Текст книги "Кукловод (СИ)"

Автор книги: Геннадий Марченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

Глава 17

Прежде чем ехать домой, Клест решил заскочить в магазин, называвшийся незамысловато 'Художник'. Нужно было присмотреть масляные краски и грунт для холста. Магазин находился в центре, открылся он всего с полгода назад, и подкупал своими демократическими ценами и качественным товаром. За этот срок многие художники стали его постоянными клиентами, и ни разу об этом не пожалели.

Выходя из магазина с покупками в руках, он невольно бросил взгляд через дорогу, и что-то заставило его остановиться.

Весь первый этаж шестиэтажки постройки сталинских времен был отдан на откуп разного рода организациям. Офис нотариальной конторы, юридическая консультация, кабинет доктора Петухова... Вот именно этот кабинет и привлек внимание Алексея. Во-первых, фамилией хозяина, а во-вторых, тем, что Петухов был окулистом. Судя по вывеске, здесь желающие могли поправить свое зрение, получить очки или контактные линзы.

– Петух, человеческий глаз, номер квартиры, – пробормотал Клест. – Это слишком здорово для того, чтобы быть правдой. А с другой стороны, почему бы и нет? Почему бы и не проверить, вдруг повезет.

Переложив покупки в одну руку, второй вытащил из кармана джинсов телефон и принялся набирать номер Леонченко. Однако вежливый голос в трубке сообщил, что аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети. Чертыхнувшись, Клест набрал рабочий номер Виктора. Но и здесь его ждало разочарование – в кабинете следователя, судя по всему, никого не было.

Что же делать, что делать... Он стоял, растерянно глядя на дом, в котором, вполне вероятно, жил убийца, и вероятно, что звали его Зиновий Хорьков. Хотя Алексей дал себе зарок не списывать на сводного брата вину за смерть нескольких человек до тех пор, пока не объявятся более или менее реальные доказательства. Как бы там ни было, сейчас в нем боролись два желания: постучаться в квартиру номер двадцать шесть или все же дозвониться Леонченко. А может, в обход следователя вызвать наряд? Правда, долго придется объяснять, что к чему, еще примут за одержимого манией преследования, и вместо наряда пришлют 'скорую'.

Нет, этот вариант отпадал. Может, все же рискнуть, и попробовать самому взять преступника? А что, подойти к двери, позвонить, и как только откроют – сразу в челюсть пролить с ноги. Главное – элемент внезапности.

А может лучше воспользоваться вон тем обрезком металлической трубы, который как нельзя кстати оказался лежавшим поблизости? Почему бы и нет! Набрав номер Леоненко еще несколько раз, и снова безрезультатно, Алексей наконец решился.

Монтировку он завернул в старый номер 'Приволжских вестей', который купил в соседнем киоске 'Роспечати'. Убедившись, что сверток смотрится вполне прилично, он непринужденной походкой направился через дорогу.

Во дворе дома на лавочке сидели только две молодые мамаши с колясками, о чем-то мило болтавшие между собой. Алексей прикинул, что если исключить первый этаж, оккупированный тремя конторами, то остаются по пять жилых этажей в каждом подъезде. На этаже от трех до четырех квартир, дай бог, не коммуналки, иначе легко запутаться. Следовательно, в любом случае двадцать шестая квартира находится во втором подъезде.

Однако с проникновением в подъезд возникла непредвиденная сложность в виде кодового замка.

– Что будем делать? – спросил сам себя Клест.

И кинул взгляд в сторону молодых мамаш. Может, товарки выручат, подскажут заветные цифры? Хотя он на их месте поостерегся бы вот так вот пускать в подъезд незнакомого человека, мало ли что, террористов сейчас хватает.

Однако и мамочки не спасли ситуацию. Одна оказалась жительницей первого подъезда, а вторая – четвертого, и код на двери для них представлял такую же загадку.

В отчаянии Алексей встал возле двери второго подъезда, в надежде, что кто-нибудь оттуда выйдет, и он успеет проскочить внутрь. Между делом попробовал еще раз прозвонить Леонченко, но абонент по-прежнему был недоступен. Интересно, какого хрена он вообще отключил аппарат?!

