Текст книги "Могильщик. Цена покоя (СИ)"

Автор книги: Геннадий Башунов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Глава четвёртая. Ожившие воспоминания

Они двинулись в путь рано утром, позавтракав и ещё раз занявшись любовью. Перед уходом Элаги предложила оставить припасы на месте, а с собой взять только немного воды, несколько сухарей и пару кусков свинины, чтобы хватило пообедать, не больше.

– Кстати, – добавила могильщица, – в десяти милях на северо-запад я оставила схрон, небольшую тележку с припасами. Если ты…

– Не надо ничего такого говорить, – твёрдо сказал могильщик. – Мы обязательно вернёмся вместе.

– Знаешь ли, могут быть разные варианты, – усмехнулась Элаги. – Тележка стоит рядом с разрушенной стеной, которая торчит прямо посреди поля, мимо не пройдёшь.

Несмотря на то, что утро было пасмурным, через три часа после рассвета немного потеплело, задул тёплый ветерок, а ближе к полудню солнце наконец-то показалось из-за туч. Элаги сказала, будто это хороший знак, Велион молча кивнул, соглашаясь. Ещё через час небо окончательно расчистилось, стало тепло – настолько, насколько это возможно в конце сентября. Велион скинул плащ, а его спутница наполовину расшнуровала свою куртку.

Тракт становился всё более разрушенным. Заросли странного, не похожего ни на что знакомое, кустарника становились всё выше и гуще, превращаясь в практически непроходимую колючую стену. Солнце выманило наружу жителей зарослей – уродливые птицы, которых Велион видел вчера, появлялись всё чаще, а в корнях кустов начали мелькать жутковатые твари – ящерицы, которые больше смахивали на рыб без чешуи. Размера эти ящерицы были небольшого, но компенсировали это зубастыми пастями.

Птицы вяло охотились за рептилиями, хотя охота скорее напоминала драку – если двум-трём птицам удавалось убить одну из ящериц, они собирались кучкой у тельца и неторопливо его расклёвывали. Если же гибла одна из птиц, а другим не удалось забить своими клювами ползучего гада, то обедала ящерица – откусывала своей непропорционально большой, в полголовы, пастью от тушки большие куски и медленно их пережёвывала, тупо глядя выкаченными глазами в никуда. Но большая часть птиц охотой не занималась – уродцы садились на тонкие ветви кустарника и не по-птичьи умными взглядами провожали людей.

Других представителей местной живности видно не было, даже крыс, которые обычно неплохо чувствовали себя хоть на помойке, хоть на могильнике.

На привал остановились ближе к полудню, когда до Импа осталось не более часа ходьбы. Пообедали вяло, не съев даже половины из того, что взяли с собой. Помимо аппетита куда-то пропало и желание разговаривать. Всё больше и больше росло беспокойство, появившееся у путников около часа назад.

Сначала Велиону показалось, что его беспокоят птицы. Потом – будто он опасается Импа. Да и до Крейны не так уж и далеко… В конце концов, воображение так разыгралось с его чувствами, что у него затряслись поджилки, а это с ним бывало нечасто. Возникло ощущение, будто кто-то упорно пытается залезть могильщику в голову. Чьё-то тяжёлое, давящее присутствие казалось всё более явным, в то же время не оставляя никаких сомнений – оно иллюзорно.

– Нечего рассиживаться, – сказал Велион, поняв, что уже минут пять тупо пялится в едва горящий костёр.

Элаги не спорила, хотя по её виду было ясно: она ощущает это странное беспокойство не меньше, чем он. Могильщица подобрала свой полупустой рюкзак и полезла за перчатками. Велион угрюмо наблюдал за ней. Сначала надевается левая перчатка, это только первая половина ритуала, и ничего не происходит. Но стоит коже правой ладони коснуться внутренней поверхности перчатки, как в человеке начинаются изменения. На висках на миг выступают жилы, кожа бледнеет. Сейчас мир для Элаги на пару секунд выцвел, а после приобрёл невероятную чёткость, заиграл яркими красками. Но больше всего всегда менялись глаза. Сначала все сосуды наливаются кровью и практически сразу становятся чёрными, а после чернота (такая, что не различить зрачка) разливается по всему глазному яблоку. Из-за этого многие могильщики не надевают перчатки на людях. Сам же Велион когда-то специально носил их, вообще не снимая, чтобы все знали, кто он. Как-то за это его закидали камнями, а он… Хотя, сейчас не время для грустных воспоминаний.

