Текст книги "Могильщик. Не люди (СИ)"

Автор книги: Геннадий Башунов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– Он понял, что мы идём к нему. Пытается уйти в поле.

Хасл остановился, вытащил лук, натянул тетиву, наложил стрелу. Он не видел чужака, но знал, где тот находится, и этого было достаточно. Стебли поползли по его рукам, обвили пальцы сжимающие древко стрелы и направили острие прямо в сердце чужаку. Молодой охотник закрыл глаза – обычное зрение ему сейчас не потребуется – и спустил тетиву…

Кто-то смачно выругался вдалеке. Стрела скользнула сквозь ночную темноту, но пронзила не сердце чужака, а землю. И в тот же момент что-то мертвенно-холодное и омерзительно-шершавое вцепилось Хаслу в каждый нерв и дёрнуло. В глазах молодого охотника будто вспыхнуло обжигающее солнце, с подушечек пальцев сорвало кожу, в уши воткнулись иглы, а в рот плеснули кипятка.

Хасл вскрикнул и упал на колени. Перед глазами плыл серый туман, а в голову как будто набили грязи – так бывало с ним каждый раз, когда он отходил от состояния, которое он с детства называл «почувствовать дерево». Выходит, у него был Дар Друга, а он, простофиля, за все эти годы об этом даже и не догадался… боги, как сложно думать… и что происходит?..

– Вон он, лови его! Держи! Хасл, стреляй, ну, чего ты стоишь?

Кто-то дёрнул его за руку, поднимая на ноги. Перед глазами на миг возникло искажённое страхом лицо Эзмела.

– Стоять можешь?

– Могу, – промямлил Хасл, с трудом двигая языком, и навалился на рыбака.

Старик поставил его прямо и, отпустив, подался вперёд, намереваясь помочь остальным, но тут перед ним выросла огромная чёрная тень. Старый рыбак успел только вскрикнуть, как его тело буквально переломилось пополам. Чёрная фигура швырнула Эзмела в траву и приблизилась к Хаслу, который до сих пор и пальцем не мог пошевелить.

– А ты, сукин колдун, расскажешь мне, что вы сделали с моим другом, – сказал чужак, и его кулак вонзился Хаслу в солнечное сплетение. Молодой охотник, скрючившись, свалился на землю, заскрёб ногами, пытаясь сделать хоть один вдох, но в тот же миг носок сапога высек искры из его виска и правого глаза.

Потом он видел только темноту и ничего не чувствовал.

Глава девятая. Много обещаний

Чьё-то тяжёлое зловонное дыхание буквально разъедало саму структуру окружающего Хасла мира. В давящем смраде угадывались нотки благовоний, которыми Друг окуривал свой гостевой домик, где люди праздновали каждый Йоль. Это было неправильно, потому что благовония были святы и означали жизнь, а влажное дыхание затаившегося чудовища несло смерть.

Хасл чувствовал нарастающую ломоту в груди, там, где Друг оставил свою метку. Будто кто-то царапал её, ковырял скрюченными и твёрдыми, как сталь, пальцами, пытался отделить её от плоти и костей. Но безрезультатно.

– Ты один из нас, – сказал кто-то Хаслу, – потому-то я тебя пока не убью. Если встретишь Урмеру, скажи, чтобы он пришёл, наконец, в гости к старому другу. Один у меня уже побывал сегодня. Мы обещали когда-то умереть вместе, и эта клятва должна быть исполнена. Запомни эти слова, мальчик, и передай их Урмеру.

Сознание вернулось к Хаслу резко, будто кто-то выдернул его из глубокого тёмного омута. Молодой охотник вытаращил глаза, попытался сориентироваться, вдохнуть полной грудью… и закашлялся, набрав полный рот воды. Непреодолимая сила отшвырнула его в сторону, он прокатился по твёрдой каменистой земле, заработав несколько болезненных синяков и ссадин, и, скрючившись, замер, стараясь привести в порядок дыхание и понять, где же он очутился. Дыхание в порядок пришло, а вот выяснить, куда охотник попал, не выходило. Глаза как будто застилал туман…

По телу Хасла прошла крупная дрожь, он замер, готовясь принять мучительную смерть.