Простояв несколько минут, Алексей неожиданно вспомнил слова Чикатило. Тот в приступе разговорчивости как-то сказал, что может открыть любой кодовый замок. После недолгих уговоров даже согласился поделиться секретом.

– Присмотритесь как следует к кнопкам, – хитро ухмыляясь, сказал криминалист. – На которые чаще жмут – те обычно и стерты больше. Хотя 100-процентной гарантии дать не могу.

И вот теперь Клесту выпал шанс проверить это утверждение на практике.

Он наклонился, разглядывая выпуклые металлические кнопки. Действительно, кнопки под цифрами 'два', 'шесть' и 'восемь' гляделись более потертыми, чем остальные. Затаив дыхание, он нажал на все три одновременно...

С той стороны раздался глухой щелчок, Алексей дернул дверь на себя и она покорно распахнулась. Он ужом проскользнул внутрь, в темную прохладу коридора. Из просторного вестибюля, пол которого был выложен мозаичной плиткой, наверх вела широкая лестница. Чугунные перила свидетельствовали о том, что в свое время здесь жили не простые люди, а, вполне возможно, партноменклатура. Не исключено, что и сейчас здесь обитают их дети и внуки. А что еще вероятнее, большую часть огромных квартир с высокими потолками поскупали 'новые русские'.

Алексей уже занес ногу над первой ступенькой, когда наверху послышался шум открываемой двери. Долю секунды он размышлял, как поступить, а затем предпочел за лучшее нырнуть под лестницу, где стояли подростковый велосипед и швабра с ведром.

Жилец спускался не торопясь, достигнув первого этажа минуты через две. Это оказалась сгорбленная старушка с пустой авоськой в руках. Наверное, отправилась за хлебом или молоком, тратить свою скудную пенсию.

Когда дверь за ней закрылась, Алексей рванул вверх по лестнице. На каждом этаже было по три квартиры, как он, собственно, и предполагал, а двадцать шестая располагалась на предпоследнем этаже.

Клест замер перед обитой простым дерматином дверью, на которой не было даже глазка. По сравнению с соседними, – металлическими, обделанными деревом – она выглядела весьма непрезентабельно. Он уже собрался жать на кнопку звонка, но в последний момент остановился.

А вдруг в этой квартире живет не убийца трех человек (это еще не считая матери), а вполне нормальная семья? И на кого он тогда будет похож, размахивающий у них перед носом железякой? С другой стороны, прежде чем открыть не оборудованную глазком дверь, большинство людей сначала интересуются, кого это там принесло. А он даже не подготовил сколь-нибудь правдоподобной версии. Не сантехником же представляться, в конце концов.

Тогда кем?

Он мысленно окинул себя взглядом. Клетчатая рубашка, немного потертые джинсы, кроссовки... В таком виде он в лучшем случае сойдет за сотрудника сетевого маркетинга. Правда, что он может предложить? Ни чудо-аппарата для измерения давления, ни суперсоковыжималки, ни прочей хрени китайского производства под рукой у него не было. А обрезок трубы вряд ли кого из потенциальных покупателей может заинтересовать.

Этот вариант с большой натяжкой может прокатить, если дверь откроют, и из квартиры выглянет ничем не запятнавшие себя примерный семьянин или домохозяйка. Они могут обратить внимание на его внешний вид и поинтересоваться целью его визита. Если же дверь распахнет предполагаемый преступник, то придется обойтись без церемоний. Монтировкой в лоб – и вязать, пока не очухался.

Ну а если он не откроет дверь, поинтересуется через не выглядевшую неприступной дверь, кто это топчется на пороге? Лепить, как говорится на арго, горбатого про сетевой маркетинг? Скорее всего, пошлет просто куда подальше. И что тогда? Не ломать же дверь, в конце концов...

Зависеть от случая не хотелось. Может, еще разок попробовать звякнуть Витьке? Должен же он когда-нибудь включить телефон.