Элаги улыбнулась, ей как будто даже полегчало.

– Пошли, – кивнул Велион.

Последний час пути тянулся бесконечно долго. Казалось, будто двое могильщиков топчутся на месте, шагая по подсыхающей после ночного дождя дороге. Солнце зависло на небосклоне, птицы замерли на своих местах. Время остановилось.

И, замерев, казалось, окончательно, резко рванулось с места.

Заросли кустарника кончились так неожиданно, что Велион первые несколько секунд даже не понимал этого. Дорога оборвалась, как срезанная ножом, могильщики ступали по гладкой, выжженной магией глине. Но и она вскоре пропала. Всё вокруг покрывал туман, нет, не туман – зловонные испарения, хотя могильщик мог поклясться, что не чувствовал никакого запаха. Эти испарения лезли в рот, ноздри, цеплялись за одежду, застилали глаза. Велиону казалось, что у него нет ног – он не видел ничего ниже поясницы, туман закрывал всё, появлялось ощущение того, что тело само плывёт в этой белой каше.

Ощущение присутствия усилилось. При этом нечто заполонило собой каждый глоток воздуха. Оно практически приобрело вещественность – казалось, что над ухом пищит комар, под одежду залез паук, а во рту шевелится скользкий червь. Туман застилал глаза, закладывал уши. Это начинало сводить с ума.

– Велион, – прошептала Элаги, хватая могильщика за руку. В её голосе был ужас, настоящая паника, но Велион, слыша всё предельно чётко, слабо различал интонации, так, будто она говорила в подушку.

– Нормально, – прошелестел он помертвевшими губами. – Это магия, а у нас есть перчатки. Это всего лишь иллюзия, ты сама говорила.

«Мои глаза… горят»…

Нет. Чудо, что они встретились с Элаги. Случись что с одним из них, другой вытащит пострадавшего. Сейчас в мире есть только два человека. Пусть они практически не знают друг друга, для Велиона сейчас нет никого ближе могильщицы, идущей справа от него.

Он сейчас жалел, что после долгих лет скитаний в одиночестве почти разучился говорить вслух о своих чувствах. Могильщик попробовал выразить свою мысль Элаги, но она то ли его не слушала, то ли не понимала его слов, а может, он просто нёс какую-то чушь. Или, скорее всего, он так и не сказал ни одного слова вслух.

«Надо было оставить её в лагере, – мелькнула у него мысль. – Нет, она не согласилась бы. Не зря она пошла сюда. А Имп не хуже и не лучше других мест, где сложили головы или сошли с ума десятки могильщиков прошлых лет. Быть может, достаточно будет дойти до окраины города и вернуться?».

Нет, не достаточно.

Велион продолжал шагать, сжимая руку Элаги. Но это прикосновение не дарило тепла – на их руках были перчатки, чья кожа сейчас была непреодолимой преградой не только для магии, но и их чувств. Перчатки будто бы изгоняли его в тот мир, где помимо могильщика были только холод, одиночество и смутные воспоминания о погибших. Как хотелось сейчас, да, прямо сейчас скинуть их, прижать к груди тело девушки, которую он знал меньше дня, почувствовать её тело, прикосновение её тёплой и мягкой груди к своей коже, чтобы её горячее дыхание касалось шеи, а его губы – её губ. Чувствовать, как бьётся её сердце. Чтобы она чувствовала его сердцебиение. На миг стать обычными людьми.