– Не прикидывайся дохлым, – сказал полузнакомый грубый голос. Произношение было странноватым, но слова различались легко. – Я с тобой, мать твою, ещё не поговорил.

Чужак, это он, совершенно точно. Но как они попали сюда, в самое логово Серого Зверя?

Чужак поднял Хасла за грудки, грубо поставил на ноги и встряхнул так, что охотник врезался подбородком в грудь. Перед глазами мелькнул кривой нож с внутренней заточкой.

– Или ты, твою мать, начинаешь говорить, или я начинаю резать тебе брюхо так же, как вы вырезали его Шраму. И не прикидывайся глухонемым, я слышал, как вы, грёбаные уродцы, разговариваете.

– Кто такой Шрам? – промямлил Хасл. – И почему Серый Зверь нас не убил?

– Не знаю, о каком «сером звере» ты говоришь, но про своего друга Шрама я тебе расскажу легко. Вы размозжили ему лицо и вырезали желудок с кишками, ограбили и бросили тело, даже не удосужившись похоронить. Теперь вспомнил, кто такой Шрам? И не прикидывайся дурачком, я нашёл у тебя сраную кучу денег.

– Это не мы.

В ответ Хаслу прилетела такая пощёчина, что потемнело в глазах.

– Не вы? А кто же? Стая фейри? Говори быстрее, говнюк, или я тебе башку оторву!

– Сначала мы думали, что это ты! – крикнул охотник, стараясь говорить как можно быстрее, чтобы не нарваться на очередной удар. – Но потом узнали, что это сделал другой чужак! Он убил одного из наших, Керага, и изуродовал ему тело ещё больше, чем твоему другу Шраму!

Чужак возвышался над Хаслом больше, чем на голову, выражение его пустого уродливого лица не сулило ничего хорошего, но тут он явно заинтересовался. Охотник почувствовал, как хватка ослабла, а уже через пару секунд чужак без лишней грубости усадил его на плоский валун. Хасл непроизвольно всхлипнул и, обхватив колени руками, затрясся и от холодной сырости, и от волнения разом. Туман внушал ему непреодолимый ужас, но постепенно охотник успокаивался – Серый Зверь всё ещё не убил его, чёрный, кажется, тоже решил повременить с местью за друга. Кто знает, может, Хаслу удастся выбраться отсюда живым.

– Говори, – сухо бросил чужак, недобро щуря глаза. Он стоял рядом, давя на охотника самим своим присутствием.

Хасл пересказал все события прошедшего дня. Поначалу он сильно волновался, всхлипывал и сбивался, но говоря больше и больше, он постепенно успокоился. Когда у него пересохла глотка, чужак дал ему напиться, и Хасл почувствовал себя относительно нормально, лишь ушибы и ссадины начали докучать ему больше прежнего, но это уж точно можно пережить. Главное, его действительно пока никто не собирается убивать. Ни чужак, ни Серый Зверь.

Пока продолжался рассказ, Хасл неожиданно для себя понял, почему лицо чужака кажется ему таким пустым – на нём не было ни одного шрама. Гладкое и ровное, оно казалось чуждым, будто рыбьим. Плащ пришелец снял, рядом стоял и обтянутый кожей короб с лямками. Фигура чужака теперь выглядела обычной, просто слишком крупной для нормального человека.

– Выходит, вы тоже пострадали от этого ублюдка, – задумчиво проговорил чёрный, когда Хасл закончил рассказ. – Поговаривают, что раньше на могильниках было много всякой нечисти, но почти вся она передохла за эти годы… Хотя одного грёбаного упыря мы встретили по дороге сюда. Но сейчас меня куда больше мести беспокоит другое дело – как бы унести отсюда ноги. Думаю, твои собратья вряд ли разрешат мне покинуть эти места свободно?