Звонить Алексей отправился лестничным пролетом выше. Положительного исхода не ожидал, и поэтому, когда в трубке пошли длинные гудки, почувствовал, как по телу пробежала волна адреналина.

– Да, Леша.

– Елки-моталки, Вить, я тебе полчаса дозвониться не мог...

– Ну извини, имею я право спокойно в кафе с дамой пообедать? А что случилось-то?

– Знаешь, где я сейчас нахожусь?

И он вкратце рассказал о своей теории пребывания настоящего убийцы в доме, на первом этаже которого находился глазной кабинет доктора Петухова.

– А а ведь твоя догадка и в самом деле может оказаться верной, – сказал Леонченко. – Опять ты меня уделал. Ты там пока особо не высовывайся, я с группой приеду минут через двадцать-тридцать.

– Хорошо. Квартира, как ты помнишь, двадцать шесть, третий этаж. Код двери 'два', 'шесть', 'восемь'.

Следователь с тремя бойцами группы захвата прибыл через тридцать шесть минут. По лестнице они поднялись быстро и бесшумно. У двери их уже ждал Алексей, по-прежнему не расстававшийся с обрезком трубы.

– Ну как, все спокойно? – спросил Леонченко. – А мне еще пришлось санкцию выпрашивать, еле выклянчил. Ты давай, звони, если что, представься... представителем какого-нибудь кандидата в депутаты. Как раз выборы в гордуму идут, тебе поверят.

Надо же, еще одна версия – причем рожденная с ходу – его пребывания перед дверью с номером двадцать шесть. Алексей нажал на кнопку звонка, с той стороны обыденно, без всяких наворотов, тренькнуло. Затем наступила тишина. А еще через примерно полминуты раздался негромкий, вкрадчивый мужской голос:

– Кто?

Клест переглянулся с Виктором и выдал заготовленную фразу:

– Здравствуйте, откройте, пожалуйста. Мы собираем подписи в поддержку кандидата в депутата Владимира Дубровского.

– Одну секунду...

Вновь наступила тишина, которую нарушало лишь прерывистое дыхание Алексея, Леонченко и трех омоновцев. Прошла минута, вторая... Алексей вновь нажал на кнопку звонка, но на этот раз к двери так никто и не подошел.

– Кажется, нас решили проигнорировать. Так, ребята, выламываем дверь.

Хреново, подумал Алексей. Без понятых, да и с какой стати? Этот самый окулист – он что, подозреваемый? Против него есть улики – кроме рисунка петуха с глазом?

Один из крепышей в бронежилете встал перед искусственной преградой и резко выбросил вперед обутую в высокий армейский ботинок ногу. Раздался громкий треск, но дверь выстояла. Потребовалось еще два удара, прежде чем, наконец, дверной прямоугольник ввалился внутрь, подняв облако пыли.

Группа захвата проскользнула в квартиру, держа наготове короткоствольные автоматы. Один плавными движениями, неслышно, прилипнув к стене, двигался на кухню, находящуюся прямо по коридору. Второй толкнул дверь находящейся справа залы, третий ринулся налево, в спальню. Леонченко тоже вытащил свое табельное оружие, но они вместе с Клестом держались сзади.

– Вон он! – раздался крик бойца, отправившегося на кухню.

Все кинулись к нему. Тот по пояс высунулся в окно.

– Пожарная лестница рядом с окном, вот он по ней, гад, и спустился, через двор удирает.

И точно, прихрамывающая фигура беглеца пересекала двор, быстро удаляясь от дома. Алексей сразу узнал в нем давешнего бомжа, клянчившего пустую бутылку.

– Пальнуть?

– Охренел?! – выкрикнул Леонченко, опуская ладонь на ствол уже готового выплюнуть свинцовую очередь автомата. – Там же люди, не видишь, что ли?! И вообще у меня приказ взять его живым. Неужто хромого не догоним? Алексей, давай, оставайся здесь, а остальные со мной. И ничего не трогай, здесь наверняка найдется работа для экспертов.

