выкрашенной в голубой цвет.

Во доре дома я заметил какое-то движение. Подумал, можно подойти, попросить отворить церквушку, чтобы сделать несколько снимков внутри, а заодно поспрашивать батюшку, как тут вообще жизнь в глуши протекает, как с верующими дело обстоит, одним словом, вытащить из него информацию для своего общего развития. Сделал несколько снимков храма снаружи, отправился к указанному бабулей двору.

Подойдя поближе, увидел, как раздетый по пояс жилистый бородач, на вид чуть моложе меня, рубит поленья. На апрельском солнышке, видать, в работе припекало, вот и демонстрировал свой поджарый торс. С топором он управлялся ловко, одного удара хватало, чтобы полено расщепилось пополам.

– Бог в помощь, – приветствовал я трудягу. – А вы, наверное, отец Александр?

– И вам не хворать, – по-простецки ответил тот, приостановив процесс колки дров. – Да, он самый, отец Александр. А вас как нарекли? Сергей? Богоугодное имя, все мы помним Сергия Радонежского, святого веры православной. Что вас привело сюда? Радость или беда, а может, грех любопытства?

– Хм, да вот, увлечение у меня такое – фотографию старые церкви.

– Дело благое, а фотографируете для себя или где-то публиковать собираетесь?

– Пока для себя, а там, глядишь, может и выставку устрою. Или, чего доброго, издам альманах-путеводитель для любителей церковной старины.

– Дорого, наверное, альманах-то встанет... Да еще разрешат ли? В СССР церковь на положении, извиняюсь, приживалки.

'Э, батюшка, это ты еще не знаешь, что в будущем страну ждет, как Патриарх рядом с Президентом стоять будет на всех праздниках, как светских, так и церковных. Хотя, поскольку что-то уже начинает меняться, еще неизвестно, как оно там, в этой реальности, развиваться дальше будет'.

– Ну, кто верует – тот всегда найдет дорогу к Богу. – обнадежил я собеседника. – Я вас хотел попросить, если вас, конечно, не затруднит, открыть храм, чтобы я мог и внутри сделать несколько снимков.

– Отчего же, ради богоугодного дела можно и открыть. Только прежде пойдемте в дом, потрапезничаем, жена как раз обед сготовила. Надеюсь, вы не сильно торопитесь?

Я отказываться не стал. Зайдя в дом, скинул в сенях обувку, получив взамен вязаные тапочки сиреневого цвета. Матушка Ольга оказалась вполне еще молодой женщиной, однако же без тени косметики на лице, что, впрочем, было вполне объяснимо для супруги духовного лица. Гостю вроде бы даже и не удивилась, молча расставила на столе приборы на двоих.

– А вы что же? – спросил я Ольгу.

– Она с детьми уже отобедала, – сказал отец Александр. – Это я вот с дровами задержался во дворе. Газ нам, видно, еще нескоро проведут, в райцентре все обещаниями кормят, приходится пока дровами запасаться.

Обед состоял из рыбного супа и пшенной каши с изюмом, что меня ввергло в легкое недоумение. Увидев мое озадаченное выражение, которое я пытался все же как-то скрыть, батюшка пояснил:

– Не обессудьте, Великий пост идет, так что с разносолами придется повременить. Вы-то, наверное, не поститесь? Вот и зря, пост не только душу, но и тело очищает.

Суп оказался неожиданно вкусным, особенно со свежим, словно только что из печки, хлебом. Оба попросили добавки. Трапезничали неторопясь, и вскоре во мне зародилось такое чувство, будто знаю я отца Александра давным-давно, сколько сам себя помню. Как-то незаметно я поведал свою историю, естественно, без упоминания моего хронопрыжка, выдав официальную версию. Отец Александр, несмотря на уже озвученный им грех любопытства, живо интересовался некоторыми моментами моей биографии. В свою очередь, уже за чаем с сухарями, рассказал о себе. Выяснилось, что батюшка когда-то рос обычным архангельским парнем, хоть и крещеным, но никогда не помышлявшем о службе Богу. Закончил рыболовецкий техникум, в армии служил в морской пехоте, а после дембеля устроился на траулер, ловил рыбу. Пока семь лет тому назад в один не совсем прекрасный день судно, отправившееся на промысел в Норвежское море, не угодило в шторм.

– Траулер еще довоенной постройки, и в какой-то момент обшивка не выдержала... Народ расселся по шлюпкам, нашу, в которой уместились восемь человек, сразу отнесло в сторону от остальных. Управлять шлюпкой не было никакой возможности. Четыре дня нас мотало по волнам без еды и воды. Понятия не имели, где мы вообще находимся. Один у нас был, набожный, постоянно молился. Глядя на него, тоже стал молитвы читать. А на четвертый день я дал себе зарок, что если спасемся – то я посвящу себя служению Господу. И на пятый день нас подобрал норвежский сейнер. Так что пришлось выполнять свое обещание.

– Сюда попали по распределению?

– Можно сказать и так, если выражаться светским языком. Мол, сможешь выжить в этой глуши – там, глядишь, приход и получше тебе отдадим. А мне и здесь хорошо! Кто как – а я привык руками работать. Помню, после семинарии напутствовавший меня отец Симеон еще пошутил: 'Дали тебе крест с кадилом – и крутись как хочешь'. А что, так на самом деле и выходит. Паства у нас небогатая, а живем, можно сказать, практически на одни пожертвования. Хотя вот в последний год, как я тут разошелся, народу прибавилось, видно, нравится людям, как я служу, что-то такое во мне разглядели. И я тут прижился: тихо, спокойно, есть время подумать и о Боге, и делах наших насущных... Ладно, потрапезничали – пора и честь знать, пойдемте, открою вам двери святого дома.

Пока я фотографировал довольно скромное убранство храма, отец Александр стоял в стороне и наблюдал со мной с легкой улыбкой. Когда же я закончил, то, закрывая двери храма, как бы невзначай сказал:

– Вы вот говорили, что сын у вас подрастает... А он что же, Даниил ваш, некрещеный, получается?

– Получается, что так. Признаться, я и сам иногда подумываю, что не мешало бы парня окрестить.

– Так за чем же дело стало? Приезжайте на пасхальную неделю, самое подходящее время, проведем таинство крещения.

– Хм, что ж, спасибо за предложение, но я сначала с женой посоветуюсь.

– Конечно, я же не настаиваю, это дело добровольное. В общем, если надумаете насчет чада вашего – не забудьте крестную или крестного захватить, иначе придется их здесь искать. На такой случай тут у меня даже есть народ подготовленный, они уже не одному младенцу крестными приходятся, – разрезала кудрявую бороду батюшки белозубая улыбка.

По приезду домой рассказал Вале о встрече с отцом Александром. Супруга, будучи новоиспеченным коммунистом (в партию ее приняли как раз во время моих заграничных гастролей), на мое настороженное предложение крестить сына неожиданно ответила согласием. Но предупредила, чтобы таинство проходило и в самом деле в обстановке таинства, то бишь секретности. Иначе ей, только что вступившей в партию, влетит по первое число.

– И по крестным надо подумать, – добавила она. – Зайди как-нибудь в храм, поспрошай или у батюшки, или у местных тетушек. Они все знают. А потом уж и к твоему отцу Александру поедем.