– Не знаю, – признался Хасл. – Скорее всего, они попытаются тебя убить. Викле – точно, ты убил его сына в Бергатте. А куда Викле, туда и все хуторяне.

– Я не стал бы никого убивать, если бы вы дали мне спокойно пограбить на могильнике и уйти. Я не стал бы никого бить, если бы вы не устроили на меня охоту. – Чужак склонился над Хаслом, и в каждом его движении чувствовалась угроза. Говорил он нехотя, выдавливая из себя слова, и от этого Хаслу становилось не по себе ещё больше. – Я мог бы перебить половину вашего отряда, но, скорее всего, лёг бы в поле сам. Вместо этого я забрал тебя, чтобы поговорить. Ты будешь моим посланцем. Так сказать, моей доброй волей, доказательством того, что я просто хочу отсюда уйти. Ты, живой и здоровый, сходишь к своим друзьям и скажешь, что я не хотел никого убивать, вы сами вынудили меня. Передашь, что я просто смотаю удочки, и тогда больше никто от моей руки не пострадает. В противном случае я постараюсь прорваться с боем, а это, поверь, будет стоить парочки жизней – вояки из вас хреновые. Всё запомнил?

Хасл закивал. Пришелец выпрямился, шумно втянул ноздрями влажный воздух и выругался.

– Туман воняет, – сказал он, – каким-то магическим дерьмом. А если надеть перчатки, я вижу всполохи энергии. Здесь вообще безопасно?

Молодой охотник нервно хихикнул.

– Серый Зверь убивает каждого, к кому прикоснётся.

Громила выгнул правую бровь.

– А я-то думаю, почему твои дружки решили тебя бросить. Выглядите вы как редкие задохлики, и я решил, что у них просто кончились силы для погони. Выходит же, что они испугались этого тумана. Значит, все умирают, стоит им сунуться сюда? Но мы-то с тобой живы.

– Наверное, Друг явил чудо, – пробормотал Хасл. – Другого объяснения у меня нет. Я видел, как у одного человека, настигнутого Серым Зверем во время бури, выпали глаза, а из ушей и носа потекла кровь. Он умер на месте, и, говорят, так случалось с каждым.

Чужак потёр подбородок, и Хасл как будто даже услышал, как чёрная перчатка скребёт по лицу. Охотник чувствовал напряжение какой-то злой энергии, ему показалось, что сейчас с лица чёрного начнёт сходить кожа. Но этого не случилось, вообще ничего не произошло, будто это была обычная перчатка, а не нечто омерзительно-неестественное и пропитанное смертью.

– Очередное заклинание, оставшееся после войны, – сказал чужак. Он как будто разговорился, слова уже не давались ему с таким трудом, хотя произношение по-прежнему оставалось странным. – Этого дерьма ещё на семьдесят лет вперёд хватит, если не больше. – Он принялся шарить в своём рюкзаке, пока говорил. На свет – или вернее, полумрак – были извлечены сухари и куски сушёных овощей. – Жрать будешь?

– Угу.

Хасл невольно отдёрнул руку, когда чёрная кожа коснулась его пальцев, и сухарь упал на землю.

– Да не бойся, не съем. Ты же гарант моей безопасности, помнишь?

– Дело не в тебе, – покачал головой охотник, подбирая сухарь. – Эти перчатки пахнут проклятьями Древних и смертью. Я бы на твоём месте не стал их носить.

Незнакомец рассмеялся так, будто Хасл только что удачно пошутил.

– Пахнут проклятьями, значит? – хмыкнул он, отсмеявшись. – Лучшие маги всего мира не могут найти в них ничего магического, говорят, что перчатки – это будто материализованная антимагия, а ты говоришь – пахнут.