Но перчатки приросли к его рукам. Мёртвой хваткой сжали сердце, заморозили его, сделали холодными губы, а язык – деревянным. Эти перчатки управляли им, словно они были кукловодом, а он – куклой. Они жили сами по себе, дёргая за привязанные к нему верёвочки, а его тело шевелилось, даже не осознавая – им управляют. Чёртов разумный болванчик, который может мыслить, может понимать, что он не принадлежит сам себе. И от этого становилось ещё горше.

Ему оставалось только шагать.

Кожа иссохла и потрескалась. Он оглох и ослеп. Его сердце замерло в груди, а кровь превратилась в ртуть. Но продолжал идти.

Кто-то цеплялся за его правую руку, и он должен был вытащить их обоих из этого проклятого тумана. Даже если за пеленой, которая уже не понять – белая или абсолютно чёрная, лишь смерть.

***

Этого уже не должно было произойти, но разваливающаяся кладка городской стены проступила сквозь белёсую пелену. Привычная картина разрушений отогнала страх, сняла напряжение, мир стал практически обычным. Полуразвалившаяся стена казалась спасением. Несмотря на то, что от этого спасения веяло могильным холодом.

Велион собрался, очнулся от навеянных туманом мыслей. Тело подчинялось только ему, каждый мускул, каждый нерв приготовился к тому, чтобы работать. Чувствовать кожей магию, уворачиваться от потоков энергии, разрывать пальцами змей. Или отшатнуться от обычного кирпича, который может свалиться на голову.

«Наверное, я старею», – подумал могильщик, вспоминая свои недавние мысли. Сердце уже почти не ныло, мысли об одиночестве и обречённости как обычно были задвинуты на самый дальний план.

Элаги тоже приободрилась, встряхнулась, из её глаз ушёл тот вселенский ужас, что был в них совсем недавно. Её губы кривились в ухмылке, руки перестали дрожать, только лицо всё ещё оставалось неестественно бледным.

– Я же говорила, всего лишь морок, – дрожащим голосом произнесла могильщица. – В двух сотнях ярдов на восток можно пролезть в город, как раз про этот пролом мне говорил безрукий.

– Что ты видела? – тихо спросил Велион.

Элаги поёжилась, ухмылка сползла с её губ. Она всё ещё боялась. Но на лице читалась твёрдая решимость.

– Не твоё дело, могильщик.

Что ж, раз так… Велиону оставалось только кивнуть и пойти в указанном направлении.

Кому-то непереносимый ужас вселял огонь, кому-то – высота, кому-то – чудовища. Неужели он боится всего лишь одиночества и небытия?

Пролом в стене действительно был. Дыра начиналась на уровне пояса и доходила до самых зубцов, так, будто кто-то вырвал из кладки треугольный кусок. В проломе не рос мох, выступы не покрывал плющ, даже сухих нитей лишайника не было. Велион видел такое не в первый раз. Порой боевая магия убивает жизнь так, что та не может оправиться от удара даже спустя десятилетия. Но увиденное его сильно беспокоило – места, где нет никакой живности, были на редкость паскудными. Даже в Бергатте остались насекомые и крысы.

Могильщик заглянул в пролом. От магии – гроздьев змей и ярких печатей проклятий – так зарябило в глазах, что невольно пришлось опустить взгляд. Но и в непосредственной близости магии хватало. Кости, ржавые доспехи, груды камней искрились остатками боевых заклинаний. Когда-то здесь была настоящая мясорубка.

Велион кивнул Элаги и одним махом запрыгнул в проём. Толщина стены была больше человеческого роста, но могильщик буквально кожей чувствовал – кладке вот-вот придёт конец. Пока, к счастью, одного человека было недостаточно, чтобы она рухнула.

Прежде чем спрыгнуть со стены, Велион внимательно изучил место своего предполагаемого приземления. Груды костей, размытые дождём и разбросанные ветром. Он часто видел такое, но… не в таких количествах. И что-то ещё смущало его. Что-то…

К горлу подступил ещё один комок. Сначала могло показаться, что некоторые кости валяются беспорядочно, но если всмотреться, то можно было понять: определённый порядок существовал. Отдельные группы костей лежали вместе – руки с грудной клеткой и несколькими позвонками, тазобедренная часть вместе с берцовой костью. И каждый из фрагментов имел идеально ровный срез.

