Текст книги "Котовский"

Автор книги: Геннадий Ананьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

События дальше развивались спешно. Тут же было получено у вице-губернатора Арсеньева разрешение на арест. Сформированный отряд полицейских во главе с кишиневским полицмейстером Славинским и Хаджи-Коли в машине выехал в Бендерский уезд. Все делалось быстро и тайно. О готовящемся аресте осведомлены были очень немногие, остальным же участникам операции сказали о цели столь спешной поездки лишь тогда, когда отряд прибыл в имение помещика Недова, соседа Стаматова. Котовского на сей раз никто не смог предупредить. – Ничего не подозревая, он утром, как всегда после физзарядки, начал утренний объезд полей. Распределял на работу поденщиков, делил сено, которое крестьяне исполу накосили на помещичьих лугах, и лишь к 12 часам вернулся в имение. Не знал, что уже каждый его шаг находится под наблюдением полицейских

Переодетые в крестьян, ждали они его в экономии. Им было приказано, начав переговоры о найме на поденную работу, выбрать удобный момент и схватить Котовского. Но они поторопились. Григорий Иванович еще не успел слезть с коня, как крестьяне-полицейские подошли к нему и стали проситься на поденную работу. Странным показалось Котовскому, что необычно смелы косари-поденщики. Обычно те вели себя робко, подходили лишь тогда, когда видели, что на них обратили внимание. А эти сразу наседают. И одежда словно с чужого плеча. Косы держат, словно обузу. Не так ловко и любовно, как крестьяне. Да и сапоги из-под крестьянских брюк выглядывают добротные, казенные.

«Пронюхали ищейки!» – с досадой подумал Котовский и, круто развернув лошадь, хлестнул ее.

Скакал и оглядывался, не видна ли погоня. Но дорога пуста. Никого нет на ней. С недоумением перевел он лошадь поначалу на рысь, а затем и на шаг. Вывод напрашивался один: раз нет погони, значит, он на сей раз ошибся. Поразмыслив немного, Котовский повернул коня.

В то самое время, когда Котовский неспешно возвращался в экономию, в имении Недова, где остановились под предлогом маскировки Славинский и Хаджи-Коли, седлали лошадей. Опростоволосившиеся «косари» примчались туда и сообщили о своем провале, и взбешенный полицмейстер решил сам возглавить погоню. Вскоре конный отряд полицейских наметом понесся к экономии.

Котовский и полицейские встретились неожиданно. Круто повернув коня, Григорий Иванович набрал повод, и послушный добрый конь сразу же взял в галоп. Преследователи вскоре поотстали, но с каждой верстой бег лошади Котовского становился все тяжелей и медленней. Она устала. А под полицейскими были свежие кони. Догонят все равно. В лес бы сейчас, либо в овраг заросший. Однако вокруг, до самого горизонта, были ячменные поля. Выход один – попытаться укрыться в них и отлежаться до ночи. Последняя отчаянная попытка спастись.

Увы, она оказалась безуспешной. Полицейские быстро обнаружили его и плотно блокировали. Прочесывая поле, они сжимали кольцо. Вот полицейские уже совсем рядом. Сам полицмейстер с карабином наперевес. А рядом Хаджи-Коли. Наган в его руках. При малейшем сопротивлении убьют. И Котовский встал с поднятыми руками.

– Я без оружия…

В ответ прозвучало два выстрела. Из карабина Славинского и нагана Хаджи-Коли. В грудь. К счастью, раны оказались не смертельными.

На Котовского надели наручники и кандалы, а уж после этого перебинтовали.

Сопровождали его до Кишинева сам полицмейстер, Хаджи-Коли, пристав 3-го участка титулярный советник Гембарский, помощник пристава Чаманский и околоточный надзиратель Садовский. Они ликовали. Их ждали награды. Хаджи-Коли с большой радостью сообщал в жандармское управление о том, «что беглый каторжник Григорий Иванович Котовский задержан 25 июня с. г. утром на вотчине Кайнары Бендерского уезда».

Из городской полиции в Кишиневскую тюрьму переводили Котовского со страхом. Не сбежал бы по дороге.

Бывший начальник тюрьмы Поповненко рассказывал, что ни одного арестованного в ту пору не водили с таким конвоем. Когда его вели в тюрьму, то надели кандалы на руки, на ноги, а они были соединены цепью, которая охватывала и шею. Конвой состоял из 30 человек. Раненного, по дороге полицейские избивали его прикладами.