– Я чувствую это, – уверенно сказал Хасл. – И не я один – когда Жерев достал такие же из рюкзака твоего мёртвого друга, он тоже это почувствовал. И Некпре с Эрли.

– Не буду спорить, сам я очень слабый маг. Настолько слабый, что, сняв перчатки, могу только видеть и чуять колдовство. У вас тут, быть может, от постоянной жизни на могильнике выработалась собственная чуйка на энергию. Но носить я их буду до конца своей жизни, таково моё проклятье. И как я без них буду грабить могильники? У вас тут что, раньше могильщики не появлялись?

Молодой охотник поёжился. От самого слова повеяло каким-то холодом, но оно было смутно знакомым.

– Нет. Никто давным-давно не видел чужаков. Друг сказал, что они все вымерли, и что в Мёртвом Мире никто не живёт.

– Мёртвом Мире? – переспросил могильщик. – Парень, ты рассказываешь странные вещи. Какой-то «друг», ещё какая-то чушь. Все эти узоры из шрамов на твоём лице, при том, что ты, скажу честно, и так далеко не красавец. У меня что-то уже язык устал разговаривать, а ты, как я погляжу, болтун тот ещё, так что расскажи-ка, о какой хрени про мёртвые миры и друзей-чудотворцев ты вообще несёшь.

Хасл некоторое время думал, дожёвывая свой сухарь. Наконец, решил, что лучше будет рассказать так, как это обычно делает Друг. Поэтому он закрыл глаза и, стараясь копировать интонации и речь Друга, начал говорить:

– Люди жили в мире и покое, пока семь десятков лет назад старому миру не пришёл конец. Случилось это за один день, и некому теперь рассказать о том, как это произошло, некому спросить у тех, кто всё это видел, да и спрашивать-то не у кого – не погиб лишь Друг, горсть людей, да, быть может, ещё несколько человек за стенами Шранкта, но к этому времени гнев Древних должен убить и их, если они ещё не умерли от старости. Да и остались ли они людьми после всего пережитого в Мёртвом Мире?

Эм-м… Страшен был Гнев Древних. Разрушил он Бергатт, сотворил Серого Зверя и осел на всякой железной крошке проклятьями, подстерегающими каждого алчного и неосторожного человека. И кто осмелится зайти в Бергатт или Шранкт, будет поражен проклятьями и будет мучиться, пока не умрёт. Потому что цель Древних – смерть всех людей, и такова была сила Их ненависти, что Гнев Их пережил гибель Их.

Лишь Друг оберегает людей от Гнева Древних. Весь год сидит он в Башне своей, насылая на творения Древних собственные проклятья. Лишь он может ходить по проклятому Бергатту, и приходит он каждый Йоль, чтобы выбрать, кто из людей к какому ремеслу более пригоден. Мужчины для своих дел предназначены – кто строит, кто лес и камень добывает, кто охотится и ловит рыбу. Женщины по-своему служат Другу и мужчинам – держат построенные дома в порядке, следят за живностью и грядками. А те, кто достиг возраста в сорок лет, уходят с Другом в Башню, чтобы мудростью нажитых годов делиться с ним. Но может Друг и раньше призвать лучших, если такова будет его воля, ведь число людей не должно превышать двух сотен, лишь столько сможет прокормиться на земле живых.

Так… Избранный поможет… а, нет. И только Избранный зажжёт Метку, что каждому ещё в младенчестве оставил Друг. Будет он помогать искоренять зло, что обрушили Древние на этот мир. Разгорится в нём Дар. И, быть может, станет он новым Другом для всех людей. – Хасл закончил и тяжело перевёл дыхание. Слова он помнил плоховато, да и речи Друга подражал с трудом, но всё же остался доволен собой. Помимо всего прочего, рассказывая, он показал чужаку метку Друга, выжженную на своей груди, и узоры на лице, подтверждающие его принадлежность к касте охотников.