Не став выслушивать возражения, Виктор вместе с бойцами вывалился в коридор, и вся эта толпа ринулась вниз по лестнице.

– Тьфу ты, ядрит твою... – сплюнул в сердцах Клест, провожая их взглядом. – Чего я тут забыл-то?

Однако делать было нечего, на какое-то время ему предстояло стать единственным обитателем этой квартиры. В глубине души сомневаясь, что преступника удастся догнать, он кое-как приспособил дверь на место (хотя любопытных взглядов соседей все равно трудно было бы избежать), и стал осматривать жилище. Начал с гостиной.

Убранство квартиры отнюдь не поражало воображение. Весьма скромная меблировка, в углу небольшой телевизор 'Sony'... Но внимание Алексея привлекли несколько разбросанных по столу бумажек, поверх которых валялась цифровая фотокамера. Помня наказ Леонченко, брать в руки технику Алексей не решился. Мало ли что. Наверняка на камере должны остаться отпечатки пальцев... А вот отказать себе в удовольствии порыться в бумагах он не смог.

Первое, что попалось ему на глаза – это его собственная фотография. Сделана она была, судя по всему, не так уж и давно, максимум месяц-полтора назад. Клест на ней явно не позировал, фото являлось результатом работы папарацци, которым, похоже, и был тот хромой убийца, вероятно, именно Хорьков.

Алексей смотрел на себя со смешанным чувством тревоги и удивления. Затем решительно сунул снимок в задний карман джинсов. Вряд ли она в чем-то поможет экспертам. Карточка влезла плотно, словно и была сделана специально под карман.

Кроме того, он обнаружил уже знакомое фото Рогозина с торчащим изо рта фаллосом, которое брезгливо положил на место. Также здесь лежали какие-то квитанции, счета, и товарный чек на покупку телевизора 'Sony' с диагональю 17 дюймов. Наверное, того самого, который скромно притулился в углу. Чек был выписан на имя Василия Потапова, но Алексей вполне резонно усомнился в том, что такой человек существует на самом деле. Нет, имя Василий, а фамилия Потапов не такие уж и редкие, и наверняка встречаются даже в таком сочетании. Однако вряд ли серийный убийца так просто назвал бы свое настоящее имя.

Похоже, все самое интересное беглец успел прихватить с собой.

Из гостиной Алексей направился в спальню. Кровать была заправлена кое-как. Клёст осматривал ложе, на котором спал преступник, с непроизвольным чувством отвращения, хотя одеяло с легкомысленными цветочками непосвященного визитера могло повергнуть в умиление.

В этот момент со стороны входной двери послышался шум. Алексей высунулся в коридор и увидел протискивающегося внутрь Леонченко. Сзади маячили давешние омоновцы с мрачными лицами. Судя по всему, их погоня успехом не увенчалась.

– Слушай, на хрена ты ее на место поставил? Я чуть весь пиджак себе не изодрал.

– Ты лучше расскажи, как успехи?

– Какие к едрене фене успехи?! Хромой, собака, а не догонишь. Рванул какими-то огородами, переулками, в общем, ищи-свищи теперь ветра в поле. Может, здесь следы какие его отыщутся. Ты в бумагах, надеюсь, не рылся? А то с минуты на минуты должны криминалисты подъехать.

Клест не ответил, врать не хотелось, а признаваться в том, что он нарушил запрет, было неудобно. Тут же не к месту вспомнил одну из присказок Чикатило, мол, неудобно только писать, не снимая трусы.

Эксперты прибыли отнюдь не через минуту-другую, а через двадцать с лишним. К тому времени осмелевшие обитатели соседних квартир, в основном пожилого возраста, уже толпились на лестничной клетке, горячо обсуждая происходящее в двадцать шестой квартире.

Криминалисты перерыли все, что можно, однако ничего существенного найти не удалось. Обнаружили несколько отпечатков пальцев, в том числе на фотоаппарате. Эксперты оживились, размахивая своими кисточками с белой пудрой.