Бойня. Здесь произошла человеческая бойня. Людей согнали в кучу и забили, как свиней. Расчленили их тела после смерти? Или рубили ещё живых? Десятки людей, воющих и рыдающих, с отрубленными руками или ногами, пытающиеся отползти от заклинания, кромсающего их на части… Без всяких сомнений, это было заклинание – никакой топор или меч не мог оставить настолько ровные срезы. А вот и зарубки на кладке – длинные и глубокие.

Стоило могильщику перевести взгляд чуть дальше, как он увидел ещё ворох скелетов. Многие из них напоминала костяки, лежащие под ногами, у некоторых не хватало только конечностей. Но большая часть костей всё-таки валялась беспорядочно – разорванные, раздробленные, обгоревшие.

Свободной энергии в городе было столько, что казалось, будто в лицо дует не сильный, но ровный ветер. Даже не обладающий никакими магическими способностями человек смог бы понять – сюда лучше не соваться.

– Ну, что там? – раздался позади неуверенный голос Элаги.

– Всё в порядке, – помедлив, произнёс Велион. – Можно заходить в город.

Могильщик выбрался из пролома, Элаги присоединилась к нему через пару секунд.

– Здесь есть что-нибудь ценное? – облизнув губы, спросила она.

– Нет. Только кости.

– Перчатки?

Велион вслушался в себя. Да, определённо, чуть дальше лежало несколько пар перчаток – он буквально чувствовал их. Дело то ли в обострившейся чувствительности, то ли в слишком большом количестве магии вокруг. Могильщик отчётливо ощущал их, и описать эти ощущения было одновременно и просто, и сложно. Если бы он плыл в потоке прохладной воды, и в один момент попал в струю ледяной ключевой воды. Ещё перчатки можно было сравнить с несколькими кляксами на чистом листе пергамента.

– Две или три пары, – медленно произнёс Велион. – Вон там. Но зачем тебе перчатки?

– Я сдаю их в ломбард, – усмехнулась Элаги.

Могильщик удивлённо приподнял правую бровь.

– Знаешь ли, так можно обманывать ростовщиков – они свято веруют в то, что могильщик вернётся за своими перчатками. Но перчатки-то не мои. Если сильно не жадничать, то за тобой никто в погоню не пошлёт. Да и редко когда могильщикам дают в заём крупные суммы. Однако, три или четыре гроша за пару – хороший прибыток, две-три недели прожить можно. Только не нужно ходить к одним и тем же перекупщикам.

Велион усмехнулся. Он как-то раз пытался выбросить свои перчатки. Вернулся за ними на следующий день – ощущения были хуже, чем после долгого перерыва между походами на могильники. Нужно будет взять эту уловку на вооружение.

У него тоже был один трюк, такой же простенький, но действенный – монета, на которую наложено мощное проклятье, за обладание которым любой маг отвалит просто гору золота. Обмануть ростовщика – святое дело и идея, в принципе, неплохая. А несколько грошей – порядочные деньги, крестьянин со всей семьёй может жить на них больше месяца. Но крестьянину не нужно платить за постой в трактире, с него не дерут втридорога за еду.

Интересно, многие ли знают про этот обман? Вряд ли… Ростовщики обычно не любят распространяться о том, что их обманывают, а могильщики, проворачивающие такое, вряд ли станут делать это часто – всё-таки убить могут за любой обман, здесь дело даже в не деньгах. С другой стороны, могильщик, заложивший перчатки, пропадал, и ростовщик мог решить, будто он погиб, так и не найдя денег. Да и в любом случае, могильщики обычно живут недолго, нет ничего удивительного, что он впервые слышит про этот трюк.

– Пойдём, – предложил он вслух.