– Не знаю, кто такой этот ваш Друг, – буркнул могильщик после паузы, – сбрендивший маг или просто больной ублюдок, но точно могу сказать, что клеймо на твоей груди – это знак магов, восьмиконечная звезда. И что за стенами Шранкта не далее как в двух днях пути, у самых холмов, которые постепенно переходят в Полую Гору, внутри которой вы живёте, стоит вполне себе живой город под названием Новый Бергатт, где живёт, наверное, тысяч пять народу.

– Пять тысяч? – раскрыл рот Хасл.

– В одном городе. А всего в мире осталось, должно быть, десятки миллионов людей. Конечно, война семидесятилетней давности разрушила почти все старые города, народу погибло очень много, но ни о каком полном уничтожении и нескольких выживших речи не идёт. Скорее, это вы несколько выживших, вынужденных ютиться на окраине могильника.

– Война? Была война?

Чужак фыркнул.

– Все эти развалины и туман, которого ты так боялся, да и сам я, результаты этой войны. Про саму войну ничего особого рассказать не могу, да и никто не может, в этом твой Друг прав. Разве что воевали все против всех, а за что – хрен его знает.

– И я смогу пересечь Шранкт и увидеть за его стенами живой мир, а никакую не выжженную пустыню?

– Живой мир – да, уж поживее вашего. А вот пересечь Шранкт – вряд ли. Мы с Шрамом прошли, имея при себе перчатки, которыми могли расчистить себе путь. Да и то пару раз едва не погибли, хотя оба тёртые калачи. Ты же останешься свежей грудой костей на первом перекрёстке. В этом ваш Друг тоже прав – соваться в могильники вам не стоит, уж лучше жить здесь, чем погибнуть, стараясь выбраться. – Могильщик жёстко усмехнулся, видя расстроенное лицо Хасла. – Не переживай, иногда там очень дерьмово. Можешь поразмыслить об этом, пока идёшь к своим друзьям. Надеюсь, ты запомнил моё послание? Я просто хочу уйти, никого не трогая, и пусть никто не трогает меня.

– Запомнил, – кивнул молодой охотник.

– Иди. Прямо в ту сторону. Вернёшься сюда после переговоров. И, поверь, я быстро пойму, если вы с дружками решите мне устроить засаду. Тогда ты умрёшь первым.

– А если я не вернусь? Или я не смогу договориться… что ты будешь делать?

Могильщик оголил зубы в хищном оскале.

– Неужели ты думаешь, что я буду тебе рассказывать?

***

Пока Хасл спускался к Серым Полям, в его голове крутилось множество странных мыслей. Он был одновременно напуган, заинтересован и разочарован. Разочарован в первую очередь Другом. Ещё ночью к нему пришла кощунственная мысль о том, что Учитель, возможно, в чём-то ошибается. Сейчас молодой охотник подумал, что – как бы невероятно это не звучало – Друг может обманывать людей преднамеренно. Зачем это ему, было выше понимания Хасла, поэтому он постарался выбросить эту мысль из головы, но она упорно продолжала возвращаться.

Мысли о пришельцах тоже не покидали его. Хасл и так предполагал – из ниоткуда они появиться не могли. А уж слова о каких-то миллионах (наверное, это куда больше пяти тысяч) живых, пусть и уродливых, человек и вовсе шокировали. Впервые Хасл представил, что Бергатт – эту громадину – когда-то населяли люди. Валяющиеся на его развалинах скелеты когда-то принадлежали живым людям. Должно быть, и в Бергатте когда-то жило… пять тысяч человек? Или даже шесть? А что есть у них? Город? Да по сравнению с Бергаттом их город жалок, как червь по сравнению с человеком.