За поимку Григория Ивановича Котовского казна выдала 5000 рублей вознаграждения.

Полицмейстер на радостях щедро давал интервью журналистам. Красок не жалел, смело приписывая себе храбрость, мудрость и прочие благородные качества, якобы проявленные при поимке «страшного бандита, на совести которого десятки убийств». И, естественно, газеты пестрели небылицами. Но были, впрочем, публикации, которые рисовали портрет Котовского почти реальным. Так «Одесские новости» в статье «Задержание Котовского» признавали, что название «легендарный» вполне Котовским заслужено. В то время как его имя было на устах местной полиции, Котовский, живя по подложному паспорту, разгуливал по Кишиневу, просиживал часами на веранде местного «Рабина», занимал номер в самой фешенебельной гостинице, посещал театры и увеселительные заведения, часто сталкивался как раз с теми чинами полиции, которые его знали, но не узнавали. Он щедро помогал бедным, В имении, где он служил управляющим, его очень ценили как опытного и знающего человека и относились к нему с большим уважением…

Пока шла газетная шумиха, полицейские власти решали, за какие тюремные стены упрятать Котовского. Из кишиневской он вполне может сбежать. И нашли одесскую.

9 июля Григория Ивановича Котовского, закованного в специально сделанные для него кандалы, вместе с небольшой группой заключенных вывели из ворот кишиневской тюрьмы. И каково же было удивление Котовского, когда он увидел на площади возле тюрьмы и на улице, ведущей к вокзалу, толпы народа. Кишиневцы, узнав, что «бесстрашного атамана» переводят в одесскую тюрьму, пришли проводить его. Иные хотели, не совсем доверяя газетам, воочию убедиться в том, что «гроза богачек» схвачен и можно, следовательно, жить теперь без страха, иные собрались лишь ради того, чтобы поглазеть на необычное шествие, но больше всего было людей сочувствующих, возмущенных, для кого имя Котовского звучало как символ справедливости, храбрости и непримиримости с существующим строем, как символ борца за народную свободу. Они теснили пеших и конных конвойных, плотным кольцом оцепивших арестованных, выкрикивали проклятия тюремщикам, а те в ответ пускали в ход нагайки.

Котовский шел спокойно, гордо подняв голову, как человек, твердо уверенный в правоте своего дела.

Арестантский вагон с усиленной охраной. Монотонный стук колес на стыках рельсов. Скрип тяжелых ворот одесской тюрьмы. Холодный металлический щелчок замка одиночной камеры. Григория Ивановича лишили прогулок, чтобы не смог наладить ни с кем связь, не начал бы организовывать побег.

Но, как всегда, Котовский не смирился с судьбой. Вскоре он добился первой победы, ему разрешили прогулки. Котовский сразу же воспользовался этим, чтобы наладить контакты с другими заключенными. Мысль одна – надо бежать.

Но не забывал он и о предстоящем суде. Написал письма адвокатам В.В. Шишко и В.С. Лузгину с просьбой взять на себя его защиту. На просьбу откликнулся Лузгин. Приехав в тюрьму, долго беседовал с Григорием Ивановичем, после чего дал официальное согласие защищать Котовского. Это несколько ободрило Григория Ивановича, но мысль о побеге он не оставил.

Успешно налаживались связи. Котовскому, можно сказать, повезло. К нему в камеру вдруг вошел для смены параши Федор Стригунов. Осужден он был не как член отряда Котовского, а как дезертир, уклонившийся от воинской службы. Срок получил небольшой, считался неопасным, и тюремная администрация доверила ему обслуживание камер, в которых сидели опасные политические преступники и смертники. Так Стригунов встретился с Григорием Ивановичем и стал его верным помощником в организации побега.

Буквально через несколько дней Стригунов передал Котовскому ключ для ручных кандалов, пилку, чтобы спилить заклепки на ножных кандалах и заменить их винтами. Достать все это помогли политические заключенные.

Первая часть плана выполнена. Вторая, подкоп от тюремного кладбища, более сложная, требует много времени, и, чтобы выиграть его для товарищей, ведущих подкоп, Котовский затевает игру. Он пишет исповедь. Цель такова: каждый новый факт, который он укажет, будет проверяться. Слушание дела, естественно, оттянется.