– Сначала перчатки, – покачала головой Элаги. – Возможно, они будут единственным нашим заработком, уж слишком сильная здесь аура магии. Станется, мы ни хрена здесь не соберём.

Такое действительно могло произойти. Они разошлись искать перчатки.

***

Велион отдёрнул руку и выругался. Плотный комок змей скручивался и раскручивался. Одна нить заклинания, та, что секундой назад чуть не обвила могильщику руку, успокаивалась дольше всех, но и она, в конце концов, затихла. Могильщик тяжело выдохнул и поднялся с коленей. Нет, эти монеты ему не добыть.

Всё бесполезно. Слишком мощная магия буйствовала здесь десятилетия назад. Они с Элаги уже прошли мимо шкатулки, наполненной золотом, мимо груд позолоченных подсвечников и тарелок, мимо валяющихся на земле украшений и нескольких кошельков. В том-то и основная проблема могильщиков – на самых ценных вещах самые сильные заклинания и проклятия. Когда-то здесь было столько магии, что заклинания и проклятия плотным комком змей гнездились в предметах, валяющихся среди груд костей и обломков. Некоторые проклятия реагировали даже на приближение, не было и речи о том, чтобы пытаться их снять.

Кажется, три найденные пары перчаток на окраине города будут единственным хабаром. Да и перчаток они нашли как минимум в два раза больше, но подобраться к ним возможности не было никакой. Пятнадцать или двадцать грошей на двоих, меньше кроны на брата – невелика награда за то путешествие, которое они совершили. Если бы у Велиона не остались деньги после Бергатта, зимой пришлось бы сложить зубы на полку.

И, конечно же, никаких следов того самого послания, о котором говорил Урмеру. Возможно, оно где-то в центре могильника, но идти туда – чистой воды самоубийство.

Велион поднял голову, выискивая глазами солнце. Уже перевалило за полдень, они здесь уже не меньше трёх часов. Даже движение по Импу оказалось весьма нетривиальной задачей – могильщикам удалось пройти всего два квартала. Но на обратную дорогу уйдёт всего-то минут тридцать, не больше, так что можно порыскать по окраинам могильника ещё какое-то время. Или лучше не рисковать, мало ли, на что они напорются, если пойдут дальше? Если бы не опыт и умение Велиона, они бы не зашли так далеко вглубь города, даже ничего не трогая – Элаги пару раз чуть не лишилась жизни, сунувшись к проклятьям.

Впрочем, никаких сводящих с ума ужасов они не видели. Да, очень много магии, даже слишком много, могильщики поопытней или, в их случае, поумнее даже не сунулись бы сюда. Никаких тварей, которые порой селятся в пустующих городах, тоже не обнаружилось, а порой именно они представляли наибольшую опасность. Обычные развалины – частично обрушившиеся дома, покрытая выбоинами мостовая. И – следы не то битвы, не то паники, не то бегства. Или и битвы, и паники, и бегства. Груды белеющих костей, как человеческих, так и животных, ошмётки одежды, ржавое оружие и доспехи, рассохшаяся утварь, телеги. Ничего сверхъестественного, если не считать туман на подступах к городу. Неужели все эти слухи из-за тумана? Не может быть. Они прошли, с трудом, но прошли. Да и другие проходили дальше, иначе здесь не валялось бы столько перчаток.

Не мёртвая же тишина свела всех с ума? Казалось, будто в Имп не проникал даже ветер. Не было ни крыс, ни мошкары, ни ящериц, короче – никаких обычных для могильников представителей фауны. Могильник не зарос ни кустарником, ни травой. Магия Импа убивала всю жизнь. Это смущало, внушало чувство опасности, но никакого вреда ведь от этого не было… пока.

И всё равно лучше уйти – они ничего здесь не найдут. Можно побродить вокруг городской стены и поискать другой вход. Может, там добыча будет богаче… или найдутся хотя бы намёки на то послание.

– Элаги, – произнёс Велион, оборачиваясь. – Пора…

Он не закончил.