Получается, насколько же велик мир? Мёртвый мир представлялся Хаслу размером с Земли Живых: долину, лес, озеро, развалины... Ну, может, чуть-чуть побольше. Но сейчас слова Друга о других городах (городах, где, как выяснилось, жило по пять тысяч человек, а не меньше полутора сотен) неких «реках» и даже «океанах» приобрели другие масштабы. Два дня пути до города. Да всю Землю Живых можно обойти за это время, причём никудашеньки не торопясь.

И, чёрт побери, кто такой Урмеру, и что он должен ему передать?

Холодный туман постепенно рассеивался. На мёртвой каменистой земле то тут, то там начали появляться тощие кусты или пучки сухой на вид, но вполне себе живой травы. Владения Серого Зверя заканчивались. В полутьме всё отчетливей проступали очертания рытвин и траншей, на дне которых ещё прятался туман.

Хасл едва не угодил в одну из таких, но успел остановиться на самом краю, с замиранием сердца понимая, что этот туман куда гуще, чем витающий в воздухе, и, угоди охотник в яму, ему не жить. Нет, сквозь дымку можно было различить будто проплавленные края ямы, её неровное дно и лежащие на нём камушки. Гуще был запах разложения, резкий, сладковатый запах падали и магии. На самом дне ямы что-то шевелилось. Бесформенный ком плоти.

Кошка. Вернее, то, что когда-то было кошкой. Возможно, несчастное создание угодило сюда совсем недавно или десятки лет назад – это не важно. От животины не осталось практически ничего, что делает кошку домашней любимицей, она скорее напоминала разлагающийся и зачем-то оживлённый труп. Сквозь облезшую шерсть проглядывала гниющая плоть, торчали жёлтые кости. Опухший живот сочился гноем, рядом валялись комки – мёртвые котята. Те, что ещё оставались в животе, шевелились, но это была агония. Им предстояло родиться мёртвыми.

– Мяу, – сказала кошка.

«Обещай», – услышал Хасл.

– Мяу, – повторила кошка.

«Урмеру должен прийти».

– Хорошо, – кивнул охотник, думая, что он сошёл с ума. – Я передам Урмеру, чтобы он пришёл. Но кто такой этот Урмеру?

– Мяу. – «Ты знаешь это, глупец».

Кошка мучительно зашевелилась, повернула свою разлагающуюся мордочку и принялась пожирать котят. Одного, второго, третьего. А когда съела последнего, её позвоночник неестественно выгнулся (лапа, на которой лежала кошка, отвалилась), и клыки впились в собственное брюхо, разрывая шкуру, матку, выдирая не родившихся котят из утробы.

– Мяу, – сказала кошка, когда закончила жрать.

«Видишь, на что приходится идти, чтобы просто поговорить с тобой?»

Кошка дёрнулась и замерла, а Хасл пошёл дальше, абсолютно уверенный в том, что он либо умер, либо сошёл с ума.

Но туман рассеялся, и по сапогам охотника заскользили мокрые от дождя колосья пшеницы. Небо застилали тучи, но Хасл понял – уже почти рассвело.

– Я жив, – сказал он и тут же повалился на колени, чувствуя, как его колотит крупная дрожь, идущая откуда-то из самого нутра. – Я жив. Жив.

Он сходил в Бергатт и остался жив. Побывал и охотником, и добычей и остался жив. Наведался в гости к Серому Зверю и остался жив. Этот кошмар не был загробным царством. Кошка, поедающая своих дохлых котят, была самой настоящей. Чужак – не сон и не галлюцинация. Дар Друга – не бред его больного воображения.

Хасл мысленно потянулся к растущей на поле траве, но понял, что Дар куда-то исчез. Зато в его измученном и избитом теле пробудились усталость и боль. Он только сейчас вспомнил о страхе за свою жизнь, хотя сейчас впервые за последние сутки ему ничего не угрожает. Но даже страх и воспоминания о пережитом, а иногда его охватывал настоящий животный ужас, были притуплены усталостью. Охотник хотел уже лечь прямо в траву, чтобы уснуть, но из наваливающегося тяжёлого сна его вырвал резкий окрик:

– Эй! Стоять! – закричал кто-то знакомый. – А ну стой!