Все, кажется, шло хорошо. Но случилось непредвиденное – у самой тюремной стены произошел обвал подкопа. Нет, тюремщики не дознались, для кого готовился подкоп, но на всякий случай произвели обыск в камере Котовского. И небезуспешно – в подошве ботинка Котовского была обнаружена пилка.

После этого последовали жестокие меры. Его стали выводить на прогулку только ночью. Стригунов в камере больше не появлялся. Связь с политзаключенными и с внешним миром вновь была прервана. Значит, все? Ждать суда? Ждать смертного приговора? Котовский перебирает все возможные варианты побега. Он знает еще от Стригунова, что в одной из общих камер заключенный-бессараб Наум Горлавый сильно застудил ноги. Он не может на них ступать, и тюремщики выдали ему костыли.

«Этим нужно воспользоваться», – решил Котовский. На листке, вырезанном из «Журнала для всех», написал записку заключенным общих камер: «Дорогие друзья, вы видите, что я гуляю теперь по вечерам при свете фонаря. Это верная свобода. Прошу вас и моего земляка на костылях приготовить мне из костылей лестницу».

Григорий Иванович дает совет, как это сделать. Он просит удлинить костыли швабрами, а для перекладин использовать скрученные простыни. Он даже прилагает рисунок такой лестницы.

Записку ту Котовский бросил в окно в то время, когда во дворе были на прогулке заключенные общих камер. Он надеялся, что кто-то из них подберет ее. Но, увы… Она попала в руки надзирателю.

Теперь, кажется, все. На прогулку выводят его под охраной четырех вооруженных стражников. У его камеры специальный пост. Но Котовский продолжает затягивать время, подробно излагая все о своих акциях по экспроприации денег и ценностей у богачей, предполагая, что товарищи по борьбе предпримут что-то для его освобождения.

Следователи в конце концов разгадали его игру, да и нужны им были не факты, в большинстве своем известные, не фамилии пострадавших, не детали нападений – нужны фамилии тех дружинников, которые еще не арестованы, нужны адреса явок и конспиративных квартир. Следователям необходимо было знать, кому передавались деньги и ценности. Утверждению, что деньги направлялись в Красный Крест для помощи раненым, раздавались беднякам, они не очень-то верили. И игра, вполне понятно, подошла к логическому концу – дело передали к суд.

Приговор военно-окружного суда был неумолим:

«…подсудимого Григория Котовского, уже лишенного всех прав состояния, подвергнуть смертной казни через повешение…»

Он отказался подать прошение о помиловании. Лишь написал письмо Н.В. Брусиловой, жене командующего Юго-Западным фронтом А.А. Брусилова, который по долгу службы должен был утверждать приговор.

Кто подсказал Котовскому написать ей письмо, каким образом оно было вынесено из камеры смертника, неизвестно. Ясно лишь из записей в дневнике Н.В. Брусиловой, что письмо Григория Ивановича было передано в полночь привратнику Брусиловой каким-то мальчуганом.

«Письмо длинное, подробное и очень хорошо написанное, – вспоминала Н.В. Брусилова. – На рассвете он должен был быть повешен. Письмо было написано за несколько дней ранее, но никак не могло быть передано…

Читая это письмо, первый раз в жизни я отдала себе отчет, что от меня зависит жизнь и смерть человека».

Брусилова, не теряя времени, позвонила генерал-губернатору Эбелову, губернатору города Сосновскому, прокурору Одессы и попросила их отложить казнь Котовского, чтобы иметь время написать мужу.

Не сразу было получено от них согласие на отсрочку казни. И Эбелов и Сосновский весьма настойчиво просили Брусилову не беспокоить мужа, как они выражались, по пустякам, но Брусилова сумела упросить их отложить казнь Котовского на несколько дней.

А на следующий день А.А. Брусилов дал по прямому проводу распоряжение в Одессу о замене Котовскому смертной казни каторгой без срока.

Котовскому объявили об этой замене и перевели в камеру «вечников». Впервые после суда он вздохнул свободно. Сорок пять кошмарных ночей, когда каждый стук будил и вызывал тревожный вопрос: «Идут?!» – остались позади. Он вновь слышит человеческие голоса, даже смех и шутки.

Григорий Иванович был благодарен своей спасительнице. Как только Февральская революция позволила ему покинуть стены тюрьмы, он при первой же возможности нанес визит Н.В. Брусиловой и поблагодарил за спасение.