Элаги, которая минуту назад вертелась в нескольких шагах позади около горстки украшений, стояла с широко раскрытыми глазами и побледневшим лицом. Её руки были свободны, значит, она никуда не вляпалась и не подхватила какую-то гадость. Или?..

Могильщик в два прыжка подлетел к ней, быстро осмотрел тело и, ничего не обнаружив и не почувствовав, непонимающе глянул в ту же сторону, куда смотрела могильщица.

Девчушка лет, наверное, девяти-десяти медленно брела по улице. Левая рука была оторвана по плечо, половину тела покрывала копоть, а кожа с подбородка сорвана так сильно, что было видно кость. Она брела, наступая прямо в сгустки чар, но те не причиняли ей вреда.

– Велион, – прошептала Элаги.

Велион молчал. Он вообще не понимал, как девочка с такими ранами всё ещё способна двигаться. Даже если они её подберут, то она наверняка не выживет… да и не надо ей жить после таких увечий.

Из-за поворота выскочил растрёпанный и израненный мужчина, судя по одежде, не из бедняков. В его руках был здоровенный рожон, изо рта стекла слюна, а на лицо застыла гримаса, выражающая безумную нечеловеческую ненависть. Он в три прыжка догнал девочку и с размаху всадил кол ей в спину. Острие пробило тело навылет. Девочка пошатнулась, но продолжала идти, хотя из её живота торчало острие рожна. Мужчина опрокинул её на землю, вырвал своё оружие и принялся наносить удары, как дубиной, один за другим, по голове, по бокам, вбивая детское тельце в землю. Это длилось долго, очень долго. Всё вокруг было в крови, она плескала в разные стороны, струилась по мостовой.

И всё это происходило без единого звука.

Наконец, мужчина остановился. Он постоял, сгорбившись, над тем, что когда-то было маленькой девочкой, а потом бросился вперёд, прямо на могильщиков.

– Велион!

Могильщик сбросил оцепенение, которое владело им всё это время. Он выхватил нож, сделал три коротких шага вперёд, краем глаза глядя под ноги, чтобы не наступить в какую-нибудь гадость.

Мужчина с колом стремительно приближался. Велион двумя быстрыми движениями отвёл занесённый над головой рожон, хлестнул клинком безумца по горлу…

Хотел сделать это. Мужчина налетел на него… и пробежал сквозь. Велион, который даже не успел зажмуриться, тяжело вздохнул. Привидение. Вот уж никогда бы не поверил, что они существуют.

Могильщик повернулся назад. Элаги сидела на мостовой, обхватив голову руками. Мужчина исчез. Велион ещё раз перевёл дыхание и посмотрел в ту сторону, где лежало изуродованное тело девочки. Оно тоже исчезло. Вот только…

По улице брела девочка. У неё была оторвана левая рука, а половина тела покрыта копотью.

Велион почувствовал страх, даже не страх – животный ужас. Он с трудом удержался от того, чтобы броситься в бегство, которое, учитывая количество проклятий, кончилось бы его смертью. Могильщик отвернулся: мужик с колом уже выбегал из подворотни.

Не просто так они видели иллюзии на подступах к Импу. Весь город и окрестности словно накрыты мороком. Возможно, это и есть то послание?

Велион вернулся к Элаги, с трудом поднял её на ноги. Девушку трясло, она тихонько всхлипывала, не отвечая на вопросы и не откликаясь на своё имя. Могильщик что-то шептал ей на ухо, рукой закрывал ей глаза, но она не успокаивалась. Надо было возвращаться, немедленно.

И в этот миг на него обрушилось то же чувство, что и на подходе к городу. Писк давил на мозг, от него сводило зубы. Казалось, его сущность начинает раздваиваться, раскалываться. Велион зажал уши ладонями и зажмурился. Не помогло. Наверняка, Элаги ещё хуже. Оставалось только схватить её за руку и тащить за собой к стене, уповая, что она хоть чуть-чуть осознаёт, где они и что происходит, и не вляпается в какое-нибудь проклятье.