– Я стою… – промямлил Хасл. – Стою…

– Руки! Покажи руки!

Хасл поднял руки. Кто-то (видимо, обладатель такого знакомого голоса) резко толкнул его в спину, и охотник повалился во влажную траву. Этот кто-то уселся на него сверху и профессионально принялся вязать ему руки, приказывая ещё кому-то бежать к Эзмелу. Хасл повернул голову на бок, чтобы было легче дышать, и замер, не в силах ни сопротивляться, ни говорить. Но даже лежать спокойно было слишком больно.

– Боги, это же Хасл! Эрли, ты что делаешь? Это же наш Хасл!

– Нашего Хасла чужак утащил к Серому Зверю. А кто это такой, я не знаю. Если бы он не был похож на Хасла, я бы убил его сразу.

– Эрли, – прошептал Хасл, едва разлепляя одеревеневшие губы, – как я рад тебя слышать. Я уж думал, что мне крышка. Мы должны отпустить чужака, чтобы он смог спокойно уйти. Он…

– Заткнись!

Хасла подняли с земли и грубо встряхнули. Перед глазами появилась перекошенная физиономия его лучшего друга.

– Учитель рассудит, кто ты такой, – злобно проговорил Эрли, брызжа Хаслу в лицо слюной, – Эзмел пообещал его вызвать. А когда он придёт, вам всем, ублюдкам, конец! Шевелись, сукин сын!

Абсолютно поражённый таким приёмом от друга, онемевший и вконец отупевший от происходящего Хасл принялся переставлять ноющие ноги, но Эрли, видимо, решил, что его ходьба недостаточно быстра, и начал подгонять его увесистыми тычками в спину. Рядом суетился один из каменщиков, Нерек, вооружённый ножом и коротким копьём. Он всё бормотал, что это же Хасл, вот он, Эрли, Хасл, живой и здоровый, и одежда у него нормальная, не разорванная, и мертвечиной от него не пахнет, только кровью, потом и грязью, и разговаривает этот Хасл по-человечески, а не шипит и не харкает кровью. Но Эрли, кажется, был непреклонен.

– Может, мне кто-нибудь скажет, что происходит? – спросил охотник, собравшись, наконец, с мыслями. – Почему вы меня связали?

– Я же говорю, что это Хасл! – обрадованно произнёс каменщик.

– Да, это я, Хасл! Эрли, Нерек, неужели вы не видите?

– Не говори с ним, – резко сказал Эрли. – Может, это оборотень.

– То чужак, то оборотень, – пробурчал каменщик, вытирая нос плечом. – Не слишком ли много?

– А четыре трупа и один пропавший за одни сутки – не слишком много?

– Четыре трупа? – переспросил Хасл, понимая, что к пропавшим Эрли относит его самого. – Кераг, чужак, Зерв. Кто четвёртый? Кто ещё погиб?

– Не погиб, а убили.

– Не разговаривай с ним! – рявкнул Эрли. – Он заморочит тебе голову!

Но Нерек покачал головой и непреклонно продолжил:

– Кто-то убил Жерева, когда чужак утащил тебя к Серому Зверю. Мы слышали лишь, как он принялся смеяться и звать Керага, а когда поняли, что что-то не так, он уже был мёртв. Какая-то вонючая тварь в жутких лохмотьях резала длинным ножом ему брюхо. А когда мы напали на чудовище, то оно зашипело так, что Эзмел потерял сознание, а другие разбежались. Но тело Жерева оно всё же бросило.

– А когда старик пришёл в себя, он сказал, что позовёт Друга, – злорадно сказал Эрли. – Так что тебе крышка, оборотень!

– Я не оборотень.

– Да ладно? А как же ты тогда прикинулся Керагом?