6

Весть о Февральской революции, свергнувшей царя в России, быстро докатилась до одесской тюрьмы. Все ждали больших перемен.

3 марта 1917 года в тюремном дворе собрали всех политических заключенных. Под восторженные крики «ура!» зачитал начальник тюрьмы телеграмму министра юстиции Временного правительства Керенского и объявил, что они свободны.

Решение правительства об амнистии только политических заключенных вызвало недовольство тех узников, которые были осуждены как уголовники, но уголовных преступлений не совершали. Дело в том, что по статьям уголовного кодекса царское правительство судило и тех, кто не хотел воевать за «царя и отечество». Таких заключенных в одесской тюрьме насчитывалось более семисот человек. Они подняли гвалт, принялись бить стекла в окнах, стучать в двери камер, требуя пересмотра и их дел.

Пять суток бурлила тюрьма. Котовский убеждал заключенных, что добиваться новых послаблений в тюремном режиме следует мирными коллективными требованиями, что придет время, и свободу получат все.

Но такой оборот не устраивал монархистов. Они намеревались, подняв восстание в тюрьме, обвинить затем в подстрекательстве большевиков и начать над ними расправу. Восстание они все же спровоцировали.

8 марта во время прогулки арестованные вдруг обнаружили во дворе ящики с водкой. Как и предполагал начальник тюрьмы, по распоряжению которого водка была «подброшена», многие уголовники поддались на провокацию. Пьяные, они ворвались в цейхгауз, который тоже оставался почему-то в тот день без охраны, расхватали винтовки, револьверы, кинулись к воротам. Тогда Котовский бросился наперерез.

– Стойте! Вы губите себя!

Он стоял у ворот решительный, уверенный. Хотя не мог не понимать, что возбужденная толпа уголовников может его и не послушать, может смять, растоптать. Но он пошел на риск. Ради их же спасения.

Многие, особенно трезвые, вняли его призыву. Подоспевшие на помощь верные товарищи из боевого отряда Афанасьев, братья Гефтманы, Ивченко, Кицис, Стригунов поддержали его. Толпа утихла…

Правда, иные уголовники попытались, используя момент, бежать, но, как только они перелезали через стену, их тут же хватали казаки. Как и предполагал Котовский, казачьи сотни были вызваны к тюрьме заблаговременно и лишь ожидали своего часа, чтобы пустить в ход нагайки и шашки.

Пока казаки и стражники ловили беглецов, во дворе тюрьмы шел митинг. Выступивший на нем Григорий Иванович предложил: охранять ворота силами самих заключенных из бывших солдат, снять со всех кандалы, двери камер, днем держать открытыми, разрешая свободное передвижение в пределах тюрьмы, контроль за поступлением продуктов и их использованием по назначению возложить на заключенных, разрешить свидания заключенных с родственниками, все камеры обеспечить матрацами и одеялами, наладить отопление всех камер…

Переговоры с начальником тюрьмы поручили группе каторжан во главе с Котовским. Почти все требования заключенных были приняты. Кроме того, Григорий Иванович потребовал, чтобы выяснили степень вины начальника тюрьмы и других должностных лиц, пытавшихся спровоцировать восстание арестантов.

Вскоре начальник тюрьмы как ярый монархист был арестован, а каторжане контроль за выполнением нового режима возложили на Котовского.

Так возникла «тюремная республика» во главе с Григорием Котовским, как когда-то жила несколько дней в Александровском централе «свободная республика» под руководством молодого Дзержинского.

Вновь имя Котовского появилось на полосах газет. Только теперь говорили о нем больше всего уважительно, расхваливали его организаторские способности. «Одесские новости» 13 марта 1917 года писали, что в местной тюрьме после происшедшего в ней восстания арестантов царит полный порядок. Во всех внутренних помещениях тюрьмы нет ни одного надзирателя. В тюрьме полное самоуправление. Во главе военных и уголовных узников стоят Котовский и помощник присяжного поверенного Звонкий. По их требованию администрация разрешила свидания родственников не только с осужденными арестантами, но и подследственными, которые многие месяцы не имели еще ни одного свидания.

Шумиха, поднятая в газетах, привлекала внимание одесситов к тюрьме. К ней потянулись любопытные, и Котовский охотно стал водить их как экскурсионные группы по тюремным корпусам. Показывал темные крохотные карцеры, сырые, холодные; показывал канцелярию начальника тюрьмы Перелешина.