Леонченко тем временем опрашивал соседей. Две старушки и мужчина средних лет особо с жильцом не общались, знали только, что звали его Васей, а квартиру он снял совсем недавно. Хозяйкой жилья была молодая девушка, Ольга Терешкина. После трагической гибели родителей ей остались эта квартира и еще однушка на окраине, куда она и перебралась жить. Средства для существования ей приносила именно эта квартира, регулярно сдаваемая внаем.

– А чего Вася натворил-то? – поинтересовалась одна из старушек. – Вроде не пил, девок не водил, не буянил...

Виктор непроизвольно вспомнил давешнюю бабку, в хате у которой преступник жил какое-то время. Та тоже на постояльца не жаловалась, отметив, что вел он если и не пуританский, то весьма пристойный образ жизни.

Взяв координаты Терешкиной, Леонченко отпустил осведомителей, посоветовав о произошедшем лишний раз не болтать. И добавил, что, не исключено, придется их вызвать на допрос еще раз.

Домой Алексей вернулся, когда на улице уже было темно. Под вечер он вместе с Виктором вернулся в прокуратуру, где они на пару принялись обмозговывать события минувшего дня. Леонченко сокрушался, что не допетрил оставить бойца внизу, во дворе, куда выходили окна двадцать шестой квартиры. Кто же знал, что убийца воспользуется пожарной лестницей.

Алексей вышел на своей автобусной остановке, по пути купил в мини-маркете со смешным названием 'Карамелька' хлеба и молока. Подходя к подъезду, он внезапно замер, явно почувствовав спиной чей-то пристальный взгляд. Резко обернулся, однако во дворе никого не было. Даже бабушки, обычно играющие в лото под одиноким фонарем чуть ли не одиннадцати часов, в этот вечер предпочли остаться дома. Либо разошлись пораньше. Вполне вероятно, отправились смотреть какой-нибудь фильм.

Еще раз окинув взглядом пустой двор, Клест вошел в подъезд и поднялся в свою квартиру. Поужинав, включил компьютер, проверил почту. Он даже не особо удивился, увидев, что письмо от Кукловода, и отправлено всего полтора часа назад.

'Поздравляю! Вам почти удалось меня взять. Не знаю, кто из вас двоих оказался таким умным, ты или твой напарник, но адрес вы выяснили за сутки до моего отбытия с этой квартиры. Впредь, наверное, я не рискну оставлять намеки по поводу моего местопребывания. Еще остались люди, с которыми мне предстоит встретиться, и я не хочу, чтобы мой план оказался нереализованным'.

Алексей сохранил письмо. Первым его порывом было набрать номер Виктора, однако в письме не содержалось сколь-нибудь важной информации, поэтому он решил Леонченко не тревожить. Вот вернется из Слободска, и тогда они обо всем поговорят.

Глава 18

В Слободск пришлось тащиться полтора часа на рейсовом автобусе. Как назло, в автобус набились сплошь бабки, которые, несмотря на 30-градусную жару, оказались закутаны в платки и шали. При малейшей попытке открыть фрамугу тут же начинали ворчать, так что на конечной остановке в Слободске из расплавленного салона потный Клест вывалился в насквозь пропитанной потом майке. Немного придя в себя, спросил у какого-то прохожего, как добраться до местного детского дома. Тот в ответ почесал темя, почему-то посмотрел на часы и пожал плечами. Только с пятой или шестой попытки Клесту удалось выяснить, как добраться до цели.

Слободский детский дом представлял собой мрачное трехэтажное здание красного кирпича с зарешеченными окнами второго этажа. Невольно подумалось, что здесь скорее место душевнобольным, а не детишкам.

Сбоку от входа, над которым нависал ажурный козырек, серела мемориальная дощечка с отбитым нижним правым углом. Судя по надписи, в сентябре 1920 года в этом здании располагался штаб Второй конной армии под командованием Филиппа Миронова. Из командармов гражданской Алексей помнил только Буденного, Блюхера и Чапаева. Впрочем, на счет последних двух он сомневался. Вполне вероятно, что те командовали не армией, а корпусом, либо еще каким-нибудь подразделением.