– Я не прикидывался. Я был с чёрным чужаком у Серого Зверя. Я договорился с ним, чтобы он никого не трогая ушёл прочь, а мы зажили как прежде.

– Не дури мне голову! Серый Зверь убивает любого, кого коснётся!

– Не любого. Тот, кто обладает даром Друга, остаётся жив.

– Ты слышишь, Эрли? Я же говорил тебе, что это наш Хасл!

– Дерьмо коровье это, а не наш Хасл. Он дурит тебе голову, придурок. А ты, урод, если ещё хоть слово скажешь, я отрежу тебе язык. Это и к тебе относится, Нерек!

Хасл попытался пожать плечами, но получил лишь очередной тумак между лопаток. Остаток пути до разрушенной фермы они прошли молча.

Их встретили семь помятых и смертельно уставших живых и два трупа. Закутанный в окровавленный плащ Жерев лежал поодаль, его тело ещё сохраняло в себе какое-то подобие человеческой фигуры, но куда больше походило на куль с мясом. Чужак же, которого, видимо, зачем-то вытаскивали из неглубокой ямы, которую успел вырыть могильщик ночью, куда больше чем лесоруб походил на человека, как бы странно это не звучало. Часть внутренних органов выпала из живота, части не хватало, размозжённое лицо… Окоченевшее тело валялось на боку, из ямы торчала одна нога, часть туловища и голова. И всё равно как будто у него с Хаслом куда больше общего, чем с Жеревом. Возможно, дело в том, что сам охотник впервые увидел в убитом чужаке обычного человека.

Их встретили приглушёнными возгласами и шёпотом. Больше удивлённым, чем обрадованным, но охотнику на это было плевать, он просто радовался тому, что видел людей.

– Нужно похоронить чужака, иначе чёрный разозлится ещё больше, – неожиданно для себя сказал он.

На его слова никто не обратил внимания.

– Где вы его нашли? – резко спросил Эзмел.

– На границе владений Серого Зверя, – отозвался Эрли. – Стоял на коленях и бормотал какие-то заклинания.

– Похож на Хасла, – высказался кто-то.

– Я и есть Хасл.

– Не слушайте его, – рыкнул старый рыбак. – Пусть с ним разбирается Друг. Я вызову его сегодня же после обеда, когда все мы поспим и приведём себя в порядок перед его прибытием. Когда он придёт, всё изменится, я обещаю. Никто больше не умрёт.

Хасл без удивления отметил, что Эзмел старается придать голосу как можно больше уверенности, но выходило у него плохо. Кажется, старик и сам не слишком-то верил своим словам.

– Нужно забрать Жерева, – сказал охотник. – Иначе мы найдём его тело без желудка и кишок, когда вернёмся. И закопайте чужака, иначе он разозлится.

– Кто – он? – раздражённо спросил Эрли.

– Могильщик, – ответил Хасл так, будто это что-то значило для людей. Его снова начала бить нервная дрожь. Страх начал наконец возвращаться к нему. И этот страх был куда сильнее всех прошлых. Когда тебя пытаются убить какие-то незнакомцы, это одно, но когда друзья готовы прикончить тебя из-за одних только подозрений, это куда более ужасно. Если бы не Эрли, Хасл упал бы, и охотник был благодарен другу за эту пусть и невольную, но помощь. Сил едва хватало на то, чтобы не потерять сознание.

Эзмел долго посмотрел в глаза молодому охотнику.

– Мы заберём обоих, чтобы показать Другу, – сказал, наконец, старый рыбак. – Эрли отпусти его, пусть полежит. Хасл это или нет, ему нужно спать.

Охотник облегчённо кивнул и, улёгшись на траву, мгновенно уснул. К счастью, на этот раз ему не снились никакие жуткие голоса. Он, лёжа на боку, качался на плоту посреди озера, а Мирека, лежащая рядом, держала его за руки так крепко, что он понял – их любовь навсегда.