В те дни Котовский взвалил на себя еще одну непомерную ношу – перевоспитание уголовных преступников. Он созывает городское собрание уголовников Одессы, назначив местом для его проведения кафе «Саратов».

Собрание состоялось 15 марта. Присутствовало на нем 40 человек. Они приняли резолюцию, в которой инициативная группа от имени уголовных преступников Одессы, как находящихся на свободе, так и заключенных в одесской тюрьме, заявила о полной готовности содействовать поддержанию и сохранению порядка и безопасности в возрожденной Одессе, особенно если уголовникам будет дана возможность ознакомить все общественные организации с их положением и нуждами, если будет возвращена свобода всем узникам одесской тюрьмы и если им разрешат открыто собраться и обсудить способы устройства честной жизни и ликвидацию позорного прошлого.

Собрание поручило Г. Котовскому, А. Кицису, Поляку (кличка), И. Иванову и М. Медведеву в ближайшее время созвать общее собрание уголовных преступников Одессы.

Резолюция принята. Но чтобы выполнить ее, нужны соответствующие условия. Тем, кто порвет с преступным прошлым, надо на что-то жить, хотя бы первое время, пока не приобретена специальность, не найдена работа. И Котовский решает начать сбор средств. Он добивается разрешения 19 апреля провести в тюрьме благотворительный концерт, сбор средств с которого будет передан комитету содействия перерождающимся преступникам, и обращается в газеты с просьбой поместить сообщение о предстоящем концерте. Газеты охотно откликнулись на эту просьбу.

19 марта. Воскресенье. Трамваи переполнены. Извозчики нарасхват. Улицы запружены. Было такое впечатление, что все, кто может двигаться, устремились к тюрьме. Но концерт не состоялся. Воспротивились сами уголовники.

Огромные усилия, затраченные на подготовку концерта, оказались бесплодными. Может, и вся работа по перевоспитанию преступников пустая затея? Недаром же говорят: сколько волка ни корми, все равно в лес смотрит. Котовский видел, как лицемерят некоторые заключенные, а иные и вовсе настроены враждебно, только боязнь идти на открытый конфликт сдерживает их. Но не мог не видеть он и положительные плоды своей работы. Уже через месяц после первого собрания устроились на работу около ста бывших преступников. Разве это не победа?!

Но неудачу с концертом комиссары Временного правительства, эсеры и меньшевики, которых было большинство в Одесском Совете, использовали для того, чтобы начать травлю Котовского. Вскоре было опубликовано сообщение о том, что Котовский якобы бежал из тюрьмы.

Это была новая попытка буржуазии расправиться с Григорием Ивановичем. Но и она не удалась. Представители секции общественной безопасности исполнительного комитета Совета рабочих депутатов выступили с опровержением: Котовский не скрывался, а выполнял специальное задание секции общественной безопасности.

Вот она – главная причина недовольства меньшевиков и эсеров деятельностью Котовского. Ведь он не только занят перевоспитанием преступников, но и успешно выполняет задание партии, направленное на повышение революционной бдительности (если применить сегодняшнюю терминологию. – Г.А.), против происков как монархистов, так и буржуазии, которая с каждым днем все более открыто стремилась к полному господству.

Вступились за Григория Ивановича заводские и фабричные коллективы, общественные организации. Они ходатайствовали перед комиссарами Временного правительства и перед Советом об освобождении его, и под давлением масс власти вынуждены были дать указание органам юстиции пересмотреть дело Котовского. Решение, однако, удивило и возмутило многих: 12 лет каторги, запрещение вести общественно-политическую деятельность.

Котовский вступает в открытую полемику с чиновниками «свободных» учреждений, продолжавших политику царизма. Прокурору Желуднику, выступившему против «тюремной республики», Григорий Иванович дает достойную отповедь в письме, которое было опубликовано в газете «Власть народа».

Котовский рвется на свободу. Он обращается к министру юстиции Временного правительства с просьбой о помиловании. Эту просьбу по настоянию депутации от предприятий Одессы начальник штаба Одесского военного округа генерал Н.А. Маркс сопроводил прошением: «Горячо верю в искренность просителя и горячо прошу об исполнении его просьбы».