Тяжеленную, обитую железом дверь едва удалось открыть. Как только дети с ней управляются! Не иначе, специально сделано, чтобы не шастали лишний раз туда-сюда. Из огромного, сумрачного холла наверх уходила старинная лестница с чугунными периллами, откуда слышались детские голоса. Здесь же за столом мирно посапывала толстая вахтерша. Видавший виды стул под ней жалобно поскрипывал в такт сопению, и казалось, что с минуты на минуту просто развалится на части. Алексей постоял перед вахтершей какое-то время, затем, поняв, что будить ее все равно придется, негромко кашлянул, и только после этого тетка встрепенулась.

– Хто такой? Чаво надобно?

– Здравствуйте, я могу увидеть вашего директора?

– Эта каково?

– У вас что их, несколько?

– Дык новый, Герман Трифоныч, токмо вторую неделю как дирехторствует. Может, у вас дело к прежнему, Юдифь Львовне?

– Как вы сказали? – ему показалось, что он ослышался.

– Козенко Юдифь Львовна. Директрису бывшую так зовут. Имя и правда чудное, а почему назвали так – мне то неведомо.

– А она долго работала?

– Лет тридцать, поди, оттрубила. Детишки ее любили и уважали, да и воспитатели тоже. Хоть и строгая была, а справедливая. А кады провожали Львовну на пенсию – все аж чуть ли не ревмя ревели. Она-то сама уж крепилась, да и то под конец не сдержалась, слезу пустила.

– Та-а-ак, – протянул Клест, соображая, как лучше поступить. С прежним директором встретиться надо бы в любом случае. Наверняка она вспомнит воспитанника с необычным именем Зиновий.

– Тогда подскажите, пожалуйста, как эту Юдифь Львовну найти.

– А у тебя какое к ней дело-то, могуть, и я сгожусь?

– Хм, не думаю, тут конфиденциальность соблюсти требуется.

– Понятно, секреты, значитца, имеются. Выходит, дитя не собираешься в наш детдом определять, а то к новому пошел бы... В общем, слухай сюды, юноша...

Получив подробную инструкцию, как добраться до дома прежней директрисы, Алексей вышел на свежий воздух и с облегчением перевел дух. Уже после нескольких минут пребывания в этом учреждении он чувствовал себя не в своей тарелке, а ведь дети здесь годами живут. И какому умнику пришла в голову идея устроить в этой 'Бастилии' детский дом? После нескольких лет пребывания в подобном заведении поневоле умом тронешься.

Пешком к дому Юдифь Львовны оказалось всего три квартала по прямой. По пути слегка проголодавшийся Клест зашел в первый попавшийся магазин, древним фасадом напомнивший о его социалистической юности, где купил посыпанную маком булку и пластиковый, в поллитра, стакан кефира с фольгой вместо крышечки. Кстати подвернулась и лавочка в тенистом уголке, на которой Алексей без спешки расправился с нехитрой снедью. А куда спешить, если последний автобус отходил в пять вечера, до него еще оставалось больше четырех часов...

Покончив с трапезой, совершил решительный марш-бросок к дому директрисы. Вот и ее неказистая хата. Хоть и невелика, но симпатичная, с резными наличниками. За ажурной оградкой виднелся небольшой сад из вишневых и яблоневых деревцев, и аккуратный огородик.

Хозяйка появилась минуты через две после того, как Алексей надавил на черную кнопку звонка, приделанного к деревянной дощечке справа от калитки. Юдифь Львовна оказалась довольно крупной женщиной с развитым бюстом. На носу посверкивали лекторские очечки, прибавлявшие их обладательнице солидности.

Алексей поздоровался, на что бывшая директриса учтиво кивнула, поинтересовавшись, чем она может быть полезна.

– Может, откроете калитку, а то как-то неудобно так разговаривать...

Та внимательно поглядела на незнакомого молодого человека:

– Похоже, у вас ко мне серьезный разговор. Что ж, милости прошу.