Но даже вернуться по проложенному маршруту оказалось непросто. Улица, прежде пустая, была наполнена людьми. Нет, их было немного, человек двадцать, но…

Трое горожан в отрепьях, среди них девушка лет пятнадцати, распинали на позорном столбе молодого паренька в дорогой одежде. Парень беззвучно открывал рот, но даже если бы он был до сих пор жив, двое могильщиков мало бы что услышали – у него вырвали язык. Наконец, когда очередной штырь вошёл уже в лоб, жертва затихала, и всё начиналось с начала – пареньку, окровавленному, харкающему кровью, загибали руки за столб и начинали прибивать их к дереву острыми штырями.

Ещё двое избивали палками бородатого тощего старика в смешном колпаке.

А четверо…

– Не смотри, – шептал Велион. – Не смотри…

Женщина. Молодая красивая женщина в дорогущем платье. С младенцем на руках она убегала от четырёх грязных мужиков. Но её догоняли.

Один пытался выдрать из её рук малыша, совсем грудничка, другие, повалив женщину на мостовую, уже начинали стаскивать с неё платье. После короткой борьбы мужику удалось вырвать младенца. Широко размахнувшись, он размозжил голову ребёнка о мостовую, а трое других уже сорвали с женщины платье, один пристраивался между её ног.

Велион тяжело дышал, едва переставляя ноги. Во рту у него пересохло до того, что это начало причинять боль. Каждый вдох и без того дававшийся с огромным трудом обжигал горло. Из ушей, казалось, вот-вот польётся кровь.

Элаги рыдала в голос, рвалась из его трясущихся рук, что-то кричала. Могильщик старался вслушаться в её крики, но не мог. Он отчётливо слышал каждое слово, но не понимал, не осознавал ни одно. Кажется, она просила отпустить её, шептала что-то о том, что кому-то надо помочь, что всё это надо остановить.

Велион долго не мог понять, о чём она вообще говорит. А поняв, вечность не мог вымолвить ни слова – глотку затыкал спазм, лёгкие будто были заполнены горящим воздухом, который невозможно вытолкнуть из них, а слова… слова были удручающе бессмысленны.

– Это привидения, – буквально простонал Велион. – Морок. Иллюзия.

Девушка на миг замерла в его руках, он немного ослабил хватку, которая уже должна была причинять ей боль. И буквально через мгновение получил тяжелейший удар в пах. Могильщик отпустил руки, ноги подкосились, он упал на колени, широко раскрывая рот. Боль была ужасной, она занимала всю его сущность, на время уняв комариный писк, который за последние минуты стал оглушающим.

Могильщица закричала в голос. И рванулась вперёд.

– Нет! – закричала она. – Стойте!

Несколькими секундами раньше один из насильников свернул голову женщине, и сцена её убийства начала повторяться.

Могильщица бежала к ним, вытянув руки. Мужик размахнулся, чтобы разбить голову младенца.

– Нет… – выдавил Велион.

Поздно. Его охватило какое-то оцепенение, он будто бы не владел своим телом. Да и вообще осталось ли у него тело? Мир сузился до вернувшегося комариного писка, стоявшего над ухом, и бегущей Элаги.

Могильщица, вытянув руки, прыгнула на мостовую. Она намеревалась смягчить удар, который стоил жизни младенцу, поймать его тельце перед самой мостовой. Но этот удар был совершён десятки лет назад…

Голова ребёнка прошла сквозь её руки, но больше Велион ничего не видел – жуткую сцену загородило тело Элаги. Она упала всем телом на мостовую…

Могильщик взвыл.

… как раз на то место, где лежала та злосчастная шкатулка с монетами, которую он пытался вскрыть за несколько минут до прихода морока.

Раздался низкий протяжный звук. Вспышка света.

В лицо Велиону брызнула кровь, настоящая кровь, кровь человека, не призрака, в ноги что-то ткнулось. Могильщик перевёл взгляд вниз. Кисть Элаги. Чёрная перчатка даже не была запачкана кровью. Могильщик закричал ещё раз.