Министерство юстиции вернуло прошение в Одессу на решение местных властей. А они уже один раз решали и не в пользу Котовского. Но на сей раз трудящиеся города более настойчиво требовали освобождения Григория Ивановича, и исполком Советов Румынского фронта, Черноморского флота и Одесской области («Румчерод») вновь вынужден был поставить перед Одесским военно-окружным судом вопрос о пересмотре дела Котовского. И суд 5 мая 1917 года принял решение: «Подсудимого Григория Котовского… если он по состоянию здоровья окажется годным к военной службе, условно освободить от наказания и передать его в ведение военных властей».

Помощник прокурора Бонгард сам пожаловал в тюрьму и зачитал решение суда. Вместе с Котовским освобождался еще сорок один заключенный.

За воротами тюрьмы ждала их огромная толпа горожан. Котовского подхватили и понесли на руках…

В ожидании отправки на фронт Котовский не сидит сложа руки.

Котовский в этот период выполнял самые различные поручения штаба Красной гвардии. Григорию Ивановичу доверили ликвидацию контрреволюционного гнезда, которое «свил» на своей квартире барон Шваге. И Котовский блестяще справился с заданием.

4 августа 1917 года «Бессарабская жизнь» поместила очень короткое сообщение: «Вчера вечером отправился добровольцем-разведчиком на фронт Григорий Котовский».

Конечно, газета преследовала свои цели: еще раз поиграть на патриотических чувствах молдаван. Читайте, дескать, даже Котовский, атаман разбойничьей шайки, устрашитель помещиков и капиталистов, и тот взял в руки оружие, чтобы защитить отечество. Следуйте его примеру.

А то, что Котовского отправили на фронт во исполнение приговора суда, разве известно всем читателям?

Позже Григорий Иванович в своей биографии напишет так: «Еду в Кишинев. Начинается работа большевиков по разложению армии».

Руководствуясь лозунгом партии: превращение войны империалистической в войну гражданскую, большевики шли к солдатам с ясной программой, с четкими и понятными требованиями, которые выражали интересы и чаяния трудового народа России. Большевики разъясняли солдатским массам, что Временное правительство не делает практических шагов, чтобы дать народу землю, обеспечить восьмичасовой рабочий день, улучшить условия труда и быта, покончить с эксплуатацией трудящихся. Не сделано ничего и для того, чтобы прекратить братоубийственную войну ради прибыли капиталистов, ради их интересов. В армии, хотя теперь она не считалась царской, тоже мало что изменилось.

Упорная работа большевиков приводила к тому, что солдаты все более настойчиво требовали заключения мира. Целые подразделения и части покидали окопы. И когда командующий Юго-Западным фронтом генерал Брусилов попытался убедить один из полков остаться на передовой, то полковой комитет попросил разрешения дать письменный ответ. Через несколько минут перед командующим фронтом появился плакат: «Мир во что бы то ни стало, долой войну…» После долгих уговоров солдаты дали слово стоять, но наступать отказались, мотивируя тем, что неприятель обещает не наступать, если не будет наступления со стороны русских. Солдаты рвались домой, чтобы пользоваться свободой и землей.

Случаи неповиновения солдат командирам и дезертирство стали носить массовый характер. Если с Румынского фронта в 1916 году дезертировало 68 тысяч, то после Февральской революции цифра эта намного возросла, И это происходило там, где влияние большевиков было не так сильно, как на других фронтах.

Румынский фронт находился вдали от революционных и промышленных центров. Большинство молдаван не знало русского языка, и находившиеся в окопах солдаты получали: всю информацию о политической жизни страны в основном от своих офицеров. А почти все они были если не монархистами, то сторонниками различных буржуазных партий. Большевистские газеты на Румынский фронт попадали весьма и весьма редко. Такая изолированность солдат фронта от революционной среды была на руку контрреволюции. Из румынских частей, стоявших в тылу русской армии, был создан настоящий полицейский кордон, для того чтобы не пропускать на фронт «подозрительных лиц» и ловить дезертиров. Румыны вместе с казаками разоружали те армейские части, которые не повиновались своим командирам.

Побывавший на Румынском фронте с армейской делегацией из Петрограда солдат А.А. Васильев сообщал, что офицерство и соглашатели ведут лихорадочную подготовку к наступлению, организуя ударные батальоны смерти. В войсках нет ни одной большевистской газеты, а самих большевиков травят. Дело дошло до того, что слово «большевик» объясняли солдатам как «большак», то есть кулак. Большевиков обвиняли в том, что они якобы хотят посадить на престол Николая II.