Внутри хата выглядела так же опрятно, как и снаружи. Хозяйка включила было электрический самовар, но Клест замахал руками, объяснив, что по пути перекусил.

– Я ж вас не есть заставляю, а чай – дело святое, – настояла на своем женщина. – С сушками вприкуску да с конфетками – в самый раз.

Пока самовар нагревался, гость излагал причину, по которой приехал в Слободск из областного центра. Мол, ищу родственника, звали так-то и так-то, пребывал в вашем детдоме примерно тогда-то и тогда-то... Юдифь Львовна рассказчика не перебивала, только изредка кивала, словно с чем-то соглашаясь. Когда Алексей закончил, неторопясь разлила по чашкам ароматный чай, придвинула приезжему вазу со сладостями, и только после этого заговорила:

– Как же, помню я этого Зиновия. Интересный был мальчик. Читал много, всю нашу библиотеку перелопатил. Особенно детективы любил. А однажды как-то воспитательница заходит ко мне в кабинет, и протягивает Библию. Вот, мол, Хорьков ночью под одеялом с фонариком читал. Я уж и не знаю, как реагировать. С одной стороны, у нас свобода вероисповедания, с другой – вроде как мы жили при атеизме, в Советском союзе. Узнай в гороно, или в обкоме, что мои дети читают такие книги – меня по головке не погладили бы. Вызвала я Зиновия к себе, спрашиваю, где книгу взял. А он молчит, смотрит в пол и молчит. Ну, что с него взять? Пожурила я его для проформы, и отпустила с Богом... Вернее, без Бога, если выражаться иносказательно, потому как Библию я себе оставила. Она до сих пор у меня дома хранится, если хотите, могу показать.

Юдифь Львовна подошла к книжной полке, и вернулась с потрепанной книгой в темном переплете. Протянула гостю. Алексей не без внутренней дрожи взял в руки то, что некогда принадлежало его сводному брату. Полистал местами пожелтевшие страницы, представляя, как полтора десятилетия назад вот так же, под одеялом, листал их Зиновий.

Заметив, что бывшая директриса не без любопытства за ним наблюдает, вернул ей книгу, после чего поинтересовался:

– Кстати, я слышал, у Зиновия не все в порядке со здоровьем было. Я не говорю про его хромоту...

Женщина насторожилась, искоса глянув на Алексея.

– А что вы имеете в виду?

В этот момент Клест, далеко не будучи знатоком человеческих душ, понял, что она что-то знает. Нужно было только сломать лед недоверия, который еще между ними оставался, и возможно, она расколется, а может быть, расскажет даже больше, чем он ожидает от нее услышать. И для того, что бы она ему доверяла, он первым должен сделать шаг.

– Буду честен с вами. Зиновий действительно приходится мне родственником. Он мой сводный брат...

И Алексей стал рассказывать о трагических событиях, которые произошли за последнее время, умолчав только о своем даре. Его слушательница, судя по всему, была реалисткой до мозга костей, и история о необычном даре ее собеседника могла разрушить тот хрупкий мостик, который установился между ними. А вот о том, что может Зиновий, он ей сказал. Если она знает об этом, то для нее это не станет открытием.

– Ну что ж, – вздохнула Юдифь Львовна, когда Алексей закончил свой рассказ, – откровенность за откровенность. Меня, правда, предупреждали в свое время серьезные товарищи, чтобы я о случившемся с Зиновием никому ни слова... Но думаю, через столько лет можно. Хотя, признаться, мне очень не хочется ворошить ту историю.

Казалось, женщине не очень приятно было это вспоминать. Но Алексей не собирался отступать, решив вызнать о сводном брате все, что можно. И выяснил...

Приступы эпилепсии, которая, как оказалось позже, на самом деле была вовсе не эпилепсией, случались с Зиновием не так уж и часто. Обычно это выглядело следующим образом: мальчик неожиданно закатывал глаза, оседал на пол, и полностью отключался. Спустя некоторое время он приходил в себя, и, как ни в чем не бывало, поднимался и делал свои дела дальше. Такие приступы длились от нескольких десятков секунд до примерно пятнадцати минут.