ЦК РСДРП (б), учитывая сложившуюся обстановку, принял решение о создании самостоятельной большевистской организации на Румынском фронте. И это сыграло огромную роль в развитии революционных событий как на фронте, так и в Бессарабии. Но это произошло немного позже, в октябре, а когда в начале августа Котовский прибыл к месту службы, обстановка была тяжелой. Под угрозой румынских пулеметов и пушек не раз приводились «в чувства», как цинично говорил Щербачев, наиболее революционные полки.

Узнав, что командир саперной роты зверски избил пожилого солдата, Григорий Иванович пишет протест, собирает подписи наиболее смелых и революционно настроенных солдат и направляет письмо в армейский комитет. Позаботился Котовский и о том, чтобы оно получило огласку. Под давлением общественности офицер был отстранен от должности и предан суду.

После этого случая солдаты избрали Котовского в полковой комитет.

25 августа 1917 года Корнилов, выполняя волю буржуазии, стремившейся навязать народу гражданскую войну, и получив обещание представителей США, Англии, Франции оказать помощь его контрреволюционному выступлению, двинул с фронта на Петроград 3-й конный корпус якобы для свержения Временного правительства. Меньшевики и эсеры так и пытались представить дело. Они дружно призывали к защите Временного правительства.

В.И. Ленин выдвинул иную тактику, мудрую, отвечающую политическому моменту: поднимая массы против Корнилова, партия большевиков разъясняла, что Временное правительство – соучастник корниловского выступления. Ведя таким образом борьбу против попытки создания военной диктатуры, большевики разоблачали и буржуазную сущность Временного правительства, и главным образом предательство эсеро-меньшевистских соглашателей.

По призыву партии рабочие Петрограда взялись за оружие. Создавались новые отряды Красной гвардии. Мятеж Корнилова был подавлен. Он и его сообщники по настоянию масс арестованы. Попытка буржуазии и помещиков раздавить революцию провалилась. Но все могло повториться, и единственным выходом из сложившегося положения было свершение Временного правительства путем вооруженного восстания и установления диктатуры пролетариата.

Контрреволюционное выступление Корнилова переубедило многих из тех, кто до этого еще верил в революционность Временного правительства. В Бессарабии, как и по всей России, началось резкое размежевание революционных и контрреволюционных сил. Соглашатели всех мастей окончательно примыкают к контрреволюционному лагерю и принимают судорожные меры, чтобы сбить волну протеста, вызванного корниловским мятежом.

Но тщетны их попытки. Трудящиеся Бессарабии на многотысячных митингах требуют революционного суда над Корниловым. Эти требования поддерживают солдаты. Они отказываются идти в бой за интересы буржуазии. 26 августа отказался идти в наступление Коломенский полк, а 30 августа на заседании Совета кишиневского гарнизона и полковых комитетов было выдвинуто требование о передаче всей власти Советам и переходу к выборности командного состава в армии и устранения из нее контрреволюционных офицеров и генералов.

Но главным политическим успехом революционных сил в те месяцы можно считать сближение солдатских масс с крестьянством Бессарабии. Солдаты помогали крестьянам проводить конфискацию имущества и земли помещиков. Так было в Бодянах Сорокского уезда, так было в селах Журы и Грозешты Кишиневского уезда, где крестьяне с помощью солдат реквизировали у помещиков весь сельскохозяйственный инвентарь.

Бастуют рабочие, захватывают землю крестьяне, не повинуются своим командирам солдаты. Комиссары Временного правительства растеряны, их донесения тревожны.

Из сводки военио-политического штаба верховного главнокомандования (1-30 октября): «53 братания, 9 попыток насильственного прекращения боевых действий, 7 попыток самовольного оставления позиций, 104 случая неисполнения боевых приказов, 24 требования об увольнении командиров, 64 случая оскорбления лиц командного состава, 100 отказов от занятий и работ, 22 требования о немедленном заключении мира, 8 случаев оскорбления комиссаров Временного правительства».

Временное правительство и генералитет решают остановить демократизацию армии созданием ударных отрядов. Формировались они из наиболее преданных Временному правительству солдат и офицеров. Знамена ударным отрядам вручались черно-красные (красное – цвет революции, черное – готовность умереть за отечество).

Генерал Щербачев требовал создания одного ударного батальона на каждый полк. Полковые комитеты, однако, выступили против этого, и на Румынском фронте удалось сформировать всего два батальона.