Поначалу его пытались как-то лечить, водили к психиатру, но тот никаких отклонений в мальчишеском организме не обнаружил. А вот воспитатели со временем заметили одну странность...

Тут Юдифь Львовна сделала паузу, бросила на Клеста испытующий взгляд и молча подлила ему кипятку в чашку, сдобрив его порцией заварки. Алексей кивнул, как бы предлагая собеседнице не стесняться, и отхлебнул из чашки.

– А странность была такая...

Дальше выяснились вещи поразительные. Когда мальчик терял сознание, не раз замечали, что кто-нибудь из других воспитанников детского дома вдруг ни с того, ни с сего начинал вести себя странно. Проще говоря, перенимал повадки Зиновия, и даже начинал прихрамывать на правую ногу, причем будучи совершенно здоровым. Однажды некий мальчик был свидетелем, когда его друг, с которым они втихую курили в туалете, вдруг мгновенно как-то неуловимо переменился, а затем закашлялся и, с отвращением посмотрев на папиросу, отбросил ее в сторону.

– И как ты эту дрянь куришь?

Сказав это, он посмотрел на своего якобы друга так, что тому стало не себе. Тут мальчик задал невинный, казалось бы, вопрос:

– Ты что, Ген, заболел?

– Какой я тебе Гена?! Я Зиновий!..

После этого, словно чего-то испугавшись, подволакивая правую ногу, он мигом выскочил из туалета. До ушей воспитателя эта история дошла через мальчишку, который выполнял в группе функции стукача, за что весьма среднем умственном развитии получал у преподавателей только четверки и пятерки. Сказать, что от такой информации директриса была в восторге – значило бы погрешить против истины. В то время как раз замучили с разного рода проверками из управления образования, так что лишняя шумиха была Козенко ни к чему.

Но затем произошел случай, заставивший директрису взглянуть на проблему по-другому. Дело в том, что другие воспитанники детдома Зиновия особо не обижали, жалели его за хромоту и нелады с психикой. Хотя, конечно же, без насмешек не обходилось. Да и что взять с детей, которые порой более жестоки, чем взрослые. Тем более с сирот, многие из которых озлоблены на весь белый свет.

Но был среди них один экземпляр, доставлявший головную боль не только многим детдомовцам, но и, прежде всего педагогическому составу учреждения. Звали его Антоном. Сам он был из деревенских, а в детдоме оказался после того, как его спившуюся мать лишили родительских прав.

Будучи от природы щедро одаренным физической силой, Антон использовал свои данные по полной. Нередко то у одного, то у другого мальчика, не угодившего чем-либо Антону, под глазом вдруг появлялся фингал. Жаловаться на недоросля, к тому же из рук вон плохо учившегося, мало кто пытался: тот мог подкараулить доносчика и так его отметелить, что бедняга рисковал оказаться на больничной койке. На хулигана даже заводили дело в инспекции по делам несовершеннолетних, но дальше этого дело не пошло, хотя воспитатели во главе с директрисой с удовольствием избавились бы от малолетнего бандита. Тем не менее, Антону пока все сходило с рук. Вплоть до того случая, о котором пойдет речь ниже.

В тот поздний сентябрьский день едва ли не все воспитанники были заняты на уборке опавших листьев в скверике возле детдома. Вышеупомянутый Антон благополучно притворился больным, пожаловавшись на резь в животе, и теперь, втихую потягивая сигаретку, вместе с парой приятелей наблюдал за копошащимися на территории детьми из-за угла детского дома. В какой-то момент его внимание привлек прихрамывающий Зиновий, который был на три года его младше.

– Слышь, хромоногий, иди-ка сюда.

Зиновий обернулся, отставив грабли (таскать носилки ему не позволяли из-за той же хромоты).

– Ты меня?

– Тебя, тебя...

Зиновий подошел, чувствуя странное беспокойство. Да и чего хорошего можно было ожидать от этих ребят во главе с Антоном, известным своей жестокостью.

– Ты, говорят, припадошный?